Глава первая. Северо-Восточная Русь на рубеже XIII века

На рубеже XIII в. Русь, русская земля, была самым крупным из европейских государств. Придворный книжник того времени, живший во Владимире на Клязьме, в своём «Житии» князя Александра Невского так писал о родной Руси: «О светло светлая и украсно украшена земля русская, и многими красотами удивлена еси: озеры многими удивлена еси, реками и кладязьми месточестными, горами крутыми, холми высокими, дубравоми чистыми, полми дивными, зверми различными, птицами бещислеными, городы великими, села дивными, винограды обительными, домы церковными и князьями грозными, бояры честными, велможами многами: всего еси исполнена земля русская».

Однако, описав красоту и богатство русской земли, автор с тревогой говорит об ухудшении её международного положения, когда все правители соседних стран грозят её независимости: прошли те времена, когда они трепетали от одного имени русского, когда «литва из болота не выникиваху», когда «угры (венгры) твердяху (укрепляли) каменые горы (т. е. Карпаты) железными вороты, абы на них великий Володемер (Мономах) тамо не выехал», когда «немцы радовахуся, далече будуче за синим морем», — ныне не то — все они грозят Руси. А на самой Руси не спокойно, ибо приключилась русским «болезнь».

Эта «болезнь» — феодальные распри, ссоры и войны русских князей между собой. Не вдруг начались эти распри.

Со времён киевского князя Ярослава Мудрого терзали они русскую землю. К середине XII в. былое государственное единство Руси, осуществлявшееся из Киева князьями и боярской землевладельческой знатью, стало далёким воспоминанием. Киев, незадолго до того величием «подобный Константинополю» — столице Византийской империи, утратил прежний блеск, уступая своё экономическое и политическое значение таким городам, как Владимир на Клязьме, Галич на Днестре, Великий Новгород.

Это произошло потому, что Киев уже не мог содействовать росту отдельных княжеств, образовавшихся внутри древнерусского Киевского государства. Напротив, требуя с них дани и людей, Киев задерживал их рост. В Смоленщине, Ростовской земле, Галичине и других землях сложились новые, феодальные отношения. Киевские дружинники и местная знать, давно перешедшие от сбора дани с подвластного крестьянского населения к захвату крестьянских общинных земель, построили в этих землях свои замки-крепости, принудили работать на себя большинство прежде свободного крестьянства, т. е. стали феодалами-землевладельцами. Чтобы сделать это принуждение постоянным и относительно прочным, они создали здесь свой государственный аппарат (управление, суд, армия и т. п.), способный осуществлять власть над крестьянством, над народом, и защищать захваченные земли от внешних врагов.

В новых условиях Киев не имел достаточных военных и экономических сил, чтобы помочь множившимся и крепнувшим феодалам держать в узде подчинённое ими крестьянство, не имел он средств удержать и самих этих феодалов в повиновений.

При этих условиях единая Русь стала распадаться на отдельные самостоятельные феодальные «полугосударства».¹ Государственный строй приобрёл расчленённую форму, типичную для европейских государств изучаемого периода; реальная государственная власть перешла к феодальному сословию отдельных «полугосударств». Местная знать отдельных земель освобождалась из-под власти Киева и провозглашала самостоятельность «своих» князей, которые в свою очередь начинали проводить собственную политику, связывая свои интересы с интересами местной знати, стремясь увеличить свои земельные владения за счёт захвата соседних земель, в том числе земель соседних русских князей, стремясь повысить свои доходы за счёт феодального угнетения крестьян-смердов и меньше всего думая об общерусских интересах. Начавшиеся непрерывные войны правителей феодальных княжеств несли разорение крестьянству и городам; эти войны продолжались даже тогда, когда внешние враги угрожали русской земле; они ослабляли военную мощь Руси и затрудняли борьбу русского народа за свою независимость. Обо всём этом с глубокой горечью писал в конце XII в. знаменитый автор «Слова о полку Игореве»:

И когда ж в те злые дни Олега..
Погибала жизнь Даждьбожьих внуков,
Сокращались веки человекам...
В дни те редко ратаи за плугом
На Руси покрикивали в поле:
Только враны каркали на трупах,
Галки речь вели между собою,
Далеко почуя мертвечину...
Невесёлый час настал, о братья!

Так звучат бессмертные строки «Слова» в переводе поэта А.Н. Майкова.

Виной всему тому были князья с их бессмысленными усобицами:

Рекоста бо брат брату: «се мое, а то мое же».
И начата князи про малое: «се великое» молвити,
А сами на себе крамолу ковати, а погании с всех
Стран прихождаху с победами на землю Русскую.

Киевское княжество уже не только не вело самостоятельной политики, но само стало яблоком раздора между более сильными соседними князьями, ни один из которых, однако, не мог укрепиться на киевском столе.

Но в то же время зарождались и обратные явления. Правители крупнейших «полугосударств» (некоторые из которых по своим размерам не уступали иным западноевропейским государствам) с течением времени всё настойчивее стали выступать претендентами на роль объединителей Руси на феодальной основе, объявляя себя «великими князьями всей Руси», стремясь использовать в своих целях и захват «Киевского великого княжения». С притязаниями на роль объединителей всех русских земель не раз выступали князья галицкие, волынские, черниговские, владимиро-суздальские... Опираясь на сочувствие всех, кто страдал от грабительских феодальных войн, отдельные князья находили в осуществлении объединительной политики поддержку со стороны служилых (главным образом мелких и средних) феодалов и развивающихся городов. Время от времени они объединяли относительно крупные части русской земли и при этом особенно стремились утвердиться в бывшей столице Руси — Киеве, а также в крупнейшем торговом её центре — Новгороде Великом.

Но эти объединения не были прочны, так как условия для создания централизованного общерусского государства ещё не созрели: экономические и торговые связи, как правило, не выходили за рамки отдельных княжеств, и хотя князья уже приходили к мысли о необходимости пускать купцов торговать «без рубежа» и договаривались друг с другом об этом, но на практике торговые нити часто обрывались; растущее феодальное боярство отстаивало независимость своих земельных владений и срывало усилия отдельных князей, направленные к централизации. Само городское население и его торгово-ремесленная верхушка оказывались ещё неспособными надолго закрепить объединительные попытки своих князей. Тем не менее неудачи этих попыток не прекращали стремления к объединению, за ним было будущее.²

Ярославово дворище; слева направо: церковь жён-мироносиц, XII—XVI вв., церковь Прокопия, 1359—1529 гг.. Вечевая башня, 1472 г., Николо-Дворищенская церковь. 1113 г.

Стремление к объединению Руси нашло своё выражение и в письменности того времени — и прежде всего в летописании. Идея единства русской земли, русского народа зародилась весьма рано, начиная с XII в., и на протяжении ряда веков она чётко выступала в наших памятниках письменности. Княжеские летописцы всегда старались обосновать первенствующую роль своего княжества во всей русской земле и оправдать права местного князя распоряжаться её судьбами. Княжеские и церковные книжники, где бы они ни составляли свои летописи, всегда хранят известия о «русской земле», «русском бое», «обычае русском».

Основой существования этой идеи являлось то, что все русские феодальные княжества были населены русским народом, который говорил, в основном, на одном языке, пользовался одинаковыми светскими («Русская Правда») и церковными (уставы) законами, имел свою, русскую (гривенную) денежную систему, возводил во Владимире, в Галиче, в Суздале, в Холме, в Смоленске и в Чернигове постройки, близкие по стилю; в Киеве и в Перемышле, в Новгороде и Владимире-Волынском он создавал схожие литературные памятники. Сам народ, основную массу которого составляли крестьяне, никогда не забывал о своём единстве, о том, что живёт на русской земле, не забывал он и о былом единстве русской земли... Эта идея нашла своё особенно яркое выражение в народном творчестве — былинах. По народному представлению, за русскую землю сражаются вместе «задорливый» галичанин Дунай, муромец Илья, волынец Михайло Казарин, ростовец Алёша, рязанец Добрыня... Они все друг другу — братья, и потому ни Дунай Добрыню, ни Добрыня Дуная даже в ссоре ранить не могут как «русский от русского». Поэтому понятно, что в те моменты, когда всей Руси, русской земле, угрожали враги — весь народ поднимался против них.

Во второй половине XII в. и в начале XIII в. значительной политической силой, выступившей с объединительными стреляниями, явилась Владимиро-Суздальская Русь.

Из всех русских княжеств только Владимиро-Суздальское в борьбе за верховенство на Руси достигло ощутимых результатов. Оно лежало в северной части Волжского бассейна; первоначально киевские князья присылали в эти земли своих «мужей» для сбора дани, а затем здесь стали править и князья, как правило, сыновья киевского великого князя. Уже в правление Юрия Долгорукого (1107—1157) Ростово-Суздальское княжество сбросило верховную власть киевского князя. Более того, оно само стало решительно притязать на руководство всей русской землёй. После смерти своего отца Владимира Мономаха князь Юрий первый из ростово-суздальских князей властно провозгласил торжество нового, феодального порядка на Руси и право Ростово-Суздальского княжества на господство в русской земле, и в первую очередь в Киеве и Великом Новгороде.

В результате неоднократных военных выступлений князь Юрий достиг своей цели: овладел Киевом и заставил Новгород Великий признать свои права. Именно поэтому князь Юрий Владимирович и получил в народе прозвище «Долгорукий». Потомки и преемники князя Юрия — Андрей Боголюбский, Всеволод «Большое гнездо», Ярослав Всеволодович — продолжали его политику, довершая упадок Киевского княжества и с возрастающей силой наступая на Новгородскую боярскую республику. Вместе с тем они всё настойчивее проводили мысль о том, что их княжеству принадлежит исключительное право быть руководителем русской политической жизни.

Сильная княжеская власть, которая складывалась в Северо-Восточной Руси, в тогдашних условиях «всеобщей путаницы» мелких феодальных княжений способствовала созданию будущего национального объединения. Правда, процесс сплочения всех русских земель не успел достичь ощутимых результатов, будучи прерван татаро-монгольским нашествием, но всё же Северо-Восточная Русь сумела сохранить свои объединительные стремления, закрепив их в политике князя Александра Невского и его преемников, при которых основанная Юрием Долгоруким Москва стала центром Русского национального государства.

Софийский собор XI в. Южный фасад

Ростово-, а позднее Владимиро-Суздальское княжество охватывало обширную территорию от Нижнего Новгорода до Твери по Волге, до Ржева, Можайска и Коломны, включало Устюг и Белоозеро на севере. Его границы соприкасались с границами Рязанского, Черниговского, Смоленского княжеств и особенно тесно с границами Новгородской феодальной республики, через территорию которой тянулся северный конец Волжского торгового пути; в Новгородскую землю владения владимиро-суздальских князей вдавались глубокими клиньями — в северное Подвинье, к Прионежью и менее глубоким клином — к Торжку.

Новгородская феодальная боярская республика не случайно привлекала к себе взоры владимиро-суздальских князей и бояр. Новгород Великий, один из древнейших русских городов, находился в центре водных путей, связывавших Русь с другими странами. Через него шёл главный торговый путь, соединявший моря Балтийское, Чёрное и Каспийское. Через Волхов — Ладогу — Неву по Балтийскому морю мимо острова Готланд новгородские купцы вели торговлю с другими странами северной Европы (Германия, Дания, Швеция и др.), как сказано в былине о Садко, богатом госте (т. е. купце):

Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова в Ладожско,
А с Ладожска в Неву-реку,
А со Невы-реки в сине море.

Кроме того, из Новгорода на запад шёл торговый путь по суше — «горою» — проходя через Юрьев к Двине и далее к Неману и Висле — в славянское Поморье. По Ловати через волок в Днепр направлялись новгородские суда в Чёрное море, т. е. в киевское Олешье на Днепре, Белгород и Галич на Днестре, Галац на Дунае и далее, вдоль болгарских берегов, в Константинополь; по рекам Мсте и Тверце плыли новгородские купцы к Волге, а по ней, через владения владимиро-суздальских князей, в Каспийское море, в страны арабского Востока.

Местные «мужи», а затем бояре с помощью киевских князей энергично и успешно расширяли новгородские государственные границы. Они подчиняли соседние племена и народы, основывая на их территориях свои крепости и устанавливая «погосты» — административные центры сбора дани. Так на Волхове выросла Ладога, защищавшая торговые пути от ударов с севера и служившая исходным центром подчинения Карелии; на западе — Юрьев, основанный в 1030 г. Ярославом Мудрым и ставший русским опорным пунктом в эстско-ливских и отчасти литовских землях. Таким образом, владея берегами Невы и Финского залива, новгородские бояре держали под своим контролем южную прибалтийскую территорию до Двины, а на севере управляли Карелией. Их сборщики дани проникали в землю еми (финнов) и далее к границам Норвегии. Далеко на север — по Терскому берегу Белого моря, Заволочью, Печоре, Югре — тянулись новгородские владения.

Сам Новгород был сильно укреплён, в XII в. его окружили земляным валом, поверх которого шла стена, а перед ним — ров. Вокруг города возникли монастыри, имевшие немалое оборонительное значение. Новгород расположился по двум сторонам реки Волхов, соединённым мостом. На одной стороне — Софийской — в центре находилось каменное укрепление — детинец с Ярославовым двором, на котором со времён Ярослава Мудрого устраивалось вече — собрание новгородцев для решения важнейших государственных вопросов. В детинце стоял храм покровительницы города, новгородской Софии. Это было центральное общественное здание — здесь принимали послов, на площади собиралось вече, вокруг были расположены дома бояр.

На другой, восточной — Торговой — стороне находился торг, где можно было встретить купцов со всех концов Руси, а также купцов немецких, шведских, датских, греческих, арабских... Здесь стояли купеческие дома и жили многочисленные ремесленники, составлявшие основное население Новгорода.

Торговля хлебом и мёдом в Новгороде (миниатюра)

В политической, хозяйственной и культурной жизни Новгорода крупной силой являлись объединения кончай (жителей концов), уличан (жителей улиц), сотни и купеческие братчины. Особенно возросла роль концов и улиц в половине XII в., когда кончанские и уличанские старосты скрепляли своими печатями важнейшие государственные грамоты феодальной республики. Уличанские органы власти и даже местные попы были выборными. Разумеется, в этих выборах решающая власть оставалась в руках близживущих бояр, которые умели находить средства контролировать городской аппарат управления. Целые районы (концы) города именовались сообразно занятиям ремесленного населения: Плотницкий, Гончарный... Каждый конец имел своё самоуправление и известную власть над определённой территорией новгородской области. Ремесленники объединялись в цеха, члены которых жили обычно рядом, согласно выступали при вечевых спорах и когда напряжённая классовая борьба выливалась в прямые городские восстания. Купеческие объединения — братчины — тоже имели своё управление. Они избирали старост, строили церкви, в которых хранили товары, деньги, а также орудия меры и веса; здесь происходил и суд. В других русских княжествах (Киеве, Владимире-Волынском и др.), а также за рубежом в Висби (на Готланде), в Риге, Любеке, Сигтуне новгородские купцы жили колониями, имели свои дома и церкви.

Водопроводная труба из Новгорода

По своему благоустройству Новгород оставил позади себя многие города Западной Европы — уже в XI в. здесь мостили улицы, тогда как, например, в Париже мостовые появились лишь к концу XII в.

Эти мостовые недавно обнаружены нашими археологами, ведущими в Новгороде большие раскопки. Вдоль улиц шли желоба и трубы сточных вод. Ярославово дворище имело первый в северной Европе водопровод, по которому в деревянных трубах шла чистая ключевая вода.

Как и Киев, Новгород был уже в XI в. крупнейшим культурным центром Руси. История его культуры отражает развитие Новгорода по пути от княжеской волости в феодальную республику. В произведениях культуры того времени ярко отражался социальный, заказ новгородских или иных феодалов, проникнутый господствующей идеологией — христианством. При введении в Новгороде христианства князь Владимир Святославич поставил здесь дубовый храм Софии. В 1044 г. Ярослав Мудрый заложил каменный детинец, а в 1049 г. новгородский князь Владимир Ярославич построил новый каменный софийский храм, в котором воплотились основные черты новгородского зодчества — простота и ясность форм. Этот храм с переделками и достройками просуществовал до наших дней, и только немецкие фашисты разорили его.

В начале XII к в Новгороде строится ещё ряд замечательных храмов — три собора на берегу Волхова были воздвигнуты в течение 1112—1119 гг. Построенные русскими мастерами, эти соборы создавали определённый архитектурный стиль города. Внутри соборы были украшены прекрасной фресковой живописью.³

Церковь Спаса-Нередицы близ Новгорода

С установлением в Новгороде феодально-республиканских порядков боярско-купеческое строительство второй половины XII в. выработало новый тип четырёхстолпного, квадратного в плане, храма, меньшего по размерам и более простого по формам, чем грандиозные княжеские соборы. Купцы и ремесленники стремились в каждом конце и на каждой улице построить такую церковь. К новому типу церквей принадлежала и всемирно известная церковь Спаса-Нередицы, варварски разрушенная немецкими фашистами. Она была построена в 1198 г. и расписана фресками. Интересно отметить, что направо от входа в ней, был изображён отец князя Александра Невского Ярослав Всеволодович в княжеских одеждах и с моделью церкви Нередицы в руках. Полагают, что это изображение было выполнено по заданию князя Александра вскоре после гибели его отца в Каракоруме (1246).

Все эти великие творения средневекового искусства были созданы русскими мастерами.

В 1017 г. в Новгороде, раньше, чем в Киеве, и раньше, чем в Польше, Чехии, Венгрии, появилось местное летописание, с тех пор продолжавшееся непрерывно вплоть до включения Новгорода в состав Русского централизованного государства.

С установлением республики местная летопись, как отметил Д.С. Лихачев, изменила свой характер. В ней больше внимания стало уделяться местным политическим и хозяйственным событиям, вплоть до состояния посевов, повышения цен на хлеб, неурожаев, стихийных бедствий и т. д. В ней не раз звучит деловая народная речь. Позднее новгородская летопись вошла в состав грандиозных московских летописных сводов.

Развалины церкви Спаса-Нередицы, разрушенной немецкими фашистами

До 30-х годов XII в. Новгород продолжал числиться под властью киевских князей, которые управляли им через своих сыновей; однако уже в то время власть князя в Новгороде ограничивалась получением определённой дани, которую ему давали новгородские бояре. Пользуясь ослаблением власти киевских князей, новгородцы в 1136 г. подняли восстание. Кроме новгородских низов, использованных торгово-ремесленной верхушкой и частью боярства, в восстании участвовали также псковичи и ладожане. Князь был смещён, и Новгород получил общественное устройство в форме боярской феодальной республики, где правили бояре и их ставленник — епископ. Эксплуатируя массы крестьян-смердов, ведя широкую торговлю, они находили средства, чтобы держать в руках органы власти в республике, включая и вече. Вече существовало в Новгороде уже в начале XI в. Созывал вене посадник из бояр, тысяцкий, иногда сам князь. Сроков созыва не было: по звуку колокола сходились все, кто считал себя новгородцем, иногда участвовали псковичи и ладожане, Власти ставили вопрос, а вече постановляло, избирало, решало споры. После событий 1136 г. роль веча возросла: оно избирало посадника, тысяцкого и даже архиепископа (с 1156 г.), который прежде назначался киевским митрополитом, а с этой поры лишь утверждался им. Формально вече имело верховную власть; однако на деле оно находилось в руках богатого боярства, хотя последнему не раз приходилось считаться с мнением вече, особенно в тех случаях, когда оно подкреплялось вооружёнными выступлениями городских «чёрных» людей.

Исполнительная власть, таким образом, принадлежала боярской верхушке (архиепископ, посадник, тысяцкий). Во главе исполнительной власти оказался новгородский архиепископ — богатейший землевладелец города, к которому перешли права, доходы и земельные владения киевского князя. В его ведение перешла также софийская казна, он ведал внешними сношениями Новгорода, он приобрёл право суда, наблюдения за торговыми мерами и т. п.

Однако установление республиканского строя не избавило новгородских бояр от необходимости приглашать в Новгород князей: Новгород был богат, и ему приходилось многократно отбивать нападения извне: в течение трёхсот лет, с середины XII до середины XV в., Новгород воевал 26 раз со Швецией, 11 раз с Ливонским орденом, 14 раз с Литвой и 5 раз с Норвегией. Новгородское боярство нуждалось в князе, способном привести опытное и сильное войско. Поэтому князья приглашались в Новгород вечем в качестве прежде всего военных руководителей. При вступлении в город князь должен был заключить с Новгородом «ряд» — договор, которым новгородское боярство оформляло защиту своих сословных прав; князь в знак нерушимости своего слова обязан был целовать крест на «грамотах новгородских»; князя лишили большинства доходов, прав, земельных владений, его ограничили в праве на охоту, в праве на суд, князя выселили из детинца за город — на Городище. Договоры специально запрещали князьям любым способом приобретать землю в Новгородской республике или принимать в зависимость (в «заклад») новгородских крестьян. «А закладников ти, княже, не приимати, [ни] твоей княгыни, ни твоим бояромь; ни сел ти держати по Новгородьской волости, ни твоей княгыни, ни бояром твоим, ни твоим дворяном; ни слобод ставити по новгородской волости» — таково одно из основных требований бояр к князю. Бояре запрещают закладничество, т. е. выход смердов-крестьян в княжеские земли; кроме того, в заклад шли и горожане средней руки (мелкое и среднее купечество — «купчины»), которые, оставаясь в новгородской области, в то же время «позоровали» князю — делались зависимыми от него: это также запрещалось.

Бирюч, созывающий на вече

Явление это было не единичным, и под власть князей в то время бежали, спасаясь, видимо, от более суровой боярской кабалы, холопы, должники, половники и другие обедневшие люди.

В случае нарушения этих условий князь изгонялся.

Однако, несмотря на все эти ограничения, князья соседних земель с охотой шли в Новгород, ибо это было хотя и опасно, но выгодно, потому что за военную охрану боярство выжимало из смердов и городского люда дополнительный доход князю: со всех новгородских волостей он получал определённый «дар»; кроме того, в Волоцкой земле он имел право держать своего чиновника — тиуна, ведавшего административно-хозяйственной жизнью, правда, не во всей, а «на половине» волости; в Торжке с областью такой же княжеский тиун ведал уже не половиной, а лишь «частью» земли. Кроме того, князь имел право осуществлять суд в городе Русе — один раз в три года. Правда, это право не всегда оказывалось реальным, т. е. не всякому князю удавалось три года продержаться в Новгороде. Кое-где по новгородской волости княжеские судьи также наезжали осуществлять суд. Кроме того, для князя открывались важные торговые пути, а в случае военной удачи — поступала часть добычи.

Стремясь занять зыбкий новгородский стол, смоленские, черниговские, владимиро-суздальские и даже далёкие волынские князья старались обзавестись сторонниками из числа новгородских бояр и купцов и постоянно враждовали друг с другом из-за влияния и власти в Новгороде. Среди новгородской знати в свою очередь возникали группировки, партии, связанные с тем или иным княжеством. Всё это осложняло и без того накалённую атмосферу классовой борьбы в Новгороде. Маркс сравнивал Новгород с Флоренцией, говоря, что в нём бушевала классовая борьба «между патрициями и плебеями».⁴

Ни один князь не мог прочно утвердиться в Новгороде. Конфликты князей с боярством, неоднократные городские движения приводили к частым сменам князей. Только между 1215 и 1236 гг., т. е. за 21 год, князья в Новгороде сменились 13 раз, иные князья сидели в Новгороде по нескольку раз. Например, отец Александра Невского, князь Ярослав Всеволодович, четыре раза сидел на новгородском столе, пока в 1236 г. не покинул его окончательно, оставив в городе своего сына Александра.

В результате долгой и упорной борьбы за влияние в Новгороде наибольших успехов добились владимиро-суздальские князья. Эти «низовские» князья имели сильное средство давления на Новгород: они закрывали волжский торговый путь и прекращали подвоз продовольствия в город, используя при этом выступления «чёрных» новгородских людей против князя-соперника. Кроме того, владимиро-суздальские князья имели крупные военные силы, способные весьма быстро оказать помощь или создать угрозу Новгороду. Уже Юрий Долгорукий обзавёлся в Новгороде влиятельной группой своих сторонников из бояр; его сын Андрей Боголюбский искал Новгород «добром или лихом»; ту же политику продолжали Всеволод и особенно его сын Ярослав. Александр Невский, как увидим, также много сделал для укрепления власти владимирских князей в Новгороде — «старейшей русской республике» (Маркс).

Боярство и купечество Новгородской феодальной республики, используя противоречия между владимиро-суздальскими князьями, с одной стороны, и вражду к ним князей смоленских — с другой, вели политику, наносившую ущерб мощи Руси. В начале XIII в. они добились в результате поражения, нанесённого владимирскому князю в 1216 г., в битве на Липице, серьёзного ослабления его влияния в Новгороде. Но после битвы на Калке (1223) владимирский князь, сохранивший своё войско, оказался в военном отношении наиболее сильным на Руси и способным надлежащим образом защитить северо-западные рубежи Великого Новгорода от внешних врагов. Новгородское боярство хотело использовать вооружённые силы владимирского князя, но в то же время любыми способами боролось с его попытками занять прочные позиции в экономике и политике республики.

В чём был корень разногласий новгородских бояр с владимирским великим князем?

Внутренняя политика владимирских великих князей была направлена на усиление великокняжеской власти как государственной; она была направлена на подчинение власти владимирского великого князя не только всех князей и феодалов Владимиро-Суздальской Руси, но и вообще всей Руси, и в первую очередь крупнейшего торгового центра — Великого Новгорода и бывшей столицы — Киева; тем самым она была направлена на поддержание и развитие торгово-ремесленных отношений и экономических связей; она была направлена на укрепление государственного аппарата (суд, администрация, войско и т. п.), который бы обеспечил князю и всему классу феодалов удержание в узде феодально зависимых трудящихся масс и который бы охранял земли феодалов от покушений врагов извне.

Материальную основу этой политики обеспечивали феодально зависимые крестьяне и горожане, из среды которых «служащее» великому князю боярство и городская торгово-ремесленная верхушка комплектовали также и великокняжеское войско.

Понятно, что в таких условиях первостепенное значение в политической жизни получила земельная собственность, т. е. прежде всего земля, обрабатываемая крестьянами, особую важность приобретала борьба за эту землю и за крестьян.

Господствующее сословие в XIII в. — боярство — не только прочно обосновалось на народной земле, но и энергично продолжало захватывать крестьянские земли, объявляя их с утверждения князя своими вотчинами. Основой материальной жизни этих вотчин, в отличие от прежних, был уже не труд челяди, которая частью оставалась для работ на дому, частью была посажена на землю, а труд прежде свободного крестьянина-общинника.

Крестьяне продолжали вести собственное хозяйство, но над ними ещё в XI—XII вв. стоял облечённый различными льготами землевладелец, который в силу внеэкономического принуждения пользовался прибавочным трудом своих подданных. Он становился «государем» в своих владениях и зачастую переставал подчиняться власти великого князя.

Сами князья были весьма крупными землевладельцами, оставившими далеко позади первых киевских князей. Кое-что об этом мы можем узнать из летописей. Например, владимирский князь Андрей Боголюбский сделал пожалованье церкви Богородицы: «и дая и много имения и слободы купленыя и с даньми и села лепшая». По этому факту можно составить заключение о богатствах самого князя.

Кузница (миниатюра)

О том, как составлялись эти богатства, мы узнаём из летописи, характеризующей хозяйственную деятельность ростовского епископа Фёдора во второй половине XII в., который «у многих бо сущих под властью его села и домы отнимая, насилием и заточением»; другой церковный летописец поясняет, что особенно плох был этот епископ тем, что грабил «не токмо простьцем (т. е. мирян), но мнихом, игуменом, иереем», т. е. своих же собратьев по сословию.

Духовные отцы древности, отлично понимая, что «княжение и мир не может без греха быти», захватывали чужую собственность, как могли. Например, киевский Печерский монастырь сумел захватить чужую церковь: «Печеряне переяша Церковь святого Дмитрея, со грехом и неправдою великою, и нарекоша ю святого Петра», т. е. обманом заняли чужую церковь (конечно, с землями) и поспешили её переименовать. Сведения о другом ростовском епископе Кирилле (начала XIII в.) говорят о том, что он был ещё богаче Фёдора: «богат зело кунами (деньгами) и селы и всем товаром и книгами и просто рещи тако бе богат, яко ни един тако преже бывших епископов в Ростовьстей земли». Богатство его привлекло внимание владимирского князя Ярослава Всеволодовича, который сумел сделать так, что всё это имущество было секуляризировано в пользу княжеской власти: «и все богатство отъяся от него некакою тяжею, судившю Ярославлю тако». Лишённый собственности, епископ был пострижен в монахи.

Не приходится удивляться тому, что князья начинали друг с другом войны не то что из-за спорного города или слободы, а из-за погоста: так, в 1179 г. киевский князь Мстислав Ростиславич вместе с новгородцами предпринял поход на своего зятя полоцкого князя Всеслава по тому поводу, что «ходил бо бяше дед его (Всеслава) на Новгород», «и погост один завел за Полтеск».

Нетрудно поэтому понять, какие напряжённые отношения складывались между владимирским князем и крупнейшими землевладельцами — новгородскими боярами, которые правили в Новгородской республике и в то же время приглашали князя защищать её от внешних врагов. Князь изыскивал любые способы для захвата новгородских земель, даней, для сманивания из Новгорода купцов, горожан, крестьян, сплошь и рядом кое-чего в этой политике достигая. Боярство, в частности новгородское, дорого ценило населённые земли и тщательно их оберегало.

Новгородская знать в развитии своего политического могущества не знала тех сдерживающих препятствий, которыми в своих землях стремились ограничить местное крупное боярство галицко-волынские или владимиро-суздальские князья. У новгородских бояр с середины XII в. находилась вся полнота власти, ограничиваемая только время от времени проявлявшимися вспышками народного гнева. Настойчивые оговорки в договорах с князьями о неприятии закладников, о невыводе ими в свои земли людей, о запрещении приобретать землю и образовывать слободы в Новгородской республике жителям других княжеств, предупреждение о незаконности жалоб холопов на своих господ, требование возврата ушедших из Новгородской земли смердов и ремесленников — всё это являлось следствием значительного обострения классовых и внутриклассовых противоречии в новгородско-псковском обществе XIII в.

Князья, стремясь прочнее обосноваться в Новгороде, должны были, охраняя интересы боярства, серьёзно считаться с соотношением классовых сил. Так, например, князь Михаил черниговский, приглашённый в Новгород в 1229 г., принял меры к тому, чтобы задержать отлив сельского населения из Новгородской в другие земли. Освобождением на пятилетний срок от платежа податей он старался вернуть бежавших из новгородских пределов крестьян-смердов; и эту политику должны были ценить и бояре и широкие народные массы: «бысть легко по волости Новгороду», — заметил летописец. Но это были чрезвычайные меры, принимаемые под угрозой взрыва народного возмущения, восстания смердов и «чёрных» городских людей. А затем восстанавливалось прежнее положение. То же происходило и в новгородском пригороде — Пскове.

Жатва (миниатюра)

Но с другой стороны, используя затруднительное внешнеполитическое положение республики в XIII в., владимирские князья, и в особенности Ярослав Всеволодович и Александр Невский, немало сделали для усиления княжеской власти в Новгороде, не раз нарушая условия договора с боярством.

Народное восстание в Новгороде; восставшие сбрасывают бояр с моста в р. Волхов (миниатюра)

Исходя из материала Новгородской летописи, можно видеть, что Ярослав Всеволодович, например, заняв в первый раз новгородский княжеский стол в 1215 г., ясно обнаружил свои цели. Он поставил в город своего наместника, ввёл свою дружину («дворяны»), лишил должности и арестовал новоторжского посадника, а сам, заняв Торжок и Волок, прервал новгородскую поволжскую торговлю и арестовал около двух тысяч знатных новгородцев. В Новгородской земле в этом году был неурожай, который, в сочетании с торговой блокадой, вызвал голод. Разумеется, бояре не голодали, но простой народ — «меньшие» люди, спасаясь от голодной смерти, — бежали в соседние русские земли: «а меньшии они разидошася, и иное померло голодом». Новгородскому боярству удалось использовать силу смоленских князей и нанести владимирским князьям серьёзное военное поражение в Липецкой битве 1216 г. Однако это не надолго ослабило стремления владимирских князей, которые, особенно после битвы на Калке и ослабления других князей, с ростом военных затруднений новгородского правительства, вновь развернули борьбу за власть в Новгороде.

Особенно долго помнили новгородские бояре шестнадцатилетнее (1236—1252) княжение в Новгороде Александра Ярославича Невского. Из договоров, заключавшихся боярами с его преемниками, известно, что князь Александр отнимал у бояр земли — так он, вопреки договору, захватил у них пожни, «посуживал грамоты», т. е. выносил от своего имени судебные решения, выводя тем самым судимых лиц из-под судебной власти республики; пользуясь наличием княжеских тиунов — чиновников — в Торжке и Волоке, он переводил под свою опеку, под свою экономическую власть закладников в этих волостях. Кроме того, князь Александр прихватил у новгородских бояр богатую северную область Тре («Терскую сторону»), куда вместо боярских посылал за дорогой меховой данью свои княжеские «ватаги» данщиков, а на Новгород возложил обязанность по всему «данничу пути», т. е. по пути следования данщиков, давать им «корму и подводы по пошлине с погостов»; вопреки договору, при нём проводилась покупка новгородских сёл.

Борясь с враждебной владимирским князьям партией новгородского боярства, князь Александр лишал своих противников политической власти, отнимая из их «держания» отдельные новгородские волости, и затем, также вопреки договору, сам раздавал эти волости своим сторонникам. И долго потом новгородские бояре делали попытки, приглашая в Новгород княжить потомков Александра Ярославича, восстановить свои права, требуя от приглашаемого: «А что, княже, брат твой Александр деял насилие на Новегороде, а того ся, княже, отступи». Об этом они вспоминали и через 70 лет, требуя: «А што будеть дед твой сильно деял... того ти не деяти». Но князья в поисках источников земель и средств не «отступали», а напротив, всё энергичнее вторгались в общественно-политическую жизнь боярской республики.

Это стало непременной частью программы продолжателя политики Александра Невского — его внука Ивана Калиты и преемников последнего на московском княжении.

Государственными интересами великокняжеской власти и интересами защиты независимости Руси от внешних врагов князь Александр руководствовался в решении отдельных вопросов Новгородско-Псковской политики. Об этом достаточно ярко свидетельствует случайно уцелевший документ, относящийся к судебной деятельности князя. В конце 30-х годов князь Александр совместно с псковским посадником Твердилом разбирал дало между крестьянами-общинниками, населявшими Рожицкий остров, у западного берега Псковского озера, и представителями Спасско-Мирожского монастыря, который захватил часть принадлежавшей крестьянам на побережье озера земли.

Князь, основываясь на представленной крестьянами «смердьей грамоте», решил дело в их пользу. Сделал он это, конечно, не потому, что чтил закон или любил крестьян больше, чем духовенство, а потому, что Псковское озеро было объектом неоднократных нападений западных соседей из-за рубежа, и князь понимал, что необходимо иметь здесь в приграничье резерв свободного крестьянства — наиболее боеспособного защитника русской земли. Как ниже увидим, князь Александр, высоко ценя и широко используя силы простого народа при защите русской земли от врагов, в то же время жестоко подавлял попытки народных масс выступить против своих классовых угнетателей.

Имеющийся материал позволяет утверждать, что противоречия между владимирскими князьями, с одной стороны, и Новгородской боярской республикой с псковским боярством, с другой стороны, вытекали из самого существа социально-экономического строя Руси и были одним из ярких проявлений борьбы нарождавшейся единой государственности с феодальной раздроблённостью, которая мешала осуществлению политики объединения всех сил русского народа на борьбу с врагами, в XIII в. особенно усилившими напор на русские земли.

Примечания

1. «К изучению истории». Сборник, стр. 21.

2. Ф. Энгельс, О разложении феодализма и развитии буржуазии. К. Маркс и Ф Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 443, 445.

3. Фреска — письмо водяными красками на сырой штукатурке.

4. К. Маркс, Секретная дипломатия XVIII века.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница