Александр Невский
 

Между Востоком и Европой. Последние годы жизни

Умудренный жизненным опытом Александр Невский не обольщался пришедшей на Русь «тишью». Трудно было сказать, насколько хватит русскому народу сил терпеть золотоордынское иго. Не прекращались междоусобицы между князьями, которые словно забыли о необходимости крепить единство Руси. Видеть страну единой и сильной в Золотой Орде не хотели, поэтому там умело поддерживали раздоры в среде своих данников.

На Русской земле, как и в недалеком прошлом, вновь бились друг против друга княжеские дружины. В далеком от Руси Сарае, в золотой ханской юрте все чаще велись такие разговоры:

— Князь Черниговский опять пошел войной на князя Смоленского, великий хан.

— Пусть бьются. Чего не поделили между собой мои данники?

— Какую-то деревушку в лесах. Бранить друг друга стали. Теперь селения жгут. За добычей ходят к соседу.

— Карать из этих князей никого не буду. Пока Русью многие князья правят, она Орде не страшна.

— Великий хан! Какие мудрые слова!

— А что великий князь Владимирский? Ведь воюют между собой его улусники.

— Князь Александр их мирит и уговаривает. Послов к ним посылает. Даже грозить стал.

— А что князья Черниговский и Смоленский на его слова говорят?

— Они его, великий хан, не слушают. Его угроз совсем не боятся. Сами на него гневаются.

— Хорошо. Пусть так будет всегда на этой непонятной Руси. Данники должны быть слабы и неразумны...

Плохо было то, что среди удельных владельцев стала складываться оппозиция великому князю Владимирскому, хотя он имел на верховную власть ярлык правителя Монгольской державы. Тверские, рязанские, ярославские и другие князья сами стали ездить в Сарай на поклон хану. Так они хотели обрести призрачную самостоятельность своих владений. Каждое из этих княжеств не представляло серьезной опасности для ордынского владычества.

Беспокоил Александра Ярославича и вольный город Новгород, процветавший благодаря торговле и заметно не пострадавший от наложенной на него ордынской дани. Боярство и простой люд стали тяготиться тяжестью великокняжеской десницы. Вече оказалось урезанным в своих стародавних правах. Вечники теперь все чаще говорили:

— Князь Александр забирает наши древние вольности...

— Невский, сев на владимирский стол, возгордившись, перестал помнить о Новагороде...

— Разве такое дело в «Русской Правде» писано...

Великий князь знал о пересудах новгородских вечников. Больно ему было слышать о подобных словах, в его адрес сказанных. Своим боярам он говорил:

— Вечники и «золотые пояса» Новагорода не меняются: думают только о себе, а об остальной Русской земле как будто и не знают.

— Больно богаты они, княже. Все разговоры только о прибылях. Батыева погрома не знают.

— А разве Торжок им уроком не стал?

— Торжок и волость его у Новагорода, княже, давно как пасынок. Да и ближе Торжок к нам стоит, чем к Ильмень-озеру.

— Да, тянется он, действительно, к Суздальщине. А Новагороду буду почаще напоминать, что они в Русской земле живут, а не особливо от ее бед и радостей.

— Напоминай, княже. Верное слово тобою сказано. Всем надо нам заодно стоять, а не каждый сам по себе...

Золотая Орда, довольная регулярно поступающим с русских земель богатым «выходом», пока не грозила набегами. На северных и западных границах внешне все было спокойно. Первым показателем того была торговля, бойкая и прибыльная. Считалось, что немецкие рыцари, шведы и «литвины» устрашились понесенными ранее военными поражениями.

Купечество новгородское и псковское, как самый верный показатель «барометра атмосферы» на границе прежде всего с Ливонией, говорили на шумном торгу вольного города:

— Ныне мы к ливонцам ездим без всякой опаски. Сам дерптский епископ норовит продать нам побольше своих товаров. Хитрит — рижские товары перепродает...

Последние годы жизни Александра Невского были полны мирскими событиями и заботами. В 1261 году в великокняжеской семье родился сын Даниил, которому суждено было положить начало ветви московских князей. В городе Угличе скончался князь Андрей, принесший столько хлопот старшему брату. Его смерть больно кольнула в сердце старшего Ярославича:

— Хоть брат Андрей и неразумен был, но люб. Сколько я за него выстрадал...

Укреплялось положение Русской православной церкви, надежного помощника великого князя в его помыслах и делах. Он расширял ее права, выделял немалые суммы из своей казны на строительство храмов и монастырей, заказал переписчикам немало религиозных книг, которые затем передал в дар духовным пастырям.

— Угличане у себя каменную церковь ставят. Дать им на то из моей казны серебра...

— Найти еще грамотных монахов. Просить о том митрополита Кирилла. Пусть переписывают духовные книги для новых храмов...

— К Святой Троице для Рождественского монастыря дары приготовьте. Последние переписанные книги черноризцам отдам. Пусть молятся за меня и детей моих...

Александру Ярославичу и православным иерархам в те годы удалось совершить большое дело. Началась канонизация князей, погибших мученической смертью в стане золотоордынских ханов.

Обновился культ святого князя Владимира: празднование памяти великого князя Киевского было приурочено к 15 июля — дню победы русского оружия в битве со шведами-крестоносцами на берегах Невы. Этим религиозным актом Александр Невский вдохновлял простой люд и православное воинство, напоминал им о былом величии Руси, ее ратной славе и о том, с каким позором изгонялись иноземцы-завоеватели с родной земли.

В религиозной, духовной политике великим князем был сделан новый важный шаг. Он умело использовал терпимость ордынцев к иным верам, в том числе и к христианству. Это дало возможность в 1261 году учредить в столице Золотой Орды Сарайскую епархию. В тот год митрополит Киевский и всея Руси Кирилл «постави в Сарай Митрофана епископом».

Так стало усиливаться православное влияние в Орде, где было множество русских пленников. Монголы часто принимали православную веру (равно как и иные религиозные верования), среди них оказался даже племянник хана Берке.

Александр Невский и митрополит Кирилл, устраивая в Сарае православную епархию, ссылались при этом на монгольских ханов, которые указывали:

«Мы, монголы, веруем, что есть единый Бог, с которым мы живем и умираем, и к нему мы имеем правое сердце; но как Бог дал руке многие пальцы, так дал людям многие пути (спасения)...

Кто будет хулить веру русских или смеяться над нею, тот ничем не извинится, а умрет злою смертью».

Существование православной церкви в Золотой Орде значительно облегчило участь многих тысяч русских невольников. Обеспечивалась их духовная связь с Отечеством. Теперь русские князья часто находили в Сарае поддержку от людей, исповедовавших православие. Особенно важна была такая поддержка в трудные дни.

Однако мирные деяния Александра Невского то и дело прерывали военные заботы. Вновь стала давать о себе знать воинственная Литва. Ее великий князь Миндовг сумел нанести поражение немецким рыцарям Ливонского ордена и благодаря тому значительно усилился. Но его княжество, равно как и Русь, страдало от междоусобиц. Чтобы избежать распрей, Миндовг нашел оригинальное решение этой проблемы.

Действовал великий князь Литовский по давно известному способу. Чтобы избавиться от противников в своих владениях, Миндовг стал отправлять их захватывать пограничные земли соседей, в том числе русских князей. Таким образом, недруги растрачивали свои воинские силы, а в случае успеха увеличивали владения Великого княжества Литовского.

Один из таких литовских князей — Товтивил (Таутивилас), вассал Миндовга, сумел закрепиться в Полоцке. Его жители приняли «литвина» из знатного рода в надежде защититься от происков золотоордынского хана. Но поход сарайского войска на Литву показал всю несостоятельность таких надежд. А вскоре рядом стал поднимать голову немецкий Ливонский орден, которому Полоцкое княжество было соседом.

Расчетливый политик и полководец Миндовг, чтобы обезопасить свои владения и укрепиться на престоле, принял католическую веру, венчался Римом на королевство и стал союзником немецкого ордена. Однако он, как и Александр Невский, не заблуждался в истинных намерениях римско-католической церкви. И действительно, уже в 1260 году Папа Александр IV призвал ливонских рыцарей насаждать «истинную веру» на русских и литовских землях.

Миндовг сумел упредить их вторжение в Литву. Он сбросил королевскую корону, отрекся от католичества и 13 июня 1260 года разбил немецких рыцарей в битве у озера Дурбе. Миндовгу стало ясно, что в противостоянии агрессивно настроенному Ливонскому ордену он может найти союзника только в лице православной Руси. Великий князь Литовский собрал по такому поводу совет:

— Сегодня мы разбили намцев у Дурбе. Но это орден не остановит. Немцы уже выжгли половину нашей Жемайтии. Что будем делать, князья?

— Надо и дальше бить папских немцев. Так, как это Витовт делал. Литовец немцу не уступит. Мы не пруссы.

— Ясно, что не пруссы. Но нам трудно будет в одиночку одолеть ливонских крестоносцев. С немецких земель им помощь идет все больше. Завтра рыцари придут на то же озеро Дурбе. Потому нам нужен сильный союзник.

— А если взять в союзники Польшу? Ее ведь тоже теснят орденские братья, как и нас.

— Польский король союзником нам не станет. Он римской веры, а мы от нее отказались, чтобы быть отцовской веры.

— Тогда остается одна Русь.

— О ней я и думал. Ливонцы римской веры ей давние враги. Если мы клятву дадим, что впредь в мире жить будем и против ордена станем биться воедино, то новгородский князь Александр станет нашим союзником. Он уже прежде бил рыцарей.

— Верно. Александр не ударит нам в спину, как то могут сделать другие наши соседи.

— Значит, вы, князья, согласны со мной?

— Согласны.

— Хорошо. Тогда я шлю послов в Русскую землю, в Новгород. Будем мириться с Русью ради нашей Жемайтии...

В 1261 году полномочные послы великого князя Литовского Миндовга прибыли в Новгород. С князем Александром Невским был заключен военный союз, направленный против немецкого ордена. По этому договору князь Товтивил и полоцкая дружина переходили на службу к вольному городу. Договор предусматривал совместный поход на ливонские земли.

Такой поход состоялся в 1262 году. Литовское войско двинулось к городу-крепости Вендену (современному Цесису). Новгородское ополчение выступило на Дерпт (ныне Тарту). Однако союзные действия слаженностью не отличались. Литовцы выступили преждевременно и, не дождавшись новгородцев, ушли из-под Вендена домой. Взятой военной добычей они вполне удовлетворились.

Русская рать двинулась к хорошо укрепленному Дерпту, имея в своих рядах полоцкую дружину князя Товтивила, усиленную 500 литовскими воинами. Новгородцы и их союзники сумели штурмом овладеть дерптскими укреплениями и самим городом. Однако немецким рыцарям удалось затвориться от нападавших в каменном замке на холме Тоомемяги. Началась осада. Но когда пришло известие об уходе литовского войска из-под Вендена, новгородцы тоже возвратились домой:

— Воевать риторей собирались вместе. Почему литвины не держат своего слова?..

При всей своей неудаче совместный поход литовцев и новгородцев во владения Ливонского ордена сыграл известную роль. Вскоре в Новгород Великий прибыли послы от купеческих гильдий Гамбурга, Любека и других германских городов, стоявших на балтийском побережье, для подписания взаимовыгодного договора о торговле. Прибытие такого посольства стало свидетельством отказа немецкого купечества блокировать морскую торговлю новгородцев при помощи ливонцев.

Когда посланцы заморского купечества высказали свои пожелания, великий князь Владимирский ответил:

— Говорил я не раз новагородским гостям из немецкой земли: лучше торговать, чем воевать друг с другом. И сейчас скажу: Новагород подпишет с вами торговый договор.

— Это то, что мы и ожидали, князь Александр.

— Скажите от себя магистру ливонских рыцарей, что вы за мир на берегах Варяжского моря. Только тогда торговать прибыльно можно, а иначе все в убытке будем.

— Скажем магистру, князь Александр.

— Ведите переговоры с боярами города, с моим посадником. На торгу свое слово скажите.

— Можно послать гонцов в Любек, Гамбург и Ригу, что князь Александр на торговый мир согласен.

— Шлите. Так и есть между нами...

После этого немецкое купечество не раз будет заключать новые торговые договоры с вольным городом. Тот разумно не противился усилению своих торговых связей с Европой через германские города. Но такие взаимовыгодные отношения не раз нарушались агрессивными действиями Ливонского ордена.

В совместном новгородско-литовском походе Александр Ярославич участия не принимал. Он отправил дружины под знаменами своего брата Ярослава Ярославича и юного сына Дмитрия, князя Новгородского. Самому ему пришлось успокаивать Владимирщину, где вспыхнуло народное восстание, вызванное ужесточением сбора золотоордынского «выхода».

Летописцы «пометили» 1262 год сильным антиордынским движением. Оно не было стихийным, как могло кому-то показаться со стороны:

«Совет бысть на татаровей по всем градам руским, их же хан Берне посажа властели по всем градам руским...

Князи рустии, согласившиеся меж собою, изгнаша татар из градов своих».

Причины широкого народного восстания в истории хорошо известны: появление в русских землях откупщиков сбора «выхода», которые «корыстовались сами», деятельность ростовщиков. Откупщики сбора дани появились на Руси не случайно. Золотоордынский хан Берке, решив не без основания, что его баскаки оставляют себе большую часть собранного «выхода» с русских княжеств, передал сбор дани хивинским купцам-ростовщикам.

«Бессермены», как их прозвали на Руси, вносили правителю Золотой Орды денежные суммы вперед, а затем собирали дань на Руси в еще больших размерах, чем баскаки. Тем русичам, кто не мог сразу выплатить деньги, хивинцы давали некоторую рассрочку, но под большие проценты. Собирая дань, «бессермены» опирались на монгольские воинские отряды.

О жестокости ростовщиков-«бессерменов» на Руси слагались горькие песни, дошедшие до наших дней:

Брали дани, невыходы,
Царски невыплаты
С князей по сто рублей,
С бояр по пятидесяти.
У кого денег нет,
У того дитя возьмут.
У кого дитяти нет,
У того жену возьмут.
У кого жены-то нет,
Того самого головою возьмут.

Восстание 1262 года против откупщиков-«бессерменов» началось под звон колоколов одновременно в Ростове, Владимире-на-Клязьме, Суздале, Ростове Великом, Переяславле-Залесском и других русских городах. Народ больше «не можаху бо терпети насилия от поганых». Наиболее ненавистных откупщиков-хивинцев «избивали». Других, менее «усердных» в незаконных поборах, «выгноша из городов». Но убийства «бессерменов» были редки, их, как правило, просто изгоняли.

Одним из центров народного возмущения против ордынских сборщиков «выхода» оказался город Ростов Великий. Здесь душой восстания стали вдова убитого в Сарае князя Василька Ростовского Мария и ее сыновья — князья Борис и Глеб.

В городе Ярославле горожанами был убит бывший монах Изосима (Зосима), принявший мусульманство и особенно бесчинствовавший при сборе «выхода» от имени баскака Титяки. Разъяренные горожане прямо с веча двинулись на двор отступника и разгромили его.

В городе Устюге, наоборот, жители поступили миролюбиво с местным баскаком Бугой, который принял православие, взял имя Иоанн и женился на дочери горожанина. Ханский баскак среди устюжан заслужил своим поведением при сборе дани «добрую славу». Но подобных примеров было немного.

Великий князь Владимирский не противодействовал народному восстанию против «бессерменов». Те в своем большинстве были вынуждены бежать в Орду. Более того, Александр Ярославич рассылал по городам грамоты с призывом изгонять лихоимцев и их приспешников. В грамоте, посланной в Устюг, от его имени горожане призывались «татар бить».

Александр Невский понимал, что возмущение против ханских сборщиков дани не может пройти бесследно. Он желал покончить с системой бесконтрольного грабежа русских земель. Поэтому великий князь стал готовиться к новой поездке в Сарай, «чтобы отмолить людей от беды». Другой целью поездки, не менее важной, было желание прекращения принудительного набора воинов Руси в монгольское войско.

Такой набор в случае войны проходил по законам Монгольской державы. В то время она переживала трудные годы. Хан Берке готовился к войне с таким же чингисидом, как и он, правителем Персии ханом Хулагу. Поэтому сарайский правитель потребовал от русских князей прислать наиболее боеспособные войска, в том числе княжеские дружины. Летописец отмечал:

«Беше тогда велика нужа от поганых и гоняхуть люди, веляхнуть с собою воинствовать».

Прибыв в Сарай, Александр Невский сумел убедить хана Берке, что не русские данники нарушили законы. Что «бессермены»-хивинцы обманывали властителя Золотой Орды и недоплачивали в ханскую казну огромные суммы денег, проще говоря, воровали значительную часть дани с русских княжеств. Бесконтрольные поборы озлобили народ, и мздоимцы понесли заслуженное наказание, ибо сказано в ясах (законах) Чингисхана: «Не лги, не воруй». Разговор с Берке получился трудным:

— Бессермены на тебя, князь Александр, жалуются. Не защитил ты моих сборщиков дани. Войной мне, что ли, на Русь идти? Где дань?

— Выход, великий хан, будет по зимнему пути полностью доставлен в Сарай.

— Ты даешь мне слово? Головой будешь отвечать. Ярлык отберу, самого на цепь посажу.

— Даю клятвенное слово, великий хан.

— Хорошо. Поверю. Не буду посылать на Русь войско. А как быть с обидами бессерменов?

— Бессермены сами перед ханом Золотой Орды виноваты, а не твои русские данники.

— Это чем виноваты?

— Они ясы великого Чингисхана не исполнили.

— Ты знаешь ясы, князь Александр?

— Как мне не знать законы самого Чингисхана! В них и есть вся мудрость отношений великого хана с его данниками на Руси. Не я, а хивинцы нарушили сказанное в ясах: — не лги и не воруй у своего хана.

— Значит, они воровали у меня?

— Да, великий хан. Собирали дани сверх меры, а добра в Сарай отправляли самую малость. В свою суму положили больше, чем дали для ханской казны. Потому и побили их малость в русских городах, а больше выгнали.

— За это твой народ на бессерменов озлобился?

— За это, великий хан. Против Орды мы даже плохих слов не говорили. Мы уважаем силу.

— Ты прав, сила всегда остается силой, и она в Орде. Хорошо сказал, князь Александр. Успокоил меня. А кто мне теперь выход собирать на Руси будет?

— Князья сами будут дань собирать на своих землях. А я, как хозяин ярлыка великокняжеского, присмотрю за отправкой выкупа, чтобы ты на нас не гневался.

— Пусть будет так, как ты говоришь. Сегодня же скажу мурзам, чтобы указ написали. А хивинцев-жалобщиков побьют палками и выгонят из Сарая за обман...

Великий князь Владимирский добился того, что сбор «выхода» окончательно перешел в руки русских князей. Теперь путь на Русь баскакам и ростовщикам-«бессерменам» был заказан.

Но самым главным итогом годичного пребывания в Золотой Орде стало то, что князь сумел добиться освобождения русских земель от воинской повинности. Это был подлинный подвиг Александра Невского, совершенный не на поле брани. Именно эти два его деяния значительно ослабили золотоордынское иго на всей Руси.

Летописцы скупо описывают его последнюю поездку на волжские берега. Неизвестно о том, как он сумел добиться желаемого от хана Берке. Но карательный поход на Русь новой «Неврюевой рати» не состоялся.

Возможно, причина крылась в следующем. Хан Берке, обращенный в мусульманство, самым серьезным образом готовился к войне со своим двоюродным братом персидским ханом Хулагу. Ему в то время было не до Руси, откуда бежали «бессермены». Поход за Кавказские горы войска Золотой Орды вскоре состоялся. Однако решительной битвы между двумя чингисидами не произошло. На берегах Куры хан Берке внезапно тяжело заболел и умер. Золотоордынцы вернулись домой.

...Во время зимовки в ханских кочевьях за Ахтубой Александр Невский захворал, и повелитель Золотой Орды отпустил его в стольный град Владимир. Великий князь спешил на Русскую землю, чтобы принести весть о том, что больше не ступит на нее нога ростовщика-«бессермена». И что не будут воины-русичи сражаться под золотоордынскими знаменами за «поганого» хана.

Долгим был путь вверх по Волге. В ноябре 1263 года совершенно больной великий князь добрался до родного порубежья, а вскоре «доиде до Новгорода Нижнего и пребыв ту мало и идее на Городец». В Городце Александр Ярославич остановился в Федоровском монастыре, том самом, где находилась копия особо почитаемой иконы Федоровской Божьей Матери. Она считалась покровительницей семейства Ярославичей.

В Городце князю стало хуже. Сопровождавшие его люди и монахи видели, как больного покидали последние силы. Все пришли в уныние. Александр Невский, чувствуя скорую кончину, сказал окружающим:

— Удалитесь и не сокрушайте души моей жалостью...

По обычаю предков великий князь призвал игумена монастыря и изъявил желание постричься в монахи:

«Отче, се болен есмь вельми... Не чаю себе живота и прошу у тебя пострижения».

Такова была православная традиция: люди из княжеских родов уходили из светской жизни в «черные монахи».

Последняя воля внука Всеволода Большое Гнездо была исполнена без промедления. В келье городецкого Федоровского монастыря великий князь Владимирский Александр Ярославич принял постриг и получил новое имя — Алексий.

В ночь после причастия, 14 ноября 1263 года, Александр Невский умер при свете лампады, горевшей перед иконой Божьей Матери, в окружении скорбящих родных и монахов.

На другой день в великокняжеской столице Владимире-на-Клязьме в соборном храме служил обедню сподвижник Александра Ярославича митрополит Кирилл. Как говорится в летописи, внезапно ему явился образ князя-ратоборца, окруженный неземным сиянием, и точно на крыльях унесся вверх. Почитаемый в народе митрополит молвил сквозь слезы собравшимся:

— Зашло солнце земли Русской, братья и сестры.

Потом, собравшись с силами, Кирилл объявил верующим, толпившимся в соборе:

— Великий князь наш воитель Александр Ярославич сегодня ночью преставился...

По свидетельству очевидца-летописца, ужас охватил стольный град Владимир. На его заполненных народом улицах были слышны горестные крики:

— Погибаем! Погибаем!..

Из Городца тело монаха Алексия, в миру великого князя Александра Ярославича, было перевезено по санному пути во Владимир. В морозный день 23 ноября 1263 года у села Боголюбово толпы народа встречали гроб с прахом победителя в Невской битве и Ледовом побоище.

В тот же день состоялось отпевание усопшего в городском соборном храме. Погребение прошло в монастыре Рождества Богородицы. Перед тем как закрыть гроб, в холодную длань «черного монаха» Алексия монах Севастьян вложил духовную грамоту...

Спустя шесть с лишним столетий, в 1875 году, известный русский поэт Аполлон Майков, преклонявшийся перед светлым образом святого и благоверного великого князя Александра Ярославича, написал стихотворение. Оно называлось «В Городце в 1263 году».

...Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит...
Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним...
Видит он: облитый словно лучом золотым,
Берег Невы, где разил он врага...
Вдруг возникает там город... Народом кишат берега...
Флагами веют цветными кругом корабли...
Гром раздается: корабль показался вдали...
Правит им кормчий с открытым высоким челом...
Кормчего все называют царем...
Гроб с корабля поднимают, ко храму несут,
Звон раздается, свещенные песни поют...
Крышку открыли... Царь что-то толпе говорит...
Вот перед гробом земные поклоны творит...
Следом все люди идут приложиться к мощам...
В гробе ж, — князь видит, — он сам...

Тихо лампада пред образом Спаса горит...
Князь неподвижен лежит...
Словно как свет просиял над его головой —
Чудной лицо озарилось красой,
Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой
Сердце ощупал его и чело —
И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло!»

На великокняжеский престол вступил младший брат князя Александра Ярославича новгородский князь Ярослав. В истории государства Российского открылась новая страница...

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика