Киевская Русь

История Киевской Руси является важнейшим историческим этапом всемирной истории. Государство восточных славян с центром в Киеве («Киевское государство») было одним из самых больших государств в средневековой Европе. Маркс указывает, что Киевское государство занимает то же место в истории Восточной Европы, какое занимала империя Карла Великого в Европе Западной. «Подобно тому, как империя Карла Великого предшествовала образованию современных Франции, Германии и Италии, так и «Киевская Русь» предшествовала образованию Польши, Литвы, Балтийских поселений, Турции и, наконец, самой Московии»¹.

Трудами советских ученых, главным образом академика Б.Д. Грекова, показано, что в хозяйстве Киевской Руси преобладающую роль играло земледелие, тогда как другие отрасли хозяйства (рыболовство, охота, бортничество) имели второстепенное значение. Об этом с достаточной ясностью говорят письменные и археологические источники. Земледелие было господствующим даже в таких отдаленных областях Киевской Руси, какой была Суздальская земля в начале XI в. Неурожай в Суздальской земле вызвал восстание под руководством волхвов, «мятеж велик и голод», который прекратился только тогда, когда привезено было жито из Камской Болгарии². «Гобино», т. е. урожай, изобилие хлеба уже в это время имело решающее значение для Суздальской земли.

«Русская Правда» также рисует нам вполне установившееся земледельческое хозяйство, тесно связанное с продуктивным скотоводством. Сборщик даней и пошлин, вирник, получал содержание натурой. Ему полагалось «7 ведор солоду на недилю, тоже овен или полоть ... а хлеба по колку могут изъясти и пшена». Замечательнее всего, что и кони снабжались уже овсом, а не сеном: «сыпати им на конь, колко могуть зобати»³. Перед нами хозяйственный уклад, в котором производство хлебов (ржи, овса, ячменя) вполне обеспечивает возможность удовлетворить большие требования княжеских вирников продуктами питания и кормом для их лошадей.

О том же нам с большой ясностью говорят находки, сделанные советскими археологами за последние годы. Пашенное земледелие господствует в верхнем Поволжье уже в VIII—IX вв. Перелом в технике земледелия в этом районе относится, по мнению П.Н. Третьякова, приблизительно к VII—VIII вв. Лошадь в связи с этими переменами становится основной рабочей силой в земледелии. На юге Руси, в Киевской земле, переход к земледелию произошел гораздо раньше. Напомним здесь, что район Киева и многих областей Украины знал земледелие еще в «трипольское время», т. е. в III тысячелетии до пашей эры.

Раскопки Райковецкого городища в 10 км от Бердичева обнаруживают перед нами картину развитого сельского хозяйства. Тут оказались различные сельскохозяйственные орудия, серпы, косы, лемехи, а также остатки зерен проса, ржи, овса и т. д.⁴ Таким образом, хозяйство Киевской Руси основывалось на земледелии и скотоводстве, причем сельскохозяйственная техника достигла уже значительного развития.

Основную массу населения Киевской Руси в X—XI вв. составляли крестьяне-общинники, известные под названием «смердов». Это название было широко распространено. Крестьяне одинаково назывались смердами и на юге, и на севере Руси, в Киевской земле, в Галицкой и Волынской, в Новгородской и Суздальской. Быстрый рост феодальных отношений приводил к тому, что ранее свободные крестьяне-общинники превращались в крепостных.

Крупная феодальная вотчина в Киевской Руси «является уже организованным сельским хозяйством, базирующимся на эксплуатации крепостного и рабского труда, причем рабство очень заметно уступает место более прогрессивному феодальному способу производства (крепостной труд)»⁵.

По своему экономическому развитию Киевская Русь была передовой страной Европы. Ремесло Киевской Руси достигло высокого развития, что доказано раскопками советских археологов в Киеве, Новгороде, Смоленске и других городах. Ремесленные изделия Киевской Руси XI—XII вв. достигали высокого совершенства, особенно производство дорогих изделий из серебpa и золота. Большой спрос на серебряные и медные украшения доказывается находкой литейных форм для массового производства. «Среди раскопок и случайных находок в различных русских городах имеется большое количество каменных литейных форм для самых разнообразных предметов. Найдены формы, в которых отливались: височные кольца, перстни, браслеты — запястья, браслеты ложновитые, колты для чернового орнамента, лоты с ложной зернью и сканью, бусы с ложной сканью, диргемы (подражания), подвески к ожерелью, пуговицы, кресты «энколпионы» и др.⁶ Производство ряда изделий достигло в Киевской Руси высокого совершенства, в частности оружейное дело. Недаром во французском средневековом эпосе прославляется «кольчуга», сделанная на Руси. На целом ряде предметов, сделанных в XI—XII вв., имеются надписи русских мастеров. Наиболее известны кратиры новгородских мастеров Братилы и Косты: «Братило делал», на другом — «Коста делал». Первый сосуд по своим палеографическим данным датируется концом XI — началом XII в., второй — концом XII — началом XIII в.

Новейшие исследования все более расширяют наши представления о различных ремесленных отраслях Киевской Руси. Теперь уже доказано, что в Киевской Руси существовали стекольное и другие производства. Есть основание предполагать, что и те дорогие ткани, о которых говорится в летописи при описании богатств Успенского собора во Владимире, построенного Андреем Боголюбским, также изготовлялись в самой Киевской Руси, а не были только привозными. На это намекают прозвища ремесленников — «опонник» и «ручечник». Первое прозвище ясно связано с производством дорогих тканей, занавесей — «опон». Прозвание «ручечник», по-видимому, связано с производством домашних изделий из полотна («ручечник» — полотенце).

Особенную известность Киевская Русь получила по своим ювелирным изделиям, для изготовления которых применялась эмаль. Известный трактат монаха Теофила, автора XII—XIII вв., ставит Русь по совершенству ее изделий наравне с Грецией (Византийской империей), Аравией, т. е. странами ближнего Востока, Италией, Францией и Германией. В введении к своему трактату «О различных художествах» Теофил обращается к некоему возлюбленному сыну (fili dulcissime) со следующими словами: «Если ты его внимательно изучишь, ты найдешь там все, что изобрела Русь в искусстве эмали и разнообразии черни; все, что Аравия употребляет в работах при ковке, сплаве или чеканке; все, что украшает славную Италию в применении золота и серебра для различных ваз или для резьбы на драгоценных камнях и кости; все, что Франция находит в искусном разнообразии цветных стекол; всю тонкость изделий из золота, серебра, меди, железа, дерева и камня, которыми славится изобретательная Германия»⁷. Различные варианты слова «Русь» в его латинской огласовке в достаточной мере указывают на то, что в трактате речь идет именно о Руси.

Высокое хозяйственное развитие Киевской Руси подчеркивается существованием в ней большого количества городов. Города Киевской Руси были центрами ремесла и торговли. Крупнейшие из них (Киев, Чернигов, Галич, Смоленск, Новгород и др.) были центрами международной торговли, а Киев средневековыми авторами считался «соперником» Константинополя. Известно, что скандинавские источники называли Русь — «страной городов» (Гардарики). И это вполне подтверждается даже неполными летописными данными о количестве русских городов. Уже в XI в. известно до сотни русских городов. В XII в. упоминаются, по крайней мере, 120 новых городов. А общее количество русских городов ко времени монгольского нашествия доходило до 250⁸. Ремесленное население обычно селилось в непосредственной близости к «детинцу», или «кремлю». Такие городские предградия иногда были очень обширными, например в Киеве, Новгороде и, судя по некоторым данным, и в Галиче.

Для городов Киевской Руси характерна высокая степень ремесла и торговли. Если о ремесленных объединениях в Киевской Руси нам известно мало, то о существовании торговых организаций мы можем говорить с полным основанием. Новгородское Иванское «сто» было одной из древнейших купеческих организаций в Европе, по времени своего возникновения оно предшествовало ряду купеческих организаций в северогерманских городах. Так, гильдейский статут такого немецкого города, каким был Гослар, возник только в 1200 г. Уставная грамота церкви Ивана Предтечи на Опоках, как известно, в своей древнейшей редакции относится ко времени до 1136 г., т. е. возникла почти одновременно с гильдейскими статутами Фландрии. Зажиточная и оживленная жизнь в русских городах засвидетельствована рядом источников.

Рост феодальных отношений в Киевской Руси происходил в условиях ожесточенной классовой борьбы и восстаний смердов и городских низов против господствующего феодального класса. В этом отношении история Киевской Руси имеет особенно большой интерес. О восстании смердов в Суздальской области мы уже говорили. Новое восстание смердов произошло в Суздальской области в 1071 г. Это восстание вспыхнуло в связи с голодом и также возглавлялось волхвами. В данном случае волхвы возглавляли движение закабаляемых смердов как представители язычества — религии, тесно связанной с первобытнообщинным строем. Волхвы стояли во главе вооруженного отряда, насчитывавшего 300 человек⁹. Движение широко распространилось и захватило Новгород, где «бысть мятеж во граде». Подобные же восстания смердов в сочетании с восстаниями в городах происходили и в других областях Киевской Руси. Наиболее замечательными были киевские восстания 1068 и 1113 гг. Оба эти восстания не были изолированными городскими движениями. Отголосками киевского восстания 1068 г. являются известные статьи в «Правде Ярославичей» об убийстве старого конюха, «его же убиле дорогобудьцы», а также статьи о убийстве княжеских людей¹⁰.

Еще ярче эта связь движений в городе с движениями в деревне подчеркивается в киевском восстании 1113 г. По сказанию о Борисе и Глебе, помещенному в сборнике XII в., «многу мятежу и крамоле бывши в людех и молве не надо».

Следует отметить, что подобные же восстания смердов были характерны и для других земель Киевской Руси. Они представляли собой отражение борьбы закабаляемых смердов против феодального гнета. Одним из крупнейших крестьянских движений Киевской Руси было движение смердов в Галицкой земле в 1159 г., совершенно еще не изученное в пашей литературе. Известный Иван Ростиславич Берладник, опираясь на большой шеститысячный отряд берладников, вошел в Галицкую землю. При осаде Ушицы выяснилось, что Ивана поддерживают смерды, «а смерди скачут черес заборола к Иванови, и перебеже их 300»¹¹. Было бы крайне упрощенно рассматривать поддержку смердами претензий на галицкий стол со стороны Ивана Ростиславича как простую симпатию к претенденту. Перед нами одно из типичных крестьянских движений средневековья. Смерды выступили в поддержку берладников против своих феодалов. Выступление смердов становится вполне понятным в свете того, что мы знаем о господстве бояр в Галицкой земле и установлении там крупного землевладения еще в раннее время, что связано было с усилением эксплуатации крестьян. Существование сильного боярства — факт для Галицкой Руси XII в. общеизвестный.

Киевская Русь отличалась высокой и самостоятельной культурой. Однако следует иметь в виду, что дошедшие до нас памятники письменности, архитектуры и живописи представляют собой произведения, отразившие художественные вкусы феодального господствующего класса.

«Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила»¹².

Богатая средневековая письменность представлена таким мировым шедевром, как «Повесть временных лет». Этот исторический труд стоит по своей исторической достоверности выше многих византийских и западноевропейских произведений того времени. Мы имеем возможность, например, сравнить нашу «Повесть временных лет» с первыми венгерскими хрониками, которые ставили задачей дать представление об истории венгров с древнейших времен. Мы имеем ввиду известную историю нотария короля Белы, вероятнее всего Белы IV (1235—1270), которая представляет собой причудливый конгломерат сказаний и позднейших домыслов о ранней истории Венгров. Поражает не только большая точность «Повести временных лет», но и стремление ее воспользоваться целым кругом различных источников, в том числе письменных, вплоть до договоров Руси с Греками в X в. Подобный труд мог появиться только в стране с большой письменной культурой и письменными богатствами.

Такой мировой шедевр, как «Слово о полку Игореве», возник, конечно, не на пустой почве. Подобные же произведения были характерны для Галицко-Волынской Руси и нашли свое отражение в Галицко-Волынской летописи XIII в. с яркой художественностью ее образов. Для феодальной поэзии Киевской Руси характерно распространение в ней искусства певцов, воспевавших подвиги князей и бояр в своих произведениях подобно «трубадурам» Запада и певцам Востока.

Почти вся письменная литература Киевской Руси, дошедшая до нас, представляет собой литературу господствующего феодального класса, в большинстве случаев возникшую в церковных кругах. Это обстоятельство неоднократно вводило исследователей в заблуждение, что искусство и литература Киевской Руси были исключительно уделом общественной верхушки. Существование былин, которые дошли до нас в среде крестьянской на севере Руси, украинские предания, белорусские обрядовые песни с их незапамятной стариной, говорят нам о другом, народном искусстве Киевской Руси. Это искусство сохранилось не только в фольклоре и эпосе, оно властно пробивается в народных мотивах деревянной резьбы и в узорах на ткани. Эта народная стихия нашла свое выражение в каменной резьбе Владимирских храмов на севере и в остатках такой же резьбы, дошедшей до нас во фрагментах на юге.

Территориально Киевская Русь была крупнейшим государством в Европе. Это расширение Киевского государства объясняется его структурой. По словам Маркса, в Киевском государстве существовала «вассальная зависимость без ленов, или лены, заключавшиеся только в уплате дани». Маркс поэтому и называл Киевское государство «готическим» государством, сравнивая его, как мы отмечали выше, с империей Карла Великого¹³.

Рост феодальных отношений привел к распаду Киевского государства и образованию ряда отдельных княжеств. Однако, в период феодальной раздробленности XII—XIII в. Киевская Русь продолжала быть крупнейшей международной силой на востоке Европы. Ее значение заключалось в том, что ее одинаково интересовало международное положение на западе и востоке — в Западной Европе и в Азии. В этом отношении ни одно государство, современное Киевскому, не могло с ним сравниться по своему международному положению. Поэтому для определения места Киевской Руси в системе стран на западе и востоке нам придется отойти от обычной схемы и показать Киевскую Русь в ее взаимодействии с другими странами. Замечательная характеристика границ Руси ко времени нашествия монголов сделана была автором «Слова о погибели Русской земли»: «отселе до Угор, и до Ляхов, до Чяхов, от Чяхов до Ятвязи, и от Ятвязи до Литвы, до Немець, (от Немець) до Корелы, от Корелы до Устьюга ... и за Дышючим морем, от моря до Волгарь, от Волгарь до Буртас, от Буртас до Чермис, от Чермис до Мордви»¹⁴. Таковы границы Руси. Ее соседи — Венгрия, Польша, Чехия, Ятвяги, Литва, Немцы, Корела, Дышучее море или Северно-Ледовитый океан, Волжские Болгары, Буртасы, Черемиса, Мордва.

Киевская Русь была тесно связана с Византийской империей торговыми и политическими отношениями. Признание высокого значения Киевской Руси сказывалось в заключении ряда договоров, оговаривавших особые торговые права русских в Константинополе и Херсоне. Византийские императоры должны были признать киевских князей равными себе и заключить с ними династические связи. Отношения с Русью, особенно с Галицко-Волынской землею, неизменно влияли на политику Византии.

Уже первый морской поход русских под стены Византии показал, что «злоубийственный скифский народ, называемый рос», как его называет в своем послании митрополит Фотий, представлял крупную опасность для империи. Эта опасность усугублялась тем, что русские могли действовать в союзе с болгарами. Поэтому византийский император Константин Багрянородный в своем трактате об управлении империей обращал особое внимание на способы держать в спокойствии болгар и русских, советуя своим наследникам натравливать на них печенегов.

Основная линия русской политики по отношению к Византии наметилась уже в первой половине X в. Русские князья усиленно добивались для своих купцов торговых привилегий в Константинополе, важнейшем торговом центре средневековья. Сохранившиеся договоры Руси с греками 911 и 945 гг. дают представление об особых правах, которыми пользовались русские купцы в Константинополе. Особенно большие выгоды представлял русский договор 911 г. как результат победы Олега над греками. Те же договоры указывают на особые права русских в Херсонесе и других греческих городах в Крыму, где жило довольно большое славянское население. Политическое положение в Крыму порой привлекало к себе пристальное внимание и византийских и русских авторов. Корсунь, или Херсонес, была теснейшим образом связана с русским княжеством в Тмутаракани уже со времен храброго Мстислава, построившего там каменную церковь. Известно, с каким большим интересом летописец относился к деятельности в Крыму князя — изгоя Владимира Ростиславича, отравленного греческим котопаном в 1066 г. «Сего же котопана побиша каменьемь Корсуньстие людье»¹⁵, — говорит об этом событии летописец, не оставляя сомнений в том, что Корсунь была связана с тмутараканским князем. В.Г. Васильевский связывает летописный рассказ о смерти Ростислава с сообщением Татищева о том, что византийский император Михаил VII был побежден от болгар и обратился за помощью к русским князьям Святославу и Всеволоду. Князья послали в Корсунь, также восставшую против императора, своих сыновей, Святослав — Глеба, Всеволод — Владимира Мономаха. «Святослав же, согласяся со Всеволодом, хотел на болгары сам итти с сыны, а Владимира сыновца и с ним Глеба послал на корсунян»¹⁶. В.Г. Васильевский отмечает, что Михаил VII был действительно побежден болгарами, которые восстали в 1073 г. под предводительством Бодина Сербского. «В 1074 году снова поднялись дунайские города; нашедши себе союзников в улусах печенежских, придунайская вольница грозила самому Константинополю»¹⁷. Таким образом, русские летописи и византийские источники подтверждают сообщение Татищева о восстании в Корсуни и о пребывании там Глеба Святославича.

Корсунские дела были тесно связаны, как это бывало и раньше, с положением в придунайских землях, где владения русских князей сталкивались с Византийской империей.

Теперь можно считать доказанным, что походы Святослава и Болгарию в X в. не были внезапными набегами удальца — князя, а были связаны с большими политическими событиями на Балканском полуострове. Поражение Святослава было гибельным для восточной Болгарии, потерявшей свою самостоятельность в результате поражения русских и болгарских войск. Обычная традиция связывает поход Святослава в Болгарию с дипломатической деятельностью византийского двора, склонявшего русского князя к войне с болгарами. Однако основной целью похода Святослава в Болгарию была, конечно, не военная прогулка, оплаченная греческим золотом, а стремление утвердиться к югу от Дуная. Нельзя забывать, что русские земли в X в. еще не были отделены от южных славян территорией позднейшей Румынии, а непосредственно граничили с Болгарией. По Днестру и Бугу «до моря» жили многочисленные племена уличей и тиверцев, с которыми успешно воевал Игорь, взявший их город Пересечен. Как известно, русские поселения доходили непосредственно до Дуная.

Быстрый успех русских войск во главе со Святославом объясняется активной помощью самих болгар, которые стремились избежать угрожавшего им византийского владычества. Болгарский царь Борис II вступил в соглашение со Святославом, оставившим ему знаки царского достоинства, впоследствии отнятые у него византийским двором. «Борис остался царствовать в столице Преславе, а Святослав, настоящий, хотя и некоронованный властелин Болгарии, утвердился в Дрестре»¹⁸.

Конечная неудача замыслов Святослава и гибель его в днепровских порогах не мешает нам видеть в походах Святослава большое политическое событие. Столицу своего государства он предполагал основать в Переяславце в устье Дуная, потому что сюда «вся благая» сходится: из Византии — золото, дорогие ткани, вино и пряности, «овощеве различные», из Руси — меха, воск и мед, из Венгрии и Чехии — кони.

Польские, венгерские и чешские события останутся непонятными, если их не связывать с историей Киевской Руси, так как важнейшими вопросами венгерской и польской истории был вопрос о взаимоотношениях с Галицко-Волынской Русью. Отношения Руси с Польшей, Венгрией и Чехией были в X—XIII вв. очень оживленными. Этим объясняется присутствие ряда известий по истории этих стран в русских летописях, а также появление некоторых чешских и польских произведений в письменности Киевской Руси. Постоянные династические связи соединяли киевских князей с владетельными домами Венгрии, Чехии и Польши.

Участие русских князей в делах Венгрии, Польши и Германии было явлением постоянным. Поэтому Владимир Мономах говорит о своих дальних походах на запад, в Чехию за Глагову, как о рядовом факте своей военной жизни, переполненной подвигами и приключениями.

При оценке больших политических событий, в которые были втянуты Византийская империя, южнославянские страны, Венгрия, Чехия и Германия, нельзя оставлять в стороне Киевскую Русь. В XII—XIII вв. Галицко-Волынская Русь стояла в центре политических событий. Этим, кажется, объясняется то обстоятельство, что Галицкая земля представлялась в западноевропейских сочинениях конца XIII в. (Варфоломей Английский) как обширная и богатая страна: «Галиция очень обширная область, которая охватывает большую часть Европы, очень обильная, некоторыми она называется Русью». Эта страна соседит с Венгрией. Варфоломей Английский считает, что Русь и Галицкая земля одно и то же.

Пожалуй, лучшая характеристика могущества галицких князей сделана в «Слове о полку Игореве», в обращении к Ярославу Владимировичу Осмомыслу: «Галичкы Осмомысле Ярославе высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе. Подпер горы Угорьскыи своими железными плъки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча времены чрез облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; оттворяеши Киеву врата; стреляеши с отня злата стола Салтани за землями. Стреляй Господине Кончака, поганого Кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы буевого Святославича»¹⁹. Перед нами почти эпический образ могучего властелина, в котором только с трудом угадываются реальные черты из жизни галицкого князя второй половины XII в. Кстати говоря, приведенная характеристика могущества галицкого князя является одним из лучших доказательств того, что «Слово о полку Игореве» было написано еще при жизни Ярослава Осмомысла, т. е. до 1 октября 1187 г.²⁰ Галицкая земля изображена в зените ее политической мощи, нет и намека на какую-либо угрозу со стороны соседних венгерских королей. Наоборот, о Ярославе Осмомысле говорится, что он «подпер горы Угорьскыи своими железными плъки».

Однако то же «Слово о полку Игореве» дает понять, что отношения между Галицкой Русью и Венгрией были уже напряженными. Это можно видеть из дальнейших слов, посвященных Ярославу Осмомыслу: «заступив королеви путь, затворив Дунаю порота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная»²¹. В этой фразе ясно проявляется стремление автора «Слова» показать, что Ярослав преградил путь королю и затворил для него ворота на Дунай, хотя и не сделано никаких пояснений, что понимается под этим путем короля и какие ворота на Дунае были затворены Ярославом Осмомыслом.

Ярослав Осмомысл более, чем кто-либо из галицких князей, был втянут в дела византийской империи. Кратковременный союз с императором Мануилом Комнином сменился долгими годами неприязненных отношений между Мануилом и Ярославом, так как последний поддерживал одного из претендентов на византийский престол, знаменитого Андроника Комнина. Известно, что Андроник нашел во время своих скитаний приют у Ярослава и впоследствии с благодарностью вспоминал о своей жизни в Галицком княжестве. Византийский писатель Никита Хониат рассказывает, что Андроник построил у храма Сорока мучеников палату, расписанную картинами из его жизни у «тавроскифов», т. е. у русских. Приводим это замечательное описание русской охоты XII в., так совпадающее с тем, что рассказывает о своих охотничьих подвигах Владимир Мономах: «Живопись представляла конскую езду, псовую охоту, крик птиц, лай собак, погоню за оленями и травлю зайцев, пронзенного копьем кабана и раненого зубра (этот зверь больше сказочного медведя и пестрого леопарда и водится преимущественно у тавроскифов), сельскую жизнь с ее палатками, наскоро приготовленный обед из пойманной добычи, самого Андроника, собственными руками разрубающего на части мясо оленя или кабана и тщательно его поджаривающего на огне, и другие предметы в том же роде, свидетельствующие о жизни человека, у которого вся надежда на лук, меч и быстроногого коня»²².

Дружеские отношения между Ярославом и Андроником Комнином продолжались и после того, как Андроник сделался византийским императором. На это намекает то обстоятельство, что один из опасных соперников Андроника, племянник умершего царя Мануила, был сослан им в Скифию. Упомянутый выше Никита Хониат рассказывает, что «Алексей Комнен, происходивший от одной крови с царем Мануилом... был сослан Андроником в Скифию, бежал оттуда, и как какой-нибудь крылатый змей, перенесся в Сицилию»²³.

Гибель Андроника, свергнутого с престола и зверски умерщвленного константинопольской толпой, должна была резко изменить положение в придунайских областях и политику Ярослава Осмомысла. Не случайно эта смерть была в какой-то мере связана с началом восстания в Болгарии, во главе которого стояли братья Петр и Асень. Восстание началось, как это доказал в своих трудах Ф.И. Успенский, весною 1186 г.²⁴ На первых порах вожди восставших болгар потерпели поражение и бежали за Дунай в поисках помощи. Зная теперь, что Ярослав Осмомысл «суды рядя до Дуная», мы едва ли скажем, что болгарское восстание поддерживалось одними половцами. Надо думать, что оно нашло поддержку и в Галицком княжестве.

В числе народов, сражавшихся в Болгарии, были «куманы, народ доселе непорабощенный, негостеприимный и весьма воинственный, и те, что происходят из Вордоны, презирающие смерть, ветвь русских, народ любезный богу войны». Ф.И. Успенский объяснил слово «Вордоны» как испорченное русское слово «бродники», указав на участие русских в войнах за освобождение Болгарии²⁵.

В свете того, что мы знаем о событиях в придунайских землях в конце XII в., реальное значение принимает выражение «Слова» о том, что Ярослав Осмомысл затворил Дунаю ворота. Это выражение становится, впрочем, понятным в общем контексте с предыдущей фразой: «заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота».

Одним из крупных политических событий на Балканах в конце XII в. был союз византийского императора Исаака Ангела с венгерским королем Белой III. Для закрепления этого союза император женился на малолетней венгерской принцессе в конце 1185 или в начале 1186 г.²⁶

Венгерский король тотчас же занял угрожающую позицию по отношению к восставшей Болгарии и Галицкому княжеству. Можно предполагать, что певец «Слова о полку Игореве» знал об этой позиции венгерского короля и ответных мероприятиях Ярослава Осмомысла, который, «заступив королю путь, затворив Дунаю ворота», стал переметывать тяжести через облака, как переводил соответствующее место А.С. Орлов: «меча времены чрез облаки»²⁷. В этом выражении мы найдем вполне реальное отображение того, что Ярослав загородил своими войсками путь венгерскому королю в Болгарию. Даже указано место, где он это мог сделать — Железные ворота, под которыми известно урочище, где Дунай течет, стесненный отрогами Трансильванских Альп и подступающих к ним с другого берега гор Мароча. Это место находится в прямой близости к одному из крупнейших болгарских городов Видину, или Вдину, где еще и после падения первого Болгарского царства сидел самостоятельный болгарский царь²⁸. Думается, что и малопонятное, но цветистое выражение «Слова» «меча бремены чрез облаки» сохранило воспоминание о каком-то реальном факте, может быть, о переправе военных тяжестей (например, стенобитных орудий) «через облака», т. е. через вершины высокого горного хребта.

Певец «Слова о полку Игореве», по-видимому, был осведомлен о болгарских событиях. Этим можно объяснить настойчивое упоминание о Трояне в русском памятнике конца XII в.

Весной 1186 г. византийский император Исаак-Ангел обошел укрепленный горный проход и проник другою горною тропою в Болгарию, разбив Петра и Асеня. Можно предполагать, что это событие не было еще известно певцу «Слова о полку Игореве», когда он писал о Трояновой тропе, «рища в тропу Трояню чрес поля на горы». Выражение «тропа», упоминаемое в русских документах в значении «тропинка», «дорожка», особенно хорошо подходит для горного пути в Балканах, известного под названием Траяновой дороги. Дм. Ангелов в своей статье о сообщительно-операционных линиях в войнах XII—XIV вв. указывает, что горный проход от Пловдива назывался «Траянов проход» (античное Sued, средневековая Болгарская Клисура или Василица)²⁹.

Киевская Русь была связана с целым рядом европейских стран: Германией, Францией, Англией, Скандинавией. Прекрасное знание географии Западной Европы доказывается отрывком, помещенным в начале «Повести временных лет». В нем с необыкновенной точностью указаны народы, жившие у берегов Балтийского моря. Поляки, пруссы, народы Прибалтики («чудь») «прилегают» к этому морю. Варяги «седят» по этому морю «к западу до земле Агнянски и Волошьски». Среди других народов названы волхвы и карлязи. Уже Круг указал, что под именем волхвов, упомянутых в летописи, надо понимать жителей Нормандии — Valland, скандинавских источников, а под карлязами — carlenses, жителей позднейших Нидерландов. Однако по другим исследованиям, словом «carlenses» обозначали французов, «короли Капетинги всегда короли Каролинги, так как Капетинги имели претензию вести себя от Карла Великого. Должно быть отмечено, что иностранные авторы всегда употребляют для французского королевства слово «Каролинги» — пишет один французский автор. В другой работе нам приходилось отмечать, что географический отрывок «Повести временных лет» возник, вероятно, до 1041 г., так как в нем названа Англия и нет Дании, а обе эти страны в это время находились под одной властью. Отдельное упоминание Нормандии (Valland) датирует этот отрывок временем до 1066 г., т. е. до времени, предшествующего Вильгельму Завоевателю.

Напомним и тот общеизвестный факт, что русская княжна Анна, дочь Ярослава Мудрого, была французской королевой. Пожалуй, наиболее любопытным было то, что Анна и на чужбине подписывалась по-славянски — «Анна ръина», сохраняя свои прежние русские обычаи и язык. Напомним ту большую роль, которая выпала на долю Евпраксии — Адельгейды, жены германского императора Генриха IV, в знаменитой борьбе римских пап со светской властью императоров.

Римские папы и католическое духовенство пыталось утвердить на Руси свое влияние уже в X в. Такие же попытки делались в более позднее время.

Громадная международная роль, которая выпала на долю России, становится особенно ясной в свете соперничества за влияние на Русь восточной и западной церкви, католицизма и православия. Это соперничество началось уже в X в., когда княгиня Ольга, приняв крещение от константинопольской церкви, в то же время отправила послов к германскому императору Оттону 1 с просьбой прислать епископа. Владимир Святославич поддерживал связи с Римом, а при дворе его сына Святополка, позже прозванного Окаянным, жил католический епископ Рейнберн. Нам известен другой, еще более замечательный факт, необыкновенно ярко показывающий громадный удельный вес, которым пользовался русский народ в глазах римского престола. Когда в 1054 г. произошел решительный раскол между католической и греческой церквами, обе церкви старались привлечь на свою сторону киевских князей. Папские послы положили свою отлучительную грамоту в русском городе (1055 г.), откуда ее получил византийский император (a civitate Russorum). Так об этом событии говорит достоверный свидетель — кардинал Гумберт, составивший краткую историческую записку о разделении церквей³⁰.

Вопреки обычному представлению, Киевская Русь принимала участие в крестовых походах. Свидетельство о политической миссии киевских князей в Палестину сохранило хождение Даниила.

В «Истории о Иерусалиме и Антиохии» («L'histoire de Jérusalem et d'Antioche») XIII в. русские перечисляются среди народов, которые сражались в Палестине против Солимана. Вместе с Годефруа сражались люди из Венгрии, Австрии, Дании, Польши, России (de Russie). Они решили исход битвы за Никею. «Топонимика Палестины, — по словам одного исследователя, — заключает некоторые географические названия, которые напоминают о Руси». Rugia или город Rossa, называемый также Russa, Roiia, Rügen, Rursia, Rusa.

Свидетельство о политическом участии русских князей в крестовых походах, сохранилось, впрочем, и в русском произведении. Мы имеем в виду «Хождения Даниила Паломника». По собственным словам Даниила, он ходил в Палестину при Святополке Изяславиче, т. е. до 1113 г. Что его миссия в Палестину имела какое-то политическое значение, видно из того, что русский игумен вел переговоры с королем Болдуином (умер в 1118 г.). Русский паломник был со своею дружиною, по-видимому, достаточно многочисленной, для защиты от нападения мусульман: «погани мнози в горах тех и избивают христиан в дебрех тех страшных».

Киевская Русь была тесно связана со странами Закавказья и Средней Азии. Походы русских нанесли удары Хозарскому царству и распространились до Азербайджана. История Хозарского царства и Волжской Болгарии неотрывно связана с историей Киевской Руси. Киевская Русь была связана и со Средней Азией, главным образом, Хорезмом, а также с Грузией и Арменией. Стоя прочной ногой в Европе, поддерживая постоянные связи с Константинополем, Россия выступала как мировая держава и на востоке. Русские купцы ездили в Великие Болгары, столицу Камской Болгарии, и спускались вниз по Волге к Каспийскому морю. Оживленными были связи с Кавказом, особенно с Грузией. Из «обез», как называли грузин в русских источниках, пришли мастера — строители «великой» церкви Киево-Печерского монастыря. Изяслав Мстиславич был женат на молодой грузинской княжне, а грузинская царица Тамара в первом, правда, неудачном браке, была за сыном Андрея Боголюбского.

Изложение Басили, грузинского историка царствования Тамары, показывает, что брак Тамары с Юрием был результатом прямого политического расчета. «Собрались перед царицей Русуданой, — пишет он, — и по общему решению, отправили какого-то человека в Русское царство в виду принадлежности русских племен к христианству и православию». Басили упоминает и о восстании, которое имеры и сваны подняли против царицы. Они «привезли с собою и русского, будто бы с верным расчетом снова сделать его царем»³¹. Таким образом, русский князь не был случайным иноземцем в Грузии, а нашел себе поддержку у ряда племен.

Связи с Кавказом поддерживались с помощью русского княжества в Тмутаракани. Этим объясняется, что на Руси грузины были известны под именем «обозов», от слова Абхазия, где в IX—X вв. существовало сильное Абхазское царство. Суздальская Русь была связана с Кавказом речною магистралью Волги. Анбал Ясин (осетин) был приближенным Андрея Боголюбского. Некоторые исследователи видят в технике владимирских рельефов близкую связь с рельефами Закавказья.

Что касается армян, то колонии их с древнего времени существовали в Киеве, а также в Галицкой земле.

Замечательнее всего, как доказал С.П. Толстов, что Русь была тесно связана и со Средней Азией. Хорезм или Хвалисы русской летописи были прекрасно известны на Руси. Широко известны походы руссов на Волгу, где у хозарской столицы Итиля их видел Ибн-Фадлан. Походы руссов в Азербайджан навсегда оставили по себе память в восточных хрониках. В то время как западноевропейские страны питались различного рода баснями о далеких странах Востока, русский летописец знал уже, что «из Руси можеть ити по Волзе в Болгары и в Хвалисы и на въеток доити в жребии Симов»³². Тот же летописец подчеркивает, что по Двине можно было идти «в Варяги, из Варяг до Рима, от Рима до племени Хамова». Так очерчивается та международная среда, центром для которой была Киевская Русь. Из Хорезма в центре Азии до Скандинавии, от Скандинавии до Рима в Италии и до берегов Африки, «до племени Хамова». Ни одно государство в Европе или в Азии не могло соперничать с Киевской Русью по своему международному значению.

По отношению к народам Восточной Европы, соседившим с Киевской Русью на севере и востоке, русский народ играл громадную культурную роль. Исконные связи русского народа с литовцами, эстонцами и латышами доказываются свидетельством письменных памятников, а также заимствованиями для обозначения ряда понятий из русского языка в языки народов Прибалтики. Теперь уже можно считать вполне доказанным тот бесспорный факт, что народы Прибалтики с давнего времени вступили в постоянное общение с русским народом, задолго до появления в Прибалтике немецких захватчиков. Пожалуй, наиболее ярким доказательством давних культурных сношений русского народа с народами Прибалтики является то обстоятельство, что предметы христианского культа в эстонском и латышском языке заимствованы из русского языка. Латыши называют церковь древнерусским словом «базница», от русского «божница», «гаваеть», «гавани» — пост, от русского «говение» и пр. В эстонском языке топор называется topper, лук — look. Таких примеров можно привести много, и они с достаточным основанием говорят о древности связей русского народа с народами Прибалтики в те времена, когда, по выражению одного русского памятника, «немци радовахуся, далече будуче за синим морем»³³. Поэтому распадается легенда, придуманная немецкими реакционными авторами о какой-то культурной роли немецких рыцарей в Прибалтике, легенда, придуманная для оправдания немецких захватов на Востоке.

Близость культурных связей русского народа с народами Прибалтики подчеркивается существованием русских поселений в непосредственной близости к побережью Балтийского моря. Передовые русские крепости на нижнем течении Западной Двины, Кукенойс и Герцике находились в землях со смешанным русским и латышским населением.

В Эстонии в центре страны был основан Юрьев со смешанным русским и эстонским населением. Русский народ и народы Прибалтики вместе боролись против установления владычества немецких феодалов. Это проходит красной нитью по всей «Хронике Ливонии», написанной Генрихом Латвийским. Постоянная поддержка, оказываемая народам Прибалтики русскими и литовцами, и была основной причиной, препятствовавшей расширению немецких захватов в Прибалтике. «Они привели с собою захваченных по деревням русских и эзельских гонцов, которые пришли было по поручению русских собрать войско по всей Эстонии», — пишет «Хроника Ливонии» о войне 1228 г. Во время осады Юрьева немецкими рыцарями в 1228 г. русские и эсты мужественно защищали город и вместе погибли на его развалинах.

Следует отметить, что именно русские летописи и некоторые другие письменные памятники являются основным источником по истории Прибалтики в XI—XIII вв. В сущности литовская история XI—XIII вв., хоть и в отрывочном виде, известна нам по русским летописям, в особенности по Ипатьевской летописи, как и история народов Прибалтики до появления в ней немцев освещена только русскими летописями, по преимуществу новгородскими известиями. «Хроника Ливонии» относится уже к первой половине XIII в., а так называемые «литовские летописи» — произведения очень позднего и малодостоверного характера. Таким образом, мы вправе говорить, что история народов Прибалтики оставалась бы без русских источников в тени, а это прямое указание на близкую связь Киевской Руси с литовцами и народами Прибалтики.

Высокое представление о значении Киевской Руси в мировой истории было свойственно самим ее современникам. «Всего еси исполнена земля Русская», — восклицает русский автор XIII в., говоря о бедствиях своего времени. И это вовсе не единственное высказывание современников. Недаром же другой русский автор XI—XII вв. отмечал высокое положение России среди других стран в таких словах: «Кого бог так любит, как возлюбил нас, кого так почтил, как нас прославил и вознес». И эти выражения не являются чрезмерно высоким представлением о своей стране, которое уместно в устах патриота. У нас имеется немало доказательств того, что Киевская Русь высоко оценивалась и у других современных ей народов. Здесь прежде всего надо отметить французский эпос, содержащий немало указаний на Русь как могущественную страну. Россия представлялась богатой «лучшим золотом», дорогими тканями — cendal de Russie (от греческого — syndon), шелком, сукном и т. д. Русские лошади (cheval de Russie) славились наравне с венгерскими, арабскими, испанскими³⁴.

В описании морской торговли Саутхемптона, относящемся к началу XIII в., говорится о купцах, прибывающих из Апулии и Руси: «Купцы прибывают из Апулии и Руси, привозящие их великий товар и мясо, которым снабжен город». Русские войска принимают участие в войне против Карла Великого в знаменитой поэме о Роланде. Короли, графы, сеньеры из Руси — постоянные участники событий во французском эпосе. По замечанию новейшего исследователя, «Русь упоминается в 28 поэмах, всего около 70 раз, что само по себе свидетельствует о том интересе, который эта далекая страна вызывала во Франции»³⁵.

Интересно, что такое же представление о Киевской Руси было у византийских авторов. Никита Хониат называет русский народ «христианнейшим», который спас Византийскую империю от половцев. О действительном значении русских в Константинополе дает представление исследование Регеля, который пришел к выводу, что на монетах Владимира Святославича киевский князь изображен в знаках достоинства, «которые в Византии принадлежали ни цезарям, ни нобилям, но только одному императору»³⁶. Этот факт становится особенно ярким в свете того, что мы знаем о переговорах с греческим двором императора Оттона, который услышал в ответ на сватовство своего сына к византийской принцессе высокомерные слова: «Неслыханно, чтобы норфиророжденная, то есть дочь рожденного в пурпуре, рожденная в пурпуре, вступала в брак с другим родом» («Inaudita res est ut porphirogenita, hoc est in purpuro nati filia, in purpuro nata, gentibus misceatur»)³⁷.

Общеизвестен факт особого интереса к Руси со стороны восточных авторов X—XIII вв. Ограничимся только краткими справками. В самых начальных словах своего сочинения Ибн-Фадлан уже пишет, что он будет рассказывать о том, что видел в стране «турок, хазар, русов, славян, башкир и других пародов». Аль-Масуди сообщает, что русские «образуют великий народ» и т. д. Обилие упоминаний о Руси у восточных авторов само по себе говорит о большом интересе к Киевской Руси на Востоке. Напомним здесь же, что упоминание о русских появляются и в поэтических трудах Низами, великого азербайджанского поэта XII—XIII вв.

Мы видим, что митрополит Илларион в своем «Слове о законе и благодати» имел полное право сказать, что Русская земля была ведома во всех концах вселенной. Владимир и его предки «не в худе бо и не в неведоме земле владычествоваша, но в Русской, яже ведома и слышима есть всеми концы земли».

История Киевской Руси неразрывно связана с историей многих других народов СССР, является их составной и неразрывной частью.

Все, что мы знаем по истории северных и северо-восточных народов на Востоке Европы, известно нам из русских источников. Да это и вполне попятно, если вспомнить о существовании «Пургасовой Руси» начала XIII в. в пределах мордвы, о том особом внимании, которое начальный летописец уделяет народам Поволжья, отмечая, кто из них был «особый язык». Не случайно древнейшее свидетельство о религиозных воззрениях «чуди», под которой понимались эстонцы и близкие к ним по языку народы, находится в «Повести временных лет», как и древнейший рассказ о Югре и народах Севера.

Киевская Русь объединила восточных славян и является общим истоком, от которого ведут свое начало три народа СССР — русские, украинцы и белорусы. Вместе с тем, Киевская Русь положила начало объединению с русским народом других народов Восточной Европы (мордвы, чувашей, марийцев, удмуртов и т. д.).

Для украинцев, русских и белорусов Киевская Русь одинаково является общим истоком. На далеком севере традиции Киевской Руси тщательно сохранялись в самые тяжкие годы татарщины. Эту мысль проводит уже «Задонщина», воспевающая победу русских над татарами на Куликовском поле в 1380 г.: «взыдем на горы Киевския, и посмотрим славного Непра и посмотрим по всей земли Руской и отоля на восточную страну, жребий Симов, сына Ноева, от него же родися Хиновя поганые, татаровя, бусормяновя. Те бо на реке Каяле одолеша род Афетов. И отоля Руская земля седить невесела. А от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася»³⁸.

«Ласковый князь Владимир», стольный град Киев, «Галич богатый» — распространенные былинные эпитеты русского эпоса, сохранившегося на нашем Севере. Но ту же самую мысль о единстве русского, белорусского и украинского народов высказал замечательный украинский писатель XVII в., в годы, когда украинский народ вел героическую борьбу за свое существование. Захарий Копыстенский в своей «Палинодии» говорит «о зацности и мужестве народу Российского». Он рассматривает «россов» как единый народ. Одна их часть, русские, взяли «две орде татарские, Казань и Астрахань». Другая часть тех же «россов» живет на Украине и также борется с татарами. «А другая часть Яфето-Роского поколенья, в Малой России выходячи, а не запорогов живучи казаки, — татары и места турецкии на море чолном воюют, а на всех выправах военных кролей полских делне, мужне и преважне ся ставят»³⁹. Так украинский автор XVII в. подчеркнул единство всего «роского» поколения, общим истоком которого была Киевская Русь.

История Киевской Руси в корне опровергает порочные и антинаучные произведения зарубежных писак о неспособности славян к созданию своего государства.

История Киевской Руси — величественное явление в мировой истории, она одинаково близка русским, украинцам, белорусам и всем народам Советского Союза, она тесно связана с историей СССР и всего мира.

История Киевской Руси занимает большое и почетное место в истории Советского государства и во всемирной истории как общий исток, от которого ведут начало и с которым связана начальная история многих народов СССР — оплота всего прогрессивного человечества.

Комментарии

Публикуется на русском языке впервые по машинописному тексту, хранящемуся в Архиве АН СССР (ф. 693, оп. 1, д. 21а, лл. 1—32). В 1950 г. с незначительными сокращениями и редакционными изменениями была опубликована на украинском языке в «Наукових записках Інституту Історії АН УРСР», т. III, стр. 18—35. Отдельные сноски, отсутствующие в машинописном тексте, восстановлены по украинской публикации. Работа Б.Д. Грекова «Киевская Русь», на которую ссылается М.Н. Тихомиров (стр. 32) была после 1944 г. дважды переработана и значительно расширена автором (см. ее последнее издание: Б.Д. Греков. Избранные труды, т. II. М., 1959, стр. 11—410). Во втором переработанном и дополненном издании своей монографии «Древнерусские города» М.Н. Тихомиров называет 135 новых городов в XII в. и определяет их общее количество около 300 (М.Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, стр. 33—43).

Примечания

1. К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII в., гл. V. — [K. Marx. Secret Diplomatic History of eighteenth century. New York, 1969].

2. «Летопись по Лаврентьевскому списку». СПб., 1872, стр. 144 [ПСРЛ, т. I. М., 1962, стр. 147].

3. «Правда Русская», т. I. Тексты. Под редакцией акад. Б.Д. Грекова. М.—Л., 1940, стр. 81.

4. Б.Д. Греков. Киевская Русь. М.—Л., 1944, гл. «Сельское хозяйство и сельскохозяйственная техника древней Руси», стр. 36—51.

5. Там же, стр. 154—155.

6. Б.А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М., 1948, стр. 260.

7. Théophile. Prêtre et moine. Essais sur divers arts. Paris, 1843, p. 8.

8. М.Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1946, стр. 20—24.

9. «Летопись по Лаврентьевскому списку», стр. 170.

10. «Правда Русская», т. I, стр. 71.

11. «Летопись по Ипатскому списку». СПб., 1871, стр. 41.

12. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 45.

13. К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII в. [K. Marx. Secret Diplomatic...]

14. В.И. Малышев. Житие Александра Невского. — ТОДРЛ, т. V. М.—Л., 1947, стр. 188.

15. «Летопись по Лаврентьевскому списку», стр. 162.

16. К. Бестужев-Рюмин. О составе русских летописей до конца XIV в. СПб., 1868, приложения, стр. 54.

17. В.Г. Васильевский. Труды, т. II, вып. 1. СПб., 1909, стр. 31 («Два письма Михаила Дуки»).

18. Петър Мутафчиевъ. История на българския народъ, томъ първи. София, 1943, стр. 359.

19. Тексты «Слова» цитируются нами по первому изданию — «Ироическая песнь о походе удельного князя Новгорода-Северского Игоря Святославича» (далее — «Слово»). М., 1800. Для перевода в основном привлекался текст А.С. Орлова — акад. А.С. Орлов. Слово о полку Игореве (далее — А.С. Орлов. «Слово»). 2-е дополненное изд. М.—Л., 1946.

20. «Летопись по Инатскому списку», стр. 441.

21. А.С. Орлов. «Слово», стр. 72, 83.

22. «История Никиты Хониата». Византийские историки, переведенные с греческого при СПбургской Духовной Академии, т. I. СПб., 1860, стр. 420.

23. Там же, стр. 376.

24. Ф.И. Успенский. Образование второго Болгарского царства. Одесса, 1879, стр. 75.

25. Ф.И. Успенский. Указ. соч., приложения, стр. 35—36.

26. Там же, стр. 111—112.

27. А.С. Орлов. «Слово», стр. 83. Конечно, поправка «бремены» является очень надежной, так как в рукописи XVI в. начертания букв «б» и «в» были очень близки друг к другу. Но можно допустить и «времени». И.И. Срезневский приводит в своем словаре слово «времены», заменяющее понятие стражи (И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. I. СПб., 1893, стр. 320).

28. Об этом пишет Таллоци в своих очерках на венгерском языке (см. рецензию П. Сырку в «Византийском Временнике», т. VII, вып. 1. СПб., 1900, стр. 147—148).

29. Димитър Ангелов. Съобщително-операционни линии и осведомителна служба във войните и вънишо-политическите отношения между България и Византия през XII—XIV вв. — «Известия на Българското Историческо Дружество», кн. XXII—XXIV. София, 1948, стр. 219.

30. Андрей. Попов. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI—XV вв.). М., 1875, стр. 46—47 и примечание. (Отлучительная грамота была положена папскими послами на алтарь Софийской церкви в Константинополе 16 июля 1055 г.)

31. «Памятники эпохи Руставели». Л., 1938, стр. 44—47.

32. «Летопись по Лаврентьевскому списку», стр. 6 [ПСРЛ, т. I. М., 1962, стр. 7].

33. [В данном случае М. II. Тихомиров цитирует «Слово о погибели Русской земли». — См. В.И. Малышев. Житие Александре Невского. Приложение. — ТОДРЛ, т. V. М.—Л., 1947, стр. 188].

34. Gr. Lozinskij. La Russie dans la littérature française du Moyen âge. — «Revue des études slaves», t. 9. Paris, 1929, p. 253—269.

35. А.И. Дробшнский. Русь и Восточная Европа во французской средневековом поэзии. — «Исторические записки», т. 26. М., 1948, стр. 95—127.

36. W. Regel. Analecta byzantino-russica. Petropoli, 1891, p. LXXIX.

37. А.Е. Пресняков. Лекции по русской истории, т. I. Киевская Русь. М., 1938, стр. 100; Это относится к 968 г. [М.Н. Тихомиров дает спой перевод латинского текста, приведенного у А.Е. Преснякова. Его перевод отличается от перевода А.Е. Преснякова.]

38. «Воинские повести древней Руси». М.—Л., 1949, стр. 33.

39. РИБ, т. IV, ч. I. СПб., 1878, стб. 1100—1110.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница