Глава третья. Вторжение немецких крестоносцев в восточную Прибалтику

Немецкие купцы, часто посещавшие Двину ещё в XII в. в её низовьях, в земле ливов (по имени которых всю территорию, простиравшуюся до Эстонии, немцы потом стали называть Ливонией) основали торговые фактории и, «сблизившись с ливами, часто ходили в Ливонию на судне по реке Двине». Но это было эпизодическое, неустойчивое проникновение, тогда как политические цели германских императоров и папской курии требовали создания здесь постоянных феодальных колоний, опираясь на которые, можно было бы контролировать Балтийское море, оказывать давление на Швецию, Норвегию и Польшу, а главное — иметь базу для решительного наступления на Русь с целью обеспечения новыми землями алчных германских феодалов и уничтожения основного источника антикатолической «схизмы». Таким образом, в наступлении на восток интересы германских императоров и папской курии целиком совпадали.

Предварительная разведка была возложена на монахов-миссионеров. Гартвик II, архиепископ города Бремена, заинтересованного в восточно-балтийской торговле, направил в землю ливов августинского монаха Мейнарда. Прибыв в 1184 г. вместе с немецкими купцами в устье Двины, он обосновался в их стоянке у селения Икескола. Хотя католические проповеди этого монаха не имели успеха у местного населения (ливов), архиепископ Гартвик поспешил учредить новое ливонское епископство, а Мейнарда поставить во главе его. Однако дело христианизации продвигалось крайне туго. Ливы едва не принесли в жертву своим богам помощника Мейнарда — Теодориха — и не отпускали из своей земли самого Мейнарда, справедливо опасаясь, «что потом придёт христианское войско».

Предприимчивый монах сумел, однако, послать извещение папской курии, и папа Целестин III провозгласил крестовый поход для насильственного обращения ливов в христианство, для ограбления и захвата их земель; при этом папа дал отпущение грехов «всем тем, кто, приняв крест, поедут для восстановления первой церкви в Ливонии».

Крестовый поход состоялся уже после смерти Мейнарда, при его преемнике Бертольде, которого ливы успели уже изгнать из своей земли. Зимой 1198 г. Бертольд с немецким войском высадился на Двине в районе селений Икескола и Гольмэ; местные ливы оказали вооружённое сопротивление пришельцам, был убит и Бертольд; однако, огнём и мечом опустошая поля ливов, крестоносцы принудили их к миру; ливы обещали креститься, оставить у себя монахов и выделить им содержание — меру зерна с плуга (т. е. с участка земли, вспахиваемого одним плугом). Но по уходе немецких войск ливы отвергли условия насильственного мира и изгнали монахов.

Между тем бывший бременский каноник Альберт, назначенный новым ливонским епископом, подготавливал окончательный захват Подвинья, предполагая создать здесь сильное церковное княжество, вроде тогдашних прирейнских архиепископств (Майнцское, Кёльнское, Трирское) в Германии. Заручившись поддержкой папы Иннокентия III, германского короля Филиппа Швабского и датского короля Канута VI, новый епископ с крестоносцами из немецких феодалов и купцов на 23 кораблях ворвался в 1200 г. в Двину. Разбив отряды ливов и разорив семигалльскую гавань, крестоносцы основали на Двине крепость Ригу (1201) с самостоятельной гаванью, поставив, таким образом, под свой контроль морскую торговлю подвинских земель.

Епископ Альберт принимал меры, чтобы привлечь на свою сторону часть местной ливской и куронской знати, заключая с ней соглашения или забирая у неё заложников. Чтобы иметь постоянную военную силу, был учреждён в 1202 г. орден рыцарей-меченосцев, которым был дан устав тамплиеров. Меченосцы носили на белом плаще изображение красного меча и креста и подчинялись епископу, у которого добились (в 1207 г.) согласия на уступку им одной трети всех завоёванных земель. По уставу ордена, каждый рыцарь должен был давать четыре обета: послушания, целомудрия, бедности и постоянной борьбы с противниками католичества. Из всех этих обетов крестоносцы более или менее сносно выполняли только последний.

Члены ордена делились на три разряда: 1) «братьев-рыцарей», главным занятием которых была война; 2) «братьев-священников», составлявших духовенство ордена, и 3) «служащих-братьев», выполнявших обязанности оруженосцев, ремесленников и др. Во главе ордена стоял магистр, избираемый орденом из числа сочленов. При магистре состоял совет из знатнейших рыцарей, совместно с которыми решались важнейшие вопросы жизни ордена. В провинциальных замках, которые возводились на захваченных землях, суд и управление сосредоточивались в руках командоров или фогтов.

Завоёванные земли немцы раздавали своим вассалам и духовенству, подчиняя их власти местное население, которое было обязано содержать своих поработителей, работать на них и участвовать в их военных мероприятиях. Среди немецких крестоносцев не было единства. С первых же лет их вторжения началась борьба за земли и доходы между епископами, обосновавшимися в Риге, и орденом, имевшим свой центр в Вендене.

Особое положение в Прибалтике занимал ряд вновь основанных городов, в их числе и Рига; они пользовались полным самоуправлением. Городская власть находилась в руках выборных магистратов, каковыми являлись эльдермены гильдий и старейшины ремесленных цехов, т. е. в руках торгово-ремесленной верхушки, эксплуатировавшей городские низы. Города ревниво оберегали свои вольности от покушений ордена, который был бы не прочь прибрать их к рукам.

В этой связи можно отметить, что, несмотря на провозглашённую папской курией торговую блокаду Руси и почти непрерывные военные действия в восточной Прибалтике, немецкие (особенно рижские) бюргеры-купцы стремились к экономическим соглашениям с Русью и прежде всего с Новгородом, Полоцком я Смоленском. Новгород имел для всей Прибалтики и северной Европы первостепенное торговое значение, он контролировал и торговлю с Востоком. Впоследствии, когда выяснилось, что немецким крестоносцам не суждено овладеть русскими землями, купечество северогерманских городов поспешило заключить с Новгородом торговый договор (1269), по которому вопросы торговые отделялись от военных: «А будет вражда между новгородцами и соседними с ними землями — гостю ехать бес пакости водой и горой, повсюду, где новгородская власть». Аналогичные формы торговых отношений установились с немецкими купцами и у Полоцка, Смоленска и Витебска. Это явилось вынужденным признанием политической силы и экономической значимости Руси.

Торговля с Русью велась, видимо, в больших масштабах, которые лимитировались следующей статьёй немецкого купеческого устава (так называемой «Скры»). «Никто не должен иметь права привозить во двор (имеется в виду двор немецких купцов в Новгороде) [товаров] более, как на тысячу марок серебра». В товарном выражении это означало, что каждый немецкий купец мог привозить в один раз, например, 8 000 хлебов, или 4 000 пудов мёду и т. д. Купцов же приезжало в Новгород немало, судя по тому, что они здесь (подобно тому, как русские купцы в немецких городах) имели свой двор с церковью, отведённые луга для коней и ездили из Новгорода торговать, например, в Карелию.

В условиях напряжённых политических отношений, установившихся в то время между Новгородской Русью и Германской империей, торговый устав, выработанный немецким купечеством, предусматривал полную отчуждённость немецких купцов в отношении местного населения: под страхом крупных штрафов немецким купцам запрещалось самовольно торговать с русскими, новгородцами или иногородними, занимать у них деньги в долг, приобретать совместно с ними какое-либо имущество и т. п.

Не следует думать, что с учреждением ордена меченосцев немецкая власть без труда распространялась в восточной Прибалтике. Местные народы оказывали жестокое сопротивление захватчикам, которым приходилось к тому же считаться с мощью Руси и нарастающими ударами Литвы. Первоначальным успехам немецких феодалов немало способствовало отсутствие единства среди народов восточной Прибалтики, а также и среди правителей отдельных русских княжеств.

Полоцкий князь, в зависимости от которого находились земли ливов, не имел достаточных сил для того, чтобы сбросить немецких крестоносцев в море. В 1206 г. он организовал в помощь ливам поход на Гольм, но не только не смог уничтожить немецкую крепость, но и сам потерял Куконос. Князь Куконоса Вячеслав, вассал полоцкого князя, нанёс немцам ряд ударов, но в 1207 г., не получив помощи из Полоцка, сжёг свой замок и ушёл в Русь; на месте Куконоса немцы в 1209 г. построили новый замок.

В 1209 г., сосредоточив большие силы, немецкие феодалы неожиданным ударом овладели подвластным Полоцку городом Герцыкэ, который буквально опустошили. Сам немецкий хронист откровенно сообщает: «Тот день всё войско оставалось в городе, собрало по всем углам большую добычу, захватило одежду, серебро и пурпур, много скота, а из церквей колокола, иконы, прочее убранство, деньги и много добра... На следующий день, растащив всё, приготовились к возвращению, а город подожгли». Князь Всеволод, хотя и сохранил часть своих владений, но фактически попал в зависимость от Риги.

Так начались первые столкновения немецких рыцарей с русскими княжествами, но решающие столкновения с Русью были ещё впереди.

Немецким феодалам приходилось опасаться и литовцев, зачастую выступавших совместно с русскими. Идеолог крестоносного разбоя епископский хронист Генрих писал, касаясь положения в Подвинье: «Власть литовцев до такой степени тяготела тогда над всеми живущими в этих землях племенами, что лишь немногие решались жить в своих деревушках, а больше всего боялись лэтты». Боялись не только лэтты, но и у самих тевтонов дрожали руки, когда они в 1205 г. «с миром и питьём» встречали у ворот Риги проходивший на север для сбора дани двухтысячный литовский отряд.

Отдельные литовские князья в поисках дани и добычи (пленников, скота, ценностей) издавна совершали набеги на Лэттигаллию, доходя до Валка и даже до Саккалы в земле эстов; ливы и лэтты, по выражению хрониста, «были кормом и пищей» литовцев, и если прежде литовские князья сталкивались здесь с русскими, то теперь они сплошь и рядом в контакте с русскими вступали в борьбу с немецкими крестоносцами.

Русские князья с своей стороны стремились поддержать с литовцами мирные отношения.

Так, подчинённый Полоцку, князь Всеволод, правивший в Герцыкэ, был женат на дочери крупного литовского князя Даугеруте: — «Будучи как зять его, для них (литовцев) почти своим, — писал хронист, — связанный с ними сверх того дружбой, [он] часто предводительствовал их войсками, облегчал им переправу через Двину и снабжал их съестными припасами». Например, вместе с литовцами он совершил в 1203 г. успешный налёт на Ригу. Использовали литовцы в своих целях и главный замок в земле селов — Зелен.

Литовцы неоднократно (например в 1204, 1206, 1208, 1210 гг.), иногда совместно с ливами, нападали на немцев, нанося им немалый урон. Потери немцев были настолько велики, что епископ Альберт чуть не ежегодно ездил в Германию набирать пополнения. Так в 1206 г. он «обходил в Тевтонии каждый квартал, улицу и церковь, ища пилигримов». Однако литовские походы не привели к изгнанию крестоносцев. В 1208 г. крестоносцам удалось занять Зелен.

Немцы широко использовали в своей политике не только междоусобную борьбу правителей прибалтийских народов, но и разобщённость отдельных русских князей.

Расширяя захваченную территорию, немцы проникли в землю северных лэттов и основали здесь рыцарский замок Венден, создав этим постоянную угрозу не только Лэттигаллии, но и землям южной Эстонии. Провоцируя и используя разногласия между правителями ливов, лэттов и эстов, крестоносцы в 1208 г. организовали нападение на землю эстов, в результате которого был подожжён замок Оденпэ.

Занятие ими в 1211 г. крепости Феллина и разорение области Саккала вызвало против крестоносцев выступление эстов всего побережья вплоть до Виронии (т. е. Вика, Ревеля, Саремаа). Стремясь использовать против эстов силы ливов, немецкие феодалы даже пошли на уступки: уменьшили ливам повинности, заменив десятину ежегодным взносом меры зерна с коня.

Серебряный кратир софийской ризницы работы новгородских мастеров Косты и Братилы, 30-е годы XII в.

В 1210 г. крестоносцы отправили посольство в Полоцк к князю Владимиру «узнать, не согласится ли он на мир и не откроет ли рижским купцам доступ в свои владения». Дав обязательство выплачивать Полоцку ливскую дань, немцы склонили князя подписать «вечный мир». Полоцкий князь, подписывая мир, не интересовался тем, какие последствия может он иметь для Новгорода. А между тем немцам важно было получить передышку на Двине с тем, чтобы укрепить свои позиции в земле эстов, «и рады были все, что теперь безопаснее могут воевать с эстами... Так и оказалось», — писал немецкий хронист.

Однако приближение немецких захватчиков к коренным русским землям вызвало ответные мероприятия других русских князей. Главной силой был Великий Новгород, имевший возможность использовать полки «низовских» владимиро-суздальских князей. Однако неустойчивость политических отношений в Новгороде, обострение борьбы новгородского боярства с владимиро-суздальскими князьями, а также обособленность Пскова, Полоцка и Смоленска не могли не отразиться печальным образом на обороне подвластной северо-западной Руси прибалтийской территории. Поэтому, хотя походы новгородских войск проводились довольно часто, они не давали решительных результатов, так как у новгородского боярства не было достаточно единой и чёткой военно-политической программы действий.

Вероятно, в 1211 г. княживший в Новгороде Мстислав Удалой, совместно со своим братом Владимиром, державшим Луки и Псков, предприняли большой поход в землю эстов, в область Торма (Вайга), расположенную на западном берегу Чудского озера, «и много полониша скота бещисла приведоша». Зимой они двинулись в область Унгавнию, осадили город Оденпэ, занятый эстами, и бились там восемь дней. «Так как в замке не хватило воды и съестных припасов, осаждённые просили мира у русских. Те согласились на мир, крестили некоторых из них своим крещением, получили четыреста марок ногат, отступили оттуда и возвратились в свою землю, обещавши прислать к ним своих священников для... [их] крещения».

Таким образом, подтвердив свои права на эстские земли, новгородское правительство тогда же решило упрочить свою власть в них проведением массового крещения эстов, чтобы политически затруднить продвижение крестоносцев. Это была чрезвычайная мера, ибо, как правильно отметил немецкий хронист, «русские короли, покоряя оружием какой-нибудь народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег»; другими словами, русские князья и бояре, не считая нужным вводить в ряде подвластных им земель феодальные порядки, ограничивались данью, а потому и не внедряли в них феодальной идеологии.

Со своей стороны крестоносцы, стараясь ослабить силы Руси, сумели установить связь с псковским князем Владимиром Мстиславичем, скрепив её браком князя с племянницей Альберта. Поэтому в 1211 г., когда немецкие войска вновь вступили в землю эстов, совместно с ними действовал «очень большой отряд русских» из Пскова, который был «в мире» с Ригой. Правда, псковские правящие круги не одобрили тогда этой недальновидной политики и изгнали князя Владимира из Пскова «со всей дружиной»,¹ но тем не менее в 1212 г. немцы доходили уже до реки Эмбах и были в непосредственной близости от русских земель.

Обеспокоенное потерей своих позиций в Подвинье и ростом немецкого захватнического вторжения, новгородское боярство с помощью Мстислава Удалого организовало в 1212 г. новый поход в землю эстов. В этом походе участвовали псковский князь Всеволод Борисович и торопецкий князь Давыд; соединённое войско насчитывало по немецким данным 15 тыс. человек. По сведениям, сообщаемым новгородской летописью: «Иде князь Мстислав с новгородцы на Чюдь (т. е. эстов) на Ереву (т. е. Гервию, центральную и наиболее богатую часть Эстонии), сквозе землю Чудскую к морю, села их потрати и осеки (укрепления) их возма, и ста с новгородци под городом Воробиином (Варболэ, в земле Гаррия), и Чуть поклонишася ему, и Мстислав же князь возя на них дань». Две трети этой дани он отдал новгородцам, а третью часть своим феодалам — «дворяном».

То же сообщает и немецкая хроника, уточняя сумму дани: «когда великий король Новгорода Мстислав услышал о тевтонском войске в Эстонии, поднялся и он с пятнадцатью тысячами воинов и пошёл в Вайгу, а из Вайги в Гервен; не найдя тут тевтонов, двинулся дальше в Гариэн, осадил замок Варболэ и бился с ними несколько дней. Осаждённые обещали ему семьсот марок ногат, если он отступит, и он возвратился в свою землю».

Следовательно, можно думать, что новгородское боярство, не будучи в состоянии организовать контрнаступление против немцев, всё же добивалось от эстов уплаты традиционной дани.

Любопытно, что поход Мстислава вызвал в Литве стремление к сближению с Русью, и в 1213 г. литовский князь Даугеруте «с большими дарами отправился к великому королю новгородскому и заключил с ним мирный союз». Однако на обратном пути он был перехвачен немцами и кончил свои дни в венденской тюрьме. Всё же литовцы в этом году совершили нападение на Нижнее Подвинье.

Положение новгородского правительства в эти годы затруднялось тем, что ему ещё приходилось наталкиваться на враждебное отношение некоторых эстонских старейшин. Например, старейшина Саккалы Лембито, «пока русские были в Эстонии», направил войска в Русь. Они «ворвались в город Псков и стали убивать народ», но когда горожане «подняли тревогу... тотчас побежали с добычей и кое-какими пленными назад в Унгавию». Об этом событии остался след и в русской летописи: «изъехаша Литва (переписчики так исправили непонятное «Лембито») безбожная Пльсков и пожгоша: пльсковицы бо бяху в то время... на озере. И много отвориша зла и отъидоша».

Нападения крестоносцев на страну эстов всё учащались. В 1215 г. немцы предприняли из Вендена поход на Унгавнию и Вайгу. Как пишет немецкий хронист, они, «не щадя никого: мужского пола всех перебили, женщин и детей увели в плен и... весело возвратились домой со всей добычей». В том же году немцы предприняли из Риги первый поход на остров Саремаа (Эзель), население которого было тесно связано с эстами и затрудняло действия немцев в Рижском заливе.

Несколько упрочив свои позиции в земле эстов, епископ Альберт ещё в 1212 г. добился прекращения выплаты ливской дани Полоцку («епископ иногда платил за ливов королю эту дань»). По условиям нового соглашения, князь Владимир был вынужден предоставить епископу «всю Ливонию безданно, чтобы укрепился между ними вечный мир, как против литовцев, так и против других язычников, а купцам был бы всегда открыт свободный путь по Двине». Этот шаг князя Владимира был вызван его обострёнными отношениями с литовскими князьями. Но эта неосмотрительная мера не улучшила положения Полоцка.

Неоднократные мужественные попытки эстов отбить наступление немецких феодалов, а также бесчеловечная жестокость последних на занятых ими эстских землях вскоре привели эстских старшин к выводу о необходимости искать помощи против немцев на Руси. Не считая удобным обращаться в Новгород, с которым отношения не были дружественными из-за прекращения выплаты дани, эсты в 1215 г. послали к полоцкому князю Владимиру «просить, чтобы он с многочисленным войском пришёл осаждать Ригу, а сами обещали в это время теснить войной (подчинённых немцами) ливов и лэттов, а также (с помощью эзельцев) запереть гавань Дюнамюндэ».

Князь полоцкий Владимир, «так как он всегда стремился разорить ливонскую церковь», одобрил предложение эстов; он отправил послов «в Руссию и Литву и созвал большое войско из русских и литовцев». Подготавливался крупный поход; однако в день выступления князь Владимир внезапно умер, и поход расстроился. Но всё же 1215 г. примечателен как начало оформления русско-эстонского антинемецкого союза.

Псковским боярам, как и новгородским, всё труднее становилось собирать дань в земле эстов. В 1216 г. псковские власти «разгневались на жителей Унгавнии за то, что те, пренебрегши их крещением, приняли латинское и, угрожая войной, потребовали у них оброка и податей». Эти требования псковичи подкрепили походом к Оденпэ и, видимо, добились своего. Крестоносцы по уходе псковичей так же пришли под Оденпэ и, соорудив здесь замок, сильно укрепили его и поставили гарнизон. В том же году, когда русские пришли «по обычаю, в землю лэттов Толовы собирать свой оброк», рыцари из Вендена пытались им помешать и захватили данщиков. Но по требованию «короля новгородского» (Мстислава Удалого), Бертольд венденский «освободил пленных и с почётом отпустил в Руссию». Однако следом за этим событием рыцари из Оденпэ вновь совершили набег на русские земли.

Встревоженные потерей Оденпэ, Новгород и Псков сейчас же стали подготавливать крупное наступление с целью изгнания немцев из Эстонии. Для начала были отправлены послы к эстам «по всей Эстонии, чтобы шли эсты осаждать тевтонов... в Оденпэ»; на призыв русских откликнулись «не только эзельцы и гарионцы, но и жители Саккалы, уже давно крещёные (немцами), надеясь таким образом сбросить с себя иго тевтонов...».

В то время Мстислав Удалой был в отъезде в Киеве, и поход возглавил Владимир Мстиславич, вновь ставший псковским князем. и новгородский посадник Твердислав. Русские в 1217 г. «сташа» под городом Оденпэ и осаждали его семнадцать дней; к ним на помощь пришли эстонские отряды, в том числе и эзельские. Чтобы отсрочить штурм, осаждённые начали переговоры, а сами отправили гонцов к немцам. Пока русские совещались, подошло основное немецкое войско во главе с магистром Волквином, со вспомогательными отрядами ливов и лэттов. Использовав момент смены русских сторожевых постов, это войско пробилось в город, правда, понеся при этом немалый урон: «убиша новгородци два воеводы, а третий руками яша, а конев отъяша 700», тогда был убит и Бертольд венденский.

Приход подкреплений не спас немцев от поражения: «из-за множества людей и коней сделался голод в замке, недостаток съестного и сена, и стали кони объедать хвосты друг другу». На третий день немцы сдались и вынуждены были очистить замок. Видимо, эта победа русско-эстонских сил восстановила русские права в земле эстов, ибо епископ Альберт вынужден был отправить послов в Новгород и в Саккалу «для утверждения мира», заключённого в Оденпэ. Удар по немецкому рыцарству был нанесён сильный, ибо епископ Альберт срочно направился в Германию набирать пополнения и привёл немало новых войск.

Русские также шли на мир с целью подготовить новое, ещё большее наступление на крестоносцев, ибо немецкий хронист тут же записал, что «люди там (в Новгороде) полны надменной спеси и в гордости своей весьма заносчивы, они пренебрегли и просьбами епископа и миром с тевтонами, а сговаривались с эстами, обдумывая способы, как бы раздавить тевтонов».

Тогда же «эсты отправили русским много даров, прося прийти с войском...» Новый новгородский князь Святослав Мстиславович (сын князя киевского), отправив послов в Эстонию, обещал прийти с большим войском «вместе с королём Владимиром (псковским) и множеством других королей». «И обрадовались эсты и послали людей по всей Эстонии и собрали весьма большое и сильное войско и стали у Палы в Саккале», — сообщает немецкая хроника.

Возглавил эстов князь и старейшина земли Саккала — Лембито, в прошлом враждебный Руси; он собирал силы со всей Эстонии: «и явились к ним и роталийцы, и гарионцы, и виронцы, и ревельцы, и гервенцы, и люди из Саккалы». Всего собралось шеститысячное войско, оно стояло в Саккале, ожидая прихода русских полков. Магистр Волквин, собрав трёхтысячное войско и вспомогательные отряды ливов и лэттов, опередил русских и сумел разбить эстов и последующим разорением области Саккала ослабить их сопротивление.

Однако «великая война русских и эстов против ливонцев» разгоралась всё сильнее, и епископ Альберт вынужден был обратиться за помощью к датскому королю Вальдемару, который «обещал на следующий год быть в Эстонии». Между тем русское войско, предводимое новгородским князем Всеволодом Мстиславичем (другим сыном киевского князя), предприняло новый большой поход, на этот раз на Венден, бывший форпостом немцев, нападавших на юго-восточную Эстонию; из эстов, после поражения у Саккалы, в походе участвовали лишь гарионцы; тогда же эзельцы напали на устье Двины. Всё русское войско, по немецким данным, насчитывало 10 тыс.: «иде князь Всеволод с новгородьцы к Бертуеву (так наши летописи называли Венден по имени первоначально управлявшего им Бертольда, т. е. «Бертольдов») и устретоша сторожи немци, литва, либь; и бишася и пособи бог новгородьцем...» (т. е. они разбили дозоры) и «...идоша под город и стояша 2 недели, не взяша города, и придоша здорови». По немецким данным, в походе участвовали псковичи во главе с князем Владимиром Мстиславичем и его сыном Ярославом. Таким образом, если русско-эстонский поход на Ригу и не состоялся, то всё же была проведена внушительная демонстрация сил.

В 1219 г., согласно договорённости с епископом Альбертом, в северную Эстонию вторглись войска датского короля Вальдемара, подкреплённые силами его вассала правителя Рюгена и части Померании Вацлава I. Отстаивать Эстонию русским становилось всё труднее. Датские войска захватили часть северной территории эстов и основали Ревель. Датские короли давно стремились утвердиться в Эстонии. Ещё в 1100 г. датский король Эрик Эйегод присвоил себе титул герцога Эстонии; с той поры датские правители, а равно и шведские, не раз покушались на независимость эстов, которые отвечали жестокими набегами на датские и шведские владения. Их набегов боялись, и не случайно жители о. Готланд «предпочитали быть в мире с эстами». В 1206 г. король Вальдемар сделал неудачную попытку захватить часть острова Саремаа (Эзель), но должен был отступить.

Вторжение датских феодалов серьёзно ухудшило позиции русских в Эстонии, во-первых, потому, что датчане постоянно грозили северной Эстонии; во-вторых, потому, что во всех походах русских на крестоносцев датская крепость оставалась у них на фланге. Датские крестоносцы вели себя в стране эстов так же, как и немецкие: они занялись завоеванием земли, порабощением и крещением населения.

Любопытно, что тех, кто был уже крещён немцами, датчане перекрещивали, а тех, кто принимал крещение у немцев после прихода датчан, они вешали как государственных преступников. Этот факт является лишним свидетельством того, что крещение было лишь лозунгом грабежа, а принятие христианства имело в глазах завоевателей чисто политическое значение как признание их власти.

Вторжение датского короля до некоторой степени усложнило и положение епископа Альберта, которому теперь приходилось оберегать захваченные земли не только от покушений немецких рыцарей-крестоносцев, но и датских. Римская курия не разделяла опасений епископа, полагая, что датский король «всегда высказывал себя верным апостольскому престолу» и будет полезен в создавшихся трудных условиях.

В поисках новых союзников епископ Альберт в 1220 г. ездил ко двору германского императора Фридриха II, прося поддержки. В этот момент Фридрих II не счёл возможным поддержать епископа, как он это сделал позднее; он «уделил епископу немного благожелательного внимания» и «убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание». Между тем датский король, стремясь подчинить себе рижского епископа, в 1220 г. запретил городу Любеку давать корабли для подвоза подкреплений в Ригу, т. е. блокировал её. В 1221 г. епископ был вынужден признать власть Вальдемара над Эстонией и Ливонией.

На Руси, в Новгороде Великом, постепенно начало вновь возрастать влияние владимиро-суздальских князей, что не могло не сказаться на усилении новгородских вооружённых сил. В 1221 г. владимирский князь Юрий Всеволодович отправил в Новгород княжить своего брата Святослава, и тот предпринял новый поход на Венден: «идоша новгородьци со Святославомь ко Кеси (так как Бертольд уже погиб, то город именовали по-латвийски от «Zehsis») и придоша Литва на помощь же; и много воеваша, но города не взяша».

Немецкий хронист сообщает, что русские, разорив венденский посад (внешний город), опустошили также область Торейду, расположенную в непосредственной близости от Риги, и «где русские нанесли меньший вред, там приложили руку литовцы». Всё происходившее в восточной Прибалтике ясно свидетельствует, что Русь, несмотря на её раздроблённость, являлась единственной силой, которая могла положить предел немецкому натиску; не случайно народы, противостоявшие немцам (литовцы, эсты, лэтты), искали помощи на Руси.

Примечания

1. Пользуясь правом вассала менять сюзерена, князь Владимир Мстиславич в начале своей деятельности не раз изменял интересам Руси. Феодальные порядки того времени создавали условия для появления в пограничных землях такого рода опасного княжеского дружинного элемента, который служил тому, кто больше платил.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница