Глава восьмая. Восточная политика Александра Невского и борьба против происков папства

Татаро-монгольская феодальная знать во главе с ханом Батыем по возвращении из европейского похода (1243) обосновалась на Нижней Волге, образовав новое государство, так называемую Золотую Орду, со столицей в Сарае. Это государство находилось в номинальном подчинении у монгольского великого хана, пребывавшего в Монголии, в далёком Каракоруме.

Золотоордынские ханы в своей политике поставили как одну из важнейших задач — подчинить в качестве вассальных все русские земли — и завоёванные ими и незавоёванные. Однако противоречия между золотоордынскими и великими ханами, возникшие из-за права обладания богатым «русским улусом», а также отсутствие должного уровня развития государственной организации не позволяли им рассчитывать на быстрое осуществление этих планов.

Русь не была политически единой, и поэтому в своей политике ханам надо было считаться с правительствами отдельных княжеств. Однако, с другой стороны, отсутствие политического единства на Руси создавало и определённые удобства для ордынских политиков, которые, опираясь на вооружённую силу, широко использовали заложничество, подкуп, убийства, обман; татаро-монгольские ханы способствовали усилению феодальных распрей на Руси: и в Сарае и в Каракоруме русские князья стремились свести друг с другом старые счёты.

Всё это пагубно отражалось и на внешнеполитическом положении Руси, вызывая на западе, в частности у папской курии, стремление, подняв шум о крестовом походе европейских стран против татар, договориться с последними за счёт русских интересов. В создавшихся условиях владимирским князьям было нелегко найти правильную политическую линию взаимоотношений с восточными победителями и западными захватчиками, нелегко было и найти средства преодолеть внутреннюю путаницу междукняжеских союзов; это было тем более затруднительно, что подчинение русских земель татаро-монголами началось с Владимиро-Суздальской Руси.

Князь Ярослав Всеволодович, став во главе Владимиро-Суздальской Руси (1239) после ухода из неё татаро-монгольских войск, прежде всего поспешил принять меры к восстановлению расстроенного татарским нашествием аппарата великокняжеской государственной власти, к восстановлению действовавшего законодательства, охранявшего интересы светских и духовных феодалов, их власть над зависимым крестьянством.

Как говорит летопись, по возвращении во Владимир он «поча ряды рядити», «судити людем (т. е. светским лицам)... в правду, а нищим (т. е. духовным лицам)... — в суд», т. е. восстановил действие светских («Русская Правда») и духовных («Суд») феодальных законов. К сожалению, характер источников по истории Северо-Восточной Руси данного периода не позволяет подробно раскрыть этих мероприятий.

В 1243 г. Батый вызвал к себе из Руси князя Ярослава Всеволодовича, который не решился ответить хану отказом. Вместе со своими «мужами», т. е. боярами, он двинулся в ханскую ставку, а сына Константина отправил с дарами к великому хану в Каракорум. Батый, как говорит владимирский придворный летописец, оказал Ярославу «великую честь»: он назначил его великим князем всей Руси, передав, в частности, в его ведение и южную Русь — Киевщину, где в разорённом Киеве был посажен княжеский воевода — Дмитр Ейкович.

Ярослав Всеволодович, в качестве крупного ханского вассала, приобрёл большой вес при золотоордынском дворе. Другие претенденты на южную Русь — черниговские князья Михаил Всеволодович и Андрей Мстиславич — были вызваны в Сарай и убиты (1246 г.), а князь галицко-волынский Даниил Романович лишь за большую дань и ценой отказа от Киевщины и Болоховщины добился того, что хан признал его своим «мирником». В придворной летописи князя Даниила этот результат был оценён как «злая честь».

Однако положение самого владимирского князя Ярослава оказывалось непрочным, ибо в великоханской ставке были недовольны назначением его великим князем.

В Каракоруме хотели иметь собственного ставленника на Руси. При дворе великого хана Гуюка скрыто действовала придворная партия великой ханши Огуль-Гамиш и ханши Туракины, которые, отражая взгляды определённой части знати, не доверяли золотоордынскому хану Батыю. В 1246 г. ханша добилась того, что князь Ярослав Всеволодович был отправлен из Сарая в Каракорум на великоханское утверждение, и в том же году князь Ярослав с большой свитой отбыл в далёкий Каракорум; добраться туда было нелегко, и в пути люди из свиты князя в большом количестве умерли.

При дворе великого хана князь Ярослав, по свидетельству современника, папского посла Иоанна Плано-Карпини, не получил «никакого должного почёта». Здесь уже было решено убить князя, «чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землёй». Известие о готовящемся убийстве достигло Руси, в связи с чем жена князя Феодосия Игоревна и хан Батый отрядили в Каракорум своего гонца Угнея, но он опоздал. Отец Александра Невского был отравлен и умер 20 сентября 1246 г. Убийство Ярослава, крупного государственного деятеля того времени, вызвало широкий отклик и возмущение на Руси; даже в летописи враждебного Ярославу князя Даниила Романовича галицко-волынского высказано резкое осуждение по адресу татар, которые владимирского князя «зельем умориша».

Отравив старого князя, ханша Туракина, по словам Плано-Карпини, «поспешно отправила послов» к Александру Ярославичу, «зовя его под тем предлогом, что хочет подарить ему землю отца его». Князь Александр, бывший тогда в Сарае, однако «не пожелал ехать, так как все знали, что ханша его либо умертвит, либо предаст вечному плену».

Между тем хан Батый принял брата погибшего князя — Святослава и, в соответствии с русской традицией, назначил его великим князем. Новый великий князь не внёс никаких перемен в распределение княжеских столов, в частности, за Александром Ярославичем остался Новгород. Однако в Каракоруме не признали и этого назначения, исходившего от Батыя.

В том же 1247 г. князья Андрей и Александр Ярославичи, подчиняясь новому вызову из Монголии, вынуждены были отправиться через Сарай в великоханскую ставку. Между тем в татаро-монгольском правительстве произошли перемены. Умер великий хан Гуюк, и престолом завладела его вдова Огуль-Гамиш (1248—1251); великая ханша, зная о связях князя Александра с Батыем, назначила великим князем Андрея Ярославича, а Александру дала Киевщину, Черниговщину и Переяславщину.

Однако и это досталось князю Александру, видимо, не без крупных дипломатических усилий; ханша, идя на такой шаг, вероятно, хотела взаимно ослабить русских князей, с одной стороны, и подорвать влияние Батыя на Руси — с другой.

Александр Невский (деталь с картины Семирадского «Александр Невский в Орде»)

В конце 1249 г. князья возвратились на Русь. Политическое положение на Руси отличалось крайней неустойчивостью, и трудно было найти верный курс.

Как и отец, Александр Невский несколько позднее развил активную деятельность по укреплению аппарата государственной власти в северо-западной Руси. С его именем, как установил Л.В. Черепнин, связано появление древнейших статей так называемой «Псковской судной грамоты» — основного судебного закона Псковской боярской республики. Эти статьи, восходящие к «Русской Правде», составляли часть судебного закона, данного князем Пскову, когда князь «списал такову грамоту, по чему ходите». Сделал он это, вероятно, после освобождения Пскова и изгнания сидевших там около двух лет немецких судебных тиунов — фогтов.

В частности, князь Александр, укрепляя свои позиции среди горожан Псковской боярской республики, восстановил, по-видимому, уничтоженный немцами старинный цеховой суд «братчин» — русских ремесленных цехов. «А братыцина судить как судьи», — гласит данная князем Александром статья Псковской судной грамоты.

В начале 50-х годов Александр Ярославич, подавив сопротивление своих братьев — князя владимирского Андрея, князя переяславского Ярослава — и связанного с ними боярства и став владимирским князем, также принимал меры к упрочению государственной великокняжеской власти. Князь, по словам автора «Жития», «церкви воздвиже, град исполни, люди разбегшая собрал в доми своя».

Выдающийся государственный деятель князь Александр Ярославич сумел наметить также и наиболее соответствовавшую в то время интересам Руси внешнеполитическую линию. Эта линия, во-первых, заключалась в поддержании мирных отношений прежде всего с наиболее сильным врагом — с ханом Золотой Орды, для вооружённой борьбы с которым пока что не было сил; во-вторых, в объединении всех русских земель, которые можно объединить для решительного вооружённого отпора крестоносным захватчикам с запада, которые с благословения папской курии продолжали настойчиво наступать на северо-западную и юго-западную Русь.

XIII в. в Западной Европе — это период расцвета политического могущества папства, которое вело ожесточённую борьбу с германскими императорами, стремясь утвердить свою власть в Европе. В то же время, преследуя свои политические и экономические интересы, папская курия развернула широкое наступление под флагом воинствующего католицизма на славянские и языческие земли Восточной Европы, с целью их захвата и ограбления. Особое внимание курии, нашедшей в этом полную поддержку со стороны немецких феодалов, привлекла Русь — крупнейшая европейская страна, имевшая устойчивые позиции в языческой Прибалтике (земли ливов, лэттов, эстов), Карелии, земле финнов (емь), Литве и даже в Польше (Мазовия). Избранная политическая линия вскоре привела князя Александра к столкновению с теми русскими князьями, которые, недооценивая силы татаро-монголов, завязывали переговоры о союзе с западными соседями и папской курией, безнадёжно пытаясь оказать сопротивление Золотой Орде, ставя этим свои земли под новые удары кочевников и ослабляя их перед лицом крестоносной угрозы немецких, шведских, датских, венгерских и иных захватчиков.

Вопрос о взаимоотношениях с папской курией поэтому не случайно занял особо важное место. Александр Ярославич лучше других русских князей понимал истинные цели политики папской курии. Он постоянно чувствовал за спиной немецких, шведских и датских крестоносцев направляющую руку папских доверенных лиц. Он понимал, что католическая пропаганда как одно из средств крестоносной агрессии является составной частью политики папства, направленной на захват и ограбление земель Восточной Европы.

О широких планах и политике папской курии давно знали на Руси. Описание, например, захвата в 1204 г. крестоносцами Константинополя, крупнейшего политического и культурного центра того времени, подвергшегося варварскому разгрому, было в начале XIII в. включено в Новгородскую летопись со слов очевидца, русского боярина Добрыни Ядрейковича.

Уже вскоре после захвата Константинополя крестоносцами папа Иннокентий III обратился к русским князьям с посланием (в 1207 г.), в котором, ссылаясь на то, что центр православной церкви пал, предлагал русским князьям принять католичество и подчиниться власти курии. «Так как страна греков и их церковь почти полностью вернулись к признанию апостольского креста, — писал папа, — и подчиняется распоряжениям его, представляется заблуждением, что часть не соглашается с целым и что частное откололось от общего»; таким образом папа пытался расчистить путь разбойничьему наступлению крестоносцев на Восток.

Одновременно папа принял и другие меры: он потребовал от правителей католических стран (Польша, орден, Швеция, Норвегия и др.) установления торговой блокады Руси и связанных с нею земель, запрещая ввоз в них железа, оружия и тому подобных предметов. Однако немецкая балтийская торговля не могла в то время существовать в отрыве от крупнейших центров Европы — Новгорода, Полоцка, Смоленска и других русских городов, и на практике немецкое купечество нарушало папское предписание и, как мы видели, заключало торговые договоры с русскими.

Татаро-монгольское нашествие, казалось, открывало перед курией новые возможности. Целый ряд причин толкал папскую курию на сближение с ханами. Во-первых, можно было попытаться склонить самих ханов к принятию католичества и затем договориться с ними, как с сюзеренами русских князей, и получить из ханских рук признание за папством прав верховного владения русской церковью. Экономические и политические выгоды такого акта не вызывали сомнений. Во-вторых, курия опасалась татарской угрозы тем странам Восточной Европы, которые признавали церковную власть папства (Венгрия, Польша, Чехия, отчасти Прибалтика). Наконец, татаро-монголы интересовали курию как возможные союзники по борьбе с турками-сельджуками, которые успешно изгоняли крестоносцев с Ближнего Востока, ликвидируя последние их приобретения в «святой земле».

Ведя двуличную политику и суля русским князьям помощь против татар, папская курия в то же время сама приняла меры к установлению связей с татаро-монголами. Папа Иннокентий IV, едва успев начать свой понтификат (1243—1254), поспешил озаботиться о таких связях. Созванный им в 1245 г. Лионский собор уделил большое внимание татарскому вопросу. На соборе было заслушано сообщение о татарах русского игумена Петра Акеровича. Он был прислан в Лион черниговским князем Михаилом Всеволодовичем, искавшим у курии помощи против татар, и впоследствии (1246), подобно Ярославу Всеволодовичу, убитым татарскими правителями. Прелаты настойчиво расспрашивали игумена о военных силах и дипломатических приёмах татаро-монголов. В связи с обсуждением татарского вопроса папа отправил на Восток специальное посольство во главе с монахом-францисканцем Иоанном де Плано-Карпини.

Карпини выехал из Лиона в 1245 г. и возвратился туда в 1247 г.; целью его миссии была военно-политическая разведка в Сарае, Каракоруме и на Руси. Кроме того, он добивался, с одной стороны, привлечения татаро-монголов к союзу с курией, а с другой — завязал сношения с галицко-волынским князем Даниилом Романовичем и Владимиро-Суздальским Ярославом Всеволодовичем, склоняя их к подчинению папской курии и суля им помощь с её стороны против татар.

В 1247 г. папа направил второе посольство во главе с доминиканцем Асцелином с целью разведать военно-политические силы татаро-монголов на Ближнем Востоке. В итоге этих двух посольств завязались предварительные дипломатические переговоры татаро-монголов с курией; ответные татарские посольства посетили папу. Русской земле угрожал военный союз татаро-монгольских правителей с папством.

После разгрома шведских и немецких феодальных захватчиков папская курия приняла экстренные меры к укреплению своих позиций в восточной Прибалтике. Лихорадочно набирались военные крестоносные силы для Прибалтики, местные епископы были обязаны временно забыть внутренние распри из-за земель и более энергично помогать рыцарям «советом и делом». В 1245 г. папа Иннокентий IV прислал в восточную Прибалтику своего специального легата (посла) аббата Опизо из Месаны. На следующий год туда был направлен ближайший сподвижник папы Альберт Суербер — «муж близкий нашему сердцу», как именовал его Иннокентий IV; наконец, в 1247 г. был прислан в помощь Альберту по прусским делам специальный легат — архидиакон Яков из Люттиха, который позднее стал папой под именем Александра IV.

Одновременно папство в лице Иннокентия IV вновь предприняло дипломатические шаги в. самой Руси. В 1248. г. папа отправив ряд писем к русским князьям, предлагая им принять католичество, обещая своё покровительство и помощь против татар. В частности, в Новгород к Александру Ярославичу с папским посланием прибыли два кардинала, через которых, по словам княжеского «Жития», Иннокентий IV заявил: «слышахом тя в земли нашей князя честна и дивна, паче же и земля твоя велика есть», и предложил князю по прочтении грамоты ознакомиться через кардиналов с католическим учением: «послушавши учениа [их]».

Однако князь Александр понимал, что папа хочет толкнуть Русь в войну с Золотой Ордой, чтобы облегчить крестоносцам их кровавое дело. Поэтому он «сдумавше с хытрицы своими», т. е. посоветовавшись со своими боярскими и духовными чиновниками, составил папе отрицательный письменный ответ, вручая который, на словах решительно отклонил папские домогательства: «вся сия добре сведаем, — сказал князь, — а от вас учениа не принимаем».

Этот шаг князя Александра не только укреплял его позиции в Золотой Орде, которая внимательно следила за внешней политикой русских князей, но также и внутри Руси, ибо духовные феодалы, русские церковники, опасаясь папской курии, грозившей их доходам, поспешили заявить о своей полной поддержке политики Александра. В частности, русский митрополит Кирилл, прежде находившийся при дворе галицко-волынского князя, после поездки в Никею, где после падения Константинополя находилось византийское правительство и патриарх, числившийся главой русской церкви, перебрался во Владимир, и позднее тесно сотрудничал с князем Александром.

Несомненно также, что поддержка духовных феодалов облегчала князю Александру решение вопросов внутренней политики, в частности, церковь идеологически обосновывала политику Александра Ярославича в отношении других князей, а также Новгорода; и не случайно даже в новгородской влыдычной летописи, отражавшей взгляды местного правящего боярства, мы не находим враждебных князю Александру высказываний.

В своей татарской политике князь Александр явился предшественником Ивана Калиты. Он стремился использовать татарскую силу в государственных интересах Руси, поскольку не было средств её сбросить.

Происки папской курии на Руси не дали практических результатов и среди других русских князей. Князь галицко-волынский Даниил Романович, будучи выдающимся дипломатом, сумел извлечь даже определённые политические выгоды из переговоров с курией, не дав ей ничего взамен.

Только неверная ориентация некоторых русских князей, в частности братьев Александра Ярославича, великого князя Андрея Владимиро-Суздальского и Ярослава тверского и переяславского, пришедших к мысли в союзе с Даниилом галицким открыто выступить против власти золотоордынского хана, сильно осложнила взаимоотношения с Золотой Ордой, но князь Александр сумел восстановить положение.

Приём Александром Невским папских легатов (с картины Семирадского)

В 1251 г. при великоханском дворе татаро-монголов произошли перемены. Золотоордынский хан Батый добился свержения великой ханши с престола. Великим ханом в 1252 г. сделался ставленник Батыя хан Менгке.

Эта перемена не замедлила отразиться на русско-татарских отношениях. Положение великого князя Андрея Ярославича утратило прочность, что произошло не без участия князя Александра Ярославича, который в 1252 г. был в Сарае. Батый «отпустиша и с честью великой: давше ему старейшиньство во всей братьи его», т. е. признал Александра Невского великим князем.

Вероятно, распоряжение Батыя не признали князья-союзники, отказавшиеся подчиняться князю Александру. Батый двинул войско под командованием воеводы Неврюя против князя Андрея, который, как пишет придворный книжник князя Александра, — «сдума[л]... с своими бояры бегати нежели царем (т. е. ханам) служити». Князь Андрей, спасаясь от татарских войск, «со княгинею своею и с бояры своими» бежал к Переяславлю, а затем на время скрылся за границу.

Позднее, правда, князь Андрей признал политику Александра Ярославича и, возвратившись на Русь, находился под рукой младшего брата.

Другой брат князя Александра — Ярослав Ярославич тверской и переяславский — также пострадал от «Нёврюевой рати». Сам он успел бежать в Ладогу, но его жена и воевода Жидислав были убиты ворвавшимися в Переяславль татарами, а дети были захвачены и уведены в плен. Можно думать, что известная часть местных боярских кругов северо-западной Руси, и ранее выступавшая против централизаторской политики Александра Невского, поддержала князей-союзников, стремясь укрепить свою независимость от владимирского князя.

«Неврюева рать» всей тяжестью обрушилась на простой народ, ибо татарское войско, шедшее против Андрея и Ярослава Ярославичей, «рассунушася по земли... и людий бещисла (в плен) поведоша, да конь и скота, и много зла створше отъидоша». Поход Неврюя был в духе политики татаро-монголов, которые, как отметил Маркс, стремились «путём массовых кровопролитий обессилить ту часть населения, которая могла бы поднять восстание у них в тылу».¹

Князь Ярослав Ярославич сделал попытку поднять против Александра Невского Новгородскую и Псковскую феодальные республики. Он был принят княжить во Псков, а в 1255 г. новгородское боярство также пригласило его к себе «и посадиша» на столе. Сын князя Александра Василий был изгнан из Новгорода. Александру Ярославичу пришлось с оружием в руках принуждать новгородских бояр следовать новому политическому курсу. Эти события означали новый шаг к усилению в русских феодальных республиках владимирского князя, с одной стороны, и к установлению определённых отношений между ними и Золотой Ордой, — с другой.

Александр Ярославич занял Торжок и двинулся на Новгород «со многыми полкы» и отрядом новоторжцев. Ярослав Ярославич бежал из Новгорода, но дело было уже не в нём, ибо в Новгороде вспыхнуло восстание; «меньшие» решили, говорит летописец: «стати всем: любо живот, любо смерть, за правду новгородьскую, за свою отчину». Однако «меньшие» выступали обособленно от бояр и собирали своё вече не на Ярославовом дворе, а у церкви св. Николы. Восставшими были лишены должностей старый посадник, участник Невской битвы, ставленник князя Александра — Сбыслав Якунович и тысяцкий Микита Петрилович. Вместо них стали посадником — Ананий, а тысяцким — Клим, вероятно, выдвинутые городскими низами.

Между тем городская знать («вятшие» люди), напуганная движением городской бедноты, заколебалась; она устроила «с[о]вет зол, како победити меншии, а князя взвести на своей воли». В этой связи на передний план вновь выступили бояре, сторонники князя Александра, во главе с сыном старого посадника Степана Твердиславича Михаилом Степановичем. С целью «взвести» князя Александра в Новгород Михаил Степанович со своим полком задумал наступление на «меньших» людей. Посадник Ананий, узнав о подготовке Михаилом Степановичем удара по восставшим, «хотя добра» Михаилу Степановичу, не дал проведавшим об измене «черным людям» разграбить двор Михаила Степановича.

Но это не спасло Анания. Бояре «мысль злу свещаша», чтобы «самого (его) яти, а посадьничьство дати Михаилу». Эту же политическую линию проводил и князь Александр, подступивший к Новгороду; его посол сообщил вечу: «Выдайте ми Онанью посадника, (а) или не выдадите, (то) яз вам не князь, иду на город ратью». Сперва было бояре думали на подавлении движения «меньших» увеличить своё политическое влияние и послали князю ответ веча: «поеди, княже, на свой стол, а злодеев (так именовали бояре восставшую бедноту. — В. П.) не слушай, а Онаньи гнева отдай и всем мужем Новгородьскым». Но князь в ответ двинул войска и три дня держал город в осаде. За это время близкое ему боярство свалило Анания, и «поиде князь в город»; восстание было усмирено, и, как говорит боярский летописец, «злодеи омрачишася».

Таким образом, князь Александр вновь подчинил интересы правительств феодальных республик великокняжеским государственным интересам, в то же время он вооружённой силой решительно подавил народные выступления. Расплата за боярскую крамолу всей тяжестью легла на простой народ. Посадником сделался княжеский ставленник — боярин Михаил Степанович, а на княжеский стол возвратился Василий Александрович.

Умело избегая столкновений с золотоордынским ханом, Александр Ярославич сумел, таким образом, объединить в своих руках всю Северо-Восточную и северо-западную Русь.

Но если дипломатический талант Александра Ярославича позволил ему правильно решить внутриполитическую проблему междукняжеских отношений и значительно упрочить великокняжескую власть в стране, то международные задачи ещё ждали своего разрешения.

Папская курия не прекращала своих происков и, узнав о том, что великоханский стол перешёл к Менгке, предприняла очередной манёвр. В 1252 г. папа и его союзник французский король Людовик IX отправили в Золотую Орду и в Монголию новое посольство во главе с Вильгельмом де Рубруквис. Король предлагал Батыю и Менгке военный союз против турок-сельджуков и Никейской империи, которая усиливала борьбу за освобождение Константинополя от крестоносцев, предлагал принять католичество и оставить Рубруквиса в качестве постоянного дипломатического агента курии в Сарае. Это были предложения о военном союзе татаро-монгольских ханов с правителями западноевропейских стран, союзе, который таил в себе глубокую угрозу Руси.

Печать великого князя Александра Невского

Но и на этот раз происки западных правителей были разгаданы русской дипломатией, которая в лице Александра Невского сумела оказать должное воздействие на политический курс «кибитных политиков». Русские дипломаты, видимо, играли немалую роль в Сарае, так как, например, иноземные, документы, поступавшие сюда, переводились прежде всего на русский язык. Королевский посол Рубруквис не достиг ни одной из поставленных перед ним целей. Татаро-монголы сочли нецелесообразным посягать на сложившуюся в русском обществе идеологию и затрагивать экономические и политические позиции русских духовных феодалов; они сохранили прежний порядок в русско-византийских церковно-политических отношениях и поставили их лишь под свой контроль посредством организованной в 1261 г. в Сарае специальной русской епископии.

Одновременно с этим татары предприняли шаги к организации своих органов власти на Руси. В 1252 г. великий хан отправил на Русь своего родственника Китата с полномочиями проводить перепись, собирать дань и доставлять её ко двору, а также с правом производить набор войск из местного населения; «тое же зимы, — сказано во Владимирской летописи, — приехаша численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Мюромьскую, и ставиша десятники, сотники и тысящники и темники, и идоша в Орду».

Единицей обложения были «соха», «плуг», «рало», к чему были добавлены подводная повинность и обязанность русских князей как вассалов служить своими вооружёнными силами хану-сюзерену в походах.

Устанавливая властвование над Русью, монголы в то же время постарались привлечь на свою сторону русских духовных феодалов, они освободили их владения от повинностей, «не чтоша игуменов, черньцов, попов, крилошан, кто зрит на святую богородицю и на владыку».

Уходя из Руси, татарские численники оставили баскаческую военно-политическую организацию, состоявшую из десятников, сотников, тысячников и темников. Они принудительным путём сформировали особые военные отряды, в значительной части составленные из местного населения, поставив во главе их пришлый татаро-монгольский командный состав; эта организация поступала в распоряжение баскаков (от слова «бас» — «дави»), которые расположились по княжествам и были обязаны контролировать выполнение даней и повинностей и всю жизнь данного княжества.

Баскаческие отряды были поставлены в землях Муромской, Рязанской, Суздальской, Тверской, Курской, Смоленской и др., а позднее и в землях юго-западной Руси — в Болоховской, Галицкой и др. Так как во Владимире находился великий князь, то состоявший при нём баскак считался главным — «великим», которому подчинялись другие.

Баскаки и их отряды заменяли, в сущности, монгольские войска. Основное назначение баскаческой организации состояло в том, чтобы «держать в повиновении» завоёванную Русь.

Господство татаро-монголов над завоёванными странами К. Маркс называл кровавой грязью монгольского ига, это иго, по мнению Маркса, «не только давило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».

Вот как характеризовал тогдашнее положение Руси современник, владимирский епископ Серапион: «Кровь и отец и братья нашей, аки вода многа землю напои; князий наших, воевод крепость ищезе... мьножайша же братья и чада наша в плен ведени быша; села нашы лядиною (молодым лесом) поростоша, и величество наше смирися; красота наша погыбе, богатство наше онемь в користь бысть; труд наш погании наследоваша; земля наша иноплеменникомь в достояние бысть; в поношение быхомь живущим вскрай земля нашея...»

Однако проведение татарской переписи натолкнулось на ожесточённое сопротивление со стороны простого народа, что ярко проявилось в Новгородской земле. В Новгородской летописи читаем, что в 1257 г. «приде весть из Руси зла», будто бы «хотять татарове тамги и десятины на Новегороде».

Произошло выступление новгородских городских низов. Волнения не прекращались в течение целого года. К зиме положение обострилось настолько, что во время одной из вспышек народного гнева был убит княжеский посадник Михаил Степанович. Видимо, движение и на этот раз возглавлялось частью оппозиционной великому князю боярской знати, к которой примкнул даже сын князя Василий Александрович. В самый разгар волнений в город прибыл князь Александр, а с ним татарские послы. Они встретили здесь энергичный отпор. Василий Александрович бежал в Псков, а новгородцы отказались подчиниться князю и допустить татарских чиновников производить перепись; они только «даша дары» хану и «отпустиша» послов «с миром».

Но это был не мир, а лишь перемирие. Татарские послы уехали, а князь вынужден был подготовить подчинение Новгородской республики татаро-монгольской власти. Подтянув к городу войска, великий князь начал расправу с «непокорными». Во-первых, он вступил в Псков, арестовал своего сына Василия и «посла (его) в Низ», т. е. во Владимир. Во-вторых, он жестоко расправился с теми, «кто князя Василья на зло повел», и предал казни наиболее инициативного руководителя движения некоего Александра-новгородца, а также его сторонников («дружину»): «овому носа урезаша, а иному очи выимаша».

Но эти суровые меры не подавили новгородскую бедноту. Назначение нового, взамен убитого, посадника Михаила Фёдоровича и нового тысяцкого Жирослава («Жирохи») не изменило положения. Только зимой 1259 г., когда в Новгород возвратились новгородские послы из Владимира и определённо заявили на вече, что в случае продолжения сопротивления князем будут двинуты против Новгорода вооружённые силы, новгородцы смирились «и яша Новгородци по число», о чём и послали известить великого князя.

Вскоре в Новгород прибыл князь Александр, а с ним «приехаша оканьнии татарове — сыроядци Беркай и Касачик». Татарские чиновники-переписчики прибыли с большим штатом: «с женами своими и инех много». Но едва они приступили к переписи, как вновь и в городе, и по сёлам вспыхнуло восстание «чёрных» людей и смердов «я бысть мятеж велик в Новегороде и по волости». Татарских чиновников, по-видимому, кое-где стали истреблять, в связи с чем Беркай «нача... боятися смерти» и потребовал от князя Александра: «Дай нам сторожи, ать не избьют нас». Князь приказал «стеречи их сыну посадничю (Семёну Михайловичу), и всем детям боярским по ночем». Разумеется, такое положение не могло продолжаться долго.

Численники начали угрожать отъездом, за которым должен был последовать приход уже татарских войск. Они заявили: «Дайте нам число, или ни то бежим прочь». Новгородская знать вполне столковалась с численниками, но простой народ — «чернь не хотеша дати числа». Говоря об этом, летописец отмечает, что новгородцы «издвоишася» на враждебные лагери. Одни — «меньшии» — собрались на Торговой стороне и готовили удар через Волхов на Софийскую сторону, другие — софийская знать — собирали ладьи, подготовляя нападение на Торговую сторону.

Причиной этого «раздвоения» и борьбы было то, что «вятшие» приказывали «ся яти меньшим по числу»; но «меньшие» сопротивлялись, так как при определении норм обложения населения данию по переписи «творяху бо бояре собе легко, а меньшим зло». Ясно, что «меньшие», терпевшие гнёт боярской эксплуатации, выступали против попыток надеть им второе ярмо на шею. Великий князь, видя, что восстание разрастается, и опасаясь за жизнь татарских чиновников, уехал даже из своей загородной резиденции — Городища.

В результате происшедшей борьбы бояре подавили народное выступление, и новгородцы «яшася по число», и тогда «почаша ездити оканьнии по улицам, пишюче домы». Переписав население, численники собрали положенную дань и «отъехаша». Следом покинул Новгород и князь Александр, оставив здесь наместником сына Дмитрия.

Так произошло подчинение Новгородской боярской республики татаро-монгольской власти. Этот шаг, в осуществлении которого принимал участие Александр Невский, был неизбежен; он укреплял власть великого князя, избавляя Новгород от разорительного нашествия татаро-монголов и сохраняя силы новгородцев для отпора немецким крестоносцам. Но это мероприятие феодальной государственной власти было осуществлено за счёт угнетения народа.

В те же годы (1257—1259) татаро-монголы покончили и с независимостью юго-западной Галицко-Волынской Руси. Воевода Бурундай привёл огромное войско и включил галицко-волынские земли в орбиту татаро-монгольского властвования. В отличие от Новгородской земли здесь были срыты укрепления главных городов, и население не раз в течение XIII в. переносило тяжесть татаро-монгольских вторжений.

Татаро-монгольское иго пало всей тяжестью на простых людей — крестьян и городскую бедноту, которые с той поры «в работе суще и в озлоблении зле». Князья, бояре и церковники сравнительно скоро нашли общий язык с татаро-монгольской властью. Но несмотря на установление при Александре Ярославиче определённого способа сосуществования с победителями, непримиримая борьба между побеждённой страной, населённой свободолюбивым русским народом, и угнетателями-монголами продолжалась.

В 60-х годах стало ясно, что татаро-монгольское нашествие и иго не сломили и никогда не сломят великий свободолюбивый русский народ. В 1262 г., как сообщает Владимирская летопись, в Северо-Восточную Русь, а именно в Ярославль, прибыл от «цезаря татарского Кутлубия» (т. е. от великого хана Хубилая) «зол» мусульманин Титям (Титяк).

Он, по-видимому, возглавлял деятельность мусульманских откупщиков, которые, беря на откуп у великого хана сбор дани русской, «велику пагубу людям творили»: тем, которые не могли платить, они давали деньги в рост под проценты («резы»), а недоимщиков уводили в рабство. Они, как говорит летопись, «работяще резы (проценты) и многи души крестьянскыя раздно (т. е. к себе в рабство в разные страны) ведоша».

Автопортрет новгородского литейного мастера Авраама (деталь Корсунских ворот в Софийском соборе, XIV в.)

Не выдержав чинимых насилий, в 1262 г. поднялись городские низы ряда крупнейших городов — Ростова, Суздаля, Владимира, Ярославля и др.; «бысть вечье (т. е. собрание жителей — вече) на бессермен повеем градом Русским; и побиша татар везде, не терпяще насилия от них».

В частности, в Ярославле был убит монах Зосима, который принял мусульманство и, действуя «поспехом» ханского чиновника Титяка, «творил великую досаду» населению. Когда же произошло восстание и народ прямо с веча «на врагы своя двигшася на басурмены», и когда одних «изгнаша, иных избиша, тогда и сего безаконного Зосиму убиша» и «бе тело его ядь псом и вороном».

Во всех городах восстание сопровождалось сбором народного веча и массовым уничтожением или изгнанием татарской администрации. В это время в Орде происходила новая крупная распря между великими и золотоордынскими ханами, положившая начало отделению феодального улуса Золотой Орды от великих ханов. Татары не имели сил быстро подавить народное движение. Князь Александр, понимая, что еще не пришло время сбросить ненавистное иго, нашёл средства прекратить движение.

Подавление восстаний 1262 г., разумеется, не угасило свободолюбивых стремлений русского народа. То там, то здесь прорывалось народное возмущение против кровавых угнетателей. Новая широкая волна народных движений уже в начале XIV в. смела татаро-монгольскую систему баскачества, заставив золотоордынских ханов передать сбор дани — «выхода» в руки самих русских князей.

Развитие России и Золотой Орды пошло в разных, прямо противоположных направлениях. Если в Золотой Орде всё заметнее вызревали элементы распада, то в русских княжествах в то же время продолжался энергичный процесс образования сильного национального государства. Инициатором его создания стала Москва, основа могущества которой была заложена в годы правления Ивана Калиты.

Примечания

1. К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII в.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница