Александр Невский
 

§ 4. Усиление политической роли Владимира при Великом Князе Андрее Боголюбском. Значение строительства Владимирского Успенского собора

Политическое равновесие между Ростовом и Суздалем установилось, конечно же, как следствие борьбы городских общин, в которой старый Ростов вынужден был уступить, позволив Суздалю сравняться с собой. В середине XII в. на арену политической борьбы городов выходит Владимир. Ему противостоят Ростов и Суздаль. Успехи Владимира поначалу не столь очевидны, как это кажется многим историкам, дореволюционным и советским. Этот город, по их мнению, выдвигается на первое место сразу после вокняжения Андрея Боголюбского. «Андрей принял стол ростовский и суздальский, но утвердил свое пребывание в прежней волости — Владимире», — говорил С.М. Соловьев1. Еще определеннее высказывался Костомаров: «Ростовцы и суздальцы со всею землею... единодушно избрали Андрея князем всей своей земли. Но Андрей не поехал ни в Суздаль, ни в Ростов, а основал свою столицу во Владимире»2. Согласно Д. Корсакову, «Андрей Боголюбскии», выбранный в князья всей землей Ростовско-Суздальской и посаженный на «отне столе» в Ростове, избирает, однако, своим местопребыванием не старейший город земли, Ростов, и не Суздаль, резиденцию отца своего Юрия, а младший город — Владимир»3. Этот взгляд представлен и в новейшей литературе. Рыбаков, например, рассказав об избрании Андрея на княжеский стол ростовскими и суздальскими боярами, пишет: «Однако новый князь сразу решительно поставил себя не рядом с боярством, а над ним. Своей столицей он сделал сравнительно новый город Владимир».

Историки, рассуждающие подобным образом, упрощают исследовательскую задачу4. В действительности же все было гораздо сложнее. Неслучайно большой знаток летописания изучаемой поры Приселков подчеркивал, что посредством сообщений «Владимирского летописца» совершенно невозможно выяснить, «когда и как была перенесена столица княжества во Владимир». Зато мы знаем отнюдь не единичные летописные известия о пребывании Андрея в Ростове и Суздале. В 1159 г., памятном закладкой церкви Пресвятой Богородицы во Владимире, князь находится в Ростове, куда Изяслав Давыдович засылает сватов, прося у Андрея «дщери за своего сыновца, за Святослава», а также военную помощь. Боголюбский отрядил «сына своего Изяслава со всем полком». Из похода Изяслав Андреевич «воротися к отцю своему Ростову». В 1164 г. Андрей Боголюбский ходил против волжских болгар. В древних летописях не говорится, откуда выступил воитель. «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» проливает свет на сей счет, называя Ростов. Факт сбора ратных людей в Ростове, выступление войска из него свидетельствуют прежде всего о высоком политическом статусе города, первенствующей его роли в жизни Ростово-Суздальской земли.

Летописцы передают ряд эпизодов, связанных с нахождением Андрея в Суздале. В 1171 г. лишен был новгородского посадничества боярин Жирослав. Изгнанный из Новгорода, он «иде Суждалю к Ондрееви». Годом раньше «припрашивал» Владимир Андреевич дорогобужский у Великого Князя киевского Мстислава Изяславича дополнительную волость сверх той, что уже получил. Изяслав, разумеется, ничего не дал, а Владимир, разгневавшись, «иде Дорогобужю». Летописец сопровождает свой рассказ ремаркой: «В то же веремя бе Андреи Гюргевичь в Суждали княжа и тъ бе не имея любьви к Мьстиславу». Известный поход на Киев, завершившийся взятием и разорением поднепровской столицы, начинается из Суздаля по воле присутствующего здесь Андрея. Туда же со славою победителя возвращается Андреев сын Мстислав. Летописный текст не оставляет сомнений, что Андрей ожидает его в Суздале: «Мстислав же Андреевич посади стрыя своего Глеба Киеве... поиде в Суждаль к отцю Андрееви». Лаврентьевская летопись и Летописец Переяславля Суздальского возвращают Мстислава во Владимир. Это можно понимать двояко: либо как исправление Суздаля на Владимир, осуществленное владимирским книжником с целью возвеличения родного города, либо как указание на то, что Мстислав правил во Владимире, а князь Андрей сидел по-старому на главном ростово-суздальском столе. Последнее предположение нам кажется более правдоподобным. Дело в том, что Лаврентьевский свод и Летописец Переяславля Суздальского, как и другие летописи, отправляют Мстислава походом на Киев из Суздаля, где находится Андрей5. Сохраняя эту деталь, Владимирский летописец вряд ли совершил столь неуклюжую подтасовку, поменяв Суздаль на Владимир. Видимо, он отметил конечное место, куда вернулся Мстислав из завоеванного Киева. Привлекает внимание одна подробность: Мстислав «възвратися Володимерю с дружиною своею»6. Если учесть, что из Суздаля он отправился с «Ростовци и Володимерци и Суждалци», то приезд во Владимир с дружиной, т.е. с людьми из ближайшего окружения, едва ли можно истолковать иначе, как возвращение в свой город, к себе на княжение. О правлении Мстислава во Владимире оворит как будто и факт его погребения после кончины в храме Пресвятой Богородицы7.

По Ипатьевской летописи, Андрей Боголюбский еще в 1173 г. находится в Суздале, о чем узнаем из записи о смене князей в Новгороде: «В туже зиму выиде Рюрик из Новагорода, потомь же Новгородци послашася ко Андрею князю в Суждаль, и вда им детя свое Юрья, и прияша и с честью»8. Южный летописец называет Андрея «князь Суждальскии»9. И в этом летописатель последователен до конца: приступая к повествованию о трагической смерти князя, он пишет: «Убьен бысть великии князь Аньдреи Суждальскии»10. Последующие летописцы именовали Боголюбского «князем Ростовским и Суздальским»11, а иногда — просто «Суздальским»12.

Приведенные материалы предостерегают от скоропалительных выводов о немедленном по избрании на стол переезде Андрея Юрьевича из «старейших» городов Ростова и Суздаля в «молодший» Владимир, о переносе в пригород на Клязьме столицы Ростово-Суздальской земли. Но это вовсе не означает, что между Андреем и владимирской общиной не было тесных отношений. Напротив, он испытывал к городу поначалу особую привязанность. Ведь в молодые годы князя, когда правил Ростовской землей Юрий Долгорукий, Владимир являлся его «волостью»13. Вероятно, еще тогда княжич проникся симпатией к городку на Клязьме. Верность своему чувству Андрей хранил, будучи уже «на отни столе». Нет никаких сомнений в том, что Великий Князь часто бывал во Владимире, подолгу жил в нем14. Бесспорно также и то, что он старался возвысить этот город, превратить его в главный центр Суздальщины, о чем читаем в Никоновском своде под 1159 г.: «Того же лета создан бысть град Владимир велик зело князем Андреем Боголюбьским Ростовским и Суздалским, Юрьевым сыном Долгорукого, и хотяше града сего стол быти великого княжениа. Ростовцем же и Суздалцем не хотяще сего, глаголюще: "яко Ростов есть старой и болшей град и Суждаль; град же Владимерь пригород нашь есть"»15. Желание Андрея, как видим, разбилось о сопротивление ростовцев и суздальцев, боровшихся против усиления своего пригорода. Если верить Московскому своду 1479 г., где-то на рубеже 60—70-х гг. XII в. «наста княженье Володимирьское князем Андреем Юрьевичем»16. Однако конкретных сведений, свидетельствующих об учреждении великокняжеского стола во Владимире, нет ни в названном своде, ни в более древних Ипатьевской и Лаврентьевской летописях. Перефразируя цитированные выше слова Приселкова, можно сказать, что имеющиеся в научном распоряжении летописные записи оставляют нас в неведении не только относительно того, «когда и как была перенесена столица княжества во Владимир», но и в том, состоялось ли вообще это перенесение. Увязывать столичный статус города лишь с фактом проживания в нем князя явно недостаточно, поскольку Андрея мы застаем и в Ростове, и в Суздале, и во Владимире. Сама же смена местожительства не может быть правильно понята без учета традиций, типичных для древних обществ. Советские историки обратили внимание на экстерриториальность князей по отношению к столичным центрам. Верное, на наш взгляд, объяснение этому явлению предлагает Петров: «Можно считать, что изолированное положение резиденций древнерусских князей по отношению к основным кварталам их столиц было обусловлено традицией, которая восходила к отмеченным Д. Фрэзером особенностям первобытной идеологии, утверждавшей необходимость некоторой изоляции вождя-правителя»17. Разумеется, на Руси XI—XII вв. архаические порядки, изолирующие властителя, выступают не в первозданном, а пережиточном виде, измененные и преобразованные временем. Тем не менее, они достаточно выразительны. Юрий Долгорукий, как известно, не стал жить в Ростове, а поселился в Суздале. Но вскоре он неподалеку от Суздаля сооружает Кидекшу, строит здесь каменную церковь. Воронин усматривает в этом желание Юрия уйти из Суздаля, обособиться от него18. Андрей Боголюбский сделал своим местопребыванием, кроме Ростова и Суздаля, город Владимир, но одновременно построил Боголюбово, где «постави две церкви камены и ворота камены и палаты»19. Боголюбов-город возводился как резиденция князя. Здесь он жил, принимал послов и торговых людей из русских и чужих земель. Мы исказим подлинную суть указанных княжеских перемещений, если будем толковать их в сугубо политическом ключе, сводя проблему к переносу столиц. Переезды верховного правителя по волости из города в город не были фатальными для старейших городских общин, расстававшихся с ним на какое-то время. Отъезд князя не означал потерю князя вообще. Сохранявшиеся же в общественном сознании пережитки древних представлений об экстерриториальности правителя позволяли спокойно взирать на отсутствие князя в том или ином городе. И уж, конечно, такое отсутствие не означало утрату главной общиной принадлежавших ей политических преимуществ и прав20. Вспомним поведение ростовцев и суздальцев после смерти Андрея Боголюбского, уверенно заявлявших о своем старейшинстве в Ростово-Суздальской земле, что, собственно, не оспаривал и Владимирский летописец, признавая жителей Владимира людьми «новыми», «мезиними»21.

Нельзя, однако, полностью отбрасывать влияние соперничества городов на переезды князей. Несомненно, что межгородская борьба способствовала в определенной мере этим переездам. Вот почему в княжеских перемещениях можно видеть одну из форм выражения противоборства городских общин Суздальщины22. Другой аналогичной формой являлось храмовое строительство.

Исторический опыт древних народов показывает, что гражданские общины имели собственных богов, и потому каждая община была самостоятельной, а порой и замкнутой религиозной ассоциацией. Именно этим объясняется та специфическая роль, которую усвоили соборные церкви, воздвигнутые в волостных центрах — средоточиях различных древнерусских земель, или городов-государств23. Эти храмы приобрели огромное значение, будучи оплотом благоденствия и мира, символом суверенитета городских общин24.

В старейшем граде Ростове по распоряжению Владимира Мономаха была построена церковь Пресвятой Богородицы. Исследователи относят это ко времени Леонтия — первого ростовского епископа25. Есть любопытное свидетельство о том, что церковь «създана от древ дубовых»26. При поверхностном взгляде оно может показаться малозначительным. На самом же деле в нем заключена важная для исследователя информация. Известно, что дуб у многих древних народов, в том числе и у племен, населявших Верхнее Поволжье, почитался как священное дерево27. Дубовый храм, сооруженный в Ростове, приобретал, следовательно, в сознании местных жителей особую святость. Так переплетались языческие и христианские верования. В глазах ростовцев церковь Пресвятой Богородицы «бяше чюдна, такоже чюдна, ни потом не будет»28. Невольно напрашивается историческая параллель. Соратник Ярослава Мудрого митрополит Иларион с восторгом писал о Софии киевской: «Церковь дивна и славна всем окружным странам, яко же ина не обрящется во всем полунощи земленем от востока до запада». Эти слова Илариона надо понимать в смысле не только внешнего великолепия киевской Софии, но и ее исключительности как местной святыни, ее приоритета над остальными церквами. Точно так же мыслили и христиане Ростова, которым церковь Пресвятой Богородицы казалась неповторимой и по святости не сравнимой с иными церквами всего мира. Этот взгляд возвышал гражданскую общину Ростова над остальными общинами «Ростовской области», обосновывал ее господство в волости.

Суздаль, затеяв соперничество с Ростовом, должен был позаботиться о создании собственной святыни, не уступавшей в могуществе ростовскому храму. И в Суздале возводится своя соборная церковь Пресвятой Богородицы. Примечательно, что она строится «в ту же меру», как и храм Пресвятой Богородицы в Ростове29. Элементы подражания выявляются и в оформлении церкви30. Ясно, что суздальская община стремилась сравняться с ростовской общиной в религиозной сфере и тем самым идеологически обосновать свои притязания на власть, сосредоточенную доселе в руках ростовцев.

Начало борьбы Владимира за самостоятельность было ознаменовано строительством храма Пресвятой Богородицы. По сообщению Лаврентьевской летописи, в 1158 г. «заложи Андреи князь в Володимери церковь камену Святую Богородицю... и да ей много именья и свободы купленыя и з даньми, и села лепшая, и десятины в стадех своих, и торг десятый»31. В1160 г. она уже стояла построенной: «Того же лета создана бысть церкы Святая Богородица в Володимери благоверным и боголюбивым князем Андреем, и украси ю дивно многоразличными иконами и драгим каменьем безъчисла, и сосуды церковными и верх ее позлати... и украси ю паче инех церквии»32. Здесь мы видим уже знакомую нам по Ростову и Суздалю претензию на исключительность своей, Владимирской Святой Богородицы. Затем следует текст, имеющий важное познавательное значение: «Того лета погоре Ростов и церкви все и сборная дивная и великая церкы Святое Богородице сгоре, и яко же не было, ни будеть»33. В летописном рассказе, если взять его в целом, проглядывает идейная антитеза: церковь Святой Богородицы во Владимире создана, а в Ростове сгорела. По логике летописца, смотревшего на все происходящее с точки зрения промысла Божьего, это поднимало престиж владимирского храма в ущерб ростовскому. Вместе с тем летописатель совместил в своем рассказе несовместимое: прославление ростовского и владимирского храмов Святой Богородицы. Насонов, обративший внимание на данную несообразность, писал: «Эти два стоящих рядом противоречивых показания можно объяснить только тем, что взяты известия из разных источников: одно — из владимирского, из записей, сделанных при Успенском владимирском соборе, а другое — из ростовского, из записей ростовского соборного клира»34. Если это так, то надо признать наличие активной борьбы между идеологами Ростова и Владимира, за которой, вне всякого сомнения, скрывалось противоборство ростовской и владимирской общин.

Соперничество городов нашло отражение не только в провозглашении исключительности друг перед другом церквей Ростова и Владимира, но и в создании культа местных святынь. Для Владимира и его соборной церкви величайшее значение приобрела икона Божьей Матери, написанная по преданию с Самой Девы Марии евангелистом Лукою «на доске из того стола, за которым трапезовал Иисус Христос со своею Пречистою Матерью и праведным Иосифом», доставленная на Русь «в едином корабли с Пирогощею из Царяграда»35. Она была установлена в церкви женского монастыря в Вышгороде, откуда князем Андреем Боголюбским перенесена на северо-восток. Накануне с иконой творились чудеса, свидетельствующие о ее желании уйти из Вышгорода. Сперва «видеша ю среди церкви особь стоящу. И поставиша ю на ином месте. Второе видевше ю ко олтареви лицем обратившуся. И ркоша, яко во олтареви хощет стояти, и поставиша ю за трапезою. Третие видеша ю кроме трапезы о себе стоящу и иных чюдес множество»36. Андрей собирался везти икону в Ростов. Но по пути в старейший город неподалеку от Владимира кони вдруг стали, как вкопанные, и уже никоим образом не удалось их сдвинуть с места. Предание, занесенное в Новгородскую летопись, рассказывает: «Ту же коня много били, а конь с того места с иконою не идеть»37. Князь вынужден был остановиться. Слуги раскинули шатер. А поутру Андрею во сне явилась Богородица с хартией в руке и велела поставить икону во Владимире, а не в Ростове. И он исполнил ее наказ38. Ключевский с присущей ему проницательностью говорил: «Появившись в Суздальской земле, когда здесь начиналась вражда между двумя слоями населения, из которых один тянул к Ростову, а другой к Владимиру, чудотворная икона получила для последнего не церковное только, но и политическое значение. В числе чудес ее рассказывается одно, которому старое владимирское предание дало вид политической демонстрации против Ростова: это — известное чудо о том, как остановились лошади, когда кн. Андрей повез икону в Ростов, и не хотели идти далее, потому что икона желала остаться во Владимире, наперед оправдывая тем нововведение Андрея, перенесшего свой княжеский стол из Ростова во Владимир»39.

С этой иконой связано множество чудес, десять из которых вошли в отдельное Сказание, составленное в первые годы «княжения Андрея по смерти его отца»40. В честь ее было установлено торжественно обставленное празднество41. Все это служило средством укрепления политических позиций владимирской общины, добивавшейся равноправия с Ростовом и Суздалем. Чем ответил Ростов на затеи Владимира?

В 1160 г., как мы знаем, сгорела в Ростове церковь Пресвятой Богородицы, что явилось тяжким испытанием для местной городской общины, почувствовавшей себя лишенной покровительства высших сил. Надо было срочно восстанавливать святыню. И Андрей приказал «създати церковь камену во имя Пречистыя Богородица на месте погоревшей церкве». Но ростовцы решили, что эта церковь мала и потому «начата людие молитися князю, дабы повелел боле церьковь заложити. Едва же умолен быв, повеле воли их быти»42. Ростовцам, как видно, совсем не безразлично было, большой или малый храм заменит сгоревшую церковь. Вокруг этого кипели страсти, и князь уступил «воле» горожан («людия»)43. О том, насколько напряженной была обстановка в городе, говорит тот факт, что план постройки пришлось менять уже в процессе начатого строительства44. Сейчас нам трудно сказать, почему «людие» с такой настойчивостью приступали к Андрею. Мы можем тут лишь догадываться. Вероятно, небольшая величина храма умаляла значение местной святыни, принижая тем самым ростовскую общину. Возможно и другое: ростовцы не хотели, чтобы их храм Святой Богородицы оказался меньше по размерам владимирской церкви Святой Богородицы. Они добились своего, и ростовский собор, как показали археологические раскопки, был выстроен гораздо большим, чем храм во Владимире45. Понятно теперь и поведение князя Андрея, который, заложив малую церковь, с явной неохотой соглашается расширить ее.

Осмысливая остроту вопроса о восстановлении церкви Святой Богородицы в Ростове, мы в конечном счете опять-таки упираемся в межгородское соперничество, преломившееся на этот раз в храмовом строительстве.

«Делатели» ростовского собора, копая рвы, «обретоша гроб, бе покровен двема дьскама, и людем недоумевающимся. И отвръзоша гроб и видеша лице великаго Леонтия, святящеся, яко свет, и ризы его яко вчера облачены»46. Так состоялось открытие мощей Леонтия — первого ростовского епископа47. По завершении строительства мощи святого перенесли в собор. Начались, разумеется, всякие чудеса. Написано было и Житие Леонтия.

По мнению Ключевского, «первоначально, вскоре по окончании каменного собора в Ростове, след, в промежуток 1170—1174 гг., была составлена записка о жизни Леонтия и судьбе его тела, слившаяся потом с позднейшими прибавлениями»48. Затем епископом Иоанном «или по его внушению в 1194—1204 гг. записаны были предания о жизни Леонтия, к ним присоединены выбранные из летописи известия о мощах его, дополнены дальнейшими известиями о празднике и чудесах 1194 г., и весь рассказ закончен приуроченным к празднику кратким поучением с хвалебно-молитвенным обращением к святому. Со внесением чудес и похвального слова сказание получило вид цельного, законченного жития, удобного для чтения в церкви»49.

Воронин внес некоторые уточнения в датировку, предложенную Ключевским. Он убедительно показал, что первая часть Жития св. Леонтия касается событий 1161—1162 гг., и нет должных оснований «принимать дату ее составления между 1170 и 1174 гг.»50. По Воронину, эта часть Жития появилась не в 1170—1174 гг., т.е. спустя 8—12 лет после описываемых событий, а «непосредственно вслед за ними»51. Она «протокольно точна», чем очень напоминает «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божьей Матери», составленной во Владимире до 1165 г.52 Воронин делает весьма важный для нас вывод: первая часть Жития св. Леонтия принадлежит к тому времени, когда развернулась интенсивная литературная работа во Владимире53. Но, установив временную близость церковно-литературных опытов в Ростове и Владимире, автор дал им неверное, на наш взгляд, истолкование. Он писал: «В борьбе Андрея Боголюбского за церковную самостоятельность Владимирской земли и ее приоритет на Руси в ряду других литературных произведений была составлена в 1161—1162 гг. при участии самого князя Андрея начальная краткая редакция "Жития" Леонтия. Она содержала рассказ об открытии его мощей и постановке гробницы в новом белокаменном соборе и оценку князем политического значения новой святыни для "державы" Андрея»54. Воронин считал, будто «объявление нового святого и его "нетленных" останков повышало престиж Владимирской Руси, она была не "охуждена" по сравнению с Киевской, где уже славилась чудесами гробница Феодосия Печерского и Бориса и Глеба»55. Получалось так, что культ Леонтия возник вследствие «церковно-политической борьбы Андрея Боголюбского 60-х годов»56. Попутно заметим, что и другие исследователи демонстрируют подобный подход. Так, у Д.С. Лихачева «Андрей Боголюбский переносит икону Владимирской Божией Матери, организует ее культ во Владимире, обставляет ее почитание новыми литературными произведениями, усиленно добивается канонизации первых «своих» владимирских Святых — Леонтия и Исайи»57. Культ Леонтия, по нашему убеждению, нельзя рассматривать в русле владимирской политики князя Андрея58. Антивладимирская направленность религиозных мер, принятых в Ростове, подтверждается наглядно тем, что во Владимирской летописи нет упоминаний ни относительно постройки церкви Пресвятой Богородицы в Ростове, ни насчет открытия мощей епископа Леонтия59. Это умолчание никак не вяжется с мыслью о почитании Леонтия «в общеполитических и общерусских интересах Владимирской земли»60. Красноречиво признание Воронина, пытавшегося соединить «появление святого» с чаяниями владимирцев. Первую, или «протокольную» часть Жития, считал он, легко представить внесенной «без малейшей редакционной обработки на страницы владимирской летописи. Но в ней вся история постройки Ростовского собора и открытия мощей Леонтия отсутствует»61. Подобную странность можно объяснить только тем, что сведения о строительстве ростовского храма и обретении мощей Леонтия замалчивались и отторгались владимирским летописателем, поскольку они укрепляли престиж Ростова, расходясь, следовательно, с интересами владимирской общины, тяготившейся зависимостью от старейшего города и прилагавшей всяческие усилия, чтобы покончить с ней.

Из соображений конкуренции церкви Святой Богородицы в Ростове с Богородичным храмом во Владимире, ростовские книжники отнесли начало христианства в своем городе ко временам Владимира Крестителя. В Ростовскую землю был тогда направлен епископ Федор, который «постави церковь в Ростове въ имя Владычеца нашея Богородица и приснодевыя Мария, и устрой ю вел ми чюдно. И много поучив я вере христианьстеи, но не можаше их уверити до конца, понеже издавна злому их неверьству укоренившуся, изгнан бысть от них»62. Святителя Федора сменил епископ И Ларион, направленный в Ростов патриархом Фотием. Но и он, не стерпев «пребыти в Ростове, бежа бо»63. Ключевский, обратив внимание на несообразность упоминания в памятнике Фотия в связи с событиями конца X в., замечал:

«Та подробность сказания, что патр. Фотий является современником св. Владимира, падает сама собою, обличая свою связь с позднейшими историческими источниками, впадающими в ту же ошибку»64. Наблюдение верное. Однако названная Ключевским подробность, будучи наслоением поздней поры, не означает, что рассказ о раннем появлении христианства в Ростове есть также фантазия книжников, живших много позже второй половины XII в. Легенда о древности христианства в Ростове возникла в 60-е гг. XII столетия на почве противоречий между ростовской и владимирской общинами, оспаривавшими другу друга церковное первенство65. Вполне вероятно, что она явилась полемически заостренным откликом на содержащееся в Сказании о чудесах Владимирской иконы утверждение о «новопросвещенности» людей Ростовской земли, т.е. недавнем их крещении66.

Ростовская легенда, служившая обоснованием старейшинства Ростова перед Владимиром, не оставила в долгу владимирских идеологов. И они, проигнорировав в своем летописании сочиненный ростовцами миф67, заявили о древности родного города: «Постави бо преже градось великии Володимер»68.

Примечания

1. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 519. Необходимо заметить, что подобные представления возникли еще в средневековой историографии. В Тверской летописи, например, говорится: «Ростовци и Суздальци посадиша на великое княжение в Володимере в Залесском Великого Князя Андрея Юриевича, внука Манамахова». См.: ПСРЛ. Т. XV. Стб. 226.

2. Костомаров Н.И. Русская история... С. 76.

3. Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество. С. 111.

4. В порядке признания собственной ошибки скажем, что и мы не были свободны от данного недостатка. См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. С. 236.

5. ПСРЛ. Т. I. Стб. 354; ЛПС. С. 76.

6. ПСРЛ. Т. I. Стб. 355; ЛПС. С. 76.

7. ПСРЛ. Т. I. Стб. 365; ЛПС. С. 81.

8. ПСРЛ. Т. II. Стб. 566.

9. Там же. Стб. 572.

10. Там же. Стб. 580.

11. См.: ПСРЛ. Т. IX. С. 211, 216, 217, 220, 222, 223, 230.

12. См.: ПСРЛ. Т. XXV. С. 78.

13. ПСРЛ. Т. I. Стб. 335.

14. «Житие Леонтия Ростовского» рассказывает о приезде Андрея в Ростов из Владимира для поклонения мощам святого. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. М., 1893. С. 9. По Татищеву, Андрей «не хотя народ озлоблять, жил в Суздале, а во Владимир часто ездил на охоту и пребывал по неколику дней». См.: Татищев В.Н. История Российская. Т. III. С. 76.

15. ПСРЛ. Т. IX. С. 220. В другом месте летописи говорится, что слова Андрея Боголюбского «да будеть сей град великое княжение и глава всем» встретили одобрение князей и бояр (ПСРЛ. Т. IX. С. 222). Это — провладимирская сказка, верить которой нет оснований.

16. ПСРЛ. Т. XXV. С. 81.

17. Петров А.В. К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII вв. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985. С. 80.

18. Воронин Н.Н. 1) Владимиро-Суздальская земля... С. 216; 2) Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 59.

19. Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники // Исторический архив. М., 1951. Т. VII. С. 211.

20. Во избежание недоразумений подчеркнем, что речь в данном случае идет о единой волости с единственным верховным правителем, каковым являлся сначала Юрий Долгорукий, а потом — Андрей Боголюбский.

21. ПСРЛ. Т. I. Стб. 378.

22. См.: Кривошеев Ю.В. Князь, бояре и городская община Северо-Восточной Руси в XII — начале XIII вв. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города / под ред. И.Я. Фроянова. Л., 1988. С. 116.

23. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 242; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси.

24. Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 293—294.

25. Насонов А.Н. «Русская земля»... С. 181; Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 38.

26. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С. 7.

27. См. С. 112 настоящей книги.

28. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С. 7.

29. См.: Патерик Киево-Печерского монастыря. Спб., 1911. С. 9.

30. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 37.

31. ПСРЛ. Т. I. Стб. 348.

32. Там же. Стб. 351.

33. Там же.

34. Насонов А.Н. История... С. 122.

35. ПСРЛ. Т. I. Стб. 346; Т. II. Стб. 482; Земная жизнь Пресвятой Богородицы.

36. Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери. С. 30.

37. НПЛ. С. 467.

38. См.: Доброхотова В. Древний Боголюбов город. М., 1852. С. 6—7.

39. Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери. С. 7—8.

40. Там же. С. 14, 15—16.

41. См.: Остроумов М.А. Происхождение праздника Покрова // Приходское чтение. 1911. № 19; Костомаров Н.И. Русская история... С. 78.

42. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С. 7.

43. Воронин считает, будто Андрея «умоляла» ростовская знать (Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 28). С этим нельзя согласиться. Заставили Андрея изменить размер постройки «людие», т.е. ростовская община, куда входили и знатные, и простые. В другой своей работе Н.Н. Воронин применительно к данному случаю пишет о горожанах в целом. См.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 187.

44. См.: Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 187.

45. Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 38.

46. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С. 8.

47. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X—XIII в. М., 1989. С. 46.

48. Ключевский В.О. Древнерусские жития как исторический источник. М., 1988. С. 10.

49. Там же. С. 11.

50. Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 27.

51. Там же. С. 28.

52. Там же. С. 27.

53. Там же. С. 28.

54. Там же. С. 45.

55. Там же. С. 28.

56. Там же. С. 41.

57. Лихачев Д.С. Русские летописи... С. 269—270. В плане борьбы с Киевом князя Андрея и утверждения «церковного приоритета Северо-Восточной Руси» рассматривает Кривошеев «создание культа Владимирской иконы Богоматери, установление праздника Покрова, открытие мощей Леонтия». См.: Кривошеев Ю.В. Церковь в социальных противоречиях середины XII — начала XIII в. (на Северо-Востоке Руси) // Актуальные проблемы дореволюционной отечественной истории. Ижевск, 1993. С. 50.

58. Воронин ставит проблему, как говорится, с ног на голову, доказывая, будто почитание Леонтия было использовано Андреем в борьбе с Ростовом. См.: Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг. С. 36.

59. Насонов А.Н. История... С. 122; Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 29, 33.

60. Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 35.

61. Там же. С. 29.

62. Житие св. Леонтия, епископа Ростовского. С. 2—3.

63. Там же. С. 3.

64. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых... С. 17.

65. Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 34.

66. Воронин резонно предполагает, что эта часть Сказания возникла раньше появления Жития Леонтия (Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 34). Но в легенде о древности христианства в Ростове он видит разноречие и несогласованность «с другими владимирскими произведениями этой поры» (Там же). Если считать, как это было в действительности, Житие Леонтия произведением ростовским, а не владимирским, то станет ясно, что тут мы имеем не «разноречие» и «несогласованность», но столкновение церковно-политических идей двух соперничающих общин Ростова и Владимира.

67. См.: Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 30.

68. ПСРЛ. Т. I. Стб. 378.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика