§ 3. Социально-политическая борьба городов Северо-Восточной Руси
«Премногая добродетель», снискавшая Андрею всеобщую любовь, — вот что определило, по летописцу, его избрание. Храбрость и мужество, набожность и щедрость были, бесспорно, присущи князю Андрею. Но не только они повлияли на решение ростовцев и Суздальцев. Сработали и более прозаические причины, вращавшиеся в сфере повседневной политики городских общин Ростова и Суздаля, озабоченных сохранением единства волости и своего господства в ней. Это настроение главных городов тонко почувствовал В.И. Сергеевич. Правда, соглашение Юрия Долгорукого с ростовцами и суздальцами о княжении в Ростово-Суздальской земле Михалки и Всеволода он воспринимал как состоявшееся деление волости на две части, причем это деление, по его словам, «было принято ввиду существования двух одинаково сильных городов, Ростова и Суздаля, между которыми и должно было произойти размежевание прежде неразделенной волости». Далее Сергеевич отмечает, что даже такое деление «не очень соответствовало вкусам "старейших" волости. Оно было принято ими, пока был жив Юрий, и немедленно нарушено, как только он умер... Таким образом, волею старших городов было восстановлено единство Ростовской волости. Андрей был избран единым князем для всей волости и, по старине, посажен "на отни столе" в Ростове. В этом восстановлении "отеческого стола" в Ростове нельзя не усматривать в происшедшем перевороте преобладающей роли жителей старшего города, Ростова»1. Правильно уловив общий смысл политики правящих городов Северо-Восточной Руси, Сергеевич допустил ряд неверных суждений в конкретном плане. Пока был жив Юрий, Суздальщина оставалась неразделенной. И только после смерти Великого Князя, с приходом к власти Михалки и Всеволода она могла потерять прежнее единство, чему и воспрепятствовали ростовцы и суздальцы, собравшиеся на вече в 1157 г., где вместо Михалки и Всеволода избрали на княжение Андрея Юрьевича. Следовательно, нет никаких причин говорить о делении Ростовской волости на две части, а значит — и о восстановлении ее единства. Излишни также рассуждения относительно «восстановления отеческого стола в Ростове», «перевороте», осуществленном якобы в условиях «преобладающей роли жителей старшего города, Ростова». Нам думается, что ростовцы и суздальцы, посадив «на отен стол» Андрея, предотвратили политическое дробление волости, сохранив незыблемым прежний порядок, обеспечивающий им командное положение среди пригородов.
Смысл произошедшего в июне 1157 г. на вечевом собрании старших городов заключался отнюдь не в демонстрации «громадного сдвига» в социальных и политических отношениях, не в «официальном акте создания» нового образования, а в консервации существующего уже политического строя, выгодного для ростовцев и суздальцев как верховных правящих общин Северо-Восточной Руси. Разумеется, это давалось не просто, а через борьбу городов, которая, к великой жалости, по недостатку источников плохо различима. Однако ряд косвенных данных свидетельствует, что межобщинное соперничество в Ростово-Суздальской земле достигло к середине XII в. значительной остроты. В круговороте этого соперничества мелькают Ростов, Суздаль и Владимир.
Первоначально главою «области» являлся Ростов. Недаром он в народной памяти остался как «Великий» и «многонародный». Перед нами «впечатление глубокой древности, когда в исходе первого тысячелетия нашей эры Ростов был старейшим центром русской государственности на северо-востоке»2. Главенствующую роль в регионе Ростов удерживал за собой до конца XI в.3, после чего происходит усиление Суздаля, который уже в княжение Юрия Долгорукого выступает на равных с Ростовом, претендуя на руководство в волости. Возникает довольно своеобразная политическая система, которую условно можно считать дуумвиратом городов4. Затем на арену политической борьбы вышел Владимир, а за ним к исходу XII в. — Переяславль. Значительность межгородской борьбы для исторических судеб Северо-Восточной Руси в домонгольский период вполне оценили некоторые крупнейшие дореволюционные историки5. Межгородская борьба на Северо-Востоке, как и в остальной Руси, представляла собой одно из мощных течений исторического бытия той поры.
Вплоть до смерти Андрея Боголюбского она не обнаруживает себя в форме прямых столкновений. Ее мы можем наблюдать во множестве иных проявлений. К их числу относится такое явление, как перенос княжеских резиденций. Известно, что первоначальным местопребыванием князей на Северо-Востоке был Ростов. По сообщению Повести временных лет, именно в Ростове сидели сыновья Владимира Крестителя Ярослав и Борис6. Княжил какое-то время в Ростове и Мстислав — отпрыск Владимира Мономаха7. Сын Мономаха Юрий, заняв ростовское княжение, поселился уже не в Ростове, а Суздале8. Князь же Андрей Боголюбский, посаженный на «отне столе» в Ростове и Суздале, уходит со временем на жительство во Владимир9. Эта княжеская «миграция» еще в прошлом веке привлекала внимание отечественных историков. Разные суждения высказывались ими на сей счет. Соловьев связывал перемещение князей из Ростова в Суздаль, а из Суздаля во Владимир с их стремлением к югу с целью соединения с Днепровской Русью, а также поисками центра, вокруг которого могли бы сосредоточиться «русские области»10. Он писал: «Стремление князей к югу усматривается в перенесении стола княжеского из Ростова в Суздаль; первый князь, который должен был остаться надолго в Ростовской области, Юрий Владимирович Долгорукий, живет уже не в Ростове, а в Суздале, в городе южнейшем. Каково же положение этого города и как вообще должно было совершаться это движение на юг? И здесь, как и везде в нашей древней истории, водный путь имеет важное значение. Самая ближайшая от Которосли и от Ростовского озера река к югу есть Нерль, которая сама есть приток Клязьмы; таким образом, если следовать речным путем, то после Ростова южнее будет Суздаль на Нерли, потом южнее Суздаля является Владимир, уже на самой Клязьме; так и северные князья переносили свои столы — из Ростова в Суздаль, из Суздаля во Владимир. Здесь, в последнем городе, стол великокняжеский утвердился надолго, потому что северные князья, достигнув этого пункта, презрели Южную Русь и все внимание обратили на восток, начали стремиться по указанию природы вниз по рекам: Клязьмою — к Оке и Окою — к Волге»11. Помимо этих, если можно так выразиться, геополитических соображений, Соловьев выдвигал обоснования и социального характера. Тягу Андрея к пригородам, в частности к Владимиру, он мотивировал тем, что пригороды, в отличие от старейших городов Ростова и Суздаля, были княжеским творением и потому составляли «особый мир», где князь чувствовал себя «неограниченным властелином», «полновластным хозяином». Жители пригородов, населенных князьями, были послушны своим властителям не в пример «старым вечникам» — ростовцам и суздальцам. Княжеская власть здесь прививалась «гораздо свободнее»12.
По мнению Ключевского, в Ростовской области всеми делами заправляли две аристократии, служилая и промышленная. «Обе эти аристократии встречаем в Ростовской земле уже при Андреевом отце Юрии; но Андрей не поладил с обоими этими руководящими классами суздальского общества. По заведенному порядку он должен был сидеть и править в старшем городе своей волости при содействии и по соглашению с его вечем. В Ростовской земле было два таких старших вечевых города, Ростов и Суздаль. Андрей не любил ни того, ни другого и стал жить в знакомом ему смолоду маленьком пригороде Владимире на Клязьме, где не были в обычае вечевые сходки...»13.
Переезд Боголюбского во Владимир Д. Корсаков обусловил нежеланием князя «оставаться в городах, где были сильны прежние традиции. В Ростове сконцентрировалась главная сила земских бояр, а в Суздале, местопребывании Юрия Долгорукого, могли получить достаточную крепость княжеские и дружинные порядки. И земские бояре, и княжеско-дружинные порядки были одинаково не по сердцу Андрею»14. Но вскоре оказалось, что и во Владимире боярская партия «достаточно сильна». Тогда Андрей поселился в городе Боголюбове, где окружил себя «молодшими людьми», или «малыми отроками», создавая из них преданное ему «служилое сословие»15.
Мысль о бегстве ростовских князей от всесильных бояр из старых городов в новые развивал и Сергеевич. «Очевидно, — говорил он, — в старых городах было что-то такое, что не нравилось князьям, даже избранникам старых городов. Не имея сил переделать эти неприятные им порядки, князья уходят в новые города, где, по всей вероятности, неприятные им элементы были слабее. В старом Ростове было немало сильных людей, бояр, которые, естественно, стремились заправлять всеми делами волости. От них-то, надо думать, ушел Юрий в Суздаль. Но, по всей вероятности, бояре успели развестись и в Суздале, и вот сын Юрия, Андрей, уходит во Владимир к "мезиниим" людям владимирцам. Князья не в силах еще менять существующие порядки, они могут только бежать от того, что им не нравится».
Теория бегства ростово-суздальских князей от своенравных и властолюбивых бояр или других «аристократий» далеко не исчерпывает сути проблемы, если вообще не заводит исследователя на ложный путь. Поверхностность и субъективность ее для нас очевидны. Поэтому мы отдаем должное проницательности Насонова, старавшегося установить глубинные причины (экономические, социальные и политические), вызвавшие переезды князей из одних городов в другие. Любопытны суждения историка о том, почему Андрей Боголюбский обосновался во Владимире. «В начале XII столетия, с оживлением торговой деятельности пригорода Владимира и с ростом его населения, все стремления его направляются к политической независимости от опеки Ростова»16. Именно с развитием материальных средств Владимира появилась мысль у жителей города «о своем собственном, избранном князе, о политической равноправности со старым Ростовом». Таким образом, «пребывание Андрея во Владимире было обусловлено желанием населения, стремлением владимирцев к политической независимости от старшего города»17. Несмотря на односторонность объяснений Насонова, сильно преувеличившего роль фактора «торговой деятельности» в развитии Владимира18, они, тем не менее, означали серьезное продвижение к истине. Однако вскоре ученые снова возвращаются к представлениям и схемам старой историографии. У Воронина Юрий Долгорукий «отмежевывается» от враждебных «боярских кругов», уйдя из Ростова в Суздаль, а Андрей Боголюбский «решительно обособляется от них», переехав из Суздаля во Владимир19. Воронин «оживляет» и мнение историков, которые в построенных и заселенных князьями городах усматривали опору княжеской власти, боровшейся с самовластьем вечевого боярства. Он полагает, что «в населении новых городов складывалось прочно привязанное к князю и зависимое от него ядро. В последующей истории Владимирского княжения мы видим, что эти города на всем протяжении XII—XIII вв. неизменно являются твердой опорой княжеской власти»20. Центром притяжения боярской знати был Ростов, да и в Суздале «боярство давало чувствовать свое сопротивление»21. Вот почему Воронину кажется симптоматичной «постройка укрепленной княжеской усадьбы Юрия вне Суздаля, в Кидекше, на устье реки Каменки, сигнализирующая о тенденции князя и его двора обособиться от города и, в то же время, держать его в руках... Далее, не менее характерно, что незадолго перед смертью Юрия, по его приказу, отстраивают новый княжеский двор во Владимире. Все эти факты говорят о растущих противоречиях между боярской знатью и княжеской властью, стремящейся отмежеваться от боярских кругов и найти новую точку опоры»22. И она была найдена. Ею стали «горожане Владимира и других городов — предшественники позднейшей буржуазии», являвшиеся «естественными сторонниками сильной княжеской власти»23. Воронин наблюдает «во Владимирском княжестве» союз княжеской власти с горожанами. Мысль о борьбе с боярством ростово-суздальских князей в союзе с торгово-ремесленным, бюргерским населением городов, обусловившей перемещение княжеских резиденций из старых городов в новые, широко бытует в советской исторической литературе. Но от этого она не стала убедительнее.
Истинная подоплека княжеских переездов нам открывается в несколько ином освещении: как производное процессов возникновения и развития городов-государств на Руси XI—XII вв., на языке летописцев — земель и волостей. Центром таких государственных образований был главный город, под началом которого находились пригороды с тянущими к ним поселками. Рост населения, консолидация местных общин порождают у пригородов стремление к независимости, в конечном счете — к выделению в самостоятельную волость со своим князем24. На этой почве возникает борьба между правящим городом и пригородами. Нередко она приобретает смысл соперничества, влекущего за собой перераспределение власти между главным городом и пригородами, в результате чего тот или иной пригород либо уравнивается с главным городом, либо подчиняет его, т.е. сам превращается в главный город. Передел власти был тесно связан с проблемой княжения. Отсюда упорные попытки пригородов устроить свой княжеский стол с отдельным, собственным князем или хотя бы переманить князя из старшего города к себе, на худой случай, открыть в своем городе, пусть даже не постоянную, а временную княжескую резиденцию. В рамках этих вариаций и проходит политическая эволюция Северо-Восточной Руси на протяжении XII века.
В исторической литературе обычно утверждается, что Юрий Долгорукий сделал Суздаль столицей Ростовской волости. Летописи, казалось бы, позволяют говорить так, свидетельствуя многократно о пребывании Юрия в Суздале25. Поздние летописцы называют его князем суздальским26, а Суздаль — великим княжением. Но вместе с тем существуют и другие показания древних летописателей. «Се стрыи мои Гюргии из Ростова обидить мои Новгород», — говорил Изяслав Мстиславич черниговским Давыдовичам, Владимиру и Изяславу. Князья условились, «ако ледове стануть, поити на Гюргя к Ростову»27. Надо, впрочем, сказать, что такого рода известия, связывающие Юрия с Ростовом, редко встречаются в летописях. Но это не может подорвать к ним доверие, ибо, как показывает анализ летописного материала, в суздальском летописании времен Юрия Долгорукого «Ростов все более заслонялся Суздалем»28. Создавалась иллюзия главенства Суздаля над Ростовом. На самом же деле Ростов в княжение Юрия не утратил значение центра Северо-Восточной Руси. Он потерял лишь исключительность права на это значение. В итоге сложился политический паритет Ростова и Суздаля. Князь пребывал и в одном и другом городе, если не посменно, то периодически29. Княжеский стол для Ростова и Суздаля стал общим достоянием, а ростовская и суздальская общины, поделив верховную власть, превратились в соправительствующие, что нашло отражение в летописном сообщении о посажении ростовцами и суздальцами Андрея Юрьевича на княжеский стол в Ростове и Суздале30.
Примечания
1. Сергеевич В.И. Русские юридические древности... Т. I. С. 20.
2. Там же.
3. Насонов А.Н. «Русская земля»... С. 181.
4. В.И. Сергеевич, комментируя летописный текст, касающийся Ростова и Суздаля, обронил ценное для нас замечание: «Выходит, что Ростов и Суздаль составляют как бы один старший город...». См.: Сергеевич В.И. Русские юридические древности... Т. I. С. 19. Едва ли прав Кучкин, когда он говорит о том, что «к середине XII в. старшим городом становится Суздаль» и «происходит явная смена центров области» (Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 73). Ростов и Суздаль выступают в одинаковой роли руководящих центров волости, воплощая собою альянс двух правящих городов.
5. См.: Сергеевич В.И. Русские юридические древности...Т. I. С. 18—22; Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 31.
6. ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 83.
7. НПЛ. С. 470: Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 140; Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 66—67. Кучкин приводит убедительные доводы, что кроме Мстислава в Ростове княжил брат его Вячеслав. См.: Там же. С. 67—69.
8. Сергеевич В.И. Русские юридические древности... Т. I. С. 18; Воронин Н.Н. Владимиро-Суздальская земля... С. 216, 219.
9. Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество: Очерки из истории Ростово-Суздальской земли. Казань, 1872. С. 111; Воронин Н.Н. Владимиро-Суздальская земля... С. 219.
10. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 70.
11. Там же.
12. Там же. С. 516, 517.
13. Ключевский В.О. Сочинения. Т. I. С. 323.
14. Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество. С. 113.
15. Там же. С. 115. От бояр ушел из Ростова в Суздаль и Юрий Долгорукий. См.: Там же. С. 79.
16. Насонов А.Н. Князь и город... С. 27.
17. Там же. С. 17.
18. Здесь Насонов перенес концепцию торгового происхождения городов Киевской Руси Ключевского на соответствующие процессы в Ростово-Суздальской земле.
19. Воронин Н.Н. Владимиро-Суздальская земля... С. 216, 219.
20. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси... С. 57.
21. Там же. С. 58.
22. Там же. С. 59.
23. Там же. С. 115.
24. См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси.
25. ПСРЛ Т. II. Стб. 310, 313, 329, 343, 344, 373, 460, 468, 470. См. также: ПСРЛ. Т. IX. С. 162, 166, 176.
26. ПСРЛ. Т. IX. С. 172, 173, 174, 178, 179, 182, 183, 194, 196, 198, 200, 201, 202; ПСРЛ. Т. XXV. С. 78.
27. Там же. Стб. 368.
28. Воронин Н.Н. К характеристике владимирского летописания. С. 45.
29. «Юрий жил уже не в Ростове, а в Суздале, в городе относительно новом, подчиненном», — писал Соловьев (Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 518). Многие историки думают точно так же. Мы полагаем, что в данном случае ими допущена поспешность.
30. ПСРЛ. Т. I. Стб. 348. Ипатьевская летопись (ПСРЛ. Т. II. Стб. 430) искусственно присоединяет к Ростову и Суздалю еще Владимир, что является не более чем уловкой провладимирски настроенного книжника. Более поздние летописцы титулуют Андрея Великим Князем Ростовским и Суздальским. См. ПСРЛ. Т. IX. С. 211, 216, 217, 222, 226.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |