Ногай и Русь^*

В последние два десятилетия XIII в. в западной части Золотой Орды существовало фактически независимое политическое образование, во главе которого стоял Ногай — внучатый племянник Батыя. Ногай пользовался огромным влиянием в Юго-Восточной Европе и сопредельных регионах — в зависимости от него временами были правители Болгарии и Сербии, с ним считались в Византии, Венгрии, Иране, Египте.

Отношения Ногая с русскими княжествами, находившимися в зависимости от Орды, изучены пока недостаточно. В двух работах, специально посвященных Ногаю (архим. Леонида и Н.И. Веселовского), только пересказываются известия летописей о контактах с ним русских князей¹. Влияние Ногая на междукняжеские отношения в Северо-Восточной Руси было проанализировано А.Н. Насоновым. Он выявил связь происходившей здесь в 80—90-е гг. XIII в. междоусобной борьбы русских князей с фактическим расколом Орды на две части (по терминологии автора — Волжскую Орду и Орду Ногая). А.Н. Насонов выдвинул также предположение, что именно во владениях князей, ориентировавшихся на Ногая, совершился переход от взимания дани ордынскими чиновниками к ее сбору самими русскими князьями — порядок, позже распространившийся на всю Северо-Восточную Русь². Отношения Ногая с князьями юго-востока Черниговской земли были проанализированы В.А. Кучкиным при изучении так называемой «Повести о баскаке Ахмате», дошедшей до нас в составе летописей Северо-Восточной Руси³. Политика Ногая в других русских землях (даже Галицко-Волынской, в летописании которой он упоминается чаще всего) специально не изучалась.

Ногай был внуком седьмого сына Джучи — Бувала (вариант: Мовала)⁴. Матерью Бувала была одна из наложниц Джучи; Н.И. Веселовский полагал, что именно по этой причине Ногай не мог занять золотоордынский престол⁵. Но такое допущение выглядит необязательным: достаточно было и того, что Ногай принадлежал к младшей линии Джучидов, ведь за период от смерти брата Батыя, Берке (1266 г.), до усобицы в Орде второй половины XIV в. трон занимали только потомки Батыя⁶. Выдвинулся Ногай в начале 60-х гг., когда проявил себя искусным военачальником в боях с войсками монгольского правителя Ирана Хулагу⁷. С тех же 60-х гг. XIII в. Ногай стал управлять землями улуса Джучи, расположенными западнее Днепра. Ядром его владений было Нижнее Подунавье и Поднестровье, а ставка располагалась в районе г. Исакчи в низовьях Дуная⁸ (кроме того, у Ногая были владения на Яике⁹). Кочевое население этих территорий считалось, в соответствии с монгольской традицией дуального военно-территориального деления, «правым крылом» Орды, и Ногай являлся его предводителем¹⁰.

Первое известие о контактах Ногая с русскими князьями относится к 1277 г. и касается Галицко-Волынской Руси, чья территория непосредственно граничила с его улусом. Согласно Галицко-Волынской летописи, тогда «присла оканьныи безаконьныи Ногай послы своя с грамотами Тегичага, Коутлоубоугоу и Ешимоута ко Лвови, и Мьстиславоу, и Володимѣрю (галицкому князю Льву Даниловичу, луцкому — Мстиславу Даниловичу и владимиро-волынскому — Владимиру Васильковичу. — А.Г.), тако река: "Всегда мь жалоуете на Литвоу. Осе же вы далъ семь рать, и воеводоу с ними Мамъшѣя, пойдете же с ним на вороги своѣ"». После этого был осуществлен поход на литовские владения в районе Новогрудка, в ходе которого русские и золотоордынские войска действовали раздельно¹¹.

Зимой 1279/1280 гг. Лев Данилович «еха к Ногаеви, оканьномоу, проклятомоу, помочи собѣ прося у него на ляхы. Онъ же да ему помочь оканьного Кончака, и Козѣя, и Кубатана». Кроме Льва и его сына Юрия, в поход на Польшу отправились Мстислав Данилович с сыном и Владимир Василькович («поидоша неволею татарьского», отметил летописец). Поход не был удачным — повоевав возле Сандомира, русские войска и татары¹² ушли, понеся серьезные потери¹³. Не исключено, что первый из воевод, посланных Ногаем, — Кончак — может быть Кунчаком, одним из племянников хана Менгу-Тимура¹⁴. Менее вероятны предположения о тождестве Козея с Газаном, правнуком Орды (старшего брата Батыя), а Кубатана — с Кудуканом, сыном Менгу-Тимура¹⁵; в этих случаях придется предположить слишком сильные искажения имен. Вновь налицо тесные связи Ногая с галицко-волынскими князьями, причем если Лев был инициатором войны, то Мстислав и Владимир двинулись в поход по воле Ногая — очевидно, что последний, как глава «правого крыла» Орды, имел определенные властные прерогативы в отношении князей Юго-Западной Руси. Владимиро-Волынский летописец, перу которого принадлежит текст, наделяет Ногая, как и в рассказе о событиях 1277 г., негативными характеристиками и с нескрываемым злорадством говорит о гибели воинов Льва и татар: «Богъ учини над нимъ (Львом. — А.Г.) волю свою, убиша бо ляховѣ от полку его многы бояры и слуги добрыѣ, и татаръ часть убиша. И тако возвратися Левъ назадъ с великымъ бещестьем»¹⁶.

В 1281 г., после смерти хана Менгу-Тимура (троюродного брата Ногая), на престол вступил его брат Туда-Менгу¹⁷. И зимой 1281/1282 гг. по его повелению был совершен поход в Северо-Восточную Русь. Младший брат великого князя владимирского и переяславского князя Дмитрия Александровича, городецкий князь Андрей Александрович, отправился в Орду и привел оттуда войско против Дмитрия. Целью похода являлся Переяславль. К татарам, возглавляемым Ковадыем и Алчедаем, присоединились князья Федор Ростиславич Ярославский, Михаил Иванович Стародубский и Константин Борисович Ростовский. Были опустошены Муром, окрестности Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Ростова и Твери. Дмитрий Александрович покинул Переяславль, и 19 декабря город был взят; великий князь бежал в Псков. Андрей Александрович, отпустив татар в Орду, приехал в феврале 1282 г. в Новгород, где был посажен на новгородский стол¹⁸. К нему, таким образом, переходили прерогативы великого князя владимирского, т. е. верховного правителя княжеств Северо-Восточной Руси, чей сюзеренитет признавал Новгород Великий.

Но вскоре Андрей уезжает из Новгорода во Владимир, а оттуда отправляется в свой удельный Городец и затем в Орду; Дмитрий Александрович сумел собственными силами восстановить свои великокняжеские права¹⁹. Андрею в Орде была дана новая рать — на сей раз под командованием Туратемира и Алыня²⁰. В условиях второго вторжения Дмитрий Александрович «съ своею дружиною отьѣха в Орду к царю татарскому Ногою»²¹.

В следующем, 1283 г. Дмитрий вернулся на Русь. Андрей, несмотря на поддержку его новгородцами, вынужден был уступить великое княжение («съступися брату своему»). Боярин Семен Тонильевич, один из зачинщиков и руководителей обоих походов против Дмитрия, был убит по его приказу в Костроме. В самом конце года «приде Дмитрии князь с братомъ своимъ Андрѣемъ, ратью к Новугороду и с татары и со всею Низовьского землею, и много зла учиниша, волости пожгоша... и створиша миръ; и сѣде Дмитрии в Новѣгородѣ на столѣ своемъ»²². Из этого сообщения прямо следует, что Дмитрий вернулся от Ногая с ордынским отрядом, присутствие которого и вынудило Андрея отказаться от борьбы с братом и даже демонстрировать показное единство с ним, выступив против сочувствующего Андрею Новгорода.

Итак, в 1282—1283 гг. произошли события, немыслимые в правление Менгу-Тимура: сильнейший князь Владимиро-Суздальской земли отправился за помощью против занявшего его место по воле Орды брата не ко двору Сарайского хана, а к главе одного из улусов, входивших в Орду; он получил требуемую поддержку, а его соперник вынужден был подчиниться.

Очевидно, что с воцарением Туда-Менгу Ногай стал еще более самостоятельной политической фигурой. Новый хан Орды не интересовался государственными делами; по свидетельству Рукн ад-Дина Бейбарса, Туда-Менгу «привязался к шейхам и факирам, посещал богомолов и благочестивцев, довольствуясь малым после большего»²³. По-видимому, поддержка того или иного князя зависела от влияния на хана разных группировок ордынской знати. Одна из таких группировок сделала ставку на Андрея Александровича. Ногай, напротив, решил поддержать Дмитрия, и, скорее всего, за длительное (около года) время пребывания последнего в степях сумел добиться от Туда-Менгу подтверждения ярлыка на великое княжение, выданного Дмитрию Менгу-Тимуром (по которому он княжил во Владимире с 1277 г.). Полагать, что Ногай выдал собственный ярлык, оснований нет: это означало бы открытую узурпацию ханских прерогатив и должно было привести к конфронтации с Сараем; между тем, такая конфронтация, как мы увидим далее, началась позже и имела иные причины.

Можно полагать, что помимо силы и авторитета Ногая, у его желания иметь на Руси свою сферу влияния имелась и другая причина, по которой Дмитрий Александрович и Ногай оказались взаимно заинтересованы друг в друге. По пути на юг во владения Ногая Дмитрий должен был, скорее всего, проезжать через Киев. Судьба киевского стола во второй половине XIII в. остается неясной. Согласно известию Лаврентьевской летописи, в 1249 г. Киев был пожалован в Каракоруме Александру Невскому²⁴. В Густынской летописи киевским князем называется брат и преемник Александра на владимирском великом княжении (1263—1271) Ярослав Ярославич²⁵. Но этот источник слишком поздний (XVII в.), чтобы можно было доверять его сообщению. Следующее и, несомненно, достоверное летописное известие о князе в Киеве относится только к 1331 г.²⁶ На основе сведений Любецкого синодика можно предположить, что за некоторое время до этого в Киеве стали княжить представители путивльской ветви черниговского княжеского дома²⁷.

Что касается последней трети XIII столетия, то высказывалось предположение, что тогда в Киеве вообще не было князей²⁸. Это представляется сомнительным, так как Киев, хотя и перестал быть столицей всей Руси, сохранял значение важного экономического и культурного центра²⁹; во второй половине XIV—XV вв., после его включения в состав Великого княжества Литовского, здесь постоянно существовал княжеский стол, занимаемый видными представителями династии Гедиминовичей. Полагаю вероятным, что после смерти Александра Невского киевское княжение продолжало считаться принадлежностью великих князей владимирских. Если Дмитрий Александрович являлся киевским князем, то его поездка в кочевья Ногая (отстоявшие от Северо-Восточной Руси на гораздо большее расстояние, чем Сарай) не выглядит авантюрой: владения временщика располагались по соседству с Киевским княжеством. Ногай, став сюзереном Дмитрия, приобретал, возможно, влияние не только на владимирское, но и на киевское княжение.

Зимой 1284 /1285 гг. Ногай отправился в поход на Венгрию. Вместе с ним шли войска Телебуги (Тула-Буги) — племянника хана Туда-Менгу: «...пришедшу оканьномоу и безаконьномоу Ногаеви и Телебоузѣ с нимь на Оугры в силѣ тяжцѣ во бещисленомь множьстве. Вѣлѣша же с собою поити роускимъ княземь: Лвови, Мьстиславоу, Володимѣроу, Юрьи Львовичь». Все галицко-волынские князья подчинились, кроме Владимира Васильковича, отговорившегося болезнью ноги. Воспользовавшись отсутствием Льва Даниловича, Мазовецкий князь Болеслав повоевал его владения. В связи с этим, «Левъ отпоущенъ бысть, вшед в Оугорьскоую землю». Далее Галицко-Волынская летопись повествует об ответных действиях Льва и Владимира против Болеслава, а затем возвращается к рассказу о венгерском походе: «Бысть идоущоу оканьномоу и безаконьномоу Ногаеви и Телебоузѣ с нимь, воевавшима землю Оугорьскоую: Ногай поиде на Брашевъ, а Телебоуга поиде поперекъ гору, што бяшеть перейти треими деньми, и ходи по 30 днии, блудя в горахъ, водимъ гнѣвомъ Божиимъ. И бысть в них голодъ великъ, и начаша людие ѣсти, потом же начаша и сами измирати, и оумре ихъ бещисленое множьство. Самовидчи же тако реша: оумерших бысть сто тысячь. Оканьныи же и безаконьныи Телебоуга выиде пѣшь со своею женою, об одной кобыле, посрамленъ от Бога»³⁰.

В историографии последний фрагмент традиционно рассматривается как повествование о движении ордынских войск через Карпаты в Венгрию³¹. В этом случае следует предположить, что Ногай шел от своего главного юрта, с низовьев Дуная (так как именно оттуда, перейдя через Карпаты, можно выйти к Брашову, расположенному на юго-востоке Трансильвании), а Телебуга, переходивший горы где-то севернее, до Венгрии так и не дошел. Но тогда неясно, кто «отпустил» Льва: из текста следует, что галицкий князь находился в этот момент уже в Венгрии («вшед в Оугорьскую землю»). Допущение, что он со своими отрядами сначала отправился к устью Дуная и вошел на венгерскую территорию с юго-востока вместе с Ногаем, выглядело бы натяжкой. Между тем, фразу «Бысть идуоущоу оканьномоу и безаконьномоу Ногаеви и Телебоузѣ с нимъ, воевавшима (т.е. повоевавшие. — А.Г.) землю Оугорьскоую» гораздо вероятнее трактовать как вводную к рассказу об обратном пути татар из Венгрии. Сопоставление со сведениями иностранных источников о походе 1285 г. не оставляет сомнений, что так оно и есть (без развернутой аргументации сведения Галицко-Волынской летописи о движении Ногая на Брашов и о злоключениях Телебуги как относящиеся к обратному пути ордынцев из Венгрии расценили П. Ямбор и П.Ф. Параска³²)·

Согласно венгерским и немецким хроникам, к организации похода приложили руку половцы, бежавшие из Венгрии после поражения, нанесенного им королем Ладиславом (Ласло) IV в 1282 г. Ордынские отряды пребывали на венгерской территории с января по март. Они причинили стране жестокое разорение вплоть до Пешта, но встретили упорное (особенно в Трансильвании) сопротивление: венгры, а также население Трансильвании — секеи и саксы (немцы), опираясь на систему крепостей, наносили противнику чувствительные локальные удары (о них упоминает серия грамот венгерских королей Ладислава IV и Андрея III). В результате, огромное множество татар погибло, причем пострадали они и от стихии — обильных снегов и дождей³³.

Картину довершает рассказ египетского хрониста Рукн ад-Дина Бейбарса: «Тулабуга... снарядился в поход и отправился с войсками своими в землю Краковскую (Крулевскую?) для опустошения ее и войны с жителями ее. Он послал (также) к Ногаю, приказал ему двинуться с находящимися у него войсками, чтобы сообща напасть на землю Краковскую. Ногай отправился с теми десятками тысяч, которые были у него. Сошлись они оба в предположенном месте, разлили повсюду опустошение, грабили, что хотели, убивали, кого хотели и (затем) вернулись. Между тем, уже настала зима, выпало множество снега и стали затруднительны пути. Ногай с бывшими при нем (войсками) отделился от него (Тулабуги), отправился в свои зимовья и невредимо добрался (до них) со всеми своими. Тулабуга же пошел по бесприютным пустыням и непроходимым степям³⁴ и сбился с главной дороги. Его (самого) и войско его постигли чрезвычайное затруднение и бедствие; бо́льшая часть их погибла от сильной стужи и недостатка сил. Уцелели лишь немногие из них. Это крайне огорчило Тулабугу, и он заподозрил Ногая в том, что все это случилось по его козням и интригам, из-за того, чтобы погубить войско его и извести род его. В него закралась вражда и вселилась злоба за то, что его и войско его постигла сильнейшая беда, которая довела их до того, что они ели мясо животных, служивших им для верховой езды, и собак, которых они взяли с собой, да мясо тех из них, которые умирали от голода»³⁵.

В этом описании смешаны два похода Ногая и Телебуги — на Венгрию 1285 г. и на Польшу 1287 г.³⁶ Но, кроме даты (686 г. хиджры — с 16 февраля 1287 г. по 5 февраля 1288 г.), указания на Телебугу как инициатора похода и наименования государства-жертвы «землей Краковской», все реалии явно относятся к венгерскому походу: в походе на Польшу Ногай и Телебуга с самого начала действовали раздельно; Телебуга вернулся благополучно, не блуждал, на обратном же пути еще поживился за счет грабежа русской территории (см. ниже). Свидетельство о голоде, доведшем до поедания тел своих умерших, совпадает с указанием Галицко-Волынской летописи, о снегах — с данными хроники Леобенского Анонима³⁷.

Сопоставление сведений русского, западных и восточного источников о событиях начала 1285 г. позволяет восстановить их ход следующим образом. Ногай, побуждаемый бежавшими в его улус из Венгрии половцами, принял решение совершить масштабное вторжение в эту страну. Собственных его сил, видимо, оказалось недостаточно, и были привлечены войска во главе со вторым после хана в Орде человеком — Телебугой. Согласно Галицко-Волынской летописи, в поход отправился Ногай и Телебуга «с ним»; о польском походе, где инициатива принадлежала Телебуге, говорится совсем иначе: «Хотящоу поити оканьномоу и безаконьномоу Телебоузѣ на ляхы»³⁸. Оба войска совместно вышли к венгерской границе через Галицкую Русь (где к ним присоединились отряды русских князей), т. е. атаковали Венгерское королевство с северо-востока. Венгры применили тактику локальных ударов с опорой на крепости; татары повоевали Потисье и левобережье Дуная (до Пешта), но переходить на его правый берег не решились. Они двинулись на восток, рассчитывая поживиться в Трансильвании, но здесь столкнулись с еще более серьезным сопротивлением. Тогда Ногай отделился от Телебуги, увел свои войска на Брашов и затем через Южные Карпаты ушел в свои нижнедунайские владения. Телебуга же попытался перейти Восточные Карпаты (скорее всего, в районе р. Быстрицы), его войско заблудилось в горах и пострадало от разыгравшейся стихии: к потерям, понесенным в ходе военных столкновений, добавились жертвы голода и погодных условий. О действиях в Венгрии отрядов русских князей источники не сообщают. Ясно, что, когда Телебуга и Ногай уходили из Венгрии, русских войск с ними уже не было; знание летописцем того, что Ногай, отделившись от Телебуги, пошел именно «на Брашев», подсказывает, что, скорее всего, русские покинули татар в момент разделения войск Ногая и Телебуги в Трансильвании, после чего двинулись на север к галицким пределам и возвратились домой. События начала 1285 г. вызвали гнев Телебуги на Ногая, вполне естественный: Ногай привлек его к злосчастному походу и оставил в самый ответственный момент. Обострение с весны 1285 г. отношений между Ногаем и Телебугой очень быстро сказалось на русских делах.

В том же 1285 г. «князь Андрѣи приведе царевича, и много зла сътворися крестьяномъ. Дмитрии же, съчтався съ братьею, царевича прогна, а боляры Андрѣевы изнима»³⁹ («царевичами» на Руси именовали представителей правящей в Орде династии Чингисидов, не обладавших верховной властью). Еще зимой 1283/1284 гг. Андрей проявлял вынужденную лояльность к брату; теперь же он попытался вновь свергнуть Дмитрия с ордынской помощью. Очевидно, поездка Андрея в Орду была следствием получения им сведений о разладе между двумя самыми влиятельными в ней лицами — Ногаем и Телебугой. Группировка, возглавляемая последним, и решила использовать Андрея для нанесения удара по ставленнику Ногая в Северо-Восточной Руси; с этой целью было послано войско под началом одного из родственников Телебуги. Однако Дмитрию и его союзникам удалось нанести ордынскому войску поражение. А.Н. Насонов полагал, что «братьями», выступившими в союзе с Дмитрием, были его родной брат, московский князь Даниил (младший из трех Александровичей), и двоюродный брат, тверской князь Михаил Ярославич⁴⁰; данные, которые можно почерпнуть из сведений источников о позиции Москвы и Твери в предшествующие и последующие годы, позволяют считать такое предположение весьма вероятным⁴¹.

В 1285 г. имел место еще один конфликт между русскими князьями: «Роман князь Брянскыи приходилъ ратью к Смоленску и пожже пригороды и отиде в своя си»⁴². Смоленским князем был Федор Ростиславич, одновременно являвшийся князем ярославским и живший в основном в Северо-Восточной Руси. Федор в 1281 г. был главным союзником Андрея Александровича; оставался он им и позже, вплоть до своей смерти в 1299 г. Очень вероятно, что Роман Михайлович Брянский (одновременно являвшийся князем черниговским⁴³, т. е. сюзереном всех князей Черниговской земли) действовал как союзник Дмитрия Александровича⁴⁴. Брянск был ключевым пунктом на пути из Северо-Восточной Руси в Южную⁴⁵; маршруты поездки Дмитрия к Ногаю в 1282 г. и возвращения его год спустя с ордынским отрядом, а также маршруты последующих поездок к Ногаю князей Северо-Восточной Руси и походов войск из Орды Ногая в противоположном направлении (о них см. ниже) проходили через Брянское княжество (как и путь, по которому отвозилась в Орду Ногая дань с владений, ориентировавшихся на него на Северо-Востоке князей), так как западнее Черниговщины находились владения Федора Ростиславича — союзника Андрея Александровича, а восточнее — степи, контролируемые Волжской Ордой. Можно полагать, что Роман Михайлович с 1282—1283 гг. имел союзнические отношения с Дмитрием Александровичем и, следовательно, вошел в сферу влияния Ногая. В пользу этого говорят также зависимость от Ногая «Курского княжения» и продвижение в 1290 г. туда войск Ногая (см. об этом ниже). Это было бы маловероятно, если бы расположенный западнее Чернигов (которым владел брянский князь) не подчинялся Ногаю.

В следующем, 1286 г. к Ногаю ездил Владимиро-Волынский князь Владимир Василькович. Об этом говорится в записи на Кормчей: «Въ лѣто 6794 списан бысть сии Номоканонъ боголюбивым князем Владимиром сыном Васильковым... Пишущимъ же нам сиа книги поехал господь нашь к Нагаеви...»⁴⁶. Л.В. Столярова связывает поездку с готовившимся ордынским походом на Польшу. Но поход имел место в конце 1287 (т.е. 6795) г. (об этой датировке, которую разделяет и Л.В. Столярова, см. ниже), и Владимир ходил тогда с войском Телебуги; запись же может быть отнесена самое позднее к февралю 1287 г. (последнему месяцу 6794 г.). Вероятнее всего, этот визит был связан с желанием Ногая укрепить свое влияние среди князей Юго-Западной Руси в условиях назревающей конфронтации с Телебугой.

В 1287 г. группировка Телебуги (в которую входили его брат Кунчек и сыновья Менгу-Тимура — Алгуй, Тогрылча, Мулакан, Кадан и Куду-кан) добиласьухода Туда-Менгу с престола. Ханом стал Телебуга⁴⁷. В том же году он и Ногай совершили походы на Польшу.

Польские источники датируют это событие 1287 г.⁴⁸ В Галицко-Волынской летописи об ордынском походе рассказывается дважды (в Ипатьевском списке, где даты были проставлены в тексте не имевшего вначале хронологической сетки свода с ошибками, — под 6791 и 6795 гг.), причем во втором случае о Ногае не говорится, упоминаются только Телебуга с Алгуем и действия в Польше не описываются (о движении ордынских войск сказано в связи с внутриволынскими делами⁴⁹). В отечественной историографии, вслед за М.С. Грушевским, датировавшим первое сообщение зимой 1286/1287 гг., а второе — концом 1287 г.⁵⁰, распространилось мнение о двух походах на Польшу — в 1286 и в 1287 гг.⁵¹ Однако Л.Е. Махновец отметил, что в тексте первого рассказа говорится о выступлении ордынцев от Владимира-Волынского в воскресенье после «Микулина дня» (6 декабря), который приходился на субботу в 1287 г., а не в 1286 г.; на этом основании оба рассказа были отнесены к одному походу — зимы 1287/1288 гг.⁵² Недавно к такому же выводу пришел В.А. Кучкин — на основании того же наблюдения о дне недели, совпадения перечня русских князей — участников похода и наличия в обоих рассказах сообщения о том, что Владимир Василькович из-за болезни возвратился от р. Сан⁵³. К этим соображениям можно добавить, что оба рассказа говорят о приходе Телебуги на обратном пути к г. Львову⁵⁴. Таким образом, под 6791 и 6795 гг. перед нами явно два известия об одном и том же ордынском походе на Польшу, состоявшемся зимой 1287/1288 гг.

В историографии текст Галицко-Волынской летописи за 70—80-е гг. относят к летописцу Владимира Васильковича⁵⁵. Но наличие двух сообщений об одном и том же походе на Польшу означает, что они восходят к двум разным источникам. Поскольку во втором (под 6795 г.) рассказе в центре внимания оказывается князь Владимир, очевидно, что это сообщение принадлежит перу Владимиро-Волынского летописца. В первом же рассказе наблюдается сочувствие Льву Даниловичу Галицкому (владимирскому летописцу не свойственное⁵⁶), описывается разорение «Львовой земли», говорится, как Лев после ухода татар считал погибших и умерших в его земле людей⁵⁷. Отнести этот рассказ к владимирскому летописанию мешает и такая деталь: автор не знает, побывал ли Телебуга во Владимире («Телебоуга же еха обьзирать города Володимѣря, а дроугии молъвять, оже бы и в городѣ быль, но то не вѣдомо»⁵⁸). Поэтому можно полагать, что рассказ о походах Телебуги и Ногая на Польшу, который в Ипатьевском списке помещен под 6791 г., восходит к галицкому источнику.

Примечательно, что предводители ордынских войск в двух рассказах характеризуются совершенно различно. В первом рассказе Телебуга именуется «окаянным» и «беззаконным» («Хотящоу поити оканьномоу и безаконьномоу Телебоузѣ на ляхы»), Ногай же поначалу фигурирует без эпитетов — «приде к Ногаеви», «Ногаи передалъ его»⁵⁹. Лишь в конце, когда специально рассказывается о действиях Ногая в Польше, он однажды назван «оканьным»⁶⁰. Но не исключено, что этот фрагмент является вставкой владимирского сводчика. В нем говорится о вражде Ногая и Телебуги («бысть межи има нелюбье велико»), хотя об этом выше было уже сказано дважды — в начале рассказа о польском походе («Бѣше же межи има нелюбовье велико») и после сообщения о том, что Ногай опередил Телебугу в движении к Кракову («И про се бысть межю има болше нелюбье»)⁶¹. Владимирский летописец и ранее, повествуя о событиях 1277 и 1285 гг., именовал Ногая «оканьным». Что касается Телебуги, то если в рассказе о походе на Венгрию он называется (как и Ногай) «окаянным и беззаконным», то теперь, когда Телебуга стал ханом, отрицательные эпитеты у владимирского автора исчезли. Во втором рассказе о польском походе Телебуга и Алгуй именуются «цесарями», на их волю Владимир и Мстислав Данилович Луцкий ссылались в переговорах, которые они вели между собой и с Львом Даниловичем и его сыном Юрием⁶².

Из галицкого рассказа следует, что Телебуга и Ногай в 1287 г. действовали раздельно. Слова о том, что Телебуга перед походом на Польшу «приде к Ногаеви», означают, что он пришел в улус Ногая — это было неизбежно, так как владения Ногая граничили с Галицкой землей, через которую надо было пройти, чтобы попасть в Польшу. Тут же летописец подчеркивает, что между Ногаем и Телебугой было «нелюбовье велико»⁶³. Именно Телебуга привлек к участию в походе русских князей — Льва и Мстислава Даниловичей, Владимира Васильковича, Юрия Львовича. Послал он и за какими-то «заднепровскими» князьями, однако пришли они или нет, неясно, — в дальнейшем повествовании названы только галицко-волынские князья. По пути в Польшу войска Телебуги разграбили окрестности Владимира-Волынского. Перейдя границу Польши, татары вместе с отрядами русских князей подступили к Сандомиру, но не смогли его взять. Тем временем Ногай, действуя отдельно («а с Телебугою не снимася»), опередил Телебугу и вышел к Кракову. Он также не преуспел, ограничившись разорением окрестностей. На обратном пути войска Телебуги опустошили местность вокруг галицкого города Львова⁶⁴. Похоже, что хан не имел реальных рычагов воздействия на Ногая: тот действовал абсолютно самостоятельно, более того, выступал как соперник Телебуги, стремясь достигнуть большего, чем последний, военного успеха.

В начале 1289 г., после смерти Владимира Васильковича, возник конфликт между Мстиславом Даниловичем, которому покойный князь завещал свои владения, и сыном Льва Даниловича Юрием, занявшим один из волынских городов — Берестье. Мстислав послал князя Юрия Поросского «возводить татар» на Юрия Львовича и сообщил об этом его отцу; «Левъ же оубояся того велми, и еще бо емоу не сошла оскомина Телебоужины рати», и заставил сына отступиться⁶⁵. Очевидно, что «татары», которых собирался привести Мстислав, относились к Волжской Орде, так как завещание Владимира оглашалось в присутствии «цесарей» Телебуги и Алгуя во время их похода на Польшу⁶⁶.

Известия об отношениях галицко-волынских князей с Ордой в 1287—1289 гг. позволяют сделать вывод, что позиция их была различной. Лев явно ориентировался на Ногая: его летописец не употребляет по отношению к Ногаю негативных определений, в то время как Телебуга, верховный правитель Орды, не только не называется «цесарем», но и характеризуется как «окаянный и беззаконный». Возможно, и разорение земли Льва войском Телебуга на обратном пути из Польши связано с его близостью к Ногаю, который перед этим опередил Телебугу в движении к Кракову. Тем не менее, под угрозой разорения своих владений Лев был вынужден участвовать в походе Телебуги. Владимир Василькович и Мстислав Данилович Луцкий, напротив, были ориентированы на Телебугу: Ногай д ля владимирского летописца (как и прежде) — «окаянный», а Телебуга и Алгуй — «цесари»; с их санкции принимается решение о завещании Владимиром своего княжества Мстиславу, новой «Телебужиной ратью» угрожает Мстислав Льву. Очевидно, поездка Владимира Васильковича к Ногаю в 1286 г. не привела к включению Владимиро-Волынского княжества в сферу его влияния: во всяком случае, после воцарения Телебуга Владимир и Мстислав держали его сторону. Разумеется, выбор сюзерена был для князей выбором «меньшего зла»; чего стоят красноречивые слова Владимира после его отъезда из войска Телебуга: «...досадила мь погань си (вар.: дѣла мь с погаными нѣт), а человѣкъ есмь боленъ, ни я с ними могоу повѣстити. А прояли мь уже и на печенехъ...»⁶⁷.

Тем временем в Северо-Восточной Руси продолжалась междоусобная борьба князей. В 1288 г. «седе Андрѣи Александрович на Ярославлѣ, а Олександръ Федорович на Углечѣ полѣ»⁶⁸ (Александр Федорович — сын Федора Ростиславича Ярославского). До него Угличем, после прекращения местной княжеской ветви, два года владел князь из ростовской династии Дмитрий Борисович. Он, в отличие от своего брата, ростовского князя Константина, склонялся к союзу с Дмитрием Александровичем⁶⁹. Смена князя на углицком столе на сына верного вассала Сарая Федора Ростиславича не могла не быть санкционирована Ордой. Очевидно, после воцарения Телебуги и возвращения его из польского похода в начале 1288 г. Андрей Александрович и Федор приехали ко двору нового хана, предполагая, что он предоставит им возможность расширить свои владения за счет земель князей, ориентировавшихся на Ногая. Великое княжение Владимирское Телебуга Андрею не передал, а санкционировал обмен княжениями между Андреем и Федором (Городца на Ярославль) и отнятие Углича у Дмитрия Борисовича с передачей его сыну Федора. Андрей получил, таким образом, более богатое в то время княжество, а потери Федора от обмена с лихвой компенсировались приданием его семье Углицкого княжества.

Но в следующем, 1289 г. «седе Дмитрии Борисович Ростовѣ, тогда же бѣ много татаръ в Ростовѣ, и изгнаша их вечьем, и ограбиша их; того же лѣта князь Костянтинъ иде въ Орду»⁷⁰. Согласно другому летописному источнику, Дмитрий в 1289 г. «нача ведати всю свою очиноу»⁷¹, т. е. и Ростов, и Углич. Таким образом, он вернул себе в 1289 г. Углич и вытеснил брата Константина из Ростова. Объяснить эти успехи можно только поддержкой со стороны великого князя Дмитрия Александровича и Ногая. Татары, «умножившиеся» в Ростове с вокняжением Дмитрия, это, очевидно, отряд, присланный Ногаем. Скорее всего, именно присутствие в Северо-Восточной Руси на стороне Дмитрия и его союзников ордынского воинского контингента вынудило Андрея Александровича выступить в том же 1289 г., как и в 1283 г., в союзе с Дмитрием (а также Даниилом Московским и Дмитрием Ростовским) против Михаила Ярославича Тверского (конфликт закончился миром у г. Кашина). Константин Борисович Ростовский в этой ситуации отправился за помощью к Телебуге. Тем временем, восстание ростовцев привело к разгрому находившегося в Ростовском княжестве ордынского отряда, что изменило соотношение сил в борьбе за ростовский стол. По возвращении Константина из Волжской Орды Дмитрию Борисовичу пришлось согласиться на совместное с ним княжение в Ростове, а Углич, по-видимому, был возвращен Александру Федоровичу⁷².

В летописании Северо-Восточной Руси сохранились сведения о связанных с деятельностью Ногая событиях, происходивших в 1289—1290 гг. на крайнем юго-востоке Руси — в Курском Посемье («Повесть о баскаке Ахмате»), Здесь, на территории «Курского княжения», заправлял ставленник Ногая баскак Ахмат. Местные князья, Олег Рыльский и Святослав Липовичский, чьи владения страдали от его бесчинств, попытались заручиться поддержкой Телебуги. Слободы, устроенные Ахматом на территориях Рыльского княжества, были разогнаны. Ответом стал жестокий карательный поход войска, посланного Ногаем (последний, как и Телебуга, именуется «цесарем»). Из текста «Повести» следует, что в податном и судебном отношении «Курское княжение» (включавшее Рыльское и Липовичское княжества) подчинялось Ногаю, но при этом Телебуга признавался верховным сюзереном, к которому в случае необходимости можно было апеллировать⁷³.

В 690 г. хиджры, т. е. в 1291 г., Ногаю удалось хитростью заманить Телебугу в ловушку. Верховный правитель Орды, а также Алгуй, Тогрылча, Мулакан, Кадан и Кудукан были убиты⁷⁴. При поддержке Ногая ханом стал Тохта, сын Менгу-Тимура, ранее вынужденный скрываться от Телебуги. Ногай рассчитывал, что троюродный племянник подчинится его воле как старшего в роде — «аки», будучи обязан ему воцарением⁷⁵. Первоначально расчет Ногая вроде бы оправдывался. В 1293 г. по его требованию Тохта казнил 23 эмира, служивших Телебуге⁷⁶. Среди казненных был Туратемир, очевидно, тот самый, что возглавлял поход против Дмитрия Александровича в 1282 г. Ко времени вскоре после воцарения Тохты следует отнести и расширение владений великого князя Дмитрия Александровича и его сторонников за счет территорий, принадлежавших князьям-вассалам Телебуги. Именно тогда, по-видимому, Углич был передан в состав великого княжения Владимирского, а Можайск, принадлежавший Смоленскому княжеству Федора Ростиславича, включен во владения Даниила Александровича Московского⁷⁷. В «Курском княжении» после устранения Телебуги брат убитого с его санкции Олегом Рыльским Святослава Липовичского, Александр, убил Олега и двух его сыновей⁷⁸.

Казнь эмиров в 1293 г. была последним действием Тохты в пользу Ногая. После того как в том же году к нему приехали Андрей Александрович, Федор Ростиславич, Дмитрий и Константин Борисовичи Ростовские, хан послал на Дмитрия Александровича и его союзников войско во главе со своим братом Туданом (Дюденем). Великий князь бежал в Псков. Были взяты города Владимир, Суздаль, Муром, Юрьев, Переяславль, Коломна, Москва, Можайск, Волок, Дмитров, Углич⁷⁹. Андрей Александрович стал великим князем владимирским, Федор Ростиславич получил Переяславль — столицу собственного княжества Дмитрия Александровича, Углич достался сыну Константина Борисовича Александру. Одновременно Андрей и Федор произвели обратный обмен своими удельными княжествами: Федору возвращался Ярославль, а Андрею — Городец⁸⁰. Крайней западной точкой продвижения татар стал Волок; оттуда они отправились восвояси, а Андрей двинулся в Новгород и 28 февраля 1294 г. взошел в качестве нового великого князя владимирского на новгородский стол. Вскоре Дмитрий сумел перебраться из Пскова в Тверь (к своему союзнику Михаилу Ярославичу), откуда начал переговоры с Андреем. В источниках зафиксирован один пункт заключенного тогда мирного соглашения: «А Волокъ опять Новугороду»⁸¹.

Перечень взятых Дюденем и союзными Тохте русскими князьями городов позволяет расширить представления о сфере влияния Ногая на северо-востоке Руси (города, принадлежавшие князьям «проволжской» группировки, естественно, не разорялись). В коалицию его вассалов входили, кроме Дмитрия и Даниила Александровичей и Михаила Тверского, суздальский, юрьевский и дмитровский князья. К ней же следует отнести правителей Муромского и Рязанского княжеств (Коломна была тогда рязанским городом). В то же время, среди нетронутых Дюденем городов, помимо принадлежавших Ярославскому, Городецкому и Ростовскому княжествам, наличествует Стародуб. В 1281 г. Стародубский князь был союзником Андрея Александровича. Очевидно, он сохранил принадлежность к этой группировке.

Традиционное представление о полной победе в результате похода Дюденя «просарайской» группировки князей сталкивается с непреодолимыми противоречиями. Еще в то время, когда татары находились в Москве, в Тверь вернулся из Орды (несомненно, Ногаевой) местный князь Михаил Ярославич; узнав об этом, Дюдень и Андрей не решились напасть на Тверь⁸². Но ведь Михаил не был сильнее Даниила Московского или тем паче великого князя Дмитрия Александровича, а их стольные города пали. Весной 1294 г., после переговоров с Андреем, Дмитрий возвращался в Переяславль, т. е. отчинное княжество было ему возвращено⁸³. Более того, разные летописные памятники рассматривают Дмитрия вплоть до его смерти в том же 1294 г. в качестве великого князя владимирского⁸⁴. Все эти факты получают объяснение при должном внимании к известию, сообщающему о приходе в Северо-Восточную Русь той же зимой 1293/ 1294 гг. еще одного татарского войска: «Тое же зимы цесарь татарскыи приде въ Тфѣръ, имя ему Токтомѣрь, и много тягости людем учинивъ, поиде в своя си»⁸⁵. Обычно поход Токтомера трактуется как военная акция Волжской Орды против Тверского княжества⁸⁶. Казалось бы, это логично: ведь Тверь не была взята Дюденем, и для приведения тверского князя в покорность был нужен еще один поход. Но по времени появление Токтомера совпадает с уходом из Северо-Восточной Руси Дюденя: войско последнего отправилось восвояси от Волока через Переяславль в феврале (Андрей, поехавший из Волока в противоположном направлении, в Новгород, был возведен на новгородский стол 28 февраля), а поход Токтомера состоялся еще зимой, т. е. не позднее того же февраля. Между тем, как уже отмечалось в литературе⁸⁷, ранние летописи указаний на военные действия Токтомера в Тверском княжестве не содержат; они говорят лишь о «тягости»⁸⁸, а так именовалось не военное разорение, а поборы.⁸⁹ Кроме того, если бы речь шла о военном походе против тверского князя, следовало бы ожидать предлог «на» или «к»⁹⁰, а в летописном известии говорится о приходе Токтомера «в» Тверь. Следовательно, остается полагать, что войско Токтомера пришло не из Волжской Орды, а из Орды Ногая. Оно двигалось вслед за поехавшим вперед Михаилом Тверским; именно приближение Токтомера заставило Дюденя отказаться от похода на Тверь (судя по хронологии, Токтомер продвигался на тверскую территорию практически одновременно с отходом Дюденя от Волока), а на плечи населения Тверского княжества легла «тягость» — обязанность содержать отряд Токтомера (а также, возможно, и побор в счет платы за оказанную военную помощь).

Присутствие на стороне Дмитрия Александровича и его союзников в марте 1294 г. татарского отряда объясняет последующие события. В руках противников Андрея, Даниила Московского и Михаила Тверского, оказался Волок — город, находившийся в совместном владении Новгорода и великого князя и в географическом отношении отделенный от Новгородской земли тверской территорией. Дмитрий Александрович соединился со своими союзниками, и Андрей был вынужден, ввиду присутствия на стороне его противников татарских сил, пойти на заключение мира: он вернул Дмитрию великое княжение и Переяславль, взамен сохранив за собой новгородский стол (о сохранении за Андреем Новгорода говорит тот факт, что новгородский посадник возвращается после заключения мира в Новгород по его повелению⁹¹), князья «проногаевской» коалиции возвратили Новгороду также Волок. Таким образом, вопреки обычному взгляду, поход Дюденя, благодаря контрдействиям Ногая, имел ограниченный конечный успех — из-под власти Дмитрия Александровича удалось изъять только Новгородскую землю.

Имя «Токтомер» Н.И. Веселовский трактовал как Ток-Темир (отмечая, что идентификация этого лица остается неясной)⁹². Ток-Темир соответствует монгольскому Тук-Тимур или Тука-Тимур. Так звали четверых потомков Джучи (коль скоро «Токтомер» назван «цесарем», искать его следует среди представителей ханского рода), чья деятельность приходится на рассматриваемый период: правнука Орды (старшего брата Батыя), внука Беркечара (младшего брата Батыя) и двух внуков еще одного из младших братьев Батыя — Шибана⁹³. Возможно, один из них и есть «Токтомер» (можно в связи с этим вспомнить, что в конце 80-х гг. Тохта, скрываясь от Телебуги, нашел убежище у Билыкчи, брата Тук-Тимура, внука Беркечара; находясь у него, он связался с Ногаем⁹⁴). Но в древнерусской транскрипции тюркских имен с составной частью «Темир» первая гласная обычно не искажалась (ср.: «Туратемерь» похода 1282 г.). Поэтому вероятным кажется другой вариант. Одного из внуков Шибана звали Токта-Муртад (он же — Тама-Токта). Его кочевья располагались близ Дербента, на границе Орды с хулагуидским Ираном⁹⁵. Во второй половине 90-х гг., когда между Тохтой и Ногаем шла дипломатическая борьба, последний требовал выдать ему Токта-Муртада⁹⁶. Это требование было вызвано, скорее всего, тем, что ранее он какое-то время служил Ногаю. Имя Токта-Муртад на Руси вполне могло трансформироваться в «Токтомер» — путем сокращения за счет последнего слога и замены у на е (при «русификации» в конечных слогах, как правило, у не сохранялось — ср. трансформацию тюрко-монг. bagatur в «богатырь»⁹⁷).

Дмитрий Александрович фактически не успел вновь вступить в свои права великого князя владимирского и князя переяславского — он умер по дороге из Твери в Переяславль⁹⁸. Теперь Андрей уже с полным правом, как старший из потомков Ярослава Всеволодича, отца Александра Невского (за которыми был закреплен великокняжеский стол), занимал владимирское великое княжение. В течение двух лет такое положение дел князьями, ориентировавшимися на Ногая, не оспаривалось. Не исключено, что именно к этому времени надо отнести переход Киева под князей путивльской ветви. Не желая, чтобы киевским княжением овладел враждебный ему новый великий князь владимирский, Ногай мог передать Киев своим вассалам из Черниговской земли (напомним, что главный князь Черниговщины — брянский — был, скорее всего, союзником Ногая).

В конце 1295 или начале 1296 г. Андрей Александрович отправился к Тохте с притязаниями на Переяславское княжество, которое после смерти Дмитрия унаследовал его сын Иван⁹⁹. Тогда противники Андрея перешли (в его отсутствие на Руси) в контрнаступление: Иван Дмитриевич в 1296 г. также оказался «в Орде» — нет оснований сомневаться, что это была Орда Ногая¹⁰⁰, а Даниил Александрович Московский (следующий за Андреем по старшинству претендент на Владимир) при поддержке Михаила Ярославича Тверского завладел новгородским столом, присвоив, таким образом, часть великокняжеских прерогатив¹⁰¹.

Зимой 1296/1297 гг. Андрей пришел от Тохты с сильным ордынским отрядом, возглавляемым Олексой Неврюем, и двинулся к Переяславлю. Даниил и Михаил выступили навстречу. Завязавшиеся переговоры приняли форму княжеского съезда во Владимире — стольном городе Андрея. Новгородское княжение было возвращено великому князю, но Переяславль остался за Иваном Дмитриевичем¹⁰². Последнее обстоятельство позволяет предположить, что зимой 1296/1297 гг. во Владимире старшие князья «проногаевской» группировки «отступились» от своего сюзерена, не оказавшего им на сей раз своевременной помощи, признали себя вассалами Тохты и обязались не оспаривать великокняжеских прерогатив Андрея (что выразилось в возвращении ему новгородского стола); благодаря этому, волжский хан по приезде их младшего союзника от Ногая не стал отнимать у него княжение.

Не исключено, что одним из пунктов соглашения, заключенного во Владимире зимой 1296/1297 гг., было сохранение за московским, тверским и переяславским князьями права на самостоятельный сбор дани, которое, согласно выводу А.Н. Насонова¹⁰³, они приобрели, будучи вассалами Ногая. А.Н. Насонов полагал, что такое соглашение с Тохтой заключил Михаил Тверской при получении им ярлыка на великое княжение в 1305 г., после смерти Андрея Александровича¹⁰⁴. Но в этом случае остается неясным, как собиралась дань с Московского, Тверского и Переяславского княжеств в 1297—1305 гг. Если сбор (как в «доногаевскую» эпоху) осуществляли ордынские чиновники, то что заставило Тохту в 1305 г. пойти на уступку (ведь Ногая давно не было в живых, Орда вновь стала единым государством, Михаил последние годы был союзником Андрея Александровича; на уступки мог тогда идти скорее тверской князь, так как у него был серьезный соперник в борьбе за великое княжение — Юрий Данилович Московский)? Вероятнее всего, Тохта пошел на сохранение принятого в этих княжествах порядка сбора дани зимой 1296/1297 гг. в качестве одной из уступок за признание его сюзереном.

К середине 90-х гг. относятся и серьезные перемены в Юго-Восточной Руси. Брянский и черниговский князь Олег Романович (сын Романа Михайловича, который под 1285 г. упомянут в летописях последний раз) постригся в монахи¹⁰⁵, после чего Брянское княжество перешло под власть смоленских князей (вассалов Волжской Орды). Произошло это не позднее 1297 г¹⁰⁶. Поскольку в начале 1294 г. в Северо-Восточную Русь прошло (надо полагать, обычным путем — через Киев и Брянск) войско Токтомера (а до этого проехал от Ногая Михаил Тверской), можно думать, что тогда Брянском еще владел вассал Ногая. Переход крупнейшего княжества Черниговской земли, территория которой исстари была владением княжеского рода Ольговичей, в руки иной княжеской ветви (при наличии у Олега Романовича и родных племянников, и двоюродных братьев) — факт беспрецедентный. Это не могло произойти без санкции Орды. Время же данного перехода — между 1294 и 1297 гг. — подсказывает, что передача Брянска лояльным Волжской Орде смоленским князьям являлась частью наступления Тохты на сферу влияния Ногая в русских землях. Таким образом, блокировались связи Ногая с его сторонниками на Севере Руси, а Черниговское княжество фактически рассекалось надвое и лишалось перспектив политической интеграции. Очевидно, и на черниговский стол, освободившийся вместе с брянским, был в это время посажен князь, лояльный Тохте. Возможно, принуждение Олега Романовича к уходу с политической сцены имело место одновременно с акцией Неврюя или перед ней: памятуя, что в 1294 г. в Северо-Восточную Русь прошло войско Токтомера, помешавшее Дюденю выполнить возложенную на него задачу, Тохта мог теперь подстраховаться и направить войска в Брянское княжество, «перерезая» путь для возможного вмешательства Ногая.

Помимо соперничества за влияние в русских землях между Ногаем и Тохтой, в середине 90-х гг. шла нарастающая дипломатическая борьба, каждый стремился переманить на свою сторону часть представителей ордынской знати, служивших другому. Наконец, в 697 г. х. (19 октября 1297 г. — 8 октября 1298 г.) начались — по инициативе Тохты — открытые военные действия. Первоначально успех был на стороне Ногая, но в 699 г. х. (28 сентября 1299 г. — 15 сентября 1300 г.) в решающей битве Тохта наголову разбил его войско. Ногай обратился в бегство, но был настигнут и убит. По иронии истории, он пал от руки русского воина, сражавшегося в войсках Тохты. Держава Ногая прекратила существование — его старший сын Джеке, наследовавший отцу, не смог предотвратить ее развал и вскоре, в 700 г. х. (16 сентября 1300 г. — 5 сентября 1301 г.), погиб¹⁰⁷.

В Северо-Восточной Руси коалиция князей, бывших прежде вассалами Ногая, после его гибели распалась: в 1300 г. Михаил Тверской перешел на сторону Андрея Александровича¹⁰⁸. То, что этого не случилось до краха Ногая, показывает, что члены группировки ждали окончания борьбы Тохты с Ногаем и в случае победы последнего рассчитывали вернуться под его власть.

В Южной Руси в 1299 г. подвергся «татарскому насилью» Киев, в результате чего митрополит Максим вынужден был переехать оттуда во Владимир-на-Клязьме¹⁰⁹. Предположение, что древняя столица Руси пострадала от войск Тохты по причине своей принадлежности к сфере влияния Ногая¹¹⁰, является вполне вероятным.¹¹¹

Подводя итоги, следует отметить, что в усилиях Ногая по строительству на юго-востоке Европы полиэтничной державы «русское направление» политики постоянно находилось в фокусе внимания. Тесные отношения с князьями Юго-Западной Руси установились у Ногая еще в правление Менгу-Тимура. При Туда-Менгу (1281—1287), когда Ногай сделался фактически независимым правителем, он стал создавать свою сферу влияния в Северо-Восточной и Юго-Восточной Руси. На Северо-Востоке это соответствовало интересам великого князя владимирского Дмитрия Александровича и его союзников, так как позволяло противостоять притязаниям князей-соперников и сопровождалось смягчением форм зависимости.

К началу 90-х гг. в сферу влияния Ногая в Северо-Восточной Руси входили великое княжество Владимирское, княжества Московское, Тверское, Суздальское, Юрьевское и Дмитровское. К ней же относились Муромское и Рязанское княжества. В Юго-Восточной Руси зависимость от Ногая признавал брянский князь (он же черниговский). На него ориентировался и сильнейший князь Юго-Западной Руси Лев Данилович Галицкий. В сфере влияния Ногая находился, видимо, и Киев (если верно предположение, что киевским князем считался Дмитрий Александрович). Князья юго-востока Черниговщины — рыльский и липовичский — колебались между Ногаем и Волжской Ордой, но дань с их земель собирал Ногай. Непосредственно от Волжской Орды зависели княжества Ярославское, Городецкое, Ростовское, Стародубское, Смоленское, Владимиро-Волынское и Луцкое. Неясной остается ориентация князей верховских княжеств Черниговской земли.

При этом решительного разрыва между Ордой Ногая и Волжской Ордой не было: из восточных источников следует, что формальное верховенство Сарайского хана Ногаем признавалось¹¹². Как показывают события в Галицко-Волынской земле 1287—1288 гг. и в «Курском княжении» 1289—1290 гг., его признавали и русские вассалы Ногая. Этому вроде бы противоречит именование Ногая «цесарем» (в летописании Северо-Восточной Руси под 1282 г., в «Повести об Ахмате», а также в новгородском летописании под 1291 г.¹¹³), т. е. термином, которым на Руси называли верховного правителя Орды — хана. Однако четкая иерархия русского варианта титулатуры Джучидов: хан — «цесарь» («царь»), другие члены династии — «царевичи» — прослеживается только с конца XIV в. Для XIII же столетия упоминание «царевича» в рассмотренном выше известии о событиях в Северо-Восточной Руси в 1285 г. — единственное.¹¹⁴ Что касается термина «цесарь» / «царь», то им в XIII в., помимо монгольского великого хана и верховного правителя Орды¹¹⁵, именуются также Алгуй¹¹⁶ и «Токтомер».¹¹⁷ Если о первом допустимо полагать, что его на Руси воспринимали как соправителя Телебуги (хотя восточные источники указаний на подобный статус Алгуя не содержат), то «Токтомер» при любой гипотетической его идентификации не может расцениваться как носитель ханского титула. В условиях, когда терминология для обозначения Джучидов еще не устоялась, именование Ногая, второго по силе и значению представителя этого рода, «царем» было вполне естественным и не означало, что его статус признается полностью равным ханскому.

Что касается фактического соотношения сил в Орде, то ханы Туда-Менгу и Телебуга не могли ничего поделать с ростом влияния Ногая. Причем на северо-востоке Руси его позиции в конце 80-х — начале 90-х гг. выглядят даже более прочными, чем на юго-западе (этот факт косвенно подкрепляет предположение, что крупнейшие княжества на пути из степей правобережья Днепра в Северо-Восточную Русь — Киевское и Черниговское с Брянским — находились в сфере влияния Ногая). Пик могущества Ногая, в том числе в русских землях, пришелся на 1291—1293 гг. Затем в течение трех лет Тохте удалось резко сузить сферу влияния его противника на Руси, приведя под свою власть все княжества Владимиро-Суздальской и Черниговской земель. Примечательно, что именно после этого, в 696 г. х. (30 октября 1296 г. — 18 сентября 1297 г.), в Исакче стали чеканиться монеты, в легенде которых рядом с именем Ногая помешался титул хан, что означало открытый разрыв с Тохтой¹¹⁸. Очевидно, к этому времени Ногаю стало ясно, что он не сможет играть ведущую роль во всей Орде, что и побудило его окончательно встать на путь формирования в Нижнем Подунавье и Северном Причерноморье собственной независимой державы.¹¹⁹ После этого открытое военное столкновение с Тохтой стало неизбежным.

Деятельность Ногая объективно имела два важных последствия для дальнейшего развития Северо-Восточной Руси (одно — прямое, другое — опосредованное). Во-первых, при нем произошел переход к сбору дани самими князьями — вассалами Ногая, и такой порядок позже сохранился и распространился на все северо-восточные княжества. Во-вторых, после перехода Брянска, Чернигова и Киева под власть князей — ставленников Тохты — внушительные контингенты служилых людей из Черниговской и Киевской земель отъехали на службу к московскому князю Даниилу Александровичу, главе «проногайской» группировки князей Северо-Восточной Руси. Во многом благодаря такому притоку воинских сил, Московское княжество выстояло в неблагоприятной для него политической обстановке первых лет XIV в. и сумело стать равным соперником княжества Тверского¹²⁰.

Примечания

*. Впервые опубликовано в сборнике: Тюркологический сборник. 2001. Золотая Орда и ее наследие. М., 2002. С. 130—155.

1. Леонид, архим. Хан Нагай и его влияние на Россию и южных славян // ЧОИДР. 1868. Кн. 3. С. 37—41; Веселовский Н.И. Заметки по истории Золотой Орды // Известия ОРЯС. Пг., 1915. Т. 21. Кн. 1. С. 23—24, 27—28, 31—32, 34—37.

2. Насонов А.Н. Летописный свод XV в. (по двум спискам) // Материалы по истории СССР. М., 1955. Вып. 2. С. 69—80.

3. Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата // Средневековая Русь. М., 1996. Вып. 1.

4. См.: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. М.; Л., 1941. С. 41; Рашид ад-Дин. Сборник летописей / Пер. с перс. Ю.П. Верховского, прим. Ю.П. Верховского и Б.И. Панкратова. Под ред. И.П. Петрушевского. Т. 2. М.; Л., 1960. С. 75.

5. Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время. Пг., 1922. С. 3.

6. Ср.: Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. М., 1993. С. 89—90.

7. Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай. С. 3—19.

8. Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М., 1985. С. 33—34, 200.

9. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. СПб., 1884. С. 117.

10. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 58—60.

11. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 876—878. О хронологии см.: Грушевський М.С. Хронольогія подій Галицько-волинської літописи // Записки наукового товариства ім. Шевченка. Львів. 1901. Т. XLI. Кн. 3. С. 49. В Густынской летописи XVII в. под 1259 г. Ногай упоминается как второй после Бурундая предводитель ордынского (с участием русских князей) похода на Польшу (ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1843. С. 342). Однако участие Ногая в этих событиях — домысел позднего автора (см.: Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай. С. 24—26).

12. В употреблении этнонима «татары» автор следует терминологии русских и западных средневековых источников.

13. См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 881—882.

14. Літопис руський. Київ, 1989. С. 432, прим. 2.

15. Там же.

16. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 882.

17. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 104.

18. Приселков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 339; ПСРЛ. Т. 18. С. 78 — под 6789 г.; НПЛ. С. 324 — под 6790 г. ультрамартовским; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 244 — под 6789—6790 гг.; ПСРЛ. Т. 5. С. 199 — под 6789—6790 гг.; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 525. См. также: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 13—14, 17.

19. НПЛ. С. 325; Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. и отношения с Ордой // Отечественная история. 1996, № 3. С. 74—75; Горский А.А. Москва и Орда. С. 14—15.

20. Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 339; ПСРЛ. Т. 18. С. 78 — под 6790 г.; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 245 — под 6790 г.; ПСРЛ. Т. 5. С. 199 — под 6790 г.

21. ПСРЛ. Т. 18. С. 78; ср.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 245; ПСРЛ. Т. 5. С. 200.

22. НПЛ. С. 325—326 — под 6792 г. ультрамартовским; Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 340; ПСРЛ. Т. 18. С. 79.

23. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 105.

24. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 472.

25. ПСРЛ. Т. 2. С. 344.

26. НПЛ. С. 343—344; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 263—265; ПСРЛ. Т. 5. С. 219.

27. Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 115—118.

28. Грушевський М.С. Істория України — Руси. Т. 3. Львів. 1905. С. 167—171.

29. Ср.: Ивакин Г.Ю. Киев в XIII—XIV вв. Киев, 1982.

30. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 888—891; о дате см.: Грушевський М.С. Хронольогія подій Галицько-волинської літописи. С. 52.

31. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 297; Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь; М., 1997. С. 187; Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. С. 191.

32. См.: Iambor P. Atacurile cumano-tătare asurpa Transilvaniei în a doua jumătatc a veacului al XIII-lea // Anuarul Institutului de istorie şi arheologie Cluj-Napoca, 1974. T. XVII. P. 219; Параска П.Ф. Внешнеполитические условия образования Молдавского феодального государства. Кишинев, 1981. С. 46.

33. Scriptores rerum Hungaricarum. T. I. Budapestini, 1937. P. 213, 472; T. II. Budapestini, 1938. P. 44; Catalogus fontium historiae Hungariae. T. I. Budapestini. 1937. P. 277, 474, 514, 591, 787; Fejer G. Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus ac civilis. T. V, 3. Budaс, 1830. T. P. 282, 394—396, 399, 452—454; T. VI, 2. P. 151; Documente privitóre la istoria Românilor. T. I. Bucuresti, 1887. P. 462, 502, 504, 520—522.

34. Н.И. Веселовский отметил, что арабский термин, переведенный В.Г. Тизенгаузеном как «степи», скорее обозначает неровности почвы и может относиться к горам, что в данном случае вернее, так как в степи кочевники заблудиться не могут (Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай. С. 33, прим. 2).

35. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 106.

36. См.: Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай. С. 32—33.

37. Catalogus fontium historiae Hungariae. T. I. С. 277.

38. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 891—892.

39. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 246; ПСРЛ. Т. 5. С. 201; ПСРЛ. Т. 1. С. 526.

40. Насонов А.Н. Монголы и Русь (История татарской политики на Руси). М.; Л, 1940. С. 73.

41. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. и отношения с Ордой. С. 76.

42. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 482.

43. Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику... С. 26, 82—83.

44. Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII — начало XV в.) // Средневековая Русь. М., 1996. С. 77—78.

45. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 485; НПЛ. С. 344.

46. Столярова Л.В. Древнерусские надписи XI—XIV вв. на пергаменных кодексах. М., 1998. С. 314.

47. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 105—106; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 83.

48. Monumenta Poloniae Historica. T. 2. Lwów, 1872. P. 852, 940; T. 3. Lwow, 1878. P. 51, 76.

49. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 891—895, 897—902.

50. Грушевський М.С. Хронольогія подій Галицько-волинської літописи. С. 52—56.

51. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 297—298; Крип'якевич І.П. Галицьке-Волинське князіство. Київ, 1984. С. 105; Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. С. 191—192.

52. Літопис руський. С. 435, 437.

53. Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата. С. 33—35.

54. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 894, 900.

55. Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 109—130; Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись (источники, структура, жанровые и идейные особенности) // Древнейшие государства Восточной Европы. 1995. М., 1997. С. 151—161.

56. См.: Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись. С. 154—155.

57. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 894—895.

58. Там же. Стб. 892.

59. Там же. Стб. 892—893.

60. Там же. Стб. 894.

61. Там же. Стб. 892, 894—895.

62. Там же. Стб. 897—900, 902, 929.

63. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 892. По мнению В.А. Кучкина, эта фраза является позднейшей вставкой, так как «нелюбовье» началось после польского похода (см.: Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата. С. 35). Но, как было показано выше, вражда Ногая и Телебуги восходит к событиям похода на Венгрию 1285 г.

64. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 891—895.

65. Там же. Стб. 928—931.

66. Там же. Стб. 897—898.

67. Там же. Стб. 899, прим. 9.

68. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526; Насонов А.Н. Летописный свод XV в. (по двум спискам). С. 297.

69. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. С. 76—77.

70. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 526; Насонов А.Н. Летописный свод XV в. (по двум спискам). С. 296.

71. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 247; ПСРЛ. Т. 5. С. 201.

72. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. С. 77—79, 88, прим. 46.

73. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 481—182; ПСРЛ. Т. 18. С. 79—81; Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 340—343; Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата.

74. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 106—108; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 83—84; НПЛ. С. 327.

75. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. І. С. 108—111; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 83.

76. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 108—109.

77. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. С. 78—81.

78. См.: Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата. С. 38.

79. ПСРЛ. Т. 18. С. 82; НПЛ. С. 327.

80. Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. С. 78—80; Он же. Москва и Орда. С. 21.

81. ПСРЛ. Т. 18. С. 83; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 248; ПСРЛ. Т. 5. С. 202; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483, 527; Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 346—347; НПЛ. С. 328.

82. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; ПСРЛ. Т. 18. С. 82—83: Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 76—77; Горский А.А. Политическая борьба на Руси в конце XIII в. С. 81, 89, прим. 65.

83. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483.

84. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; ПСРЛ. Т. 18. С. 82—83.

85. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; ср.: Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 346.

86. См.: Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 77; Spuler B. Die Goldene Horde. Die Mongolen in Russland 1223—1502. Lpz., 1943. S. 74; Вернадский Г.В. Монголы и Русь. С. 192; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200—1304. М., 1989. С. 195—196; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984. С. 108; Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. С. 186—187.

87. Борзаковский В.С. История Тверского княжества. СПб., 1876. С. 89; Клюг Э. Княжество Тверское (1247—1485 гг.). Тверь, 1994. С. 94, прим. 142.

88. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 346.

89. См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 42,48; НПЛ. С. 97. В.С. Борзаковский и Э. Клюг сделали из этого неверный вывод: Токтомер ходил на Тверь для взимания побора, которым Михаил оплатил ярлык на тверское княжение, добытый в Волжской Орде (Борзаковский В.С. История Тверского княжества. С. 89: Клюг Э. Княжество Тверское (1247—1485 гг.). С. 94, прим. 142). Если бы Михаил возвращался от Тохты с ярлыком, Дюдень и Андрей не собирались бы нападать на Тверь, а Михаилу при прохождении через Московское княжество не надо было бы укрываться от татар (см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 483; ПСРЛ. Т. 18. С. 83) — его бы сопровождал ханский посол с отрядом.

90. Ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 482 — «к Смоленску»; стб. 483 — «на Тфѣрь»; стб. 484 — «на Переяславль», «к Смоленску»; стб. 486 — «на Рязань».

91. НПЛ. С. 328.

92. Веселовский Н.И. Заметки по истории Золотой Орды. С. 14—15.

93. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 71, 73—74.

94. Там же. С. 83.

95. Там же. С. 74.

96. Там же. С. 85.

97. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1964. С. 183.

98. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 484 — под 6793 г. ультрамартовским.

99. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 484, 527—528; ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 1. С. 249; ПСРЛ. Т. 5. С. 202; Горский А.А. Москва и Орда. С. 25, 27.

100. Кучкин В.А. Первый московский князь Даниил Александрович // Отечественная история. 1995, № 1. С. 107; Сорский А.А. Москва и Орда. С. 27.

101. Кучкин В.А. Первый московский князь Даниил Александрович. С. 99—101; Горский А.А. Москва и Орда. С. 25.

102. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 484; ПСРЛ. Т. 18. С. 83—84; Приселков М.Д. Троицкая летопись... С. 347 — везде под 6805 г. ультрамартовским (о дате см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 121, 351). В Троицкой и Симеоновской летописях приведены два разных известия о событиях зимы 1296/1297 гг., из-за чего в историографии сложилось ошибочное представление о двух подряд междукняжеских конфликтах в Северо-Восточной Руси в это время (см. об этом: Горский А.А. Москва и Орда. С. 26—27).

103. Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 77—78.

104. Там же. С. 77.

105. Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику. С. 26, 82—83.

106. См.: Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII — начало XV в.). С. 77.

107. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 109—117; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 84—86; Ников П. Българи и татари въ средните векове // Българска историческа библиотека. София. 1929. Год 2. Т. 3. С. 134—136.

108. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 485—486; Кучкин В.А. Роль Москвы в политическом развитии Северо-Восточной Руси конца XIII в. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 63 (о дате см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. С. 119—120, 122—123).

109. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 485 (о дате см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. С. 122).

110. Ставиский В.И. «Киевское княжение» в политике Золотой Орды (первая четверть XIV в.) // Внешняя политика древней Руси. М., 1988. С. 47; Шабульдо Ф.М. Галицко-Волынское княжество и Тырновская Болгария на пути к политическому сотрудничеству в начале XIV в. // Культурные и общественные связи Украины со странами Европы. Киев, 1990. С. 39.

111. Более гадательный характер носит предположение, что галицко-волынские князья в решающий момент конфликта Ногая с Тохтой перешли на сторону Сарайского хана (см.: Шабульдо Ф.М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987. С. 15—22; Ставиский В.И. «Киевское княжение» в политике Золотой Орды (первая четверть XIV в.). С. 97). Его могло бы подкрепить известие Рукн ад-Дина Бейбарса о походе «на земли валахов и русских», в который собирались в 700 г. х. (16 сентября 1300 г. — 5 сентября 1301 г.) главный эмир Джеке Тунгуз и Таз, зять Ногая (см.: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 116). Если речь идет о двух землях — Волошской и русской, в которые последовательно предполагали вторгнуться войска, то направление похода могло быть только одно — из Нижнего Подунавья через Восточное Прикарпатье (где существовало волошское население) в Верхнее Поднестровье, входившее в состав Галицкого княжества: тогда эту акцию можно расценить как попытку мести галицким князьям за поддержку ими в предыдущем году Тохты (и далее предположить, что убийца Ногая был не русским наемником в войске хана, а воином галицкого отряда, присоединившегося к Тохте). Но возможно, что в арабском тексте говорилось об одной земле — «стране валахов и русских» — и имелись в виду Карпато-Днестровские земли со смешанным волошско-русским населением вне пределов собственно русских княжеств (см.: Коновалова И.Г. Арабские источники XII—XIV вв. по истории Карпато-Днестровских земель // Древнейшие государства на территории СССР. 1990. М., 1991. С. 91—92).

112. См.: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... Т. I. С. 107—111; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 83—86.

113. НПЛ. С. 327.

114. Известие о «царевиче» 1285 г. дошло в составе летописей XV в. Оно восходит к ростовскому источнику конца XIII столетия, вошедшему в ростовский свод начала XV в., который затем был использован в дошедших до нас Новгородской IV, Софийской I, Московской Академической летописях и сокращенном ростовском своде второй половины XV в. (см.: Лурье Я.С. Генеалогическая схема летописей XI—XVI вв., включенных в «Словарь книжников и книжности Древней Руси» // ТОДРЛ. Л., 1985. Т. 40. С. 196, 199). Возможно, термин «царевич» — следствие редактуры сводчика начала XV в.

115. См. сводки случаев употребления царского титула в XIII в.: Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 30; Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII — первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн. X — начало XX в. М., 1990. Вып. I. С. 30, 39, 59, прим. 38—39; С. 62, прим. 61.

116. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 898, 929; НПЛ. С. 327.

117. Возможно, в НПЛ назван «цесарем» и Дюдень, брат Тохты: «Новгородцы... дары послаша цесарю Дюденю на Волокъ: "воспяти рать с Волока"» (НПЛ. С. 327). Не исключено, что летописец имел в виду отправление к Дюденю на Волок даров для «цесаря», т. е. для Тохты (который там же выше дважды назван этим титулом); ср. под 1257 г.: «даша дары цесареви» — имелось в виду вручение даров для хана через его послов (Там же. С. 82).

118. См.: Oberländer-Tarnoveanu E. Numismatical Contributions to the History of the South-Eastern Europe at the End of the 13^th Century // Revue roumaine d'histoire. Bucarest, 1987. N 3. P. 252—255.

119. Полагать, что присвоение Ногаем ханского титула говорит о его стремлении самому захватить сарайский престол, нет серьезных оснований, так как инициатива в развязывании военных действий между Ногаем и Тохтой принадлежала последнему.

120. См.: Горский А.А. К вопросу о причинах «возвышения» Москвы // Отечественная история. 1997, № 1; Он же. Москва и Орда. С. 31—42.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница