Глава пятая. Распад Золотой Орды
|
«О конечном запустении Златыя Орды; и о царе ея, и о свободе, и величестве Русския земли, и чести». Казанский летописец. |
Выше мы видели, что последние годы жизни Едигея были для него очень печальны. Смуты в Золотой Орде принимали все более хаотический характер, когда трудно даже установить, кого из соперничающих ханов надлежит признать действительно руководящей фигурой. По сути Золотая Орда перестала быть единым государством с центральной властью, которой подчинялись бы все татарские улусы. В известной мере можно было бы сказать, что Золотой Орды в прежнем смысле уже не было, остались лишь одни татары, татарские улусы, возглавляемые ханами из дома Бату или Шейбана, т. е. из Золотой Орды или Белой Орды. Едигей был последним из золотоордынских правителей, кто не только стремился, но одно время и на деле осуществлял былое великодержавие татарской власти в Восточной Европе. Со времени борьбы с Тимур-ханом и Джелал-ад-дином, т. е. с 1411—1412 гг., кончились и для Едигея возможности вести великодержавную политику. Татары перестали быть могущественным государством, но еще оставались силой, которая способна была беспокоить культурных соседей — Русь, Литву и Польшу.
Золотая Орда в эти годы смуты и политической анархии, почти хаоса, все больше теряла свои позиции в оседлых, земледельческих районах. Хорезм при Улугбеке, как мы видели выше, ушел второй раз из рук золотоордынских ханов, и на этот раз навсегда. Хорезм был богатейшей и культурнейшей областью с высокоразвитым сельским хозяйством, большими торговыми городами и, главное, с огромной местной и транзитной торговлей. Через Хорезм проходили караванные пути в Среднюю Азию, Иран, Монголию и Китай. Переход Хорезма в руки Тимуридов ставил крест на той торговле, которую, по-видимому, собирался возродить Едигей и которая в дотимуровские времена была одним из главных источников богатства ханской казны и золотоордынских купцов.
Приведенные выше свидетельства венецианских путешественников — Иосафато Барбаро (1436 г.) и Амброзио Контарини (1476 г.) — определенно указывают, что поволжские города после разгрома их Тимуром в 1395 г. совсем не оправились. Да и как могло золотоордынское Поволжье оправиться в обстановке постоянных столкновений, боев и перемен власти? Нечто подобное, в меньшей мере, переживал и Крым, часто переходивший от одного хана к другому.
В связи с падением городской жизни и упадком земледелия в культурных областях не мог в эти годы не усилиться и кочевой сектор Золотоордынского государства. Именно в этой обстановке и подняли головы вожди отдельных мелких татарских улусов. Центробежные силы в степи осуществлялись прежде всего через стоящих во главе их царевичей чингисидова рода. Не трудно представить, как эта взаимная борьба отражалась на самом процессе государственного управления, на «нормальном» ходе поступлений с селений и городов в Булгаре, нижнем Поволжье, Северном Кавказе и Крыму. Нельзя пройти мимо тех изменений, которые должны были произойти в обстановке распада еще недавно могущественной татарской державы. Золотоордынские ханы прочно держались традиций, выработанных их более счастливыми в смысле власти предками XIII и XIV вв. Соперничающие ханы несомненно имели при своих дворах таких же чиновников, как и их могущественные предшественники — Токта, Узбек, Джанибек. Дошедшие до нас ярлыки конца XIV в. определенно на это указывают. Сама по себе степь давала меньше доходов ханской казне, чем подвластные города и селения земледельцев.
Власть на любой части Золотой Орды оценивалась прежде всего по тому, что мог такой правитель получить с подвластных ему городов и селений. К доходным статьям относили татарские правители и набеги против русских, литовских, польских пограничных владений. Пока в Золотой Орде была твердая власть ханов, население более или менее знало тяготы и платежи. В периоды же смут и феодального хаоса никто не знал, что, когда и кому он должен платить. Земледельческие области переходили из рук в руки. Междоусобная борьба разрушала производительные силы, население беднело, продукция труда крестьян и ремесленников уменьшалась, а требования сменяющихся правителей росли. А между тем экономика переживала кризис. Торговля перестала носить транзитный характер: через Поволжье и Хорезм уже не проходили, как прежде, караваны в Китай. Ремесла были в полном упадке и питали только местные рынки. В общем производительные силы Золотой Орды, искусственно питаемые и поддерживаемые насильственными мероприятиями золотоордынских ханов (например, переброска из покоренных стран и городов пленников: ремесленников, мастеров, художников и т. д.) во второй половине XIII и XIV в., пришли в XV в. в полное расстройство благодаря непрерывным смутам. В такой обстановке недовольное население могло желать только длительной и прочной власти, причем выход из создавшегося положения видело в образовании на своей территории самостоятельного владения.
Чтобы понять самый ход политических событий в Восточной Европе в связи с распадом Золотой Орды, следует хотя бы в самых кратких чертах представить — как относились к Золотой Орде соседние с ней государства. Средняя Азия, как известно, находилась в течение всего XV в. в руках Тимуридов, причем мало интересовалась татарами юго-восточной Европы и все свое внимание сосредоточивала на отношениях с белоордынскими кочевниками — узбеками. Основная задача Тимуридов, начиная с Улугбека (1409—1449), заключалась в том, чтобы предохранить оседлые области от набегов, Тимуриды, если исключить неудачную активную политику Улугбека против Борак-хана в 20-х годах XV в., наступательной линии против Ак-Орды не вели, а только более или менее удачно до конца XV в. оборонялись.
Иное дело — западные и северо-западные соседи Золотой Орды. Москва, Литва и Польша были уже не те, что в XIV в. Первая выросла экономически и культурно, причем в значительной мере уже ликвидировала феодальную раздробленность на Руси. Рост ее производительных сил нам уже приходилось отмечать в предшествующей, т. е. четвертой главе. Вместе с ростом производительных сил, а также общественным и политическим развитием Москва в первой половине XV в. начала держать себя активно в отношении к татарам, присматривалась к слабым сторонам татарской политической жизни и искала возможности использовать их в своих интересах.
Московские дипломаты умели заключить союз с кем-нибудь из соперничающих ханов и с помощью такого своего союзника ослабить более опасного соседа. После смерти Димитрия Донского все его преемники — Василий I, Василий Темный, Иван III, — один лучше, другой хуже, но все неизменно вели курс на полное освобождение от татарской зависимости. Выше уже указывалось, что если бы Литва не ставила себе целей захвата чисто русских земель, не заключала бы ради этого союзов с татарскими ханами и поддержала бы Москву в ее борьбе с Золотой Ордой, то татарский вопрос был бы разрешен в Восточной Европе значительно раньше. Но дело все в том, что Витовту татары в период распада Золотой Орды были полезны. Конечно, он не хотел восстановления могущественной Золотой Орды эпохи Узбек-хана, однако татарские враждующие улусы были ему на руку, так как в их составе всегда можно найти ярых охотников до грабительского набега на московские области. Ниже мы будем иметь возможность убедиться, насколько сильна была эта линия поведения в литовско-татарских отношениях. Такова же по существу была и точка зрения господствующего класса тогдашней Польши.
Еще до смерти Едигея (в 1419 г.) власть в Золотой Орде захватил четвертый сын Тохтамыш-хана — Джаббар-Берди. Согласно Абд-ар-Реззаку Самарканди, произошло это в 1416 г.1
Джаббар-Берди вел энергичную борьбу и пал в битве в 1417 г.2 Деятельность Джаббара-Берди отмечается источниками главным образом в юго-западных районах Восточной Европы. Точной даты смерти его мы не имеем, Шпулер предполагает, что она относится к тому же 1419 г., когда умер и Едигей.3
После смерти Едигея мы видим в Орде несколько соперничающих ханов. Среди них прежде всего следует отметить Улуг-Мухаммеда, имя которого в русских летописях встречается долго, до конца 60-х годов XV в., и который считается основателем казанского ханства. Улуг-Мухаммед был почти с самого начала своей власти в хороших отношениях с Витовтом и не раз помогал ему своими отрядами. Одним из его ранних соперников был Давлет-Берди, имя которого так же часто мелькает в источниках в 20-х годах XV в.
Большое значение в жизни татарских степей — или, как их все еще восточные хроникеры по старине именовали, Дешт-и-Кыпчак — имело появление кочевников из районов Западной Сибири во главе с узбекским ханом Бораком. Абд-ар-Реззак Самарканди рассказывает, что в конце месяца Раби I (т. е. во второй половине апреля) 1419 г. в Самарканде при дворе Улугбека появился бежавший из узбекской степи (Ак-Орда) царевич Борак.4 Улугбек хорошо принял царевича и сделал все, чтобы помочь ему в деле захвата власти в Узбекском Улусе. Улугбек вел ту же политику, что в свое время вел Тимур по отношению к Тохтамышу, т. е. рассчитывал превратить Борак-оглана в своего ставленника, в орудие своей политики. Результаты этой помощи были те же, что и в случае Тимура и Тохтамыша. Борак-оглан, став Борак-ханом. быстро забыл, чем обязан Улугбеку, и повел самостоятельную политику, которая на Сыр-дарье была прямо направлена против интересов Мавераннахра.5 В 20-х годах XV в. восточные источники отличаются некоторой осведомленностью в делах Золотой Орды, что объясняется обменом послами между Шахрухом (1404—1447) и Улуг-Мухаммедом, которого Абд-ар-Реззак Самарканди именует Мухаммед-ханом. В 1421 г. к Улуг-Мухаммеду пришел от Шахруха из Карабага Султан-Кушчи, которого золотоордынский хан принял весьма приветливо, о чем посол и сообщил Шахруху. В следующем, 1422 г. пришли в Герат к Шахруху и ответные послы Улуг-Мухаммеда — Алим-шейх-оглан и Пулад. Послы, обменявшись богатыми дарами с Шахрухом и выполнив соответствующие любезности,6 вернулись в том же году ко двору золотоордынского государя. О чем они говорили, нам не известно. Самый факт сношений Улуг-Мухаммеда на Западе с Витовтом и на Востоке с Шахрухом указывает, что одно время положение его в Золотой Орде было руководящим, хотя у него и были соперники. Однако благоденствие Улуг-Мухаммеда продержалось недолго. В 1423 г., согласно тому же Абд-ар-Реззаку Самарканди, Шах-рух в Бадгисе, где он проводил лето, получил известие, что Борак-хан разгромил войска Улуг-Мухаммеда и, захватив его владения, объявил себя ханом.7
Характерно, что разбитый Улуг-Мухаммед бежал в Литву, где искал убежища и помощи у Витовта. Улуг-Мухаммед появился при дворе Витовта в конце 1424 г.8 Еще до бегства в Литву Улуг-Мухаммеда бежал из степи на север, в сторону Рязани,9 другой разбитый татарский хан, сын Тохтамыша, вышеупомянутый Кепек-хан, который в течение более чем десятилетия безуспешно боролся если не за золотоордынский престол, то во всяком случае за независимость своего улуса.
Борак-хан разбил еще одного хана — вышеупомянутого Давлет-Берди, который вместе со своей ордой откочевал в Крым. Это перемещение, как мы видели ниже, имело впоследствии огромное значение, поскольку его родственник Хаджи Гирей в 1449 г. явился официальным основателем крымского ханства. Улуг-Мухаммед, отсидевшись у Витовта, сумел вновь собрать силы и, по-видимому, не без помощи дружественно настроенного к нему великого князя вернул себе положение в степи. Во всяком случае ему удалось отвоевать у Борак-хана Сарай.10 Таким образом вновь на некоторое время Улуг-Мухаммед становится в значительной части татарской степи наиболее влиятельным из соперничающих ханов. Что же касается Борак-хана, то его власть не продержалась более 5 лет. По словам Абд-ар-Реззака Самарканди, он был убит в Могулистане в сражении рукой Султан-Махмуд-оглана в 832 г. х. (= 1428—1429).11 По другой версии, приведенной у Гаффари, он был убит на год раньше, в 831 г. х. (= 1427—1428), причем не в сражении, а в результате заговора эмиров.12
Характерно, что события этих лет дошли и до Египта, где, согласно старой традиции, продолжали интересоваться золотоордынскими делами. Ал-Айни рассказывает, что весной 1427 г. пришло письмо от захватившего Крым Давлет-Берди. Лицо, посланное с письмом, сообщило, что в Дешт-и-Кыпчак продолжается смута, что там три правителя оспаривают друг у друга власть. «Один из них, по имени Даулет-бирди, овладел Крымом и прилегающим к нему краем; другой, Мухаммед-хан, завладел Сараем и принадлежащими к нему землями, а третий, Борак, занял земли, граничащие с землями Тимурленка».13 Для понимания событий, связанных с борьбой Улуг-Мухаммеда и Борака, большое значение имеет письмо хана Улуг-Мухаммеда к турецкому султану Мураду II от 14 марта 1428 г. В этом письме он сообщает, что сношения, которые были у его предшественников с Турцией, были прерваны из-за смуты Борака, который временно захватил власть в Дешт-и-Кыпчак. Теперь же, по словам Улуг-Мухаммеда, его войско победило «и обратило в бегство Борака и Мансура». Таким образом, из письма ясно, что падение власти Борак-хана в Золотой Орде произошло до 14 марта 1428 г., однако о смерти Борак-хана Улуг-Мухаммеду еще не было известно, иначе он непременно бы сообщил об этом в своем письме Мураду Невероятнее всего, что Борак был убит вскоре после своего поражения, на что и указывают сведения, сообщаемые упомянутыми выше историками.
Известие это вполне совпадает с данными других источников. Верно сообщение и о Борак-хане, так как действительно незадолго до отправления письма в Египет он захватил Сыгнак и пограничный с Мавераннахром район реки Сыр-дарьи. Самый факт — письмо Давлет-Берди к мамлюкскому султану в Египет — указывает, что Крым был в это время в сношениях с ним, что легко объясняется большой торговлей, которую вели крымские города, особенно Кафа, находящаяся в руках генуэзцев, со странами, расположенными по берегам Черного и Средиземного морей. По-видимому в связи с этими сношениями и находится перенос моровой язвы, точнее чумы, которая началась в Дешт-и-Кыпчак, по данным ал-Макризи, в 1428 г. и продолжалась до 1430 г. Чума эта захватила Крым, перекинулась в Западную Европу и дошла до Египта,14 повсюду неся смерть.
Вернемся однако к Улуг-Мухаммеду (Мухаммед-хану). Не без поддержки Витовта он вторгся в Крым, намереваясь отнять его у Давлет-Берди. По-видимому Улуг-Мухаммеда поддерживали в Крыму родственники Едигея и члены дома Ширин, Положение Улуг-Мухаммеда резко ухудшилось после смерти Витовта в 1430 г. В самой Литве единство, установленное твердой рукой покойного князя, нарушилось и начались раздоры между двумя группировками. У Свидригайло, преемника Витовта, оказался соперник в лице Зигмунда, сына Кейстута. Что побудило Улуг-Мухаммеда порвать с Свидригайло, сказать трудно, во всяком случае остается фактом, что в 1433 г. он его оставил и примкнул к группировке Зигмунда.15 По-видимому литовские князья настолько привыкли иметь союзников в лице татар, которые были бы проводниками их влияния в Орде и орудием в их борьбе с Москвой, что Свидригайло стал поддерживать нового претендента на руководящую роль в Дешт-и-Кыпчак. Этим претендентом и оказался Саиид Ахмед, также сын Тохтамыш-хана.
Еще во второй половине 20-х годов успехи Улуг-Мухаммеда, особенно после его победы над Борак-ханом, были так велики, что казалось — вот-вот он сумеет подчинить своей воле всех соперничающих с ним ханов. Однако преодолеть центробежные силы было невозможно; ни Литва, ни тем более Русь не желали укрепления Золотой Орды. Характерно, что Василий Темный, который хорошо осведомлен был в делах Орды, быстро признал Саиид Ахмеда, дабы ослабить враждебного ему Улуг-Мухаммеда. Вместо возрожденной центральной ханской власти вновь наступил политический хаос, в котором действовали одновременно несколько соперников — Улуг-Мухаммед, Саиид Ахмед и новый претендент Кичик-Мухаммед, сын Темир-хана. В этом водовороте центробежных сил положение Улуг-Мухаммеда ухудшалось с каждым месяцем. Зигмунд не оказался столь влиятельным и надежным другом, как Витовт, да и литовские дела требовали сближения Зигмунда с Свидригайло, что и привело к изоляции Улуг-Мухаммеда. Дела же Саиид Ахмеда шли в гору, особенно после захвата им города Старого Крыма. Одним словом, под давлением успехов соперника Улуг-Мухаммед (в транскрипции русских летописей Махмет, Улу-Махмет) должен был покинуть Дешт-и-Кыпчак и уйти на верхнюю Волгу, где и захватил в 1437 г. город Белев. Однако города ему не удалось удержать, так как русские войска, собранные Василием Темным, разбили татар под Белевым в 1438 г.16
Здесь мы подходим к одному из интересных моментов распада Золотой Орды. В русской историографии долго существовала традиция считать, что в 1437—1438 гг. Улуг-Мухаммед захватил Казань17 и положил начало казанскому ханству.
В.В. Вельяминов-Зернов в своей капитальной и до сих пор недостаточно оцененной и использованной работе «Исследование о Касимовских царях и царевичах» оспаривает, что основателем Казанского ханства нужно считать Улуг-Мухаммеда, и утверждает, что достоверным годом основания Казанского царства является лишь 1445 г., когда, согласно ряду летописных сведений, Казань была захвачена сыном Улуг-Мухаммеда Махмутеком.18 Согласимся ли мы с В.В. Вельяминовым-Зерновым или нет, остается фактом, что Улуг-Мухаммед жил вблизи Московского государства и причинял в эти годы Москве большие неприятности. Так, в 1439 г. он пожег предместия Москвы, простояв у стен последней десять дней.19 Через несколько лет мы видим его у Нижнего Новгорода. Весной 1445 г. он отправил против Василия Темного двух своих сыновей — Юсуфа, которого русская летопись именует Якубом, и Махмутека. 7 июля 1445 г. произошла битва у Ефимьева монастыря; Василий Темный был не только разбит, но и захвачен в плен. В плену он был, впрочем, недолго: Улуг-Мухаммед отпустил его домой за огромный выкуп уже 1 октября того же года.
Так или иначе, но уже в первой половине XV в. мы видим отпадение от Золотой Орды двух наиболее богатых и культурных областей — Крыма и Болгар. Отпадение это является завершением той игры центробежных феодальных сил, которая в свой круговорот захватила полукочевых и кочевых феодалов в лице огланов (царевичей), ханов, эмиров и других влиятельных лиц. Основание Крымского и Казанского ханств означало, что Золотая Орда превращалась почти целиком в кочевое государство. У нее оставалось теперь, да и то временно, сильно пострадавшее Поволжье от Куйбышева до Астрахани. По сути дела это была единственная земледельческая и городская база Золотой Орды. Вспомним, что в период расцвета у Золотой Орды, кроме болгарского владения и Крыма, был и богатейший в отношении сельского хозяйства и городской жизни Хорезм. Феодальные смуты, приводя к отрыву всех этих областей от Золотой Орды, превратили последнюю в явную помеху для дела развития не только Руси, Литвы и Польши, но и для трех оторвавшихся областей — Хорезма, вошедшего в состав тимуридских владений, Крымского и Болгарского, или Казанского, царств. В исторической науке принято считать эти царства или ханства продолжениями Золотой Орды и называть их татарскими. В отношении Крыма это в значительной мере соответствует действительности, хотя в XV в. татары в основной своей массе были кочевниками. Что же касается крымского крестьянства, и особенно городского населения, то здесь была значительная этническая пестрота. В городах было много армян, греков, евреев, имелись и колонии европейцев, особенно генуэзцев и венецианцев, и русских. Состав же земледельческого населения нами еще не достаточно изучен в этническом отношении, чтобы дать точный перечень населения. Кочевников-татар, в состав которых входили кроме монгол и кыпчаки, было в Крыму, конечно, уже не мало, и по-видимому XV в. и есть то время, когда некоторые их группы (преимущественно беднейшие слои) начали переход на оседлый труд земледельцев (главным образом, огородников и садоводов). Иначе дело обстоит с Болгарским, пли Казанским, царством (ханством). Страна эта исстари, по крайней мере с X в., была страной земледельческого уклада. Крестьянский труд был основой экономической и культурной жизни. Болгарская область поставляла в течение всего раннего Средневековья хлеб в Нижнее Поволжье и в обширные кыпчакские степи. Болгарское население оставалось мало затронутым монгольским влиянием как в этническом, так и культурном отношении в период XIII—XIV и первой половины XV в. Напротив того, не только хозяйственно, но и культурно Болгары и их население оказывали влияние на города Нижнего Поволжья и степь. Нельзя конечно отрицать — за два с небольшим века татарской власти — некоторого внедрения кыпчакско-монгольских элементов в состав населения Болгарской области, однако антропологические данные дают в этом вопросе весьма слабые показатели. Следовательно, образование Казанского царства нельзя рассматривать как образование ханства татарского. Только династия да войско были татарскими и пришлыми. Что касается народа, то он в основной своей массе оставался аборигенного болгарского происхождения, хотя и подвергался постоянному влиянию кыпчакско-татарского языка. Таким образом с точки зрения внутренней истории Болгарской области образование Казанского ханства должно рассматриваться как полное покорение болгарского народа пришедшим татарским улусом во главе с Улуг-Мухаммедом или его сыном Махмутеком в 1437 или 1445 г. Казанское ханство было ближе, крымское, основанное Хаджи Гиреем в 1449 г., — дальше от Москвы. Естественно, что с Казанским ханством дружить было трудно, оно стояло у самых границ Московской Руси и с ним нужно было вести борьбу; другое дело—Крым, его можно было использовать временно в качестве союзника и даже орудия в чисто русских интересах. Этими соображениями и будет руководствоваться в своей политике Василий Темный и особенно Иван III.
Распад Золотой Орды выразился не только в указанном отрыве наиболее культурных областей и образовании из них самостоятельных царств, но в появлении специальных татарских вассальных княжеств на территории Руси и подвластных Литве русских землях: мы имеем в виду княжество Касимовское, вассальное Москве, и маленькое княжество Jagoldai, расположенное в Курской области, вассальное Литве и образованное около 1438 г.20 Второе оказалось достаточно эфемерным, что же касается первого, то оно просуществовало долго, более 200 лет, и оставило значительный след на территории, где оно сложилось. Несколько слов из его истории.
Образование Касимовского княжества связано с именем Касима, брата Махмутека, сына Улуг-Мухаммеда. В 1446 г. Касим вместе со своим другим братом Якубом (настоящее его имя Юсуф) пришли со своими отрядами к Василию Темному, спасаясь от преследований Махмутека. В течение шести лет они были на службе у московского великого князя с своими отрядами. Служба их оказалась верной и полезной Москве. Согласно В.В. Вельяминову-Зернову, авторитетному исследователю этого вопроса. Василий Темный и передал Касиму в 1452 г. Городец, или Мещерский городок, лежащий на Оке в Рязанской области.21 Впоследствии городок этот был переименован в Касимов, по имени основателя вассального Москве владения. Что заставило Василия Темного пойти на этот весьма решительный и в известной мере опасный шаг? Местность вокруг Мещерского городка была заселена, главным образом, мордвой и мещерой, племенами отсталыми, пребывающими в большинстве своем в язычестве, частично исповедующими ислам. По словам В.В. Вельяминова-Зернова: «Тут был прямой расчет: царька, родственника хана Казанского, всегда, когда угодно, можно было напустить на Казань, не принимая на себя ответственности в его поступках; с его же помощью не трудно было поддерживать междоусобия и беспорядки в стране, подобной ханству Казанскому, где, как и во всех остальных землях Татарских, права на престол не были точно определены и где всякий царевич, лишь бы он имел поддержку и партию, был в силах заявлять притязания на верховную власть. Царек, выждав благоприятную минуту, мог даже взобраться на престол Казанский, и тогда русские приобретали в лице его соседа, более податливого и менее опасного, чем другие ханы».22
Ценные соображения об основании Касимовского княжества высказаны К.В. Базилевичем в его интересной статье «Ярлык Ахмед-хана Ивану III». По словам К.В. Базилевича: «Назначение татар Мещерского городка состояло в охране подступов к нижнему течению Оки, чему в высокой степени помогло выгодное положение этого укрепленного пункта. В случае нападения татар на Рязань или подхода их к Оке между Коломной и Калугой, Касимовские татары могли перерезать пути на Дон и Волгу».23
Вернемся однако к Дешт-и-Кыпчак, к тому, что происходило там. Хозяином положения в 40-х годах XV в. в степи был Саиид Ахмед. Со своими западными соседями, с Литвой и Польшей, он был в плохих отношениях, и Шпулер, который исследовал литовско- и польско-татарские отношения, отмечает, что Саиид Ахмед делал на них систематические набеги. Таковы походы Саиида Ахмеда на Подолию и Львов в 1442 г., на Литву в 1444 г. и опять на Подолию в 1447 г.24 Особенно сильный удар нанесен был Литве в 1449 г., когда Саиид Ахмед помог мятежному литовскому царевичу Михалушке — внуку Кейстута — занять Киев.25 Литва в это время была объединена с Польшей и имела с 1447 г. общего с ней государя Казимира IV.
Несмотря на то, что уже начиная с 20-х годов XV в., со времен Давлет-Берди, Крым желал самостоятельности, каждый крупный из соперничающих ханов, будь ли это Улуг-Мухаммед или Саиид Ахмед, стремились не выпустить из рук своих Крыма. Однако сепаратистские тенденции Крыма были в это время очень велики. Что собственно могло связывать Крым с Золотой Ордой, когда фактически от прежнего государства с его большими торговыми оборотами осталась только наиболее отсталая кочевая часть? Казимир IV явно искал Саииду Ахмеду в Орде если не соперника на ханский титул в Дешт-и-Кыпчак, то во всяком случае недруга, который всегда мог быть ему опасен. Такого он и нашел в Крыму в лице Хаджи Гирея, уже держащего там фактическую власть, но официально еще не провозгласившего себя независимым крымским ханом. Не без поддержки Казимира это провозглашение и состоялось в 1449 г.26
В 50-х годах мы наблюдаем набеги Саиида Ахмеда не только на Литву, но и на Москву. Известен поход этого хана в 1451 г. против Москвы, причинивший большое разорение ближайшим окрестностям города. Во время одного из своих походов против Литвы, а именно в 1455 г., Саиид Ахмед сразился с киевским князем Семеном Олельковичем. В сражении этом он был разбит и даже взят в плен. Только в 1457 г. ему удалось бежать из плена. В 1459 г. мы видим Саиида Ахмеда уже во главе татарского войска против русских на Оке, однако поход этот не принес татарам никакой пользы, как и поход следующего, 1460 г. против Рязани.
Обстановка международных отношений в Восточной Европе стала складываться против жадного до грабительских походов золотоордынского хана. Василин Темный и Казимир IV прекрасно понимали, что момент был весьма благоприятен для союза и совместных действий против татар. Однако этого фактически не произошло, так как крымский хан Хаджи Гирей обещал поддержать в 1461 г. притязания Казимира IV на Великий Новгород, что не могло не столкнуть его с московским князем Василием Темным.27 В 1462 г. умер Василий Темный и на московский престол вступил Иван III, проводивший умную и весьма энергичную политику в отношении татар Большой или Великой Орды, как по большей части называли в XV в. русские источники татарскую Орду в Дешт-и-Кыпчак. Иван III прекрасно понимал, что его ближайшим врагом является Казанское ханство, которое должно быть как можно скорее уничтожено, однако главным врагом по-прежнему считал степь. Последним большим набегом на Москву со стороны Саиид Ахмеда надо считать его поход 1465 г. Поход этот, так же как и предыдущие, был неудачей, так как к сильному удару русских присоединилось нападение войск Хаджи Гирея со стороны Крыма. Трудно сказать, согласовано ли было нападение крымского хана. По-видимому, нет. Объективно же оно оказало помощь Москве. После неудачного похода на Русь в 1465 г. Саиид Ахмед сходит с исторической сцены, уступив свое место новому претенденту на ханский престол в Великой Орде — Ахмеду, сыну Кичик-Мухаммеда, наиболее энергичному среди ханов, соперничавших в Дешт-и-Кыпчак в XV в. Однако как ни энергичен был хан Ахмед, вся его политика, как мы увидим ниже, была совершенно бесперспективна, ибо соотношение сил Руси и Великой Орды было явно в пользу Москвы.
Москва становилась богатым и сильным государством, успешно преодолевающим феодальную раздробленность, накапливающим военные силы, способные нанести поражение даже более серьезному врагу, чем татары периода полного упадка Золотой Орды. Москва вела в это время и умную политику, в частности умела использовать вражду крымского хана с Великой Ордой. В 1466 г. умер Хаджи Гирей, основатель знаменитой крымской династии Гиреев. Первые два года власть в Крыму была в руках у Нур-Давлета, сына Хаджи Гирея. Однако у него оказался энергичный соперник в лице родного брата Менгли Гирея. Нур-Давлет долгое время вел борьбу против брата в Крыму, а затем вынужден был бежать в Литву, откуда перебрался на Русь.28
Здесь он прожил долгое время, служил честно Ивану III и умер около 1491 г.29 Источники указывают, что он не раз принимал участие в борьбе с Ахмед-ханом на стороне русских, за что и был поставлен в 1486 г.30 князем касимовским, или, как тогда чаще говорили, князем городецким. Между прочим, Нур-Давлет был не раз упоминаем в переписке Ивана III с крымским ханом Менгли Гиреем, причем московский государь не забывал подчеркивать, что старается сделать Менгли Гирею угодное, поэтому и содержит его братьев «Нардоулата и Айдара (Хайдара, —А.Я.) с немалым убытком для казны своей».31 В биографии Нур-Давлета, однако, есть еще темные места, которые надо выяснить.
Дипломатическая переписка Ивана III с Менгли Гиреем была умным и выгодным для Москвы шагом. Весьма интересным и показательным в этом отношении является посольство в Крым к Менгли Гирею боярина Микиты Васильевича Беклемишева в 1474 г. для заключения союза против хана Ахмеда и Казимира IV.32
Иван III явно перетягивал его на свою сторону, в противовес Литве и Польше, которая теряла все свои позиции в Крыму. Менгли Гирей был несомненно умным и энергичным ханом, сумевшим прочно взять крымские дела в свои руки. Генуэзские колонии не могли не привлекать особого внимания Менгли Гирея, особенно Кафа — центр генуэзской торговли в Крыму. Время с 1474 по 1478 г. — наиболее темное и спорное в истории Крымского ханства.
Бесспорными являются события 1469 г., сведения о которых опираются на документальный материал.33 Так, на основе письма от 18 Раби II 874 г. х. (= 25 октября 1469 г.) Менгли Гирея к турецкому султану Мухаммеду II34 ясно, что в том же году войска турецкого султана под командой Якуба напали и ограбили Кафу.
Следующее письмо Менгли Гирея, датированное 15 февраля 1475 г., на имя одного из вельмож того же турецкого султана дает весьма интересные, но не совсем ясные данные. В 1475 г. кто-то захватил Кафу и посадил Менгли Гирея в темницу. Турецкое войско во главе с Кедюк Ахмед Пашой в самом начале 1475 г. освободило Менгли Гирея35 и подчинило Кафу себе, лишив ее независимости. Кто же мог посадить Менгли Гирея в темницу?
Нет никаких оснований считать, что это были турки-османы, так как они высадились в Крыму и захватили Кафу уже после того, как Менгли Гирей был посажен; нет также никаких данных думать, что Менгли Гирея посадили генуэзцы, это было им не по силам. Можно высказать предположение, что Менгли Гирей был посажен в темницу в Кафе главным своим врагом, Ахмед-ханом, который и захватил вместе с Крымом и торговый генуэзский центр. Остается неясным, что было с Менгли Гиреем после его освобождения из темницы в Кафе.
Старая историческая традиция, опирающаяся на восточные повествовательные источники, уводила Менгли Гирея в Турцию ко двору Султана Мухаммеда II, откуда он только в 1478 г. появился в Крыму в качестве восстановленного крымского хана, но уже вассала Турции. В эту схему прекрасно между прочим укладывается сообщение русской летописи (Воскресенской) о событиях в Крыму 1475—1476 гг. Летописец сообщает, что в 1475 г. турки захватили Крым и Кафу и стали хозяевами в стране, поставив от себя ханом Менгли Гирея. Под 1476 г. тот же летописец сообщает, что на Крым напал Ахмед-хан и подчинил его себе, прогнав Менгли Гирея.36 Не убежал ли он тогда в Турцию? Известно, что Ахмед поставил в это время в качестве своего ставленника правителем Крыма Джанибека, в русской транскрипции Зенебека. Имеются все основания считать, что Джанибек от имени Ахмед-хана и управлял Крымом в 1476—1478 гг. Во всяком случае об этом говорят русские источники.37 Этот факт между прочим отмечает и К.В. Базилевич, рассказывая о русском посольстве в Крым в 1477 г., причем адресатом был Джанибек.
В связь с этими неудачами Менгли Гирея в Крыму и нужно поставить посольство 1476 г. хана Ахмеда к Ивану III. В Москве явился ханский посол по имени Бочюк, вместе с ним — купцы со многими товарами, преимущественно конями. Посол потребовал личного приезда Ивана III в ханскую ставку, что уже само по себе звучало как давно забытый пережиток и не могло не задеть чести русского государя. Иван III, конечно, ехать отказался и послал вместо себя Бестужева в качестве посла. К.В. Базилевич, говоря о посольстве 1476 г., высказывает следующие соображения: «Есть все основания полагать, что причиной вызова великого князя был отказ в уплате "выхода"».38 Положение свое автор аргументирует весьма серьезно. Мы не собираемся его опровергать. Конечно, это сыграло огромную роль, однако дело было не только в «выходе», которого не хотел давать Иван III, а и в том, что трудно было найти более благоприятный момент для нажима на Ивана III, чем 1476 г., когда главный союзник Ивана III, Менгли Гирей, перестал быть хозяином Крыма и вынужден был искать покровительства и защиты в Турции.
Как и при каких обстоятельствах вернулся Менгли Гирей в Крым в качестве вассального Турции крымского хана, — мы не знаем. Одно ясно: османской Турции было выгодней держать в качестве вассалов Гиреев, чем ставленников хана Большой Орды, т. е. хана Ахмеда.
Возвращение Менгли Гирея к власти в Крыму в качестве вассала Турции произошло по-видимому в 1478 г.39 Едва ли тогда современники могли правильно оценить историческое значение этого факта. Едва ли кто-нибудь мог предвидеть, какую печальную роль в истории Крыма в позднем Средневековье сыграет османская Турция. Впрочем в XV в. вассальное состояние крымского хана мало сказалось на его политике в Восточной Европе. Силою вещей крымский хан должен был пойти в союзе с Москвой против Большой или Великой Орды хана Ахмеда и против Казимира IV. Иван III был хорошо осведомлен о положении дел на юге и, учитывая дальнейший ход событий, вел через своего посла Ивана Звенеца соответствующие переговоры с Менгли Гиреем,40 второй раз занявшим ханский престол в Крыму. Параллельно шли переговоры о союзе и у другой стороны. Ахмед-хан и Казимир IV явно готовили совместное нападение на Московскую Русь.
К.В. Базилевич в своей не раз упоминавшейся статье правильно объясняет политическую обстановку в Восточной Европе в начале 1480 г. «Окончательное уничтожение самостоятельности Новгорода в 1478 г., — пишет он, — вызвало новую активизацию враждебных России сил».41 Против Москвы собралась огромная коалиция, в которую вошли Казимир IV, Ахмед-хан, Ливонский орден и немецкие города Прибалтики.42 Стоит ли говорить о том, как велика была опасность, нависшая над молодым Русским государством. Ливонский орден и немецкие города хотя и отвлекли часть русских сил, однако были отбиты с большим для себя уроном, особенно магистр под Псковом. У Казимира IV появились осложнения в самой Литве, а также реальные угрозы со стороны Менгли Гирея, который набегами своих отрядов держал в страхе Подолию. Эти осложнения настолько связали руки Казимиру IV, что он не имел возможности начать активные действия совместно с Ахмед-ханом, когда последний выступил в свой известный поход против Москвы в 1480 г. В русских летописях поход этот подробно описан, хотя и не без внутренних противоречий. Летописи тогда по-разному отразили в своих описаниях события этого года, главным образом в зависимости от отношения летописцев к личности и внутренней политике Ивана III. Поход Ахмед-хана подробно разработан и в русской историографии. Наиболее интересными являются две работы, отделенные друг от друга почти четырьмя десятками лет: а) А.Е. Преснякова «Иван III на Угре»43 и б) К.В. Базилевича «Ярлык Ахмед-хана Ивану III».44 Хорошо известно, что на притоке Оки Угре, на обоих берегах которой стояли противники, сражения не произошло. Исследователи не раз ставили вопрос, как объяснить этот факт. Нам представляется, что в настоящий момент картина совершенно ясна. Иван III выжидал наиболее благоприятного момента, желая получить сведения о действиях Менгли Гирея и успешной обороне русских городов на севере. Ахмед-хан ждал помощи со стороны Казимира IV.
Заслуга последнего исследования К.В. Базилевича в том, что он привлек к освещению этого вопроса ярлык Ахмед-хана Ивану III, дошедший до нас в русском переводе и не привлеченный исследователями до К.В. Базилевича. Автор доказал его подлинность и показал его историческую значимость как нового источника. Известно, что в начале зимы 1480 г. Ахмед-хан под влиянием наступающих холодов, не получив помощи от Казимира IV, ясно увидел, что военная обстановка складывается в пользу Ивана III. Считая в дальнейшем свое пребывание опасным, он и решил сняться с лагеря и повернуть назад в степь. К.В. Базилевич прав.45 когда доказывает, что ярлык Ахмеда написан в момент отхода с берега Угры в конце октября или в начале ноября 1480 г. Вслед за автором и мы повторим примечательные слова ярлыка.
«А нынеча если от берега пошол, потому что у меня люди без одеж, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто дней, и аз опять на тебя буду, а пить ти у меня вода мутная».46 Ярлык от имени Ахмеда Ивану III написан резким языком и полон угроз. Он требует от Ивана III: «И ты б мою подать в 40 день собрал: 60 000 алтын, 20 000 вешнею, да 60 000 осеннею, а на себе бы еси носил Батыево знамение у колпока верх вогнув ходил, занеж вы блужные просяники. Только моея подати в 40 день не зберешь, а на себе не учнеш Батыево знамения носити, почен тобою в головах, и всех твоих бояр з густыми волосы и с великими бородами, у меня будут; или паки мои дворяне с хозовыми сагодаками и с софьяными сапоги у тебя будут».47 В летописи сохранилось упоминание о переговорах Ахмеда с Иваном III с указанием на резкость Ахмеда, требовавшего, чтобы Иван явился лично к нему в ставку и привез ему «выход». Та же летопись указывает, что Иван III в том и другом отказал. Одиноко стоит известие, сохранившееся у Казанского летописца, о том, что Ахмед-хан отправил «к великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отец своих и з басмою, просити дани и оброки за прошлые лета. Великии же князь ни мало убояся страха царева и, приим басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, потопта ногама своима».48
Судя по контексту, известие это должно быть отнесено к упомянутому посольству Ахмеда к Ивану III в 1476 г. Уже давно установилось в исторической науке полное недоверие к этому рассказу, главным образом к тому месту рассказа, где говорится о «басме лица его)»,49 что с точки зрения мусульманских представлений маловероятно для хана-мусульманина, каким был Ахмед.50 Однако рассказ этот сохранил свое символическое значение, так как народное сознание с событиями 1476 и 1480 гг. связывало конец татарского ига и «запустение Золотой Орды». Тот же Казанский летописец пишет: «Бысть же злогорькая та и великая власть варварская над Рускою землею от Батыиева времени по царство то же Златые Орды царя Ахмета».
После Ахмед-хана, который в 1481 г. на берегу Донца был убит в сражении с Айбеком, Орда все больше распадалась на отдельные части, и в среде борющихся ханов ни у кого не было способностей для создания сильной державы. Одно еще держалось: прочное наследие недавнего прошлого — вкус и привычки к грабежам и даням с Руси. Для этого ханы иногда временно объединялись, используя наличность неизжитых феодализирующих сил в самой Руси. Ханские послы из Сарая или временных ханских ставок ездили по старой привычке в Москву, но далеко не всегда добивались и малой доли того, что там искали. Да иначе и быть не могло. Русь была сильной и независимой державой, гордо отстаивающей свою честь, и не случайно тот же Казанский летописец свою 5-ю главу, которую он начинает сразу же после событий 1380 г., наименовал: «О конечном запустении Златыя Орды; и о царе ея, и о свободе, и о величестве Руския земли, и чести, и о красоте преславного города Москвы».51
Примечания
1. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 155 (персидск. текст), стр. 195 (русск. перев.).
2. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., там же.
3. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 454.
4. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 255 (персидск. текст), стр. 196 (русск. перев.).
5. В.В. Бартольд. Улугбек и его время, стр. 75 след.
6. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 256 (персидск. текст), стр. 196 (русск. перев.).
7. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 256 (персидск. текст), стр. 196 (русск. перев.).
8. Spuler, ук. соч., стр. 157.
9. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I, стр. 502 (арабск. текст), стр. 534 (русск. текст).
10. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I1. стр. 258 (персидск. текст), стр. 198 (русск. перев.).
11. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. II, стр. 271 (персидск. текст), стр. 212 (русск. перев.).
12. В.Г. Тизенгаузен, у к. соч., т. I. стр. 502 (арабск. текст), стр. 534 (русск. перев.).
13. Akdes Nimet Kurat, ук. соч., стр. 8.
14. В.Г. Тизенгаузен, ук. соч., т. I. стр. 428 (арабск. текст), стр. 442 (русск. перев.).
15. Spuler, ук. соч., стр. 161—162.
16. ПСРЛ, VIII, Воскресенская, 107; VI, Софийская вторая, 150—151. — В.В. Вельяминов-Зернов. Исследование о Касимовских царях и царевичах, стр. 7.
17. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 5.
18. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 6—7.
19. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 7.
20. Spuler, ук. соч., стр. 160—161.
21. В.В. Вельяминов-Зернов. ук. соч., стр. 26 след.
22. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 27—28.
23. К.В. Базилевич. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. Вестн. Моск. Унив., 1948, № 1, стр. 32.
24. Spuler, ук. соч., стр. 166.
25. Spuler, ук. соч., стр. 166—167.
26. Spuler, ук. соч., стр. 168.
27. Spuler, ук. соч., стр. 172.
28. В.В. Вельяминов-Зернов. ук. соч., стр. 427 след.
29. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 144.
30. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 138.
31. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 130.
32. Сб. Русск. историч. общ., т. 41, 1884, стр. 1—9.
33. К.В. Базилевич после исследований В.В. Вельяминова-Зернова и В. Смирнова более других занимался этим темным пятилетием, имея возможность привлечь переписку из архива туренного дворца Топкапы Сарай.
34. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 36 след.
35. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 37. — Переписка, хранящаяся во дворце Топкапы Сарай, издана в Стамбуле турецким ученым: Akdes Nimet Kurat. Topkapi Sarayi Müzesi Arşivindeki Altin Ordu, Kirim ve Türkistan Hanlarina ait Yarlik ve Bitikier. Istambul, 1940.
36. ПСРЛ, VIII, стр. 181, 183. — В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 112. — См. также стр. 100—112 его труда, где привлечены все сведения из повествовательных источников (русских, восточных, польских) об этом запутанном пятилетии с 1474 по 1478 г.
37. В.В. Вельяминов-Зернов, ук. соч., стр. 123.
38. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 34.
39. Spuler, ук. соч., стр. 180.
40. Сб. Русск. историч, общ., том 41, 1884. стр. 17—24. — К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 42.
41. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 43.
42. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 43.
43. Сборник в честь С.Ф. Платонова. Петербург, 1911.
44. Вестн. Моск. унив., 1948. № 1.
45. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 45.
46. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 45.
47. К.В. Базилевич, ук. соч., стр. 31.
48. ПСРЛ, ХТХ, Казанский летописец, 6—7.
49. П. Мелиоранский. Что такое «басма» золотоордынских послов хана Ахмата. ЗВО, XVII, стр. 0129 след. — К.А. Иностранцев. К вопросу о басме. ЗВО, т. XVIII, ст. 0172 след. — А.А. Спицын. Татарские байсы. Изв. Археограф. комисс., вып. 29. 1909.
50. Впрочем, известный тюрколог И. Мелиоранский (в упомянутой выше статье) не видит ничего невероятного в изображении лица на басме-пайцзе. См.: II. Мелиоранский, ук. соч., стр. 0131 след.
51. ПСРЛ, XIX, стр. 8.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |