Полицейская диктатура, как форма договора государя с народом
Внук первого российского государя — знаменитый Иван Грозный прямо уже не посягал на земельную собственность церкви. Церковный соборы, последовавшие за собором 1551 г. лишь ограничивали рост церковного землевладения, но не рассматривали проблему секуляризации. «Приговор 1551 г. запрещал церкви приобретать земли каким бы то ни было образом» (Готье, с. 235). Проблема испомещивания должна была решаться иначе. Вспомним, что основным капиталом русского государя была земля.
В середине XVI в., после массовых испомещиваний XV в., этот капитал, иссяк. Присоединение новых земель, в основном западных (1510 — Пскова с областью, 1514 — Смоленска, 1517 — Рязани, 1517—1523 — Черниговской и Новгород-Северской земель), не столько дали резерв для испомещивания, сколько, в соответствии с принятой практикой (см. Ключевский, т. 2, с. 173), вызвали необходимость перевести тамошних феодалов в Замосковный край и испоместить их здесь.
Живую картину испомещивания и явки на службу одним из первых дал Сергей Соловьев. Его положения в целом разделяют современные историки. Он писал: «Новое Русское государство, составленное московскими князьями, было государство бедное, доходы великих князей были невелики, потому что народу было мало, мало городов, где процветали бы промыслы, торговля; а между тем опасности со всех сторон, надобно отбиваться от врагов, надобно, следовательно, иметь большое войско; но как его содержать, на войско идет много денег; денег нет, но много земли, и потому стали раздавать земельные участки тем, кто шел служить к князю; пока служил, земли оставались за ним, переставал служить, землю отбирали; эти-то земельные участки и назвались поместьями, а владельцы их помещиками. Были и вотчинники, которые вечно владели своими землями, потому что получили их в наследство от предков; но богатых вотчинников, которые могли бы служить, не нуждались в пособии, в жалованье правительства, было немного; большей части из них великий князь раздавал также поместья. Ко времени Иоанна III к двору великого князя в Москву набралось много князей, лишившихся своих княжеств вследствие собрания Русской земли; все они вступили в службу к великому князю и заняли главные места; но так как они не сохранили своих княжеств, только несколько земель из них, то и они не были богаты, притом вотчины их все уменьшались оттого, что каждому хотелось при смерти дать что-нибудь в церковь, особенно в какой-нибудь монастырь, на помин души, денег не было, и давали на помин души земли; монастыри обогащались, а светские землевладельцы беднели и должны были просить у великого князя поместий, чтоб иметь возможность служить, т. е. по первому призыву являться на войну на коне, в полном вооружении и приводить с собой некоторое число вооруженных людей, почему в старину и говорили, что служилый человек должен являться на войну конен, люден и оружен»(с. 235—236). «...когда нужно выступать в поход... воеводы начинают перекличку, вызывают: «Такой-то?» — «Есть!» — откликается помещик, и его пишут в «естех»; вызывают другого — молчание, значит нет его, не явился, и его пишут в «нетех». И стало оказываться, что в «нетех» очень много, а кто и есть в «естех», у того оружие плохое, плоха лошадь и людей не столько, сколько он должен был привести со своей земли. Что за причина? Помещики оправдываются, что служить им нельзя, земля есть, но ее нужно обрабатывать, а рабочих рук нет; крестьяне были вольные, свободно переходили с одной земли на другую... Небогатый помещик призовет их к себе, порядится с ними, а тут подле богатый, многоземельный вотчинник светский или монастырь, работники им нужны, потому что везде земли много, а рабочих рук нет, они и переманивают крестьян от бедных помещиков...» (Соловьев, с. 250).
В 1550 г. государство использует, вероятно, последние резервы земли для предоставления ее в «службу»: в Московском и ближайших уездах «1078 служилым людям было роздано зараз 176775 десятин пашни в трех полях» (Ключевский, т. 2, с. 208). Эти «наиболее справные» помещики образовали впоследствии нечто подобное царской гвардии и служили офицерскими кадрами для провинциальных дворянских ополчений.
Как разворачивались события с начала 1550-х гг. мы доподлинно не знаем, можем лишь предполагать, исходя из текущих в это время процессов. Согласно В.О. Ключевскому, тогда именно «землю, недвижимость заставляли играть роль денег, заменять денежное жалованье за службу» (т. 2, с. 221). Ясно, что деревни, которые получили новые помещики были разными, но по большей части малыми (были случаи, когда в одном селе было несколько помещиков, были случаи, когда помещики вовсе не имели крестьян, однако конкретно когда и как крестьяне уходили с земли неизвестно).
Естественно предположить, что при последнем массовом испомещивании землями Подмосковного края в ход пошли далеко не лучшие земли (лучшие давно нашли владельцев). Не случайно именно после последнего массового испомещивания 1550 г. четко обозначилась «тенденция к запустению в первую очередь худых земель» и обезлюдивания малых деревень. Можно предположить, что многие новые помещики не получили должных средств к службе и за службу. Однако мы не можем предполагать возникновение эффекта неплатежа заработной платы, который во все времена был чреват потерей верности служилых господину. Не исключено, что был «выплачен» лишь «аванс», а выплата «заработной платы» поставлена в зависимость от выполнения работы.
Не случайно взоры советников царя почти одновременно с испомещиванием «отборной тысячи» обратились к «подрайской»
(эпитет не случаен!) земле — Казанскому ханству. Как только тысяча поступила на службу царю, началась подготовка к завоеванию Поволжья. В 1552 г. была взята Казань, но вовсе так, как это было в 1487 г. при Иване III, тогда ханство было поставлено в вассальную зависимость и тем самым объективно созданы благоприятные условия для стихийной массовой крестьянской колонизации земель ханства. Эта вяло текущая колонизация продолжалась даже при неблагоприятных условиях, несмотря на взаимные набеги татар и русских всю первую половину XVI вв. На этот раз цели государства были иные: получить дополнительные средства для государственной казны путем прямого грабежа сокровищ богатого соседа и новый ресурс земли для испомещивания, т. е. колонизации организуемой государством.
Москва экспроприировала лучшие земли Поволжья — земли хана и татарской знати. Казань — татарская столица была стерта с лица земли. Согласно «Царственной книге», по приказу русского командования было произведено «поголовное избиение всех мужчин: «В полон имати жен и дети малые, а ратных избивати всех»... «побитых во граде толикое множество лежаще, яке по всему граду не бе, где ступати не на мертвых ...рвы же на той стороне града полны мертвых лежаще со стенами градными ровно... полны мертвых лежаще и по Казань реке и в реке, и за рекою по всему лугу мертвии погани лежаща». Для въезда Ивана IV в город смогли «едину улицу очистити к цареву (ханскому — Э.К.) двору от Муралеевых ворот мертвых поснести, и едва очистили», несмотря на то что, расстояние от ворот до дворца было не более 100 сажен» (Худяков, с. 643—644).
Жестокость, превосходящая нашествие Батыя, надо полагать, была не случайной, как не было случайным последующее уничтожение татарских сел и деревень вокруг Казани в радиусе 50 верст, т. е. почти ста километров. По подсчетам Дамира Исхакова потери татар в период русского завоевания в XVI в. «составили более 1/3 населения, что означало фактическую демографическую катастрофу. Волго-уральские татары для восстановления своей численности, которую они имели в середине XVI в. потратили около 150 лет» (Исхаков, с. 130).
Казанское ханство было обречено на поражение, а его население — на физическое уничтожение и вынужденную эмиграцию демографическим ростом и экологическом кризисом в русском северо-востоке. Население московского государства превосходило таковое в Казанском ханстве, согласно подсчетам Исхакова, как минимум в десять раз (Исхаков, с. 129), и, видимо, 9/10 русского населения, судя по масштабам народного бегства со старых земель, вышли из равновесия с природной базой.
На месте старой построена была новая Казань — русская, в которой татарам было запрещено селиться. Как писал известный татарский историк Газиз Губайдуллин, «русское крестьянство приходило в наш край по принуждению, а часть их ища спасения от усиливающегося гнета помещиков, которые в XV веке стали их усиленно эксплуатировать, поэтому после взятия Казани началось стихийное бегство из центральных областей русского крестьянства в новый край. На этой новой земле их прельщала, таким образом, свобода и обилие пустошей. Поступившие на службу к помещикам, эти крестьяне получали 10-летнюю льготу (от налогов и повинностей — Э.К.) и новые хозяева бережно относились к ним, вследствие недостатка рабочих рук в случае их ухода, хотя беглых и ловили, однако на первых порах, правительство смотрело на это бегство на «землю казанскую» сквозь пальцы, желая быстро колонизировать новозавоеванный край, ибо, кроме внутренних, существовали внешние причины» (Губайдуллин, с. 20—21).
Однако уничтожение татарской Казани привело к новому напряжению государства и общества. Крым и Турция выступили в защиту единоверцев татар и с 1555 г. началась напряженная борьба за Поволжье с Крымом и Турцией, которая продолжалась до 1572 г.. В 1570 г. Девлет-Гирей даже взял штурмом Москву, сжег и разорил ее. В самом Поволжье было неспокойно. Сразу же после взятия русскими войсками Казани началось восстание татар, марийцев и других народов ханства, которое, постепенно затухая, продолжалось до 1560 г.
«Голод по всем московским городам и по всей земле, а больше в за Волжье» в 1556—57 гг. (Чтения ОИДР, 1895, кн. 3, с. 68—69, Цит. по Колычева, с. 36), необходимость отстаивать новые волжские рубежи от Турции и Крыма, начавшиеся ежегодные набеги крымцев на южные границы и вплоть до центральных областей государства создали в Московии почти невыносимое напряжение.
Не получив сразу ожидаемых результатов в Казани (чему помешал голод и восстание поволжских народов), но отмобилизовав большую армию, Иван Грозный ввязался в новую войну, обещающую быть победоносной, принести государству новые земли и тягловых крестьян. В 1558 г. армия двинулась на запад, в Ливонию, где развитие событий лишь поначалу складывалось в пользу Москвы. Однако с 1560 г. (определение срока Герке, Кристенсен, с. 126) начались «годы великого запустения». Эти годы знаменовались бегством крестьян из Замосковного края, поражениями в Ливонской войне, непрестанными набегами крымцев, ежегодно уводящих в полон тысячи крестьян.
Чтобы вести борьбу на три фронта: на западе против Польши и Швеции, на юге — против Крымского ханства, за которым стояла самое могущественное государство европейского средневековья — Турция, на востоке держать войска против недавно покоренных народов Поволжья, требовалась большая армия. Надо было испоместить новые тысячи служилых, найти для них землю с крестьянами.
В кризисных условиях царь демонстративно отказывается от власти, удаляясь в Александровскую слободу. Народ просит царя не бросать его на произвол судьбы. Царь требует для себя чрезвычайных полномочий и получает их. Гениальный Ключевский кратко и точно определил роль опричнины: «Царь как будто выпросил себе у государственного совета полицейскую диктатуру — своеобразная форма договора государя с народом». «На содержание этого (опричного — Э.К.) двора, «на свой обиход» и своих детей, царевичей Ивана и Федора, он выделил из своего государства до 20 городов с уездами и несколько отдельных волостей, в которых земли были розданы опричникам, а прежние землевладельцы выведены были из своих вотчин и поместий и получали земли в неопричных уездах» (Ключевский, с. 165).
Началось великое перемещение бояр. «До 12 тысяч этих выселенцев зимой с семействами шли пешком из отнятых у них усадеб на отдаленные пустые поместья, им отведенные». Многие из депортированных и не депортированных бояр уничтожаются физически. «Князь Курбский в своей Истории, перечисляя жертвы Ивановой жестокости, насчитывает их свыше 400. Современники-иностранцы считали даже за 10 тысяч» (Ключевский, т. 2, с. 165, 174).
Униженные и оскорбленные, лишенные исконных древних прав и привилегий бояре морально и физически сломлены, не протестуют, кроме бежавшего за границу диссидента Курбского. Главный оппонент царя — князь Курбский известен как участник Казанского похода, воевода в Ливонской войне. Опасаясь опалы за близость к казненным Иваном Грозным феодалам, в 1564 г. бежал в Литву, стал членом королевского совета (рады), воевал против войск царя. Потомки знают его прежде всего как писателя-публициста — автора трех посланий Ивану Грозному и «Истории о великом князе Московском».
Эпистолярный диалог Ивана Грозного и Курбского, согласно Ключевскому, можно свести к двум фразам. Курбский: «Обычай у московских князей издавна желать братий своих крови и губить их убогих ради и окаянных вотчин, ненасытства ради своего». Царь: «Жаловать своих холопей мы вольны и казнить вольны же». (Цит. по: Ключевский, т. 2, с. 155—158). Царь и «жаловал»: «К концу XVI в. государственное тягло стало гораздо тяжелее, чем вначале его» (Готье, с. 363).
Парадокс в том, что не бояре — политически один из наиболее сильных слоев населения, но крестьяне выступили против политики царя и «проголосовали» ногами. Заселение Поволжья началось сразу после взятия Казани, но массово народ «рванул» на новые земли с начала 1560-х гг. и особенно после введения опричнины, т. е. после того как боярские вотчины были отданы в поместья и крестьяне получили новых хозяев — владельцев земли. Интенсивность процесса была также связана с «замирением» Поволжья. В итоге великого исхода «громадное, измеряемое многими десятками тысяч число деревень (от 50 до 90% в разных районах) превратилось в пустоши» (Дегтярев, с. 170). Именно тогда «англичанин Флетчер по пути между Вологдой и Москвой встречал села, тянувшиеся на версту, с избами по сторонам дороги, но без единого обывателя...» (Ключевский, т. 2, с. 298).
Размер бегства крестьян виден в сравнении с серединой века, когда только новые помещики получили земли, на которых было не менее 15 тыс. дворов, что составляло около 55% всех дворов. Мы не знаем, сколько из как минимум девяти десятых всего населения ушло на новые земли, поскольку часть погибло от голода и мора, часть в войнах, часть попала в крымский полон, однако можем предположить, что большая часть. И в связи с этим утверждать: царь испоместил слуг своих, но они остались без крестьян на пустой земле, т. е. без оплаты своего труда. Последнее если не обусловило, то обострило кризисную ситуацию.
Крах полицейского режима, который сложился при Иване Грозном, достиг своего апогея в конце царствования Годунова, был предрешен, но одновременно полицейский режим как система правления был окончательно утвержден. Общество лишено собственности и самостоятельности. Значимость личности было приближена к нулю, а девиз государства Российского нашел свое выражение в словах Грозного именно тогда: жаловать своих холопей мы вольны и казнить вольны же.
* * *
По мере становления со второй половины XV в. Российского государства с каждым десятилетием расширялся круг вопросов, требовавших разрешения, возрастала острота проблем и необходимость все более быстрых действий. Время как бы сжималось. Особенно во второй XVI в. Не только утверждалась политическая и экономическая власть государства: «коренным явлением истории служилого землевладения в XVI в. был рост поместного владения и подчинение вотчины повинностям, лежавшим прежде только на поместьях» (Готье, с. 256). Во всех сферах жизни происходили быстрые и, что существенней, необратимые изменения, события чрезвычайной важности. Основные процессы и события социально-экологического кризиса, обусловившие весь дальнейший ход его развития, случились во второй половине XV — середине XVI в. Произошло резкое ухудшение климатических условий, беспрецедентное повышение неустойчивости климата, рост неблагоприятных для земледелия явлений природы. Вызрел экологический кризис, обусловивший переход к низкоурожайному безнавозному трехполью. Инерционный рост населения вызвал падение уровня и качества жизни.
Углубление экологический кризиса спровоцировало социально-экономический и как следствие его — политический кризис. В кризисной ситуации, когда общество не знало, что делать, оно делегировало право решения основных проблем государству, в итоге произошло падение ценности личности в системе ценностей этноса. Полицейское государство положило конец свободы черного крестьянства, ограничило свободы всех социальных слоев и групп. Лишило всех права собственности на землю. Решало проблемы путем развития экстенсивных технологий, захвата новых земель.
| Предыдущая страница | К оглавлению |