§ 1.5. «Новые игроки»: Тевтонский орден и монголы, 1235—1239 гг.

После отставки Балдуина в феврале 1234 г. папа Григорий вернул на его место Вильгельма Моденского, который отправился в Ливонию исправлять ошибки предшественника. Ситуация была запущенной: датчане, противившиеся отторжению Северной Эстонии, сохраняли морскую блокаду Прибалтики, где едва улеглось военное противостояние меченосцев и сторонников папского легата; власть в регионе была ослаблена и разобщена; авторитет Церкви подорван¹.

Основными мерами по возрождению или даже спасению Ливонии стали: реформа Ордена меченосцев (его слияние с более крупным и влиятельным Тевтонским орденом) и возвращение датчан в Эстонию.

Переговоры о слиянии орденов начались уже в 1231 г. Меченосцы вели непрерывные войны на протяжении более 20 лет, несли тяжелые потери. Притока новых братьев не хватало для того, чтобы компенсировать убыток. Самые смелые подсчеты указывают, что к 1236 г. в Ордене насчитывалось не более 80 рыцарей, призванных контролировать область, вытянувшуюся от Даугавы широкой полосой вплоть до Финского залива. Привлечение новых пилигримов затруднялось волнениями внутри Ливонии и сложным положением в Германии.

Печать Александра Невского, 1230—1246 гг.

С другой стороны, амбициозный Тевтонский орден давно подыскивал возможность расширить свои земельные владения в Европе. Он возник в 1189 г. в качестве братства по уходу за ранеными крестоносцами при осаде Акры во время Третьего крестового похода. Его основали незнатные участники похода — горожане Любека и Бремена. Еще ранее в Иерусалиме существовал подобный госпиталь, но после захвата города мусульманами в 1187 г. известий о нем не сохранилось. В 1197 г. в Палестину прибыло новое большое войско пилигримов из Германии, которые сочли возможным поручить госпитальным братьям из Акры оборону некоторых приграничных крепостей. Для этого в марте 1198 г. собор церковных иерархов и видных крестоносцев обратился к папе Иннокентию III (1198—1216) с просьбой преобразовать общину при госпитале в монашеский орден. Новоизбранный папа достаточно быстро согласился и издал соответствующую буллу (19 февраля 1199 г.). Орден получил устав тамплиеров, а его членов стали именовать «братья немецкого госпиталя Св. Марии в Иерусалиме» (fraters hospitalis sanctae Mariae Theutonicorum Ierosolimitanorum) или, сокращенно, «Тевтонский орден» (Ordo Theutonicorum)².

Затруднения в Святой земле почти сразу обратили внимание тевтонов на борьбу с европейскими язычниками. О начальной истории ордена известно мало. Вероятно, его достижения в борьбе с мусульманами были малозначимыми: источники о них не упоминают. От первых трех магистров сохранились только имена. Действительный рост и усиление Тевтонского ордена были связаны с его земельными владениями в Европе и начались после избрания в 1210 г. магистром Германа фон Зальца (Hermann von Salza; ок. 1179—1239), талантливого администратора и удачливого политика³. Он происходил из семьи бедных министериалов из Тюрингии, а его дед был простолюдином. Однако врожденные таланты позволили ему уже к 30 годам выделиться из братии и возглавить Орден. Магистр был хорошим дипломатом. Он умудрялся сочетать дружеские отношения с германским императором Фридрихом и умение вести диалог с его главным противником — папой. На этих противоречиях Герман сумел приобрести немалые богатства и для своего ордена. За период понтификата папы Гонория (1216—1227 гг.) в отношении тевтонских братьев было издано 113 булл⁴. Их земельные владения, а также ряды сподвижников быстро пополнялись. В 1220 г. были приобретены большие владения около Акры в Палестине. Там был выстроен замок Монфор (Montfort; нем. Штаркенберг, Starkenberg) — предполагаемая столица Ордена. Герман фон Зальца высказывал претензии на Кипр. Однако наибольших приобретений братья добились в Европе. Только в Тюрингии к 1236 г. имелось 17 комтурств Ордена⁵. Особое внимание уделялось завоеваниям на окраинах христианского мира.

Венгерский король Андрей (András) II в 1211 г. пригласил тевтонов оборонять его границы в Трансильвании (лат. Transilvania (букв. «Залесье»; венг. Erdély; румын. Ardeal; нем. Siebenbürgen (букв. «Семиградье»)) от нападений кочевников — половцев (куманов). Они получили владения на юго-востоке Трансильвании у Карпат в районе реки Бурца (Bârsa; Barca, Borza, Burzen) — плохозаселенной и пустынной области. В короткий срок там было возведено шесть замков, основан город Кронштадт (Kronstadt; ныне Брашов, Brasov), а также привлечены немецкие крестьяне-колонисты. Область получила название Бурценланд (Burzenland; венг. Barcaság; рум. Tara Bârsei). Король Андрей считал Орден вассалом венгерской короны и в 1222 г. даже выдал ему привилегий на завоевание закарпатских земель вдоль Дуная — вплоть до Черного моря и границ Латинской империи, основанной в Константинополе в 1204 г.⁶ Герман фон Зальца вскоре попытался закрепить достигнутое за Орденом и выйти из-под королевской опеки. В 1224 г. папа издал буллу, согласно которой все земли Ордена, приобретенные или отвоеванные у кочевников в Трансильвании, переходили под покровительство Римской церкви и власть венгерского короля на них более не распространяется. Венгерский король отреагировал очень быстро: в 1225 г. он вместе с войсками прошел по землям Ордена в Бурценланде и изгнал братьев-рыцарей из их замков, а также из своего государства⁷. Почти сразу из Прикарпатья крестоносцы отправились в Пруссию, так как уже зимой 1225/26 г. к ним поступило приглашение от мазовецкого князя Конрада помочь ему в борьбе с беспокойными соседями-язычниками.

В 1218 и 1221—1223 гг. были проведены первые крестовые походы против пруссов⁸. Организаторами их выступали польские князья, хотя среди участников было много и немцев. Активность в этом направлении проявляли польские тамплиеры и даже испанский орден Калатрава, обосновавшийся в Приморье (Помереллия)⁹. Однако затем последовали ответные вторжения пруссов. В основном они распространялись на земли соседней Мазовии, правитель которой — князь Конрад — и обратился к Тевтонскому ордену за помощью. Вероятно, в 1226 г. первые рыцари уже прибыли на Вислу. 28 апреля 1228 г. Конрад Мазовецкий выдал Ордену грамоту, в которой признавал его права на Кульмскую землю¹⁰. Грамота предполагала согласие на пожалование ближайших родственников князя — это согласие было получено к 1229 г.¹¹ Но в 1228—1229 г. Герман фон Зальца и большинство братьев находились в Святой Земле вместе с императором Фридрихом. Поэтому, лишь вернувшись оттуда, они смогли приступить к планомерному покорению Пруссии¹². 30 июня 1230 г. был подписан Крушвицкий договор с Конрадом Мазовецким о передаче Ордену Кульмской земли вдоль Вислы¹³. В 1231 г. первая группа рыцарей, возглавляемая прусским ландмейстером Германом Балком, переправилась через Вислу и построила укрепление Торн (Torn, Торунь), а через год был основан замок Кульм (Киlm, Хелмно)¹⁴. Оба поселения получили в 1233 г. городское право — Кульмская грамота (Kulmer Handfeste)¹⁵. В том же году на острове посреди Вислы был возведен Мариенвердер (Marienwerder), впоследствии город. Первые действия Ордена по расширению своего влияния были вполне успешными.

Владения в кивонии и Эстонии после битвы при Сауле, договоров в Витербо и Стенби, 1238 г.: 1 — Орден меченосцев; 2 — Владения Рижского епископа; 3 — Дерптское епископство; 4 — Викское епископство; 5 — Область города Риги; 6 — Владения Дании; 7 — Русские княжества; 8 — Языческие племена; 9 — территориальные границы; 10 — Границы межплеменные (условно); Цветом обведены границы зависимых или союзных областей

В самом начале покорения Пруссии крестоносцы фактически отстранили от власти местного епископа Христиана, первого предстоятеля прусской церкви, назначенного сюда еще ок. 1215 г. Именно он склонил папу объявить первый крестовый поход в Пруссию в 1219 г., а затем именно ему в 1222 г. Конрад Мазовецкий первоначально передал Кульмскую землю¹⁶. Епископ, однако, как казалось многим, справлялся со своей миссией недостаточно успешно. Считается, что он был слишком мягок в отношениях с вновь обращенными пруссами, но в итоге и сам склонился к силовым методам¹⁷. В 1228 г. Христиан пожаловал Тевтонскому ордену право на десятину в Кульской земле, а в 1230 г. отказался в пользу Ордена от всех своих владений¹⁸. В 1231 г. епископ предоставил права на треть земель, которые Орден впоследствии завоюет в Пруссии¹⁹. Христиан собирался руководить христианизацией края. Но в 1233 г. он попал в плен к язычникам и освободился только через пять лет. Это позволило Ордену монополизировать власть в регионе²⁰. В какой-то момент даже в Риме уверовали в исчезновение Христиана. 3 августа 1234 г. в Риети папа Григорий IX издал буллу, которая закрепляла права Ордена на Кульмскую землю, а будущие завоевания в Пруссии признавала собственностью св. Петра и передавала в лен братьям-рыцарям²¹.

Воспользовавшись тем, что христианская проповедь уже пустила корни в некоторых прусских областях, к 1237 г. братья контролировали уже все нижнее течение Вислы вплоть до моря. Только в 1242 г. пруссы, объединившись с поморскими князьями, подняли восстание и дали интервентам бой²². Война закончилась к 1249 г. подписанием Христбургского (Кишпоркского) мира — обоюдовыгодного соглашения, которое, к сожалению, так и не было реализовано²³.

Буквально на первых шагах покорения Пруссии Герман фон Зальца постарался исправить ошибки, допущенные при попытке осесть в Трансильвании. В марте 1226 г. германский император Фридрих издал в Римини Золотую буллу, в соответствии с которой Ордену поручалось благосклонно принять дарованные ему Кульмскую землю и земли соседней Пруссии²⁴. Затем в 1234 г. папа выпустил буллу, пожаловав Ордену все завоеванные им у пруссов или полученные в дар земли, включая Кульмскую область²⁵. А в 1235 г. император Фридрих дополнил ленные пожалования крестоносцев в Пруссии²⁶. Начала реализовываться мечта об орденском государстве.

Лишь приступив к освоению владений на Балтике, Герман фон Зальца вынужден был согласился взять под покровительство и еще один отдаленный регион — Ливонию. В 1231 г. магистр меченосцев Волквин (Volquinus,Wolquinus) обратился к Тевтонскому Ордену с просьбой об объединении²⁷. Первые годы переговоры шли медленно. Лишь в 1235 г. в Ригу была направлена комиссия из двух тевтонских братьев с целью уяснения положения на месте. Вернувшись в 1236 г., они предстали перед генеральным капитулом, собравшимся в Марбурге. Приговор был негативным. Братья обнаружили, что нравы ливонских рыцарей далеки от идеала монашеского благочестия. Кроме того, в регионе существует немало неразрешенных земельных споров (с Данией, с папским легатом, пр.) — долгов, вступление с которыми в Орден воспрещалось. Капитул рекомендовал магистру отказаться от объединения. Однако жернова истории повернули дело иначе²⁸.

Даже в конце XIII в. исследователи отмечали, что культурный уровень ливонских рыцарей-монахов был низким, а их нравы провинциальными. Устав трактовался упрощенно и нередко нарушался. Из ранней истории известны случаи настоящих преступлений среди братии. Так, первый магистр меченосцев Венно был убит другим рыцарем-монахом в результате ссоры. Именно ему в 1209 г. наследовал Волквин, став вторым и последним магистром меченосцев. Волквин, как предполагают, происходил из графского рода фон Наумбург²⁹. Период его правления стал временем наибольшей наступательной активности крестоносцев в Ливонии — самым тяжелым периодом покорения Прибалтики. Вероятно, не всегда удавалось контролировать монашеские нормы поведения воинов-крестоносцев, большую часть времени проводивших в походах, в природных условиях, далеких от комфортной Палестины. К началу 1230-х гг. силы были на исходе. Осенью 1236 г. меченосцы дали последний бой.

19 февраля 1236 г. папа объявил об организации крестового похода на Литву³⁰. В тот год в Ригу прибыло на удивление много крестоносцев из Германии³¹. Считается, что Волквин, понимая трудности пути в Литву через едва покоренную часть Земгалии, всемерно затягивал начало похода³². В итоге только в начале осени 1236 г. пилигримы, настояв на своем, двинулись в путь. К вторжению были привлечены отряды эстов, ливов и латгалов³³. Как сообщает Ливонская рифмованная хроника (ЛРХ), были посланы «гонцы на Русь», откуда «помощь вскоре прибыла»³⁴. В новгородской летописи под 6745 (1237) годом содержится известие об этом походе:

«Того же лета придоша в силе велице Немци изъ замория в Ригу, и ту совкупившеся вси, и рижане и вся Чюдьская земля, и Пльсковичи от себе послаша помощь мужь 200, идоша на безбожную Литву»³⁵.

Видно, что для псковичей поход на «безбожную» (языческую) Литву был делом охочим. Литовцы регулярно беспокоили новгородские и псковские рубежи. Зимой 1230 г. они воевали в районе Селигера. Новгородцы их едва догнали и отбили полон³⁶. Летом 1234 г. литовцы подошли к Старой Руссе, ограбили окрестности и ворвались на городской посад «оли до торгу». Вдогонку за ними помчался Ярослав с новгородцами — успел отбить коней и обоз³⁷. Об ответных вторжениях источники не сообщают. Инициатива немцев должна была найти одобрительный отклик на Руси. Летопись подчеркивает грандиозность предприятия: «Немци из замория» прибыли в Ригу «в силе велице»; к походу примкнули «рижане» и «вся Чюдьская земля», а уж потом псковичи — отряд из 200 охотников. Общая численность крестоносцев оценивается предположительно до 3 тысяч воинов³⁸.

Начало похода было вполне успешным. Были разорены приграничные области Жемайтии. Строки ЛРХ, сообщающие об этом, звучат залихватски и бравурно:

«Лишений множество снеся,
Они в литовский край пришли.
Здесь грабили они и жгли,
Всей силой край опустошая
И за собою оставляя
Повсюду ужас разоренья»³⁹.

Лишь на обратному пути грабители подверглись нападению. В районе некоего местечка Сауле (Soule; традиционно отождествляется с г. Шауляй)⁴⁰ 22 сентября 1236 г. их атаковали дружины жемайтских князей и нанесли сокрушительное поражение (нем. Schlacht von Schaulen; литов. Saules (Siauliu) mūšis; латв. Saules kauja)⁴¹. Погибла большая часть пилигримов (до 2000), все видные участники похода, магистр меченосцев Волквин и до полусотни братьев-рыцарей⁴². Как сообщает новгородская летопись:

«и тако, грехъ ради нашихъ, безбожными погаными побежени быша, придоша кождо десятыи въ домы своя»⁴³.

Таким образом, из 200 псковичей домой вернулось 20. Орден меченосцев перестал существовать. Разгром при Сауле поставил под угрозу немецкое присутствие в Ливонии. Когда весть дошла до Рима, сомнения в необходимости объединения орденов отпали. 12 мая 1237 г. в Витербо (Viterbo) папа Григорий IX издал буллу, обязывающую Германа фон Зальца принять под свое крыло «братьев воинства Христова в Ливонии» (fratres militiae Christi de Livonia)⁴⁴. Через месяц опять в Марбурге собрался капитул Тевтонского ордена и утвердил процедуру включения в свой состав меченосцев. Дабы восполнить утраты, в Ливонию были направлены 60 братьев-рыцарей — вместе со слугами около 650 воинов⁴⁵. Так возник Ливонский орден — он же «Тевтонский орден в Ливонии»⁴⁶. Главой — ландмейстером (Landmeister) — вновь образованной и фактически независимой ветви стал Герман фон Балк (Hermann von Balk; ок. 1170—1239), ранее руководивший прусским филиалом⁴⁷.

Одновременно с объединением орденов был решен и вопрос о Северной Эстонии. Основными противниками Дании выступали меченосцы. Тевтонский орден не желал наследовать конфликты и согласился уступить датскому королю его завоевания. Летом 1236 г. в Данию отправился легат Вильгельм Моденский, чтобы договориться о возврате земель⁴⁸. Решение фактически было принято уже в 1237 г., но окончательно оформлено подписанием мира в Стенби (Stenby) 7 июня 1238 г⁴⁹. Области Ревеле, Гервен, Вирония и Гария (Revalia et Gierwia et Wironia et Hargia) вместе с городом Ревелем переходили к Дании. Одновременно Гервен датчане возвращали Ордену. Кроме того, договор предполагал и пропорциональный раздел земель, отвоеванных совместно датчанами и братьями-рыцарями у язычников в будущем (2/3 Дании, 1/3 Ордену). Вернув Эстонию королю Вальдемару, Орден в одночасье приобрел вместо врага — доброго союзника и единомышленника⁵⁰. В последующие годы ливонцы и датчане обыкновенно действовали совместно.

* * *

Разгром меченосцев при Сауле упразднил самую грозную военную организацию, на которой держалась власть в Ливонии. Недавние завоевания были утрачены. Отказали в повиновении курши, земгалы и эзельцы⁵¹. Южная граница Ливонии, как писал В.Т. Пашуто, вернулась к положению 1208 года⁵². Выжившая горстка братьев-рыцарей не имела возможности контролировать свои существующие владения в Прибалтике, а тем более покорять новые. Однако энергичные меры, предпринятые Римом, позволили пережить этот кризис и в 1240 г. начать новую войну на востоке. Были привлечены новые участники борьбы за Прибалтику — Дания и Тевтонский орден, а также достигнуто внутреннее примирение между ливонцами.

Кроме того, одним из факторов была пассивность русских соседей — никак не воспользовавшихся благоприятным стечением обстоятельств для похода на запад. Причиной этого мог быть и мирный русско-немецкий договор 1234 г., действие которого (вероятно трехлетнее) истекало только к лету 1237 г. Но главным, видимо, была смена политических ориентиров князя Ярослава Всеволодовича, который зимой 1236/37 г. готовился вступить в борьбу за главный приз русской средневековой междукняжеской борьбы — Золотой киевский стол.

* * *

Под 6744 мартовским (март 1236 — февраль 1237) г. Новгородская летопись сообщает:

«Поиде князь Ярославъ изъ Новагорода Кыеву на столъ, поимя съ собою новгородци вятшихъ: Судимира въ Славьне, Якима Влунковича, Косту Вячеславича, а новоторжець 100 муж; а в Новегороде посади сына своего Олександра.
И, пришедъ, седе в Кыеве на столе; и державъ новгородцевъ и новоторжцевъ одину неделю и, одаривъ я, отпусти проче; и придоша здравии вси»⁵³.

При сопоставлении с показаниями Галицко-Волынской летописи эти события относятся к началу 1237 г.⁵⁴, то есть непосредственно после того как осенью 1236 г. пришло известие о разгроме крестоносцев при Сауле. Указание летописи на то, что «придоша здравии вси», позволяет заключить, что речь идет о военном предприятии, в ходе которого возможны были потери. Упоминаются только три новгородских «вятших мужа» и 100 новоторжцев. Надо полагать, летопись просто не учитывала тех, кого князь привел из своих суздальских владений. Походу на Киев — далекому и рискованному предприятию — предшествовала и активная дипломатическая подготовка. Ярослав, очевидно, вступил в некие договоренности как с прежним киевским князем Владимиром Рюриковичем, так и с его союзником — тогда еще только волынским князем — Даниилом Романовичем. Только этим можно объяснить бескровный захват матери городов русских⁵⁵. Подключение новгородско-переяславского князя к южнорусской междукняжеской борьбе было связано с попыткой киевско-волынского альянса (Владимира Рюриковича, Даниила и Василька Романовичей) дополнить свои силы в борьбе с черниговскими Ольговичами (Михаил Всеволодович и его сын Ростислав). Михаил Черниговский в эти годы захватил Галич и претендовал на Киев. Волынским князьям, измотанным многолетней борьбой за Галицию, нечего было ему предоставить. Они решили привлечь Ярослава, давнего противника Михаила Черниговского. Позарившись на старейший стол, переяславский князь прибыл на Днепр и тем самым вбил географический клин между владениями Ольговичей — Черниговом и Галичем. Более того, когда Ярослав двигался с войсками к Киеву, как сообщает источник В.Н. Татищева, он в очередной раз разорил Черниговщину и обложил ее данью:

«К Киеву идучи, область Черниговскую, где не было кому оборонять, разорил и, тяжкие окупы с городов взяв, пришел к Киеву»⁵⁶.

Можно сказать, что именно подготовка зимой 1236/37 г. к наступлению на Киев не позволила князю Ярославу принять участие в крестовом походе на Литву или просто отправить часть войск в помощь меченосцам. Уход на юг и передача власти в Новгороде молодому княжичу Александру привели также к тому, что в 1237 г. — в момент наибольшего ослабления немецкой власти в Ливонии — никаких русских вторжений в Прибалтику источники не фиксируют.

Исключением была Финляндия, на что указывает папская булла от 9 декабря 1237 г., которую мы уже упоминали. Она адресована главе шведской Церкви архиепископу Упсалы Ярлеру и представляет собой ответ на его послание папе Григорию IX. В переводе И.П. Шаскольского вступительная часть буллы гласит следующее:

«Как сообщают дошедшие до нас Ваши письма, народ, называемый тавастами, который когда-то трудом и заботами Вашими и Ваших предшественников был обращен в католическую веру, ныне стараниями врагов креста, своих близких соседей, снова обращен
к заблуждению прежней веры и вместе с некоторыми варварами, и с помощью дьявола с корнем уничтожает молодое насаждение Церкви Божией в Тавастии»⁵⁷.

Папа разделяет по смыслу две группы противников христианизации тавастов (еми): это «враги креста», являющиеся «близкими соседями» тавастов, а также «некие варвары». Кандидатов на эти роли исследователи называют только двух — это русские (новгородцы) и их союзники карелы. По мнению И.П. Шаскольского, «враги креста», живущие по соседству, — это карелы, а «варвары» — новгородцы⁵⁸. Имеются и другие версии соотношения виновных в проблемах католической христианизации Финляндии⁵⁹. Однако вывод чаще всего остается неизменным — в 1236/37 г. в Тавастии было поднято восстание против шведской власти, и к этому были причастны новгородцы, то ли подстрекавшие емь к бунту, то ли проводившие православную проповедь. В.А. Кучкин считает, что русская активность в Финляндии связана с началом самостоятельной политической карьеры князя Александра Ярославича⁶⁰. Однако наши расчеты показывают, что о самостоятельности княжича ранее 1237 г. говорить не приходится, а вот для его отца — Ярослава Всеволодовича — события в Финляндии представляли давний интерес. В 1228 г. емь была разгромлена ладожанами в Невской битве, после чего о русских вторжениях в Финляндию источники не упоминают. Власть шведских христианизаторов после этого должна была пустить глубокие корни в Тавастии. Однако булла 1237 г. говорит об обратном. Вероятно, обращению подверглись не все тавасты — оставались области на границе с Карелией (Саво), где сильно было влияние Православной Церкви⁶¹. Или же, как считал И.П. Шаскольский, тавасты благосклонно относились к шведам лишь до тех пор, пока те не стали вслед за христианской проповедью вводить феодальные порядки и насаждать власть колонистов⁶².

Как бы то ни было, есть возможность предположить, что, заручившись миром в Прибалтике и еще не увлекшись Киевом, Ярослав готовился к реваншу в Финляндии и явно заострял свои отношения с Швецией. Делать это он мог и руками карелов, сюзереном которых являлся. Результаты этой политики пришлось устранять его сыну в 1240 г.

* * *

Монгольское нашествие Ярослав Всеволодович встретил в Киеве. В декабре 1237 г. атаке кочевой орды подверглась Рязань, затем последовали Коломна, Москва, Владимир, Суздаль. В конце февраля 1238 г. монголы подошли к границам Новгородской земли. В начале марта в битве на реке Сить погиб великий князь Юрий Всеволодович.

В исследованиях часто встречается вопрос: почему новгородский и киевский князь Ярослав не помог своему брату — великому князю Владимирскому — в трудную минуту? Объяснение этому содержится не только в страхе перед неведомой силой с Востока, охватившем, судя по всему, новгородцев, но и в скорости перемещения самих монголов. Юрий Всеволодович, оставив Владимир и заложив в феврале 1238 г. лагерь на Сити, непосредственно на суздальско-новгородской границе, очевидно, рассчитывал на новгородские полки, которые не успели подойти⁶³. Уже 4 марта 1238 г. лагерь Юрия был разгромлен монголами, а сам он погиб. Одновременно (20 февраля 1238 г.) монголы осадили и первый город новгородской земли — Торжок. 5 марта последовал штурм, в ходе которого погибли все руководители обороны города, среди которых упоминаются и знатные новгородские бояре, давние сподвижники князя Ярослава — посадник Иванко (отождествляемый с бывшим новгородским посадником Иванко Дмитриевичем)⁶⁴ и Яким Влункович (бежавший из Новгорода к Ярославу летом 1230 г., а затем сопровождавший его в Киев в начале 1237 г.)⁶⁵. Несмотря на то что некоторые новгородцы, все же, участвовали в обороне Торжка, летописец признает, что помощи от Новгорода не было — горожан обуял страх и каждый стал сам за себя:

«а из Новагорода имъ не бысть помощи, нь уже бо в то время нужьное кто же бо о собе сталъ в недоумении и въ страсе»⁶⁶.

Повесть о Батыевом нашествии новгородская летопись заканчивает известием, что монголы гнались за некоторыми вырвавшимися из осады новоторжцами вплоть до Игнач-Креста и не дошли Новгорода только 100 верст:

«ганяшася оканьнии безбожници от Торжку Серегерьскымъ путемъ оли и до Игнача креста, а все люди секуще акы траву, за 100 верстъ до Новагорода»⁶⁷.

Считается, что пассивность новгородцев спасла их от монголов:

«Новъгородъ же заступи Богъ и Святая великая и зборная апостольская церкы Святая Софья и святыи Кюрилъ и святыхъ правоверныхъ архиепископъ молитва и благоверныхъ князии и преподобьныхъ черноризець иереискаго свора»⁶⁸.

Летопись нигде не дает указаний на то, где находился князь Ярослав в период монгольского вторжения. Сначала, видимо, в Киеве, а затем, возможно, в Новгороде. Только после ухода монгол он возвращается в свою отчину, теперь уже верховным правителем — великим князем Владимирским:

«Ярославъ, сынъ Всеволода великаго, седе на столе в Володимери; [и обнови землю Суздалскую, и церкви очисти отъ трупия мертвыхъ, и кости ихъ сохранивъ, и пришелци утеши, и люди многы собрах];
И бысть радость велика хрестьяномъ, ихже избави Богъ рукою своею крепкою от безбожныхъ Татаръ, и поча ряды рядити, якоже пророкъ глаголетъ: "Боже, судъ Твои церкви дажь и правъду твою сынови цесареви судити людемъ твоимъ в правду и нищимъ твоимъ в судъ", и потомъ утвердися в своемъ честнемь княжении»⁶⁹.

В 1238 г. Ярослав навсегда покинул Новгород и погрузился в великокняжеские заботы. Его ответственность теперь распространялась далеко за пределы Северной Руси. Основные меры, предпринятые Ярославом в первые годы после Батыева погрома, были связаны с внутренним обустройством русских земель и никак не касались дел в Прибалтике. Своего сына Александра Ярослав нацелил на укрепление юго-западных границ Новгородской земли, а также торопецкой волости, доставшейся ему, судя по всему, после смерти других наследников Мстислава Удалого.

Главным противником в те годы признавалась Литва, окрепшая после победы при Сауле и способная нанести непоправимый урон еще не пришедшим в себя после монгольского погрома русским землям.

Уже весной 1239 г. Ярослав совершил поход на Смоленск и освободил его от засевших там литовцев, а «смоляны же урядивъ, и посади у нихъ князя Всеволода Мстиславича на столе»⁷⁰. В летописи отмечено, что князь вернулся из Смоленска «со множествомъ полона, с великою честью», что должно говорить о масштабе проведенной кампании. Распространив власть на Смоленск, где теперь сидел его ставленник, летом 1239 г. Ярослав женил старшего сына — новгородского князя Александра — на наследнице Полоцкого княжества. Свадебные торжества состоялись в Торопце, а затем продолжились в Новгороде⁷¹. Полоцк в это время, надо полагать, был занят другим князем, поддерживаемым Литвой. Но сам факт бракосочетания в ближайшем к Полоцку Торопце указывал современникам на явные претензии суздальской династии распространить свою власть на эти земли. Борьба с Литвой должна была стать главной внешнеполитической задачей Александра Ярославича в первые годы правления.

В том же 1239 г., сразу после окончания свадебных торжеств, молодой княжич совершил объезд своих юго-западных рубежей и заложил несколько «городков» в среднем течении Шелони (вероятно, Порхов и др.)⁷². Характерно, что эти оборонительные укрепления расположились вдоль новгородской границы с псковской землей и прикрывали от литовских нападений прежде всего Новгород и побережье Ильменя, а не Псков. Однако вполне допустимо было их использование и в качестве удобной базы для наступательных операций в Литве, а также с целью отвоевать Полоцк.

Ярослав Всеволодович развил в 1239 г. невероятную активность. Возможно, ожидалось, что монголы ушли навсегда и можно на волне случившегося возродить могучую Владимиро-Суздальскую империю. Осенью 1239 г. князь совершает даже карательный рейд в южнорусские земли — к Каменцу, где захватывает в плен супругу князя Михаила Черниговского⁷³. Тогда же его союзник Даниил Романович захватывает Галич⁷⁴. Засевший в это время в Киеве Михаил Всеволодович совершает одну ошибку за другой. В 1239 г. монголы разрушат Чернигов и Переяславль, а затем подойдут к Киеву, где с ними вступит в оскорбительный диалог князь Михаил: он убьет послов хана Менгу и обречет на неминуемую гибель днепровскую столицу⁷⁵. В результате уже в начале 1240 г. Михаил Черниговский сбежит впереди монгольского страха в Венгрию, бросив и Чернигов, и Киев на произвол судьбы. Столицу Древней Руси занял Даниил Романович, который, однако, там не задержался, но «вдал» город «в руки» посаднику Дмитрию, для того чтобы тот «обьдержати противу иноплеменьныхъ языкъ, безбожьныхъ Татаровъ, яко бежалъ есть Михаилъ ис Кыева в угры...»⁷⁶. Как считают большинство исследователей, киевским князем с этого момента можно считать Даниила, но летопись для этого не дает никаких указаний. Скорее наоборот, Даниил освободил Киев от узурпатора Михаила и готовился передать его Ярославу, сохранявшему титул киевского правителя⁷⁷.

Совершенно очевидно, что главной причиной изгнания Михаила было монгольское нашествие, но в тот момент стремления Ярослава совпадали с монгольскими. 1239 год — это его триумф в вековой борьбе с Ольговичами. Власть суздальской династии теперь распространялась от Волги до Днепра и от Студеного моря до Киева. Можно сказать, что монголы стали заочными союзниками великого князя Ярослава.

Вскоре ордынцы показали, что за все надо расплачиваться и новые империи на Руси смогут возникнуть только при их согласии. Зимой 1239/40 г. монголы совершили карательный рейд вдоль Клязьмы, разорив Муромскую и Мордовскую земли, сожгли Гороховец⁷⁸, напомнив тем самым князю Ярославу о необходимости поклониться великому хану. Беспечности быстро пришел конец. Для жителей суздальского Ополья и соседних земель пришло осознание неизбежности и регулярности монгольских погромов. Безумный страх перед бесчинствами кочевников охватил людей. Владимирский летописец записал в конце статьи 6747 (март 1239 — февраль 1240) года:

«Тогды же бе пополохъ золъ по всеи земли, и сами не ведяху и где хто бежить [отъ страха]»⁷⁹.

Весной 1240 г. началось тотальное бегство населения с Северо-Востока Руси. Вынужденные переселенцы уходили из страха перед монголами далеко в Европу. Источники упоминают о русских беженцах даже в Саксонии⁸⁰. Другие бежали на русский Север. Отдельные, вероятно, забредали и в Ливонию, и в Финляндию. Страх перед монголами летел впереди.

Весь 1240 г. в Венгрии и Польше со страхом ожидали монгольского вторжения. Весной 1241 г. оба государства были разорены, а их армии истреблены. Вплоть до начала 1242 г. ордынцы бесчинствовали в Европе, а затем широкой волной вернулись в южнорусские степи. Очевидно, для большинства европейцев не были секретом известия о массовом разорении Руси, Польши и Венгрии. Властителям Ливонии и Балтийских стран тоже. Поживиться хотели многие. Именно распространение слухов о монгольском погроме Руси стали основным стимулом активизации прибалтийских соседей Новгорода и Пскова в своей экспансионистской политике в 1240—1242 гг.

Примечания

1. См.: LUB, I. S. 169—173, № 132—134.

2. Urban, 2003. P. 11—13; Машке, 2003. С. 17—18, 39—48; Бокман, 2004. С. 26—31. См. подробнее: Favreau, 1974.

3. Машке, 2003. С. 117—148; Urban, 2003. P. 23—24. См. подробнее: Kluger, 1987.

4. Бокман, 2004. С. 31, 46, 48.

5. Voigt, 1857. S. 2—108; Militzer, 1981. S. 54—107; Бокман, 2004. С. 49, 59.

6. См.: Glassl, 1972. S. 37—42.

7. Adriányi, 1972. S. 18—21; Glassl, 1972. S. 44—47; Машке, 2003. С. 125—129; Бокман, 2004. С. 33, 58—59. См. подробнее: Zimmermann, 1980.

8. Włodarski, 1971. S. 22—24. См. подробнее: Maschke, 1934; Zientara, 1976.

9. См.: Labuda, 1969. S. 428—429. Орден Калатрава был создан в Испании в 1158 г. в ходе Реконкисты. Утвержден папой Александром III в 1164 г. Помереллией (Pomerellen) — букв. Малая Померания — называлось Восточное (Гданьское) Поморье в низовьях Вислы. Местные славянские князья с 1170 г. имели титул имперских герцогов.

10. PUB, I. № 64.

11. PUB, I. № 75, 76. Подробнее см.: Labuda, 1980. S. 305; Biskup, Labuda, 1986. S. 120—121; Рогаческий, 2002. С. 51—52.

12. Kluger, 1987. S. 191—192; Машке, 2003. С. 134—141; Бокман, 2004. С. 59—60.

13. PUB, I. № 78. Споры о подлинности Крушвицкого договора см.: Labuda, 1980. S. 300—304; Рогачевский, 2002. С. 52; Бокман, 2004. С. 75, 222—223.

14. ПД, 49, 54; Рогаческий, 2002. С. 78—79; Бокман, 2004. С. 78.

15. Кульмской грамоте см.: Рогаческий, 2002; Машке, 2003. С. 65—71. Русский перевод Кульмской грамоты в редакции 1233 см.: Рогаческий, 2002. С. 107—117. А в редакции 1251 г. см.: Рогаческий, 2002. С. 107—117; Рогаческий, 2004. С. 370—377.

16. PUB, I. № 41.

17. Рогачевский, 2004. С. 40.

18. PUB, I. № 65, 73.

19. PUB, I. № 82.

20. Dygo, 1992. S. 82.

21. PUB, I. № 108. См. также: Рогаческий, 2004. С. 39—40.

22. Машке, 2003. С. 142; Бокман, 2004. С. 78—79, 81—82. Подробнее о завоевании Пруссии см.: Ewald, 1886; Gorski, 1977; Biskup, Labuda, 1986; Boockmann, 1992.

23. Patze, 1958. S. 39—91; Пашуто, 1959. С. 495—507; Пашуто, 1959-b. С. 357—390.

24. PUB, I. № 56; Машке, 2003. С. 50—53.

25. PUB, I. № 108.

26. Бокман, 2004. С. 44—45, 75—76.

27. Об этом говорится в «Хронике земли Прусской» Петра из Дусбурга (III, 28): к 1237 г. магистр меченосцев «уже шесть лет через официальных послов» вел переговоры об объединении орденов (ПД, 61).

28. Urban, 2003. P. 86—87.

29. Benninghoven, 1965. S. 424—428.

30. LUB, I. S. 183—185, № 144.

31. Ф. Беннингхофен оценивает численность прибывших в 500 человек (Benninghoven, 1965. S. 328).

32. LR, v. 1872—1888. См.: Urban, 2003. P. 87; Гудавичюс, 2005. С. 44.

33. LR, v. 1891—1893. Считается также, что в походе принял участие отряд земгалов (Матузова, Назарова, 2002. С. 307, прим. 5).

34. LR, v. 1889—1890. Перевод М.А. Бредиса: Бредис, Тянина, 2007. С. 401.

35. НПЛ, 74, 285.

36. НПЛ, 68, 275.

37. НПЛ, 73, 283—284.

38. Гудавичюс, 2005. С. 44.

39. LR, v. 1900—1905. Использован перевод М.А. Бредиса: Бредис, Тянина, 2007. С. 401.

40. Название места, где произошло сражение, упоминается в ЛРХ (LR, v. 1906). Наиболее распространенной является версия, что это окрестности литовского города Шауляй (Пашуто, 1956. С. 143; Тихомиров, 1975. С. 327; Gudavičius, 1989. S. 46; Рогаческий, 2002. С. 55; Гудавичюс, 2005. С. 44). Другие считают, что речь идет о местности у Вецсауле в Латвии (территория древней Земгалии на границе с Литвой): АН, 1998. Lk. 318; Бредис, Тянина, 2007. С. 357—361. Иначе см.: Машке, 2003. С. 143.

41. Ход сражения подробно описан в ЛРХ, основном источнике об этих событиях: LR, v. 1861—1969.

42. ЛРХ говорится, что на завершающем этапе боя осталось 48 орденских братьев с магистром (LR, v. 1947—1950). В папской булле 12 мая 1237 г., утвердившей объединение меченосцев с Тевтонским орденом, сообщается о гибели магистра меченосцев и еще 50 рыцарей (LUB, I. S. 191, № 149). О 50 погибших рыцарях писал и Герман Вартберг (Wartberge, 1863. S. 30). Так же: Пашуто, 1959. С. 371; Тихомиров, 1975. С. 327; Кучкин, 1996. С. 11; Гудавичюс, 2005. С. 45.

43. НПЛ, 74, 285.

44. LUB, I. S. 191—193, № 149.

45. ЛРХ сообщает об отправке в Ливонию 54 тевтонских рыцарей во главе с Германом Балком (LR, v. 2001). Цифра 60 определяется по другим источникам: Бегунов, Клейненберг, Шаскольский, 1966. С. 227; Тихомиров, 1975. С. 328; Urban, 2003. P. 90—91.

46. См.: Ammann, 1936. S. 195—199; Bennighoven, 1965. S. 354—359; Матузова, Назарова, 2002. С. 234.

47. Германе фон Балке см.: Mülverstedt, 1869; Dequin, 1994.

48. См.: LUB, I. S. 193—196, № 150—152; Urban, 2003. P. 91.

49. LUB, I. S. 205—208, № 160; DD. Række 1, Bind 3. Det Danske Sprog-og Litteraturselskab, № 9.

50. Donner, 1929. S. 223; Ammann, 1936. S. 219; Шаскольский, 1978. С. 153—154; Назарова, 1999. С. 194; Urban, 2003. P. 91; Andersen, Raudkivi, 2007. P. 10.

51. LUB, I. S. 216, 236, 239, № 167, 180, 182; Пашуто, 1956. С. 143; Новосельцев, Пашуто, Черепнин, 1972. С. 306—308; Назарова, 1999. С. 193, 195; Гудавичюс, 2005. С. 45.

52. Пашуто, 1956. С. 143.

53. НПЛ, 74, 285. Это событие фиксируют и другие летописи, см.: ПСРЛ, IV, 214; VI, 287; VII, 138; XV, 364.

54. Хрусталев, 2008. С. 51.

55. См. подробнее: Хрусталев, 2008. С. 51—54.

56. Татищев, 1995. С. 230.

57. DS. № 298; Rydberg, 1877. № 86; FM, I. S. 29, № 82. Перевод на русский И.П. Шаскольского и уточнения к нему см.: Шаскольский, 1978. С. 141; Линд, 1995. С. 54; Кучкин, 1996. С. 8—9.

58. Шаскольский, 1978. С. 143. Того же мнения: Donner, 1929. S. 222; Carlgren, 1950. S. 280; Рамм, 1959. С. 129.

59. Rein, 1968. S. 40—41; Schybergson, 1887. S. 38; Ammann, 1936. S. 214; Шаскольский, 1978. С. 143, прим. 79.

60. Кучкин, 1996. С. 10.

61. Jokipii, 1965. S. 17.

62. Шаскольский, 1978. С. 145—146.

63. См. подробнее: Хрусталев, 2008. С. 106—108.

64. Вполне допустимо отождествление «новоторжского посадника Иванко» с бывшим новгородским посадником Иванко Дмитриевичем, назначенным в Торжок новгородским вечевым решением в марте 1229 г., но не принятым тогда новоторжцами и отправившимся в Переяславль к своему покровителю князю Ярославу. См.: Янин, 2003. С. 204, прим. 51. Возможны и другие решения: Хрусталев, 2008. С. 104.

65. НПЛ, 76, 288. Среди погибших при штурме Торжка летопись упоминает также Глеба Борисовича и Михайло Моисеевича, ранее в летописи не упоминавшихся.

66. НПЛ, 288, 76.

67. НПЛ, 76, 288. См. также: Н4Л, 221; СЛ, 90; ЛЛ, 522; С1Л, 298; Воскр., 143; ТЛ, 371. Попытки локализации Игнач-Креста породили целую серию работ. Первые исследователи (Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев) сопоставляли его с пос. Крестцы, заметном новгородским районным центром. Однако в начале XX в. Н.В. Мятлев нашел в писцовой книге Деревской пятины 1495/96 г. упоминание в районе Яжелбицкого погоста озерца «у Игнатцова Къста» (Мятлев, 1914. С. 338—339; НПК. Т. 2. СПб, 1862. Стб. 818). Эту гипотезу недавно убедительно развил А.А. Фролов, по предположению которого каменный Игнач-крест стоял невдалеке от брода через р. Полометь, соединявшего «трассу» Яжелбицы-Новгород и большую дорогу Деман-Яжелбицы в районе современной деревни Кувизино (Фролов, 2005. С. 74). Обзор всех иных версий см.: Янин, 1982.

68. НПЛ, 76, 289.

69. ЛЛ, 467; СЛ, 90. В квадратных скобках — дополнение, сохранившееся в других летописях (Воскр., 143; НЛ, 113). В других летописях все сообщение читается более кратко и заканчивается следующими словами: «...очисти церковь отъ трупий мертвыхъ, и кости мертвыхъ съхрани, а люди оставшаа събра и утеши» (ТЛ, 373; НЛ, 113; Татищев, 1996. С. 25).

70. ЛЛ, 469; Воскр., 144. Вполне возможно, что утверждение в Смоленске литовцев было связано со смертью Владимира Рюриковича, киевского союзника Ярослава. См. об этом: Голубовский, 1891. С. 302; Алексеев, 1980. С. 234; Хрусталев, 2008. С. 154 (прим. 393), 177. Про Всеволода Мстиславича см.: Рапов, 1977. С. 192.

71. НПЛ, 77, 289; Н4Л, 222; С1Л, 300; ТЛ, 373.

72. НПЛ, 77, 289. Оборонительная линия вдоль Шелони, очевидно, была направлена против набегов литовцев (Кучкин, 1986-б. С. 23—24; Кучкин, 1994. С. 56; Кучкин, 1996. С. 13). Однако датировка этим годом строительства Порхова является предположительной, хотя и распространенной (Раппопорт, 1952. С. 149; Кирпичников, 1984. С. 210—212). Некоторые исследователи считают, что в 1239 г. речь шла о временных укреплениях (Янин, 1995. С. 130).

73. ЛЛ, 469. Ср.: Татищев, 1996. С. 27.

74. ИЛ, 777.

75. См. подробнее: Хрусталев, 2008. С. 164—165, 170—171.

76. ИЛ, 782.

77. См. подробнее: Хрусталев, 2008. С. 169—170.

78. ЛЛ, 470.

79. ЛЛ, 470. См. также: НЛ, 115; ТЛ, 374. В квадратных скобках — дополнение по Воскресенской летописи (Воскр., 144). У В.Н. Татищева более развернутая версия: «Того же лета пополох бысть зол по всей земли, и бысть страх и трепет на всей земли велии, и вси бежаша семо и овамо, и не сведяше никто же себе, камо бежаша» (Татищев, 1996. С. 27).

80. MGH SS, T. XXVIII. S. 207.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница