§ 2. Совещание в Берестове в 1113 году, посвященное изменению русского законодательства
Как явствует из Русской Правды, на совещании, созванном в Берестове Мономахом, был принят ряд законов, регламентирующих ростовщичество, холопство и закупничество. В исторической литературе высказываются различные суждения о времени берестовского совещания. По С.М. Соловьеву, князь Владимир «тотчас по вступлении на старший стол собрал мужей своих»1. Сходным образом думает Рыбаков: «Восстание, несомненно, имело успех, так как Владимир немедленно издал новый закон — "Устав Володимерь Всеволодича", облегчающий положение городских низов, задолжавших богатым ростовщикам, и закрепощенных крестьян-закупов, попавших в долговую кабалу к боярам»2. Согласно Грушевскому, совещание в Берестове состоялось «вскоре по вокняжении Мономаха»3. Иначе рассуждает Тихомиров, полагая, будто «Владимир созвал совещание в Берестове тогда, когда он находился еще под Киевом, не решаясь в него вступить. Местом для созыва совещания было выбрано село Берестово как пункт, который расположен в непосредственном соседстве с Киевом и являлся загородной княжеской резиденцией. Приняв это положение, мы можем совершенно точно определить время появления устава Владимира Мономаха. Устав был составлен в Берестове в промежуток времени между смертью Святополка и въездом Владимира Мономаха в Киев, т.е. между 16 и 20 апреля 1113 г.»4. Черепнин принял догадку Тихомирова, но с оговорками и уточнениями: «Возможно, что новый закон был принят еще до того, как Владимир Мономах въехал в Киев. Поэтому-то он и созвал дружину в Берестове, что в Киеве этого сделать было нельзя: еще не утихло восстание... Принятие закона о "резе" было первой реакцией Владимира на народное движение в Киеве. Вероятно, на Берестовском совещании этим дело и ограничилось. Дальнейшие положения Устава Мономаха были им разработаны, наверное, уже после того, как он стал Великим Князем киевским. Во время киевского восстания обстановка для законодательной деятельности была явно неблагоприятной». К мысли о проведении Мономахом совещания в Берестове до своего приезда в Киев склонялся и Мавродин5. Другая точка зрения у Юшкова, который, подобно Грушевскому, полагал, что Устав Владимира Мономаха был составлен на совещании в Берестове, созванном «вскоре после смерти князя Святополка и после подавления восстания в Киеве 1113 г.»6, т.е. по вокняжении Мономаха на киевском столе. Зимин, хотя и отмечает, что «законодательная деятельность Владимира Мономаха протекала вскоре после восстания 1113 г.», но при этом датирует ее временем «около 1116 г.», или тремя годами спустя по происшествии «мятежа» в Киеве7.
Итак, в исторической литературе находим различные суждения исследователей о том, когда состоялось совещание «дружины» в Берестове. Разность мнений широка: до прибытия Владимира в Киев, тотчас по въезде в город, вскоре после вокняжения и, наконец, через несколько лет после принятия киевского престола. Думается, крайние позиции тут должны быть отвергнуты, и вот почему. Владимир Мономах едва ли мог законодательствовать в Берестове, не став Киевским Князем и не пройдя обряд посвящения в правители. Иными словами, приступить к исполнению обязанностей местного князя (в том числе и законотворческих) он получал возможность, вступив лишь в княжескую должность, для чего необходимы были его приезд в Киев, встреча с «киянами» и посажение на столе по всем правилам принятого в таких случаях ритуала8. Этот церемониальный акт являлся привычным и понятным людям Древней Руси. Поэтому, наверное, летописец не счел нужным особо говорить о нем, ограничившись как бы вскользь брошенным замечанием, что Владимир с «честью великою» сел на столе «отца своего и дед своих».
Указывая на невозможность законодательства Владимира Мономаха до приобретения им статуса Великого Князя Киевского, мы выражаем сомнение и относительно того, что оно состоялось по истечении двух-трех лет с момента его вокняжения в Киеве. Общественный кризис в Киевской земле был столь глубоким и социальные противоречия настолько обострились, что требовались безотлагательные меры по их смягчению и восстановлению гражданского мира. Введение законов, призванных прекратить «мятеж и голку в людех», нельзя было откладывать на годы. По всей видимости, совещание в Берестове и составление Устава имели место вскоре после вокняжения Мономаха в Киеве. Определить более конкретную дату на основании располагаемых исторической наукой сведений мы затрудняемся. Впрочем, следует, пожалуй, согласиться с Тихомировым, когда он пишет: «Упоминание о том, что Иванко Чудинович был Ольговым мужем, содержит определенное датирующее указание, так как Черниговский князь Олег Святославич умер в 1115 г. Следовательно, устав Владимира Мономаха при всех условиях возник до 1115 г.»9. Этот довод показался Зимину недостаточно убедительным. Историк размышлял: «Но если законодательные памятники и другие решения предшественников Мономаха принимались на общекняжеских съездах, то теперь, судя по ст. 53, в Берестове никого из князей, кроме самого Владимира Всеволодовича, не было. Поэтому вряд ли совещание могло состояться до 1115 г.: Мономах до этого года все свои действия координировал со Святославичами. Но на съезде в Вышгороде в мае 1115 г. князья перессорились, а в августе того же года князь Олег Святославич умер. Совещание в Берестове и издание Пространной Правды, очевидно, могли произойти только после этих событий, т.е. около 1116 г.»10. Автор придает, по нашему мнению, чрезмерное значение князьям, не учитывая роль городских общин на Руси конца XI — начала XII столетия, в частности киевской общины, которая к этому времени настолько усилилась, что, потеснив князей, стала доминантой политической и общественной жизни. Мономах действовал по поручению киевской вечевой общины, чем и объясняется отсутствие на совещании в Берестове других князей. Неучастие Ольговичей в берестовском собрании имело еще одну причину, о чем скажем ниже.
Законы, принятые по инициативе Владимира Мономаха, Русская Правда называет так: «Устав Володимерь Всеволодича». В нем читаем: «Володимер Всеволодичь по Святополце созва дружину свою на Берестовемъ: Ратибора Киевьского тысячьского, Прокопью Белогородьского тысячьского, Станислава Переяславьского тысячьского, Нажира, Мирослава, Иванка Чюдиновича Олгова мужа, и уставили до третьего реза, оже емлеть в треть куны; аже кто возметь два реза, то ему взяти исто; паки ли возметь три резы, то иста ему не взяти. Аже кто емлеть до 10 кун от лета на гривну, то того не отметати»11. Прежде чем судить насчет сути закона о «резах», коснемся некоторых деталей, представляющих, на наш взгляд, важное значение для понимания атмосферы, в которой начиналось княжение Владимира Мономаха, его законотворчество. И здесь взор сразу же упирается в Берестово, где проходило совещание. Случайно ли то, что именно Берестово оказалось избранным для проведения законодательного собрания? Случайно ли и то, что законодатели сочли необходимым упомянуть место своего совещания? Последний вопрос тем более уместен, что в Правде Ярославичей нет аналогичного упоминания, хотя и говорится о встрече ее составителей: «Правда уставлена Руськои земли, егда ся совокупил Изяслав, Всеволод, Святослав, Коснячко, Перенег, Микифор Кыянин, Чюдин Микула»12.
Необходимо заметить, что исследователи пытались проникнуть в смысл проведения совещания «дружины» именно в Берестове. «Зачем и какая необходимость заставила Мономаха собрать совещание в окрестностях Киева, а не в самом городе?» — спрашивал Тихомиров. Ответ он находил в том, что и совещание и принятие Устава состоялись до въезда Владимира в Киев, т.е. по пути князя в стольный город13. Более предметно рассуждал М.К. Каргер: «Это совещание, в котором участвовали тысяцкие трех городов — Киева, Переяславля и Белгорода, не случайно происходило в Берестовском дворце. В этом загородном княжеском селе князь и собранные им представители княжеской администрации, очевидно, чувствовали себя спокойнее, чем на княжеском дворе в городе, где еще бушевало народное восстание»14. Схожие мысли развивал Черепнин: Владимир потому-то и «созвал дружину в Берестове, что в Киеве этого сделать было нельзя: там еще не утихло восстание»15.
Разгадку созыва «дружины» в Берестове следует искать, по нашему мнению, не в страхе законодателей перед восставшими «киянами»16 или в желании Мономаха въехать в Киев со сборником законов в руках, а в особом значении самого Берестова и расположенного там княжеского двора.
Берестово — это не простое «сельцо», как его однажды назвал летописец. Здесь находилась княжеская резиденция, являвшаяся политическим средоточием еще с языческих времен. На ней лежит отсвет экстерриториальности князя, обнаруженной в различных землях Древней Руси новейшими учеными17. Ряд фактов говорит о крупной политической роли Берестова. Показательно, что уже Владимиром Святославичем тут, по-видимому, была построена церковь Апостолов18. Владимир в период вражды со своим сыном Ярославом готовил поход на Новгород, будучи в Берестове, что послужило основанием Каргеру резонно заключить: «Пребывание князя в это напряженное время в Берестове свидетельствует о том, что Берестовский двор в эту пору отнюдь не был местом для "загородного отдыха" князя, как изображали этот двор некоторые исследователи, вспоминая летописное известие о двухстах наложницах, которых князь имел в Берестове»19. Недаром и князь Ярослав любил Берестово, о чем поведал летописец20. Но особенно ярко политический статус Берестова нашел отражение в описаниях ссоры Ярославичей, закончившейся изгнанием Изяслава из Киева: «Изиде Изяслав ис Кыева, Святослав же и Всеволод внидоста в Киев, месяца марта 22, и седоста на столе на Берестовомь, преступивша заповедь отню»21. Значит, вокняжиться в Киеве или Берестове — одно и то же. Можно думать, что в Берестове, помимо Киева, проводилось ритуальное посвящение в правители.
Намек на крупную политическую роль Берестова проглядывает в отдельных эпизодах церковной и монастырской жизни. Летописатель рассказывает, как Ярослав заботливо опекал церковь «Святых Апостол, и попы многы набдящю»22. Среди последних был «презвутер, именем Ларион, мужь благ, книжен и постник», которого князь «постави митрополитом в Святей Софьи»23. Храм Святых Апостолов, где служили «попы многы», вряд ли являлся домовой церковью Ярослава, хотя и мог действовать при княжеском дворце24. Большой по штату клир («попы многы») указывает на публичный характер служб этого храма. Исключает «домовность» церкви и головокружительная карьера ее «презвутера» Илариона, ибо поставление в митрополиты предполагает (особенно в данном случае, когда в сан митрополита возводился «русин») известность поставляемого пастве, какую едва ли мог приобрести скромный служитель домовой «божницы». Возвышение Илариона исследователи нередко объясняют мотивами субъективного свойства: пресвитер очень нравился Ярославу, нашедшему в его лице верного друга и помощника в государственных делах. Возможно, это так. Но нельзя упускать из вида, что восхождение Илариона на митрополичью кафедру облегчалось его положением пресвитера церкви Апостолов, т.е. служителя храма, политическое значение которого по отношению к св. Софии являлось точно таким, каким оно было у Берестова по отношению к Киеву. Отсюда вывод: возведение берестовского клирика в сан митрополита есть признак огромной сакрально-политической значимости Берестова.
Где-то во второй половине XI в. церковь апостолов уступила место храму Спаса25, с которым у Владимира Мономаха установились прочные связи. Достаточно сказать, что Спас на Берестове стал усыпальницей Мономахова рода26.
В той же второй половине XI столетия к югу от Киева, на Печерской возвышенности, сложился политико-религиозный центр, сплотивший Берестово, Кловский (Стефанич) и Печерский монастыри27, в чем снова проявился высокий политический ранг Берестова.
Все это убеждает нас в том, что законодательное совещание «дружины» Мономах проводил в Берестове не по прихоти случая, а сообразуясь с идейными и политическими установками, разгадать которые еще предстоит историкам.
Участие в совещании киевского, белгородского и переяславского тысяцких весьма примечательно. Чем оно вызвано? Согласно Мавродину, — положением этих чиновников, близко стоявших к народу, судивших простых людей и собиравших с них разные поборы28. Свою версию предложил и Тихомиров: «В совещании участвовали три тысяцких, которые имели по своей должности прямое отношение к городскому населению. Нет ничего невероятного в том, что призвание Мономаха на киевский стол было оговорено некоторыми гарантиями для городского населения, обусловлено «рядом» — договором князя с горожанами»29. Полагаем, что посредством тысяцких, принадлежащих к высшим должностным лицам киевской, белгородской и переяславской общин, земщина направляла законодательство в нужное для себя русло, как это было и раньше, при составлении Правды Ярославичей30. Представителем черниговской вечевой общины являлся, наверное, Иванко Чудинович, хотя он и рекомендован как «Олгов муж». По аналогии с Ратибором, Прокопием и Станиславом можно предположить, что Иванко на собрании в Берестовом фигурировал в качестве черниговского тысяцкого. Такое предположение вполне допустимо, поскольку городские тысячи нередко возглавляли «княжие мужи». И это понятно: народное вече, сажая у себя на княжение какого-либо князя, открывало княжеским людям доступ к замещению престижных и доходных должностей в военном и гражданском управлении, в результате чего они вместе со своим «сюзереном» превращались в инструмент общинной власти и, следовательно, становились в некотором роде ее воплощением31.
Присутствие тысяцких на совещании в Берестове в качестве представителей городских общин характеризует обстановку появления в Киеве Владимира Мономаха, вокняжившегося там по воле народного веча.
Но этим не исчерпывается информация, извлекаемая из упоминания о тысяцких, участвовавших в берестовской встрече. Взять, к примеру, Ратибора. Киевским тысяцким вместо Путяты он вряд ли стал до прихода Мономаха в Киев и его восшествия на княжеский стол32, что в свою очередь подтверждает высказанную нами ранее мысль о проведении совещания в Берестове после въезда Владимира в стольный город. Укрепляет нас в этой мысли и «Олгов муж» Иванко, чье прибытие в Берестово до вокняжения Владимира Мономаха в Киеве было не только преждевременным, но и вовсе нереальным, поскольку на киевское княжение, как мы знаем, притязали Святославичи, в частности Олег. Трудно вообразить, будто Олег Святославич отрядил в Берестов своего «мужа» в тот момент, когда Киев оставался без князя. Да и приезд Иванки, а не самого Олега дает основание заключить, что проигравший борьбу за киевский стол Святославич, переживая горечь неудачи не хотел ехать в Берестово и потому делегировал туда Иванка. Приняв данное заключение, надо признать и другое: совещание «на Берестовемь» состоялось вскоре после избрания Мономаха на киевское княжение, когда у Олега еще не прошла досада от поражения, нанесенного ему Мономахом в соперничестве за власть в Киеве.
Удерживала Олега от поездки еще одна причина. В системе родового старейшинства он стоял выше Мономаха, так как отец Олегов Святослав был старше Всеволода — отца Владимира Мономаха. Вот почему при сложившихся тогда обстоятельствах поездка Олега к Владимиру сопрягалась с умалением родового достоинства Святославича и являлась даже выражением его подчиненности новоиспеченному киевскому правителю, что явно расходилось с интересами и самого Олега и черниговской городской общины, затратившей много сил по ослаблению своей зависимости от «матери градов русских» — Киева33. В свете последних наблюдений Устав Мономаха, разработанный в Берестове, открывается гранью, выпадавшей, как правило, из поля зрения исследователей. Речь идет о географии, так сказать, представительства на берестовском законодательном собрании, где видим посланцев Киева, Переяславля и Чернигова — племенных, а потом и волостных центров, входивших в состав Русской земли, возглавляемой Киевом34. Созыв совещания под эгидой Великого Князя киевского по замыслу его устроителей выдвигал древнюю столицу Южной Руси на роль лидера, обладающего правом господства в Русской земле.
Желание Киева верховодить в регионе нашло своеобразное отражение в Сказании о Борисе и Глебе, где вокняжение Мономаха в Киеве подается как событие, далеко выходящее за пределы непосредственно Киевской волости: «И прея княжение всея Русьскы земля»35. Княжеский съезд 1097 г. в Любече констатировал свершившееся обособление от Киева прежде подвластных ему Чернигова и Переяславля36. И все же киевские правители, ободряемые местной общиной, обращались к прошлому, надеясь восстановить былое величие родного города. В определенной мере этой цели служило совещание в Берестове, на котором Киевский Князь выступал главным действующим лицом. Вместе с тем оно диктовалось необходимостью решения острейших социальных проблем, весьма актуальных и для Киева, и для Чернигова, и для Переяславля, т.е. для всей Русской земли.
Примечания
1. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 390.
2. Рыбаков Б.А. Киевская Русь... С. 450.
3. Грушевский М.С. Очерк... С. 131.
4. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 141—142.
5. Мавродин В.В. 1) Народные восстания... С. 75; 2) Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 93. В ранней своей работе историк придерживался иного взгляда: «Тотчас по вступлении на Киевский престол Мономах "созва дружину свою на Берестовем"... Результатом этого совещания и был "Устав" Мономаха». См.: Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949. С. 174.
6. Юшков С.В. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение. М., 1950. С. 335.
7. Зимин А.А. Холопы на Руси (с древнейших времен до конца XV в.). М., 1973. С. 162.
8. Черепнин, опираясь на Сказание о Борисе и Глебе, доказывает, что Владимир «сначала "утоли мятежь и гьлку в людьх", а затем уже "прея княжение всея Русьскы земли". А для "утоления" гнева поднявшихся народных масс князю нужно было приехать с реальным ответом на их требования» (Черепнин Л.В. Общественно-политические отношения... С. 236). Если строго придерживаться Сказания, то надо заметить, что Владимир Мономах сперва «въшьдъ» в Киев, а потом «утоли мятежь и гьлку в людьх». Далее агиограф, как бы завершая повествование о «мятеже» и «крамоле» в городе, говорит: «И прея княжение всея Руськы земля вь лето 6621» (Успенский сборник XII—XIII вв. С. 69). Отсюда ясно, что перед нами концовка древнего книжника, подводящая итог изложения сюжета, а не событийная последовательность, как считает Черепнин. Напомним также, что вхождение призванного князя в город было сопряжено с его вокняжением. Таков был заведенный порядок и обычай.
9. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 143.
10. Зимин А.А. Холопы на Руси... С. 162.
11. Правда Русская. М.; Л., 1940. Т. 1. Тексты. С. 110.
12. Там же. С. 71.
13. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 140—142.
14. Каргер М.К. Древний Киев: Очерки по истории материальной культуры древнерусского города. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 274.
15. Черепнин Л.В. Общественно-политические отношения... С. 236.
16. Тихомиров верно отмечал, что «совещание на Берестовом произошло после восстания в Киеве». См. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 98.
17. См.: Фроянов И.Я. Мятежный Новгород... С. 61—62.
18. Каргер М.К. Древний Киев: Очерки по материальной культуре древнерусского города. М.; Л., 1961. Т. II С. 377.
19. Каргер М.К. Древний Киев... Т. 1. С. 273.
20. ПВЛ. Ч. 1. С. 104.
21. Там же. С. 121.
22. Там же. С. 104.
23. Там же. С. 105.
24. Ср.: Каргер М.К. Древний Киев... Т. II. С. 377.
25. См.: Каргер М.К Древний Киев... Т. II. С. 377.
26. Там же. С. 377—378.
27. См.: Толочко П.П. Древний Киев. С. 91.
28. Мавродин В.В. 1) Очерки... С. 174; 2) Народные восстания... С. 75.
29. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 192—193.
30. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 40—41.
31. Там же. С. 43, 210—211.
32. Скажем еще определеннее: нелепо думать, будто избрание тысяцкого состоялось до избрания князя. В данном случае против этого говорит и кандидатура Ратибора — человека из окружения Всеволода Ярославича и потому близкого Мономаху, кем, надо полагать, он и был выдвинут на должность тысяцкого. См.: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 142.
33. См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. С. 83—92.
34. См.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951.
35. Успенский сборник XII—XIII вв. С. 69.
36. См.: Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. С. 90—92.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |