Глава пятая. Социально-экономическая жизнь Золотой Орды в XIII—XIV вв.
Проехавший по Дешт-и-Кыпчак в 1246 г. Плано Карпини следующими словами определил богатство кочевников кипчакской степи: «Они очень богаты скотом: верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми. Вьючного скота у них такое огромное количество, какого по нашему мнению нет в целом мире».1 Сказанное им о татарах, живших в условиях Дешт-и-Кыпчак, где они составляли только небольшую часть кочевого населения и где, как мы знаем, они постепенно растворялись в кыпчакской массе, можно целиком применить и к кыпчакам. Не может быть сомнения, что монголы свои порядки кочевания, т. е. кочевого ведения хозяйства, принесли и на юго-восток Европы, и едва ли многим отличались эти порядки от тех, что были у кыпчаков, стоявших на немногим более высоком культурном уровне, чем монголы-татары.
Нам уже приходилось говорить о монгольских понятиях «улус» и «юрт», точную формулировку которым дал Б.Я. Владимирцов.2 Золотая Орда рассматривалась как улус дома Джучи, следовательно, все население — кочевое, сельское и городское — считалось принадлежащим дому Джучи во главе с ханом. Территория улуса, т. е. юрт, была распределена в каждый данный момент между «царевичами» ханского доме, которые стояли обычно сейчас же за ханом, и крупными нойонами — кыпчакско-татарскими феодалами. Царевичи и нойоны вместе с тем были крупными гражданскими и особенно военными чиновниками (темниками, тысячниками, сотниками). Само кочевое хозяйство в Золотой Орде, как, впрочем, и везде в Монгольского империи, протекало в условиях феодальных отношений, где пастбища строго распределялись между отдельными феодалами. Вот что пишет об этом Плано Карпини: «Никто не смеет пребывать в какой-нибудь стране, если где император не укажет ему. Сам же он указывает, где пребывать вождям, вожди же указывают темникам, тысячники сотникам, сотники — десятникам».3 Б.Я. Владимирцов правильно понимал под «вождями» Карпини монгольских царевичей.4 Здесь в словах современника и наблюдателя мы видим иерархически-феодальное распределение кочевий между самими феодалами. Другой путешественник, В. Рубрук, как бы дополняет показания Карпини и говорит: «Они не имеют нигде постоянного местожительства (civitatem) и не знают, где найдут его в будущем. Они поделили между собой Скифию (Cithiam), которая тянется от Дуная до восхода солнца, и всякий начальник (capitaneus) знает, смотря по тому, имеет ли он под своей властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимой, летом, весной и осенью».5 Это место у Рубрука очень ценно, ибо оно дает нам прямое указание на то, что у кочевых феодалов имеется определенное количество феодально зависимых людей. При изложении социальных порядков кочевой феодальной Монголии мне приходилось уже говорить, опираясь на работу Б.Я. Владимирцова, об основной зависимой единице кочевого хозяйства в Монголии — аиле.
Аил — кочевая семья, индивидуально ведущая свое хозяйство, на которой держится весь степной феодальный строй. Аил кочует на отведенных ему господином (хан, царевич, нойон, бег, баатур, темник, тысячник, сотник и другие) пастбищах, несет для него разные службы на условиях натурального хозяйства, не исключающего, конечно, и фактов товарообмена на городском базаре. Путешественники дают небезынтересный перечень того, что производится в такой кочевой семье в XIII в. По словам В. Рубрука: «Они [татары] делают также войлок и покрывают дома. Мужчины делают луки и стрелы, приготовляют стремена и уздечки и делают седла, строят дома и повозки, караулят лошадей и доят кобылиц, трясут самый кумыс, т. е. кобылье молоко, делают мешки, в которых его сохраняют, охраняют также верблюдов и вьючат их. Овец и коз они караулят сообща, и доят иногда мужчины, иногда женщины. Кожи приготовляют они при помощи кислого молока».6 Несколько выше он говорит о роли женщины в хозяйстве татар: «Обязанность женщины состоит в том, чтобы править повозками, ставить в них жилища и снимать их, доить коров, делать масло и грут, приготовлять шкуры и сшивать их, и сшивают их они ниткой из жил. Именно они разделяют жилы на тонкие нитки и после сплетают их в одну длинную нить. Они шьют также сандалии (sotulares), башмаки и другое платье».7 Кочевники, особенно если кочуют вблизи лесной полосы, устраивают охоты облавного характера. Охота в хозяйственной жизни татар Золотоордынского государства — важная отрасль, где повинности феодально зависимого производителя в отношении к своему господину принимают тяжелый характер. По словам того же В. Рубрука: «Когда они [татары] хотят охотиться на зверей, то собираются в большом количестве, окружают местность, про которую знают, что там находятся звери, и мало-помалу приближаются друг к другу, пока не замкнут зверей друг с другом, как бы в круге, и тогда пускают в них стрелы».8
Слова В. Рубрука целиком подтверждаются и Джувейни, который в сочинении «История завоевателя мира» приводит пересказ Чингисхановой ясы, т. е. монгольского обычного права, которым в ту эпоху руководствовались все монгольские правители.
Один из разделов ясы в изложении Джувейни подробно рассказывает об облавных охотах. Последние имеют не только хозяйственное, но и военное значение. Облавные охоты являются военными упражнениями, в которых воспитываются качества воина. Вот как описывает яса организацию и процесс облавных охот. Происходят они главным образом зимой. Хан направляет по ордам и ставкам соответствующие приказы, чтобы готовились к охоте. Дается указание, сколько человек из десятка должны быть выделены для этого. В соответствии с десятичной системой построения войска отряды, выделенные на облавную охоту, строятся по «десяткам», «сотням», «тысячам». Согласно обычаю, за месяц, а иногда и больше, конными отрядами под командованием хана окружается огромное пространство земли. Постепенно и методично, без излишней торопливости, кольцо окружения начинает сжиматься. Хан и его помощники строго следят за порядком и подвергают тяжелому наказанию тех из десятских, сотников, тысяцких, кто выйдет из сжимающегося кольца. Так в течение иногда двух-трех месяцев гонят татары дичь, пока кольцо не сузится до такого размера, когда в массовом порядке можно избивать зверей. Обыкновенно начинают это избиение хан и его приближенные, за ними следуют по чинам военные начальники, а далее и простые воины.
Когда хану надоест или он устанет принимать личное участие в убиении животных, он садится на высоком месте и наблюдает охоту. Охота кончается счетом добычи и ее разделом. Нечего и говорить, что в таком огромном количестве мясо зверя и его шкуры имеют большое хозяйственное значение в жизни кочевников.9
У Плано Карпини и В. Рубрука есть подробные описания кочевого войлочного дома; к сожалению, подробно описаны только богатые дома. Позволю себе привести только краткие выдержки из первого. По словам Карпини: «Ставни у них круглые наподобие палатки и сделанные из прутьев и тонких палок. Наверху в средине ставни имеется круглое окно, откуда попадает свет, а также для выхода дыма, потому что в середине у них всегда разведен огонь. Стены же и крыши покрыты войлоком, двери сделаны также из войлока. Некоторые ставни велики, а некоторые небольшие, сообразно достоинству и скудости людей. Некоторые быстро разбираются и чинятся и переносятся на вьючных животных, другие не могут разбираться, но перевозятся на повозках. Для меньших при перевозке на повозке достаточно одного быка, для больших — три, четыре или даже больше, сообразно с величиной повозки, и куда бы они ни шли, на войну ли, или в другое место, они всегда перевозят их с собой».10
Более подробное и красочное описание можно найти у В. Рубрука.11 У него не только даны размеры таких домов, но и описана художественная их отделка. По-видимому, искусство украшать свои жилища тогда стояло очень высоко. «Именно они, — говорит В. Рубрук, — сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы, деревья и птиц и зверей».12
Кочевники, кочевое хозяйство, кочевой быт играли в жизни Золотой Орды огромную роль. Завоевание татарами юго-восточной Европы имело в их жизни большое значение, К. Маркс мимоходом сделал глубокое замечание: «...монголы при опустошении России действовали соответственно их способу производства; для скотоводства большие необитаемые пространства являются главным условием».13 Эти необитаемые земли, к тому же изобилующие травами и водами, татары и нашли в пределах между Волгой и Днепром, даже Дунаем. Здесь, за пределами небольших земледельческих районов по берегам рек, татары и вели кочевое хозяйство. Выше уже говорилось, что татары были только меньшинством в составе кочевого населения Золотой Орды. Основной массой кочевников оставались половцы.
Татары среди половецкого мира были лишь привилегированным господствующим слоем. Рашид-ад-Дин, персидский автор, писавший на грани XIII—XIV вв., прекрасно осведомленный в делах Хулагидского и Золотоордынского государства, сообщает,14 что основу монгольского войска в Золотой Орде составляли прямые потомки тех 4000, которые Чингис-ханом были выделены Джучи. Они составлялись из трех племен — сайджиут, кинкит и хушин. Характерно, что во времена царствования хана Токты (1290—1312) основная часть войска была из этих племен. Кроме этих племен в составе войска Токты были части из племени кыят.
Один из туменов Токты был целиком из этого племени.15 В составе войск Ногая было большое количество мангытов.
Кроме перечисленных были в Золотой Орде и другие татарские племена. Так, в хрониках встречаются названия племен кангурат и алчи-татар. Жена Токты была из племени кангурат.
Составляли ли кочевники (половцы и татары) большинство населения Золотой Орды? Если принять во внимание малонаселенность кочевий и густоту населения городов и земледельческих районов, входящих в состав Золотоордынского государства, положительного ответа на этот вопрос не получить. Ведь в состав Орды входили Булгар с его областью, Крым с приморскими городами, Северный Кавказ, Хорезм с его высокой земледельческой культурой и городской жизнью и, наконец, Нижнее Поволжье, где были уже значительные по своим размерам полосы оседлой жизни. Если Крым был чрезвычайно ценен с точки зрения того транзита, который проходил отсюда в Малую Азию и Константинополь, а через последний в Сирию и Египет, то Булгар с его областью был самым важным в Золотой Орде земледельческим районом. Обыкновенно с Булгаром связано представление о поставщике наиболее дорогого меха, а также огромного количества кож; отрицать это, конечно, нельзя. При татарах торговля пушниной на рынках Булгара не понизилась ни в XIII, ни в XIV в. Не меньшее, если не большее значение в жизни Золотоордынского государства Булгарский район имел как поставщик хлеба. Известно, что земледелие издавна стояло здесь сравнительно с другими местами на высоком уровне. Выгода обладания Булгаром как хлебным центром была тем большей, что хлеб отсюда легко и дешево доставлялся водой по всему Нижнему Поволжью, главным образом в города Сарай Берке и Сарай Бату. В этом отношении с Булгарской областью не мог конкурировать ни хлеб из южнорусских княжеств (например Рязанского), ни из районов Северного Кавказа, хотя богатство его хлебом было широко известно на мусульманском Востоке. По словам ал-Омари: «У султана этого государства рати черкесов, русских и ясов (аланов, — А.Я.). Это жители городов благоустроенных, людных, да гор лесистых, плодовитых. У них произрастает посеянный хлеб, струится вымя [т. е. водится скот], текут реки и добываются плоды».16
В Казанском Государственном музее и в Секторе Востока Эрмитажа хранятся железные серпы и лемехи из Биляра (Булгарский район). Эти предметы по ряду признаков относятся специалистами к XIV—XV вв., т. е. к эпохе Золотой Орды. К сожалению, до настоящего времени о них не имеется научного исследования, так же как никто до сих пор не поставил одного из важных вопросов, а именно вопроса о том, знала ли земледельческая культура в Булгарах трехполье. Большое значение в системе Золотоордынского государства играли и земли в северной части бывших Саратовской, Пензенской и южной части Нижегородской губернии, там, где жила мордва. А.А. Кротков в своей статье «К вопросу о северных улусах Золотоордынского ханства» особо подчеркивает важность для Золотой Орды земель по бассейну реки Мокши и среднему течению Суры. «Эти области, занятые мордвой, — пишет он, — исстари покрытые значительными площадями лесов, не были удобными для кочевого населения Золотой Орды, имея лишь узкие полосы степных и лесостепных пространств, годных скорее для земледелия, чем для скотоводства. Но для ханов Золотой Орды не были безразличными произведения мордовских земель: хлеб, мед, воск и продукты охоты — меха».17
Немалую роль в хозяйстве Золотой Орды играла и рыбная ловля как по Волге, устью Камы, Яику, низовьям Аму-дарьи, так и по берегам Каспийского и Черного морей. В Государственном Эрмитаже (Отдел Востока) хранятся рыболовный железный крючок и костяные гарпуны, найденные еще в 30-х годах XIX в. в Сарае Берке во время раскопок Терещенко. Более всего данных прошлое оставило нам о торговле и ремеслах Золотой Орды. О торговле мы имеем обильные сведения в письменных источниках, особенно восточных, о ремеслах мы знаем на основе богатейших археологических материалов, добытых еще во времена раскопок Терещенко в Сарае Берке. Об этом говорится в главе о городах Золотой Орды.
Для суждения о социально-политическом строе Золотоордынского государства сведений в повествовательных источниках — как европейских, так и восточных — недостаточно. К счастью, до нашего времени дошли так называемые ханские ярлыки, о которых в русской специальной литературе имеется много работ. Ярлыки эти: тарханные ярлыки Токтамыша от 1382 г., Тимур-Кутлуга от 800 г. х. (= 1398), а также ярлык Тохтамыша от 1393 г. на имя литовского князя Ягайла.18 Сюда же можно отнести и более поздний ярлык Саадет-Гирея. Особое место занимают ярлыки золотоордынских ханов русским митрополитам. До нашего времени они дошли только в переводах на русский язык, сделанных в приказных канцеляриях специальными толмачами. Не всегда переводы эти были точны, отчего и пользоваться ими затруднительно. Из перечисленных ярлыков для целей нашего изложения наибольшее значение имеет тарханный ярлык Тимур-Кутлуга, к которому мы и будем обращаться чаще всего.
Несмотря на наличность, казалось бы, большого количества источников о Золотой Орде, вопросы ее социальной истории за редким исключением мало привлекали исследователей.19 Кое-что можно найти в труде И. Березина «Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева», однако работа эта главным образом направлена на выявление политической структуры, да и то в большей мере в смысле перечня ряда должностей, чем целостной картины. Отсутствие это не случайно. Причину надо искать в том, что в дворянско-буржуазной России русские ориенталисты мало интересовались этими вопросами, отчего до сих пор мы не имеем критически проработанной социальной терминологии золотоордынского общества, на которую можно было бы твердо опереться.
Золотая Орда — общество не только кочевое, но и оседлое, с пестрым этническим составом, где сами монголы являлись, как мы видели, столь незначительным меньшинством, что постепенно утеряли даже свой язык. В степи, в Дешт-и-Кыпчак, в XIII и даже в XIV в. картина едва ли была значительно иной, чем это наблюдалось в Монголии накануне завоеваний Чингис-хана. Улус Джучи с точки зрения золотоордынских ханов был собранием родов, племен, народов, подвластных (согласно монгольскому феодальному праву) всему дому Джучи. Родственники Бату и получили в удел целые области Золотой Орды. Ногай правил западными улусами всего Причерноморья, а Шейбан ведал восточной частью Дешт-и-Кыпчак. Несомненно, что члены ханского дома были самыми крупными феодалами, державшими в своей собственности не только огромное количество крупного и мелкого скота, обширные пастбища, но даже и земли в районах оседлой жизни. Известно, что Ногай владел Крымом, который он не то захватил силой у хана Токты, не то получил от него в подарок.20
В своих владениях члены ханского дома являлись крупными собственниками и правителями и держали себя почти как самостоятельные государи. В этом отношении наиболее яркой фигурой является тот же Ногай, который, как мы видели, в течение почти полустолетия причинял Много хлопот золотоордынским ханам и которого некоторые ученые готовы были считать за вполне самостоятельного хана. Яркой фигурой является и известный правитель при Узбек-хане Кутлуг-Тимур, который хотя и был родственником хана, однако не являлся царевичем. В надписи на построенном при нем минарете в Ургенче он именует себя: «царь [мелик] могущественный, патрон царей арабов и не арабов, блеск земного мира и веры, величие ислама и мусульман, Кутлуг-Тимур, сын великого Наджм-ад-даула-ад-дин...»,21 хотя хорошо известно, что он был только наместник; впрочем, это подтверждается и надписью, где говорится, что постройка им возведена при султане Узбек-хане.
Нечего и говорить, какую огромную роль члены ханского рода играли при дворе, определяя не только всю внутреннюю, но и внешнюю политику. Ниже членов ханского дома стояли крупные беги (тюркский титул) и нойоны (монгольский титул), которые и составляли главные кадры крупных полукочевых феодалов. Многие из них и получали, особенно как землевладельцы в оседлых районах, тарханные ярлыки. Уже И. Березин дал нам в своем «Очерке внутреннего устройства Улуса Джучиева» более или менее полную их номенклатуру: это огланы,22 беги, улусные беги,23 нойоны и тарханы. К числу последних относились не всегда крупные феодалы. Среди тарханов были люди и среднего достатка. Получить звание тархана было весьма выгодно, ибо формально оно давало ряд льгот — освобождение от податей и ответственности за совершение девяти первых проступков. Фактически в рассматриваемую эпоху звание тархана освобождало от налогов и податей.
Из этих категорий высшего класса золотоордынского общества и выходил командный состав ханского войска. Как самая структура «армии», так и должности ее почти те же, что и в Монголии при Чингис-хане. У Абд-ар-Реззака Самарканду24 персидского историка XV в., имеется интересный рассказ о снаряжении войска, которое Тимур (1370—1405) в 793 г. х. (= 1391) отправил против Тохтамыш-хана в Дешт-и-Кыпчак. Согласно этому сообщению, «в соответствии со старыми и новыми порядками, конные и пешие, тюрки и таджики», имея при себе продовольствие на целый год, должны были явиться из областей и местных дружин (ахшам).
Каждый из явившихся в строй должен был захватить лук, тридцать деревянных стрел, колчан и щит. На двух человек должна была быть захвачена одна лошадь, а на каждые десять человек — одна палатка, две лопаты, кирка, серп, пила, топор, секира, сто иголок, веревка, котел и другие вещи. Со всем этим воины и должны были предстать на смотр.
Сообщение Абд-ар-Реззака чрезвычайно ценно, ибо оно раскрывает перед нами вопрос о снабжении армии в монгольский период. Организация здесь идет еще от Чингис-хана, и можно быть вполне уверенным, что точно так же составлялось и снабжалось и войско противника Тимура, а именно золотоордынское войско Тохтамыш-хана. Целый ряд фактов убеждает нас в том, что в военном строе Тимура, несмотря на ряд нововведений, продолжались испытанные традиции целесообразной организации монгольского войска, от которой Золотоордынские ханы не отступали ни на шаг.
Чрезвычайно ценное описание монгольского войска при Чингис-хане имеется в сочинении Джувейни. Из текста, содержащего изложение ясы, видно, что монгольское население, выполняющее в мирное время ряд повинностей, обращается во время войны в войско, разделенное на десятки, сотни, тысячи и тьмы (10 000). Каждый воин заготовляет все, что ему необходимо из оружия и военного снаряжения (знамена, иголки, веревки, вьючные и верховые животные и т. д.). Все принесенное с собой воином должно быть показано на особом смотре и принято вышестоящими начальниками. Призыв в такое ополчение не освобождает оставшихся в тылу членов семьи от выплачивания полагающихся в казну хана податей и повинностей. Если мужчина призван в войско, его заменяет в хозяйстве и семье женщина. Когда, согласно ясе, приходит приказ о созыве войска, то обязанные стать воинами в тот же день без опоздания должны быть в назначенном месте. Войско отличается строгой дисциплиной. Нарушение ее жестоко карается. Если кто-нибудь из воинов, даже самый крупный начальник (тысячник или даже темник), совершит тяжкий проступок, его быстро покарает рука старшего. Яса особо подчеркивает одну особенность монгольского войска, построенного по десятичной системе. Никто не может и не должен допускать перехода из одного десятка, сотни, тысячи в другой подобный раздел. В случае нарушения тяжелое наказание несет как перешедший, так и допустивший переход. Например, если первый будет казнен, то второй будет закован в оковы и наказан. Чингис-хан сознательно воспитывал у воинов жестокость в сражении. Согласно ясе воины в походе содержались на полуголодном пайке, по принципу — «от сытой собаки плохая охота», т. е. от сытого воина в битве мало пользы.25
В войске Чингис-хана добыча шла в раздел согласно определенному на этот счет порядку. По словам современника Чингис-хана, китайца Мэн-хуна,26 «по завладении городом добычу делят на пропорциональные части между высшими и низшими. Велика ли, мала ли добыча, всегда оставляют одну долю для поднесения императору Чингису; всему остальному составляется роспись». Тот же Мэн-хун сообщает, что каждый воин в походе имеет несколько лошадей, едет он на них поочередно, отчего «лошади не изнуряются и не гибнут».27
В Золотоордынском государстве мы имеем ту же организацию войска, что и у Чингис-хана, также темников, тысячников, сотников, десятников. «Огланам правого и левого крыла, бесчисленным добрым начальникам: тысячным, сотникам и десятникам», — так начинается известный ярлык Тимур-Кутлуга.28 Можно почти безошибочно сказать, что подавляющая масса представителей кыпчакско-монгольской феодальной аристократии занимала или высшие должности по гражданскому управлению, или командные места в войске. Последние слова не следует, однако, понимать в том смысле, что военные должности существовали как бы оторвано от всей системы феодальных отношений золотоордынского общества. В условиях Монгольской империи, в том числе и Золотой Орды, во всяком случае в первый период ее существования, удел (улус) и соответственная ему войсковая единица почти тождественны. Глава удела и глава войска — одно и то же лицо, хотя это и не исключало того факта, что хан мог в случае недовольства сместить начальника (темник, тысячник) и заменить другим.
Наряду с кыпчакско-монгольской аристократией, среди которой многие имели земли и в земледельческих районах, были и типично оседлые феодалы в Крыму, на Северном Кавказе, в Булгаре, на Нижней Волге и в Хорезме. Таким, например, был и некий Мухаммед, сын Хажди Байрама,29 крупный помещик в окрестностях Судака в Крыму, которому Тимур-Кутлуг и выдал подтвердительный тарханный ярлык. Феодалы этого типа владели землями и водами, виноградниками и садами, банями и мельницами, деревнями и другими видами недвижимой собственности.30 Главная их сила заключалась, конечно, в том, что они на основе внеэкономического принуждения пользовались трудом большого количества феодально зависимых от них людей.
Остановимся сначала на кочевой части золотоордынского общества. Плано Карпини, наблюдения которого приходится очень высоко ценить, говорит о зависимости трудового населения от ханов, членов ханского дома и вождей, т. е. феодалов, следующее: «Каких бы, сколько бы и куда бы он (хан, — А.Я.) ни отправлял послов, им должны давать без замедления подводы и содержание, откуда бы также ни приходили к нему данники или послы, равным образом им должно давать коней, колесницы и содержание».31 Несколько ниже Плано Карпини продолжает: «Ту же власть имеют во всем вожди над своими людьми; именно люди, то есть татары и другие, распределены между вождями. Также и послам вождей, куда бы те их ни посылали, как подданные императора, так и все другие обязаны давать как подводы, так и продовольствие, а также, без всякого противоречия, людей для охраны лошадей и для услуг послам. Как вожди, так и другие обязаны давать императору для дохода кобыл, чтобы он получал от них молоко, на год, на два или на три, как ему будет угодно; и подданные вождей обязаны делать то же самое своим господам, ибо среди них нет никого свободного. И, говоря кратко, император и вожди берут из их имущества все, что они захотят и сколько захотят. Также и личностью они располагают во всем, как им будет благоугодно».32 Место это можно назвать классическим, настолько четко выступает здесь феодальная зависимость непосредственного производителя — кочевника, который вел свое индивидуальное хозяйство, переходя с места на место по предписанию своего господина.33 К сожалению, в источниках очень скупо говорится о том, что находилось в собственности кочевого производителя. Б.Я. Владимиров приводит следующие слова Рашид-ад-Дина: «Человек простой, т. е. из черни, если будет жаден к питью вина, покончит лошадь, стада и все свое имущество и станет нищим».34
В записках Рубрука есть интересное место, где он рассказывает о том, каким количеством зависимых людей обладали степные богачи — князья. В Дешт-и-Кыпчак Рубрук встретил одного из родственников хана Бату по имени Скатай.35 «Итак, утром мы встретили повозки Скатая, нагруженные домами, и мне казалось, что навстречу мне двигается большой город. Я также изумился количеству стад быков, лошадей и стад овец. Я видел обычно немногих людей, которые ими управляли. В силу этого я спросил, сколько человек имеет Скатай в своей власти, и мне было сказано, что не более пятисот, мимо половины которых мы проехали ранее при другой обстановке».36 Ту же феодальную зависимость мы видим и у трудящегося населения в оседлой полосе.
Наиболее надежным и ценным, хотя и очень скупым источником по вопросу о золотоордынском крестьянстве являются ярлыки, особенно ярлыки Тимур-Кутлуга упомянутому крупному землевладельцу в окрестностях Судака, Мухаммеду, сыну Ходжи Байрама. Ярлык этот тарханный, собственно говоря, тарханный подтвердительный, в котором Тимур-Кутлуг вновь подтверждает освобождение земель данного лица от каких бы то ни было поступлений и повинностей в пользу хана и властей. В ярлыке этом упоминаются две категории возделывателей земли под терминами сабанчи и уртакчи. Еще И. Березин правильно указал, что сабанчи — зависимые от соответствующего господина земледельцы.37 И действительно, из ярлыка Тимур-Кутлуга видно, в чем выражались если не все, то многие их феодальные повинности. Вот подлинные слова ярлыка в переводе В. Радлова: «Повинность с виноградников.., амбарные пошлины, плату за гумно, ясак с арыков, собираемый с подданных по раскладке, и подать и расходы, называемые калан, да не взимают... Пусть со скота их не берут подвод, не назначают постоя и не требуют с них ни пойла, ни корма, да будут они свободны и защищены от всякого притеснения, поборов и чрезвычайных налогов».38 Здесь упоминается термин «калан». Лучший комментарий о нем сделал В.В. Бартольд в своей работе «Персидская надпись на Анийской мечети Мануче».39 Согласно его взглядам, «калан» есть «подать с возделанных земельных участков, вообще с оседлого населения. В противоположность этому, "копчур",40 как указывает Катрмер, называли пастбища и налог с пасущихся стад в размере 1%». В этом перечне даны повинности, которые несли крестьяне по отношению к государству и его чиновникам и от которых согласно тарханному подтвердительному ярлыку и освобождались владения Мухаммеда, сына Ходжи Байрама. Получив такой ярлык, последний мог теперь перевести в свою пользу с крестьян ряд повинностей, шедших в пользу государства, придав, конечно, некоторым из них другую форму.
Были ли в Золотой Орде крестьяне прикреплены к частновладельческой земле? Прямого ответа в дошедших до нас источниках о золотоордынском обществе не имеется. Однако в конце XIII в., по словам Рашид-ад-Дина, в Северном Иране, находившемся под властью монгольской династии из дома Хулагу, прикрепление крестьян к земле — широко распространенное явление. Об этом лучше всего говорит тот факт, что Газан-хан (1295—1304) — хулагидский хан — издал ярлык 1303 г. о военных икта, согласно которому землевладельцы могли искать беглых крестьян в течение тридцатилетнего срока.41
И.П. Петрушевский в интересной статье «О прикреплении крестьян в Иране в эпоху монгольского владычества» пишет: «Распространение монгольского взгляда на зависимых крестьян как на личную собственность господ нашло свое выражение в том, что крестьян райатов (конечно иранцев, а не монголов) в монгольскую эпоху в Иране иногда (не официально, а в быту) приравнивали к рабам, — смещение раньше невозможное в мусульманских странах».42 Указанные факты дают нам право предположить, что подобное явление наблюдалось и в Золотой Орде, где монгольская власть в лице ханов и нойонов привыкла располагать не только имуществом, но и личностью своих подданных, как утверждает Карпини.
В том же ярлыке Тимур-Кутлуга указано: «Если они приедут в Крым43 и в Кафу [Феодосия] или опять выедут и если они там что бы ни было купят, или продадут, да не берут с них ни [гербовых] пошлин, ни весовых, не требуют от них ни дорожной платы, должной от тарханов и служителей, ни платы в караулы».44 Ярлык Тимур-Кутлуга касается предоставления тарханства оседлому феодалу. Во всяком случае перечень повинностей, которые падали на производителя, носит на себе печать земледельческой культуры.
В ярлыке Тохтамыш-хана на имя Бей-Ходжи от 1382 г.45 мы имеем другой случай. Тарханство предоставлено феодалу, который является если не целиком, то во многом еще кочевником. В перечне статей, по которым дается тарханство, видны повинности производителя кочевника, вернее, полукочевника, полуземледельца: «С дымов племени Шюракюль податей не собирать, к гоньбе подвод не принуждать, на хлебные машины платы не требовать, никаким чиновным лицам, кто бы они ни были, до Шюракюлцев, будут ли кочевать они внутри или вне Крыма, как свободных от начальника области, никакого дела не иметь, при общей кочевке взиманием поборов не только зла не причинять, но защищать и охранять...».46
Из этого перечня, правда, менее подробного, чем в ярлыке Тимур-Кутлуга, видно, что повинности у кочевников в отношении к государству в ряде случаев совпадали с повинностями земледельцев, например предоставление послам и чиновникам средств передвижения и т. д. Какому огромному количеству должностей были подчинены непосредственные производители сельского хозяйства в Золотой Орде, видно лучше всего из слов самого ярлыка, из перечисления тех лиц, кому надлежит знать, что данные земли являются тарханахми. После перечня главных должностей (выше они уже приведены) в ярлыке Тимур-Кутлуга упоминаются «внутренних селений даруги», «казни», «муфтии», «суфии», «писцы палат», «таможенные», «сборщики подати», «мимохожие и мимоезжие послы и посланцы», «ямщики», «кормовщики», «сокольники», «барсники», «лодочники», «мостовщики», «базарный люд» и другие.
Наиболее полный перечень вышеотмеченных должностных лиц имеется в не раз уже упомянутом тарханном ярлыке Менгли-Гирея на имя хакима Яхьи 857 г. х. (= 1453).
Здесь упоминаются «темники», «тысяцкие», «сотники», «десятские», «даруга-беки», «мударрисы», «кадии», «мухтасибы», «шейхи», «писцы (битикчи) при великомй тамге», «тамгов-щики», «весовщики», «амбарщики», «яфтаджи» (лицо, объявляющее о налогах), «ясакчи», «каланчи» (сборщики калана), «букаулы», «пограничники (тутакаулы)», «стражи городских ворот (кабакчи)», «караулы», «сокольничьи», «пардусники» и т. д.47
Все эти должностные лица, функции которых не во всем еще нам ясны, согласно прямому смыслу ярлыков имели права на взимания налогов и повинностей с трудящегося земледельческого населения поместий.
Персидский историк Рашид-ад-Дин, прекрасно осведомленный в административных порядках монгольских государств конца XIII в., особо подчеркивает громадные злоупотребления власти.
«Приказал он [Мункэ-хан] также, чтобы ильчи (посланцы, — А.Я.) без дела ни в какой городили деревню не заезжали и не забирали бы [у населения] фуража и провианта сверх положенного им. Так как дела насилия и притеснения достигли высшей степени, причем особенно были доведены до крайности от множества всякого рода тягот, взысканий и обременений чрезвычайными налогами земледельцы, так что польза, получаемая ими, не равнялась половине взысканий [в виде повинностей], то он [Мункэ-хан] и приказал, чтобы люди простого и благородного происхождения из числа купцов и деловых людей поступали по отношению к зависящим от них людям снисходительно и сострадательно. Всякий сообразно своему достатку и силе пусть выплачивает без уклонения и отговорки [т. е. немедленно] следуемую с него повинность, за исключением лиц, которые по постановлению ярлыка Чингис-хана и хана [Угедея] были освобождены от тягот [т. е. повинностей] и поборов...».48
Таково было положение непосредственных производителей Золотой Орды — кочевников и крестьян (сабанчи). Сабанчи, по-видимому, рядовой член сельской общины, и был основной фигурой земледельческого труда, был тем крестьянином, руками которого обрабатывались поля в Крыму, Булгарской земли и Нижнем Поволжье, в той сравнительно узкой культурной полосе правого и левого берегов Волги, где были города и оседлые поселения. По-видимому, все перечисленные выше повинности падали и на ту категорию возделывателей земли, которая в ярлыке Тимур-Кутлуга называется уртакчи. В.В. Радлов термин этого перевел «паевщик»,49 подразумевая под ним, по-видимому, арендатора. Термин «уртакчи» со всей категоричностью подчеркивает, что в лице этой категории возделывателей земли мы имеем чрезвычайно распространенных на феодальном Востоке испольщиков (или, вернее, издольщиков), которые на кабальных условиях работали из половины, трети, четверти или другой, еще меньшей доли урожая — в зависимости от того, что кроме земли они получали еще от землевладельца-феодала (например, семена, бык, соха и т. д.). К сожалению, в источниках касательно Золотой Орды ничего, кроме термина, по этому вопросу не сохранилось.
В поэме «Хосров и Ширин» Кутба — сочинении XIV в., отражающем быт золотоордынского двора, — встречаются термины, которые отсутствуют в упомянутых нами ярлыках. Так, для обозначения земледельца-крестьянина в поэме приводится термин «икинчи».50 Пока трудно сказать, как его точнее определить: является ли «икинчи» эквивалентом «сабанчи» или «уртакчи»? Интересен самый термин «кабала». По-видимому, далеко не всем русским историкам известно, что термин этот арабского происхождения. Термин «кабала» был широко распространен в средние века на мусульманском феодальном Востоке, имел несколько значении, в том числе обозначал запись-бумагу по испольной или издольной аренде. Само же содержание такого испольного или издольного договора обозначалось термином «кибала».51 Надо думать, что в период Золотой Орды и ее власти над слагающейся феодальной Русью термин «кабала» и попал в русский язык, юридически выражая аналогичные формы эксплуатации земледельца.
Особо стоит вопрос о рабах и их месте в социально-экономической жизни Золотой Орды. Количество рабов в Орде было, несомненно, велико, но рабы эти не составляли ни в какой мере основы производства, по происхождению были главным образом из военнопленных, употреблялись во всех видах работ, как и всюду на Востоке, занимая немалое место в домашнем хозяйстве кочевых, полукочевых и оседлых феодалов. Редко рабы эти переживали в одной линии несколько поколений, и — по большей части — если отец был рабом, то сын садился на землю, наделялся средствами производства и становился сабанчи или уртакчи. Огромное количество рабов из военнопленных были ремесленники, вывезенные при завоеваниях из одного места в другое. Оседая на новой территории, в новом городе как военнопленные-рабы, они постепенно делались свободными лицами. Но если в самой Орде рабы в качестве рабочей силы и не играли основной роли, то в качестве товара они занимали большое место.
Позволю себе привести по этому поводу несколько фактов. Рукн-ад-дин Бейбарс, рассказывая о разгроме Ногая войсками Тохты в 1299 г., говорит о судьбе разгромленных мятежников и их семей следующее: «Из жен и детей их взято было в плен многое множество и несметное скопище. Они были проданы в разные места и увезены в [чужие] страны. В областях Египетских султан и эмиры накупили множество людей, которых привезли туда купцы».52 А вот и другой пример. Ан-Нувейри пишет: «В 707 г. [1307/08] пришли в Египетские страны известия, что Токта отомстил Генуэзским Франкам в Крыму, Кафе и Северных владениях за [разные] дела, о которых ему сообщили про них, в том числе за захват ими детей Татарских и продажу их в мусульманские земли».53 Таким образом, захватом и продажей людей в рабство занимались и европейцы. Для генуэзцев торговля рабами на крымском побережье была в начале XIV в. очень доходной статьей. Охота за людьми в целях продажи их в рабство была обыденным явлением. По словам ал-Омари: «Хотя они [Кыпчаки] одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы похищают детей их и продают их купцам».54 Со своей стороны и татары платили тем же самым. «Сколько раз, — пишет ал-Омари, — он (Узбек-хан, — А.Я.) убивал их мужчин, забирал в плен их жен и детей, уводил их рабами в разные страны».55 Иногда население само бывало вынуждено продавать своих детей в рабство. Тот же ал-Омари со слов некоего купца Шерифа Шемс-ад-дина Мухаммед ал-Хусейни-ал-Кербелаи, который в 1338 г. побывал в Золотой Орде вплоть до Болгар, пишет: «Накупил он, сказал он мне, при этом своем путешествии невольников и невольниц от их отцов и матерей, вследствие того, что они нуждались [в деньгах] по случаю данного им царем их повеления выступить в землю Иранскую и потому были вынуждены продать своих детей. Он увез из них рабов лучших и дорогих».56 О тюрках (т. е. половцах) Дешт-и-Кыпчак ал-Омари пишет: «Во время голода и засухи они продают своих сыновей. При избытке же они охотно продают своих дочерей, но не сыновей, детей же мужского пола они продают не иначе, как в крайности».57
Куда же и для каких надобностей вывозили этих рабов? Наиболее сильная и крепкая молодежь шла в войска восточных государей, особенно ценили молодых тюрков из Дешт-и-Кыпчак в Египте. «Из них, — пишет ал-Омари, — [состоит] большая часть войска египетского, ибо от них [происходят] султаны и эмиры его [Египта], с тех пор как Эльмелик Эссалих Наджмеддин Эйюб, сын [Эльмелик] Элькамиля, стал усердно покупать кыпчакских невольников».58 О продаже монголами пленных в рабство в большом количестве говорит и Рашид-ад-Дин в своем не раз нами упоминаемом труде. Он даже рассказывает, что Газан-хан, который так много сделал для углубления феодальных отношений в Иране, хотел приостановить эту позорную торговлю. Конечно, осуществить своего плана Газан-хан не смог даже в от ношении к одним только монголам.59 Упоминают о рабах и рабынях и ярлыки. В этом отношении следует отметить ярлык Менгли-Гирея 857 г. х. (= 1453).60
Совершенно особое положение по сравнению с другими странами Востока занимала монгольская женщина. Восточные авторы XIII—XIV вв., а также европейские путешественники оставили немало интересных сведений об этом. Известный арабский путешественник, происхождением из Танджа (Танжера), Ибн-Батута, проехавший в 30-х годах XIV в. в Дешт-и-Кыпчак, в своих заметках пишет: «В этом крае я увидел чудеса по части великого почета, в каком у них (татар, — А.Я.) женщины. Они пользуются большим уважением, чем мужчины».61 И действительно, Ибн-Батуте, привыкшему к другим порядкам, было чему удивляться. В системе кочевого хозяйства женщина не могла быть, конечно, совершенно изолирована от процесса общественного производства. Вспомним, что говорит о роли женщины в хозяйстве В. Рубрук: «Обязанность женщин состоит в том, чтобы править повозками, ставить на них жилища и снимать их, доить коров, делать масло и грут, приготовлять шкуры и сшивать их, а сшивают их они ниткой из жил. Именно они разделяют жилы на тонкие нитки и после сплетают их в одну длинную нить. Они шьют также сандалии (sotulares), башмаки и другое платье».62
О женщине говорится и во фрагменте ясы, который дошел до нас через арабского историка XV в. Макризи (обычное, неписаное право монголов).63 «Он (Чингис-хан, — А.Я.) предписал, чтобы женщины, сопутствующие войскам, исполняли труды и обязанности мужчин в то время, как последние отлучались на битву».64 Монгольская женщина занимала положение, почти равное с мужчиной, и на верхах общества. Ал-Омари пишет: «Жители этого государства не следуют, как те [в Ираке и Аджеме], установлениям халифов, и жены их участвуют с ними [мужьями] в управлении; повеления исходят от них [от обоих], как у тех, да еще более... Право, мы не видели в наше время, чтобы женщина имела столько власти, сколько имела она, да и не слышали о подобном примере за близкое нам время. Мне привелось видеть много грамот, исходивших от царей этих стран, времен Берке и позднейших. В них [читалось]: "мнения хатуней и эмиров сошлись на этом" и тому подобное».65 Словам ал-Омари приходится тем более доверять, что из семи ярлыков, выданных на имя русских митрополитов и сохранившихся в переводах, три ярлыка связаны с именем Тайдулы: «А се другой ярлык дала Тайдула царица Иоану митрополиту в лето 6670»;66 «А се четвертый ярлык Ченибекова царица Тайдула дала Феогносту митрополиту, в лето 6851». Особенно характерными являются следующие строки: «По Ченибекову ярлыку, Тайдулино слово татарским улусным [и ратным] князем и волостным и городным и селным дорогам и таможенником и побережником и мимохожим послом, или кто на каково дело пойдет, ко всем...».67
Так же средактирован и шестой ярлык от Тайдулы к Алексею митрополиту.68 Здесь мы видим полное подтверждение приведенных слов ал-Омари о том, что «повеления исходят от них [от обоих]», т. е. от хана и ханши. Такое же равноправное положение монгольской женщины отмечают и армянские источники XIII в. Упоминавшийся не раз Киракос Гандзакский пишет: «В то время как татары отдыхали на зимних своих квартирах в Армении и Албании, сириец Рабан... заявил Эльтина Хатун, жене Чармагана, правившей за нега во время его немоты...».
Дальше рассказывается, как католикос «отправился к великому двору и представился Эльтина Хатун, которая приняла его ласково и с почетом и усадила его выше всех чиновников», и как «она дала ему дары и Эль-Тамгу, ограждавшую его от всяких притеснений...».69
Об участии женщин из ханского дома в политической жизни государства рассказывает и Плано Карпини. Когда он был у великого хана Гуйюка, то видел, как ходили представляться к ханше, матери Гуйюка, которая даже от своего имени посылала гонца к русскому князю Александру Ярославичу.70 По словам Плано Карпини, «мать императора (Гуйюк-хана, — А.Я.), без ведома бывших там его людей, поспешно отправила гонца в Русию к его (Ярослава, — А.Я.) сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что, если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену». Ниже мы увидим, что женщины, принадлежавшие к Чингисову дому, принимали активное участие в курилтаях.
Примечания
1. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 7.
2. Б.Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 97.
3. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23.
4. Б.Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 112.
5. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 69.
6. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23.
7. Б.Я. Владимирцов, ук. соч., стр. 112.
8. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 76.
9. См.: Джувейни, Gibb Memorial Series, XVI, ч. I, стр. 19—20.
10. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 6, 7.
11. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 69, 70.
12. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 69.
13. К. Маркс. К критике политической экономии. Гос. Изд. полит. лит., 1938. стр. 146.
14. Рашид-а д-дин. Взято из «Материалов по истории Золотой Орды». Персидские тексты. — В. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 33.
15. Рассказ Рашид-ад-Дина рисует при Токте знакомую нам систему деления золотоордынского войска на тумены, тысячи и сотни. Сообщая эти факты, Рашид-ад-Дин добавляет, что кроме самих монголов в войске Токты были отряды из русских, черкесов, кыпчаков, маджаров и др.
16. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 210 (арабск. текст), стр. 231 (русск. перев.).
17. А.А. Кротков. К вопросу о северных улусах Золотоордынского ханства. Отдельный оттиск из: Изв. Общ. обслед. и изуч. Азербайджана, № 5, 1928, стр. 77.
18. Наиболее важные работы об этих ярлыках: И.Н. Березин. Ханские ярлыки, т. II; Тарханные ярлыки Тохтамыша, Тимур-Кутлуга и Саадет-Гирея. Казань, 1851. — В.В. Радлов. Ярлыки Тохтамыша и Темир-Кутлуга. ЗВО, т. III, вып. 1, стр. 1—40. — Ярлыки Тохтамыш-хана и Сеадет-Гирея, перев. Я. Ярцева с примеч. В.В. Григорьева. Одесса, 1844. — См. также: Несколько поправок к ярлыку Тимур-Кутлуга: ИРАН, 1918, стр. 1119—1124. — Несколько поправок к изданию и переводу ярлыков Тохтамыш-хана. Изв. Таврич. общ. ист., археол. и этнограф., т. I, 1927. — Постановка этих вопросов, конечно, была вызвана выходом в свет таких замечательных работ, как «Histoire des Mongols» D'Ohsson и «Histoire des Mongols» Quatremère, где темам социальной истории посвящено немало страниц. В 1940 г. в Istanbul'е Akdes Nimet Kurat опубликовал ряд писем и ярлыков золотоордынских и крымских ханов, в том числе и таких, которые науке не были известны. Для нашей цели особенно ценными оказались письмо золотоордынского хана Улуг-Мухаммеда к турецкому султану Мураду II от 14 III 1428 г. и тарханный ярлык Менгли-Гирей на имя Хакима Яхьи 857 г. х. (= 1453), А.Н. Кононов любезно предоставил мне свои прекрасные переводы этих материалов, за что я и приношу ему свою глубокую благодарность. Книга Akdes Nimet Kurat издана под заглавием: Topkapi Sarayi Müzesi Arsivindeki Altin Ordu, Kirim ve Türkistan Hanlarina ait Yarlik ve bitikler. Istanbul, 1940.
19. Принимать во внимание работу Р. Саблукова «Очерк внутреннего состояния Кыпчакского царства» нельзя, ибо она писалась в те годы, когда для этого было еще очень мало фактического материала. Несмотря на это, работа Саблукова для своего времени (40-х годов XIX в.) была интересна главным образом своим ответом на вопросы внутренней истории Золотой Орды, которые тогда ставились немногими историками.
20. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 111 (см. также и примечание).
21. А.Ю. Якубовский. Развалины Ургенча. Изв. ГАИМК, т. VI, вып. 2, стр. 36.
22. Термин «оглан» употреблялся в значении «царевич», т. е. член ханского дома. Как оглан-царевич он имел право на улус и, следовательно, тем самым был начальником крупной войсковой части (крыло войска или тумен).
23. И. Березин. Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева. ТВО, т. VIII, стр. 433 след.
24. M. Charmoy. Expedition de Timour-i-Lénk ou Tamerlan contre Togtamiche. Mémoires de l'Académie impériale des sciences de St. Petersbourg, VI série, tome III, стр. 245—246 (персидск., текст); стр. 422 (франц. перев.).
25. Джувейни, у к. соч.. XVI, 1, стр. 21—24. — О значении ясы для понимания крепостных отношений в период монгольской власти см.: И.П. Петрушевский. О прикреплении крестьян в Иране в эпоху монгольского владычества. Вопросы истории, 1947, № 4.
26. Мэн-хун, тр. В.П. Васильева, ТВО, т. IV, стр. 225. (Теперь установлено, что автором сочинения было другое лицо: Джао-хун).
27. Ук. соч., стр. 226.
28. В. Радлов. Ярлыки Тохтамыша и Темир-Кутлуга. ЗВО. т. III, стр. 20; см. также ярлык Менгли-Гирея 857 г. х. (= 1453).
29. Там же, стр. 1123, 1124; у В. Радлова (стр. 21) он именуется Мехмет, что одно и то же.
30. В. Радлов, ук. соч., стр. 21.
31. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23.
32. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23.
33. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 23.
34. Б.Я. Владимирцев, ук. соч., стр. 113, примеч. 6.
35. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 81.
36. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 82.
37. И. Березин, ук. соч., ТВО, т. VIII, стр. 437.
38. В. Радлов, у к. соч., стр. 21.
39. Анийская серия, № 5, стр. 32.
40. См. интересную статью А.А. Али-Заде «К истории феодальных отношений в Азербайджане. Термин "купчур"» (Изв. Акад. Наук Аз. ССР, 1943, № 5, стр. 87—102).
41. См. рукопись: ИВАН, Д — 66, л. 4246; Рашид-ад-Дин. Сборн. летоп., III, стр. 283 след.; см. статью И.П. Петрушевского «Хамдаллах Казвини как источник по социально-экономической истории Восточного Закавказья» (Изв. Акад. Наук СССР, ОООН, 1937, № 4, стр. 887 след.).
42. И.П. Петрушевский. О прикреплении крестьян к земле в Иране в эпоху монгольского владычества. Вопросы истории, 1947, 4, стр. 68, 64 след., а также стр. 69.
43. Город в Крыму, ныне называемый Старый Крым, или Солхат.
44. В. Радлов, ук. соч., стр. 21. — В переводе В. Радлова есть, конечно, спорные моменты, однако в основном перевод правилен и при учете «Нескольких поправок к ярлыку Тимур-Кутлуга» (ИРАН, 1918 стр. 1009—1024) может быть использован в качестве наиболее достоверного источника.
45. Ярлыки Тохтамыш-хана и Сеадет-Гирея. Перев. Я.О. Ярцева, введение В.В. Григорьева, Одесса, 1844.
46. Там же, стр. 2.
47. Akdes Nimet Kurat, ук. соч., стр. 64.
48. Рашид-ад-Дин, изд. A. Blochet, GMS, XVIII, 2, стр. 312 след.; А. Якубовский. Восстание Тараби в 1238 г. Труды Института Востоковедения, т. XVII, 1936, стр. 115.
49. В. Радлов, ук. соч., стр. 21.
50. На термин «икинчи» в поэме «Хосров и Ширин» Кутба, написанной на тюркском языке, обратил мое внимание А.Т. Тагирджанов, за что приношу ему благодарность.
51. См.: Glossarium к сочинению Белазури «Книга завоеваний стран» («Китаб футух ал-булдан»), изд. De Goeje, 1863—1868, стр. с84. — А.Ю. Якубовский. Об испольных арендах в Ираке в XIII в. Сов. Востоковед., IV, стр. 174 след.
52. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 91 (арабск. текст), стр. 114, 122 (русск. перев.).
53. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 140 (арабск. текст), стр. 162 (русск. перев.).
54. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 213 (арабск. текст), стр. 234 (русск. перев.).
55. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 210 (арабск. текст), стр. 231 (русск. перев.).
56. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 213 (арабск. текст), стр. 235 (русск. перев.).
57. В.Г. Тизенгаузен. ук. соч., т. I. стр. 219 (арабск. текст), стр. 241 (русск. перев.).
58. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 211 (арабск. текст), стр. 232 (русск. перев.).
59. D'Ohsson, т. IV, стр. 430—431.
60. Akdes Nimet Kurat. ук. соч., стр. 64.
61. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I. стр. 288.
62. Плано Карпини и В. Рубрук. ук. соч., стр. 78.
63. У Джувейни при описании организации войска отмечено, что согласно нее женщины, оставшиеся во время похода в обозе или дома, выполняли все обязанности мужчин. См.: Джувейни. CM, XVI, I, стр. 22.
64. И. Березин, ук. соч., стр. 412.
65. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. 1, стр. 208—209 (арабск. текст), стр. 229 (русск. перев.).
66. М.Д. Приселков. Ханские ярлыки русским митрополитам, стр. 57.
67. М.Д. Приселков, ук. соч., стр. 59.
68. М.Д. Приселков, ук. соч., стр. 61.
69. К.П. Патканов. История монголов по армянским источникам, вып. 2, стр. 61—63.
70. Плано Карпини и В. Рубрук, ук. соч., стр. 57.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |