Престолонаследие

Этот вопрос не относится непосредственно к сфере административного строительства, но логически вытекает из его принципов. Компетенция правителей определяла и их права на высшую ступень иерархии в империи. Наследование престола в империи и улусах не было законодательно оформлено, значит, оно регулировалось традицией. В одном пункте ученые солидарны: хан реально или формально избирался на курултае. Но основания для избрания нового государя трактуются по-разному. Одни исследователи полагают, что кааном или улусным ханом становился «достойнейший из Чингисидов», указанный в завещании предыдущего правителя¹. Другие считают, что на троне мог оказаться любой Чингисид в силу своей принадлежности к правящему роду². Третьи придерживаются мнения, что на царский венец имели право в первую очередь старшие родственники³. Четвертые утверждают, что сын наследовал отцу⁴. Наконец, некоторые исследователи вообще отказывают монгольской государственности в четком порядке престолонаследия⁵. Интерес историков к этой, казалось бы, частной проблеме показывает ее значение для понимания особенностей государственного устройства Монгольской державы. Диссонанс мнений демонстрирует неполную изученность данной темы. Поскольку в источниках не зафиксированы какие-либо нормы по этому поводу, то приходится, так же как и при разборе соправительства, опереться на отдельные факты и выделить из конкретных ситуаций общие и особенные черты наследования. Прежде всего следует установить, кто имел принципиальное право и возможность обладать монаршим саном.

Империя — достояние рода. Чингисиды и борджигины

Высшие посты в кочевых государствах (каганы, ханы-правители уделов, верховное военное командование) обычно предоставлялись людям, принадлежавшим к одному правящему клану: Люаньди у хуннов, Ашина у древних тюрок, Яглакар у уйгуров, Елюй у киданей и т. д. Соответственно, вся держава расценивалась как достояние данного рода, и остальные роды и племена, включенные в нее, считались подданными клана-гегемона. Происхождение родового принципа управления одни исследователи объясняют дублированием первобытнообщинных институтов, другие — наличием их пережитков⁶, третьи — необходимостью поддержания дисциплины в армейских частях за счет солидарности родственников в боях⁷, четвертые — сакрализацией племенного вождя и его родичей в период выделения административных должностей в общине⁸. Родовой принцип нашел воплощение и у монголов в XIII в. Но в его реализации были нюансы, приводившие историков к спорным и противоречивым заключениям. Так, если допускать, что империя представлялась ее основателям как собственность рода и уделы соответственно распределялись между его членами⁹, то почему Чингис-хан, принадлежавший к роду борджигинов, раздал огромные улусы только сыновьям, а многочисленные сородичи-борджигины получили мелкие владения в Монголии и Северном Китае? Почему наследником был назначен Угедэй в обход братьев Чингисхана Хасара и Тэмугэ-отчигина, которые имели право на престол¹⁰? Может быть, представления о родовом достоянии возникли уже после смерти Чингисхана: известно, что ни один из его сыновей не унаследовал «могучей воли отца»¹¹?

Обратимся к документам. В «Алтан тобчи» Чингис обращается к сыновьям и братьям: «Вы — мой род-племя»¹². В «Тайной истории монголов» говорится о том, что сразу после интронизации в 1206 г. Чингисхан приказал одному из приближенных сановников: «Произведи ты мне такое распределение разноплеменного государства: родительнице нашей, младшим братьям¹³ и сыновьям выдели их долю...»¹⁴ В данном случае понятие рода сужается: в него не включаются ни дядья, ни свойственники. «Вы, мои сыновья и родичи, после меня охраняйте и оберегайте созданное мною... государство... примите на себя это трудное дело!» — изрекает Чингис¹⁵. Так очерчен круг лиц, имевших доступ к кормилу власти. Выходит, империя — достояние Чингис-хана, его сыновей, братьев и племянников? Нет, он особо оговаривает свою компетенцию: «Хасаровым наследием да ведает один из его наследников. Один же да ведает наследием Алчидая, один — и наследием Отчитана, один же — и наследием Бельгутая (все это братья Чингис-хана. — В.Т.). В таковом-то разумении я и мое наследство поручаю одному»¹⁶. Этим «одним» и оказался Угедэй-каан. Т.е. вся держава, созданная в ходе войн, рассматривалась как сфера управления одной-единственной ветви рода борджигинов. На каком же основании Чингис-хан выделил свое потомство из боковых линий? В 1225 г. он заявил Джучи и Чагатаю перед их отправлением в только что образованные улусы: «Родичи мои прославились среди своих родственников. Даже сквозь скалы учиняют нападение»¹⁷. Участие в Сибирском, Цзиньском и Хорезмийском походах, умелое командование, личная храбрость и инициативность показались кагану достаточными для утверждения приоритета своих отпрысков над их дядьями и двоюродными братьями. Сформировался конический клан с отсутствием прежнего равенства в правах между мужчинами-родственниками из одного поколения; выделилась главная линия борджигинов — Чингисиды. Царство досталось Угедэю, затем его сыну Гуюку. Это не означает, что в Еке Монгол улусе приняли и утвердили династийную форму наследования. Джувейни свидетельствует: «Хотя кажется, что власть и империя передаются [по наследству] одному человеку, а именно тому, кто зовется ханом, в действительности все дети, внуки и дядья имеют свою долю власти и собственности, чему доказательство то, что... Менгу-каан на... курилтае распределил и разделил все свои царства между своими сородичами — сыновьями и дочерьми, братьями и сестрами»¹⁸. Таким образом, «все царства» делятся между ближайшими родственниками каана. Его тогдашний соправитель Бату — кузен, значит, отнесен в источнике к категории братьев, а никого из упомянутых Джувейни дядьев Мункэ, т. е. сыновей Чингиса, к тому времени (1251) не осталось в живых. Следовательно, родовой принцип воплощался в предоставлении Чингисидам прерогатив центрального и улусного управления. Улусы, выделенные братьям Чингис-хана и их потомству, находились на географической и политической периферии империи и в соответствии со статусом левого крыла подчинялись каану.

Кааны

Из четверых сыновей от главной жены Чингис-хан нарек своим преемником не двоих старших, а только третьего. «Тайная история монголов» эту сцену описывает так. О персоне будущего правителя было спрошено у Джучи и Чагатая, и они предложили Угедэя. Отец согласился, оговорив, что в случае неспособности Угедэевичей к царствованию «среди моих-то потомков ужели так-таки ни единого доброго не родится?»¹⁹ Таким образом, во-первых, трон закреплялся за семьей третьего Чингисида не навечно, при определенном условии он мог достаться и улусным царевичам²⁰. Во-вторых, странно, почему старшие сыновья единодушно не посягали на корону. К тому же и Джувейни, и Рашид ад-Дин сообщают, что Чингис-хану пришлось выбирать не из четырех, а только из двух кандидатур — Угедэя и Толуя, младших сыновей²¹. В.В. Бартольд видел причину назначения Угедэя в его личном обаянии, «светлых чертах характера», привлекательных для сородичей и подданных²². Возможно, и это сыграло свою роль, но мне кажется, что дело в другом.

Джучи и Чагатай отправлялись ханствовать западной половиной империи. Облеченные прерогативами соправителей, они не смели надеяться на владычество в Каракоруме, поэтому Чингис-хан и не учитывал их при выборе преемника. Поэтому они и предложили на это место старшего из братьев, остававшихся на востоке. Косвенным подтверждением закрепления поста каана за родами Угедэя и Толуя служит демонстративный отказ Бату от верховной власти в пользу сына Толуя — Мункэ, несмотря на то что Бату как тогдашнему старейшине Чингисидов формально «наступил черед царствовать»²³. Безразличие Джучидов к каанству вытекает и из. обстоятельств союза Угедэева внука Хайду с ханом Джучиева улуса Ёерке. Воюя против Хубилай-каана, Хайду обратился в соседние улусы за помощью в восстановлении своих прав («Я сам законный наследник хаганского престола» и т. п.). Золотая Орда его поддержала²⁴, тем самым признав эти доводы убедительными, а претензии угедэйского дома обоснованными. Итак, потомство Джучи и Чагатая ханствовало на западе, потомство Угедэя — на востоке.

Толуй, младший сын Чингис-хана от главной ханши, судя по «Тайной истории монголов», никогда не являлся претендентом на пост верховного монарха, хотя персидские источники и пытаются представить его как законного наследника по обычаям самих же монголов: личный юрт отца переходит к младшему сыну²⁵. Джувейни и Рашид ад-Дин, жившие при дворах ильханов-Толуидов и во времена каанов-Толуидов, вероятно, умышленно извратили понятия о наследовании, чтобы оправдать воцарение рода Толуя. Чингис-хан нимало не поступился общепринятым порядком, предоставив Коренной юрт (собственно монгольские степи) в удел Толую. Ведь и сам Рашид ад-Дин пишет о тюрко-монгольском обычае, по которому «еще при жизни выделяют своих старших сыновей... а то, что остается, принадлежит младшему сыну»²⁶. Примечательно, что Угедэй в преддверии коронации отказывался от трона в пользу (по порядку) Чагатая, своих дядьев и Толуя.

Толуй попал в этот перечень под предлогом того, что он постоянно находился при отце, когда тот был жив, прекрасно знал ясу и обычаи, что он младший сын, а стало быть, и наследник отцовского достояния²⁷. Скорее всего, это часть церемониала, дань традиции, о чем говорилось выше. Но основатель империи не собирался, как мы видели, раздавать улусы-«царства» и предоставлять трон своим братьям, Угедэевым дядьям. Точно так же отнекивался от каанства и Гуюк через 17 лет, но в том случае церемония отказа изложена весьма лаконично (букв. «такой-то и такой-то более подходят» для каанствования)²⁸. Бар Эбрей прямо указал, что царевич делал это только в соответствии с обычаем. Ни Угедэй, ни его преемник своими ламентациями ничего не добились и были «силой», под руки посажены на трон. Тем не менее порядок ритуального предложения каанства свидетельствует о реликтовом приоритете старших родственников, в том числе из боковых, кузенных линий. Полагаю, что это и являлось официальной доктриной престолонаследия. Вспомним: ведь и для Бату наступил отвергнутый им «черед царствовать», когда он остался «старшим среди царевичей».

Из всего сказанного заключаем, что выбор Чингис-ханом третьего сына в наследники объяснялся жесткой традиционной раскладкой компетенции царевичей: два старших — соправители каана, младший — наместник домена²⁹.

Архаичный алгоритм наследования соблюдался на практике далеко не всегда. Угедэй выступил сторонником династийного принципа, при жизни завещав свое место внуку. Но в результате придворных интриг на престоле оказался Гуюк, сын Угедэя. На курултае 1246 г. Гуюк заявил о своем согласии короноваться лишь при условии, что «после меня [каанство] будет утверждено за моим родом»³⁰. Признание династической очередности проявилось и во внутриимперской политике нового каана. Отвергая кандидатуру очередного чагатайского хана, Гуюк недоумевал: «Как может быть наследником внук, когда сын [Чагатая] (Есу-Мункэ. — В.Т.) находится в живых?» Декларация на курултае показывает, что каан не был уверен в долговечности царствования Угедэидов. Действительно, родовой порядок престолонаследия в принципе давал шанс стать монархом всем восточным Чингисидам. А помимо потомков Угедэя к ним относились и Толуиды.

После консультаций с Бату монгольская знать подняла на белом войлоке старшего Толуида — Мункэ. Он тоже, видимо, придерживался концепции династийного правления; во всяком случае, ярлык на улус Джучи он выдал Сартаку, сыну Батыя, а затем сыну Сартака — Улаг-чи³¹. Однако собственным троном Мункэ, умерший скоропостижно, распорядиться не успел, и в империи оказалось двое каанов — его братья Ариг-буга и Хубилай. Последнего можно считать узурпатором, поскольку он, находясь на южносунском фронте и не созывая курултая, сам объявил себя верховным ханом. А вот Ариг-буга выдвинул следующие соображения по поводу своих прав на царствование. Отправляясь в поход на Сунов, Мункэ оставил его в Каракоруме, «препоручил ему улус и оставил у него своего сына»³². После гибели каана Ариг-буга произнес: «Ясно, что царство должно быть моим, потому что Мунга Хан дал его мне, когда уходил на войну и при своей жизни он поручил мне сидеть на его месте»³³. Едва ли Мункэ передал брату высшую власть. Рашид ад-Дин утверждает, что царевич был поставлен лишь «во главе войск и орд монголов, которые оставались» в Коренном юрте³⁴. Однако наместничество в домене не давало права на престолонаследие. Передача управления столицей (главной ставкой) и доменом кому-либо из младших родственников практиковалась и до Мункэ. Чингис-хан оставлял наместниками Монголии во время своих военных кампаний дочь Алахай-бэки и младшего брата Тэмугэ-отчигина³⁵. Угедэй, выступив в 1234 г. против Цзинь, доверил родные степи Олдохару — родственнику из боковой линии, вообще не Чингисиду³⁶. Хан Бату при отъезде в Монголию на коронацию Угедэя «поручил свое царство младшему своему брату — Тукай-Тимуру»³⁷. Конечно, все эти временные правители не являлись наследниками престола. Поэтому доводы Ариг-буги представляются неубедительными. Собственно, и сам Ариг-буга должен был сознавать шаткость своей аргументации, и правдоподобнее выглядит версия Рашид ад-Дина, по которой не сам царевич осмелился претендовать на каанство, а его советники подали ему эту мысль: Хубилай и Хулагу воюют далеко отсюда, а «великий улус каан поручил тебе»³⁸. Заметим попутно, что вопрос о сыне Мункэ даже не поднимался; брат наследовал брату.

Как известно, военная сила решила спор двух ханов в пользу Хубилая. В свою очередь, проблема его преемника разрешилась своеобразным завещанием каана: был устроен конкурс на лучшего знатока «биликов» — изречений Чингис-хана, в котором победил и потому воцарился внук Хубилая — Улджэйту-Тэмур³⁹.

Суммируем результаты всех приведенных данных. Из шести каанов (Чингис-хан не в счет) двое — Угедэй и Улджэйту-Тэмур — стали править в соответствии с завещанием предыдущего монарха; трое избирались съездом знати⁴⁰; один (Хубилай) — узурпатор. Но нельзя утверждать, что в целом преобладало выборное начало, так как трое (Угедэй, Гуюк, Улджэйту-Тэмур) являлись ближайшими и прямыми потомками своих предшественников на престоле, т. е. воплощали династийный порядок. Как ни старался первый монгольский государь ограничить круг претендентов на царствование — сначала выделением своей семьи из борджигинов, затем отделением западных царевичей, — избежать путаницы его потомкам не удалось. Династийный и родовой принцип сосуществовали и боролись: царствующие кааны выступали за династию, их кузены — за ее свержение. Еще более пестрая картина наблюдается в улусах.

Престолонаследие в улусах

Во всех улусах наблюдается закономерность: сначала трон переходит к сыну первого хана (Джучи — Бату — Сартак, Чагатай — Хара-Ху-лагу, Хулагу — Абага), потом начинает передаваться дядьям, братьям и племянникам. Т.е. каждый из улусных правителей старался закрепить царствование за своим домом. Анализ смены ханов в чингисидских уделах позволяет заключить, что относительное большинство улусных ханов (около 41%) назначалось старшими государями, особенно часто у первых Джучидов, связанных соправительственными отношениями с каанами, и у Чагатаидов, зависевших от Хайду. Большое значение имел курултай, вручавший царство монархам (21%). Правда, чаще он использовался как орудие интриг, но семь раз междуцарствие и борьба претендентов действительно кончались примирением на съезде князей и царевичей, избиравших хана. Курултаев, которые собирались по поводу провозглашения любого хана, было столько же, сколько ханов, т. е. 32. Были и другие основания для воцарения, но они сравнительно редки. Завещание трона конкретному лицу практиковалось очень редко — известно по одному случаю на улус. Это демонстрирует непопулярность, нетрадиционность для монгольской государственности замещения престола по воле предшественника. Что касается родственных связей сменявших друг друга сюзеренов, то наблюдается преобладание родового принципа над династийным: из 32 великих и улусных ханов 11 являлись детьми и внуками предшественников, 21 — другими старшими и младшими родственниками. 11 раз (из 21) престол переходил к родному или двоюродному брату, затем следует престолонаследие племянников (8 случаев, особенно у «белых» Джучидов и Чагатаев). Просматривается определенная система: ханами становились в основном родные братья или кузены предыдущего монарха; трон передавался от одного брата к другому как бы по горизонтали, переходил к племянникам или к дядьям по диагонали.

Таким видится принятый в империи порядок престолонаследия, соседствовавший с официальной концепцией кланового старшинства.

Происхождение системы престолонаследия у монголов XIII в.

Вариации родовой и династийной систем наследования имели место во всех раннесредневековых государствах Центральной и Восточной Азии и Восточной Европы. В одних державах, как и в монгольской, преимущественными правами пользовались старшие родственники правителя или лица, принадлежавшие к одному с ним поколению, чаще братья (южные хунну⁴¹; древние тюрки⁴²; печенеги⁴³; хазары⁴⁴; волжские болгары⁴⁵; чжурчжэни⁴⁶). В других твердо держалась династия (северные хунну⁴⁷; уйгуры VIII—IX вв.⁴⁸; Караханиды⁴⁹).

В третьих сначала практиковалось родовое чередование, затем оно сменялось династией (Китай⁵⁰; сяньби⁵¹; кыпчаки⁵²; сельджуки⁵³; кидани⁵⁴). В четвертых — наоборот (хунну до раскола⁵⁵; жужане)⁵⁶.

Из всего этого множества соответствий напрашивается вывод, что обе системы преемственности царской власти вели свое происхождение не от какой-то одной государственности, а по крайней мере в большинстве случаев формировались конвергентно. Поэтому представляется целесообразным искать истоки монгольского престолонаследия в истории древних монголов.

Прадед Темучина, Хабул, которого многие историки считают основателем первого монгольского улуса, распорядился, чтобы ему наследовал его двоюродный брат Амбагай, несмотря на то что у самого Хабула было семеро сыновей. Амбагай же, попав в чжурчжэньский плен, отправил на родину завещание ханства своему сыну, Хадану, или сыну Хабула, Хутуле, — на усмотрение курултая. Курултай остановил выбор на Хутуле⁵⁷. А после него остатки распавшегося улуса возглавил племянник Хутулы Есугэй, отец Чингиса. Получается следующая последовательность: хан — двоюродный брат — двоюродный племянник — племянник. О родовой очередности помнил и Темучин: «Сэчэнь-дайчэу (Сэчэн-бэки в монгольских источниках. — В.Т.)... есть потомок Балгата (Укин-Баркака. — В.Т.), двоюродного деда. Желали поставить его владетелем, но он с твердостию отказался, назначили тебя, Хуцзир (Хучир, Хучар. — В.Т.), как сына дяди Нагуня (Нэгун-тайши. — В.Т.), но ты с твердостию отклонил сие... Предложили постановить тебя, Алтан, как сына нашего деда Худулы, и ты также с твердостию отказался, почему вы и избрали меня своим государем. Ужели я сам предварительно искал сего? Противу чаяния избран я общим мнением...»⁵⁸ Судя по этому фрагменту из «Юань ши», трон монгольского улуса в конце XII в. поочередно предлагался троюродному брату по линии старшего (по отношению к родному деду) двоюродного деда, затем двоюродному брату (сыну старшего по отношению к отцу дяди), затем младшему дяде, наконец, самому Темучину. Допускаю, что и в этом разговоре отказ от ханства подразумевается чисто обрядовый, ритуальный по значению⁵⁹. Но то, что монголы еще до создания империи признавали за старшими родственниками первенство в праве на ханствование, несомненно. Родовой принцип наследования у них соблюдался строго, так как в XI — начале XIII в. в их среде не отмечено конфликтов ханских сыновей со старшими родичами, каковые происходили в то время у соседей-кереитов⁶⁰.

Обобщим заключения по этой проблеме. Правящим родом Монгольской империи являлись не борджигины, к которым принадлежал Чингис-хан, а одно из их ответвлений — Чингисиды. К управлению империей в целом и улусами теоретически допускались все потомки Чингис-хана от ханши Бортэ. Практически, место каана предоставлялось царевичам, получившим уделы в восточной половине державы, — Угедэю и его потомкам (по завещанию Чингис-хана) и потомкам Толуя (по законам родового наследования). Правители западных улусов по традиции не могли претендовать на главный престол. В империи сосуществовали и боролись две тенденции в порядке престолонаследия — родовая и династийная. Носителями первой были улусные ханы. Поскольку происходило все большее обособление улусов, эта система получила преобладание. Выразителями второй тенденции являлись центральные правители — кааны. Видимо, поддержка ими улусных династий диктовалась необходимостью закрепления крупных уделов империи за боковыми линиями Чингисидов, которые в таком случае отказались бы от посягательств на каракорумский трон. Родовая система наследования сформировалась у монголов в период предгосударственных и раннегосударственных образований XI—XII вв.

Таким образом, в территориально-административной структуре Монгольской империи историческая преемственность проявилась в восстановлении дуализма управления, т. е. двухкрыльной системы и соправительства двух сюзеренов в восточной и западной частях государства, а также организации престолонаследия. Перерыв в практической реализации этих институтов на протяжении нескольких столетий, особенности развития традиции и специфика Еке Монгол улуса не способствовали буквальному повторению раннесредневековых принципов управления. Империя Чингисидов включила в себя страны древней оседло-земледельческой цивилизации, тогда как ее предшественники (кроме киданей) ограничивались торговлей с ними и набегами. Нормы управления степняками, продиктованные неписаным кодексом тӧрӱ, оказывались в чистом виде непригодными для формирования единой государственности монголо-тюркских кочевников и жителей покоренных стран. Деспотичная власть каана и — на первых порах — преклонение перед ней улусных Чингисидов выступали решающими, хотя и недолговечными, факторами относительной внутренней стабильности в империи. Естественно, что в этих условиях соправители главных монархов не получали официального (дарованного ярлыком) статуса равновеликих каану государей, не дублировали в полном объеме его функций⁶¹. Подобная ситуация сложилась и в улусных ханствах.

Аморфной оказалась и общеимперская система крыльев. Установленное Чингис-ханом разделение населения и территории на три части было изменено Угедэем и Чагатаем на двусоставную структуру. В 50-х гг. XIII в. дробление каанского улуса нарушило ее, а сепаратизм Хулагу и узурпация Хубилая привели к обессмысливанию и без того лишь номинально существовавших больших крыльев империи. Пожалуй, в конструкции «джунгар-барунгар» противоречия традиционности проявились наиболее четко. Командиры правого крыла не являлись полноценными соправителями, подобно хуннским правым сянь-ванам и тюркским джабгу-каганам. Разбросанность мигрантов-завоевателей по гигантской территории превращала общеимперские крылья в политическую абстракцию, в чисто территориальную категорию, что послужило и одной из причин их последующего дробления. Эта система (по сравнению с улусной) уже не имела рационального применения⁶² и сохранялась только по традиции, в соответствии с тӧрӱ.

Военно-административное районирование и управление были унаследованы от тюркских каганатов VI—VIII вв. Именно в них соправительство и система крыльев Монгольской империи находят ближайшие соответствия. Ни китайские, ни киданьская империи не оказали влияния на формирование этих ингредиентов монгольской государственности.

Представление об империи как о сфере управления и власти только чингисидской ветви тайджиутского рода борджигинов отразилось на особенностях престолонаследия. Родовой принцип передачи трона был ведущим в улусных ханствах, что также традиционно для политических образований Великой Степи.

Примечания

1. Березин И.Н. Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева. С. 423.

2. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм. С. 99.

3. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. С. 69; Jackson P. The Dissolution of the Mongol Empire. P. 194.

4. Spuler B. Die Mongolen in Iran: Politik, Verwaltung und Kultur der Ilchanenzeit, 1220—1350. P. 255. Шпулер высказал это мнение относительно каанства и ильханства в Иране.

5. Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии. С. 147; Ayalon D. The Great Yasa of Chingis Khan. P. 154—155.

6. Потапов Л.П. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана // ВИ. 1954. № 6. С. 78, 79.

7. Майский И.М. Чингисхан. С. 79.

8. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства (формирование основ социальной структуры и политической администрации). С. 30, 31.

9. Мункуев Н.Ц. Заметки о древних монголах. С. 366.

10. Козьмин Н.Н. К вопросу о турецко-монгольском феодализме. М; Иркутск, 1934. С. 59, 147.

11. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. С. 529.

12. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 189.

13. Старших братьев у Темучина не было, он первенец Есугэй-багатура.

14. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 159.

15. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 189.

16. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 186.

17. Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 189.

18. Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 30—31.

19. Козин С.А. Сокровенное сказание. С. 185—186.

20. Р. Груссе считал пассаж о возможности детронизации Угедэидов позднейшей вставкой, обоснованием воцарения Толуидов (Grousset R. D'empire mongole (1-re phase). P. 230, 303). Такая трактовка встретила возражения П. Пельо и И. де Рахевилца. Обзор дискуссии по данному вопросу: Бира Ш. Монгольская историография (XIII—XVII вв.). С. 42, 43.

21. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. С. 258; Т. 2. С. 8; Ta'mkh-i-jāhangushā. Pt. 2. P. 3.

22. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. С. 529, 531—532.

23. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 113.

24. Далай Ч. Монголия в XIII—XIV вв. М., 1983. С. 48—49.

25. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 8.

26. Там же. С. 107, 108.

27. Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 146—147; The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 393.

28. Ibidem. P. 411.

29. Л.Л. Викторова предлагает следующее объяснение выбора Чингис-ханом Угедэя. Джучи и Чагатай враждовали между собой, к тому же было подозрение, что первый — «плод меркитского плена» ханши Бортэ-хатун, и Чагатай оспаривал у него старшинство. Угедэй явно стремился к власти. Толуй же из всех сыновей был наиболее близок к Чингисхану. Поэтому каган принял компромиссное решение: трон передал Угедэю, а реальную силу (101 тыс. воинов и управление Коренным юртом) — Толую (Викторова Л.Л. Ценный источник по истории монголов. С. 16, 17). При такой интерпретации событий остается ряд неясных моментов. Как бы ни враждовали между собой двое старших царевичей, они единогласно предложили отцу остановить выбор на Угедэе. Таким образом, претензии Чагатая на старшинство не имеют значения. Насколько мне известно, в источниках не содержится данных о каких-либо намерениях Угедэя занять место отца. Как бы ни относился Чингис-хан к Джучи, непонятно (если принять точку зрения Л.Л. Викторовой), почему большинство монгольского войска получил Толуй, а не Чагатай, который был вынужден довольствоваться 4-тысячным отрядом, как и его старший брат-«бастард». Ведь Чагатай и Угедэй находились в наиболее дружеских отношениях, и получается, что Чингис-хан сам провоцировал будущую кровавую распрю между сыновьями, наделив одного каганским званием, а другому завещав почти всю армию (Л.Л. Викторова сама приходит к заключению о преднамеренном отравлении Толуя Угедэем). А теперь перечитаем примеч. 13. По логике соправительственных отношений, разобранных выше, Толуй действительно мог быть соправителем Угедэя (а не Чингис-хана, как думает Л.Л. Викторова), поскольку фактически возглавил вооруженные силы империи. Однако он унаследовал домен, а не правое крыло. Полноценным соправителем каана в то время являлся все же Чагатай. В.В. Бартольд, не упоминая об их соправительстве, тем не менее тоже отмечал у последнего такую власть, «которой должен был подчиняться даже сам великий хан Угэдэй» (Бартольд В.В. Чагатай // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1964. Т. 2. Кн. 2. С. 538).

30. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 119.

31. Сын Сартака, согласно сведениям Джувейни: Ta'rikh-i jāhangushā. Pt. 1. P. 223; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 72.

32. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 145.

33. The Chronography of Gregorius Abu'I Faraj, 1225—1286. P. 439.

34. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 145.

35. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 187; Лубсан Данзан. Алтан тобчи («Золотое сказание»). С. 225; Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). С. 46.

36. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 192.

37. Родословное древо тюрков. Сочинение Абуль-Гази, хивинского хана. С. 150.

38. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 2. С. 166.

39. Там же. С. 206.

40. Ариг-бугу избрал межулусный курултай. Но, во-первых, Чингисиды присутствовали на нем далеко не в полном составе; во-вторых, новый каан открыто заявил, что является ставленником Берке и Хулагу (Там же. С. 160).

41. Гумилев Л.Н. Хунну. Срединная Азия в древние времена. М., 1960. С. 213—214; древние тюрки (Он же. Удельно-лествичная система у тюрок в VI—VIII веках (к вопросу о ранних формах государственности) // СЭ. 1959. № 3.

42. Он же. Древние тюрки. С. 58—59, 287, 315; Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. С. 328; Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. С. 36.

43. Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 155.

44. Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л., 1932. С. 81, 98.

45. Греков Б.Д., Калинин И.Ф. Булгарское государство до монгольского завоевания // Материалы по истории Татарии. Казань, 1948. Вып. 1. С. 162.

46. Васильев В.П. История и древности восточной части Средней Азии от X до XIII века с приложением перевода китайских известий о киданях, чжурчжэнях и монголо-татарах. С. 81.

47. Гумилев Л.Н. Хунну. Срединная Азия в древние времена. С. 214.

48. Hamilton J.R. Les Ouighours a l'epoque des Cinq Dynasties d'apres les documents chinois. P., 1955. P. 139—141.

49. История Киргизской ССР с древнейших времен до наших дней. Фрунзе, 1984. Т. 1. С. 317; Караев О. История Караханидского каганата. Фрунзе, 1983. С. 268—270.

50. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. С. 114, 248.

51. Думал Л.И. Общественный строй сяньби и тоба III—IV вв. н. э. // Вопросы истории и историографии Китая. М., 1968. С. 47—48, 53—54.

52. Плетнева С.А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. С. 195, 196; Федоров Я.А., Федоров Г.С. Ранние тюрки на Северном Кавказе (историко-этнографические очерки). М., 1978. С. 237, 239.

53. Агаджанов С.Г. Сельджукиды и Туркмения в XI—XII вв. С. 65.

54. Викторова Л.Л. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. С. 142; Е Лун-ли. История государства киданей (Цидань го чжи). С. 142—170; Wittjogel K., Feng Chia-sheng. History of Chinese Society Liao (907—1125). P. 401.

55. Таскин В.С. Предисловие. С. 7—9.

56. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. С. 267—280.

57. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. С. 84, 85.

58. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 27—28.

59. Конечно, в провозглашении Темучина ханом имела значение и политическая конъюнктура, признание за ним реальной военной силы (Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм. С. 85; Сандаг Ш. Образование единого монгольского государства и Чингисхан // Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1970. С. 27), но нас сейчас интересует только формальная очередность родичей на ханский трон. Обратите внимание на последние фразы Чингис-хана: воцарение подано как «безвыходный» акт после отказа родичей. Свое воцарение он объясняет избранием на курултае. Вероятно, в этом обстоятельстве заключались как смысл ритуального отказа, так и «земное» (в отличие от небесного благоволения) объяснение полномочий кагана. Добровольное вручение власти кагану родственниками принуждало их заранее примириться с его прерогативами, явно более обширными, чем у остальных членов клана.

60. Иакинф (Бичурин И.Я.). История первых четырех ханов из дома Чингисова. С. 14—15.

61. Так что напрасно, по нашему мнению, И.Я. Гурлянд считал самостоятельность Золотой Орды нарушением ясы (Гурлянд И.Я. Степное законодательство с древнейших времен по XVII столетие. С. 25). Верховенство каана в улусе Джучидов номинально сохранялось до периода правления Мункэ-Тэмура, а возможно, и позднее — до Узбека.

62. А.И. Карагодин тоже обратил на это внимание: распространяясь на целые народы, «дуальная организация... скоро угасла ввиду полной невозможности сохранения и поддержания ее в таких широких масштабах» (Карагодин А.И. Дуальная организация у приволжских калмыков. С. 28).

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница