Глава седьмая. Главнейшие мнения о значении татарской власти в истории России
В исторической литературе имеется много мнений о значении татарской власти в истории России.
Мнения историков в значительной степени являлись отголоском тех суждений о татарах, которые дошли до нас от современников, переживавших непосредственно режим татарской власти.
Мы уже видели по многочисленным цитатам, приведенным выше из наших летописей, что летописцы подчеркивают главным образом те бедствия, которые выпали на долю побежденного народа, те унижения, какие приходилось испытывать русским князьям и боярам, вплоть до мученической смерти.1 Даже в тех случаях, когда свидание русских князей с татарским ханом оканчивалось для князей благополучно, у летописца вырываются горькие слова: «О злее зла честь татарская!»; «О злая честь татарская»; «Злобе бо их и льсти несть конца».2
В проповедях того времени часто рисуются ужасы татарского завоевания.
Владимирский епископ Серапион в конце XIII в. в одной из своих проповедей говорил: «Вы все еще не переменились! Каких только наказаний не приняли мы от бога! Не пленена ли земля наша? Не взяты ли города наши? Не усеяли ли наши отцы и братья трупами землю? Не уведены ли жены и дети наши в плен? А кто остался в живых — не порабощены ли они на горькую работу от иноплеменников? Вот уже 40 лет продолжается это томление и мука!». В другой проповеди он выражается ярче: «...и вот навел он [бог] на нас народ немилостивый, народ лютый, народ не щадящий красоты юношей, немощи старцев, младости детей. Воздвигли мы на себя ярость бога, разрушены божественные церкви, осквернены священные сосуды, потоптаны святыни, святители преданы мечу, тела монашеские брошены птицам, кровь отцов и братьев наших, словно вода, обильно напоила землю. Исчезло мужество князей и воевод наших, храбрецы наши, исполненные страха, обратились в бегство. А сколько их уведено в плен! Села наши поросли лесом. Смирилось величие наше, погибла красота наша. Богатство, труд, земля — все достояние иноплеменных. Соседям нашим служим мы в поношение и стали предметом смеха для врагов наших».3
Приблизительно так же говорил и митрополит Кирилл на Владимирском соборе 1274 г.
Но когда дело касалось характеристики татарского народа, приведенного на Русь татарским ханом, тот же самый Серапион находит другие слова и другие краски. «Поганые, — говорит он, — хоть и не знают закона божия, однако не убивают своих единоверцев, не грабят, не запираются в чужом: никто из поганых не продаст брата своего, а если кого из них постигнет беда, то выкупят его и дадут на промысел; что находят, то в торгу заявляют». Такова характеристика татарского народа, сделанная человеком, совсем не склонным к идеализации. Едва ли ее можно объяснить тем, что татарские власти отнеслись более чем терпимо к русскому духовенству. Ведь, невзирая на это самое обстоятельство, не бичует ли тот же Серапион приемов властвования татарских ханов и их окружения? Серапион отличает представителей власти и ее аппарат, т. е. тех, кто задумал поход и кто использовал в своих интересах победу, от той массы кочевников, которую они систематически развращали выгодами грабительской войны и военной добычи.
Это отношение современников к факту татарского завоевания, к его инициаторам, с одной стороны, и к народной татарской массе, с другой, по-видимому, сказалось и на суждениях об этом времени последующих поколений.
Историк XVIII в. Болтин пишет: «Татары, завоевав удельные княжества одно по одному, наложили на порабощенных дани, оставили для взыскания сея своих баскаков и по городам войска, сами возвратилися восвояси. При владычестве их управляемы были русские теми же законами, кои до владения их имели... Нравы, платье, язык, названия людей и стран оста лися те же, какие были прежде... Все это доказывает, что разорение и опустошение России не столь было великое и повсеместное, как государств европейских» (Болтин имеет ввиду завоевания римлян).4
Иначе подходит к оценке явления Карамзин: «Нашествие Батыево ниспровергло Россию. Могла угаснуть и последняя искра жизни; к счастию, не угасла; имя, бытие сохранилось; открылся только новый порядок вещей, горестный для человечества, особенно при первом взоре: дальнейшее наблюдение открывает и в самом зле причину блага и в самом разрушении пользу целости».
«Сень варваров, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались... возникали университеты... В сие время Россия, терзаемая монголами, направляла силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть...». «Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства...». «Свойства народа объясняются всегда обстоятельствами... самый нынешний характер россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством монголов». Карамзин думает, что под влиянием татар изменился и «внутренний государственный порядок: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснилось, исчезло», «знаменитость Москвы и Твери возникла при монголах».
Современник и противник Карамзина Полевой рассматривал период монгольский в истории России в более широком плане. Это — борьба Европы и Азии, где России выпала задача претворения Азии, переделки ее на европейский лад. «Русс острит свой меч о меч литовский, дабы низложить монгола». Силы России крепли в период монгольской власти. Орда не догадывалась, что «внук Калиты, губителя родных, щедрого поклонника ханов, обнажит уже на Орду меч».5
С.М. Соловьев, рассматривающий историю России с точки зрения внутреннего органического ее развития, не придает большого значения татарской власти как явлению, вошедшему в историю России со стороны. По его мнению, даже в первое время завоевания татары не имели серьезного влияния на внутренний строй завоеванной страны. Судьбы России определяются факторами внутреннего характера. Владычество татар есть продолжение давнего господства кочевых варваров на великой восточной равнине. Куликовская битва предвозвестила конец этого господства «вследствие начавшегося здесь (в России, — Б.Г.) сосредоточения и усиления европейского государства».6 В своем заключительном обзоре рассмотренного им древнего периода истории России, озаглавленного им самим «Общий ход русской истории до образования Московского государства», С.М. Соловьев говорит о татарском иге очень мало, как бы мимоходом, и этот факт в значительной мере рисует нам его отношение к татарскому завоеванию. Он готов даже поставить знак равенства между русско-татарскими и русско-половецкими отношениями (см. стр. 165).
Костомаров совершенно неправильно понимал процесс образования русского централизованного государства, произвольно отводил в этом процессе татарам роль, противоположную той, какую они играли на самом деле: он говорил, что рабство, общее для всех, созданное татарами в России, дало единство раздробленной на уделы стране. Хану нужно было это единство для более удобного собирания дани.7
Бестужев-Рюмин, не отрицая воздействия татар на слагающееся Московское государство, особенно в области администрации и финансов, упрекая С.М. Соловьева в недооценке и Карамзина и Костомарова в преувеличении влияния татар на развитие русской жизни, видя в этих мнениях «крайности», подчеркивает косвенные последствия татарской власти: отделение восточной Руси от западной, остановка в просвещении, некоторое огрубение нравов. Однако и он, не будучи в состоянии преодолеть представления буржуазной науки, считает, что понятие царской власти взято Москвою не у татар, а в Византии.8 С этой ненаучной теорией заимствований согласны были и специально работавшие по вопросу о развитии власти в России М.А. Дьяконов9 и В.И. Савва.10
Ключевский не только не сделал ни одного шага вперед в понимании образования Русского государства по сравнению со своими современниками, но вернулся к самому порочному толкованию этого вопроса. Он повторил Костомарова. Он исходит из положения, что в «отношениях между... (удельными, — Б.Г.) князьями нельзя... усмотреть никакого порядка»; поэтому, — продолжает дальше Ключевский, — «если бы они (удельные князья, — Б.Г.) были предоставлены вполне самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собой удельные лоскутья». «Власть... хана давала хотя бы призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей». «Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли».11 Отсюда и он, так же как и Костомаров, делает грубейшую ошибку в понимании одного из важнейших вопросов истории России.
Платонов признает за татарским ханом сдерживающее влияние на княжеские «усобицы», но в то же время указывает на то, что татарское завоевание повело к полному разобщению «Суздальской Руси... с Русью Новгородской и Русью юго-западной. Население Суздальской и Рязанской областей поневоле восприняло от татар некоторые их порядки (денежный счет, административные обычаи) и было лишено возможности широкого и свободного общения с оторванными от него другими ветвями русского племени и с европейским западом. Вот почему на русском востоке в татарскую эпоху XIII—XIV вв. наблюдается некоторый культурный застой и отсталость...».12 Как нетрудно видеть, и Платонов не понимал ни подлинных причин прекращения княжеских усобиц, ни роли татар, мешавших, а не содействовавших образованию Русского государства.
Для нас нет ничего неожиданного в том, что и многие современники Ключевского и Платонова разделяли их заблуждения.
Сергеевич, например, тоже придавал татарской власти немалое значение. «Нашествие татар, — пишет он, — впервые познакомило русские княжения с властью, с которой нельзя входить в соглашение, которой надо подчиняться безусловно...»
«Хотя татары не остались в русской земле и властвовали издалека, тем не менее господство их произвело глубокий переворот в нашей жизни». Князья и церковь признали власть ханов, но «расплачиваться за эту покорность приходилось народу». «Первые попытки политического объединения России были сделаны ханами, которые, в противоположность собственным своим интересам, подчиняли отдельных князей власти излюбленного ими великого князя». При татарах вечевые собрания стали анахронизмом.13
Рожков уже тем самым, что в своей истории не говорит специально о татарском владычестве на Руси, дает нам право делать вывод о том, что он не придает значения этому крупному факту нашей истории.
Антинаучную точку зрения на вопрос высказал М.Н. Покровский. Приняв схему Ключевского о значении городов и торговли в древнейший период нашей истории, М.Н. Покровский в татарах видит прогрессивную силу, способствовавшую «перегниванию» Руси городской в Русь деревенскую. «Татарский разгром одним ударом закончил тот процесс, который обозначился задолго до татар и возник в силу чисто местных экономических условий: процесс разложения городской Руси X—XII веков». «Татарщина шла не только по линии разложения старой Руси, а и по линии сложения Руси новой — удельномосковской».14 Кроме этого общего значения татарской власти М.Н. Покровский указывает на ряд частных положительных ее сторон: будто бы «она организовала правильную систему раскладки (податей, — Б.Г.), которая на много веков пережила самих татар». Татары «внесли глубокие изменения15 в социальные отношения», уравняв городское и сельское население в платеже дани.
Здесь сказалась вся концепция автора со всеми ее нелепостями. Неправильно понятая структура Киевского государства послужила основанием для дальнейших столь же необоснованных и неверных положений. Противоставление Руси городской Руси деревенской, установление вымышленной и невероятной «удельно-московской [!] Руси» — не могли помочь М.Н. Покровскому найти место и крупному событию в истории России, каким несомненно приходится считать татарские завоевания и более чем двухсотлетнее владычество татарского хана над покоренной страной.
Особое место по этому вопросу занимает украинская националистическая антинаучная и политически тенденциозная историография.
М.С. Грушевский, справедливо протестуя против польской теории о полном запустении Украины под ударами монголов и о последующей сплошной колонизации ее поляками, протестуя не менее справедливо и против великорусской теории о переселении украинцев из запустевшей Украины под натиском татар на северо-восток в бассейн Волги — Оки, в тоже время старается не только умалить степень разорения, принесенного татарами, но готов видеть в татарском завоевании фактор, способствовавший созданию на Украине особого, по его терминологии, «общинного» строя, появившегося в результате «нивелировки» местного общества вследствие уничтожения, обеднения и эмиграции «богатого класса». Такая нивелировка содействовала демократизации общественных отношений.16 Если расшифровать основную мысль Грушевского, то она сведется к тому, что на Украине уже в XIII в. образовалось бесклассовое общество.
В последнее время на Украине появляются работы уже совсем иного рода. Украинские историки признают, что татарское завоевание повлекло за собой усиление феодального гнета. На протяжении двух сотен лет значительная часть страны развивалась под влиянием гнета татарских ханов. Хищническая политика татар сильно подорвала производительные силы страны и вела к запустению целых районов Днепровского бассейна. Крестьянские массы в период господства татар находились под двойным гнетом.
О бесклассовом обществе на Украине никто из украинских историков сейчас не говорит.
С такими печальными итогами по одному из крупнейших вопросов истории России пришла буржуазная историография к концу своего существования.
Но если дворянско-буржуазные историки не поняли настоящей сущности роли татарского ига в истории нашей страны и не смогли оценить великую освободительную роль героической борьбы русского народа в исторических судьбах России и народов Западной Европы, то великие патриоты русского народа уже тогда справлялись с этой задачей лучше профессионалов-историков. «России определено было великое предназначение, — писал А.С. Пушкин. — Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего востока...».17 Н.Г. Чернышевский утверждал: «Нет, не завоевателями и грабителями выступают в истории политической русские, как гунны и монголы, а спасителями от ига монголов, которое содержали они на мощной вые своей, не допустив его до Европы, быв стеной ей...».18
Совершенно четко выразил свое отношение к золотоордынской власти на Руси И.В. Сталин: «Империалисты Австрии и Германии (речь идет об австро-германском нашествии на Украину в 1918 г., — Б.Г.) несут на своих штыках новое, позорное иго, которое ничуть не лучше старого, татарского...».19
Еще ярче о роли Москвы в истории России сказал И.В. Сталин в своем приветствии по случаю 800-летия нашей столицы.
«Заслуги Москвы... в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала ее от иноземного гнета — от монгольского ига, от польско-литовского нашествия, от французского вторжения»; Москва «стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руководством».20
Не при содействии татар, а именно в процессе тяжелой борьбы русского народа с золотоордынским гнетом создалось Русское государство с Москвой во главе. Не Золотая Орда его создала, а родилось оно вопреки воле татарского хана, вопреки интересам его власти.
Это Русское государство сыграло серьезную роль в обороне всей страны не только от татар, но и от других соседних государств, заявлявших притязания на русские земли.
Мы не раз имели случай убедиться, как Маркс расценивал влияние золотоордынской власти на историю русского народа. В его замечаниях мы не видим даже намека на прогрессивность этого явления. Наоборот, Маркс резко подчеркивает глубоко отрицательное влияние золотоордынской власти на историю России.
Сам русский народ без колебаний определил свое отношение к Золотой Орде.
В.О. Ключевский по этому поводу совершенно справедливо заметил: «Борьба со степным кочевником, половчином, злым татарином, длившаяся с VIII почти до конца XVII века, — самое тяжелое историческое воспоминание русского народа, особенно глубоко врезавшееся в его памяти и наиболее ярко выразившееся в его былевой поэзии».21 Только удивляешься, почему Ключевский в данном случае не пошел по пути, проложенному русским народом. Об отношении народа к татарскому игу можно сказать сильнее, чем сказал Ключевский. Все «степные кочевники» стушевались здесь и уступили одному образу — татарского хана и его подручных.
Татарская власть запечатлелась в памяти народной настолько глубоко, что в наших былинах вместо тех или иных врагов, с какими приходилось сталкиваться русскому народу на протяжении многих веков его истории, везде называются одни «татаровья», олицетворением которых является царь Калин, нередко выступающий под именем Батыя Батыевича, иначе Бутыги или Бутеяна Бутеяновича, или же, наконец, Мамая.
«Не волна на море расходилася,
Не синё море да всколыбалося —
Взволновался Калин царь Калинович,
Воспылал собака да на Киев град.
Ай, собака ты, злодой да Калин царь!
Думает он думушку недобрую
И советует советы нехорошие:
Хочет разорить он стольный Киев град,
Хочет чернедь-мужичков повырубити...».«Не ясен сокол с-под облак напущается
На гусей, на лебедей, на малых уточек —
Святорусский богатырь да Илья Муромец
Напущает на силу на т тарскую:
Заезжает прямо на серёдочку,
Стал татаровей конем топтать,
Стал поганых копьем колоть...».
Окончательное избиение богатырями силы царя Калина, воспеваемое в народном эпосе с таким удовлетворением, есть торжествующая песнь о свержении власти золотоордынского хана, песнь о силе народа, сумевшего сбросить с себя цепи, сковывавшие его в течение двух с половиной веков. Интересно отметить, что не князь Владимир уничтожает силу татарскую, а крестьянский сын Илья Муромец, и
«Не для-ради князя Владимира
И не для-ради жены его Апраксии,
А для вдов, сирот и бедных людушек».
Былины есть опоэтизированная история народа, рассказанная им самим. И нужно подчеркнуть, что народ сумел правильно ориентироваться в оценке не только этого крупнейшего события нашей истории, но и других ее моментов.
Само собой разумеется, что столь длительное непосредственное общение русского народа с Золотой Ордой и народами, входившими в состав этого государства, не могло не оставить следов на различных сторонах жизни русского общества, в частности и на бытовой стороне.
Мы не можем отрицать наличия в русском языке многих восточных слов, относящихся к политической, общественной и бытовой сторонам жизни, — базар, магазин, чердак, чертог, алтын, сундук, тариф, тара, калибр, лютня, зенит и др. Но связывать появление этих слов в русском языке с монголо-татарскими словами было бы очень рискованно. Нам хороню известно, что сами татары очень много заимствовали от народов среднеазиатских, кавказских, южноевропейских. Нам известно, что язык и культуру этих последних они усвоили в весьма значительной степени. Такие слова, как базар или магазин, могли притти к нам и от арабов через Западную Европу, а с другой стороны, многие восточные обычаи и термины имелись у нас и в дотатарский период истории: обычай сидеть на коврах, восточные мотивы в орнаменте и архитектуре, восточная посуда, многие термины «Слова о полку Игореве». Все это объясняется из хорошо нам известного факта весьма древних связей Руси с восточными странами и народами задолго до появления в нашей стране татарских полчищ.
Насколько мы можем судить по золотоордынским вещам, хранящимся в Эрмитаже, эти вещи сами говорят о своем среднеазиатском и кавказском происхождении.
Вопрос о культурном взаимоотношении России и Золотой Орды — вопрос чрезвычайно сложный и интересный — до настоящего времени еще не разработан.
Примечания
1. «Ярослава великого князя Суздальского зелием умориша. Михаила, князя Черниговского, не поклонившегося кусту со своим боярином Федором, ножем заклана бысть... инии мнози князя избиени быша и бояре» (Ипатьевская летопись, под 1250 г., и много других мест в других летописях).
2. Ипатьевская летопись, 1871, стр. 536—537.
3. Цитирую в переводе С. Шамбинаго, лишь с некоторыми поправками: Русская история, под ред. Довнар-Запольского, стр. 577—578.
4. Болтин. Примечания на Леклерка, т. II, стр. 295.
5. Н. Полевой. История русского народа. М., 1833, т. V, стр. Л0—11, 17, 22—23.
6. С.М. Соловьев. История России, т. I, стр. 1345.
7. Костомаров. Начало единодержавия в древней Руси.
8. Бестужев-Рюмин. Русская история, т. I, гл. V, стр. 278—279.
9. М.А. Дьяконов. Власть московских государей.
10. В.И. Савва. Московские дари и византийские василевсы. Харьков, 1901.
11. Ключевский. Курс русской истории. Москва, 1906, стр. 51.
12. С.Ф. Платонов. Учебник русской истории. 1911, стр. 88—89.
13. В.И. Сергеевич. Русские юридические древности, т. 2. 1900, стр. 34—35.
14. М.Н. Покровский. Русская история, т. I. 1920, стр. 105.
15. Курсив мой, — Б.Г.
16. М.С. Грушевский. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. 1891, стр. 448—559 и др.
17. Л.С. Пушкин, Полн. собр. соч. в 6-ти томах, т. VI. 1936, стр. 209.
18. Н.Г. Чернышевский (в со. «Литературное наследие», т. II, 1928, стр. 44).
19. И.В. Сталин, Соч., т. IV, стр. 46.
20. Приветствие тов. И.В. Сталина Москве в день ее 800-летня. Ц. О. «Правда», 7 сентября 1947 г.
21. В.О. Ключевский. Курс русской истории. 1918, т. I, стр. 73.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |