Эрнст Карлович Паклар и Михаил Николаевич Тихомиров: кто первый?

После окончания Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. отношение к образу древнерусского князя в СССР не претерпело каких-то резких перемен. Изучение его деятельности было важной составляющей патриотического воспитания, и общество воспринимало его образ по-прежнему безусловно положительно. Не помешала этому и «опала» С.М. Эйзенштейна, последовавшая после окончания съемок второй серии «Ивана Грозного», оказавшейся неприемлемой для И.В. Сталина. Впрочем, следствием последнего обстоятельства отчасти можно считать принятое решение заново снять фильмы об Александре Невском (предполагавшийся режиссер — В. Петров) и Иване Грозном (после отказа М.И. Ромма, предполагавшийся режиссер — И.А. Пырьев), но реализации этих планов помешала смерть вождя¹.

Таким образом, Александр Невский по-прежнему оставался фигурой, признанной официально, и, по мнению власть предержащих, заслуживающей пристального внимания, в том числе и для воплощения на киноэкране. Однако при всем этом имелось одно «но», говорить о котором было не то чтобы совсем не принято, но и не совсем удобно.

Коллизия заключалась в следующем. С одной стороны, Александр Невский, несомненно, входил в число наиболее известных деятелей истории Отечества. В 1942 г. был учрежден советский полководческий орден, носивший его имя (заметим, что лик князя, изображенный на ордене, повторял черты лица Н.К. Черкасова), и, казалось бы, все в этом смысле ясно. Но, с другой стороны, Ярославич как светский властитель древности, как представитель «класса феодалов», эксплуатировавшего крестьянство, не мог быть до конца положительным героем, несмотря ни на какие воинские подвиги и дипломатические заслуги. Поэтому в описаниях деятельности Александра часто где-то в середине текста содержались как бы затерянные, но сакраментальные фразы о том, что, дескать, Ярославич хотя и вел «внешнюю политику, соответствующую интересам объединения Руси», но, в то же время, «вооруженной силой подавлял всякие народные выступления»². Впрочем, еще раз подчеркнем, что на этом аспекте внимание отнюдь не акцентировалось, как предпочитали не упоминать и о том, что для верующих людей князь был не просто героем, он являлся святым (хотя информация об этом, разумеется, не носила и сколько-нибудь закрытого характера). Едва ли будет ошибкой утверждать, что начало такой трактовке во многом положила кинокартина С.М. Эйзенштейна, где именно так и был представлен образ древнерусского правителя. Характерно, что даже сами верующие не рисковали нарушать «заговор умолчания», и это выразилось, в частности, в том, что начавшаяся было после Великой Отечественной войны передача Церкви изъятых мощей святых не стала побудительным мотивом для обращения с просьбой к власти вернуть святые останки Александра Невского. Более того, руководство Музея истории религии и атеизма, в запасниках которого хранились мощи, не исключало даже их уничтожения³.

Указанный фактор отражался и на интенсивности научных изысканий. После окончания войны, литературы об Александре Невском выходило много меньше, нежели в предвоенные годы. Не получила продолжения и зародившаяся еще в конце 1930-х гг. идея о проведении масштабной экспедиции на территории, на которой возможно было локализовать место Ледовой сечи. Тогда, в 1939 г., на волне интереса к теме и в связи с огромным успехом кинофильма С.М. Эйзенштейна, экспедиционный выезд все-таки был организован: в нем участвовали сотрудники Псковского музея, Военно-артиллерийского музея и Института истории материальной культуры АН СССР. В целом, экспедиция, которой значительное внимание уделила местная газета «Псковский колхозник», имела разведочный характер, но также были осуществлены небольшие раскопки, в ходе которых вскрыт могильник в Чудской Руднице, идентифицированный первоначально как место захоронения павших в 1242 г. воинов⁴. (Более поздние и более тщательные изыскания показали неправомерность таких выводов: могильник в Чудской Руднице представлял собой кладбище, использовавшееся, начиная с XII—XIV по XVII вв., жителями поселения, в настоящее время затопленного водой озера⁵.)

Как бы то ни было, но в первое десятилетие после окончания войны реализация идеи экспедиции на месте Ледового побоища ни государственными, ни культурными органами продолжена не была. Однако это не означало полного отказа от изысканий на местности, просто проходили они теперь на основе инициативы частных лиц, имевших для этого необходимую профессиональную подготовку. При этом сила энтузиазма исследователей оказалась столь значимой, что с течением времени государственная власть посчитала необходимым поддержать данную инициативу. Но произошло это позже. Пока же отдельные историки, именитые и не очень специалисты самостоятельно добирались до берегов Чудского озера, стремясь проверить собственные выводы и умозаключения коллег.

Начать рассмотрение этих исследований следует с Эрнеста Карловича Паклара.

«Из имеющегося на хранении в УФСБ России по Республике Карелия архивного уголовного дела № П-2969 в отношении Паклара Э.К. сообщаем следующее:

Письмо УФСБ по Республике Карелия по запросу А.Ф. Кривоноженко

Паклар Эрнст (Эрнест) Карлович, 1908 г. р., уроженец г. Златоуста, эстонец, гражданин СССР, служащий, беспартийный, образование высшее — в 1931 г. окончил Педагогический институт им. Герцена, в 1935 г. аспирантуру ЛИФЛИ, женат.

15 октября 1937 г. Паклар Э.К. был арестован сотрудниками Витебского Горотдела НКВД этапирован в распоряжение УГБ НКВД КАССР и обвинен в том, что "до 1926 г. являлся организатором антисоветской молодежной организации 'Союз против течения', автором антисоветских листовок, которые распространял совместно с другими участниками этой организации. Являясь деканом Исторического факультета Петрозаводского педагогического института, пытался укомплектовать Исторический факультет антисоветскими троцкистскими элементами", т. е. в совершении преступления, предусмотренного ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.

По постановлению Тройки НКВД Карельской АССР от 14 апреля 1938 г. Паклару Э.К. была назначена мера наказания — заключение в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет.

Для отбытия наказания Паклар Э.К. был направлен в Северный железнодорожный исправительно-трудовой лагерь (Севжелдорлаг) НКВД СССР.

По постановлению Военного трибунала Северного военного округа от 8 октября 1955 г. постановление Тройки НКВД Карельской АССР от 14 апреля 1938 г. в отношении Паклара Э.К. отменено, и дело на него производством прекращено за отсутствием состава преступления.

Паклар Эрнст (Эрнест) Карлович реабилитирован.

Для сведения сообщаем, что по вопросу дальнейшего поиска сведений в отношении Паклара Э.К. Вы можете обратиться в информационный центр МВД по Республике Коми (г. Ухта) — по месту возможного хранения личного дела заключенного Севжелдорлага Паклара Э.К.».

Такую информацию о Э.К. Пакларе авторы получили в результате запроса в УФСБ России по Республике Карелия⁶.

Сведения о Э.К. Пакларе есть также в ряде юбилейных изданий Карельского государственного педагогического института (КГПИ) (с 2006 г. — КГПА; с 2013 г. в составе Петрозаводского государственного университета). В них содержатся ссылки на архив Министерства образования Республики Карелия и архив Петрозаводского государственного университета.

Там говорится, что Эрнест Карлович Паклар — и. о. доцента по истории Средних веков, декан исторического факультета (1936 г.) КГПИ. Эстонец. Беспартийный. Родился в Уральской области, пос. Златоуст. В 1931 г. окончил исторический факультет ЛГПИ им. Герцена. В 1932—1935 гг. — аспирант ЛИФЛИ по кафедре истории Средних веков. В КГПИ работал в 1935—1936 гг. Уволен с места работы приказом по институту от 29.09.1936 г. 15.10.1937 г. арестован. Осужден 14.04.1938 г. Тройкой при НКВД КАССР. Обвинен по ст. 58-10-11. Приговор — 10 лет. Реабилитирован 08.10.1955 г. на основании решения Военного трибунала Северного военного округа.

Как мы видим, в приведенных документах подробнее представлены либо ранние данные о нем, либо с середины 1930-х гг., т. е. с тех пор, когда Э.К. Паклар, уже закончив обучение в Ленинграде, приступил к педагогической работе.

Вместе с тем, годы пребывания в Ленинграде особенно важны с точки зрения формирования его как ученого. Здесь мы должны обратиться к сведениям, опубликованным его дочерью Волитой Эрнестовной Паклар, проживавшей в Тарту⁷, и к статьям Вальтера Тоотса, напечатанным в газете «Гдовская заря» и сборнике «Региональные Чудские чтения» за 2010 г.

«В 1927 г. в Саратове получает удостоверение об окончании 9-го класса и в этом же году поступает в Педагогический институт им. А.И. Герцена в Ленинграде, который оканчивает 1931 г. В годы учебы в институте Эрнст интересуется этногенезом финно-угорских народов и их культурой. После института работает младшим научным сотрудником в Институте исследования народов АН СССР, собирает статистические данные о поселениях в России и регулярно публикует свои статьи в периодической печати. В 1932 г. он становится аспирантом ЛИФЛИ (Ленинградский исторический, философский и литературный институт)⁸, из которого его исключают — начался известный террор в стране, психоз классовой борьбы и предательства. Но молодому и энергичному аспиранту все же удается успешно закончить аспирантуру. Защита подготовленной диссертации на тему "Немецкая экспансия в Балтийские страны в ранние средние века на основе хроник Генриха Лифляндского" была отложена. Талантливый ученый, проявивший себя серьезным студентом-аспирантом, становится деканом в Карельском педагогическом институте, где читает лекции по истории, а с 1934 по 1935 гг. выступает с лекциями в ЛИФЛИ. В 1937 г. в должности декана Витебского педагогического института Паклар был арестован...». И далее: «Еще раз возвратимся к научной статье о Ледовом побоище, завершенной в 1937 г. ("Ледовое побоище 1242 г. и затухание агрессии Ливонского ордена на востоке"; статья была сдана в "Исторический журнал", но не напечатана, видимо, по причине ареста ученого. — Авт.). Этой темой Паклар серьезно увлекся в рамках дипломной работы, будучи еще студентом Педагогического института. В 1931 г. он впервые предпринял попытку найти места сечи дружин Александра Невского с немецкими рыцарями-крестоносцами. Вновь он вернется к натурным исследованиям лишь после 1947 г.».⁹

Освободившись в 1947 г., Э.К. Паклар возвращается к научной работе. Его принимают младшим научным сотрудником в Институт истории АН ЭССР, расположенный в Тарту. Он активно занимается историей Эстонии, причем не только средневековой, и пишет «Краткий обзор исторического прошлого Эстонской ССР»¹⁰. Но одним из основных его занятий по-прежнему остается проблема Ледового побоища. В 1949 г. он совершает еще одну поездку (первая — в 1931 г.) на возможное место этой битвы, пишет и публикует ряд статей.

Наиболее важная статья Э.К. Паклара была помещена на страницах «Исторических записок» за 1951 г. К сожалению, историк так и не дожил до ее выхода в свет, скоропостижно скончавшись 11 июня 1950 г. от сердечного приступа. Материалы, сохранившиеся в архивном фонде АН ЭССР в Таллине, дают представление, по крайней мере, о последних этапах его работы над рукописью данной публикации.

Дело, обозначенное как «Э. Паклар. Где было Ледовое побоище? Варианты статьи и отзывы. 1950», насчитывает 42, по большей части машинописных, листа¹¹. Их сбитая и исправленная нумерация свидетельствует, что данная тематическая папка создавалась из разрозненных прежде листов — самостоятельно пронумерованных машинописных статей и отзывов.

В деле три варианта статьи самого Э.К. Паклара и две рецензии на редакцию, предназначавшуюся для публикации в «Исторических записках». Первый вариант, напечатанный на 5 листах, имел традиционный заголовок: «Где было Ледовое побоище?» Судя по надписи чернилами вверху заголовка и отсутствию научного аппарата, она была написана для газеты «Советская Эстония». Датирован документ б ноября 1949 г.¹²

Другой вариант статьи называется «Незабываемая историческая победа (к 700 годовщине Ледового побоища 5 апреля 1242 г.)». Она разделена на несколько частей: «Советский народ помнит величественные страницы своего прошлого», «Где было Ледовое побоище?», «Разрешение загадки совместными усилиями эстонских и русских историков». Возможно, исходя из ее объема (6 листов), одного и того же эпиграфа (из популярной тогда поэмы К. Симонова «Ледовое побоище») и повторяемости текста, она также предназначалась для той же «Советской Эстонии». В конце статьи стоит дата: 6 марта 1950 г.¹³

Наконец, наиболее интересующая нас редакция статьи, под уже упомянутым названием «Где было Ледовое побоище?», насчитывает 22 листа: с 12 по 36 с пропуском 31—33 листов. Датирована она 6 марта того же 1950 г.¹⁴ Перед заголовком с левой стороны листа имеется написанная на русском языке помета: «Исправленная рукопись. Паклар». Текст носит подчеркнуто научный характер, и, скорее всего, именно он предназначался для публикации в «Исторических записках».

Как и положено, на статью были написаны рецензии. Первая, большая (на 4 листа на эстонском языке) принадлежала перу Р. Кенкмаа и была помечена двумя датами: рукой самого Р. Кенкмаа (1 февраля 1950 г.) и приписанной чьей-то рукой (7 марта 1950 г.)¹⁵.

Другой отзыв, датированный 14 октября 1949 г., был написан в Ленинграде на 2 тетрадных листах от руки старшим научным сотрудником Восточного института ЛГУ А. Поповым, давшим положительный отклик на работу: «Статья Э.К. Паклара представляет чрезвычайно обстоятельное и убедительное историко-географическое исследование, полностью решающее поставленный вопрос. Все построения автора и приурочение им летописных данных к определенным местностям (Мост — Мосте, Узмень, Вороний камень, Суболичский (Соболицкий) берег) приходится признать верным. В результате, получаются ценные для истории Ледового побоища выводы, с которыми придется неизбежно считаться каждому историку этой знаменитой битвы. Весьма желательно, чтобы интересная работа Э.К. Паклара была опубликована в печати»¹⁶.

Судя по тому, что отзыв написан на тетрадном листе от руки, он не высылался куда-либо, а был отдан, скорее всего, самому Э.К. Паклару, возможно, специально приезжавшему в Ленинград. Во всяком случае, весьма вероятно, что в период работы в Тарту исследователь выезжал в северную столицу к коллегам-историкам¹⁷.

Но, как бы то ни было, статья «Где произошло Ледовое побоище?» появляется в 1951 г. в «Исторических записках». Интересно проследить, как она соотносится с тем рукописным вариантом, на котором историк собственноручно написал «исправленная рукопись». Сличение текстов показывает, что первоначальная версия незначительно изменена, в основном, в начальных абзацах, посвященных историографической ситуации. Так, например, исчезло упоминание о негативном влиянии школы М.Н. Покровского, борьба с которой была особенно актуальна в 1930-х гг., но к началу 1950-х гг. утратила прежнюю значимость. Идеологическая канва прослеживается и далее, в том числе в виде неизбежных в те годы цитат из «Хронологических выписок» К. Маркса и упоминаний «буржуазной» литературы.

Начинается статья словами о том, что «интерес к знаменитой битве, известной под названием Ледового побоища, после которой "прохвосты" были окончательно отброшены от русских границ, никогда не ослабевал в советской исторической науке»¹⁸. С другой стороны, автор не считал лишним «отметить, что изучением собственно Ледового побоища националистически настроенные буржуазные эстонские историки вообще не занимались, следуя традиции умышленного замалчивания этого "неприятного" для остзейских немцев исторического события»¹⁹.

Но для Э.К. Паклара, употребившего неизбежные идеологически детерминированные клише, важно было перейти к делу, тем более что его интересовало, в первую очередь, не политическое значение Ледового побоища, а более локальный аспект проблемы, не имевший прямой идеологической подоплеки, — точное место сражения. «Между тем, — отмечает он, переходя непосредственно к делу, — конкретный географический пункт, где произошло Ледовое побоище, до сих пор не уточнен»²⁰. Собственно говоря, весь дальнейший текст и посвящен его поиску на основе изучения русских и иностранных письменных источников, привлечения эстонского топонимического и языкового материала, «не принимавшегося», как он отмечает, «в расчет прежними исследователями», а также непосредственного осмотра территорий, «которые псковские краеведы и местные рыбаки-старожилы связывали с Ледовым побоищем»²¹.

Важность наблюдений и выводов, научное новаторство Э.К. Паклара заключались в том, что место побоища он определял не на западном, эстонском берегу, а на восточном — русском, псковском. Он дает довольно точные координаты битвы 5 апреля 1242 г.: «Это было у Вороньего камня, находящегося в 12—14 км от эстонского берега, в 9 км от острова Пийрисаар, в 2,2 км от нынешней деревни Подборовье и в 3,3 [км] от Кобыльего городища»²².

Доказательность статьи Э.К. Паклара, безусловно, оказала влияние на дальнейшие исследования проблемы Ледового побоища, точнее, их интенсификацию, и особенно — места самой битвы. Пройдет несколько лет, и туда отправится целая экспедиция, организованная по решению Президиума АН СССР. Возглавить ее будет поручено академику М.Н. Тихомирову (роль которого, впрочем, можно сказать, была чисто номинальной), а непосредственное руководство будет осуществлять военный историк, генерал-майор в отставке Г.Н. Караев.

К истории той экспедиции мы еще вернемся, а пока подчеркнем, что именно с работами М.Н. Тихомирова и Э.К. Паклара связывал Г.Н. Караев «перелом в обсуждении вопроса о месте Ледового побоища», наметившийся после того, как «впервые за много лет, на протяжении которых, начиная с Н.М. Карамзина, печатались описания Ледового побоища, историки предприняли выезды в район тех мест, где, как предполагали, оно произошло. Это были М.Н. Тихомиров и Э.К. Паклар. Благотворное влияние произведенных ими полевых изысканий не замедлило сказаться»²³. «Мы имеем, таким образом, в лице М.Н. Тихомирова и Э.К. Паклара первых историков, которые не ограничились кабинетным рассмотрением вопроса о месте Ледового побоища, а дополнили его выездом в район тех мест, где произошла битва», — писал Г.Н. Караев²⁴.

Действительно, Э.К. Паклар еще в 1931 г. посетил место средневекового побоища, причем именно с целью его изучения, о чем прямо сказано в статье исследователя. Вот как рассказывал о некоторых моментах той поездки сам Э.К. Паклар: «В 1931 г. престарелый священник Кобыльего городища К. Туманов со всеми подробностями рассказал автору о Ледовом побоище, и с такой живостью рисовал дислокацию полков князя Александра, расположенных у этого Вороньего камня, под укрытием подборовского лесистого берега, как будто сам был свидетелем событий»²⁵.

М.Н. Тихомирова, как известно, тоже интересовала проблема места Ледового побоища. В довоенные годы ученый высказал мнение о том, что битва, вероятнее всего, произошла в устье р. Эмайыги, т. е. на западном берегу озера²⁶. Позже такой подход был им же скорректирован.

Э.К. Паклар знал об этом: «Летом 1948 г. район знаменитого сражения посетил М.Н. Тихомиров, в результате чего он отказался от прежней своей точки зрения и предложил новые соображения о месте Ледового побоища, изложенные им в специальной статье, напечатанной в "Известиях АН СССР. Серия истории и философии, т. VII. № 1, 1950"». Здесь же Э.К. Паклар скромно отмечает, что «выводы М.Н. Тихомирова в основном совпадают с нашими, но нам хотелось бы прибавить к ним ряд соображений (в частности, по вопросу о "Соболицком береге") и уточнить некоторые положения»²⁷.

Несколько в ином контексте изложил обстоятельства поездки М.Н. Тихомирова 1948 г. Г.Н. Караев в своем дневнике поездки 1956 г. в район Ледового побоища. Из этого документа следует, что Г.Н. Караеву стало известно от филолога и историка Л.А. Творогова о вдове Э.К. Паклара, проживавшей в Тарту. Разумеется, встреча с ней имела особую важность, так как имелась надежда на то, что у нее сохранились какие-либо материалы²⁸. 16 июля 1956 г., в четвертый день экспедиции, Г.Н. Караев по/через озеро совершает поездку в Тарту. «Под вечер я побывал у вдовы Эрнеста Карловича Паклара. Она врач. Работает в одной из городских поликлиник. Из разговора с ней выяснилось: никаких материалов после смерти мужа у нее не осталось. Довоенные были уничтожены пожаром в Витебске, а все материалы последних лет его жизни остались в Институте истории АН ЭССР. Она не может восстановить ничего из его трудов. Он исходил в них из экономических связей того времени (направления и узлы торговых путей), филологических исследований географических названий (курсив наш. — Авт.) и т. п. Какое-то значение он придавал торговому пути, связывающему Ригу, Псков и Новгород. И говорил об узле путей где-то, за который велась борьба Ливонского ордена, Пскова и Новгорода. Она помнит, как он называл Вороний камень, р-н Калласте, д. Вранья (или что-то в этом роде), д. Мусте. Но в какой связи, не может сказать. Она помнит, что данные, напечатанные в статье М.Н. Тихомирова, почерпнутые якобы на основе личных его впечатлений, вызвали у Э.К. Паклара возмущение, и он даже писал академику] Грекову по этому поводу. Дело в том, что Тихомиров совсем на место битвы НЕ ЕЗДИЛ, а узнал обо всем через т. Тараканову, которая действительно приезжала с одним сотрудником (фамилию она не помнит) и беседовала с Э.К. Пакларом. Тараканова, по-видимому, не все точно сообщила Тихомирову, а также получила еще и другие сведения, недостаточно проверенные. В результате получились явно недостоверные данные о крестных ходах, о находках оружия и т. д., и т. п. Это вызвало возмущение Паклара, который говорил, что "они" использовали полученные от него данные и неправильно их изложили. Э.К. Паклар лично ездил в район битвы и сам обследовал его. Несмотря на плохое состояние здоровья, Э.К. Паклар до последних дней продолжал работать. Его статья вышла уже после его смерти. Он был энтузиастом»²⁹.

Таким образом, несмотря на то, что статья М.Н. Тихомирова была напечатана на год раньше (1950 г.), учитывая, что статья эстонского историка была подготовлена еще в 1930-х гг., в определении научно обоснованного места битвы мы должны отдать приоритет, безусловно, Э.К. Паклару³⁰.

По сути, это показала и экспедиция Г.Н. Караева. Она продолжалась несколько летних сезонов, до начала 1960-х гг., выявила массу новых фактов, и можно сказать, что ею была поставлена точка в определении места Ледовой битвы. Следует заметить, что немалая заслуга в этом принадлежала Э.К. Паклару, к тому же, вероятно, первым высказавшему мысль о важности выявления и учета направлений торгово-транспортных путей древности и сбора материалов топонимики для локализации места битвы. Во всяком случае, Г.Н. Караев, как свидетельствует приведенная выше цитата из дневника его поездки 1956 г., именно от вдовы Э.К. Паклара услышал о подобной комплексной методологии, примененной ее мужем, — пусть даже лишь и в меру скромных сил одного человека.

Примечания

1. Ромм М.И. «Итак, сегодня мы займемся историей советского кино»: Лекция М.И. Ромма 17 февраля 1957 г. на курсах кинорежиссеров «Мосфильма» // Киноведческие записки. 2001. Вып. 50. С. 131.

2. Очерки истории СССР. Период феодализма IX—XV вв. Ч. I. С. 869—870.

3. Кашеваров А.Н. Советская власть и судьбы мощей православных святых. СПб., 2013. С. 152.

4. Филимонов А.В. Экспедиция к месту Ледового побоища (1939 г.) // Святой благоверный князь Александр Невский в истории России: Материалы V Международных Александро-Невских чтений (26—27 июня 2014 г.). Псков, 2014. С. 51—52.

5. Раппопорт П.А., Станкевич Я.В., Голунова И.К. Археологическое обследование восточного побережья Чудского озера // Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища. С. 57.

6. Выражаем благодарность А.Ф. Кривоноженко, взявшего на себя труд составления и посылки этого запроса.

7. Авторы настоящей книги общались с Волитой Эрнестовной Паклар (1937—2015) незадолго до ее смерти. В ходе беседы В.Э. Паклар сообщила ряд важных сведений о жизни и творчестве своего отца, а также предоставила уникальные фотоматериалы, которые были использованы при подготовке нескольких научных статей (см., напр.: Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Эстонский историк Э. К Паклар как исследователь Ледового побоища 1242 г. С. 116—126).

8. «Изучением экономики, быта и культуры эстонцев в СССР занималось созданное в 1925 г. Эстонское научное общество. Председателем правления этого общества был избран Я. Анвельт. На заседании 10 января 1932 г. аспирант Э. Паклар представил рукопись монографии "Поселения эстонцев в СССР". Впоследствии Э. Паклар продолжал работать над этой темой, однако в конце 1930-х гг. он и его научный руководитель, профессор Х. Пегельман, были репрессированы. Рукопись и архив автора до сих пор не обнаружены. Из исследований Э. Паклара опубликованы только сведения о численности эстонских поселений (498) и крестьянских хозяйств (22265) накануне коллективизации» (Лоткин И.В. Исследование прибалтийской диаспоры Сибири российскими и зарубежными учеными // Известия Томского политехнического университета. 2005. Т. 308. № 4. С. 208. См. также: Маамяги В. Эстонцы в СССР. 1917—1940 гг. М., 1990. С. 5).

9. Тоотс В. Первопроходец-энтузиаст // Региональные Чудские чтения. Сб. материалов 2010 г. Псков, 2011. С. 42—43.

10. Машинописный вариант рукописи сохранился в архиве Eesti Riigiarhiivi (далее — ERA). F. 2343. N 3. S. 36.

11. ERA. F. 2343. N 3. S. 94.

12. Ibid. L. 1—5.

13. Ibid. L. 6—11.

14. Ibid. L. 12—36.

15. Ibid. L. 37—40.

16. Ibid. L. 67—68. Нумерация листов отзыва А. Попова не совпадает с общей нумерацией листов дела.

17. См.: Тоотс В. Первопроходец-энтузиаст. С. 39.

18. Паклар Э.К. Где произошло Ледовое побоище? // Исторические записки. Т. З7. 1951. С. 304.

19. Там же. С. 305.

20. Там же. С. 304.

21. Там же. С. 306.

22. Там же. С. 316.

23. См.: Караев Г.Н. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. С. 11—12.

24. Там же. С. 14.

25. Паклар Э.К. Где произошло Ледовое побоище? С. 309.

26. Тихомиров М.Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII—XV вв. С. 32—33.

27. Паклар Э.К. Где произошло Ледовое побоище? С. 306, прим. 2.

28. Древлехранилище Псковского государственного объединенного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника (далее — ПГО-ИАХМЗ). Ф. 317. КП 11953 (2). Дневник поездки в район Ледового побоища 1242 г. летом 1956 г. Л. 7.

29. Там же. Л. 15—16.

30. Подчеркнем, что важность исследований Э.К. Паклара признавал, в конечном итоге, и сам М.Н. Тихомиров (см.: ERA. F. 2343. N 3. S. 103. Стенограмма заседания сектора истории СССР до XIX в. (обсуждение краткого курса истории Эстонии). 23.11.1950. L. 3).

К оглавлению

Следующая страница