Александр Невский
 

В. Аракчеев. «Ледовое побоище: реконструкция хронологии похода Александра Невского»

Вопросы о времени, продолжительности, маршрутах похода Александра и Андрея Ярославичей зимой 1241/1242 годов, численности участвовавших в сражении войск до настоящего времени не решены по ряду причин, в том числе и из-за отсутствия точных сведений в исторических источниках. Продвижение в исследовании темы возможно, если использовать аналогии в хронологии русско-ливонских войн второй половины XV века. Войны 1450—1480 годов развивались по одинаковому с войной 1240—1242 годов сценарию: Ливонский орден осуществлял агрессию против Пскова; Псков запрашивал и получал военную помощь — из Новгорода или Москвы, после чего союзная армия осуществляли вторжение в переделы Ливонского ордена.

Рассмотрим геополитическую ситуацию на Северо-Западе России в середине XIII века. К середине 1230-х годов владения Ордена меченосцев и Дании в Восточной Прибалтике вплотную соприкоснулись с границами Новгородской земли и входившей в ее состав Псковщины. Несмотря на то, что Псков проявлял стремление к обретению независимости и с 1137 года обладал собственным княжеским столом, свои внешнеполитические цели псковское боярство согласовывало с Новгородом и контролировавшими его владимиро-суздальскими князьями.

Внешняя политика Пскова была теснейшим образом связана и с выбором князя для псковского стола, борьбу за который вели смоленские князья. Князь Владимир Мстиславович из рода смоленских князей в 1213 году был изгнан из Пскова, дважды уходил в Ливонию, где на положении фогта владел замком Оденпя (Медвежья Голова). Его сын князь Ярослав Владимирович, считавший Псковскую землю своей «отчиной», боролся за Псков в союзе с немцами и одной из новгородских боярских группировок («Борисова чадь») и в 1223 году временно захватил Изборск. Не принимая князя Ярослава Владимировича на свой стол, псковское боярство тем не менее не находило ничего предосудительного в его контактах с государями Ливонии.

Государственная структура Ливонии (Nieflant) того времени была довольно рыхлой и представляла собой объединение четырех разновидностей земского и административного устройства — государства Ордена меченосцев (позже Ливонского ордена), владений датского короля, ливонских городов и церковных епархий. Дании принадлежала Северная Эстония с Ревелем (Таллинном), и русские князья часто вели сепаратные переговоры с датскими наместниками или властями Ордена, добиваясь их нейтралитета в ходе войны с другой стороной. В конфликте 1240—1242 годов датчане и подвластное им население принимали участие на всех его этапах.

Псков в 1230-х годах вел переговоры с дерптским епископом, бургомистром и ратманами Риги и магистром Ордена меченосцев. До 1236 года Орден меченосцев самостоятельно определял свою внешнюю политику, но после поражения от литовцев при Сауле (Шавлях) фактически стал частью Тевтонского ордена, получив наименование «Тевтонский орден в Ливонии» или «Ливонский орден». Автор анонимной Рифмованной хроники конца XIII века называл орден «Домом Тевтонским в Ливонии». Его главой являлся магистр, выбранный из числа наиболее заслуженных рыцарей. В 1237—1239 годах магистром Ливонского ордена был Герман Балке, в 1240—1241 годах — Андреас фон Вельвен, которого русские летописцы называли «Андрияш». С весны 1241 года он стал вице-магистром, а в начале 1242 года на посту магистра оказался Дитрих фон Гронинген, хотя автор Рифмованной хроники ошибочно полагал, что в 1240—1242 годах магистром оставался Герман Балке. Епископами Риги и Дерпта в то время были братья фон Бекесховедены — Альберт и Герман.

Внешняя политика Пскова определялась, прежде всего, тем обстоятельством, что город отстоял на 50 км от границы и в случае военных действий первым подвергался ударам врага — немцев или литовцев. Помощь из Новгорода приходила с запозданием, если вообще приходила, и поэтому, рассчитывая на свои силы, псковичи вынуждены были маневрировать между своими потенциальными противниками. В 1237 году 200 псковичей участвовали в походе немецких рыцарей и эстонского ополчения на Литву, для чего им понадобилось продлить договор о взаимопомощи с Ригой 1228 года. Таким образом, к 1240 году внешняя политика Пскова облекалась в разнообразные формы, не исключавшие военно-политического союза с Ливонским орденом, что заставляет нас думать о том, что исход войны 1240 года, завершившейся захватом Пскова, не был следствием заурядного предательства.

Вопрос о датировке отдельных событий войны 1240—1242 годов решен исторической наукой. Мнимая проблема состоит в том, что в 1-ой Новгородской летописи, псковских летописях и Рогожском летописце захват Пскова немцами датирован 6748 годом. Некоторые краеведы ошибочно полагали, что в летописях использован сентябрьский стиль, который дает дату 1239 год. Однако решающую роль в правильной датировке этого события имеют показания древнейшей Новгородской летописи старшего и младшего изводов, где захват Пскова тоже датирован 6748 годом, однако точно установлено, что в ней для датировки абсолютного большинства событий XIII века применен мартовский стиль, что дает дату 1240 год.

Война 1240 года была инициирована князем Ярославом Владимировичем, который решил повторно захватить Изборск, магистром Ливонского ордена и дерптским архиепископом Германом. В Новгородской первой летописи инициатива похода на Изборск приписана князю Ярославу: «Того же лета взяша немцы медвежане, юргевцы, вельядцы с князем Ярославом Володимеровичем Изборьско»1. Судя по летописи, войско неприятеля состояло из трех ополчений: «медвежане» — подвластные князю жители замка Медвежья Голова (Оденпя), «вельядцы» — жители замка Феллин (Вильянди), резиденции магистра, и «юрьевцы» — жители Дерпта (Юрьева), подвластные архиепископу, причем участие последних было возможно только с санкции их ландсгерров — магистра и епископа. Помимо выше названных, в нападении на Изборск принимали участие и подданные датского короля, о чем говорится в «Рифмованной хронике»: «Мужи короля прибыли туда со значительным отрядом»2 (ст. 2081). Таким образом, поход на Изборск сентября 1240 года был крупномасштабной военной операцией, нацеленной не только на захват этой порубежной крепости. Численность вражеской армии должна была превышать тысячу человек, поскольку в дальнейшем немцам удалось разгромить псковское ополчение, включавшее в свой состав все боеспособное население города («выидоша плесковицы вси и до души»)3.

В ходе короткого штурма Изборск был взят, и судьба его защитников оказалась трагичной — «Кто защищался, тот был взят в плен или убит». Псковичи немедленно двинулись к Изборску для отражения агрессии немцев. Дата сражения под Изборском известна только из псковских летописей, хотя она там неоднозначна: ошибочная 16 октября 1239 года во 2-ой Псковской летописи и верная 16 сентября 1240 года в 1-ой и 3-ей Псковских летописях4. Автор ливонской Рифмованной хроники высоко оценивал боевые качества псковского войска, отметив их боевой дух («люди очень крутого нрава») и металлические доспехи («многие были в блестящей броне, их шлемы сияли»). В сражении принимали участие главы государственных образований: с немецкой стороны епископ Дерпта Герман, с русской — «воевода» Гаврила Гориславич. Поскольку в XIV—XV веках функции воеводы в Пскове выполняли князья или посадники, то правомерно предположение, что и Гаврила являлся псковским посадником. Поражение псковского войска было полным, что отмечают как русские летописи, так и Рифмованная хроника. «Остальные тогда обратились в бегство, их беспорядочно преследовали по пятам по направлению к дому» (ст. 2123—2125)5. «Ту же убиша Гаврилу Горислалица воеводу, и плесковиц в сугон много побиша, а иных руками изымаша и пригонивши под город»6. В псковских летописях потери псковичей исчисляются в «600 муж», под которыми нужно понимать не только убитых, но и пленных7.

Обстоятельства сдачи Пскова допускают возможность двух толкований. Традиционным является представление о том, что город был сдан «посадником Твердилой», которого А.И. Никитский и Е.В. Чешихин считали потомком или родственником новгородских посадников Иванка Дмитровича или Мирошки Нездиловича8. Однако, нигде в источниках Твердило не назван посадником. Из недатированного акта, грамоты великого князя Александра и посадника Твердила смердам-рожитчанам, следует лишь то, что период пребывания у власти этих государственных деятелей совпадал. Однако этот акт мог быть составлен и в 1327—1337 годах, когда псковским князем был бывший великий князь Александр Михайлович Тверской.

Разгадка содержится в тексте Рифмованной хроники: «Мир был заключен тогда с русскими на таких условиях, что Герпольт, который был их князем, по своей доброй воле оставил замки и хорошие земли в руках братьев-тевтонцев». Относительно идентификации «Герпольта» в науке были высказаны две точки зрения. В.Т. Пашуто вслед за некоторыми немецкими историками считал его наместником новгородского князя в Пскове Ярополком, позже участвовавшим в битве под Раквере 1269 года9, однако, скорее всего, им являлся князь Ярослав Владимирович, участвовавший в битве под Изборском на стороне немцев. Дело в том, что незадолго до своей кончины в 1245 году Ярослав перешел в католичество и составил завещание о передаче своей «вотчины» Псковской земли дерптскому епископу. Велика была его роль и в захвате Пскова в 1240 году. Использовав свои связи в среде псковского боярства, которое активно взаимодействовало с Дерптом и Ригой в ходе совместных походов против Литвы, Ярослав убедил псковичей в целесообразности сдачи города немцам.

Псков, сданный 16 сентября 1240 года, попал под управление немецких фогтов. В Рифмованной хронике говорится, что в Пскове «оставили двух братьев-рыцарей, которым поручили охранять землю, и небольшой отряд немцев». По мнению Ф.Г. Бунге, фогт возглавлял администрацию и контролировали правопорядок во вверенной ему округе, а также осуществляли «сбор властительских доходов с подданных»10. Естественно, что некоторые управленческие функции по-прежнему осуществляли сами псковичи.

Вопрос о том, почему князь Александр не попытался отбить Псков у немцев осенью 1240 года, до сих пор остается нерешенным. В.А. Кучкин считает, что дружина князя понесла большие потери в Невской битве и потому Александр не смог организовать операцию по освобождению Пскова, на чем настаивали новгородцы. Более того: конфликт Александра Невского с новгородским боярством, по мнению Кучкина, произошел именно из-за Пскова11. Отъезд князя из Новгорода «на зиму» (в конце ноября — начале декабря 1240 года) послужил началом крупномасштабного наступления немецких рыцарей на новгородские земли. «Тои же зимы приидоша Немце на Водь с Чюдью, и повоеваша и дань на них возложиша, а город учиниша в Копорьи в погосте»12. Захват западных новгородских волостей был осуществлен до 13 апреля 1241 года, поскольку именно этим днем датируется послание эзель-викского епископа Генриха, где он пишет: «земли Ватланд, Нуова, Ингрия и Карела..., как ожидается, примут веру Христову и <...> уже заняты братьями, и ими построен замок с согласия многих в этих землях»13.

Предложение новгородцев о возвращении князя Александра на княжение было им благосклонно принято, и в 1241 году русские войска под его командованием взяли штурмом возведенный немцами замок Копорье в Водской земле. Наступление на Псков зимой 1241/1242 года осуществлялось силами суздальских дружин князей Александра и его брата Андрея, а также новгородского ополчения. «Пойде князь Олександр с Новгородци и с братом Андреем и с Низовци на Чюдьскую землю на Немци и зая вси пути и до Пльскова»14. Гипотетически определить продолжительность похода русского войска, победоносно закончившегося 5 апреля 1242 года, возможно посредством аналогий — путем сравнения его с русско-ливонскими войнами второй половины XV века.

Первая интересующая нас русско-ливонская война началась 1 января 1480 года нападением немцев на Вышгород, после чего Псков запросил помощи из Москвы, и уже 11 февраля союзная московская армия под командованием князя А.Н. Ногтя-Оболенского вступила в Псков. Путь из Москвы в Псков проходил через Новгород, и в XV—XVII веках занимал у гонцов время от 5 дней в сухое или морозное время до 7 дней в межсезонье. Войско проходило этот путь в два раза дольше — 12—15 дней, а, значит, московское войско могло выступить в поход из Москвы 28—31 января 1480 года. 14 февраля московско-псковское войско двинулось в поход по направлению к Дерпту (Тарту) и, захватив полон, вернулось в Псков 20 февраля, после чего московское войско ушло к Новгороду. Если прибавить к времени боевых действий время движения на Москву, то получается, что поход продлился 1 месяц и 10 дней или полтора месяца15.

В следующем, 1481 году сбор войск начался 16 января, когда в Псков прибыли новгородские наместники, а само вторжение — сразу после 11 февраля. Уже 1 марта, получив выкуп с гарнизона осажденной крепости Тарваст, русские войска начали отход к Пскову. Поход, следовательно, продлился почти 2 месяца16, что являлось предельным сроком нахождения в зимнем походе крупной конной армии. За это время половина лошадей выбывала из строя, значительная часть вооружения утрачивалась или приходила в негодность, а убыль численного состава за счет убитых, больных и раненых достигала угрожающих масштабов. Осуществить пополнение всего этого за счет ресурсов пограничного Пскова было невозможно, поэтому поход поневоле прекращался. Только во второй половине XVI века Российское государство стало обладать возможностями не только более длительного ведения непрерывных боевых действий — до 4 месяцев, — но также захвата и удержания неприятельской территории.

Таким образом, возвращаясь к событиям 1241—1242 годов, представляется возможным гипотетически датировать начало похода из Суздаля, в котором находилось войско князя Андрея, к Переславлю-Залесскому, где стояла дружина князя Александра, 5 февраля. 8 февраля объединенное войско могло выдвинуться из Переяславля к Новгороду и достигнуть его 14—15 февраля. Путь новгородско-суздальского войска к Пскову лежал на юго-запад по берегу озера Ильмень в направлении и далее вверх по течению р. Шелонь через Солецкий погост, Опоки, Боровицкий погост, Мелетово, Виделебье на р. Череха, откуда оно и вышло к Пскову. Выражение «зая все пути» следует понимать как окружение города с юга и востока, не оставившее немецкому гарнизону шансов на полноценную защиту города. Псков был освобожден «изгоном», т. е. без штурма. При быстром темпе наступления и сносном состоянии дорог с небольшим снежным покровом освобождение Пскова могло состояться уже 22—23 февраля 1242 года.

Не менее 14—16 суток войско должно было отдыхать, обеспечивая кормом и стойлами лошадей. Столь продолжительное пребывание в Пскове крупного войска было накладным, но других способов восстановить его боеспособность не существовало. Когда в августе 1501 года московская армия находилась в Пскове в течение 3 недель, убытки города составляли до 25 рублей серебром ежедневно17. 8—10 марта 1242 года могло начаться наступление в Ливонии, целью которого, как и в 1480 году, были окрестности Дерпта. 20—22 марта 1242 года могли состояться бои «у моста», после чего русское войско начало отход на восток под защиту озера и крепости на о. Городец.

Вопрос о целях весеннего похода 1242 года в Ливонию до настоящего времени является спорным. В расхождение с мнениями большинства дореволюционных и советских историков Г.Н. Караев писал, что вторжение во владения ордена не ставило целью проникновение вглубь орденских земель, а тем более захват Дерпта, так как вместо продвижения к нему войско расположилось «в зажития». С точки зрения Караева, в нападении на ливонскую приграничную территорию участвовало не все войско, а лишь его авангард. Оригинально трактует Караев и район, откуда производилось вторжение. По его мнению, русское войско было сосредоточено в районе Узмени, откуда вторглось во вражеские владения, а затем вернулось туда же, фактически заманив преследовавшего его противника под удар главных сил18.

Доказать это положение возможно лишь сравнением стратегии Александра со стратегией русских полководцев XIV—XV веков, также организовывавших вторжение в Ливонию. Никогда такое вторжение не производилось из района Узмени — пролива между Псковским и Чудским озерами. Местом сосредоточения войск был Псков, поскольку походы всегда осуществлялись по наезженным дорогам. Непонятно, зачем Александру потребовалось пройти 70 км от Пскова к Узмени, чтобы осуществить вторжение в пределы Ливонии, если прямое расстояние от Пскова до ливонской границы равнялось всего 50 км?

Полагаем, что вторжение войск Александра Невского в Ливонию было осуществлено со стороны Пскова и преследовало целью, конечно, не захват мощной крепости Дерпта, а разрушение материальной базы ливонцев в приграничных землях и замках. «И яко быша на земли, пусти полк всь в зажития, а Домаш Твердиславич и Кербет быша в розгоне»19. Выражение «пустить полк в зажитья» означало начать грабеж местного населения с захватом пленных, для чего особые подразделения пускались «в разгон», т. е. перекрывали пути местным жителям, спешно покидавшим район боевых действий. Захват пленных и трофеев всегда сопровождал войны. Так, например, князь-воевода А.Н. Ноготь-Оболенский, командовавший русской ратью в 1480 года, «много добра повезоша на Москвоу с собою, и головами Чюди и Чюдак и робят много множество бещисла»20. В 1481 году войска И. Булгака и Я. Оболенского также увели из Ливонии «с собою множество полона, ово мужи и жены и девицы и малые дети и кони и скоты и отомстиша немцом за свое и в двадесятеро, але и боле»21.

По мнению Г.Н. Караева, князь Александр мог заранее спланировать сражение, названное позже «Ледовым побоищем», оставив большую часть армии на восточном берегу Теплого озера22, однако в этом случае придется предположить, что она была оставлена без желанной добычи в виде трофеев и пленных, что вряд ли было допустимо для полководцев того времени. Очевидно, что полон и трофеи мартовского похода 1242 года были весьма значительными, однако их судьба неизвестна. Коль скоро русская армия двинулась на восточный берег Теплого озера, вести с собой огромный полон было невозможно: переправа через озеро в условиях начавшегося таяния льда накануне 5 апреля могла привести к катастрофическим последствиям. Полон и большая часть трофеев, скорее всего, были оставлены в Ливонии после сражения «у моста».

В Новгородской 1-ой летописи старшего извода говорится о схватке русского разведывательного отряда под командованием Домаша и Кербета «у моста», причем под словом «мост», которое использовано летописцем, большинство исследователей подразумевают — и с этим вполне можно согласиться, — эстонские населенные пункты Моосте или Хаммаст, расположенные на линии Псков—Дерпт, то есть как раз на линии продвижения войско Александра от Пскова вглубь неприятельской территории.

После поражения «у моста» князь во главе русской армии «вспятися на озеро»23, что можно понимать и в значении «вернулся на прежнее место» и в значении «отступил». В зависимости от трактовки этого места летописи историки, главным образом, и реконструируют дальнейший ход событий. Отход войска Александра и Андрея Ярославичей был вынужденным шагом, вызванным нежеланием столкновения с врагом вдалеке от русской границы. Именно этим объясняется употребление глагола «вспятися», то есть «вернуться назад туда, откуда пришел», поэтому совершенно необязательно трактовать как возвращение по прежней траектории.

На протяжении XIX—XX веков историки выдвинули девять гипотез о месте Ледового побоища, подробный обзор которых дан Г.Н. Караевым, но наиболее аргументированными можно считать лишь четыре. Первая из них была высказана краеведом И.И. Василевым, который локализовал место битвы на острове Матиков (Воронье, Вороний Камень, совр. Каменка) у западного побережья Псковского озера24. Сам Василев никак не обосновал собственное утверждение, но детальность рассмотрения проблемы делает его заслуживающим внимания. Согласно показаниям летописей, при вторжении в Ливонию Александр отпустил свою армию «в зажитья», то есть для захвата добычи. Отходя «вспять», войско Александра было сильно отягощено трофеями и полоном, и в этой ситуации было опасно уходить от преследования по льду Чудского озера на берег, где не было крупной крепости — укрепления Городца вряд ли были сильнее воздвигнутых в XV веке и вскоре разрушенных укреплений Кобыльего городка. Целесообразнее было отступать вдоль береговой кромки Псковского озера, где лед был много прочнее, в сторону Пскова под защиту мощных крепостных стен и башен.

Если продолжить обоснование гипотезы И.И. Василева, то придется признать, что он с полным на то основанием указал в качестве места Ледового побоища находящийся в юго-западной части Псковского озера небольшой остров с характерным названием Каменка. От западного берега он отделяется узким проливом длиной немногим более четырёх километров, и шириной в северной части около 500 метров, а в южной — около 300 метров, что делает его удобным местом для засады, куда Александр мог завлечь преследовавшее его немецкое войско.

Северная часть пролива позволяет расположить обороняющиеся полки таким образом, чтобы их фланги опирались на западные берега острова Каменка и непосредственно Псковского озера, что, несомненно, повышало их устойчивость. В этом случае Александр Ярославич имел бы возможность расположить на острове или на берегу озера засадные или резервные отряды. Если связать наступающего врага встречным боем, тогда эти отряды в нужный момент ударят во фланги и в тыл немецкой «кабаньей головы» и удар этот будет неожиданным и крайне болезненным для противника. Именно такой бой был навязан Александром ливонским рыцарям («И наехаша на полк Немци и Чудь и прошибошася свиньею сквозь полк»).

Гипотеза Василева подтверждается и сообщением Лаврентьевской летописи, где говорится о том, что немцев разбили «за Плесковом на озере». При взгляде на карту с востока, со стороны Суздаля, «за Плесковом» означает западнее Пскова. Гипотезу Василева, однако, не подтверждает Новгородская 1-ая летопись, сообщающая о том, что после битвы Александр привёл пленных рыцарей в Новгород, а это значит, что князь, выиграв битву и придя в Псков, отправил пленных в Новгород, не пожелав проделывать окружной путь, а значит, битва произошла не западнее Пскова, а в стороне от него.

Вторая гипотеза была выдвинута М.Н. Тихомиров. Впервые о месте Ледового побоища он высказался в научно-популярной брошюре, где поддержал точку зрения эстляндского исследователя Ю. Трусмана о том, что сражение произошло у западного берега Чудского озера в 7 км к северу от устья р. Эмайыги близ мызы Вранья25. Тихомиров не конкретизировал свои соображения, указав лишь, что «мнение Трусмана заслуживает большего внимания», чем мнение А. Бунина. Позже, однако, в специальной работе он существенно откорректировал свою точку зрения и в принципе согласился с Буниным, полагавшим, что место Ледового побоища находилось у восточного побережья Теплого озера, но разошелся с ним в деталях. На основании недостоверных сведений о нахождении между д. Пнево и Чудская Рудница большого валуна, который рыбаки называют Вороньим камнем, Тихомиров предположил, что Ледовое побоище произошло именно в том месте. Большую роль в такой интерпретации фактов сыграли логические построения Тихомирова, полагавшего, что войско ливонских рыцарей двигалось по льду Теплого озера не в восточном направлении (на Новгород), а по направлению к Пскову, собираясь выйти на лед Псковского озера. Воины же Александра Невского преградили ему путь в самом узком месте, у выхода из Теплого озера в озеро Псковское.

Гипотеза Тихомирова может быть подкреплена ссылками на более поздние сообщения псковских летописей, касающиеся русско-ливонской войны 1458—1463 годов. В конце марта 1463 года псковская армия захватила приграничную крепость Новый городок (Нейгаузен). Оставив разрушенную крепость, немецкий отряд стремительно выдвинулся на северо-восток и, пройдя по льду Псковского озера, разорил рыболовецкие исады Островцы и Подолешие. Псковские посадники приняли следующее решение: «И сдумаша и поидоша к Воронью Каменю; и выеха вся псковская сила на озеро»26. Из данного сообщения неясно, где находится Вороний Камень, а также в каком направлении и как далеко продвинулось псковское войско. Однако, судя по тому, что «на тую же ночь» псковичи вернулись к острову Колпино, где 31 марта 1463 года и произошло сражение, оно ушло недалеко. В данном сообщении наиболее важным для нас представляется тот факт, что Псковское озеро в середине XV века использовалось для передвижения войск в конце марта, а значит, оно могло использоваться с той же целью и в начале апреля 1242 года. Однако Г.Н. Караев подверг точку зрения Тихомирова обоснованной критике, самым важным пунктом которой было отсутствие Вороньего Камня или чего-либо похожего на него на территории между Пнево и Чудской Рудницей.

Третья гипотеза принадлежит эстонскому историку Э.К. Паклару, который выезжал на предполагаемое место Ледового побоища в район д. Самолва и Подборовье. Он не поддержал высказанное ранее мнение А. Бунина, согласно которому, под словом «мост» из Новгородской 1-ой летописи старшего извода следует понимать мызу Хаммаст; место поражения отряда Домаша и Кербета он вслед за Тихомировым отождествил с мызой Моосте.

Решающим моментом при определении места Ледового побоища для Паклара послужило то обстоятельство, что название острова Городец в краеведческой литературе и местной устной традиции истолковывалось как место древнего укрепления, «Городца», а потому в проведении сражения рядом с Городцом. Паклар усмотрел стратегический замысел Александра Невского, который отступил «на восточный берег Узмени, чтобы прикрыть дорогу немцам на Новгород <...> в непосредственном соседстве с испытанным опорным пунктом в виде форта или засеки на острове Городищенском или у Воронья Камня»27.

Соображения Э.К. Паклара заслуживают серьезного внимания. В псковских летописях известие о постройке в марте 1462 года крепости Кобылье открывается записью: «Заложиша псковичи Новый городец на обидном месте»28, из чего следует, что недалеко от Кобыльего городища был старый «городец», что было подтверждено подводными археологическими исследованиями 1958 года. Однако в результате этих исследований было установлено, что старый «городец» находился не в восточной части нынешнего острова, а к западу от него и современного островка Вороний, на месте, которое в настоящее время находится под водой29. Это обстоятельство побудило Караева и его соавторов отвергнуть вывод Паклара.

Наиболее обоснованную гипотезу места Ледового побоища, подтверждаемую результатами комплексной экспедиции 1956—1961 годов, впервые сформулировал в своем выступлении на X археологическом конгрессе в Риге А.И. Бунин, который скрупулезно закартографировал топонимы из Новгородской 1-ой летописи и довольно убедительно интерпретировал летописное слово «мост» как место сражения отряда Домаша и Кербета с немцами. По его мнению, оно произошло у местечка Хаммаст к юго-востоку от Дерпта, название которого происходит от эстонского слова «амаст» (зуб).

Помимо этого Бунин убедительно определил место расположения Вороньего Камня, указав, что этот топоним сохранялся и в конце XIX века под названием Вороньего острова, находившегося в 5,5 верстах от Кобыльего городища и 7 вестах от «немецкого» или «Суболицкого» берега30. Бунин не указал, в каком направлении от Вороньего острова происходило сражение, но вне зависимости от этого его исследование является образцом применения научной интуиции.

Наблюдения Бунина были развиты на новом научном уровне коллективом участников экспедиции 1956—1961 годов. Результаты их работы велики и разнообразны и могут быть представлены в виде нескольких основных выводов:

1) В результате археологического обследование восточного побережья Чудского озера удалось выяснить, что побережье от Гдова до д. Пнево в эпоху раннего средневековья было заселено и активно использовалось в разных формах хозяйствования. Одной из форм поселений были городища, подобные открытым у Гдова и д. Сторожинец. Повсеместно вблизи поселений были открыты и исследованы курганные могильники XI—XVII веков, однако никаких массовых воинских погребений, относящихся к XIII веку, в том числе у д. Чудская Рудница, обнаружено не было31.

2) В результате подводных археологических исследований к северо-западу от острова Вороний, был обнаружен массив темно-бурого песчаника, который, предположительно, являлся основанием существовавшего в XIII веке Вороньего камня. Также на дне нашли развалы валунов и известняковых плит, которые могли быть остатками каменного основания земляного вала крепости Городец. В результате этих работ стала ясна мотивация князя Александра, выбравшего место сражения в непосредственной близости от островной крепости32.

3) В ходе экспедиции путем произведения разведки водных путей в бассейнах рек Луги, Плюссы и Желчи было выяснено, что в древности их течение соединялось системой волоков и представляло единый путь, ведший от побережья Чудского озера вглубь Новгородской земли33.

4) Гидрографическое исследование побережья Теплого озера показало, что в древности береговая линия находилась ниже современной относительно уровня моря, острова Вороний и Городец составляли один крупный остров, отделенный нешироким проливом от древнего острова Озолица34.

5) Комплексное исследование русских и немецких источников, повествующих о Ледовом побоище, позволило составить исторически достоверную картину сражения и предшествующих ему событий35. Многолетний труд коллектива исследователей позволил подтвердить общий вывод А.И. Бунина и локализовать место сражения к юго-западу от современного острова Вороний36. Вороний камень упоминается также в летописном рассказе о событиях 1463 года, когда, как уже было сказано, во время военных действий псковские посадники «и сдумаша и поидоша к Воронью Каменю; и выеха вся псковская сила на озеро»37.

Понимание диспозиции, хода и результатов Ледового побоища всецело зависит от ключевой и до настоящего времени спорной проблемы, касающейся общей численности его участников и соотношения сил. Традиционно считалось, что в сражении с обеих сторон принимало участие от 10 до 17 тыс. человек38, однако А.Н. Кирпичников на основании анализа немецкого воинского наставления «Приготовление к походу» 1477 года пришел к выводу, что численность рыцарского войска в битве 5 апреля 1242 года составляла всего 300—400 человек, среди которых было 30—35 рыцарей; а остальные кнехты39. Его аргументация вызывает ряд возражений. А.Н. Кирпичников проводит аналогию между Ледовым побоищем и сражением под Раковором (Раквере) 1268 года, в котором, по его утверждению, принимало участие 34 рыцаря и ополчение.

Сведения Рифмованной хроники о событиях 1268 года не дают однозначной картины. В ней, действительно, упомянуты 34 рыцаря, составлявших «железный полк — великую свинью», но помимо «свиньи» в составе немецкой армии имелось еще два отряда. 34 рыцаря прибыли из замков Вильянди, Леаль и Вейсенштейн, но помимо них в сражении могли участвовать и рыцари из других орденских замков, не названные и не исчисленные автором хроники. Для осады Пскова в 1268 году были призваны 180 орденских рыцарей, в то время как все крестоносное воинство насчитывало 18 тыс. человек. Эти цифры характеризуют предельные величины мобилизационных возможностей ордена, но они важны для нас именно в этом качестве.

Автор ливонской Рифмованной хроники постоянно говорит о малочисленности ливонского войска: «их [рыцарей — В.А.] было немного», «они [дерптцы — В.А.] привели слишком мало народа, войско братьев-рыцарей было также слишком маленьким», «каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек» (ст. 2224, 2236—2237, 2253—2254). Однако эти сетования невозможно воспринимать буквально.

Судя по сообщению Рифмованной хроники, немецкая армия на льду Чудского озера состояла из нескольких отрядов. Именно с позиции наблюдателя, находившегося в одном из отрядов, представлен ход начального этапа битвы: «видно было», «там был слышен», «и видно было», «их там одолели» (ст. 2244, 2246, 2247, 2256). Даже если допустить, что численность наступавшего клина, составляла, согласно А.Н. Кирпичникову, 300—400 человек, то помимо него в состав немецкой армии входило еще несколько сотен воинов.

Во-первых, в составе рыцарских отрядов, подчиненных магистру, находились те, кто не принадлежал рыцарям ордена — его «служители», вассалы и так называемые «пилигримы», прибывавшие в Ливонию для борьбы со «схизматиками». Их участие в походе было добровольным, и они не подлежали учету. Во-вторых, рыцарские отряды сопровождали ополченцы отнюдь не только из крестьян-«ненемцы» (латыголов, ливов, чуди), но и из немецкого населения крупных городов, особенно Риги.

Некоторую информацию о численности немецкого войска предоставляют нам данные о потерях рыцарей. В Рифмованной хронике сообщается, что в битве на Чудском озере погибло 20 человек, а 6 попали в плен в плен (ст. 2260—2261), но в Новгородской 1-ой летописи говорится о 500 убитых и 50 плененных40. А.Н. Кирпичников без какой-либо аргументации отдает предпочтение данным Рифмованной хроники, характеризуя летописные сведения как «преувеличение». Чисто арифметическим путем Кирпичников «исчисляет» совокупные потери немецкого войска убитыми и пленными в 78 человек41, хотя подобные арифметические действия не выдерживают критики.

Величина потерь немецкой армии должна не вычисляться путем умножения, а оцениваться с опорой на аналогичные события и факты. При оценке потерь немцев в Ледовом побоище ключевое значение имеет тот факт, что после поражения их войско было вынуждено отступать, преследуемое противником, на протяжении 7 верст до «Суболичского берега», что, несомненно, умножило число потери, даже если в сражении они и не были столь велики.

В связи с этим уместно вспомнить летописный рассказ о походе псковского отряда в составе орденского войска в Литву в 1236 году, закончившемся разгромом при Шавлях: «и плесковици от себе послаша помоць муж 200, идоша на безбожную Литву; и тако, грех ради наших, безбожными погаными побеждены быша, приидоша коижды десятый в дом своя»42. Такие колоссальные потери, до 90% личного состава, были обусловлены трудностями длительного отступления по вражеской территории. Но то же самое произошло и с орденским войском в 1242 года, преследуемым 7 верст на льду озера, а затем отходившим вглубь Дерптской епархии по безлюдной равнине.

Издатели Рифмованной хроники предположили, что хронист имел в виду не потери крестоносного войска вообще, а только те, что понесли лишь братья-рыцари43. Если же исходить из того, что общее их число могло достигать 90% от общей численности войска, то мы получим примерную цифру в 600 человек, что приближается к данным новгородской летописи.

Численность русского войска в Ледовом побоище по причине отсутствия сведений не подлежит сколь-нибудь точному определению. Единственный цифровой показатель сравнительного характера имеется в Рифмованной хронике: «каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек». Если соотнести это с предполагаемой численностью немецкого войска (более 600 человек), то тогда численность русского войска должна была превышать 36 тыс. человек. Таких многочисленных армии в России не было до XVI века. Во время Шелонской битвы 1471 года, к примеру, численность московской армии не превышала 4 тыс. человек. Не могла быть большей и численность русского войска в Ледовом побоище.

Есть лишь одна деталь, косвенно характеризующая русскую армию со стороны ее численности — участие в битве сразу двух русских князей. Имя князя Андрея упоминается в Новгородской 1-ой летописи, но оттуда ясно лишь то, что его дружина участвовала в освобождении Пскова. Недвусмысленное упоминание участия князя Андрея в Ледовом побоище содержится в Лаврентьевской летописи: «Великий князь Ярослав посла сына своего Андрея в Новгород Великый, в помочь Олександрови на Немци, и победиша я за Плесковом на озере, и полон мног плениша, и возвратися Андрей к отцу своему с честью»44.

Количество княжеских дружинников в походе могло зависеть от самых разных обстоятельств и резко колебаться, однако, коль скоро военная организация княжеского войска находилась в руках тысяцкого, его численность в тенденции должна была приближаться к тысяче воинов. Численность княжеских дружин Александра и Андрея, таким образом, вряд ли была меньше 2 тыс. человек. Если прибавить сюда некоторое количество новгородских и псковских ополченцев из числа более-менее профессиональных воинов, способных вынести тяготы дальнего похода, то совокупная численность русского войска могла достигать 3 тыс. человек, а значит, в битве на Чудском озере русская сторона обладала численным перевесом, при котором разгром орденского войска был неизбежен.

Перевесом сил объясняется и избранная Александром тактика построения войска, поскольку окружение рыцарского клина могло быть осуществлено только при наличии на русских флангах значительного количества воинов. Для характеристики самого сражения имеется лишь стандартный набор данных о том, что ударный отряд рыцарей был отсечен от массы ополченцев, большая часть которых принадлежала отряду дерптского епископа, и окружен.

«И, гоняче, биша их на 7-ми верст по леду до Суболичьскаго берега»45. Местоположение «Суболичского берега» вызвало длительную дискуссию среди историков XIX века. Впервые «Суболический берег» как западный берег Теплого озера, находящийся в 7 верстах от острова Вороний46, определен в работе А.И. Бунина. Только во время экспедиции Г.Н. Караева были получены достоверные этнографические данные о том, что эстонский берег Теплого озера именовался «Суболичским» из-за рыбы «соболек», в изобилии водившейся в прибрежных водах.

Еще один летописный пассаж заслуживает нашего внимания: «А 50 руками яша и приведоша в Новъгород»47. Выше уже говорилось, что отправка в Новгород 50-ти пленников может служить косвенным подтверждением версии о том, что сражение 5 апреля состоялось у Вороньего камня. По всем тактическим соображениям пленных целесообразней всего было бы вести в Псков, поскольку там находился известный по берестяным грамотам невольничий рынок. «Коупил еси робоу Пльскове», — говорится в грамоте конца XI — начала XII века48. Именно здесь их было проще всего продать, разменять или отдать за выкуп. Увод пленных в Новгород был возможен по двум причинам: либо князья Александр и Андрей не были вполне уверены в прочности своего положения в Новгороде и желали как можно скорее обозначить там свое присутствие после столь блестящей победы, либо же увод пленных в Новгород объясняется наличием известного торгового пути, который вел от места Ледового побоища по рекам Черной и Плюсе в Новгород.

Выше приведенные факты позволяют заключить, что Ледовое побоище, которое состоялось 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера, имело исключительно важное значение для военно-политической истории России и Северной Европы. Заключение мира между Новгородом и Ливонским орденом привело к прекращению его агрессии против русских земель и стабилизировало русско-ливонскую границу, которая оставалась неизменной на протяжении трехсот лет вплоть до начала Ливонской войны 1558—1583 годов.

Примечания

1. Н1Л. С. 294.

2. Бегунов Ю.К., Клейненберг И.Э., Шаскольский И.П. Письменные источники о Ледовом побоище // Ледовое побоище 1242 г. Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища (далее — Письменные источники). М., Л., 1966. С. 203—212.

3. Там же.

4. П1Л. С. 13; П2Л. С. 21: П3Л. С. 81.

5. Письменные источники. С. 203—212.

6. Н1Л. С. 294.

7. П1Л, Вып. С. 13.

8. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873. С. 96; Чешихин Е.В. История Ливонии с древнейших времен. Рига, 1884—1885. Т. 1. С. 352—353.

9. Пашуто В.Г. Рифмованная хроника как источник по русской истории // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. С. 104.

10. Бунге Ф.Г. Орден меченосцев // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. 2. С. 38—39.

11. Кучкин В.А. Александр Невский // Отечественная история. 1995, № 5. С. 25.

12. Н1Л. С. 295.

13. Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII — 1270 г. Тексты. Перевод. Комментарий. М., 2002. С. 257—259.

14. Н1Л. С. 78.

15. П3Л. С. 220.

16. Казакова И.Л. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения (конец XIV — начало XVI в.) Л., 1975. С. 155—163.

17. П1Л. С. 87.

18. Ледовое побоище 1242 г. С. 157.

19. Н1Л. С. 78.

20. П3Л. С. 220.

21. П2Л. С. 62.

22. Ледовое побоище 1242 г. С. 157.

23. Н1Л. С. 78.

24. Василев И.И. Опыт статистическо-географического словаря Псковского уезда. Псков, 1882. С. 184.

25. Тихомиров М.Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII—XV вв. М., 1941. С. 32—33.

26. П1Л. С. 64.

27. Паклар Э.К. Где произошло Ледовое побоище? // Исторические записки. Т. 37. М., 1951. С. 304—316.

28. П2Л. С. 150.

29. Ледовое побоище 1242 г. С. 62.

30. Бунин А. О месте битвы русских с немцами, бывшей 5 апреля 1242 г. на льду Чудского озера // Труды X Археологического съезда в Риге. Т. 1. М., 1899. С. 214—219.

31. Раппопорт П.А., Станкевич Я.В., Голунова И.К. Археологическое обследование восточного побережья Чудского озера // Ледовое побоище 1242 г. С. 33—59.

32. Караев Г.Н. Результаты подводного археологического обследования северной части Теплого озера // Ледовое побоище 1242 г. С. 60—64.

33. Потресов А.С., Шолохова Е.В. Древние водные пути новгородцев // Ледовое побоище 1242 г. С. 65—97.

34. Тюлина Т.Ю. К вопросу о природных условиях в XIII в. в северной части Теплого озера // Ледовое побоище 1242 г. С. 103—121.

35. Письменные источники. С. 169—240.

36. Караев Г.Н. Ледовое побоище и его трактовка на основе работ экспедиции // Ледовое побоище 1242 г. С. 145—168.

37. П3Л. Вып. С. 152.

38. Письменные источники о Ледовом побоище. С. 229.

39. Кирпичников А.Н. Две великих битвы Александра Невского // Александр Невский и история России. В. Новгород, 1996. С. 38—39.

40. Н1Л. С. 296.

41. Кирпичников А.Н. Две великих битвы Александра Невского. С. 39.

42. Н1Л. С. 285.

43. Письменные источники. С. 227.

44. ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. М., 1997. Ст. 470.

45. Н1Л. С. 78.

46. Бунин А. О месте битвы русских с немцами. С. 214—219.

47. Н1Л. с. 78.

48. Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 235.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика