Конец ордынского ига
Духовная грамота великого князя Василия Васильевича Темного в длинной череде завещаний московских князей довершила постепенное слияние их московской вотчины со всей территорией великого княжения. Государство стало как бы собственностью великого князя. Уже не княжеский род совместно владел землей, а один-единственный из всего рода.
Старший сын, Иван Васильевич, получил по благословению отца «отчину» — великое княжение. Территория великого княжения слита воедино с «уделом» великого князя. Это уже не удел, а собственность на государство.
«Уделы» даны и братьям Ивана: Юрию, Андрею большому, Борису и Андрею меньшому. По завещанию это довольно значительные земельные и городские владения, но и взятые все вместе четыре удела несравнимы с тем, что получил великий князь.
В 1472 году умер Юрий Васильевич бездетным. По старому порядку княжеского права его вымороченный удел — Дмитров, Можайск, Медынь и Серпухов и ряд волостей — мог быть поделен поровну между братьями. Юрий в своей духовной сделал душеприказчиками свою мать и Ивана Васильевича. Движимое имущество поделил между родственниками, церквами и монастырями. Об уделе в завещании не помянул.
Великий князь присоединил его удел к своим владениям, ничем не оделив других трех братьев. Братья высказали обиду. Иван помирился с ними незначительными подачками.
Следом за этой обидой пришла другая. Издавна бояре имели право перехода на службу от одного удельного князя к другому, а удельные князья имели право принимать на службу перешедших. Иван Васильевич, поставив своих братьев в полную от себя зависимость, фактически сломал право перехода, хотя никаким особым государственным актом это не закрепил.
Словом, к моменту обострения политической обстановки, в канун подготовляемого ханом Ахматом нашествия на Русь, братья великого князя были готовы к переговорам с врагами великого князя. Правда, конфликт еще не вышел наружу.
Во второй половине 1478 года великому князю дали знать из Новгорода, что многие новгородцы пересылаются с Орденом и с королем Казимиром, призывая их на помощь в борьбе с Москвой. Казимир, в свою очередь, звал на Русь хана Ахмата и обратился к папе с просьбой помочь против Москвы. Папа назначил сбор средств со всех церковных владений в Польше и Литве.
Времени урезонивать новгородцев не оставалось. Иван Васильевич поднял наскоро тысячу всадников и, повелев сыну набирать войска и спешить к Новгороду.
28 октября выступил в поход.
Не вступая в переговоры, Иван Васильевич поставил против городских стен пушки и велел обстреливать город. Новгородцы попытались было завязать переговоры и запросили для послов «опасных грамот». Но они забыли, что Новгород отныне владение великого князя, а не равноправное государство. Иван Васильевич ответил: «Я сам опас для невиновных и государь ваш; отворите ворота: когда войду в город, невинных ничем не оскорблю».
Обстрел города продолжался. Противной стороне держаться было нечем. Ворота отворились, и навстречу великому князю вышли владыка Феофил, а с ним посадник и тысяцкий, упраздненные последним соглашением с великим князем.
Иван Васильевич благословился у архиепископа и объявил так, чтобы слышали и в народе: «Я, государь ваш, даю мир всем невинным, не бойтесь ничего!» По обычаю прошел в святую Софию, а затем в дом нового посадника Ефима Медведева. Тут же, до вечера, были схвачены 50 человек по обвинению в связях с королем Казимиром и срочно пытаны.
Раскрылась картина широкого заговора. На пытке выдали как участника заговора, даже как одного из главных действующих лиц архиепископа Феофила. Иван Васильевич, конечно же, помнил, с какой настойчивостью новгородский владыка испрашивал милости Борецким.
Пошли аресты. Было схвачено более сотни главных переметчиков к литовскому королю. Их казнили. Сто семей детей боярских и купцов разослали по низовским городам. Феофила отправили в заточение в подвал Чудова монастыря, его имущество было взято в великокняжескую казну. Скорее всего именно тогда вскрылось участие в заговоре братьев великого князя. Да они и сами поспешили это подтвердить своими действиями.
Перед походом на Новгород великий князь прогнал наместника в Великих Луках князя Ивана Лыко. Лыко не явился на суд к князю, а со своей дружиной начал грабить жителей в окрестностях Ржева. Великий князь велел его схватить. Лыко вспомнил о старинном боярском праве и «отъехал» к брату великого князя к Борису волоцкому.
Иван Васильевич уже не считался с этим правом, он послал в Волок схватить Лыко прямо на княжьем дворе, князь Борис прогнал посланных. Иван Васильевич потребовал выдачи перебежчика, Борис отказался выполнить это требование. Когда в Новгороде вскрылось участие братьев во враждебном заговоре, Иван Васильевич повелел боровскому наместнику Образцу найти и схватить Лыко, где бы он ни находился, применив вооруженную силу. Лыко схватили в его вотчине под Боровском.
Догадываясь, что великий князь поступил столь резко, имея на то основания, и угадывая, что в Новгороде раскрылась и их роль, князья Борис волоцкий и Андрей угличский сговорились выступить против великого князя с оружием в руках.
Расправившись с изменой в Новгороде, узнав о выступлении братьев через Ржев на тверские волости, великий князь поскакал в Москву. И пора! Со всех сторон шли известия, что хан Большой Орды поднимается на Русь. Для молодого Русского государства наступал решающий час испытания.
Хан Ахмат действовал испытанным ордынским методом. Мамай, готовя нашествие на Москву, искал союза с литовским князем, с князьями рязанским и тверским. Ахмат вступил в сговор с королем Казимиром, и можно не сомневаться, что успел заручиться поддержкой братьев великого князя и новгородских крамольников.
В Новгороде Иван Васильевич успел управиться до того, как хан Ахмат собрал свои кочевья в поход. Обезопасить братьев у Ивана Васильевича достало бы силы, но по своему обычаю он предпочел их урезонить в переговорах. Благоприятствовала Ивану III и политическая обстановка в Восточной Европе. Позиция Крыма оказалась промосковской, поскольку союз Ахмата с Казимиром угрожал как московскому князю, так и крымскому хану. Тогда же активизировались промосковские настроения и в Среднем Поднепровье, чему содействовали «неожиданное» возвращение князя Михаила Олельковича из Новгорода в Киев и сам кризис пролитовской группировки бояр на Новгородской земле.
Закономерная тенденция становления Русского централизованного государства после присоединения Новгорода выдвигала задачу присоединения древнерусского Поднепровья. Иван III хотел превратить номинальный тогда уже титул «митрополита киевского и всея Руси» в реальный и уподобить этому церковному титулу и титул главы светской власти. Такой шаг был сделан, как известно, только в 1492 году, когда Иван Васильевич стал называться «государем всея Руси».
Поскольку задачу присоединения Киева в 1480—1481 годах решить не удалось, а подготовка к ее реализации проходила втайне, источники сохранили мало сведений об этих замыслах Ивана III и киевских князей Олельковичей.
Успенский собор Московского Кремля. 1475—1479 годы
Базой заговора князей Олельковичей и Ольшанских в Киеве являлись, по-видимому, определенные круги местных феодалов, у которых в это время окончательно исчезли старые иллюзии о создании Литовско-Русского государства, существовавшие в эпоху Ольгерда и Витовта. В условиях наступления польской шляхты и католической церкви для феодалов русского происхождения оставалось два пути: путь ополячивания и окатоличивания и путь ориентации на поднимавшееся Русское централизованное государство с его программой собирания русских земель, поддержанной московским митрополитом всея Руси.
«Заговор князей» имел место в 1480 году, для его осуществления не хватало только одного звена: начала военных действий между Литвой и Московским государством. По-видимому, Казимир располагал информацией об общих настроениях в Поднепровье, хотя, может быть, и не знал конкретно о сговоре князей. Понимая, что в случае начала войны с Иваном III в Киеве могут повториться новгородские события 1470—1471 годов, он решил отказаться от совместных операций с Ордой против Москвы.
Так еще до решительного столкновения Иван Васильевич переиграл Ахмата в политической подготовке войны.
Иными, чем у Дмитрия Донского, были у Ивана Васильевича и чисто военные средства. Русское государство по всем признакам перешло к формированию войска на самой широкой основе, очень похожей на мобилизацию широких слоев населения, способных носить оружие.
Из летописных рассказов мы можем почерпнуть известия, что в великокняжеские походы ходили служилые люди в большом числе, бояре со своими дружинами и военными холопами, дети боярские и дворяне. Вместе с тем есть сведения, что формировались полки из горожан. Собирались и полки посошных людей. С четырех сох выставляли по коню и человеку, с 10 сох, по-видимому, тяжеловооруженного всадника в доспехах.
Успенский собор. Южный фасад
Может быть, такое войско и уступало по профессиональной подготовке войску Дмитрия Донского, но в целом оно находилось все же на более высоком уровне военного дела: основным средством боя служили теперь артиллерия и пищали. Именно артиллерия стала устрашающим оружием для ордынских всадников.
Еще Василий Васильевич Темный начал брать на службу ордынских царевичей. Иван Васильевич развил этот вид службы.
Новые мобилизационные возможности позволяли собрать многочисленное войско. Если численность войска Дмитрия Донского, называемая в летописях, вызывает очень серьезные сомнения, то численность войска Ивана Васильевича в 180 тысяч человек, указанная в летописи, вполне реальна. Действует эта огромная сила на большом пространстве, на Оке от Коломны и вверх до Калуги и от Калуги вверх по Угре.
Как только в Москве получили с Дикого поля точное известие, что хан Ахмат двинулся со всей своей силой к Дону, великий князь выставил полки по Оке. Сам пошел в Коломну, брата Андрея направил в Тарусу, сына Ивана — в Серпухов.
Хан Ахмат, узнав, что по Оке выставлены сильные полки, пошел к Калуге, ближе к литовской границе, надеясь, что туда поспешит со своим войском Казимир.
Русские внимательно следили за движением Орды. Когда определилось направление ее похода, Иван Васильевич приказал сыну и брату перехватить врага на Угре. Русские полки опередили Орду, захватили по Оке и Угре все броды и перевозы.
Ахмату пришлось совершить обходное движение. Он перешел Оку значительно выше Калуги, оттуда повернул к Угре и остановился, завидев на восточном берегу русское войско. Все происходило в конце июня и в первой половине августа.
Москва между тем села в осаду. Великую княгиню Софью Иван отправил вместе с казной на Белоозеро. Его мать, митрополит Геронтий, ростовский владыка Вассиан остались в Москве. Оборона Москвы была поручена московскому наместнику князю Ивану Юрьевичу Патрикееву.
В Москве царило волнение. Приезд князя из Коломны расценивался чуть ли не как бегство от войска. Все требовали битвы с Ордой. Объективно могло сложиться впечатление, что великий князь растерялся.
Интерьер Успенского собора
Летописцы единодушно приписывают Ивану Васильевичу значительные колебания, едва ли не возводя на него обвинение в растерянности и трусости. Будто бы он очень прислушивался к советам ближних своих Ощеры и Мамонова отвести войска за Москву, сдать город, а самому скрыться в Белоозерье, а то и на Северной Двине. Будто бы голоса советчиков и колебания великого князя были заглушены увещеваниями митрополита и упреками ростовского владыки Вассиана. Приводится текст обращения к князю этого незаурядного церковного оратора. Якобы он заявил великому князю, когда тот приехал из Коломны в Москву: «Вся кровь христианская падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою с татарами не поставивши и не бившись с ними; зачем боишься смерти? Не бессмертный ты человек, смертный, а без сроку смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю; дай мне, старику, войско в руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!»
Летописцы сбили с толку и некоторых историков, которые изобразили Ивана Васильевича в деле с Ахматом и оробевшим и колеблющимся. Иные его поступки, продиктованные глубоким замыслом, истолковывались как желание уклониться от решающей битвы. Но этот образ Ивана Васильевича, созданный летописцами, а за ними и некоторыми историками, никак не согласуется ни со всей его деятельностью, ни с его талантом дипломата, властителя, организатора могучего государства.
В качестве доказательства его неустойчивой позиции приводится такой пример. Иван Васильевич послал на Угру к сыну грамоту, чтобы тот немедленно ехал в Москву. Сын не послушал отца. Когда к нему послали вторично, ответил: «Умру здесь, а к отцу не пойду». Думается, что со стоянием на Угре все было сложнее, чем это передано летописцами. Летописи писались церковниками, их составители обычно держались в традициях старых повествований.
События на Куликовом поле и поход хана Ахмата во многом совпадают. В повестях о Мамаевом побоище много внимания уделено роли церкви, в особенности Сергию Радонежскому, как вдохновителю Дмитрия Донского. Понадобился и здесь церковный вдохновитель.
В повестях о Куликовской битве митрополит стоит на втором месте после Сергия, здесь на первое место выдвигается ростовский владыка Вассиан. Разница лишь в том, что Сергий всей своей деятельностью, предшествующей Куликовской битве, выступал как политический деятель, как организатор единства Северо-Восточной Руси, как организатор переселения русских людей с южных окраин на северные земли. Его значение как помощника великого князя в организации отпора Мамаеву нашествию никак не сравнимо с ролью церковных деятелей при Иване Васильевиче, и, чтобы ее подчеркнуть, не понадобилось ли показать великого князя колеблющимся?
Несомненно, могли найтись советчики, которые звали князя в отход, но, конечно, не было недостатка и в тех, кто раньше времени рвался в бой. На наш взгляд, и те и другие голоса советчиков потому и звучали громко, что Иван Васильевич не торопился раскрыть свой замысел. Он, как и прежде, битве предпочитал дипломатические маневры и отзывал сына от войска, опасаясь, что тот ввяжется в бой.
Иван Васильевич подготовил к осаде Москву, снесся еще раз с взбунтовавшимися братьями, нарядил посольство к Менгли-Гирею, дал знать в Киев своим сторонникам, что пора приступать к активным действиям против Казимира, и отбыл на Угру. Его всячески подталкивали на сражение, а он ждал известий из Киева, ждал, когда Менгли-Гирей выступит против находившихся в тесном союзе Казимира и Ахмата.
Иван III для своего времени был образованным человеком. Припомнив его походы к Новгороду, можно предположить, что Иван Васильевич знал великую тайну стратегии: сосредоточенное для удара войско, изготовленное к бою, для противника обычно страшнее войска, введенного в бой, так как неизвестна его боевая сила. Бой же, битва изобилуют случайностями, в которых может раствориться истинная сила.
Знал Иван Васильевич и еще один стратегический закон войны. Затеявший агрессию только тогда имеет успех, когда она начинается с удач в первых сражениях. Агрессор не вправе выжидать, наступление его должно быть непрерывным. Уже то, что Ахмат остановился на Угре, не решаясь начать битву, было его поражением.
Ничем: ни вооружением, ни численностью полков — не измерить морально-нравственное состояние войска. Если заколебался военачальник, то, стало быть, он увидел колебания и в своем войске. Если бы каждый ордынский воин, если бы ордынские воины во всей своей массе были уверены в победе, хан Ахмат не удержал бы их от переправы через Угру и битва развернулась бы и помимо ханской воли.
Не ударил в первый день, во второй, третий, не ударил в течение месяца. Можно быть уверенным, что так и уйдет восвояси, ибо время работало на Москву.
Началось вторжение Менгли-Гирея в Подолию, Казимир оказался обезоруженным. Разгорелся киевский мятеж, Казимиру стало не до Москвы. А тут братья, видя бессилие Ахмата, пришли бить челом великому князю, выпрашивая для себя волости и уделы. Волости можно было дать...
Ахмат грозился начать наступление, когда лед скует Угру. 26 октября Угра встала. Но Ахмат не поспешил переходить ее по льду.
Горячие головы призывали Ивана Васильевича к наступлению. Тогда он совершил необычный маневр, который привел к самому необычному в истории военного искусства результату. Он дал приказ войску отойти от Угры к Боровску. Цель ясна: не дать повода начать дело с Ордой, которая уже была готова к отступлению.
11 ноября хан Ахмат, несмотря на то, что все переправы через Угру были открыты, повернул прочь. Кинулся в бег через литовские волости, грабя земли своего союзника Казимира.
Где-то на зимовье в устье Северного Донца Иван Васильевич настиг его чужими руками. Не без его воздействия хан Шибанской или Тюменской орды Ивак с ногаями встретил Ахмата на зимовке и 6 января отрубил ему голову и отправил ее великому князю в доказательство, что его враг повержен. Иван Васильевич приветливо встретил послов Ивака, одарил их, одарил хана.
Большой Орде осталось существовать недолго...
11 ноября 1480 года, день ухода хана Ахмата с берегов Угры, принято считать днем полного освобождения Русской земли и русского народа от ордынского ига, от какой-либо зависимости от ханов Большой, или Золотой, Орды.
Собственно говоря, смертельный удар Золотая Орда получила на Куликовом поле. После куликовской победы в том объеме, в каком она была установлена со времен Батыя, власть Золотой Орды над Русью уже не возобновлялась. Короткая реконкиста Тохтамыша ничего не изменила. Русь стремительно, год от года рвала путы.
Золотая Орда после куликовского поражения все в большей мере должна была считаться с фактом сосуществования двух набиравших силу государственных образований: Польско-Литовского королевства и Великого Владимирского и Московского княжения. Разбитая на отдельные улусы, Ордынская держава не представляла прежней угрозы, хотя от вмешательства в политическую жизнь восточноевропейских государств не отказывалась.
Клейма южных «Корсунских врат»
Обезопасив себя в какой-то мере со стороны Поволжья служилыми татарскими царевичами, покончив с крамольниками в Великом Новгороде, нейтрализовав на какое-то время Рим своим браком с Софьей Палеолог, использовав антикоролевские настроения в Среднем Поднепровье, заключив военный союз с Менгли-Гиреем, Иван Васильевич изолировал Большую Орду. И Большая Орда, теперь уже эфемерное государственное объединение разнодействующих сил, рухнула без пушечного грома.
Казимир еще некоторое время пытался гальванизировать эту силу, пересылаясь с сыновьями хана Ахмата, но попытки ни к чему не привели. В ответ лишь нарастали для Польско-Литовского государства неприятности от Крымского ханства, поддерживаемого Иваном Васильевичем.
Орда строила свое вековое господство, разжигая вражду между русскими князьями, Иван Васильевич доканчивал разрушение Большой Орды руками крымских ханов.
Последние два десятилетия XV века отмечены постепенным изменением в расстановке сил в Восточной Европе. Москва сумела извлеч максимальные выгоды из этого изменения. Именно в эти годы определилось преобладание Московской Руси над Польско-Литовским государством и над Золотой Ордой.
После гибели Ахмата Золотая Орда некоторое время оставалась сравнительно большим государством, точнее, за ней удерживалась огромная территория. Отвоевать ее у сыновей Ахмата было не так-то легко, но и у них не было сил реально воздействовать на восточноевропейскую политику.
Казимир IV все еще искал в Орде поддержку против усиления Московской Руси, но надежды были тщетными. Иван Васильевич держал прочно союз с Крымом, рассекая этим союзом антирусский фронт польского короля и Ахматовичей.
В 1484 году Ахматовичи попытались вторгнуться в пределы Крымского ханства. На помощь Менгли-Гирею пришел турецкий султан. Иван Васильевич направил против Ахматовичей татарские отряды под командованием Нур-Девлета, брата Менгли-Гирея.
Феофан Грек. Апостол Павел. Фрагмент
В ответ на диверсию Ахматовичей Менгли-Гирей открыл военные действия против Казимира. Вражда с Московской Русью дорого стоила Польско-Литовскому государству. Казимир искал союзников, чтоб отразить набеги крымского хана, но европейским государям в это время было не до польских феодалов. Турецкий султан Баязет II перешел Дунай и с помощью отрядов Менгли-Гирея захватил Килию и Белгород-Днестровский. Турецкие корабли бороздили Средиземное море.
Римская курия пыталась создать антитурецкую коалицию из католических королей. Были предприняты попытки втянуть в эту коалицию и Москву. Священная Римская империя во главе с императором Фридрихом III из дома Габсбургов, венгерский король Корвин, Казимир из дома Ягеллонов и Иван Васильевич. Слишком разными они были людьми даже по характеру, не говоря уже о несовместимости их политических целей.
Римская курия, дабы поднять Москву на султана, готова была увенчать голову Ивана Васильевича императорской короной. Но Казимир и Фридрих III не хотели победы над Турцией ценой превращения Московской Руси в империю. Однако Польша, Чехия и Венгрия, несмотря на все усилия Ягеллонов, не объединились. Идея польско-венгерско-чешской унии устраивала Краков, но венгерские и чешские феодалы страшились усиления польских феодалов. Неудивительно, что в противовес Кракову сначала правитель Венгрии Матвей Корвин, а потом и Габсбурги выдвинули свои планы создания обширного многонационального государства в Центральной Европе. В этих условиях Габсбурги увидели больший для себя смысл в постепенном сближении с Москвой.
Не имея возможности ослабить какими-либо внешнеполитическими действиями Москву, Казимир последние годы своей жизни употребил на создание польским феодалам перевеса над литовскими и русскими. Участились совместные заседания коронного сената с литовской радой, а в 1501 году польский сенат и литовская рада слились воедино, была провозглашена общность политических задач, создано общее войско, началась чеканка общей монеты. Несколько ранее, в 1478 году, Казимир вынудил литовских феодалов присягнуть своему сыну Александру как наследнику великокняжеского стола в Литве.
Иван Васильевич, предвидя военный конфликт с Казимиром, укреплял дружественные связи с венгерским королем Корвином и с Габсбургами. Теперь уже не папа римский, а Фридрих III предложил московскому князю королевскую или императорскую корону. Иван Васильевич отклонил это предложение, он ни в чем не хотел зависеть от европейских государей.
Перед Москвой возникли и новые внешнеполитические проблемы вне польско-литовского круга. Присоединение Новгорода к Москве вывело Московскую Русь на Балтику. На Балтике скрещивались интересы Дании, Швеции, Ливонии и Ганзейского торгового союза. Иван Васильевич ориентировался на Данию и поэтому в 1493 году закрыл Ганзейский двор в Новгороде.
На юге Иван Васильевич опирался не только на Менгли-Гирея. Он имел дружественные союзные отношения с молдавским господарем Стефаном, в 1483 году он женил своего сына-наследника князя Ивана Ивановича на дочери Стефана Елене, а в 1488 году просил крымского хана о посредничестве в установлении прямых дипломатических отношений с Турцией.
Война между Московской Русью и Польско-Литовским государством началась в 1487 году и продолжалась до 1494 года. Военные действия развернулись в верховьях Оки, а также в районе Великих Лук. Во время войны умер Казимир, его сын Александр вынужден был в 1494 году заключить мир. По мирному договору польский король признавал все отъезды князей и феодалов из Литвы. Литва отказывалась на вечные времена от своих «прав» на Великий Новгород, Псков, Тверь, Рязань. Верховья Оки и Волги вошли в состав Русского государства. Александр признал за Иваном III титул «государя всея Руси».
Благовещенский собор Московского Кремля. 1487—1489 годы
Отнюдь не из тщеславия добивался признания этого титула Иван Васильевич. Этот титул раскрывал его политическую программу воссоединения всех исконно русских земель. Все русские земли, которые были захвачены польскими и литовскими феодалами в годы Батыева и ордынских погромов, никогда не признавались «чужими», титул «государя всея Руси» подчеркивал временное их нахождение под юрисдикцией Польско-Литовского государства.
Изменение внешнеполитической обстановки в пользу Московского государства в конце XV века породило встречное движение в регионах с превалирующим русским населением. Именно в 80-х и 90-х годах начались массовые переходы в Московскую Русь и крупных русских феодалов, и людей иных сословий. В результате при жизни Ивана III в пределы Московской Руси вернулись города Новгород-Северский, Чернигов, Любеч, Стародуб, Рыльск, Гомель, Трубчевск.
В переписке с папой, в переговорах с королем Александром Иван Васильевич постоянно подчеркивал, что присоединением этих городов его задача не исчерпывается. Он объявлял, что и Киев и Смоленск тоже принадлежат ему по «отчине», оставляя за Польско-Литовским государством только те города и земли, которыми Польша и Литва располагали до монголо-татарского нашествия. «Вся Русская земля, — говорил Иван Васильевич, — должна по праву принадлежать московскому государю».
«Изумленная Европа, — писал К. Маркс, — в начале царствования Ивана едва замечавшая существование Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была поражена внезапным появлением на ее восточных границах огромного государства, и сам султан Баязет, перед которым трепетала Европа, впервые услышал высокомерные речи московита».
Грановитая палата Московского Кремля. 1487—1491 годы
Основная причина этих важных сдвигов состояла в том, что путь развития феодальной формации в Московской Руси, завершившийся созданием Русского централизованного государства, в конце концов оказался эффективнее пути, по которому пошло развитие феодализма на землях, охваченных польско-литовской государственной организацией.
Московская Русь развивалась в основном как национальное государство, не знавшее национальных и религиозных противоречий, а Великое Литовско-Русское княжество, особенно после унии с Польшей, развивалось как государство многонациональное, в котором польско-литовские феодалы постепенно брали верх над русскими, а католическая церковь энергично наступала на православное население. И чем значительнее в этих условиях были успехи полонизации и окатоличивания русских земель, чем в большей мере глава Литовско-Русского государства превращался в польского короля, тем полнокровнее становился титул «государя всея Руси», тем легче протекало «собирание» русских земель вокруг Москвы.
Таким образом, сам характер развития Московского и Литовского государств в известной мере предопределял исход соперничества Казимира IV и Ивана III. Но, кроме этих внутренних причин, определивших успехи Московской Руси и неудачи Литвы, были еще и факторы международного порядка, использованные Казимиром и Иваном Васильевичем далеко не одинаково.
Дипломатия Ивана III, единодержавного государя, оказалась значительно более гибкой, чем дипломатия Казимира IV, скованного зависимостью от польской феодальной олигархии.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |