Глава IV
Мировое положение России. — Восток и азиатские варвары. — Нашествие Батыя. — Состояние Русской земли после нашествия. — Деятельность Ярослава Всеволодовича и его кончина
| Смири Господь Бог русскую землю нахождением иноплеменник.
(Тверская летопись, 365) |
| Была пора: татарин злой шагнул
Через рубеж хранительныя Волги. Погибло все: народ, терпя, согнул Главу под стыд мучительный и долгий! В.А. Жуковский. «Русская слава» |
| Братие и сестры, счастливо наслаждающиеся драгоценною свободой, вспомните все беды, которые ваши деды перенесли из-за нее.
(Из речи митрополита Михаила) |
Перейдем теперь к печальной повести о том ужасном потрясении, которое выпало на долю русского народа в XIII веке. Мы увидим, как мрачные тучи одновременно надвигаются с востока и с запада. Но среди мглы проглянет яркое солнце, среди невыразимо тяжких и смутных обстоятельств в лице Александра Ярославича явится пред нами истинный представитель своего века — великий государственный муж, спасающий будущность Русского народа, народный герой, добрый страдалец за землю Русскую. Преклоняясь пред неисповедимыми судьбами Промысла, посылающего испытания, с искренним чувством умиления и сердечной благодарности облобызаем Десницу, подающую в то же время и необходимую помощь и утешение.
* * *
Взаимные несогласия и распри русских людей побудили их некогда призвать князя из-за моря владеть и княжить на Руси. Но княжеский род размножился, и кровавые распри начались между самими князьями-родственниками. Русь стала обширным воинским станом. Бурные страсти молодого народа разыгрывались на просторе, и сильный мог безнаказанно угнетать слабого.
От усобиц княжьих — гибель Руси!
Братья спорят: то мое и это!
Зол раздор из малых слов заводят,
На себя куют крамолу сами,
А на Русь с победами приходят
Отовсюду вороги лихие!
На далеком севере явился князь, сознавший всю гибельность таких порядков, и, собравшись с силами, потребовал от своей братьи — остальных князей — повиновения. Но другой, не менее знаменитый князь, не боявшийся никого, кроме Бога, прислал сказать ему:
«Мы приняли тебя старшим, отцом, а ты поступаешь с нами не как с родственниками, такими же князьями, как и ты, но как с подручниками»1!
Таким образом, князья не хотели отречься от своих прав располагать собой и своими землями по своему произволу. Но вот Провидение посылает русскому народу тяжкое испытание, и среди ужасных бедствий и русский народ и его вожди должны были во всей силе уразуметь великую истину, которую внушает религия, возвещающая Великую Жертву, принесенную за мир. Необходимо было, во имя блага государства, пожертвовать своими личными правами, хотя бы и освященными давностью, необходимо было научиться подчинять свою личную волю другой воле, которая стремится к общему благу.
Но великие испытания, посланные русскому народу в XIII столетии, вразумляя его, в то же время указывали на его великое всемирно-историческое призвание в будущем, на грядущее его величие. Всеблагому Провидению благоугодно было поселить русский народ на обширном открытом пространстве между Уралом и Карпатами, где лицом к лицу встречаются столь разнородные части света, Европа и Азия. Не одну тысячу лет продолжалась да не окончилась еще и теперь борьба между двумя противоположными культурными мирами, между Востоком и Западом. Не замыкаться во внутренних распрях, не тратить на них свои богатые силы, даже не думать только о своем благоустройстве и благополучии, лишь отбиваясь от внешних врагов, нет — «русское государство призывалось к высокой миссии в человечестве — твердо стоять на страже между двумя частями света, не склоняясь ни на ту, ни на другую сторону, пока перст Божий не укажет поры для мирной встречи Востока с Западом в духе христианских и культурных идей»2.
Обратимся сначала к Востоку. До XII столетия русский народ, можно сказать, только отбивался от врагов, окружавших его с разных сторон. В XIII веке обнаружилось, что он должен восторжествовать над ними, преодолеть их, если не желает совсем отказаться от самостоятельного национального существования. От половины IX века до сороковых годов XIII-го в борьбе Руси с разными степными варварами не было перевеса ни на стороне кочевых орд, ни на стороне Руси. Печенеги и затем половцы производят иногда сильные опустошения в Приднепровье, но зато и русские князья иногда проникают вглубь их степей, за Дон, и пленят их вежи. Но в первой половине XIII века Азия высылает столь страшные силы, что об успешной борьбе с ними на первых порах нельзя было и думать. По одному меткому сравнению, Азия была всегда как бы народовержущим вулканом; но на этот раз ужасы извержения были столь поразительны, что потрясли огромное пространство земель от истоков далекого Амура до Атлантиды. Западная Европа трепетала и ждала повторения погромов Аттилы: папы и короли спешили отвратить нашествие посольствами в Азию. Но испытать всю тяжесть бедствия, выпить до дна горькую чашу невыразимых страданий суждено было только нашему отечеству.
В недрах Азии, у подошвы Алтая, началось это страшное движение народов. Бурным опустошительным ураганом, «ветром разрушения» пронеслись монголо-татары под предводительством кровожадного Чингиз-хана чрез всю Азию. Великие царства были сокрушены; много народов истреблено; развалины и груды костей человеческих обозначали их путь. Наконец, обогнув южный берег Каспийского моря, свирепые варвары вошли на Кавказ, в Грузию и проникли в степи половецкие. Русские князья вместе с половцами выступили против неведомых пришельцев и потерпели в 1224 году на берегах реки Калки страшное, небывалое поражение, исполнившее ужасом современников3.
— Кого Бог в гневе Своем посылал на землю Русскую? — спрашивали наши предки. — Откуда приходили эти ужасные иноплеменники? — Ответа не было.
Прошло тринадцать лет, и снова огромная сила татарская, на этот раз под предводительством Батыя, внука Чингиз-хана, перейдя Яик и сокрушив болгар, обрушилась на Россию. Необыкновенное впечатление производила на современников огромность двигавшейся орды. «От множества воинов земля стонала; от громады войска обезумели дикие звери и ночные птицы»4. Даже теперь, на расстоянии стольких веков, живо представляется нам чувство ужаса, охватывавшее современников, если при этом вспоминаем, что огромная масса варваров надвигалась на Русь с единственною целью беспощадного убийства и грабежа.
Отвратительной наружности, «безобразнее всех людей»5, с грубыми религиозными понятиями, монголо-татары не признавали вообще никаких нравственных правил, кроме насилия и убийства. Выносливые, способные терпеть голод в течение нескольких дней, они набрасывались при первой возможности на всякую пищу и с жадностью пожирали даже падаль и человеческие трупы, исполнены были неутолимой и бесстыдной похоти и алчного грабительства, крайне неопрятны и грязны. Но более всего поражала их лютая свирепость. Они не знали пощады, тысячами избивали людей, не разбирая ни пола, ни возраста, предавая при этом несчастных всевозможным истязаниям и поруганиям6. Ненасытная кровожадность их доходила до того, что они бросались пить и сосать кровь из ран захваченного врага. Среди непрерывных войн они приобрели все свойства для обеспечения успеха истребления. «Они имели мужество львиное, терпение собачье, хитрость лисицы, дальнозоркость ворона, хищность волчью, чуткость кошки и буйность вепря при нападении»7.
— Какое благо выше всех на земле? — спросил однажды, уже в преклонных летах, Чингиз-хан своих вельмож.
Один указывал на одно, другой — на другое. Покачал головой старый хан и ответил следующее:
— Все не то... Нет, счастливее всех тот, кто гонит пред собой разбитых врагов, грабит их имущество, скачет на конях их, любуется слезами людей, им близких, и целует их жен и дочерей...
В этом ответе — целая характеристика татар.
Такие-то варвары ворвались сквозь мордовские леса в начале 1237 года в рязанскую землю. Опустошение рязанской земли производилось с особой свирепостью и беспощадностью. «Варвары, по словам историка, явились в нее, исполненные дикой, ничем не обузданной энергии, еще не пресыщенные русской кровью, неутомленные разрушением»8. Ужасны были неистовства татар при взятии Рязани. С адским хохотом они смотрели на отчаяние, слезы и муки людей и тешились убийством: распинали пленных; связав руки, стреляли в них как в цель для забавы; оскверняли святыню храмов насилием юных монахинь, знаменитых жен и девиц в присутствии умирающих матерей, отцов и мужей; жгли священников и обагряли алтари их кровью, — и эти ужасы продолжались несколько дней! Наконец, стихли вопли отчаяния и крики торжества и злобы. Рязанская земля стала страшной пустыней, неизмеримым кладбищем.
Ни младенца, ни старца в живых не осталося...
Плакать некому было и не по ком...
Подо льдом и под снегом померзлые,
На траве-ковыле обнаженны, терзаемы
И зверями, и птицами хищными,
Без креста и могилы лежали убитые
Воеводы рязанские, витязи,
И семейные князя, и сродники,
И все множество люда рязанского:
Все одну чашу смертную выпили.
В однообразно-убийственном порядке двигались татары из одной области в другую, охватывая их широкими облавами. После Рязани очередь дошла до суздальской земли. Взяв Москву, татары направились к Владимиру.
Великий князь Георгий Всеволодович отправился собирать войска для более сильного отпора и поручил на время своего отсутствия защищать столицу двум сыновьям своим, Всеволоду и Мстиславу, рассчитывая, может быть, встретиться с татарами раньше, чем они подойдут к столице. Но он жестоко ошибся. Татары не шли, а летели как птицы. В то время, как он на реке Сити поджидал братьев с полками, татары 3 февраля во вторник, за неделю до мясопуста, тьмами тем обступили Владимир.
— Не стреляйте! — крикнули татары защитникам столицы, смотревшим со стены.
Вслед за тем они подвели юного князя Владимира Георгиевича, захваченного в Москве. Бледный, исхудалый и измученный, со впалыми глазами и унылым видом, в лохмотьях, он едва был узнан своими братьями и гражданами. Никто не мог удержаться от слез. Юные князья Всеволод и Мстислав порывались немедленно ударить на врагов. Никто не думал о спасении, напротив, начали готовиться к неминуемой смерти. «Открылось зрелище достопамятное, незабвенное, — говорит Карамзин. — Всеволод, супруга его, вельможи и многие чиновники собрались в храм Богоматери и требовали, чтобы епископ Митрофан облек их в схиму, или в великий образ ангельский. Священный обряд совершился в тишине торжественной: знаменитые россияне простились с миром, с жизнию, но стоя на праге смерти, еще молили небо о спасении России; да не погибнет вовеки ее любезное имя и слава»9!
7 февраля, в воскресенье мясопустное, после заутрени татары вломились в город и начали свою адскую работу. Епископ Митрофан, супруга великого князя Агафия с дочерью, снохами, внучатами и многими боярынями заперлись в соборном храме Богородицы на хорах. Разграбив храм, татары натаскали в него дров и зажгли. Епископ благословил обреченных на ужасную смерть: «Господи, Боже сил, седяй на херувимех, простри руку Твою невидимую, и приими с миром души раб Твоих!» Все погибли в дыму и пламени. Величественный храм, знаменитое сооружение Андрея Боголюбского, прекрасный образец изящного суздальского стиля, был богато украшен внутри. Без сомнения, лучшие мастера того времени потрудились над его иконописью. Посетителей приятно поражал блеск от разноцветных плит и позолоты, шедшей по карнизам, аркам и преддвериям. Св. иконы сияли золотыми окладами и драгоценными камнями, а в алтаре над престолом опускалась позолоченная сень. Собор был предметом удивления православных и иноверцев, но теперь он представлял печальную картину разрушения10...
Князья Всеволод и Мстислав, пытаясь пробиться, сложили свои головы в жестокой сече.
Великий князь Георгий Всеволодович громко зарыдал, когда до него дошла потрясающая весть о гибели столицы и семьи.
— Господи! — воскликнул несчастный из глубины души, — так ли судил Ты? Буди святая воля Твоя! Рад умереть и я: на что мне жизнь?
Желание его скоро исполнилось. Один из воевод, посланный для разведок, поспешил возвратиться.
— Князь, нас обошли татары!!
Георгий Всеволодович не успел опомниться, не успел привести свои полки в порядок, как раздался крик:
— Идут! идут!
Князь немедленно бросился в бой, его полки устремились за ним. Кровь полилась ручьями. Но несметное множество врагов теснит русских со всех сторон. Дружина княжеская подается назад. Сражение превращается в ужасное побоище. Великий князь убит. Кругом его снопьями полегли его дружинники. Остальные в ужасе разбегаются. Это было 4 марта, всего несколько дней спустя после взятия Владимира. Ряд курганов по реке Сити с находимыми в них скелетами, носящими следы тяжелых ран, указывает на то, что бежавшие по временам останавливались, пытались отбиваться, снова бежали... Как глухие звуки, доносящиеся из глубины веков, звучат местные названия: Резанино, Станово, Сторожево, Боронишино, Могилицы, Юрьево11...
Братья и племянники великого князя спаслись бегством, но попался в плен один из последних — Василько Константинович, сын Константина Всеволодовича. Это был юноша цветущей красоты, с светлым и величественным взором. Наследник отцовских добродетелей, он отличался отвагою, ясным умом, познаниями, благородным характером, кротостью и великой добротою. Все знавшие горячо любили его. Кто служил ему, кто ел хлеб его и пил с ним чашу, говорили про него, тот уж не мог быть слугою другого князя. Схваченный врагами, он едва дышал: битва, голод и неутолимая скорбь сокрушили его силы, но он отказался принять пищу из рук врагов. Пораженные его наружностью, татары предлагали ему соединиться с ними и стать слугою Батыя.
— О, темное, злое и скверное царство! — вскрикнул князь. — Лютые кровопийцы, враги отечества и Христа! Как я могу быть заодно с вами? Вы отдадите Богу ответ за то несчетное множество душ, которые вы погубили безвинно. Он, Правосудный, предаст вас за них мукам в бесконечные веки!
Потом, возведя очи к небу, князь взмолился: «Господи Иисусе Христе, много раз помогавший мне в бедах! избави мя от сих плотоядец!» Но, взглянув на свирепые лица врагов, на их глаза, налившиеся кровью от ярости, видя, что они схватились за оружие, воскликнул: «Господи Иисусе Христе! Вижу, младость моя погибает железом... Помоги христианам, спаси жену мою, детей моих, епископа Кирилла... Приими дух мой, да и аз почию во славе Твоей...»12 И абье без милости убиен бысть. Тело его татары бросили в Шеренском лесу. Этот лес находится на реке Шерне между Ярославским и Углицким уездами, на половине дороги между Ростовом и местом побоища, и здесь одна местность до сих пор носит название Васили. Ростовский епископ Кирилл потом отыскал тело великого князя и тело Василька, принес их в Ростов и положил в соборном храме Богородицы. Тело Георгия было без головы, но впоследствии нашли и положили в гроб и голову. Горько рыдали русские люди при виде злой смерти своих князей...
Разорив суздальскую землю, татары направились к Великому Новгороду. При виде ужасов разрушения у всех опускались руки, падало мужество13. Исчезали бесследно города и селения. Багровое зарево пожаров обозначало движение страшной орды. Головы жителей падали, как скошеная трава... Не дойдя до Новгорода ста верст, татары поворотили на юг. Историки объясняют это движение разными причинами. Батый устрашился разлива рек и озер при наступавшей весне в обильной водою местности. Здесь сошлась облава, и Батый не захотел составить новой14. Татары прослышали о приготовлениях новгородцев к отчаянной обороне. Но сами новгородцы приписывали единодушно свое избавление Всеблагому Провидению. «Нов же город заступи Бог и св. София». Направляясь на юг, в степи половецкие, татары продолжали неутомимо свирепствовать. Все города по левую сторону Днепра были взяты и разрушены. Город Козельск оказал особенно упорное и мужественное сопротивление, зато при взятии его все защитники были избиты «и до отрочат»15...
Зимою 1240 года татары взяли и разорили Киев. Казалось, сила татарская не уменьшалась от бесчисленных битв. Чувство ужаса невольно сказывается в словах летописца. «Приде Батый Кыеву въ силе тяжце, многомъ множьствомъ силы своей, и окружи градъ и остолпи сила татарская, и бысть град в обдержаньи велице... И бе Батый у города и отроци его обседяху градъ, и не бе слышати от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблудъ его, и рьжания от гласа стадъ конь его»16... Сопротивление киевлян было чрезвычайно упорно, но бесполезно. «Стрелы омрачали воздух, копья трещали и ломались». По трупам киевлян варвары вломились в город. Отчаянная оборона ожесточила их до крайности... Древний Киев исчез, и навеки»17. Камня не осталось на камени, кроме двух-трех полуразрушенных церквей да одного придела среди развалин Печерской обители. Уцелевшие иноки иногда собирались сюда для богослужения, заслышав унылый и протяжный звон колокола.
Из Южной России татары направились в Венгрию. Европа содрогнулась в виду грозного нашествия, но от Голомуца (в Моравии) татары обратились назад и расположились на берегах Волги. Поволжские и подонские степи стали их главным местопребыванием. Впоследствии все царство Батыево получило название «Золотой Орды». Наступило монгольское иго.
«Умилительное, высокое зрелище представила Русская земля в эту критическую минуту своей истории, о которой нельзя вспоминать без благоговения!» — восклицает историк. Святая Русь была сокрушена, но после мужественной обороны. Воины, дружины, бояре, отроки — все честно исполнили свой долг и положили живот свой за отечество, за веру христианскую, в непоколебимой надежде иметь венцы мученические на том свете. Терпение, русская добродетель по преимуществу, преданность в волю Божию проявились здесь блистательно, и смиренные летописатели заключают обыкновенно свои прискорбные писания следующими словами: «Се же бысть за грехи наши... Господь силу от нас отъя, а недоумение и грозу, и страх, и трепет вложи в нас за грехи наша»18.
Но если нас до глубины души трогают и утешают нравственные качества, проявленные нашими предками в годину испытания, то с другой стороны приводит в ужас картина разрушения, которую представляло наше отечество после погрома Батыева. «Казалось, что огненная река промчалась от восточных пределов до западных, что язва, землетрясение и все ужасы естественные вместе опустошили их»19. Судя по страшному впечатлению на современников, можно сказать, что ни прежде, ни после того не приходилось русскому народу испытывать такого бедствия, которое так же сильно потрясло бы крепкую натуру русского человека, как нашествие Батыя. Груды развалин вместо цветущих еще так недавно сел и городов, белеющие кости множества непогребенных людей, поля, заросшие сорной травой, полное безлюдье — вот что можно было видеть тогда на Руси. Уцелевшие боязливо прятались в лесах.
Одна только небольшая часть русской земли на севере осталась нетронутой, по особым планам Провидения. Здесь Бог сохранил от руки варваров и будущих строителей русского государства. Исчислив всех сыновей «благочестивого и правоверного князя Ярослава Всеволожа», летописец прибавляет: «Сии вси сохранены быша молитвами святыа Богородица»20. В самом деле, нельзя не удивляться судьбам Божественного Промысла, сохранившего для России невредимым князя Ярослава Всеволодовича и его семейство, точно Ноя в ковчеге, среди ужасов гибели и разорения. Такой именно князь, как Ярослав Всеволодович, и нужен был в первые критические времена после нашествия. Немного позже мы видим во главе русского народа его доблестного сына Александра, но теперь, непосредственно после погрома, ему трудно было бы выступить на первый план. Без сомнения, во время нашествия, быстро доходили до Новгорода известия одно ужаснее другого, гроза подходила все ближе и ближе... Можно ли передать, что пережил, что перечувствовал за все это время юный новгородский князь, слыша о гибели множества народа, о лютой смерти столь многих и столь дорогих родственников? Кому из нас не приходилось в жизни терять близких и дорогих людей? Кто может изобразить чувства беспредельной скорби, овладевающей сердцем, когда опускают в могилу дорогое существо, для спасения которого готов был бы пожертвовать своею жизнью? Как пуст и ничтожен в такие минуты кажется мир со всеми его утехами! Но может ли быть сравниваемо чувство личного горя, как бы оно ни было сильно, с тем нравственным потрясением, которое может вызвать в возвышенных душах зрелище погибающей родины?.. Нужно было время, чтобы дать растерзанному сердцу хотя несколько успокоиться, чтобы уму, смущенному событиями, возвратить ясность, чтобы юной душе собраться с силами. Только окрепший в испытаниях, с трезвым практическим смыслом и закаленной энергией — Ярослав Всеволодович один мог не растеряться среди всеобщего смятения. Мужественно перенеся известие о смерти старшего брата Георгия, он поспешил во Владимир, чтобы занять великокняжеский стол, привести в порядок потрясенное государство и ободрить народ. Правда, он «приехал господствовать над развалинами и трупами»21, но и это его не смутило. Напротив, теперь-то вполне проявилась его несокрушимая энергия и жажда деятельности. Он не пришел в уныние, не проливал слез, не проклинал судьбу, как это делали другие, но спешил сделать все возможное, чтобы исправить хотя несколько причиненное зло. С его прибытием край точно оживился: по его распоряжению во владимирской земле очищали дороги, в городах выносили и хоронили трупы. По его призыву собирались жители, укрывавшиеся в лесах, слышали бодрое слово утешения. Вновь начинался разрушенный порядок общежития. Отрадное впечатление производила эта кипучая деятельность на упавший духом народ. «Поча ряды рядить и бысть радость велика хрестьяном», — замечает летописец. С честью похоронив во Владимире старшего брата, Ярослав, в качестве великого князя, распределил волости: оборонив смоленскую волость от литовцев, он поставил здесь князем Всеволода Мстиславича; Суздаль отдал своему брату Святославу, Стародуб — Иоанну, Переяславль оставил за собою. Теперь предстояло решить главную и самую трудную задачу — установить отношения с грозным завоевателем. В 1243 году он отправился в Орду к Батыю и первый из русских князей изъявил ему полную покорность. Батый принял его с честью. «Ярославе! буди ты старей всем князем в Русской земле», — решил хан. Возвратившись во Владимир, Ярослав немедленно отправил третьего своего сына Константина в далекую Татарию на поклонение главному хану, которому подчинен был сам Батый. В 1245 году Константин Ярославич благополучно вернулся из своего дальнего путешествия и привез отцу приказание великого хана самому явиться к нему. Простившись с отечеством и родными, Ярослав Всеволодович, преодолевая всевозможные лишения, пустился чрез среднеазиатские степи к берегам далекого Амура, где в то время находилось главное кочевье монголов, и прибыл в ханскую ставку как раз ко времени торжественного провозглашения великим ханом Гаюка. Не суждено было великому князю возвратиться в отечество. Много натерпевшись в орде, Ярослав Всеволодович скончался насильственною смертью. Папский посол Плано Кар-пини передает нам подробности этого печального события. В 1246 году умер Ярослав, великий князь суздальской области, которая составляет часть русского государства. Однажды он был призван к матери великого хана, которая, как будто оказывая особую честь Ярославу, желала из своих собственных рук дать ему есть и пить. Когда Ярослав возвратился от ханши, то сильно ослабел и через семь дней умер. Замечательно, что все тело его при этом удивительным образом позеленело: все говорили, что он был отравлен матерью хана»22. Наши летописи подтверждают и это известие, называя кончину великого князя «нужною», т. е. насильственною, а в одной прямо говорится, что его «зелием уморили».
Кончина Ярослава Всеволодовича была страшным несчастьем для его осиротелой семьи и для русского народа: но в то время уже взошло красное солнышко земли Русской — уже всюду гремела слава о доблестях его старшего сына, новгородского князя Александра Ярославича.
Примечания
1. Соловьев. История России, т. II, 250.
2. Письмо обер-прокурору Св. Синода Эдуарду Навилю.
3. В Ипатьевской и Новгородской летописях временем битвы указан 1224 год, в Лавр. и Акад. — 1223-й. См. замеч. ст. Куника в «Записках Академии наук по I и III отд.». Т. II, вып. 5. СПб., 1854.
4. Иловайский. История России. Ч. II, 373.
5. Васильев. История и древности восточной части Средней Азии. 216.
6. Иностранные писатели-путешественники превосходно знакомят нас с бытом и нравами монголов. Минорит Иоанн де Плано Карпини в 1245 году ездил в Великую Монголию с поручением от папы Иннокентия IV. Спутниками его были доминиканцы Асцелин и Симон де Сен-Кентя. Лучшее из изданий записок Плано Карпини: «Relation des Mongols on Tartares par le Frere Jean Du Plan de Carpin de I'ordre des Freres Mineurs, legat du Saint Siege Apostolique, Nonce en Tartarie pendant les annees 1245, 1246, 1247, et Archeveque d'Antirari. Paris. 1838». У нас — «Собрание путешествий к Татарам» Д. Языкова. СПб., 1825. Людовик IX посылал к хану Мешу голландского монаха Рюисброка, или Рубруквиса. Его записки в латинском подлиннике у Гаклюита: «Coll. of. early Voyages». У Бержерона: «Voyag. faits princip. en Asie». II. 1735, В сокращенном изложении Языкова в трудах Российской Академии, ч. III. 1840. См. также Шемякина в «Чтениях Общ. Ист. и Древней Росс.», 1864, кн. 3. Знаменитый путешественник венецианец Марко Поло (1250—1323), долго живший в Монголии, также даст нам сведения о монголах. В русском переводе Шемякина в «Чтениях Общ. Ист. и Древн. Росс.», 1861, кн. 3—4; 1862, кн. 1—4. Другие источники о монголах: о. Иоакинфа Бичурина: «История первых четырех ханов из дома Чингизова». СПб., 1829. Его же: «Записки о Монголии». СПб., 1828. Проф. Васильева: «История и древности восточной части Средней Азии» в «Записках археологического общества», т. IV. СПб., 1859. В недавнее время производились исследования на месте резиденции великих ханов — в Каракоруме. Доклад И.М. Ядринцева, в общ. собр. географического общества о результатах Орхонск. экспедиции, 16 апреля 1892 года. Местонахождение Каракорума установлено на основании найденных надписей.
7. Иловайский. История России. 377.
8. Там же, 380.
9. Карамзин. История государства Российского, т. III. 287—288.
10. Доброхотов Д. Памятники древности во Владим. Клязьм. М., 1849, Свящ. А. Виноградов. История Владимирского кафедрального Успенского собора. Владимир, 1877; Г. ф. Норбеков. Владимирский Успенский кафедральный собор, 1865.
11. Лествицын В. Место побоища на Сити — в «Ярославских губернских ведомостях». 1868, № 41. О битве «на Сити, на реце» см. Нижегородок. Сбор, под ред. А.С. Гациского, т. X. 1890, га. III. 81—187. Местом кровавой сечи указывается Боженка и ее окрестности. «Обвиняя всех современных Батыю русских князей в «безрассудной беспечности, совершенной бездарности и малодушии», одно недавно изданное военное сочинение (1888), не беря во внимание исторических условий русской жизни XIII века, пренебрежительно смотрит на поражение на берегах Сити «только что набранной от сохи рати русской» и удивляется, что «среди князей не нашлось ни одной сколько-нибудь выдающейся личности, которая могла бы взять на себя руководство обороной Руси», забывая, что удивляться в истории нечему, что при данных исторических условиях войско Батыя оказывалось непобедимым.., и что, наоборот, можно было бы остолбенеть от удивления, если бы во времена начального, колыбельного, разрозненно-удельного периода русской жизни нашлась бы личность, которая «могла бы взять на себя руководство обороной Руси». Стр. 185—186. «При внимательном и спокойном изучении всего строя жизни, и деятельности, и личности, и характера великого князя Георгия Всеволодовича, прежде всего располагающего нас к себе гуманностью своих отношений к окружающему нас миру и той любовью, которою платил ему за эту гуманность и терпимость этот окружающий его мир, нельзя не прийти к заключению, что если, может быть, великий князь и не обладал в известной мере качествами современных нам стратегов... то он, несомненно, обладал качествами и достоинствами высшего порядка — умением безропотно нести свой крест, который выпадал на его долю... Трагическим же концом своим и всей своей семьи он омыл бы и те пятна на своей памяти, которые могли бы существовать, если бы они существовали», 187. «Есть нечто чарующее, как-то особенно действующее на нервы в этом поклонении человеку, усопшему несколько веков тому назад и так спокойно, внушительно лежащему открыто перед всенародными очами», 185. См. также Сабанеева «Опис. курган. Мологск. уезда» в «Трудах Ярославского губернского статистического комитета», 1868, вып. V, 92.
12. В пушк. лет.: «О, глухое царство! Подлинные слова князя: «Вижю, яко младая память моя железом погыбнеть и тонкое мое тело увядаеть».
13. «А из Новгорода не бысть им помочи; но уже кой же бе в недоумении и страсе». Соф. 1, 246.
14. О движении облавами см. статью Березина «Нашествие Батыя на Россию». Журн. М.Н. Проев, ч. LXXXVI.
15. Соф. 1, 246.
16. Ипат. 177. Соф. 1, 248.
17. Карамзин. История государства Российского, т. IV, 14.
18. Погодин. Древняя русская история до монгольского ига. Т. II, 1411. Об ужасе европейцев перед монголами: император Фридрих II Штауфен писал английскому королю: «Если татары прорвутся в Германию, то другие царства увидят ужас грозы... Будем осмотрительны: пока враг губит соседа, подумаем о средствах самообороны». В 1238 году при берегах Англии не производили сельдяной ловли из страха перед монголами. Mathieu. Paris. Hist, major. 471. В церквах молились: «Господи, избави нас от ярости татар».
19. Карамзин. История государства Российского, т. IV, 16.
20. Лавр. 200. Тверск. 373. Воскр. 143.
21. Карамзин. История государства Российского, т. IV, I.
22. Впрочем, Плано Карпини передает свое известие, как слух: «Dicebatur ab omnibus». Во всяком случае, Ярослав Всеволодович скончался насильственной смертью.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |