Заключение
В заключении хотелось бы несколько продолжить сюжет о роли крупнейших городов Древней Руси в государственной жизни страны. Анализ широкого круга источников убеждает, что, несмотря на наличие различий в их политической ориентации, обусловленных особенностями местного развития, вплоть до середины XIII в. они пребывали в постоянном взаимодействии. Сказанное в равной степени относится и к тем периодам, когда авторитет центральной власти Киева казался незыблемым, и к тем, когда удельные князья составляли своеобразную политическую оппозицию киевскому правительству.
Особый интерес в этом плане представляют взаимоотношения с Киевом таких южнорусских городов, как Чернигов, Переяславль, Владимир. В отличие от ряда других центров Руси их оппозиция вызывалась не автономистскими тенденциями, а стремлением к сохранению общерусского единства посредством утверждения на киевском столе представителей местных княжеских династий.
Чем обусловлена такая сходность путей политического развития Киева и других южнорусских городов в IX—XIII вв.? Географическим соседством? Вероятно, да, но и не только этим. Есть все основания утверждать, что основы этого единства уходят своими корнями еще в эпоху формирования восточнославянской государственности, когда в Среднем Поднепровье на базе племенных объединений полян, северян и древлян складывалось политическое образование «Русская земля». При этом не следует упрощать проблему и пытаться доказывать его исключительно Полянскую этнографическую подоснову, включать черниговское Подесенье в ареал расселения полян1. Единство погребального обряда X—XII вв., как и других элементов культуры в исторических границах «Русской земли», явилось следствием политической консолидации населения региона, ставшего территориальным и политическим ядром Древнерусского государства. Разумеется, импульсы культурного единства «Русской земли» в значительной степени исходили из Киева, но не стояли в стороне от этих процессов и другие крупные ее центры — Чернигов и Переяславль. Думается, более правильным будет говорить не о распространении «Полянского» этнографического облика в «Русской земле» IX—X вв.2, а о выработке здесь единого общедревнерусского стиля культуры.
Трудно сказать, как шло политическое развитие Чернигова до сложения на рубеже VIII—IX вв. государства «Русская земля». Вероятнее всего, он был племенным центром западных северян. Характер археологических материалов VII—VIII вв. в исторической части города как будто подтверждает это. После образования «Русской земли» Чернигов (как и Переяславль), видимо, утратил свою прежнюю племенную обособленность и превратился в своеобразное политическое продолжение Киева. Летопись не только не сообщает о каких бы то ни было трудностях в отношениях между Киевом, Черниговом и Переяславлем в IX—X вв., как это имело место во взаимоотношениях столицы Руси с другими восточнославянскими центрами, но, наоборот, подчеркивает их единство. Когда в 968 г., в отсутствие Святослава, Киев осадили печенеги, на выручку ему поспешили левобережные дружины, которые непосредственно подчинялись киевскому князю и обязаны были защищать стольный город.
В исторической литературе существуют две различные точки зрения по вопросу о княжеском столе в Чернигове до 20-х годов XI в. А.Н. Насонов и другие историки полагали, что князей местной династии, подобных древлянскому Малу или вятичскому Ходоте, Чернигов не имел3. Напротив, Б.А. Рыбаков, осуществив анализ материалов из кургана Черная Могила, раскопанного Д.Я. Самоквасовым, пришел к выводу, что перед нами захоронение «одного из неизвестных черниговских князей эпохи Святослава»4. А.К. Зайцев по этому поводу заметил, что аналогичный характер могло носить и погребение воеводы — боярина или «старейшины града»5.
Такая поляризация мнений обусловлена характером источников. Действительно, летопись вплоть до 20-х годов XI в. прямо не говорит о черниговских князьях. Свидетельство статьи 907 г. о том, что греки обязывались давать уклады на русские города Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любечь, где «седяху велиции князи, под Олгом суще», редко привлекается для доказательства противоположного мнения ввиду своей неконкретности. То обстоятельство, что Святослав, Владимир и Ярослав, последовательно проводя в жизнь политику замены в землях князей местных династий на представителей киевского княжеского рода, только в Чернигов и Переяславль не посылали князей, склоняет больше к выводу о том, что менять там в это время было некого. Не исключено, что первоначально в Чернигове имелась собственная княжеская династия, но очень рано она прервалась. Характерно, что в Чернигове не был посажен князь и после смерти Мстислава Владимировича. Последний, как известно, силой утвердился в этом городе в 1024 г. и, казалось, возродил местную княжескую традицию. Упорное и длительное непризнание киевскими властями за Черниговом и Переяславлем статуса княжеских городов объясняется традицией, сложившейся, по-видимому, еще в эпоху существования государственного образования «Русская земля». Ее признанным политическим центром был Киев и только он обладал правом управления землей. В то же время в сфере экономического развития, о чем свидетельствуют договоры Руси с Византией, Чернигов (как и Переяславль) пользовался практически равными с Киевом правами. Такое положение сохранялось (исключая период временного захвата Чернигова Мстиславом Владимировичем) вплоть до смерти Ярослава Мудрого, когда по завещанию великого князя Чернигов был отдан его сыну Святославу, а Переяславль Всеволоду.
В исторической литературе можно встретить утверждение, что своим завещанием Ярослав положил начало дроблению «Русской земли». Это не совсем справедливо. В действительности произошло как бы рассредоточение политических функций между тремя ее главными центрами, которые теперь вместе осуществляли управление огромной страной. Триумвират Ярославичей во главе с киевским князем, модифицировавшийся после смерти Изяслава в дуумвират, усложнил течение политической жизни исторической «Русской земли», но не привел ее к разобщенности. Укрепление политической власти Чернигова и Переяславля, вызывавшееся необходимостью внутреннего и внешнего развития Древнерусского государства, не порождало в этих центрах центробежных тенденций, как это имело место в Полоцком, а несколько позже во Владимиро-Суздальском и Галичском княжествах. Оно не отдаляло их от Киева, но как это ни покажется странным, еще больше приближало к нему. В течение второй половины XI в. — первой четверти XII в. князья, претендующие на великое киевское княжение, поочередно занимают переяславльский, черниговский и киевский столы, не выходя, таким образом, из сферы притяжения триединого политического центра старой «Русской земли».
С 40-х годов XII в. по 40-е годы XIII в. взаимоотношения Киева, Чернигова и Переяславля определялись все той же принадлежностью к территориальному и политическому ядру Древнерусского государства, а также концепцией равных прав всех русских князей на Киев и его домен как общеродовое наследие. Особой популярностью этот политический тезис пользовался среди Ольговичей, представители которых чаще других претендовали и получали киевский стол. Мотивировали черниговские князья свои претензии на Киев тем, что они «не Угринѣ, ни Ляхѣ, но единого дѣда есмы внуци»6. Вплоть до 1240 г. политическое развитие Чернигова и>Переяславля характеризовалось теми же общерусскими тенденциями, что и развитие главного города Руси Киева.
Не менее прочной была связь со столицей Руси Владимира (Волынского). Несмотря на то, что в процесс феодального освоения этого края Киев включился сравнительно поздно, именно он стал здесь ведущей политической силой. Вплоть до середины XII в. на Волыни не было собственной княжеской династии. Волынь или непосредственно управлялась из Киева, или же на владимирском столе сидели ставленники киевского правительства. Только со времени княжения Изяслава Мстиславича она получила статус наследственной вотчины и закрепилась за его родом. В последующий период волынские князья принимали активное участие в борьбе за киевский стол, стремились к объединению Киева и Владимира в единой политической системе. Конкретные результаты этой центростремительной тенденции проявились в годы княжения Романа Мстиславича.
На протяжении всего периода древнерусской истории тесные политические контакты с Киевом поддерживал Смоленск. В их основе, несомненно, лежал фактор общности экономических интересов. Располагаясь на главной торговой магистрали Руси — «пути из варяг в греки», Киев и Смоленск не могли вступать в противоборство. Летописи его и не знают. Наоборот, Смоленск, для которого практически не существовало половецкой угрозы, регулярно посылал свои дружины в помощь Киеву. Особенно активным было участие Смоленска в мероприятиях киевских князей по охране купеческих караванов на южном отрезке Днепровского пути. Сказывался, вероятно, на взаимоотношениях двух центров и тот факт, что Смоленская земля длительное время находилась в структуре Переяславльской епархии. Традиции политической жизни юга Руси, активным участником которой являлась православная церковь, неизбежно распространялись и на Смоленщину. Ее князья, начиная с Ростислава Мстиславича, участвовали в борьбе за киевский стол и нередко получали его. В Киеве их политика согласовывалась с общерусскими интересами.
Важное место в истории Древней Руси занимал Новгород. Особенности его политической структуры в 30-е годы XII в., которые привели к образованию Новгородской феодальной республики, обусловливали существование постоянной политической оппозиции центральной власти. Вместе с тем приходится признать, что на протяжении всей древнерусской истории Новгород находился в органическом взаимодействии с Киевом. Оно имело место в сфере экономики, культуры, а также политики. Традиция введения новгородских князей из Киева, сложившаяся уже в X в., сохраняла свою силу и в последующие столетия. Характерно, что смена князей на киевском столе неизбежно сопровождалась и сменой князей на Новгородском. При этом в Новгороде, как правило, сидели сыновья или братья великих киевских князей. Интриги в феодальных верхах Руси, в том числе и Новгороде, иногда вносили неразбериху в новгородское престолонаследование, но разрушить традицию киевского приоритета не смогли.
В значительной степени центробежные тенденции проявились в жизни окраинных древнерусских княжеств — Полоцкого, Владимиро-Суздальского и Галицкого. Объясняется это тем, что земли эти находились в стороне от центральной экономической артерии Древней Руси. В них складывались местные экономические структуры со своей собственной внешней ориентацией. Успешное развитие этих земель значительно меньше зависело от того, как функционировал торговый путь по Днепру. Хозяйственная самостоятельность названных княжеств, однако, не привела их к исключению из процессов общедревнерусского социально-политического развития. Князья Северо-Восточной Руси и Галичины принимали активное участие в борьбе за киевский стол, за достижение старшинства.
В целом древнерусские города по укладу своей жизни объективно являлись носителями центростремительных начал в древнерусской истории. Они активно нуждались друг в друге, преодолевали тенденции феодальной замкнутости.
Примечания
1. Русанова И.П. Курганы полян X—XII вв. // Свод археологических источников, вып. Б-1—24. — М., 1966.
2. Зайцев А.К. Черниговское Княжество // Древнерусские княжества I—XIII вв. — М., 1975, с. 66.
3. Насонов А.Н. «Русская земля» и сложение территории Древнерусского государства. — М., 1951, с. 62—63; Зайцев А.К. Указ. соч., с. 73.
4. Рыбаков Б.А. Древности Чернигова // Материалы и исследования по археологии, 1949, № 11, с. 34, 38—39.
5. Зайцев А.К. Указ соч., с. 74.
6. Летопись по Ипатьевскому списку. — Спб., 1871, с. 393.
| Предыдущая страница | К оглавлению |