Глава 2. Южная Русь в 1200—1223 годах
В 1194 году умер Святослав Всеволодович, последний из Ольговичей, кто хотя бы недолго княжил в Киеве. Его немедленно заменил могущественный и энергичный Рюрик Ростиславич, сравниться с которым в предприимчивости среди родичей мог только его племянник Мстислав Удалой. В течение следующих приблизительно сорока пяти лет он и его сыновья, племянники, двоюродные братья — Ростиславичи — определяли политику Южной Руси вместе с Ольговичами из Чернигова и князьями Юго-Западной Руси. Все три враждующие группировки имели одну и ту же цель: сосредоточение власти над всей Южной Русью в руках князя, правящего Киевом — матерью городов русских. Пусть этот город и княжество потеряли значительную часть своего политического авторитета в ходе феодальных войн XII века, и пусть суздальские князья считали, что основная власть теперь находится в руках их ветви — потомков Мономаха и в их столичном городе Владимире на севере, несмотря на это, Киев оставался заветной наградой и сохранял свою неодолимую притягательность в течение всего наступающего столетия, да еще не переставая быть при этом резиденцией митрополита главы русской церкви.
Дальнейшая борьба развернулась, продолжая «традицию» второй половины XII века, главным образом между Ростиславичами и Ольговичами. Большую часть времени они пребывали в состоянии готовности взяться за оружие, а иногда вступали и в открытые столкновения. Временами эти два рода заключали кратковременный союз, но только с целью подавления общего врага и в пользу того, кто в это время правил западнорусскими землями. Владимирские князья на северо-западе, Всеволод III и его сыновья, находясь на периферии этой борьбы, несколько свысока, но всегда внимательно следя за развитием событий с сознанием своего полного военного и экономического превосходства, были, однако, готовы сразу вмешаться, если баланс сил на юге потребует изменения. Если судить по Большой Киевской летописи1 — южнорусскому своду, составленному около 1200 года (в заключительной части он является семейной летописью Рюрика Ростиславича), — то становится ясным, что Рюрик признавал это превосходство и готов был принять сюзеренитет Всеволода III. Так, в ходе сложных территориальных переговоров с Романом Мстиславичем и Всеволодом в 1195 году, в ситуации, грозившей перерасти в военный конфликт, Рюрик говорил Роману: «А нам без Всеволода нелзя быти, положили есмы наа немь старешиньство вся [наши] братьа во Володимере [Мономаха] племени»2. А Всеволоду Рюрик заявлял: «Ты, брате, в Володимери племени старей еси нас»3. Может быть, конечно, это не более чем дипломатический прием, но Суздальская (так называемая Лаврентьевская) летопись указывает (несмотря на всю свою пристрастность), что именно Всеволод III в 1194 году, когда умер Святослав, действительно «посла... муже свое в Кыев и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича»4. В 1203 г. та же летопись сообщает, что Роман Галицкий называет Всеволода отцом и господином5.
Кризис 1195—1196 годов, разразившийся почти сразу после того, как Рюрик получил власть, имеет важное значение, поскольку он лег в основу большей части разногласий между князьями в первой трети XIII века. Вскоре рассеялись последние надежды на крепкий союз между Рюриком и его могущественным зятем волынским князем Романом Мстиславичем: летом 1195 года Всеволод III, возможно, пытаясь разрушить поруку южных князей, потребовал от Рюрика, чтобы тот передал ему пять городов в южной части Киевского княжества (Торческ, Треполь, Корсунь, Богуславль, Канев), которые прежде были отданы Всеволодом в дар Роману. Не рискуя навлечь на себя вражду Всеволода, Рюрик подчинился. Роман незамедлительно обратился к черниговскому князю Ярославу (брату Святослава Всеволодовича и новому главе рода Ольговичей) с предложением пойти на Киев, а также самостоятельно пытался собрать войско в Польше. Но его усилия не увенчались успехом: Роману не удалось получить поддержку у поляков, а Ольговичи не хотели (или еще не были готовы) нападать на Рюрика. В самом деле, осенью 1195 года Ольговичи после ощутимого давления со стороны Рюрика и под угрозой военного вмешательства Всеволода III согласились на временное перемирие с Рюриком.
Оно и оказалось временным. В марте 1196 года черниговский князь Ярослав напал на Смоленскую землю. Разгоревшаяся война была жестокой, разрушительной, всеобщей и беспорядочной. Бои происходили на землях Смоленска, Полоцка, Киева, Чернигова на западе и докатывались до Перемышля на Волынской земле и Каменца на Галицкой. Ростиславичи (киевский князь Рюрик, его брат смоленский князь Давид и его племянник Мстислав Романович), поддерживаемые рязанским князем Глебом Владимировичем и суздальским князем Всеволодом III, противостояли Ольговичам из Чернигова (Ярославу и его племяннику Олегу Святославичу), полоцким князьям и волынскому князю Роману. Отряды половцев, как это часто бывало, воевали с обеих сторон. Но война не принесла никаких определенных результатов: никому не удалось захватить или присоединить чужую территорию, и ни одна из воюющих сторон не сумела одержать решающей победы. Война завершилась в 1196 году сомнительным миром, но не между Ростиславичами, Ольговичами и волынским князем Романом, а между Всеволодом III и черниговским князем Ярославом. Условия мира, однако, были столь же непоследовательными, как и сама война. Ольговичи, правда, согласились не предпринимать больше попыток отобрать Киев и Смоленск у Ростиславичей, а также освободить племянника Рюрика, который был захвачен при первых военных столкновениях, но отказались расторгнуть союз с волынским князем Романом. Всеволод, по-видимому, и не настаивал особенно на этом. Долговременное соглашение между Киевом—Смоленском, Черниговом и Волынской землей было не в его интересах. Отношения между Ростиславичами и Ольговичами оставались непрочными, и через короткое время столкновение Рюрика с Романом разрушило хрупкий мир на юге Руси6.
Этот конфликт, который произошел в 1200 году, не мог никого удивить. Борьба между Рюриком и Романом началась еще в 1196 году, когда Роман попытался избавиться от своей первой жены, дочери Рюрика Предславы. Единственный источник, который упоминает об этом, Лаврентьевская летопись, о мотивах ничего не сообщает, но говорит о способе («хотяшеть ю постричи [в монахини]»)7. Таким образом, мы не знаем, были ли разлучение супругов или развод связаны с войной 1196 года или, быть может, Роман хотел заключить более выгодный в политическом отношении брачный союз. Во всяком случае, бедная Предслава, по-видимому, как могла сопротивлялась в течение некоторого времени принудительному пострижению, а затем бежала (или была отослана обратно) к своему отцу в Киев8. Роман же, мало считаясь с церковными правилами и с чувствами своего тестя, взял в жены принцессу, не только энергичную и предприимчивую, но и связанную по рождению с правящими домами Византии и Венгрии. Анна, упоминаемая в летописи как вторая жена Романа, родившая ему двух его знаменитых сыновей Даниила и Василька, была, по всей вероятности, дочерью императора Исаака II Ангела и падчерицей сестры венгерского короля Андрея II. Ее тесные связи с Византией и Венгрией, а также контакты с Польшей и Литвой9 давали ее мужу и сыновьям, огромные преимущества. В 1199 году при гарантированном невмешательстве венгров, которые могли, при желании, серьезно воспрепятствовать этому предприятию, Роман захватил Галич. Древний, но к этому времени ослабевший род потомков старшего сына Ярослава I, правивший землями в верхнем течении Днестра еще с середины XI века, но во второй половине XII столетия заявляющий о себе лишь от случая к случаю, прекратил свое существование. Два великих княжества на юго западе Руси — Волынская и Галицкая земли — были теперь объединены под умелым и решительным руководством Романа, «русского короля», как назвал его французский летописец середины XIII века, «короля рутенов» (Romanus rex Ruthenorum), как его называли в Эрфурте, и «приснопамятнаго самодержьца всея Руси», как записано в Ипатьевской летописи10.
Захват Романом Галича испугал других южнорусских князей. Поддерживая бывшего князя Галицкой земли, Всеволод III делал все, что было в его силах, для сохранения политической разобщенности двух западных княжеств11; но он никак не мог помешать Роману присоединить Галицкую землю. Всеволоду III удалось сформировать своеобразный южный союз, имевший целью оказать сопротивление Роману или даже изгнать его из Галицкой земли.
Первым делом Всеволод 10 августа 1200 года12 послал своего сына Ярослава в самое юго-восточное из русских княжеств, Переяславское. Во время правления двух предыдущих князей, Владимира Глебовича и Ярослава Мстиславича, Переяславль находился под твердой властью Суздальской земли. Оба князя были племянниками Всеволода III, и именно Всеволод, а не митрополит и даже не киевский князь поставил в 1197 году епископа на освободившийся в Переяславле престол13. Но Ярослав Мстиславич умер в 1198 году14, и, хотя княжество не предпринимало попыток восстать, символическое назначение десятилетнего сына великого князя, поддерживаемого, без сомнения, сильной дружиной и многочисленными советниками, обеспечивало сохранение этого района за Всеволодом по крайней мере еще в течение какого-то времени.
Замысел Всеволода, однако, не ограничивался простым укреплением южных рубежей. Напомним, что черниговские князья в 1196 году заключили с Всеволодом мирный договор, по которому отказались от притязаний на Киев и Смоленск, другими словами, согласились положить конец вражде с Ростиславичами, но в то же время они не уступили требованию Всеволода и не разорвали дружбу с Романом. Очевидно, активной стороной был Всеволод III: в 1200 году именно он убедил наконец Ольговичей прервать отношения с Романом. Думаем, ему не пришлось прилагать много усилий, поскольку черниговский князь Ярослав, подписавший в 1196 году договор, два года спустя умер, и на его место встал его двоюродный брат Игорь Святославич, муж сестры последнего независимого князя Галицкой земли15. Рюрика долго убеждать тоже не было нужды — он не был связан с Романом договорными обязательствами; в 1195 году Роман начал войну против него, да еще, как мы помним, незаконно развелся с его, Рюрика, дочерью Предславой, которая теперь находилась в Киеве, где рассказывала отцу печальную повесть о выпавших на ее долю невзгодах.
Эти важные события 1200 года описаны только в Суздальской (Лаврентьевской) летописи16 и в более поздних компиляциях из нее, Новгородская и Галицкая летописи17 об этих обстоятельствах не упоминают, что касается современной событиям Киевской летописи (семейной летописи Рюрика18), то она, к сожалению, прерывается на 1199 годе. Летописец ведет рассказ сухо, излагая только факты, без эмоций и, что довольно любопытно, не проявляет явной симпатии ни к одной из сторон. Итак, Рюрик и черниговский князь Игорь были захвачены врасплох. До того как они успели выйти из Киева на запад, Роман уже собрал войско в Волынской и Галицкой землях и двинулся на восток. Когда он приблизился к Киеву, к его войску присоединились не только черные клобуки (каракалпаки), одно из тюркских племен, осевшее в районе реки Рось и обычно лояльное по отношению к киевским князьям, но также «потомки Владимира [Мономаха]» и «городов русских... люди». Кто именно из «потомков Владимира» отложился от Рюрика, не установлено — возможно, это всего лишь выражение летописца, обозначающее массовую поддержку, которую получил Роман19, однако очевидно, что Рюрика не поддержал никто из его потенциальных союзников и Роман не встретил никакого сопротивления. Даже киевляне20 жаждали нового князя: ворота большого северного района Киева — Подола, торгового и ремесленного центра города, были открыты, в то время как Рюрик и те из черниговских князей, кто еще оставался с ним, отступили в относительно безопасное место, на Гору, где в хорошо укрепленной «крепости Ярослава» были расположены княжеские палаты21. После того как войско Романа вошло в город, стало очевидно, что сопротивление бессмысленно. Рюрик и Ольговичи сдались без боя и были высланы: Рюрик — в город Вручий, расположенный к северо-западу от Киева и в течение последних тридцати лет XII века находившийся в родовом владении Рюриковичей, а Ольговичи — в Чернигов.
Что произошло после этого с Киевом? Очевидно, что Роман не мог оставаться в этом городе и оттуда управлять своими сложными западнорусскими владениями; в конце концов, он только в предыдущем году присоединил Галицкую землю с ее неспокойными боярами и сторонниками союза с Венгрией. Поэтому на киевский престол он посадил луцкого князя Ингваря Ярославича из Волынской земли. Может показаться, что назначение такого, казалось бы, неродовитого князя на главный престол говорит о презрительном отношении Романа к Киеву, как это было в случае с Андреем Боголюбским, посадившим туда в 1169 году своего брата Глеба. Но кого еще мог сделать киевским князем Роман? Ингварь был вторым после Романа из волынских князей и вторым оставшимся в живых правнуком Мстислава Великого (см. генеалогическую таблицу 2), вероятно, Роман даже не пытался искать претендента на киевский стол среди других потомков Владимира Мономаха и уж, конечно, среди Ростиславичей.
Во всяком случае, Киев надежно оставался в руках Романа — в течение двух лет все было спокойно на юге. Зимой 1200/01 года Роман предпринял очень успешный карательный поход против половцев, закончившийся освобождением русских пленных, захваченных, по всей вероятности, после поражения в 1196 году22. Но если целью нападения было надолго отбить у половцев охоту к активным действиям, то задача выполнена не была: в 1203 году половцы с еще большей энергией включились в междоусобную войну на юге Руси.
Наивно было бы ожидать, что деятельный Рюрик удовлетворится своей вынужденной отставкой и будет тихо сидеть во Вручие. Вряд ли также многочисленные черниговские князья стали бы безучастно наблюдать, как Роман утверждает свою власть на юге: в конце концов, следующим шагом Романа вполне мог быть захват Переяславля, после чего Чернигов попал бы под давление на всех своих южных рубежах. 2 января 1203 года необычное затишье, длившееся два года, внезапно было взорвано. Рюрик, Ольговичи и все пожелавшие присоединиться к ним половецкие ханства («с погаными половци»23) выступили в поход и взяли Киев.
Даже с учетом того факта, что самое подробное и яркое описание взятия Киева, даваемое летописями Суздальской земли и Северного Переславля, состоит большей частью из «штампов описания бедствий», употреблявшихся как до, так и после 1203 года для показа больших несчастий, все равно ясно, что городу был нанесен страшный удар, после которого он еще долго не мог оправиться. Сначала был взят и сожжен район Подола — Рюрик не забыл, как двумя годами ранее жители Подола открыли ворота Роману. Затем был взят княжеский дом («Гору взяша»), собор св. Софии и Десятинная церковь были отданы на разграбление, как и «монастыри все». По-видимому, грабили, захватывали в плен и убивали в основном половцы, угнавшие затем своих пленников в степь24. Спасти свои жизни удалось только иностранным купцам (потерявшим, однако, при этом половину своих товаров) — купцы нашли убежище в церквах25.
Что именно случилось после захвата Киева, точно неизвестно. Возможно, что Ингварь был захвачен в плен, либо ему удалось бежать в Волынскую землю26. Ольговичи вернулись обратно в Черниговское княжество со своими пленными27. Что касается Рюрика, то он, по-видимому, предпочел отваге осторожность. Опасаясь восстаний в Киеве и оппозиции со стороны бывших союзников Романа (особенно черных клобуков), он вернулся в свою резиденцию во Вручие, оставив, без сомнения, часть дружины в городе28. Это, безусловно, покажется нам странным, однако оказалось необходимым вмешательство Романа, чтобы Рюрик смог вернуться в Киев. 16 февраля 1203 года Роман поспешил во Вручий, но не с целью сразиться с Рюриком или захватить обратно Киев, а просто пытаясь держаться подальше от Ольговичей и половцев: ведь основная опасность для Романа исходила от союза Ростиславичей с Ольговичами, поддерживаемого половцами.
И все же при всем авторитете правителя Западной Руси Роман мог только взывать и убеждать. Реальная власть, как и прежде, находилась в руках великого князя Суздальской земли. Почти ни одно соглашение не вступало в силу без его благословения. Рюрик был вынужден «целовать крест» в знак преданности Всеволоду III и его сыновьям. «Пошли ты мужа своего... — сказал Роман, — а я слю своего мужа ко отцю и господину великому князю Всеволоду, и ты ся моли, и я ся молю, абы ти дал Киев опять»29. С такой курьезной просьбой завоеватель Киева вынужден был обратиться к Всеволоду. И Киев действительно был в должное время возвращен ему, без сомнения, ценой обязательства никогда не участвовать в будущих войнах на стороне Ольговичей. В то же время Роман убедил Всеволода заключить с Ольговичами договор, вынуждающий их сохранять мирные отношения со своими соседями30.
Захват Киева Рюриком в 1203 году вернул Южную Русь в то же состояние, которое было в начале века, когда Роман правил Волынской и Галицкой землями, Ростиславичи держали Смоленск и Киев, а Ольговичи были неудобно зажаты между Смоленском и находившимся под Суздальской землей Южным Переяславлем. Только наивный мог поверить в то, что «мир» 1203 года, которого так энергично добивался Роман, продержится долго. Не только сам Роман горел желанием восстановить свою власть в Киеве и убрать с политической сцены своего беспокойного тестя Рюрика (или хотя бы добиться решающего ослабления своих восточных соседей), но и сам Рюрик вряд ли мог чувствовать себя в безопасности в Киеве, особенно теперь, когда его союз с Ольговичами был разрушен. Всеволод III далеко не был уверен в том, что Ростиславичи не нарушат шаткого равновесия, вступив снова в союз с Ольговичами, да и положение его теперь уже тринадцатилетнего сына Ярослава не казалось таким уж прочным в удаленном и уязвимом Южном Переяславле, каким оно было тремя годами раньше, когда он только посылал его на княжение.
Но поначалу, во всяком случае, все шло гладко, и события поздней зимы 1203 или ранней весны 1204 года не внушали Всеволоду беспокойства. Рюрик, Роман, Ярослав Всеволодович Переславский и неназванные «иныи князи» сообща предприняли очень успешный поход против половцев, завершившийся захватом многочисленных пленных31. Важно отметить, что Ольговичи не участвовали в походе либо потому, что умышленно не были приглашены, либо потому, что отвергли приглашение32.
Дух гармонии и сотрудничества просуществовал недолго, хотя, по всей видимости, предпринимались попытки заставить Романа и Рюрика отказаться от соперничества. На обратном пути из похода против половцев они посовещались с Ярославом (или же с его советниками) в Переяславле и затем направились в Треполь на Днепре, расположенный на полпути между Переяславлем и Киевом. Здесь намечалось обсудить условия договора между князьями и прийти к соглашению по крайней мере о том, какие районы должны отойти к каждому роду. В источниках отсутствуют точные сведения о том, что произошло в Треполе. Но «дьявол положи смятение великое» — этим стандартным летописным клише было обозначено начало нового витка междоусобной борьбы. Так или иначе, но Роман взял в плен Рюрика и отправил его в Киев, где Рюрика, его жену и дочь (бывшую жену Романа) силой постригли в монахини. В это же время два сына Рюрика, Ростислав и Владимир, были отвезены в Галицкую землю как пленники Романа33. По всей вероятности, Ингваря Ярославича отправили обратно в Киев, чтобы он вторично сел на свой стол34.
И снова Всеволод III вмешался, чтобы восстановить утраченное равновесие и воспрепятствовать укреплению власти Романа над Волынской и Галицкой землями и киевским княжеством. Он отправил своих посланников в Галицкую землю и, действуя угрозами и лестью, убедил Романа освободить двух сыновей Рюрика. Ростислава Рюриковича Всеволод посадил на киевский престол35.
Однако конец этому этапу междоусобной войны на юге был положен не восстановлением одного из Ростиславичей на киевском престоле, а неожиданной смертью Романа в 1205 году. Может быть, отчаявшись достичь своих целей в Киеве до тех пор, пока Всеволод III имел возможность вмешиваться в события и повелевать смоленскими и черниговскими князьями, Роман предпринял самый многообещающий из когда-либо затевавшихся им походов. Он вторгся в Польшу. Роман хотел сначала разгромить короля Малой Польши Лешека из Кракова, а затем двинуться на северо-запад, в Саксонию36. 19 июня 1205 года поход бесславно завершился у Завихоста на Висле, на полпути между Владимиром и Краковом. Лешек и его брат Конрад из Мазовии разгромили русское войско и убили Романа. Победа была столь велика, что Лешек и Конрад в память о ней воздвигли алтарь в Краковском соборе.
Смерть Романа, которому летописец его сына Даниила посвятил короткую, но великолепную эпитафию37, означала конец целой эпохи. Прежде всего, Галицкая земля была теперь широко открыта для вторжения. Вдова Романа Анна при всем своем византийском хитроумии и коварстве не могла справиться с интригами галицких бояр. Ей ничего не оставалось, как поселиться в Галиче с двумя своими малолетними сыновьями Даниилом и Васильком, после чего она, как мы знаем, сосредоточила свои усилия на Волынской земле; со временем, в 1219 году, ей удалось установить свою власть во Владимире, а также по крайней мере над частью старой территории Волынской земли. Галицкая земля в течение пятнадцати лет после смерти Романа оставалась добычей соседних захватчиков — венгров, поляков, русских — и подвергалась давлению извне, со стороны папских эмиссаров, пытавшихся обратить православное местное население в римских униатов, если не в правоверных католиков. Но не только открытость и незащищенность Галицкой земли, вступление ее в орбиту венгерского и польского влияния, но и разрушение великого юго-западного союза Волынской и Галицкой земель явились результатом смерти Романа: усилилась борьба за превосходство на юге Руси, но теперь это уже было не трехстороннее соперничество, а еще более губительная схватка не на жизнь, а на смерть между двумя непримиримыми врагами, Ростиславичами и Ольговичами.
С 1195 по 1205 год главными соперниками в борьбе за власть были, как мы знаем, Роман и Рюрик, и каждый в погоне за победой прибегал к помощи Ольговичей. Ольговичи же в это неблагоприятное для них десятилетие не имели достаточно сил для того, чтобы сыграть самостоятельную роль в этой борьбе. Не встали они и под знамена других князей, обладавших достаточным зарядом энергии, стремлением к первенству или большим терпением: Ярослава (ум. в 1198), Игоря (ум. в 1202) и Олега (ум. в 1204) — старших членов рода, по очереди занимавших в 1194—1205 годах княжеский (или, как его иногда называли даже в те далекие дни, великокняжеский) престол в Чернигове. Летописцы никогда не упоминают их как предводителей Ольговичей в междоусобных войнах. Но со смертью Романа и с появлением на политической сцене новой могущественной фигуры в лице Всеволода Святославича Чермного (Красного), который в 1204 году унаследовал черниговский престол от своего брата Олега, Ольговичи стали играть новую и, в целом, более значимую роль в южнорусских делах.
И снова разразилась междоусобная война. С 1205 до 1212 года редкий год обходился без жестоких столкновений между Ростиславичами и Ольговичами. Снова и снова Киев переходил из рук в руки между двумя враждующими сторонами, равно как и многие другие южные и юго-западные русские города. Но почему положение было таким неустойчивым? Необычайная легкость, с которой Рюрик и Всеволод из Чернигова бесконечно низлагали друг друга с киевского престола, может быть, лучше всего объясняется решением Всеволода III дать впавшим в раж князьям возможность выяснить на этот раз спор между собой в бою. Пока ни одна из сторон не получала слишком большого превосходства над другой, он был готов не вмешиваться. Более того, как мы дальше увидим, в течение большей части этого периода руки Всеволода были связаны Рязанью. Однажды, когда он в 1207 году уже отправился в путь, намереваясь договориться с Черниговом, его заставили свернуть с пути те из рязанских князей, которые «свещалися суть со Олговичи на нь»38. Не приходится сомневаться, что за спиной рязанских князей стоял сам Всеволод Чермный: рязанские князья, хотя и не принадлежали сами к роду Ольговичей, были династически ближе к ним, чем к любой другой ветви потомков Ярослава I.
Таким образом, в течение семи лет Ростиславичи и Ольговичи сражались друг с другом за обладание Киевом и за господство над Южной Русью. Только однажды они заключили друг с другом что-то вроде союза, и то только с целью быстрого захвата Галицкой земли или даже всей Юго-Западной Руси. Как только весть о смерти Романа достигла их ушей, Всеволод Чермный и Рюрик (который к тому моменту снял с себя монашескую рясу и снова сидел на княжеском престоле в Киеве) решили забыть старую вражду39 и вместе выступить против Галицкой земли. Но в 1205 году они потерпели поражение, и суздальский летописец, не питавший любви к Ольговичам, сообщал не без некоторого злорадства, что они потерпели неудачу в своем походе и «възвратишася с срамом великим в своя си»40. На следующий год они снова выступили. На этот раз был полный сбор: участвовали все дееспособные Ольговичи и Ростиславичи41, а также половцы, берендеи и другие тюркские войска из поселений возле Киева42.
Вторжение 1206 года переросло в международный конфликт. Кроме южнорусских дружин и их тюркских союзников, в военные действия были втянуты венгры, поляки и даже сын Всеволода III переславский князь Ярослав. Венгров именем Анны и ее малолетних сыновей призвала часть галицких бояр, поляков — Рюрик и Всеволод Чермный, а Ярослава, прибывшего слишком поздно, чтобы хоть как-то повлиять на события, как это ни странно, венгры. Наступления, отступления и немногочисленные столкновения, действительно имевшие место, отражены в летописях одинаково туманно43. На основе этих путанных сообщений можно, однако, сделать один вывод: Ростиславичам пришлось плохо (как и полякам, сменившим венгров), в то время как Ольговичи добились выдающегося по тем временам успеха. О подвигах Рюрика известно, что, отбросив владимирское и галицкое войска («бояре галицкии и володимерьстии») к Микулину на Серете, он пошел на Галич, но не смог выбить оттуда венгерский отряд и вернулся в Киев, «не успевши ничто же»44 — так летописцы обычно обозначали полную неудачу. Что касается Ольговичей, то сыновьям Игоря Святославича (младшая ветвь рода) каким-то образом удалось — скорее с помощью хитрости и интриг настроенных против венгров галицких бояр, чем за счет военного искусства45, — утвердиться в ключевых городах: Владимиру — в Галиче, Роману — в Звенигороде, на севере Галицкой земли, а Святославу — во Владимире46.
Правление Игоревичей в Галицкой и Волынской землях продолжалось с переменным успехом в течение пяти лет. Оно было шатким, ненадежным, и это неудивительно, если учесть решительные усилия венгров, поляков, провенгерски настроенных галицких бояр и вдовы Романа Анны избавиться от докучливых чужаков из Чернигова. Три брата не имели ни минуты покоя, и вряд ли могли когда-нибудь закрепиться на юго-западе надолго. Они терпели унижения от бояр и венгров; так, например, один из братьев, Роман, «отличился» тем, что единственный из когда-либо правивших русских князей был захвачен, когда мылся в бане47. В конце концов в 1211 году после раскрытия боярского заговора и казни пятисот заговорщиков трое Игоревичей были повешены48.
Хотя власть Игоревичей над Волынской и Галицкой землями была в 1206 году неустойчивой, сам по себе поход для Ольговичей оказался успешным. Действуя как будто в соответствии с согласованным с братьями планом, Всеволод Чермный поспешил обратно в Киев и захватил город, что было не слишком сложно сделать, поскольку его брат Глеб держал ключевую крепость Белгород, которую в 1205 году, поступив явно недальновидно, ему отдал Рюрик (см. прим. 39). В то же время Всеволод Чермный потребовал, чтобы Ярослав отказался от княжения в Южном Переяславле и вернулся к своему отцу Всеволоду III в Суздальскую землю. У Ярослава не было иного выхода, как подчиниться, и Всеволод Чермный посадил на его место своего сына Михаила. Так что, по крайней мере, в течение короткого времени Ольговичи правили всей Южной Русью: от Волынской земли на западе до Переяславля на востоке49. Никто из черниговских князей никогда не имел даже номинальной власти над столь обширной территорией.
Однако Всеволод Чермный крупно просчитался, не учтя двух вещей: во-первых, силы Ростиславичей и, во-вторых, ярости Всеволода III, который был не из тех, кто потерпит столь бесцеремонное обращение со своими сыновьями. Захват Киева мог закончиться только одним — новым взрывом междоусобной войны. Одно дело — занять саму столицу, но совсем другое — взять власть над удаленными городами и районами Киевского княжества. Ростиславичи пустили корни в провинциальных киевских городах Вручие, Вышгороде и Белгороде еще в 60-х и 70-х годах XII века. Это были жизненно важные стратегические центры: на севере хорошо укрепленный Вручий, расположенный между Киевом и Туровом, столица земли древлян в X веке; расположенный в 23 километрах к юго-западу от Киева Белгород, военная крепость и епархиальный центр, ключ к столичным владениям50; экономический центр Вышгород, расположенный в 15 километрах к северу от Киева, контролировавший подходы к столице с севера51.
Не успел Всеволод Чермный занять Киев, как Ростиславичи захватили все три города: Рюрик — Вручий, его сын Ростислав — Вышгород, а его племянник смоленский князь Мстислав Романович — Белгород52. Чтобы завершить окружение Киева, еще один из племянников Рюрика, Мстислав Мстиславич по прозвищу Удалой, взял южную заставу Торческ53 — ставку тюркских отрядов, находившихся на службе у киевского князя, и ключевую оборонительную крепость против половцев.
Рюрику не пришлось долго ждать. Не прошло и года, как он вместе со всеми Ростиславичами, каких ему удалось собрать, выбил Всеволода из Киева, а его сына — из Переяславля54. Ольговичи попытались вновь взять Киев той же зимой 1206/07 года, но были вынуждены отступить к Чернигову после безуспешной трехнедельной осады Рюрика55. Первый год войны между Ростиславичами и Ольговичами закончился в основном в том же положении, в каком и начался; последние остались в Чернигове, первые — в Киеве, с тем только отличием, что Ростиславичи теперь держали Переяславль, а Ольговичи правили в Волынской и Галицкой землях.
События 1206 года повторились и в 1207 году, когда Ольговичи захватили Киев, после чего зимой были выбиты оттуда Ростиславичами. Но на этот раз Всеволод Чермный не повторил прежних ошибок. Собранное им войско было явно более многочисленным, нежели то, с которым он взял Киев в 1206 году: он пошел «с своею братьею и с своими сыновци» (стандартный оборот, употреблявшийся летописцами для обозначения полного сбора). Кроме того, с ним были наиболее влиятельные «паганы» (язычники, т. е. половцы), войско из Турово-Пинского княжества56, а также дружина из Галицкой земли под началом Владимира Игоревича. Но что более существенно, так это та продуманная последовательность, с которой он очистил от противника стратегические центры и расправился с Ростиславичами. Он прошел территорию Переяславля, переправился через Днепр южнее Киева и сначала взял город-крепость Треполь, господствовавший над главными подходами к Киеву вдоль Днепра с юга. Киев сдался без боя. Перед лицом превосходящих сил Рюрик отошел на север, в крепость Вручий. Затем был окружен и атакован Белгород; Мстислав Романович был вынужден попросить охранную грамоту, которая позволила бы ему отступить в Смоленск. Наконец, войско двинулось на юг и осадило Торческ на Роси, вынудив сдаться другого племянника Рюрика, Мстислава Мстиславича. Что случилось с Вышгородом, в летописях не сообщается, но, по-видимому, он пал тогда, когда сдался Киев, и Ростислав бежал вместе со своим отцом Рюриком во Вручий57. К августу 1207 года Всеволод Чермный обосновался в Киеве.
Несмотря на последовательное уничтожение одного гнезда Ростиславичей за другим, Всеволод Чермный не мог чувствовать себя в полной безопасности. Угроза немедленного ответного нападения со стороны Рюрика казалась в конце лета 1207 года маловероятной, но сохранялась опасность, исходившая с севера от Всеволода III. Он не забыл оскорбления, нанесенного его сыну, и если он не ударил немедленно в 1206 году, то только по той причине, что Рюрик сделал это за него. Но теперь, в августе 1207 года, он решил, что настало время для удара. «То ци чем отчина однем Руская земля, а нам не отчина ли, — произнес, как сообщает летописец, Всеволод III, услышав о военных успехах Ольговичей, — како мя с ними Бог управить, хочю поити к Чернигову»58. В кои-то веки раз летописец вложил в уста Всеволода III слова, которые действительно отражали его взгляды; изгнание Ярослава и захват «Русской земли» без княжеского одобрения — этого было достаточно, чтобы подвигнуть его, наконец, к действию. Но грандиозный карательный поход 1207 года, начатый Всеволодом III с явным намерением удалить своего докучливого тезку из Киева, довольно неожиданно обернулся крупным вторжением в Рязанское княжество.
Это было первое в XIII веке столкновение между суздальцами и теми, кто последние тридцать лет был их пассивным южным соседом. Рязань, как было показано выше, была поставлена в положение фактической вассальной зависимости от Всеволода III, ее старые связи с Черниговом были разрушены, рязанцы не оказывали никакого сопротивления любым требования Всеволода III и полностью, если не сказать раболепно, подчинялись им, как будто признавали во Всеволоде III своего сюзерена. Но в многочисленном разветвленном роду рязанских князей оставались неспокойные элементы, которые не признавали господства Всеволода и предпочитали восстановить свое прежнее, подчиненное Чернигову, положение.
Итак, в августе 1207 года Всеволод пошел на юг с большим войском, в которое вошли дружины четырех из его сыновей, а также отряды его всех главных новгородских районов. Кроме того, он рассчитывал на поддержку муромо-рязанских князей, которые должны были присоединиться к основному войску, встретив его в Москве. Именно здесь Всеволод осознал, что он не может больше полагаться на Рязань как на союзника: ему сообщили, что некоторые из князей «свещалися суть со Олговичи» и предали его.
Ответ Всеволода был скорым и решительным. Несколько рязанских князей, их жены и их слуги были немедленно схвачены и отправлены во Владимир; суздальское войско вторглось на территорию Рязанского княжества и заняло второй по величине город Пронск. Всеволод пощадил Рязань только на том условии, что все враждебно настроенные князья, которые еще оставались на свободе, а также местный епископ будут под стражей отправлены во Владимир. Муром, чей князь мудро не стал ссориться с суздальцами, был оставлен нетронутым59.
И снова Рязань была устрашена, по крайней мере на время. Правда, Всеволод пошел в поход не для этого, но его исходная цель — изгнать Всеволода Чермного из Киева — была тем не менее достигнута как побочный результат подавления рязанских князей. Узнав, что и Всеволод III, и наиболее вероятные союзники Чернигова находятся далеко в Рязани, Рюрик сделал дело за него. К концу года он выбил Всеволода Чермного из Киева и сел на великокняжеский престол не менее чем в седьмой, и последний, раз в своей жизни60.
Рюрик продержался почти три года. Кроме неудавшегося нападения Ольговичей в начале 1208 года61, других попыток низложить его военным путем не было. Всеволод Чермный избрал другой путь — путь дипломатии. Почва для этого была подготовлена вмешательством племянника Рюрика Мстислава Мстиславича в дела Новгорода. Зимой 1208/09 года Мстислав, который после своей капитуляции в Торческе в 1207 году переехал в Торопец (самый северный город Смоленского княжества), внезапно захватил Торжок, расположенный на восточной границе новгородской территории. Пленив ставленников сына Всеволода III Святослава, княжившего в Новгороде с начала 1208 года, Мстислав пошел на Новгород и изгнал оттуда Святослава. Был ли это обдуманный шаг по распространению влияния Ростиславичей на территорию, относительно которой великий князь владимирский теперь считал, что она лежит в сфере его влияния, либо же это была просто безответственная акция безрассудного Мстислава — в любом случае этого было достаточно, чтобы привести Всеволода III в ярость: снова с одним из его сыновей обошлись без должного почтения. Не имея возможности выбить Мстислава силой, Всеволод III приготовился (а ничего другого сделать он и не мог) выслушать предложения другой стороны — Ольговичей. Они обратились к нему в конце 1210 года.
Этот год не принес Ольговичам успеха. Им не удалось изгнать Рюрика из Киева и закрепиться там. Они терпели поражение за поражением на юго-западе Руси. Владимир Игоревич был изгнан из Галицкой земли в 1209 году, и в начале 1210 года62 сын Рюрика Ростислав сменил на галицком столе (правда, лишь на время) Романа Игоревича, на востоке их бывший союзник Рязань была разгромлена Всеволодом III, и многие из ее именитых граждан, включая епископа, находились под стражей во Владимире. Единственная надежда на возвращение былых успехов заключалась в том, чтобы искать поддержки у Всеволода III.
Это и было проделано с некоторой долей коварства. В декабре 1210 года Всеволоду Чермному удалось убедить киевского митрополита Матфея отправиться с миссией во Владимир на Клязьме. Летописи просто сообщают, что «прислаша с молбою к великому князю Всеволоду митрополита Матфея Всеволод Чермный и вси Олговичи, прося мира, во всем покаряющеся» и что Всеволод III «видев покоренье их..., целова к ним крест» — другими словами, заключил с Ольговичами мир63. Цель этой миссии была двоякой: во-первых, удалить Рюрика из Киева — митрополит Матфей, без сомнения, всей душой откликнулся на эту просьбу Всеволода Чермного, поскольку главе русской церкви вряд ли могло понравиться, что на киевском престоле княжит монах-расстрига; во-вторых, просить о милосердии к рязанцам, заключенным во Владимире, — и снова Всеволоду Чермному достаточно было только напомнить митрополиту, что один из его епископов находился во Владимире под стражей.
Условия договора не упоминаются ни в одном из источников, но мы можем реконструировать их, анализируя последующий ход событий. Очевидно, Всеволод Чермный сделал ряд уступок. По всей вероятности, он согласился ослабить давление на рязанцев, поскольку за последние два года правления Всеволода III отсутствуют сведения о каких-либо новых всплесках военных действий против Суздальской земли в этом княжестве. Что касается просьб митрополита, то одна из них была выполнена частично: Всеволод III согласился выпустить жен рязанских князей, которых он держал в плену64, но рязанский епископ и князья остались во Владимире. По другой части поручения было достигнуто все, чего Всеволод Чермный мог только пожелать, — Всеволод получил Киев. Для закрепления мирного договора между двумя домами был заключен брак: 10 апреля 1211 года дочь Всеволода Чермного Агафья обвенчалась с сыном Всеволода III Юрием65.
О судьбе Рюрика летописцы сообщают подозрительно отрывочно, конспективно, туманно. Они говорят только, что он «седе в Чернигове» и что затем он умер, «княжа в Чернигове». Оба употребляемых глагола («седе», «княжа») обычно обозначали княжеское правление; и все-таки трудно представить, что Всеволод Чермный посадил заклятого врага на свой родовой престол. Мы также знаем, что в 1212 году когда Рюрик, по-видимому, был еще жив, Глеб Святославич, старший из здравствовавших братьев Всеволода Чермного, княжил в Чернигове66. По всей видимости, дело в том, что Рюрик находился в Чернигове на положении пленника вплоть до своей смерти в 1215 году, а то, что летописец использует слово «княжа», — не более чем эвфемизм, призванный скрыть тот факт, что Ольговичи нашли надежный способ обезвредить Рюрика67.
Ни один из современных событиям источников не оплакивает его смерть, ни в одном не отразилась эпитафия-панегирик, написанная его собственным летописцем на переломе веков. Только В.Н. Татищев нашел для Рюрика несколько горьких слов, которые, если они соответствуют действительности, могут объяснить причины его непопулярности. «Рюрик... княжив 37 лет, четыре раза изгоняем [из Киева] бысть и пострыжен, от зятя [Романа Мстиславича] много пострадав. Не име покоя ниоткуду, зане сам питию много вдашеся, женами водим бе, мало о устрое земнем прилежа, и тиуны его много зла творяху. Сего деля и киевляном вмале любим бе»68.
Два года Всеволод Чермный держался за Киев, и договор о мире, подписанный Всеволодом III, оставался в силе. Все было спокойно на юге Руси: родичи Рюрика не пытались ни возвратить Киев, ни спасти самого Рюрика от позорного «княжения» в Чернигове. Но никто, и меньше всех Всеволод III, не питал иллюзий относительно мощи Ростиславичей, пока в Новгороде сидел Мстислав Мстиславич и ждал своего часа.
В 1212 году Всеволод III умер. Тридцать два года он правил на северо-востоке Руси с завидным искусством, тактом и терпением, при этом умело манипулируя политическими силами на юге в течение большей части своего правления в качестве великого князя владимирского. Вскоре после его смерти — и, несомненно, как прямое ее следствие — в политических судьбах всех русских княжеств произошли серьезные изменения. Десятилетие, предшествовавшее первому вторжению татар в 1223 году, стало свидетелем жестоких внутренних войн в Суздальской земле между многочисленными сыновьями Всеволода III и полного изменения соотношения сил на юге. К 1212—1223 годам относится возвышение Ростиславичей и то, что можно расценить как упадок Ольговичей. Ольговичи в течение большей части этого периода должны были пользоваться поддержкой зятя Всеволода Чермного, тем не менее, если судить по летописям, упрямо оставались в тени и почти не участвовали в неутихающих междоусобных столкновениях.
Конечно, почти полное молчание источников о делах Ольговичей в этот период можно объяснить и тем, что ближайшая к описываемым событиям летопись (суздальская Лаврентьевская) в течение большей части лет между 1212 и 1237 годами отражает личную летопись великого князя Юрия, который менее всего был заинтересован в описании раздоров между потомками тестя: отсюда и пропуск известия об изгнании Всеволода Чермного из Киева в 1212 году69, и озадачивающая запись о «княжении» Рюрика в Чернигове.
Изгнание Всеволода Чермного было для Ростиславичей большим успехом. В начале 1212 года Ростиславичи одержали военную победу на северо-западе. Войска из Новгорода (под знаменами Мстислава Мстиславича), Пскова (под началом Всеволода, сына смоленского князя) и Торопца (под командованием Давида, брата Мстислава) вторглись на землю эстонской Чуди на побережье Балтийского моря, обложили ее данью и захватили пленных70. Летом 1212 года был организован крупный поход против Ольговичей.
Он начался в Новгороде. Мстислав Мстиславич, утвердивший теперь свою власть на северо-западе, выступил с новгородским войском в Смоленск, где к нему присоединились старший князь из рода Ростиславичей, Мстислав Романович по прозвищу Старый, два сына Рюрика, двое из сыновей Давида Ростиславича (Константин и Мстислав) и, что довольно любопытно, Ингварь Ярославич, князь из западнорусского города Луцка, который двенадцатью годами ранее был посажен на киевский престол Романом Мстиславичем71. Новгородские отряды поначалу проявили нежелание идти дальше Смоленска, но красноречивый новгородский посадник Твердислав в конце концов убедил их продолжать поход: «Яко, братие, страдали деди наши и отчи за Руськую землю, тако, братье, и мы поидим по своемь князи»72.
Войско шло вдоль по Днепру. Город Речица и «иные городе мнозе черниговские» были захвачены прежде, чем дружины достигли территории Киевского княжества. Пал Вышгород, расположенный севернее Киева, и двое из родичей Всеволода Чермного, защищавших его, были взяты в плен. Всеволод Чермный не мог оказать сопротивления Ростиславичам, стоявшим у ворот Киева. Он бежал вместе с дружиной к брату Глебу в Чернигов, преследуемый Ростиславичами, которые осадили город на две или три недели — до тех пор, пока не было заключено перемирие. Ингварь Ярославич был временно оставлен править в Киеве, пока смоленский князь Мстислав Романович наводил порядок в Вышгороде. В конце концов Мстислав занял стол в Киеве, а Ингварь снова, как и двенадцать лет назад, вернулся из столицы в Луцк.
Падение Всеволода Чермного в 1212 году и последовавшая в том же году его смерть знаменовали начало новой эпохи в политической истории Южной Руси. На этот раз это была эпоха относительной стабильности. В это время почти ничего не слышно о деятельности Ольговичей, а ведь западные и северо-западные границы их владений примыкали к землям Ростиславичей. Ольговичи «зализывали раны», отсиживаясь в своем раздробленном княжестве и споря о том, кому править в каком из многочисленных мелких районов, на которые разделилась Черниговская земля. И речи не могло быть о том, чтобы одолеть силу Ростиславичей, и в самом деле, они даже помогали Мстиславу Мстиславичу в двух его галицких походах 1218 и 1221 годов. Положение Ростиславичей было надежным. Никто, даже сыновья Всеволода III, не мог оспорить их право княжить в Киеве — и действительно, в следующие двадцать три года на киевском престоле всегда сидел кто-нибудь из Ростиславичей. В течение большей части периода с 1212 по 1223 год Ростиславичи правили обширными землями. Помимо Киева и Смоленска, они владели Новгородом (фактически до 1221 года) и Псковом; город Полоцк был захвачен ими в 1221 или 1222 году; не исключено, что Туров и Пинск также находились под их властью; а в последние годы накануне нашествия татар в 1223 году даже Галицкая земля не устояла перед одним из Ростиславичей.
Южная Русь оставалась спокойной по двум причинам: во-первых, потому, что не было такой силы, которая могла бы сравниться с Ростиславичами в военном отношении, а во-вторых, потому, что акцент во всей политической борьбе переместился с противостояния Ростиславичей и Ольговичей на конфликт между Ростиславичами и большинством сыновей Всеволода III. Это не означает, что Юрий и Ярослав Всеволодовичи, два основных суздальских противника Ростиславичей, не могли попытаться свести Мстислава Романовича с киевского престола, — все дело в том, что зона конфликта переместилась с юга на север, а точнее — на северо-запад. Основная борьба должна была развернуться за Новгород: кому быть там князем — сыну великого князя владимирского, как это было принято в течение большей части правления Всеволода III, или же представителю смоленского княжеского рода?
Впервые власть великого князя владимирского оказалась под угрозой. Дни непререкаемого превосходства и влияния Всеволода III ушли в прошлое, сметенные катастрофическим расколом между его сыновьями в первые же пять лет после его смерти. Юрий и Ярослав настойчиво искали союзников, но безуспешно. В 1214 году Ярослав взял в жены дочь Мстислава Мстиславича, но этот брак никак не способствовал их дружбе: в самом деле, в 1215 году между ними произошло открытое столкновение из-за Новгорода, а на следующий год Мстислав сыграл главную роль в разгроме Ярослава и его братьев в битве на реке Липице. Брак Ярослава был поспешно расторгнут. Единственными союзниками, к кому могли обратиться Юрий и Ярослав, были Ольговичи, которым братья действительно собирались передать Киев в случае победы в войне 1216 года против своего же брата Константина. Возможно, что женитьба их младшего брата Владимира на дочери черниговского князя Глеба в 1215 году73 была попыткой связать два княжеских рода. Но опять из этого ничего не вышло, и Ольговичи остались в стороне от столкновений Юрия и Ярослава с Ростиславичами.
И только в начале 20-х годов XIII века Юрию, всеми признанному великому князю владимирскому с 1217 года, удалось изменить соотношение сил. Он заменил Ростиславичей в Новгороде, посадив туда сначала своего сына, а затем в 1222 году своего брата Ярослава. Но если Ростиславичи потеряли опору в Новгороде, то они обрели ее на юго-западе Руси, где в 1221 году Мстислав Мстиславич, отказавшийся к тому моменту от всех притязаний на Новгород, стал правителем Галицкой земли.
Впервые со времен битвы при Завихосте и смерти Романа в 1205 году Юго-Западная Русь была охвачена волнениями и междоусобными столкновениями, что слишком заметно отразилось в хаотичных, путаных и часто туманных описаниях и неясных датировках событий местной (Ипатьевской) летописи. За бесплодным вторжением Ольговичей в Галицкую землю, закончившемся виселицей для трех сыновей Игоря Святославича, последовало усиление борьбы между различными заинтересованными сторонами: венграми, поляками, галицкими боярами, вдовой Романа Анной с двумя молодыми сыновьями, а также с племянниками и двоюродными братьями Романа и теми потомками Мстислава Великого, которые осели на Волынской земле. Ни одной из сторон не удавалось удержать и малой части какого-либо из княжеств достаточно долго. Даже раздел Юго-Западной Руси между венграми и поляками по Сепешскому договору 1214 года привел не к укреплению власти, а к ее дальнейшему раздроблению: восточная часть Галицкой земли, включая Галич, отошла к Венгрии, западная часть Галицкой земли и многие из пограничных городов Волынской земли — к Польше, а столица Волынской земли Владимир — к Анне74.
Заключенный в Сепеше договор и последовавшее принятие сыном венгерского короля галицкого престола, по всей видимости, подхлестнули воображение и негодование Мстислава Мстиславича. И если мысль о том, что венгры хозяйничают на Русской земле, как у себя дома, была недостаточной, чтобы подвигнуть его к решительным действиям, то это сделали сообщения о преследованиях православной веры и попытках пустить в галицкие церкви латинских священников75. Зимой 1214/15 года Мстислав отправился в Галич через Киев «просити себе Галича». Предполагали ли эти действия военное вторжение в Галицкую землю или нет, определенно неизвестно. По-видимому, нет, поскольку упоминаний об этом не содержится ни в новгородской, ни в суздальской летописях и полностью отсутствуют какие-либо сведения о том, что имели место военные действия. Более вероятно, что это была попытка разобраться в ситуации на юго-западе и оценить силу венгров и настроение бояр76.
Очевидно, время для крупного вторжения в Галицкую землю еще не настало. Дальнейшие события подтвердили мудрость сдержанной политики Мстислава: венгры в 1215 и 1216 годах захватили Перемышль и Любачев, т. е. те части на западе Галицкой земли, которые по договору в Сепеше были отданы Лешеку из Кракова77. А впрочем, в те годы (1215—1217) Мстислав все равно был полностью занят в Новгороде.
О том, каким образом Мстислав Мстиславич, в конце концов, вмешался в галицкие события, в ряде источников сообщается, но, как и о большей части истории юго-запада Руси того периода, довольно путанно. Особенно трудно восстановить последовательность событий. В конце 1216 или в начале 1217 года Мстислав, встревоженный посланием Лешека из Кракова с просьбой о помощи против венгров78, отправился в Киев, по-видимому, для того, чтобы посоветоваться с Мстиславом Романовичем о возможности совместного похода Ростиславичей в Галицкую землю79. В результате своей миссии он в 1218 году вместе со своим двоюродным братом Владимиром Рюриковичем и с войском из Полоцка предпринял первое вторжение в Галицкую землю80, увенчавшееся полным успехом. Кальман, сын венгерского короля Андрея, посаженный туда своим отцом после заключения договора в Сепеше, был пленен вместе с женой и выслан обратно в Венгрию, а Мстислав водворился на галицкий престол81, однако ненадолго. В следующем году он выдал замуж свою дочь Анну за старшего сына Романа, 18-летнего Даниила, уже княжившего в то время во Владимире-на-Волыни. Это было многообещающее начало: союз двух семей мог перерасти в союз Волынской и Галицкой земель. Однако надежды не сбылись. Странное взаимонепонимание между Мстиславом, Даниилом и Лешеком (Мстислав фактически отказался помочь своему зятю выбить поляков из Волынской земли, но Лешек тем не менее был убежден, что именно Мстислав советовал Даниилу избавиться от поляков) привело к изгнанию Мстислава. В 1219 году венгры, поддерживаемые Лешеком, изгнали его. И снова Кальман был послан править в Галицкой земле82.
Мстислав явно недооценил силу и решимость венгров, опасность польско-венгерского союза и оппозицию со стороны провенгерски настроенных галицких бояр, которые позднее доставили ему так много хлопот. На следующий год он вернулся в Галицкую землю, на этот раз с более сильным войском под началом самого киевского князя, а также с не названными летописцем «иными князьями» и отрядом половцев. Их действия, однако, ограничились осадой Кальмана в Галиче и грабежом сельских жителей83. Только в 1221 году Мстислав поднялся на свой третий — значительно более серьезный, нежели все другие, — поход на Галицкую землю.
Летописи почти ничего не сообщают об этом важном событии в истории Юго-Западной Руси: суздальский летописец досадно лаконичен — возможно, потому, что теперь, когда Новгород, наконец, почти избавился от Ростиславичей, северо-восточным князьям можно было не беспокоиться о неожиданных выходках Мстислава Мстиславича, который сражался с венграми, «изби множество их и ко[ро]левича я [захватил]»84. Записи в галицкой летописи, как обычно, путанны, невнятны, хотя описание событий за 1219 год в некоторых деталях совпадает с рассказом о походе Мстислава 1221 года. Только Татищев дает замечательно ясное и очень подробное описание того, что произошло, основываясь, по-видимому, не на своем воображении, а на каком-то несохранившемся источнике.
Южнорусское войско находилось под совместным началом киевского князя Мстислава Романовича и Мстислава Мстиславича: оно состояло в основном из отрядов, руководимых разными Ростиславичами, но в нем были дружины из Чернигова (ведомые князем Мстиславом Святославичем, старшим из Ольговичей), Турова, Луцка на Волынской земле и даже Суздальской земли (среди участников упомянут «Ярослав [Всеволодович] из [Северного] Переславля»), а также значительное число половцев. Произошло два сражения: первое — на реке Серет, к востоку от Галича, где были разбиты венгерские заставы, второе — рядом с Галичем, в котором объединенное русское войско разгромило венгров, провенгерски настроенных галичан и поляков, ведомых вызванным на подмогу Лешеком. После 17-дневной осады Галич сдался. Кальман был взят в плен, а Мстислав Мстиславич вернулся на галицкий престол, чтобы оставаться на нем на протяжении следующих шести лет85. Кальман и его жена были в конце концов высланы в Венгрию. Период венгерского господства окончился — по крайней мере на некоторое время.
Таким образом, к 1223 году Ростиславичи укрепили свою власть над большей частью Южной Руси. Они держали Галицкую землю, а также Киевское и Смоленское княжества. Правитель старого Туровского княжества был, по видимости, на побегушках у киевского князя. Западный сосед Смоленска, распадающееся Полоцкое княжество, о подробностях жизни которого в первой четверти XIII века нам известно поразительно мало, явно все более подпадало под политическое и экономическое влияние Смоленска, и в 1221 или 1222 годах даже сама столица — Полоцк — была захвачена смоленскими дружинами86. Поэтому мы можем предположить, что в начале 20-х годов XIII века большая часть княжества (за исключением западных балтийских районов, которые к 1220 году были захвачены немецкими рыцарями и в начале XIII века находились под постоянным давлением как со стороны немцев, так и со стороны литовцев) сосредоточилась в руках смоленского князя. О Южном Переяславле источники также сообщают очень мало. Мы знаем только, что Владимир, четвертый сын Всеволода III, княжил там начиная с 1213 года, что половцы в 1215 году совершили набег на Переяславль и захватили Владимира в плен и что после своего освобождения в 1217 году он был посажен на княжение в один из северных районов, но не в Переславль87. Еще меньше известно о том, что происходило в Южном Переяславле до 1227 года, когда великий князь Юрий послал туда княжить своего племянника Всеволода Константиновича. Кто правил этой территорией между 1215 и 1227 годами? Если учесть близкие матримониальные и военные связи Ростиславичей с половцами88, то нельзя исключить вероятность того, что Ростиславичи (с молчаливого согласия половцев, конечно) распространили свою власть к востоку от Киева на земли, которые суздальские князья уже давно считали лежащими в сфере их интересов. По всей видимости, Владимира Всеволодовича сменил сын Рюрика Владимир, поскольку надежный источник сообщает, что «Володимир Рюрикович ис Переяславля» помогал Мстиславу Мстиславичу в его походе против Ярослава Всеволодовича в 1215 году89.
Только три южнорусских княжества находились не под управлением Ростиславичей — те, которые составляли старое наследие Святослава Ярославича: Чернигов, Рязань и Муром. Впервые после смерти Всеволода Чермного в 1212 году Ольговичи держались очень скромно, не демонстрируя враждебности ни по отношению к Ростиславичам, ни по отношению к Суздальской земле. К 1223 году рязанцы были уже неспособны оказывать сопротивление каким-либо внешним врагам. Правда, какая-то борьба среди рязанских князей продолжалась и после катастрофического разгрома в 1207 году: в 1208 году они попытались скинуть сына Всеволода III Ярослава, посаженного на рязанский престол, что, к несчастью, закончилось сожжением Рязани и Белгорода до основания и насильственным угоном и переселением жителей этих городов в Суздальскую землю90. В следующем году двое из избежавших высылки князей даже пошли походом на Суздальскую землю, но были легко и быстро разбиты сыном Всеволода Юрием91. Рязань к этому времени была истощена в военном и моральном отношениях. Два события, однако, помогли ей воспрянуть: в 1212 году новый великий князь владимирский Юрий даровал прощение всем переселенным рязанцам92, а в 1217 году Глеб Владимирович, зачинщик заговора 1208 года, и его брат Константин в бесплодной попытке захватить власть убили больше рязанских князей (одного родного и пять двоюродных братьев), чем погибло во время взятия Батыем Рязани в 1237 году, что на некоторое время, как это ни парадоксально, решило проблему раздробленности княжества и, таким образом, несколько усилило власть двух уцелевших членов рода, Ингваря и Юрия Игоревичей93. Суздальский князь Юрий не вмешивался в их внутренние дела, не призывал он их и для участия в своих походах: рязанских дружин не было ни в главном походе против волжских булгар в 1220 году, ни в составе русско-половецкого войска, встретившего первое нашествие татар в 1223 году. Что касается Мурома, то его старейший князь Давид Юрьевич оставался надежным союзником великого князя владимирского и не причинял ему никаких хлопот.
По-видимому, в начале третьего десятилетия XIII века, несмотря на фактическую зависимость Рязанского и Муромского княжеств от Суздальской земли, соотношение сил сложилось явно в пользу Ростиславичей. Однако в начале 20-х годов XIII века события на северо-западе Руси существенно изменили это соотношение: как будет видно из следующей главы, власть над Новгородом снова перешла в руки потомков Всеволода III, и Ростиславичи лишились своей самой развитой в экономическом отношении территории.
Примечания
1. Т. е. Ипат до 1199 г.
2. ПСРЛ, т. 2, стб. 685—686.
3. Там же, стб. 686.
4. ПСРЛ, т. 1, стб. 412.
5. Там же, стб. 419.
6. ПСРЛ, т. 2, стб. 681—702.
7. ПСРЛ, т. 1, стб. 413.
8. ПСРЛ, т. 2, стб. 708, 711.
9. Пашуто. Очерки, с. 72.
10. ПСРЛ, т. 2, стб. 715.
11. См.: Пашуто. Внешняя политика, с. 162.
12. ПСРЛ, т. 1, стб. 416 (под 1201 годом, но см.: Бережков, с. 86).
13. Там же, стб. 414 (под 1198 годом, но см.: Бережков, с. 86).
14. Там же, стб. 415 (под 1199 годом, но см.: Бережков, с. 86).
15. Игорь, главный персонаж «Слова о полку Игореве» (в котором описан его бессмысленный поход против половцев в 1185 г.), был женат на сестре галицкого князя Владимира Ярославича.
16. ПСРЛ, т. 1, стб. 417—418 (под 1202 годом, но см.: Бережков, с. 86—87).
17. Т.е. НI и свод 1200—1292 гг. в Ипат (ПСРЛ, т. 2, и НПЛ).
18. Т. е. Ипат до 1199 г. (ПСРЛ, т. 2).
19. Фразу «а володимирци лишася Рюрика» компилятор Московского летописного свода конца XV века (М) не понял и опустил ее в своем точном в остальном пересказе версии, содержащейся в Л (ПСРЛ, т. 25, с. 100).
20. Толочко. Киев, с. 110.
21. Определение местоположения Подола и Горы см.; Тихомиров. Древнерусские города, с. 187—189, 194.
22. ПСРЛ, т. 1, стб. 418 (под 1202 годом, но см.: Бережков, с. 87).
23. Под предводительством Кончака, тестя Владимира Игоревича из Путивля (в Черниговском княжестве), и Даниила Кобяковича (НПЛ, с. 45, 240). Заметим, что Кончак сражался против Игоря Святославича во время неудачного «похода» последнего в 1187 г., а отец Даниила Кобяк был взят в плен вместе со своими сыновьями киевским князем Святославом Всеволодовичем в 1183 г. Даниил был, по всей видимости, обращен в христианство в Киеве.
24. «А что черньцов инех и черниць инех, и попов, и попадей, и кияны, и дщери их, и сыны их [переживших первую бойню], то все ведоша иноплеменици в вежи к собе (т.е. в ставку в степи)» (ПСРЛ, т. 1, стб. 419).
25. Только в НПЛ, с. 45, 240.
26. Согласно Ипат, он действовал в Волынской земле в 1208—1209 гг., а в 1212 г. был даже посажен на киевский престол на короткое время (ПСРЛ, т. 25, с. 109).
27. ПСРЛ, т. 1, стб. 419.
28. В НIV сообщается, что черниговский князь Всеволод Чермный «седе на княжении» после захвата Рюриком Киева (ПСРЛ, т. 2, с. 180) — по-видимому, это ошибка, внесенная в летопись позднее, ни в одном другом источнике об этом не сообщается.
29. ПСРЛ, т. 1, стб. 419.
30. Там же, стб. 420. Ср. стб. 421, где о договоре сообщается второй раз и приводится дата 6 февраля (1203 г.?). В.Н. Татищев (только во второй редакции) объясняет стремление Романа к миру его планами нападения на Польшу и желанием предотвратить сближение Рюрика и Ольговичей (Татищев, т. 3, с. 169).
31. ПСРЛ, т. 1, стб. 420 (под 1205 годом); ТЛ, с. 286; НПЛ, с. 240.
32. Возможно, они в то же самое время воевали с литовцами (НПЛ, с. 45; ПСРЛ, т. 1, стб. 421, под 1205 годом), хотя это могло происходить и в предыдущем году.
33. ПСРЛ, т. 1, стб. 420 (под 1205 годом); ТЛ, с. 286; НI, где говорится, что Роман послал некоего Вячеслава в Киев, «веля ему Рюрика пострици в чернци» (НПЛ, с. 240).
34. Об этом упоминается только у Татищева, во второй редакции (Татищев, т. 3, с. 170).
35. ПСРЛ, т. 1, стб. 420—421 (под 1205 годом).
36. "Romanus a finibus suis egressus et per Poloniam transire volens in Saxoniam". Chronica Alberici Monachi Triumfontium. — MGH (Scriptores), vol. 23, p. 885.
37. «Приснопамятнаго самодержьца всея Руси, одолевша всеим поганьскым языком ума мудростью, ходяща по заповедемь Божьимь; устремил бо ся бяше на поганыя яко и лев, сердит же бе яко и рысь, и губяще яко и коркодил, и прехожаше их яко и орел, храбор бо же яко и тур...» (ПСРЛ, т. 2, стб. 715—716).
38. ПСРЛ, т. 1, стб. 430.
39. В честь этого события Рюрик отдал Белгород брату Всеволода Глебу (ПСРЛ, т. 25, с. 104).
40. ПСРЛ, т. 1, стб. 426. О роли Рюрика в этом походе не упоминается, хотя Ростиславичи явно принимали в нем участие.
41. «Всеволод Чермны с своею братьею и Володимер Игоревичь (сын Игоря Святославича) с своею братьею и Мстислав Романовичь и[з] Смолиньска... Рюрик с Ростиславом и Володимером (его сыновьями) и с своими сыновци (племянниками)» (ПСРЛ, т. 1, стб. 426).
42. ПСРЛ, т. 10, с. 5.
43. Основные источники — это Л (под 1206 годом) и Ипат (под 1202 годом) (ПСРЛ, т. 1, стб. 426—427; т. 2, стб. 717—718).
44. ПСРЛ, т. 2, стб. 717.
45. «Володимер... украдъся... от своее братьи, гна об нощь в Галичь...» (ПСРЛ, т. 1, стб. 427).
46. ПСРЛ, т. 2, стб. 718.
47. «И я (захватили) Романа в бани мыющася» (там же, стб. 722).
48. Там же, стб. 723—724, 727. В Ипат приводятся имена этих трех Игоревичей: Роман, Святослав и Ростислав. Согласно М, тремя повешенными Игоревичами были «Роман с братома» (ПСРЛ, т. 25, с. 108). Похоже, что Ростислав, нигде более не упоминаемый, мог быть одним из сыновей Игоря и что Владимир либо погиб, либо покинул это княжество: Густынская летопись XVII в. (под 1209 годом) утверждает, что Роман с помощью венгров изгнал своего брата Владимира из Галича и сам сел на этот престол, в то время как Владимир «поиде... на отчину свою в Путивль» (ПСРЛ, т. 2, изд. 1843 г., с. 330). Ср. М, под 1208 годом (ПСРЛ, т. 25, с. 107).
49. Туровское княжество также могло быть союзным или зависимым от Ольговичей в это время. В 1207 г. они участвовали в походе Всеволода Чермного на Киев (см. прим. 56).
50. «Потеря киевским князем Белгорода, по существу, означала и потерю Киева» (Толочко. Киевская земля, с. 27).
51. Подробное описание всех трех городов см.: Тол очко. Киевская земля, с. 51—52, 27—28, 23—24; Тихомиров. Древнерусские города, с. 304—305, 298—300, 294—298. О Вышгороде см.: Насонов. Русская земля, гл. 4, и Толочко. Киев, с. 132—136.
52. ПСРЛ, т. 1, стб. 427.
53. Торческ был передан Всеволоду III в 1195 г., возможно, Мстислав был послан туда Рюриком в 1206 г. либо еще раньше.
54. ПСРЛ, т. 1, стб. 428.
55. Там же.
56. «Ис Турова и ис Пиньска Святополчи [чи]» (ПСРЛ, т. 1, стб. 429) — вероятно, имеются в виду Владимир и Ростислав из Пинска, сыновья туровского князя Святополка. — См.: Baumgarten, Généalogies (I), p. 10.
57. ПСРЛ, т. 1, стб. 429.
58. Там же, стб. 429—430.
59. Основное описание рязанского похода 1207 г. содержится в Л (ПСРЛ, т. 1, стб. 429—433). Немногословное, богатое фактами, написанное свидетелем событий, оно служило главным источником для большинства более поздних описаний. Подробную критику источников см.: Кузьмин, с. 130—140.
60. ПСРЛ, т. 1, стб. 432—433. Краткое сообщение о возвращении Рюрика в Киев явно является вставкой (но необязательно более позднего происхождения) в рассказе о рязанском походе Всеволода III.
61. ПСРЛ, т. 1, стб. 434.
62. ПСРЛ, т. 25, с. 108. В Л отсутствует.
63. ПСРЛ, т. 1, стб. 435; т. 25, с. 108.
64. Только в М. ПСРЛ, т. 25, с. 108.
65. ПСРЛ, т. 1, стб. 135; т. 25, с. 108 (дата приводится только в М).
66. ПСРЛ, т. 25, с. 109 (в Л и других летописях отсутствует).
67. О судьбе Рюрика см.: Fennell. The Last Years.
68. Татищев, т. 4, с. 341.
69. НПЛ, с. 53, 251—252 (под 1214 годом, но см.: Бережков, с. 257—258); ПСРЛ, т. 25, с. 109. Описание у Татищева в целом совпадает, хотя оно значительно более подробно (Татищев, т. 4, с. 344—345; ср. т. 3, с. 189—190).
70. НПЛ, с. 52, 251.
71. В.Т. Пашуто объясняет участие Ингваря в походе его ненавистью к сыновьям галицкого князя Романа (Даниилу и Васильку) и дружбой последнего с Всеволодом Чермным (Пашуто. Очерки, с. 48—49). Согласно Татищеву, Мстислав Романович, вышедший «ис Турова», присоединился к войску Мстислава Мстиславича позже, в устье Припяти, т. е. уже на территории Киевского княжества. Это говорит о том, что Туров и Пинск в то время находились под управлением Ростиславичей и что туровские дружины участвовали в походе (Татищев, т. 4, с. 345).
72. НПЛ, с. 53, 251—252.
73. ПСРЛ, т. 1, стб. 438.
74. ПСРЛ, т. 2, стб. 730—731. О договоре в Сепеше см.: Пашуто. Очерки, с. 200; The Hypatian Codex (ed. Perfecky), p. 132—134; Rhode. Die Ostgrenze Polens, p. 106.
75. «Король угорьскыи посади сына своего в Галичи, а епископы и попы изгна из церкви, а свое попы приведе латиньскые на службу» (ПСРЛ, т. 25, с. 110, также в Е, Льв и Ник, но отсутствует в Л).
76. ПСРЛ, т. 25, с. 110 (также в Е, Льв и Ник, под 1214 и 1215 годами).
77. ПСРЛ, т. 2, стб. 731.
78. «...Лестько... посла к Новоугороду по Мьстислава и реки: Брат ми еси, поиди и сяди в Галиче» (там же. Ошибочно датировано 6720/1212 годом).
79. НПЛ, с. 57, 257 (о датировке см.: Бережков, с. 259). Он вернулся в Новгород ранней весной 1217 г. О цели его приезда не упоминается.
80. Может быть, с отрядом из Чернигова. В 1219 г. черниговские дружины еще были с ним. — См.: ПСРЛ, т. 2, стб. 733.
81. НПЛ, с. 59, 260—261. CI, НIV и М повторяют НI. Запись в Ипат под 6720/1212 годом может относиться к первому захвату Мстиславом Галича (ПСРЛ, т. 2, стб. 731—732). Только В.Н. Татищев (Татищев, т. 4, с. 356—357) упоминает о войске из Полоцка, которым командовал «полоцкий Василько».
82. Первое правление Мстислава в Галицкой земле и последующие события вплоть до его изгнания в 1219 г. с некоторыми подробностями описаны в Ипат, где Даниилу приписывается важная роль (ПСРЛ, т. 2, стб. 731—735). Об изгнании Мстислава кратко сообщается в М и во вторичных летописях (Е, Льв, Тв. сб.), но не в Л и не в НI (ПСРЛ, т. 25, с. 116).
83. Только в М и в зависящих от него летописях — Е, Льв и Тв. сб. (ПСРЛ, т. 25, с. 118).
84. ПСРЛ, т. 1, стб. 445, М, Е и Льв добавляют: «...и седе [князем] в Галичи». — См.: ПСРЛ, т. 25, с. 118.
85. Татищев, т. 4, с. 359—360; ПСРЛ, т. 2, стб. 737—738.
86. «Ярославици (потомки Ярослава Мудрого?), смолняне взяли Полотеск генваря в 17 при князе Борисе и Глеба» (НПЛ, с. 263). Отсутствует в раннем варианте НI и во всех вторичных летописях, например в CI, НIV. Ср.: Татищев, т. 4, с. 360: «Князь смоленский с Ярославом (Всеволодовичем?) переяславским (Северного Переславля?) ходиша на Полоцк и взяша град генваря 17 при князех Борисе и Глебе...»
87. ПСРЛ, т. 1, стб. 442.
88. Рюрик Ростиславич и двое из его племянников были женаты на половецких княжнах.
89. ПСРЛ, т. 25, с. 110—111. В.Г. Ляскоронский (История Переяславской земли, с. 445—447) считает, что Владимир Рюрикович был вскоре заменен в Переяславле кем-то из Ольговичей — эта версия основана на неправильном понимании Татищева, согласно которому «Ярослав Мстиславич из Переяславля» участвовал в Галицком походе 1221 г. Однако в более ранней версии (Татищев, т. 4,) Татищев не указывает это отчество и ясно говорит о Ярославе Всеволодовиче из Северного Переславля. Во всяком случае, в источниках отсутствуют упоминания о каком-либо «Ярославе Мстиславиче» из числа известных черниговских князей, живших в тот период.
90. ПСРЛ, т. 1, стб. 434; т. 25, с. 105 (а также в Е и Льв); ЛПС, с. 109 (под 1209 годом); НПЛ, с. 51, 249 (под 1210 годом). Татищев (только во второй редакции) добавляет, что два основных заговорщика, Глеб и Изяслав Владимировичи, проявивших свою преданность Всеволоду III в 1207 г., были связаны с Ольговичами, которые даже обещали им военную помощь (Татищев, т. 3, с. 182).
91. ПСРЛ, т. 25, с. 107—108 (то же и в Е, Льв и Ник); т. 1, стб. 434; ЛПС, с. 109. О хронологии см.: Бережков, с, 101—103.
92. ПСРЛ, т. 1, стб. 437; т. 25, с. 109; ЛПС, с. 111 (под 1213 годом).
93. Глеб и Константин были выбиты Ингварем и Юрием Игоревичами. В 1219 г. они попытались вторгнуться в Рязанское княжество с половецким войском, но их нападение было отбито Ингварем (ПСРЛ, т. 1, стб. 444; т. 25, с. 116), после чего в летописях о них больше не упоминается.
Рассказ об избиении шести князей в 1217 г. см.: ПСРЛ, т. 1, стб. 440—441; т. 25, с. 115; НПЛ, с. 58 (под 1218 годом, только в старом варианте). Описания в Л и в НI очень близки и, по-видимому, происходят от не дошедшей до нас Рязанской летописи (см.: Лурье, с. 34). В М, так же как в Е и в Льв, опущены осуждающие части текста, присущие Л и НI, и добавлено, что Глеб после убийства сбежал к половцам (ср.: Татищев, т. 4, с. 352). См. также статью В.Д. Назарова «"Двор" и "дворяне"», который считает, что версия НI была прямо заимствована из летописи Юрия (т. е. из Л).
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |