В.Л. Янин. «Берестяные грамоты об обороне новгородских рубежей в XIII веке»
В 1985 г. в Новгороде на Троицком раскопе, в слоях второй половины XIII в., была найдена берестяная грамота (ей присвоен № 636), написанная твердым и решительным почерком и содержащая следующий текст: «Пришьль искоупникъ ис Полоцька. А рать поведае великоу. А водаить пошьниць во засадоу».
«Искоупникъ» — очевидное производное слово от слова «искоупъ», что значит «выкуп» (см. Словарь Срезневского). Это слово не зафиксировано в древнерусских текстах, но смысл его самоочевиден: искупник — человек, выкупленный из плена, или же человек, который осуществлял выкуп пленных. Здесь более вероятно первое значение; в противном случае искупника назвали бы по имени. Не исключено, что выкуп пленного был результатом частной инициативы. В духовной Климента середины XIII в. в числе наследников имущества завещателя назван некий Андрей Воинович: «то же есмь не даромъ далъ, платилъ за мене Данило и Воинъ искупъ литовьскыи».1
Искупник пришел из Полоцка. В 60-е годы XIII в. Полоцк переживает весьма драматические события. Еще в 1262 г. Новгород находился в активном союзе с литовским полоцким князем Товтивилом, участвуя вместе с ним в походе на Юрьев Немецкий.2 В 1263 г., однако, «бысть мятеж в Литве..., и убиша великого князя Миньдовга свои сродичи; распрешася убиица Миндовговы и о товарех его, и убиша князя Полотцкаго Товтовила, а бояре его исковаша, и просиша у Полочан и сына Товтовилова убити, он же беже в Новъгород со двором своим, а Литва посадиша в Полотце своего князя, а Полочан пустиша, которых имали со князем их, и мир взяша».3 В 1265 г. после победы сына Миндовга Войшелга 300 литовцев с женами и детьми «въбегоша» в Псков, где они были крещены князем Святославом, «а новгородци хотеша их исещи, нъ не выда их князь Ярослав и не избъени быша».4 В 1266 г. с вокняжением в Пскове Довмонта начинается его ожесточенная борьба с Герденем; летописец, рассказывая о ней, употребляет такой же, как в грамоте № 636, фразеологический оборот: «стражие же видевше рать велику».5 Возникла существенная разница в оценке действий Довмонта между великим князем Ярославом Ярославичем и новгородцами. Ярослав привел низовские полки в Новгород, «хотя ити на Пльсков на Довмонта»; новгородцы же «възбраниша ему, глаголюще: "оли, княже, тобе с нами уведавъшеся, тоже ехати в Пльсков"; князь же отсла полкы назадь».6 В следующем, 1267 г., «ходиша новгородци с Елеферьемь Сбыславичемь и с Доумонтом съ пльсковици на Литву, и много их повоеваша»?7 Наконец, в 1268 г. «сдумаша новгородци с князем своимь Юрьемь, хотеша ити на Литву, а инии на Полтеск, а инии за Нарову. И яко быша на Дубровне, бысть распря, и въспятишася и поидоша за Нарову к Раковору».8 С одним из этапов этой цепи событий, вероятно, и связывается берестяная грамота № 636.
Искупник «рать поведае велику», т. е. сообщает о большом войске или же о серьезных военных действиях. Существо документа, таким образом, состоит в том, что он является военным донесением, основанным на сообщении пришедшего из Полоцка человека о готовящемся там войске, очевидно, враждебном Новгороду. Такая ситуация постоянна начиная с 1263 г.
Вторая часть письма содержит просьбу прислать пшеницу (хлеб, провиант) в «засаду». Засадой назывался или отряд войска, помещенный в скрытом месте для нападения на неприятеля, или же военный отряд, находившийся в городе для его защиты (см. Словарь Срезневского). Здесь больше подходит второе значение. Очевидно, новгородский полк или гарнизон, особо нуждающийся в дополнительном провианте ввиду предстоящего нападения вражеской «великой рати», ожидает приближения литовцев со стороны Полоцка. Такое сочетание обстоятельств близко совпадает с ситуацией 1265 г., когда какие-то новгородские силы во главе с князем Ярославом находились в Пскове, готовые учинить расправу над тремястами литовцами. За год до этого произошло свержение и убийство Товтивила в Полоцке с пленением литовцами полочан и предоставление убежища сыну Товтовила в Новгороде. Появление искупника в качестве военного осведомителя в такой момент представляется вполне логичным. Однако местом написания грамоты № 636 может быть и любая крепость на новгородско-литовском пограничье. Локализация этой крепости стала возможной спустя четыре года после находки грамоты № 636, когда в 1989 г. на Троицком раскопе была обнаружена берестяная грамота № 704, происходящая из слоев середины XIII в.
Новый документ, к сожалению, сохранил лишь первую и примерно половину второй строки, которые содержат следующий текст: «городьцано ко посадникоу ко вьликомоу. Сь побьгль сьн н...». Поразительной особенностью грамоты № 704 является то, что она написана тем же почерком, что и грамота № 636. Совместное рассмотрение этих двух документов дает нужное направление поискам того места, откуда были отправлены в Новгород комментируемые письма.
Как уже отмечено, указание грамоты № 636 на искупника, пришедшего из Полоцка, ориентирует эти поиски на западные рубежи Новгородской земли. Между тем последнее, фрагментированное слово грамоты № 704 «сьн н...» может быть осмысленно только как «ясенянин» или «ясеняне», т.те. житель или жители Ясенского погоста Шелонской пятины, расположенного на крайнем юго-западном рубеже этой пятины.9
Указанный район всегда был зоной наибольшей опасности при размирьях с Литвой, занимая особое положение в системе новгородской обороны. В 1239 г. «князь Александр с новгородци сруби городу на Шелоне».10 Хотя, в отличие от цитированного текста Синодального списка НIЛ, все более поздние своды упоминают один «Городець», а не несколько, имеются основания доверять правильности самого раннего сообщения. В хорошо известном источнике последней четверти XIV в. «А се имена всем градом рускым, далним и ближним» среди «залесских» городов пять обозначены находящимися на Шелони: «...а на Шолоне Порхов камен, Опока, Высокое, Вышегород, Кошкин».11 Среди них Порхов, Опоки и Высокое расположены на самой Шелони; Вышегород и, по-видимому, Кошкин городок — на притоке Шелони реке Узе или по крайней мере в ее бассейне. Упоминания в летописи этих крепостей, как правило, связаны с военными конфликтами между Новгородом и его западными и юго-западными соседями. В 1329 г. псковичи «к новгородцам прислаша послы с поклоном в Опоку и доконцаша мир».12 В 1346 г. Ольгерд «взя Шелону и Лугу на щит, а с Порховьского городка и с Опоки взя окуп».13 В 1408 г. «воеваша Немци всю Залескую страну и до Черехе, и прешедше за рубежь воеваша в Леженицах и на Болотах и на Дубъске и на Гостени и под Кошкиным городьком».14 В 1428 г. «князь Витовти събрав силы многы прииде прежде к Вышегороду, июля 18 день, и по том к Порхову...».15
Фортификации князя Александра Ярославича, надо полагать, не имели долговременного характера, на что указывает и термин «сруби» в летописном известии 1239 г. Только Порхов, существующий и сегодня как город, получил в дальнейшем каменные укрепления, что произошло в 1387 г.: «благослови владыка Алексеи всь Новьгород ставити город Порхов камен».16 Остальные городки постепенно, но достаточно быстро пришли в упадок. В 1404 г., когда новгородцы приняли на службу потерявшего свой Смоленск князя Юрия Святославича, ему в кормление были отданы новгородские пригороды, однако среди шелонских городков к этому времени уже не было Опоки: «даша ему 13 городов: Русу, Ладогу, Орешек, Тиверьский, Корельский, Копорью, Тръжек, Волок, Ламский, Порхов, Вышегород, Яму, Высокое, Кошкин Городець».17 В духовной Ивана III (1504 г.) нет не только Опоки, но и Вышегорода, а из шелонских городков названы лишь «Порхов город, Высокой город, Кошкин город».18 Эта динамика угасания отражена и писцовыми книгами. Уже в 1498 г. Опока, будучи центром Опоцкого погоста, не демонстрирует никаких признаков города.19 Такой же характер имеет в писцовых материалах Вышегород, обозначаемый не как город, а как Вышегородский погост,20 хотя в дальнейшем формируется Вышегородский уезд в составе трех погостов — Болчинского, Облучского и Вышегородского. «Городками» писцовые книги конца XV в. продолжают обозначать Высокий, давший затем название Высокогорскому уезду в составе Никольского, Рождественского, Дегожского, Пажеревицкого и Бельского погостов, и Кошкин городок, ставший центром уезда в составе Жедрицкого и Ясенкского погостов.21
Поскольку в грамоте № 704 упоминаются «ясеняне», термин «городчане», обозначающий в ней авторов донесения, логично связывается с администрацией Кошкина городка, расположенного в ближайшем соседстве с Ясенским погостом. Менее вероятна их идентификация с обитателями Высокого городка, который отстоит от Ясенского погоста на тридцать с лишним километров.
Вопрос о хронологическом взаимоотношении написанных одним почерком грамот № 704 и 636, при том что и грамота № 704 имеет явное отношение к пограничной службе, целиком зависит от точности детальной датировки обоих документов, из которых вновь найденный относится как будто к несколько более раннему времени, нежели грамота № 636. Сегодня такая точность пока недостижима.
На прилагаемой схеме территория Холмской) погоста (к югу от Курска) показана за пределами Новгородской земли. Тезису о позднем включении Холма и его округи в состав владений Новгорода имеются по крайней мере два основания. Во-первых, находящаяся в пределах Холмского погоста Дубровна в летописном рассказе 1234 г. названа «селищем в Торопьчьскои волости» (НПЛ. С. 73, 283). Во-вторых, еще в 1471 г. Холмский погост делился на перевары (ГВНП. С. 130—131. № 77), что находит соответствие в административном делении Торопецкой земли (см.: Торопецкая книга 1540 года / Подгот. к печати М.Н. Тихомиров и Б.Н. Флоря // Археогр. ежегодник за 1963 г. М., 1964. С. 277—357)
Что касается адресата грамоты № 704, то он, несомненно, был новгородским посадником, о чем свидетельствует не только место находки документа, но и титулование в нем адресата. Впервые встреченный титул «посадник великий», надо полагать, содержит в себе смысл противопоставления новгородского («великого») посадника посадникам других городов Новгородской земли. Источники XIII в. знают о существовании тогда посадников Пскова, Ладоги, Нового Торга.22 Принадлежность обеих грамот к одному комплексу заставляет заключить, что и грамота № 636 предназначалась тому же адресату и, следовательно, забота об обороне новгородских рубежей входила в круг обязанностей посадника.
Рассмотренные материалы дают повод обсудить немаловажную проблему, которая до сих пор не привлекала исследовательского внимания. Оценивая в целом систему дальних фортификаций Новгорода и Пскова, мы с некоторым удивлением обнаружим, что непрерывная цепь крепостей расположена на границе между Псковской и собственно Новгородской землями, с одной стороны, и Пусторжевской землей, с другой. Эта цепь образована городками Черница, Коложе (их после разрушения литовцами сменила в 1414 г. Опочка23), Вороноч, Врев, Выбор, Котельно (предшественник Выбора), Володимерец, Дубков на пограничье Псковской и Пусторжевской земель и продолжена шелонскими городками на новгородско-пусторжевском пограничье, а далее — Русой, Курском и Холмом на Ловати.
Между тем и Пусторжевская, и расположенная к югу от нее Великолукская земля по крайней мере со второй половины XII в., безусловно, входят в состав новгородских владений, что можно наглядно продемонстрировать на примере более отдаленной Великолукской земли. В 1167 г., когда князь Святослав Ростиславич оставил новгородский стол и удалился в Луки, новгородцы «идоша прогнат его с Лук».24 В рассказе 1191 г. Луки прямо названы рубежом между Новгородской и Полоцкой землями: «ходи князь Ярослав на Лукы, позван полотьскою князьею и полоцяны, и поя с собою новъгородьць передьнюю дружину, и съняшася на рубежи и положиша межи собою любъвь».25 В 1198 г умер сын новгородского князя Ярослава Владимировича Изяслав, «бяше посажен на Луках княжити и от Литвы оплечье Новугороду»; «на ту же осень придоша полочане с Литвою на Лукы и пожьгоша хоромы, а лучяне устерегошася и избыша в городе».26 В 1200 г. «иде Нездила Пьхциниць на Лукы воеводою; иде с Лук с маломь дружины в Лотыголу на тороне».27 В 1211 г. «посла князь Мьстислав Дмитра Якуниця на Лукы с новгородьци города ставит..., а лучяном да князя Володимера Пльскосвкаго».28
Казалось бы, в такой ситуации цепочки пограничных фортификаций должны были возникнуть и укрепляться на пограничье Великолукской и Полоцкой земель, т. е. в верховьях Ловати и Куньи, однако, кроме Лук, здесь нет иных крепостей. Напротив, описанная выше линия псковских и новгородских городков на Пусторжевской пограничье поддерживается и усиливается и в XIV, и в XV в. На мой взгляд, возможно предложить этому удовлетворительное объяснение.
Докончания Новгорода с литовскими великими князьями Свидригайлом 1431 г. и Казимиром 1441—1442 и 1471 гг.,29 а также Запись о Пусторжевской дани 1479 г.,30 свидетельствуют о том, что Великолукская и Пусторжевская земли находились в совместном владении Новгорода и Литвы. Существование такого порядка прослеживается формально до 1393 г., когда указанный порядок уже был «стариной»: «Седе на князеньи в Литве князь Витовт Кестутьевич, и новгородци взяша с ним мир по старине».31 Размышляя об истоках системы совладения Луками и Пустой Ржевой и имея в виду упорное поддержание фортификаций на западной и северной границах Пусторжевской земли, мы можем предположить, что Литва унаследовала эту систему от перешедшего в ее руки Полоцка, т. е. сам порядок совладения существовал уже в XII—XIII вв., а система обороны от Полоцка рубежей Новгорода и Пскова исходила из того, что в Луках и Пустой Ржеве новгородская администрация не была полной хозяйкой.
Примечания
1. ГВНП. С. 162. № 105.
2. ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 144.
3. Там же. С. 145.
4. НПЛ. С. 85, 314.
5. ПСРЛ. Т. 25. С. 146.
6. НПЛ. С. 85, 315.
7. Там же.
8. Там же.
9. Андрияшев А.М. Материалы по исторической географии Новгородской земли: Шелонская пятина по писцовым книгам 1498—1576 гг. 1: Списки селений. М., 1914. С. 367—379.
10. НПЛ. С. 77. Ср.: Там же. С. 289.
11. Там же. С. 477.
12. Там же. С. 342.
13. Там же. С. 358.
14. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 31; М., 1955. Вып. 2. С. 34, 116.
15. Там же. Вып. 1. С. 38; Вып. 2. С. 42, 125.
16. НПЛ. С. 381.
17. ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 2. С. 190. Город Яма в этом списке стоит явно не на месте. Между тем в более ранней редакции текста в Новгородской IV летописи (ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. 2-е изд. С. 395—396) при указании на 13 городов список содержит лишь 12 названий. Город Яма там пропущен и, следовательно, восстановлен сводчиком Никоновской летописи, будучи ошибочно помещен им среди шелонских городков.
18. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.; Л., 1950. Стб. 357. № 89.
19. НПК. СПб., 1886. Т. 4. Стб. 162. Ср.: Там же. Стб. 530; 1905. Т. 5. Стб. 680.
20. Там же. Т. 4. Стб. 478, 531. О разорительной осаде Вышегорода псковичами в 1471 г. см.: Псковские летописи. Вып. 2. С. 181—182.
21. Андрияшев А.М. Материалы... С. 310, 364. В настоящее время Высокий существует в виде крохотной деревеньки Городок, а Кошкину городку соответствует, по-видимому, село Жедрицы.
22. НПЛ. С. 20, 23, 51, 53, 65, 77, 94, 204, 207, 252, 270, 294, 326, 335.
23. Псковские летописи. Вып. 1. С. 33; Вып. 2. С. 36, 119.
24. НПЛ. С. 32, 219.
25. Там же. С. 40, 230.
26. Там же. С. 44, 237—238.
27. Там же. С. 45, 239.
28. Там же. С. 52» 249.
29. ГВНП. С. 105—106. № 63; С. 115—116. № 70; С. 129—132. № 77.
30. Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1846. Т. 1. № 71.
31. НПЛ. С. 386.
| К оглавлению | Следующая страница |