А. Баринова. Герой земли Русской
Имя святого благоверного князя Александра Ярославича Невского известно всем русским людям. О его героическом пути повествуют жития, исторические труды и романы, живописные полотна и фильмы, в 2012 году он был признан олицетворением России. Предлагаемая вниманию читателей книга стала достойным вкладом в венок благодарной памяти герою земли Русской.
Автор публикуемой книги, протоиерей Михаил Иванович Хитров (1851—1899) был человеком большого гуманитарного дарования. Об этом свидетельствует весь его творческий путь. Главным в жизни этого замечательного человека и писателя было служение делу православного просвещения.
Прот. М.И. Хитров был уверен, что знания должны смягчать душу человеческую, делая ее более терпимой к ближним и восприимчивой к добру. Искоренение дикости нравов, борьба с распущенностью и сохранение добрых старорусских традиций — вот так, наверное, будет правильнее всего сформулировать основную идею, которая вела по жизни этого человека, освещая самые темные и заблудшие души людей, имевших счастье хоть ненадолго с ним соприкоснуться. Согласно воспоминаниям современников, он был из тех священников, перед кем не стыдились и кого не боялись, но любили все — открытой доверчивою любовью, так, как любят дети. На старой фотографии перед нами предстает человек, исполненный духовной силы, под львиною гривой волос высокий благородный лоб и проницательные, очень живые глаза. Весь облик его внушал доверие и любовь.
Свой нелегкий жизненный путь прот. Михаил проходил с достоинством и смирением, которые и принесли столь благодатные плоды. Он родился в бедной многодетной семье сельского священника. Окончив духовное училище, а потом и семинарию, с блеском завершил образование на историко-филологическом факультете Московского университета, затем выдержал кандидатский экзамен в Московской духовной академии.
Многие годы М.И. Хитров преподавал всеобщую и церковную историю, словесность и литературу в различных высших учебных заведениях Москвы. Он прекрасно знал древнегреческий и латынь, свободно читал на немецком и французском, умело пользовался всеми новейшими на тот исторический период научными источниками и не останавливался в самообразовании. В его любовно сделанных переводах и с его яркими историко-археологическими примечаниями изданы два замечательных памятника святоотеческой литературы: «Луг духовный» Иоанна Мосха и «Жизнь пустынных отцов» пресвитера Руфина. Прот. Михаил принимал самое живое участие и в издании творений святителя Феофана Затворника, тщательно разбирая бумаги покойного владыки. Творческий огонь пламенел в душе М.И. Хитрова настолько сильно, что по собственному почину он учился рисованию, даже брал уроки у нескольких хороших рисовальщиков. Рисунков и гравюр, принадлежащих ему, сохранилось немного, однако самая знаменитая гравированная им икона Спасителя произвела такое впечатление на святителя Николая Японского, что по его просьбе была отпечатана в количестве трех тысяч экземпляров и отправлена в Японию.
Весной 1895 года Михаил Иванович Хитров был рукоположен в сан иерея, в 1897 году избран помощником председателя Училищного совета при Святейшем Синоде, с возведением в сан протоиерея, и переехал в Санкт-Петербург. Он поселился вблизи церкви Милующей Божией Матери, и каждое воскресенье вел беседы и читал проповеди.
Храм обычно не мог вместить множества людей самого разного чина, приходившего с единственною целью — услышать слово доброго и благочестивого пастыря.
С 1876 года М.И. Хитров широко печатается в отечественных духовных журналах. Из-под его пера один за другим выходят очерки из истории древней Церкви, жизнеописания православных святых, проповеди и поучения, статьи и рецензии. Не будет преувеличением сказать, что все, написанное отцом протоиереем, особенно же — вышедшее в виде книг, пользовалось исключительной популярностью. Пожалуй, такого безоговорочного признания для всех своих творений, больших и малых, значительных и основанных на сиюминутном впечатлении, не получал ни один духовный писатель в России. Легкость, особенная исконно русская напевность и красота его стиля в сочетании с глубокой душевной открытостью и эмоциональность в изложении материала, высочайшая эрудированность и тонкая художественность творений прот. Михаила неизменно привлекали к себе самые широкие круги читателей.
27 апреля (9 мая по новому стилю) 1899 года после тяжелейшего приступа стенокардии протоиерей М.И. Хитров неожиданно скончался. Едва весть об этом облетела духовный и простой люд, к его смертному одру поспешили все знавшие и любившие его: знатные и ученые персоны, и простой народ шли в слезах — прощаться с добрым и благочестивым пастырем. Похоронен протоиерей Михаил Иванович Хитров в Москве в Донском монастыре.
Разумеется, столь мощный духовный просветитель и талантливый писатель вдумчиво относился к выбору темы для писания. В данном случае результатом стал выбор исключительно верный и беспроигрышный: прот. Хитров берется за создание фундаментального труда «Святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский», определяя его как «подробное жизнеописание с рисунками, планами и картами». Безусловно — блестящий выбор!
Александр Невский — пожалуй, единственный из князей русских (среди которых было немало и весьма одаренных, и умных, и преданных великой идее служения своему народу), кто сохранил за собою в истории блистательный след благородных подвигов, сияние благочестия и милосердия, не оставив, насколько нам известно, воспоминания о причиненных им зверствах. Создается ощущение, что этот рожденный под счастливой звездою князь правил, исключительно согласуясь с потребностями народными, а ведь достался ему в удел далеко не смирный Великий Новгород.
Воспитанный достойнейшими родителями, прямыми потомками легендарного Рюрика, Александр из раннего детства вынес горькие впечатления горестей и бед народных. Душа его под руководством мудрых монахов-наставников сформировалась очень рано, была чутка и легка на сопереживание, и отзывался он отеческим теплом вкупе с поистине спасительной и всегда своевременной помощью всем страдающим и нуждающимся. Охота, ратные подвиги, физические упражнения вместе с чтением благочестивых православных книг образовали в нем идеальное соответствие прекрасной внешней формы благородному душевному содержанию — то самое состояние идеального человека, которое в древнегреческой философии обозначается термином калокагатия — др.-греч. καλοκαγαθία1.
Летописцы часто сравнивали Александра Невского с Александром Македонским, но сегодня, оценивая с высоты прошедших веков, можно сказать, что это сравнение лестно не для первого, но для второго. Победы, одерживаемые Невским, стоили ему титанического напряжения всех духовных и физических сил, поскольку в большинстве случаев против него было все — и погода, и численный перевес неприятеля, и волнения в среде дружин, и сложный норов вверивших себя его отеческому попечению новгородцев, и общая нестабильность политики удельной Руси. У Македонского были громадные, преданные ему до фанатизма, войска, причем нередко побежденные народы охотно примыкали к нему, как бы заражаясь азартом мирового завоевания. Невскому приходилось во всех своих деяниях оглядываться на мнение вольнолюбивых новгородцев, приверженных православию. Македонский был во многом свободен от религиозности, предпочтя ей философию. Наконец, Македонскому выпала участь вечного завоевателя, а Невскому приходилось оборонять свою вотчину и защищать свой народ. Таким образом, Македонский видится сегодня баловнем судьбы на троне, Невский — великим тружеником.
Сложностью, но и благом для прот. М. Хитрова как автора оказалось то, что о Невском сохранилось очень мало отзывов соотечественников (кстати, все они восторженны до крайности и проникнуты сердечным умилением вкупе с искренней любовью). В летописях же, за исключением фрагментов новгородских, великий князь упоминается отнюдь не как главный герой, а порой и вовсе как персонаж проходной, типично получающий наиболее лестную характеристику и признание полезности для Отечества своих благородных деяний. Так, например, Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» выражает признание Александру весьма скупыми фразами: «Один Новгород остался цел и невредим, благословляя милость Небесную и счастие своего юного князя, Александра Ярославича, одаренного необыкновенным разумом, мужеством, красотою величественною и крепкими мышцами Самсона. Народ смотрел на него с любовию и почтением; приятный голос сего князя гремел как труба на вечах. Во дни общих бедствий России возникла слава Александрова. Достигнув лет юноши, он женился на дочери полоцкого князя, Брячислава, и, празднуя свадьбу, готовился к делам ратным; велел укрепить берега Шелони, чтобы защитить Новогородскую область от внезапных нападений Чуди, и старался окружить себя витязями храбрыми, предвидя, что мир в сии времена общих разбоев не мог быть продолжителен».
Прот. М.И. Хитров, согласуясь с традицией историографии — использовать не менее четырех разных источников, приводя мнение каждого, для наиболее полного выявления исторической реальности, по крохам собирает и предоставляет сведения о своем герое. Это и фрагменты записок современников и очевидцев, и чудом сохранившиеся листы из много веков вручную переписываемых иноками летописей, и документы из государственных архивов, и рисунки, фрески, археологические артефакты, даже частные письма. Жизнь героя построена по принципу симфонии: она разворачивается среди оркестровой полифонии уклада русской жизни тех времен. Щедро приводит автор и тексты народных песен, как в традиционном звучании, так и в талантливой обработке классических русских писателей, подробно останавливается на описаниях обрядов и древних традиций, не ускользают от его пристального внимания даже такие, казалось бы, второстепенные декорации исторической обстановки, как народные суеверия. И в каждой главе, наряду со скульптурно предстающим характером героя, является и физиономия народа, оживает исконно русский народный дух. Где-то с мягким юмором, где-то с иронией, а где-то с почтением и восхищением, но всегда и обязательно — с глубоким вниманием и уважением живописует автор душу народа русского во всех ее проявлениях — от благочестия и благородства, неизменно свойственного князю, до лености и лукавства, прорывающихся из простонародных характеров. Историческая сила и достоверность произведения всегда заключена в примечаниях. Прот. Михаил на них не поскупился, и видно, что работал над ними долго, кропотливо, тщательно. Любая малая черточка, могущая быть неверно понятой потомками, отражена и разъяснена толково и очевидно в многочисленных примечаниях его, подкрепленных выдержками из признанных исторических трудов.
Для сравнения приведем снова строки «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, содержащие сухую историческую справку (это несмотря на то, что в целом стиль трудов этого историка ближе более живому, исконно летописному), но никак не раскрывающие всего величия образа героя и даже не выделяющие его среди остальных исторических личностей того времени: «В сие время был магистром Ливонским некто Андрей Вельвен, муж опытный и добрый сподвижник Германа Зальцы. Желая, может быть, прекратить взаимные неудовольствия Ливонских рыцарей и новгородцев, он имея свидание с юным Александром: удивился его красоте, разуму, благородству, и возвратясь в Ригу, говорил, по словам нашего летописца: "я прошел многие страны, знаю свет, людей и государей, но видел и слушал Александра Новгородского с изумлением". Сей юный князь скоро имел случай важным подвигом возвеличить свою добрую славу.
Король шведский, досадуя на россиян на частые опустошения Финляндии, послал зятя своего, Биргера, на ладьях в Неву, к устью Ижеры, с великим числом шведов, норвежцев, финнов. Сей вождь опытный, дотоле счастливый, думал завоевать Ладогу, самый Новгород, и велел надменно сказать Александру: "ратоборствуй со мною, если смеешь; я стою уже в земле твоей" . Александр не изъявил ни страха, ни гордости послам шведским, но спешил собрать войско; молился с усердием в Софийской церкви, принял благословение архиепископа Спиридона, отер на пороге слезы умиления сердечного и, вышедши к своей малочисленной дружине, с веселым лицом сказал: "нас не много, а враг силен; но Бог не в силе, а в правде: идите с вашим князем!" Он не имел времени ждать помощи от Ярослава, отца своего; самые новгородские воины не успели все собраться под знамена: Александр выступил в поле, и 15 июля приближился к берегам Невы, где стояли шведы. Там встретил его знатный ижерянин, Пелгуй, начальник приморской стражи, с известием о силе и движениях неприятеля. Здесь современный летописец рассказывает чудо. Ижеряне, подданные новгородцев, большею частию жили в идолопоклонстве; но Пелгуй был христианин, и весьма усердный. Ожидая Александра, он провел ночь на берегу Финского залива во бдении и молитве. Мрак исчез, и солнце озарило необозримую поверхность тихого моря; вдруг раздался шум: Пелгуй содрогнулся, и видит на море легкую ладью, гребцов одеянных мглою и двух лучезарных витязей в ризах червленых. Сии витязи совершенно походили на святых мучеников Бориса и Глеба, как они изображались на иконах, и Пелгуй слышал голос старшего из них: "поможем родственнику нашему Александру!" По крайней мере так он сказывал князю о своем видении и предзнаменовании столь счастливом». Интересно, что, согласно примечаниям Н.М. Карамзина, об этом чуде не упоминается в Новгородской летописи, но один из сочинителей описания Александровых подвигов довольно подробно живописует его. В дальнейшем описании битвы прибавлено, что «за рекою Ижерою, где совсем не было сражения, нашлося множество мертвых шведов, убитых, без сомнения, ангелами!». «Современники ли наименовали Александра Невским? — задается вопросом Н.М. Карамзин. — В описании дел его и в летописи Новгородской нет сего прозвания, которое находится в Степенной книге».
Цитируем далее: «...но Александр запретил ему говорить о там, и как молния устремился на шведов. Внезапность, быстрота удара привела их в замешательство. Князь и дружина оказали редкое мужество. Александр собственным копием возложил печать на лицо Биргера. Витязь российский, Гавриил Олексич, гнал принца, его сына, до самой ладии; упал с конем в воду, вышел невредим и бодро сразился с воеводою шведским. Новгородец, Сбыслав Якунович, с одним топором вломился в средину неприятелей; другой, именем Миша, с отрядом пехоты истребил шнеки их или суда. Княжеский ловчий, Яков Полочанин, предводительствуя горстию смелых, ударил на целый полк, и заслужил отменное благоволение Александра, который везде был сам и все видел. Ратмир, верный слуга князя, не уступал никому в храбрости: бился пеший, ослабел от ран и пал мертвый, к общему сожалению наших. Еще стоял златоверхий шатер Биргеров: отрок Александров, Савва, подсек его столп; шатер упал, и россияне возгласили победу. Темная ночь спасла остатки шведов. Они не хотели ждать утра: нагрузили две шнеки телами чиновников, зарыли прочих в яму, и спешили удалиться. Главный воевода их, Спиридон, и епископ, по рассказам пленников, находились в числе убитых. Урон с нашей стороны был едва заметен, и сия достопамятная битва, обрадовав тогда все наше горестное отечество, дала Александру славное прозвание Невского. Обстоятельства ея тем для нас любопытнее, что летописец, служа сему князю, слышал их от него самого и других очевидцев». Видно, что Н.М. Карамзин признает за Невским умение одушевлять всех своим бесстрашием и беспощадным натиском на врага, своей безусловной верой в помощь Высшую, однако задачи историка иные, нежели детальный разбор характера героя и причин его поступков.
В «Жизнеописании...» прот. М.И. Хитрова с каждым новым поворотом судьбы героя его характер, закаляясь и шлифуясь, проясняется для любознательного читателя все более, очаровывая, покоряя и пробуждая живейшее желание если не самому перенять хотя бы малую толику его благородных черт, то указать на этот благой пример детям, внукам. Особое внимание автор уделяет описанию предков Александра, подчеркивая тем самым, что столь прекрасный плод мог возрасти лишь на ветвях культурного, древнего и набожного генеалогического древа. Так, не только вся система духовного и светского воспитания княжичей, но и генетические задатки Александра Невского исключали родственные друг другу пороки — уныние и леность.
Великий князь Александр в каждое мгновение жизни своей стремится быть всюду первым. Ревность служения Господу и Отечеству, которую видим в душе его, упование в любых невзгодах, равно как и среди побед, на Господа было своего рода путеводной звездой для одной из самых романтичных фигур XII—XIII столетий. Никогда более в истории земли Русской не повторится эта чарующая смесь отваги и мужества с милосердием и нежностью, свойственная душе великого князя Александра. На страницах своего труда прот. Михаил постоянно любуется ею — уж не это ли сочетание уникально редко совпадающих в одной душе человеческой свойств с необходимостью притягивает святость?.. Александр умел не только смирить и подчинить себе буйных нравом новгородцев, но и снискать их любовь, что, разумеется, несравненно труднее. Вот как объясняет это автор: «Не суждено было Александру Ярославичу мирно расти и развивать свои силы под кровом родительским, вдали от тревог и забот житейских. Слишком рано ему пришлось стать лицом к лицу с действительной жизнью и испытать ея суровые уроки. Уже в раннем возрасте он должен был познакомиться со всеми треволнениями тогдашней вольной новгородской жизни, но зато, с другой стороны, трудно было бы указать какой-нибудь другой город или область, где нашлись бы столь благоприятные условия для образования великих качеств правителя, где можно было бы пройти наилучшую школу политической мудрости, как именно в Новгороде.
Богат и славен был господин великий Новгород! Широко раскидывался он своими пятью концами по обоим берегам реки Волхова: на левой Софийской стороне виднелись зубчатыя стены кремля, а за ними, венчаясь крестами, возвышалась соборная церковь Софии Премудрости Божией — главная новгородская святыня, символ новгородской свободы и самостоятельности. На другой стороне стоял заветный двор Ярославов.
Когда-то звучал там свободный
Народный язык вечевой,
Когда созывал новгородцев
На вече, на суд иль на бой.
Обширны были владения Новгорода! Ему принадлежала новгородская земля, простиравшаяся на восток до Торжка, на запад до Финского залива, до реки Наровы, Чудского и Псковского озер, до самых границ ливонской земли, на юг до Великих Лук и на север до Ладожского и Онежского озер. Далее за пределами новгородской земли простирались новгородския области, занимавшия громадное пространство земель до Ледовитого океана на севере и до Оби в Сибири... Однако не обширное пространство подвластных земель было главным источником силы новгородской: Новгород был самым торговым городом в Древней Руси, чему, конечно, более всего способствовали близость Балтийского моря и удобные водные пути, соединявшие его с внутренними частями России. Большия богатства стекались в Новгород! Но больше всего Великий Новогород гордился и дорожил своей вольностью. Недаром водились там встарину «удалые добрые молодцы», называвшиеся повольниками, неугомонный, буйныя головы. Не зная, куда девать свою удаль молодецкую, свою силу богатырскую, они бросались, подобно скандинавским викингам, в дальния и опасныя предприятия, под руководством отважного и опытного вождя, прославленного песнями за удалые подвиги. И море Варяжское, и берега Студеного моря, и Поволжье были свидетелями их буйства и грабежей, равно как и их бесстрашного мужества, сметливости и ловкости. Оживлялись пустыни, в темных дебрях звенел топор, по вековым трущобам росли новые поселки, и из конца в конец по краю звонко раздавалась, высоко залетая над глушью лесов и степей, песня Руси молодой, и в песне той — вольный клич лихих борцов, орлиный клекот, сила бурная, неудержимая... Но куда бы судьба ни занесла повольника, он нигде и никогда не должен был забывать ни Великаго Новгорода, ни своего имени христианского: горячая любовь к родине, защита бедных и несчастных, великодушие в отношении к побежденным составляли главныя его доблести. Нагулявшись и натешившись досыта, повольники возвращались домой и приносили свою опытность, свою закаленную в опасностях энергию на службу Великаго Новгорода, а иногда и открывали для новгородской торговли новыя земли и рынки.
Новгород считал себя государством самостоятельным, не то что другие уделы земли Русской. Правительство новгородское составлял сам господин Великий Новгород и власти, им избранный. Верховной властью, распоряжавшейся судьбами города и не признававшей никого выше себя, было вече.
На вече он творил свой суд
И изгонял князей,
На вече избирал владык
И отличал друзей.
Но это же вече очень часто превращалось в бурную сходку, кончавшуюся кровопролитием и грабежами, и только иногда вмешательство новгородского архипастыря, являвшегося в полном облачении и с крестным ходом, прекращало буйство враждующих сторон.
Тем не менее Новгород никогда не мог обойтись без князя, выбор которого, однако, вполне зависел от самого Новгорода. Навязать князя, против воли народа, было нельзя, иначе в Новгороде не примут его. Но если князь, избранный и принятый Новгородом, полюбится ему, сумеет ужиться с новгородскими порядками, он смело мог рассчитывать на верность и преданность граждан. Новгородцы не любили нововведений и, окруженные со всех сторон врагами, хорошо сознавали необходимость княжеской власти. "Камо, княже, очима позриши ты, тамо мы головами своими вержем!", — говорили они князю, жившему с ними в ладу. Беда была в том, что ужиться-то князю с новгородцами, при крайне стеснительных условиях княжеской власти, было очень трудно. Недаром еще древний Святослав говорил новгородцам, просившим у него князя: "да кто к вам пойдет?" И действительно бывало так, что в течение ста лет ни один князь не жил в Новгороде более пяти лет... Слишком уж ревниво охраняли новгородцы свою вольность и подчас злоупотребляли ею».
Сильный и неукротимый народ заслуживает сильного духом правителя. В книге прот. М.И. Хитрова отвечает на вопрос, в чем заключалось собственно величие древнего Новгорода, — конечно же, в свободолюбии, мужестве и самостоянии его граждан. Совершенно точно автор называет свой труд не житием, но подробным жизнеописанием.
У современного просвещенного читателя по прочтении первых глав может возникнуть предположение о схожести произведения прот. М.И. Хитрова с романом греческим, и более поздним — византийским, построенном по законам прохождения героя, остающегося неизменным в своем духовном строе, через многочисленные и причудливые, а порой — волшебные жизненные обстоятельства, которые, однако, оказываются не в силах никоим образом повлиять ни на его характер, ни на выполняемую им программу. Произведение прот. М.И. Хитрова оказывается, несмотря на насыщенность множеством разнообразных исторических свидетельств, близким более к роману, нежели к житию. Пожалуй, наиболее правильным вариантом определения жанра будет признание труда прот. М.И. Хитрова духовно-документальным романом — жанра сложного, всегда пользовавшегося уважением и популярностью. От житийности произведение уводит еще и то обстоятельство, что герой вынужден нередко нести «не мир, но меч», оставаясь при всем том глубоко гуманным и верующим человеком, а судьба его просматривается автором на фоне не только исторических событий Древней Руси, но и в сравнительном плане общемировых, происходящих на арене всего активного тогдашнего мира.
Впервые книга прот. Михаила увидела свет в Москве в типографии И.Д. Сытина и Ко в 1893 году с дозволения Московского духовного цензурного комитета от 14 июня 1892 года за подписью цензора священника Иоанна Петропавловского2.
Замечено, что хорошим книгам часто выпадает судьба, вполне заслуживающая названия героической. Впервые духовно-документальный роман М.И. Хитрова издавался, когда в стране нашей многострадальной уже назревал революционный ураган, вторично — во время нового лихолетья и — он оказался созвучен духовным чаяниям людей конца XX века. На разных языках звучит от духовных авторов простая мысль, что они — лишь орудие в руках Всевышнего, пожелавшего подарить еще одно доброе наставление или просто радость духовную человечеству. Вот как говорит об этих чувствах М.И. Хитров в своем авторском предисловии к первому изданию книги: «...Но чем выше значение священной личности в истории и памяти народной, тем труднее для позднейшаго жизнеописателя воспроизвести его светлый образ. Чтобы объяснить тайну того благоговения, той горячей любви, которыми народ наградил своих избранников, необходимо своим рассказом произвести на своих читателей приблизительно такое же впечатление, какое производил сам исторический деятель на своих современников, необходимо рассказать жизнь народного подвижника и героя так, чтобы в сердцах отдаленных потомков вспыхнула искра любви к нему, одушевлявшей его современников. Но ведь это — задача почти неисполнимая по своей трудности...» — и далее: «...И если наша книга введет хотя несколько читателя в глубокую древность, в родную заветную старину, даст возможность подышать ея воздухом, если наш рассказ сколько-нибудь оживит в душе читателя светлый образ святого и великаго подвижника земли Русской, обновит чувства любви и благоговения к его священной памяти, — мы сочтем себя вполне вознагражденными за труд».
Книжный клуб «Книговек» с удовольствием представляет вниманию просвещенного и думающего читателя по-настоящему хорошую глубоко патриотическую книгу о святом Герое нашего Отечества, вышедшую из-под пера благочестивого ученого священника, посвятившего всю свою жизнь служению благородному делу Просвещения.
А. Баринова
Примечания
1. Слово возникло в повседневном языке, но использовалось как термин в философии Платона и Аристотеля. Калокагатия была одновременно социально-политическим, педагогическим, этическим и эстетическим идеалом. Человек — носитель капокагатии — считался идеальным гражданином, который стремится к осуществлению высоких целей гражданского коллектива и способен их достигать. Идеал капокагатии повлиял на идеал гармонически развитой личности, существующий в культуре Нового времени. Выдающийся философ и филолог, профессор А.Ф. Лосев так разъясняет термин «калокагатия»: «Это составное этически-эстетическое понятие — своего рода кентавр. И так же, как представление о коне-человеке могло существовать во времена мифологической древности, точно так же и понятие "прекрасно-доброго" могло иметь значение только для эпохи, в которой этическое и эстетическое сознание было, по сути дела, синкретичным, единым».
2. Протоиерей, духовный писатель, один из знаменитых профессоров Московской духовной академии Иоанн Дмитриевич Петропавловский (1844—1907) родился в селе Русилово Тверской губернии в семье псаломщика. Семья была большая — 9 человек, жили очень бедно, приходилось трудиться на земле. Окончил Тверскую духовную семинарию. Из пятого класса семинарии был направлен в Московскую духовную академию и, по окончании академического курса, оставлен при академии в звании доцента, а потом профессора. Не жалея себя, в буквальном смысле слов днями и ночами отец Иоанн поднимал новую кафедру — Основное богословие. Когда же здоровье оказалось подорванным окончательно, перешел в Москву в приходские священники, однако по-прежнему интересовался всеми вопросами теологии (особенно касающимися апологетики), стал почетным членом академии. Будучи священником, много занимался научным трудом, писал «общедоступные статьи в защиту христианской веры против неверия», которые выдержали два издания весьма крупным тиражом, публиковал в различных духовных и светских журналах и газетах статьи, критические заметки, речи, проповеди, чтения для народа. Вообще отец Иоанн был очень отзывчив на текущие события и вопросы жизни своего времени. Служил священником в храмах св. Георгия, Успенском (Газетный пер.), в Спасском на Песках, в Каретном ряду (с 1892 года по 16 октября 1907 года). Прихожане очень уважали отца Иоанна, ценили его дар доброго пастыря и к 25-летнему юбилею священнического служения преподнесли ему наперсный золотой крест с бриллиантами и драгоценными камнями. Однако в связи с необходимостью содержать семью отцу Иоанну потребовалась подработка, — ему предложили вести уроки Закона Божьего в 3-й женской гимназии. Всем был очень по сердцу подлинно гуманистический и теплый авторский метод преподавания отца Иоанна: оживление материала научного, даже высочайшей сложности и требующего устойчивого духовного напряжения слушателей, живыми беседами о самых обыденных предметах, искреннее старание воспитать в учащихся при помощи простейших примеров возвышенные и благородные взгляды. Кроме преподавания в гимназии, он был председателем Общества любителей духовного просвещения в Москве, заведовал отделом народного чтения в Политехническом музее. Был цензором многих журналов, книг и отличался благородством, не позволявшим ему проявлять суровую цензорскую придирчивость. Вот такой человек выступил первым официальным читателем и цензором И.М. Хитрова, и, совершенно закономерно, что великий, но кроме того по-настоящему глубокий, мудрый и интересный научно-литературный труд его вызвал в душе отца Иоанна живейшее восхищение.
| К оглавлению | Следующая страница |