Глава II
Рождение св. Александра. — Постриги. — Книжное учение. — Религиозный характер обучения. — Светские науки. — Физическое воспитание. — «От младых ногтей всякому делу благу научен». — Посажение на стол. — Свадьба. — Домашняя жизнь князей. — Влияние среды
Радуйся, путем Иаковля смиренномудрия ходивый.
Радуйся, Иосифову чистоту и целомудрие стяжавый. (Акаф., ик. 2) |
Радуйся, яко возлюбил еси душею еже о небесных помышление.
(Ик. 3) |
Радуйся, сердце свое от всякия страсти душевредныя чисто сохранивый.
Радуйся, себе Богу всесовершенне предавый. Радуйся, чрез все житие свое Богу послуживый. (Ик. 4) |
30 мая 1219 года жители Переяславля узнали радостную новость: у князя Ярослава Всеволодовича родился второй сын, названный при св. крещении Александром; но более всех, конечно, обрадованы были родители и, без сомнения, отпраздновали рождение сына светлым пиром1. К сожалению, нам малоизвестны первые годы детства св. Александра, но, несомненно, он воспитывался точно так же, как вообще воспитывались юные княжичи в Древней Руси. Они отдавались обыкновенно на воспитание кормильцам, или дядькам, из боярского сословия, которые должны были ходить за ними и оберегать их. Впоследствии упоминаются, в качестве воспитателей Александра и старшего брата его Феодора, боярин Феодор Данилович и судья Иоаким2. По третьему или по четвертому году справлялись постриги3. Обряд пострижения в Древней Руси имел важное значение и в кругу семейном, и в быту гражданском. Он вытекал из понятий и взглядов наших предков на мужчину как на главу семьи, на его обязанности и отношения к обществу как самостоятельного члена этого общества. Пострижение было как бы символом признания прав личности за постригаемым: с момента пострижения он становился мужем, гражданином. Поэтому его брали от женщин-нянек и отдавали под присмотр мужчин. Православная церковь освятила древний обряд, сообщивши ему христианский характер. На пострижение стали смотреть как на посвящение дитяти Богу, как на выражение преданности воле Божией, и его остриженные волосы были как бы первою жертвою, приносимою Богу непосредственно от самого постригаемого. Обряд происходил обыкновенно в храме. Отрока ставили пред Царскими вратами. Сыновья князей постригались обыкновенно епископом, который произносил молитву, призывая на постригаемого благословение Божие. После совершения обряда отрока сажали на коня. Это означало его будущую самостоятельность. В руки давали оружие, обыкновенно лук со стрелами, — это указывало на обязанность князя защищать родину от внешних врагов. Затем следовала веселая пирушка, светлое семейное торжество, на которое приглашались родственники. Родители одаривали гостей дорогими подарками, конями, золотыми и серебряными сосудами, одеждами и т. п.
С молодых лет князей учили грамоте. Наши князья высоко ставили образование. Потомки Ярослава Мудрого подражали его ревности к распространению книжного учения. Суздальские князья не менее других, если не более, заботились о просвещении. Про дядю Александра, Константина Всеволодовича, рассказывается, что он часто и прилежно читал книги и всех умудрял духовными беседами. У него было богатое собрание книг как греческих, так и русских. Он сам писал и усердно собирал сведения о подвигах древних славных князей. И, наверное, не раз начинавшим свое обучение княжичам приходилось слышать от своих родителей наставления Мономаха: «его же не умеючи, а тому ся учите... Леность бо всему мати: еже умееть, то забудет, а его же не умееть, тому ся не учить; добре же творяше, не мозите ся ленити ни на что же доброе». Наставниками, конечно, были лица духовные, да и самое обучение, имея главным образом целью ознакомление с истинами христианской веры, было проникнуто духом христианского благочестия. «Родители святым книгам научиша его», — говорится в жизнеописании св. Александра4. По сохранившимся памятникам того времени мы можем хорошо представить себе, какие уроки и наставления преподавались тогда юношам.
«Ведай, княже, что душа наша создана дуновением Божиим и по образу Божию. В ней три силы; разум выше других: им-то мы отличаемся от животных; им познаем небо и прочия творения; им восходим к уразумению Самого Бога... Таково правильное употребление разума! Но есть и неправильное: разумен и денница — ангел, ныне диавол, но, низвратив свой разум, возмечтав быть равным Богу, пал с чином своим»...
«Вторая сила — чувство, выражается в ревности по Боге и в неприязни к врагам Божиим. При неправильном же употреблении обнаруживается злобою, завистью. И вот Каин убил брата своего Авеля»...
«Третья сила — воля: при добром направлении ее человек стремится к Богу, не думая о всем прочем, ждет от Него просвещения и наслаждается веселием в самых злостраданиях ради Бога»5.
«Милые дети, не надейтесь на себя, и в употреблении всех сил и даров ваших душевных и телесных взирайте на пример Христа, св. апостолов и св. отцов, которые за Христа страдали во все дни своей жизни. А ослушания остерегайтесь, чтобы не погибнуть, как погиб первозданный Адам чрез Еву, приведенную в непослушание Богу. Любовь имейте ко всем, со всеми пребывайте в мире, как Христос весь мир возлюбил, без выбора, и подал нам совершенный образец в Себе. Ибо пришел Он, Господь милостивый, с Небес, и родился в вертепе от Девы — для нас; жил с человеками и принял крещение не имея греха; светло преобразился для нашего уверения; был связан и затворен в темнице, внушая нам не унывать в таком же несчастий; был распят на кресте, все для того, чтобы наше спасение устроить; возлег во гробе не за Свои грехи; воскрес, чтоб нас извести на свет; вознесся на Небеса, чтобы и нам, по апостолу, быть восхищенными в Сретение Его. Все сие сотворил Он премудро, с любовию и уверенностью, что Своим примером нас приведет ко спасению, и для того, чтобы нас избавить от муки в будущем веке»6.
При обучении старались юношу ознакомить с книгами Священного Писания, главным образом с Евангелием и Псалтирью, которая надолго сделалась особенно любимой книгою для русского народа. Чтение книг Священного Писания, без сомнения, сопровождалось необходимыми объяснениями, вроде следующего:
«Читай, княже мой, читай третий псалом первого часа: Милость и суд воспою Тебе, Господи, и проч. В нем верное изображение, каков должен быть царь и князь. Если ты будешь испытывать и соблюдать то, о чем говорится в этом псалме, он просветит еще более умные очи твои, отвратит от них всякую суету, освятит твой слух, очистит сердце, исправит стопы, предохранит ноги твои от поползновения... И воссияет тебе свет, сияющий праведникам, на много лет останешься неосужденным и неповинным, а потом от царства дольнего вознесешься в горнее»7...
Эти простые, задушевные наставления глубоко западали в сердце. Книги Священного Писания оставались неразлучными спутниками на всю жизнь, к ним прибегали, ища вразумления, в трудных обстоятельствах жизни.
Можно вообразить, с каким вниманием относился юный Александр к словам наставников! С ранних лет он отличался глубоким религиозным настроением и живым чувством долга8. Всякое дело, всякую свою обязанность он старался исполнить вполне добросовестно, «преподобие и праведне» и «яко верный раб благоуготови себе во благих угодити Господу своему». Серьезный не по летам характер его не дозволял ему предаваться пустым забавам9. Любимым его занятием, кроме чтения священных книг, было пение церковных песнопений. Без сомнения, с ранних же лет св. Александр приучал себя к посту и воздержанию, чем укреплялись и его физические силы10. Благочестивые упражнения согревались молитвенным настроением духа, чему способствовали частые посещения храма, и местные святыни Переяславля и Новгорода ему были хорошо известны. Говорить ли о том, что юный князь, душа которого с детства согрета была любовию к Богу, в тишине ночной имел обыкновение повергаться пред иконами Христа и Его Пречистой Матери и изливать свою душу в горячей молитве11?
Кроме книг Священного Писания, известны были в то время и святоотеческие творения: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Лествичника, Кирилла Александрийского, Ефрема Сирина и др. Наши предки особенно любили Златоустого. В общем употреблении были и жития святых, переведенные, вероятно, с греческого языка, поучения русских пастырей и т. п.12.
Не были в пренебрежении и светские знания. Юные князья обучались иностранным языкам, преимущественно латинскому и греческому. Знание языков, по словам Мономаха, давало почет от иностранцев. Для знакомства с событиями всемирной истории служили «книги Бытийскыя, рекомыя Палея» — обозрение событий от сотворения мира до христианства и до погибели «жидовьства». Но с особенным усердием юных князей знакомили с событиями родной старины. Для этой цели служили наши летописи. И нет никакого сомнения в том, что св. Александр «вскоры извыче вся граматикия», потому что, как свидетельствует жизнеописатель, «потщанно бе ему от отеческих ни в чесом же отстати»13.
Наряду с книжным обучением, разумеется, обращалось большое внимание и на воспитание физическое: для этой цели служили верховая езда, стрельба в цель, военные игры и т. п. упражнения. Старинная песня поет об этих занятиях:
Кто из вас горазд стрелять из луку из каленого,
Прострелить бы стрелочкою каленою
По тому острею по ножовому,
Чтобы прокатилася стрелочка каленая
На две стороны весом равна,
И попала бы в колечко серебряное.
Военные игры сменялись ловами. Прекрасны были эти ловы! Лишь только утренняя заря начинала золотить верхушки дерев, толпа охотников, молодых товарищей-дружинников, собиралась близ княжеского терема. В городе подымался шум, сбежавшаяся толпа глазела на убранство охотников; к княжескому терему подводили коней. Выходят молодые князья. Они сияют красотой и бодрым, веселым видом. Слуги подают князьям охотничьи копья с железными остриями, «ловчий наряд», другие ведут привязанных за шею собак. Рога трубят, и звуки весело разносятся по воздуху. Князья выезжают из города.
Все общество собирается на опушке леса. Собаки освобождаются от цепей и бросаются в лес отыскивать дичь. Много водилось в то время на Руси в непроходимых дебрях всякого рода зверей: туров, медведей, волков, кабанов и др. Небезопасны были эти ловы, но здесь же развивалась удаль молодецкая, ловкость и присутствие духа. «Вот как я трудился на ловах, — рассказывает про себя Владимир Мономах. — Два тура метали меня на рогах своих с конем, олень бодал, один лось топтал ногами, другой бодал рогами; вепрь сорвал меч с бедра, медведь около колена седло прокусил, лютый зверь вскакивал мне на плечи и повергал на землю и меня, и коня. Но Бог меня сохранил невредимо. С коня я падал много раз, дважды разбивал себе голову, повреждал и руки, и ноги, особенно в юности, когда не дорожил жизнью, не щадил головы своей... Сам я заботился об охотничьем наряде, о конях, о соколах, о ястребах... Дети мои! Не осуждайте меня, так как я не хвалю ни себя, ни своей храбрости; я хвалю Бога и прославляю Его милость, так как Он меня, грешного и недостойного, сохранил от стольких опасностей и сотворил меня не ленивым на все дела, достойные человека».
Без сомнения, юным Феодору и Александру не раз удавалось отличаться на этих охотах. Множество убитой дичи служило наградой охотникам. По многу убивали куниц, лисиц:
И диких зверей, черных соболей,
Больших поскакучих заюшек,
Малых горностаюшек
А и волку, медведю спуску нет.
Солнце садилось; наступала ночь, и нередко усталые охотники ложились отдыхать от дневных трудов в палатках среди зеленого леса. Охота на зверей сменялась соколиною. Запевалась старинная песня:
Вейте силышка шелковые,
Становите силышка на темный лес,
На темный лес, на самый верх,
Ловите гусей, лебедей, ясных соколей,
И малую птицу пташицу.
Предстоит и здесь добыча богатая: белые гоголи, чернеди, сизые орлы, галицы, кречеты, черные вороны, сороки, чайки, соколы, дятлы.
Всё это вместе — игры и охоты — должны были укрепить и развить физические силы отрока и приготовить из него будущего защитника родины, доброго страдальца за землю Русскую, каким и явился впоследствии св. Александр, «от юна возраста и от младых ногтей всякому делу благу научен быв»14.
Выдающимся событием в жизни князей было «посажение на стол»15. При отъезде Ярослава Всеволодовича в Киев и при вокняжении Александра Ярославича в Новгороде в 1236 году обряд посажения на стол был совершен в Новгороде у св. Софии. Этот обряд считался необходимым, без него князь не был бы князем. Поэтому в летописях к выражению «вокняжился» обыкновенно прибавляется: «и сел на столе». Благословляя сына своего на княжение в Новгороде, Ярослав Всеволодович, подобно отцу своему, говорил ему: «Крест будет твоим хранителем и помощником, а меч твоею грозою! Бог дал тебе старейшинство между братьями, а Новгород Великий — старейшее княжение во всей земле Русской»16.
Народ новгородский толпами окружает свой знаменитый храм. Обыкновенно царствующий в нем полумрак сменился ярким освещением от множества возженных свечей. В челе собравшегося во множестве народа благоверный князь Александр возносит теплые молитвы Царю царей. Он высок ростом, строен, прекрасен собой и еще прекраснее в своем молитвенном одушевлении. По красоте наружности его сравнивают с Иосифом Прекрасным, а по силе и величественному виду с Сампсоном. Его звучный и сильный голос, подобно громогласной трубе, гремел в народе17. Но теперь слезы блестят в прекрасных очах и обильно струятся по щекам. Благочестивый князь знает, что все усилия человека, как много даров ни дано ему, не принесут надлежащей пользы без Божия благословения, и теперь, в этот торжественный час, готовясь отдать все свои силы в жертву дорогой земле Русской, он смиренно преклоняет колена и испрашивает Божией помощи. Усердно вместе с своим юным князем молятся и граждане... Слышится стройное пение духовного чина, благовонной волной струится фимиам. Все в этом храме действует на душу и усиливает молитвенное настроение: и воспоминания, связанные с прошлыми судьбами города и Святой Руси, и почивающие нетленно мощи святых. Вот почти у самых южных врат рака с мощами св. князя, строителя храма, Владимира Ярославича. Здесь же покоятся и мать его Анна, первый новгородский владыка Иоаким Корсунянин, присланный сюда св. Владимиром, Лука Жидята, св. Никита, бывший затворником Киево-Печерской лавры, архиепископы: свв. Иоанн и Мартирий; здесь и знаменитый прадед Александра св. Мстислав Ростиславич Храбрый... А с вышины, точно с небес, взирает на все собрание величественный и строгий лик Спасителя18.
При возложении руки на главу князя архипастырь вознес молитву Царю царей, чтобы Он «из святого жилища» Своего благословил верного раба Своего Александра, укрепил его «силою свыше», утвердил его «на престоле правды», оградил «вооружьством» Пресвятого Духа и показал его доблестным защитником св. соборной церкви и сподобил его «Небесного Царствия»19.
Затем весь новгородский народ принес торжественно присягу на верность князю. Все целовали крест и громко, одушевленно воскликнули: «ты наш князь!» Посажение совершилось.
Между тем бирючи разъезжали по улицам, «зовучи к князю на обед, от мала и до велика». Народ толпами шел на двор Ярослава. Там в изобилии приготовлено вино, мед, перевара, всякое кушанье и овощи. Без сомнения, не один день продолжалось светлое пиршество. Князь веселился радостью народа; народ радовался, любуясь и гордясь своим князем.
Через три года, в 1239 году, новгородцам снова пришлось быть свидетелями и участниками семейного торжества по случаю брака своего юного князя.
В 1239 году литовцы, воспользовавшись разорением русской земли от татар, сделали опустошительный набег на смоленскую область. Великий князь Ярослав Всеволодович поспешил на освобождение смоленской земли, победил литовцев и взял в плен их князя, устроил дела в Смоленске и приобрел этим походом великую честь и славу. В то время в тесной связи с Смоленском, если не в полной зависимости, находилось полоцкое княжество. Таким образом, обороняя смоленскую землю, Ярослав являлся в то же время защитником и земли полоцкой. Полоцким князем в то время был Брячислав. Его-то дочь, Александру, Ярослав Всеволодович высватал за своего старшего сына. Мы очень мало имеем сведений о супруге Александра Ярославича; но есть полное основание утверждать, что это было благословенное супружество. Незадолго до того времени в Полоцке жила и скончалась (23 мая 1173 года) знаменитая полоцкая княжна, преподобная Евфросиния20. Она рано постриглась в монахини и в затворе занималась переписыванием книг, а выручаемую плату раздавала бедным. Впоследствии она основала свой монастырь и построила каменный храм Спасителя, сохранившийся до нашего времени и известный в народе под именем Спас-Юрьевичи. До нашего же времени сохранился и драгоценный напрестольный крест, устроенный Евфросиниею, с замечательной надписью: «Честное древо бесценно есть, а кованье его, злато и сребро, и каменье, и женчуг (жемчуг. — Ред.) в 100 гривн, а др... 40 гривен»21. В преклонных летах Евфросиния совершила путешествие ко св. местам в Царьград и Иерусалим, где имела утешение поклониться Живоносному Гробу и поставила над ним лампаду. Во время этого путешествия она и скончалась. Жизнь и подвиги преподобной, конечно, с детства хорошо были известны невесте Александра Ярославича, находившейся с ней, без сомнения, в родстве. Не раз во время своего детства она посещала храм преподобной и входила в две тесные келлии на хорах. В одной из них жила преподобная и слушала богослужение; а сквозь небольшое, пробитое в стене, оконце любовалась на мир Божий, на открывавшиеся во все стороны обширные поля и на вид города. После Евфросинии остался замечательный образ. Из трех икон, писанных, по преданию, евангелистом Лукою, одна хранилась в Ефесе. Император Мануил по родству с Евфросинией (сестра ее вышла замуж за сына Алексея Комнена) прислал ей эту икону. Отправляясь на брак с Александром Ярославичем, совершение которого назначено было в Торопце, невеста, княжна Александра Брячиславовна, взяла с собою из Полоцка знаменитую икону и поставила ее, в память своего венчания, в торопецкой соборной церкви. Св. икона сохранилась в Торопце до нашего времени и известна под именем Корсунской22. Очевидно, юная княжна желала, чтобы на ее брачной жизни пребывало благословение преподобной Евфросинии и Царицы Небесной.
О свадьбе Александра Ярославича в новгородской летописи кратко сказано: «Венчася в Торопци, ту кашу чини, а в Новгороде другую»23. Но мы скажем об ней поподробнее. Русские люди того времени называли свадьбу «вторым земным почетом». «Немного дошло до нас памятников, сохранивших сведения о старых свадьбах русских людей, — говорит описатель старинных русских обычаев. — Но и в этой малости мы видим все величие нашей семейной жизни; и в этих остатках мы узнаем свой родной дух, дух наших предков...» (Сахаров).
К свадьбе созывались издалека князья, родственные и союзные. За невестами отправлялись многочисленные поезды. Когда все сборы и приготовления оканчивались, начинался самый обряд совершения свадьбы. «Древняя русская свадьба есть целая поэма в действии, состоящая из знаменательных обрядов, с присоединением множества разнообразных песен» (Погодин).
Прежде всего молодые готовились к свадьбе говеньем и исповедью, испрашивали благословения у своих родителей.
Не прошу я, батюшка,
Ни злата, ни серебра.
Прошу я, батюшка,
Благословенья твоего.
В день свадьбы собирались все участники торжества: тысяцкий и тысяцкого жена, дружки, свахи, поезжане, бояре и боярыни, конюший, ясельничий, свечники, коровайники, носильщики с ковром, с подножками и т. д., все должностные лица. Бояре уряжали людей, и когда все было готово, извещали жениха, который убирался в палатах. Конюший подводил резвого аргамака, которого обязан был стеречь во время венчания.
В то же время происходили сборы и наряжание в дорогие уборы невесты. При этом волосы не заплетали в косу, а оставляли распущенными по плечам. Затем невеста и боярыни садились за стол. Перед ними стояли разные должностные лица со свечами, караваем и ширинками в ожидании известия от жениха.
Все были при деле: старший дружко жениха резал сыр и перелечу; старший дружко невесты должен был поднести каравай, а меньшой раздавал дары — ширинки, платки и полотенца, вынизанные жемчугом и шитые золотом и шелками. Путь к храму устилался дорогими тканями и коврами, в храме возжигали свечи, а пол устилали хмелем и льном.
По получении известия от жениха к палатам невесты боярин подавал богато убранные сани и начиналось шествие к храму: свечники, коровайники и др. в дорогих нарядах несли обручальные свечи и св. богоявленскую воду. Священники кропили путь св. водою. Особые сторожа наблюдали порядок среди народа и смотрели, чтобы кто-нибудь не перешел дороги.
При входе в церковь молодых осыпали хмелем.
Венчание князей нередко совершалось епископом. После совершения таинства новобрачные, по прекрасному обычаю того времени, причащались Св. Таин.
После венчания, оставив новобрачного в церкви на венчальном месте, свахи отводили молодую в трапезу или на паперть. Здесь с ее головы снимали девичий убор и, разделив волосы надвое, заплетали в две косы, которыми окружали голову. Накрыв голову кокошником, покрывали ее фатой и подводили к новобрачному. На другой день свадьбы косу обрезывали, при слезах и рыдании новобрачной.
Затем следовали поезд от венчания, шествие в палаты и пир или столованье. Свадебный пир назывался княжим столом. Свадебная комната богато убиралась. Дубовые столы покрывались браными скатертями и устанавливались яствами. Молодым приготовляли место в углу под иконами. Прежде всего новобрачные вкушали каравай, который был символом их брачного союза. На особом столе ставилась перепеча. Она приготовлялась из сдобного хлебного теста в виде конуса, с гранью, похожею на ананасную. Перепеча также заранее приносилась в палату, вместе с сыром и солью. Чинно шло честное столованье, с строгим соблюдением установленного порядка. В определенное время старший дружко, благословясь у посаженого отца и матери, разрезал перелечу; в свое время большой дружко, обернув сосуд соболями, подавал новобрачным кашу, приготовлявшуюся с особыми обрядами и т. д. Светлое пиршество продолжалось три дня. Оно сопровождалось музыкой и играми.
Гости разъезжались, получив богатые подарки. За княжнами родители давали большое приданое, «многое множество без числа злата и серебра». При расставании с дочерью родители проливали слезы, «занеже бе мила има».
Таким-то образом Александр Ярославич «чини кашу» в Торопце, но он повторил свадебные пиршества и по приезде в Новгород, «не из любви к пирам, по справедливому замечанию историка, а из желания делиться своею радостью с народом. Он хотел, чтобы его домашняя жизнь имела тесную связь с государственною»24.
«Сии народные угощения, по справедливому замечанию Карамзина, обыкновенные в древней России, установленные в начале гражданских обществ и долго поддерживаемые благоразумием государственным, представляли картину, можно сказать, восхитительную. Государь, как истинный хозяин, потчевал граждан, пил и ел вместе с ними; вельможи, тиуны, воеводы, знаменитые духовные особы смешивались с бесчисленными толпами гостей всякого состояния; дух братства оживлял сердца, питая в них любовь к отечеству и венценосцам»25.
В Новгороде с молодой супругой Александр Ярославич поселился в обычном местопребывании новгородских князей — в Городище.
Окрестности Великого Новгорода изобилуют водою. По выходе из Ильменя Волхов отделяет от себя рукав Волховец, а близ самой торговой стороны Новгорода — другой рукав Жилотуг, соединяющийся потом с Волховцем. На правом берегу реки между истоками этих рукавов находится возвышение, имеющее около квадратной версты. Здесь мы встречаем теперь простое село, жители которого занимаются рыбной ловлей и разведением овощей, но некогда это было так называемое Городище или загородный княжеский двор, где большею частью жили князья Великого Новгорода26. Князья любили соединять в своих загородных жилищах все удобства для жизни, какие представляло то время: недаром они называли их «раем», «красным селом» и т. п. Княжеский терем, от которого теперь не осталось никаких следов, со множеством пестрых узорчатых украшений, с позолоченным гребнем и смотревшими в разные стороны коньками на его концах, с резными карнизами представлял весьма красивый вид. Внутри терема особенным убранством отличались сени или столовая комната, где происходили пиршества. Полы устилались дорогими коврами, а стены расписывались.
«Хорошо теремы изукрашены!» — говорится в старинной песне.
На небе солнце — и в тереме солнце,
На небе месяц — и в тереме месяц,
На небе звезды — и в тереме звезды,
На небе зори — и в тереме зори:
Все в тереме по-небесному.
Но, разумеется, самой священной принадлежностью и лучшим украшением жилища были св. иконы. Посетители при входе и выходе из дома прежде всего обращались к ним и набожно крестились. Члены семейства усердно молились пред ними и утром и вечером, пред обедом и ужином. Древние русские люди, в присутствии св. икон, не дозволяли себе, под опасением тяжкого греха, чего-либо предосудительного. Иконы у князей богато украшались золотыми и серебряными окладами, жемчугом и драгоценными камнями.
К сеням пристраивалась лестница с крытой площадкой наверху или крыльцо, также затейливо украшенное красивыми точеными столбиками. К крыльцу вели расчищенные дорожки, усыпанные желтым песком. На дворе близ терема можно было увидать княжеских слуг, конюхов и дворников, коротающих свой досуг за игрою в шашки или бабки. Нередко число таких слуг набиралось до нескольких сот человек. Близ терема располагались хозяйственные постройки, где складывалось всякого рода добро, кладовые, погреба, в которых в изобилии хранились «меды стоялые, питьица медвяные, зелено вино». Скотные дворы и конюшни вмещали в себе множество добрых коней, крупного и мелкого скота. На дворе стояло по нескольку сот стогов. Обширность построек и всякого рода запасов будет для нас вполне понятна, если вспомним, что при князе неотлучно находилась часть его дружины, так называемые «отроки, детские, пасынки», у князя же хранилось оружие и содержались запасы коней для военного времени. Сверх того, некоторые князья отличались самой широкой благотворительностью. «Дивная и святая милостыня» недаром считалась наиболее священной обязанностью древнего русского человека.
Наиболее ценное имущество состояло в золотых и серебряных сосудах, мехах, паволоках, дорогом оружии, камнях, жемчуге и т. п. Делались большие запасы одежды. Одежда князей состояла из кафтана, спускавшегося немного ниже колен. Кафтаны шились из дорогих привозных тканей разнообразных цветов: синего, зеленого, красного. Сверх кафтана — корзно или мантия. На корзно употреблялись самые дорогие ткани, например: оксамит, золотая или серебряная ткань, привозимая из Греции, расшитая шелковыми разводками и узорами. Его застегивали на правом плече запоною. Кафтан перехватывался золотым поясом с четырьмя концами. Атласный воротник, рукава или «поручи», подол кафтана и края корзна наводились золотом. От шеи до пояса по кафтану иногда шла золотая обшивка с тремя поперечными золотыми полосами. Сапоги носились цветные с острыми носами. На голове шапка с наушниками, называвшаяся клобуком, цветного бархата с соболиною опушкой27. На груди носили кресты. Ношение креста на груди скоро на Руси вошло во всеобщий обычай. Св. крест считался крепкой порукой в верности данному слову. Вера в силу креста и надежда на его помощь была столь сильна в русском человеке, что он, вооружившись крестом, бесстрашно шел в бой с врагами.
Наши князья вели бодрую, деятельную жизнь28. С молодых лет их уже посылали участвовать в походах. О св. Александре также можно сказать, что у него «из(ъ) млада не бы покоя». В мирное же время день их проходил в следующем порядке: вставали они рано поутру, вместе с рассветом, и прежде всего шли в церковь. Службу слушали по большей части на полатях, в домовых церквах. Некоторые благочестивые князья имели обыкновение приходить в церковь до начала службы и сами возжигали свечи.
«Первое к церкви, — говорит Владимир Мономах, — да не застанет вас солнце в постели... Заутренюю отдавше Богови хвалу, и потом солнцу восходящу и узревше солнце, и прославит Бога с радостью». Живое религиозное чувство одушевляло князей на молитве, и пример их имел могущественное влияние на народ29.
Храмы в Древней Руси имели огромное значение. Они были не только главною святыней города, но и символами гражданской жизни. «Постоять за св. Софию», как впоследствии в Московском государстве «за дом Пречистыя Богородицы», значило постоять за свою родину, за ее целость и независимость. Храм в глазах наших предков был живою благодатной силой. Этой силе они приписывали все свои удачи, победы над врагами, избавление от бедствий. Как место, посвященное Богу, храм считался неприкосновенным убежищем: там часто находили себе защиту спасавшиеся от буйства мятежной толпы. Но прежде всего храм был училищем веры и благочестия, главным просветительным и образовательным центром. Красота храма и богослужения имели неотразимую прелесть для наших предков. Потому-то они «вельми болезновали духом, зря подписанием неукрашену церковь»30. Понятно, что всякое построение и украшение храма было важным событием жизни, в высшей степени занимало всех и каждого от князя до простолюдина и соединяло всех в чувстве радости и умиления. Ко дню освящения все спешили во вновь построенный и украшенный храм и испытывали высокое духовное наслаждение, «видяще превеликое создание церкви и многочудную подпись, воистину мнящеся яко на небеси стояти»31. После освящения храма следовал пир, иногда всенародный. Князья одаривали подарками «вся яже от первых и до последних, не токмо ту сущая, но и прилунившаяся тогда». При таком отношении к храму наши князья естественно желали видеть храм вблизи своего жилища. Так, в обычном местопребывании новгородских князей, на Городище, было несколько храмов, и между прочими церковь Благовещения, построенная Мстиславом, сыном Мономаха. Там хранилось богато украшенное Евангелие, сохранившееся до нашего времени, — дар благочестивого строителя храма. Без сомнения, этот храм был особенно часто посещаем св. Александром во время его новгородской жизни...
После божественной службы князья завтракали и затем садились думать с дружиною или творить суд, «людей оправливать». Без сомнения, при этом оправливании людей Александр Ярославич имел случай проявить свою проницательность и мудрость, которую сравнивали с мудростью Соломона. Он особенно любил правосудие и строго требовал от бояр, чтобы они справедливо судили, не потворствовали сильным и не обижали слабых, чтобы отнюдь не брали неправедной мзды и довольствовались законным вознаграждением. Не одной прекрасной наружностью, не одним именем он напоминал современникам великого македонского героя: юный князь умел держать бояр в повиновении. Кроткий и ласковый в обращении, он невольно внушал уважение к себе своими выдающимися душевными качествами, а непокорных смирял грозой своего гнева и примерного наказания32. За отсутствием дел князья развлекались охотой, о чем было уже сказано раньше.
Иногда князей навещали духовные лица. Как самые образованные люди своего времени, пастыри церкви пользовались великим уважением со стороны князей, которые советовались с ними о всех важных делах, и ни одного предприятия не начинали без пастырского благословения.
В полдень был обед. Стол был изобильный, подавалося «брашно многое»: тетеря, гуси, жеравие и ряби, голуби, кури, заяци и елени и т. п. За столом служили повара и домашняя прислуга. Обыкновенными напитками были: квас, мед, вино, олуй (норманский напиток, oel). Сам всегда воздержный, Александр Ярославич был очень радушным хозяином, но все хорошо знали его взгляд на излишество в пище и питии.
Посты соблюдались очень строго.
Послеполуденное время посвящалось отдыху. Это вполне понятно, если вставали до рассвета. «Спанье есть от Бога присужено полудне, — говорит Мономах, — от чина бо почивает и зверь, и птици, и человеки».
Вечер отдавался, по всей вероятности, заботам о домашних делах по управлению селами, дворами, стадами; принимались и выслушивались счеты и расчеты с тиунами и т. п.
День оканчивался ужином. Сну предшествовала молитва. «Ночным поклоном и пением человек побеждает диавола», — замечает Мономах.
Но чем бы князья ни занимались, мирным ли строением или ратным делом, высшим идеалом истинно христианской жизни они считали иночество. В течение всей жизни их не покидала «мысль на пострижение»; они стремились к отрешению от «многомятежного жития» к «мнишьскому чину». Такой взгляд, несмотря на всю воинственность эпохи, естественно налагал заметный отпечаток на всю домашнюю повседневную жизнь.
Закончим наш очерк следующим замечанием. Несомненно, самое могущественное влияние на человека оказывает среда. Христианская вера, вполне отвечавшая мирному характеру русского народа, сделала решительный поворот в умственной и нравственной его жизни. Справедливо сказано, что христианство «не клином врезалось в народное миросозерцание и стало в нем особняком, а привилось к народу после продолжительного процесса переработки народных воззрений, усвоилось народом, сделалось неотъемлемою и, пожалуй, существенною частью его духовной природы»33. Христианство давало русскому народу ответы на все запросы его совести, определяло все частные случаи жизни христианина и мало-помалу вводило новые начала в глубину семейного и частного быта. Можно сказать, вся жизнь древнего русского общества была проникнута христианским духом. Все, в чем только выражалась умственная жизнь народа — все его думы, убеждения, чаяния и идеалы, — все носило сильный отпечаток новой веры. Летописи, сочинения и письма светских лиц проникнуты религиозным настроением и наполнены текстами Священного Писания. Самые повести, сказки, былины и песни той эпохи носят характер религиозный. Правда, в народной массе еще довольно крепко держались пережитки язычества, в виде суеверий разного рода, но это происходило не от сознательного противодействия новым началам: здесь скорее сказывалась сила привычки, застарелость традиций. Правда, в действительной жизни еще господствовали часто необузданные страсти и пороки, святые слова очень часто были в разладе с делом. Но ведь «и слова, — по справедливому замечанию историка, — имеют силу, когда беспрестанно повторяются с убеждением в их правде, когда их повторяют и сами князья, и духовенство, и народ». Действительная жизнь далеко не соответствовала высоким требованиям христианства, но в духовной сфере христианское начало царило безусловно, сообщая удивительную цельность миросозерцанию тогдашних людей, и души, особенно восприимчивые, всецело с пламенным усердием отдавали всю свою жизнь на служение христианскому идеалу. Такова была среда, в которой росли и воспитывались русские люди того времени.
«Богомудре Александре, та новопросвещенная российская страна возрасти!»34.
Примечания
1. Относительно года рождения св. Александра существует разногласие. Некоторые жизнеописатели полагают, что он родился в 1220 году, основываясь на указании в Лавр, летописи года рождения его старшего брата Феодора. Лавр. 188. Но Татищев определительно указывает год и день рождения Александра, именно 1219 год, 30 мая. Татищев. III, 423. Беляев держится известия Татищева 30 мая — день замечательный в русской истории: в этот день родился и Петр Великий.
2. Воскр. 134. Новг. 1, 43. Тверск. 350. Татищев. III, 423.
3. Об обряде пострижения см. у Погодина: «Древняя русская история до монгольского ига». Т. II, 843. Также ст. Лавровского.
4. «Родивше, родители его паки второе породища и св. крещением и святым книгам научиша его». «Ничесо же бе ему тщательно от сущих мира, точию к поучению книжным, и к церковному пению, гласы божественными присно огласоваше ушеса своя, святых книг поучении сладце послушаше». Архивск. 251.
5. Из послания митрополита Никифора к великому князю Владимиру Мономаху. См. Погодина: «Древняя русская история до монгольского ига». Т. II, 1185.
6. Слова из Златой цепи неизвестного проповедника. См. там же, стр. 1175.
7. Из посл. митр. Никиф. Там же.
8. «Измлада Христа возлюби и пречистую Богородицу и вся Святыя!». Прол. Ноября 23. Архивск. 251.
9. «Бяше нрав его измлада тих и кроток зело». Архивск. 251. «От мирских суемудрии отврати себе, душетленных же и богоненавистных игр и бесовских сонм до конца возгнушався». Там же.
10. «Многопищи яже и сладких аромат и любоплотия до конца отвратися». Там же.
11. «Излишно бе у него бдение всенощное и утаеных молитв к Богу присвоение». Архивск. 251.
12. Срезневский. Древнерусских книги. СПб., 1864, 35.
13. Архивск. 250, на обороте. В Степенной книге следующими чертами изображается характер св. Александра: «Во все время юности своея смиренномудрие вседушно держаше, воздержася и бдя. чистоту душевную и телесную соблюдаше, кротость же стяжа и тщеславия отвращашеся, и много полагаше тщание чрево удерживати, ведый, яко чревное насыщение целомудрие раззоряет, и бдению спону сотворяет, и прочим добродетелям сопротивляется. В устех же его безпрестани бяху божественная словеса, услажающа его паче меда и сота; прочитав же их со усердием и желаше сих реченная и делом исполнити. Сродницы же его видяще в таковых добродетелех преспевающа и зело пользовахуся и тщахуся всячески угодити Богу, якоже и той всеми нравы угожаше Богу, и распаляшеся божественным небесным желанием, и вся яже в человецех добрая и честная яко ни во что же вменяше, и ни едино благоплодие душевное на объявление человеком творяше, и всячески ухищряше сокрывающий множайшая и правление премногаго ради смиренномудрия, Аще бо и честию земнаго царствия почтен бысть от Бога и супруга име и чада прижи; но смиренную мудрость стяжа паче всех человек». Степен. кн. 1, 355. «Кроток и тих был его нрав из детства», — говорит один из его жизнеописателей, — возмужавший только, но не осуровевший с годами, и Господь был с ним по слову божественного писания: «На кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещушаго словес моих» (Ис. LXVI, 2). Жития святых Российской церкви. Ноябрь, 226.
14. Архивск. 250, на обороте.
15. О посажении на стол см.: Соловьев. История России. Т. III, 6.
16. Младшие братья св. Александра: Андрей, женился в 1250 году на дочери Даниила Галицкого, умер в 1264 году; Константин, умер в 1255 году; Ярослав, женился в 1264-м на дочери новгородца Юрия Михайловича, умер в 1272 году; Афанасий упоминается в 1239 году; Даниил упоминается в 1239 году; Михаил, умер в 1248 году; Василий, родился в 1241 году, женился в 1266 году, умер в 1276-м.
17. «Видом благородия, телесного благолепия весьма украшен паче всех, не точию сродник своих, но и всех иноплемянных стран земных царей, яко солнце всех светил». Архивск. 257, на обороте. «Взраст его паче инех человек, глас его яко труба в народе, лице же его бе яко Иосифа Прекрасного, еже бе поставил его Египтьскый царь втораго царя в Египте, сила же его бе вторая часть от сил Самсоня, и дал ему бе Бог премудрость Соломоню, храбрость же яко царя Римскаго Евспасьяна, еже пленил всю землю иудейску...» Соф. 1, 250. Любопытное известие о росте св. Александра находим в записи родов русских и литовских князей, в сборнике начала XVI века: «Ярослав роди Александра Храбраго Невьскаго, великаго взрастом, Деисус целова». Библиотека Тр.-Серг. л., № 770, л. 428. О значении слова «Деисус» см. Душеп. чт. 1884. Январь. 77.
18. Прот. Соловьев. Описание Новгородского Софийского собора.
19. «Молитва благословити царя и князя», по списку XIV века. Синодальная библиотека. Потребник, № 675, 166.
20. Степен. кн. 1, 269; Говорский. Жизнь преподобной княжны Полоцкой Евфросинии в «Вест. Юго-Западной и Западной России». 1863. № XI и XII.
21. Изображение креста пр. Евфросинии в «Памятниках старины Витебской губернии» Сементовского. В надписи назван и мастер — Лазар Богша.
22. Другие иконы, писанные, по преданию, св. Лукою: икона Божьей Матери Смоленская, присланная около 1077 года. Икона Божьей Матери Владимирская, принесенная из Царьграда в Киев около 1031 года.
23. Новг. 1, 52. Соф. 1, 247. «6747 (1239) оженися князь Александр Ярославич, внук Всеволож, в Новегороде, поят в Полотьске у Брячислава дщерь и венчася в Торопче». Ср.: Карамзин. История государства Российского, т. IV, прим. 110. Арцыбашев. II, прим. 257.
Карамзин, основываясь на том, что во владимирском Успенском монастыре, в церкви Рождества Христова находятся три гроба: «Первый (как означено в надписях) Великия Княгини Александры, супруги благовернаго Князя Александра Невскаго; вторый дщери его. Княжны Евдокеи; а третий (на левой стороне) благоверныя Княгини Вассы, вторые супруги Александра Невскаго», утверждает, что «по кончине первые супруги, именем Александры, дочери полоцкого князя Брячислава, Невский сочетался вторым браком с неизвестною для нас княжною Вассою». История государства Российского, т. IV, 92. Здесь, очевидно, кроется недоразумение. В летописях нигде не говорится о втором браке Александра. Такое умолчание было бы малопонятно, если бы действительно он имел место. Очевидно, что под именами Вассы и Александры надлежит разуметь одно и то же лицо, именно дочь полоцкого князя Брячислава, с которою Александр венчался в Торопце в 1239 году, тем более что и надпись на гробнице называет Вассу дочерью князя полоцкого. В надписи на раке для святых мощей Александра Невского, устроенной в Москве в 1695 году, сказано: «Законному браку сочетася с Благоверною Княжною Вассою Полоцкою, от нея же и чада себе рождаше и во страсе Божий питаше». Имя Вассы принято было великой княгиней Александрою, по всей вероятности, при пострижении, или, может быть, второе имя происходит от обычая русских людей того времени носить два имени. См.: Погодин. Древняя русская история до монгольского ига, т. II, 840.
24. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский. 4—5.
25. Карамзин. История государства Российского, т. III, 96.
26. Красов. О местоположении древнего Новгорода. Новгород, 1851. «Прогулка по Новгороду и его окрестностям» — в «Новгородских губернских ведомостях». 1862. «Живописная Россия». Очерк V.
27. «Материалы для истории русских одежд» в «Русских древностях». СПб., 1871.
28. Об образе жизни наших князей подробно см. у Погодина: «Древняя русская история до монгольского ига». Т. II. 839—893.
29. Великий князь Ростислав молился, «слезами омывая лице свое и стенание от сердца своего испущая, всим видящим его в толици смиреньи стояща, и тако не можаху удержаться от слез». Там же. Стр. 865.
30. Новг. 1, 44, 65.
31. Лавр. 173.
32. «Паче всего любляше правосудие, о нем же и боляр своих часто наказуя притчами от Божественных писаний, яко да прежде всего воспросят от Бога премудрости, и от пиянства удержатся, и сами пред Богом да смирятся, да не забудут праведно судити и не познают лица сильнаго и не приемлют мзды неправедныя, и никого же обидят, но да избавят обидима от руки обидящих и паче повеленнаго им ничто же взьемлют, но довольни будут оброки своими. И тако многажды глаголаше, овогдя своея державы страхом воспрещаше им, овогда же и вечное воздаяние предлагаше им, иже на страшнем суде Христове комуждо по делом его. Боляре же и вси людие, видящие от Бога дарованную ему премудрость ничто же могуще отвещавати, но вседушно обещавахуся творити, яко же повелеваше им». Степен. кн. 1, 356—357. Ср.: Жития святых Российской церкви, 235. См. также рукописные жития, например архивск. 258—259.
33. Попов. Влияние церковного учения и древнерусской письменности на миросозерцание русского народа, и в частности на народную словесность в древний допетровский период. Казань, 1883. См. также ст. Аристова «Взгляд на церковно-историческое содержание русских летописей» в «Духе христианина» за 1861 год. Октябрь и ноябрь; Соловьев. Древняя Русь. «Русский вестник». 1856, кн. 1.
34. Служба 23 ноября.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |