Князья залесских земель

В год 6745 (1237) августа 3-го около полудня начало солнце темнеть от запада, а на востоке осталось его, как луна пяти дней, и была тьма; потом с запада показался свет, а к югу потемнилось все. И после долгого часа просветилось все. От сего был страх и трепет видевшим и слышавшим людям по всей Русской земле.

В. Татищев

В год 6745 (1237). В двенадцатый год по перенесении чудотворного образа из Корсуня пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской.

Повесть о разорении Рязани Батыем

«За лесами на полночь» — так говорили о далекой Северо-Восточной Руси, где лежали обширные земли Рязанского и Владимиро-Суздальского княжества, жители Руси Южной. Правда, в отличие от своего северного соседа рязанские земли являлись порубежными со степью, и это соседство сказалось и на характере жителей княжества — воинственные и бесстрашные, опытные в ратном деле, «удальцы, и резвецы, узорочье рязанское», как любовно именует их «Повесть о разорении Рязани Батыем». Да и дружины у рязанских князей были боевые, испытанные, всегда готовые к бою, поскольку именно на них лежала охрана рубежей своей земли от степной напасти. Жители княжества знали, как бороться против степной угрозы, знали, что и как надо делать во время половецких набегов, и постоянное напряжение, в котором, по идее, они должны были бы пребывать, практически не сказывалось на их жизни — эти люди были ко всему привычные.

Отделившись от территории Черниговского княжества в XII в., к началу XIII в. рязанские властители окончательно от него обособились и находились в большей зависимости от Суздальской земли, чем от родственных им черниговских князей. Территория Рязанского княжества была довольно значительна — на западе оно граничило с Черниговским княжеством, на севере с Владимиро-Суздальским, на востоке с мордовскими землями, а вот на юге — со Степью. Однако, несмотря на это, на рубеже XII—XIII вв. рязанское население начинает осваивать незаселенные пограничные пространства бассейна верхнего Дона, куда как раз и явится страшной зимой 1237 г. монгольская орда. Наиболее крупными городами Рязанской земли являлись Рязань, Переславль-Рязанский, Пронск, Коломна, помимо них на Оке и по всей территории княжества были рассыпаны городки и крепости гораздо меньшие по размерам — Белгород, Ростиславль, Ижеславец, Дубок, Перевитск, Зарайск, Ожск, Ольгов, Борисов-Глебов...

Первоначально столицей княжества был город Муром, а Рязань входила в его состав как удел — примерно в конце 1150-х гг. центр политической жизни княжества перемещается из Мурома в Рязань, а само Муромское княжество становится зависимым от Рязанского только номинально. Еще после смерти первого правителя Муромо-Рязанского княжества Ярослава Святославовича в 1129 г. в Муроме утверждаются потомки его сына Святослава, а в Рязани другого сына — Ростислава, и такая ситуация сохранялась вплоть до монгольского нашествия. Однако вскоре и эти два княжества стали дробиться на более мелкие уделы, особенно этот процесс усилился в последней четверти XII в.

Первым уделом, который выделился из Рязанского княжества, был Пронский, поскольку о его князьях Никоновская летопись упоминает под 1131 г., а около 1180 г. выделяется и Коломенский. Вероятно, на рубеже XII—XIII вв. в Рязанском княжестве выделился и Переяславльский удел со столицей в Переславле-Рязанском (современная Рязань). Княжество продолжало дробиться, но в 1217 г. произошло неожиданное — число претендентов на волости и уделы резко сократилось. 20 июля 1217 г. князь Глеб Владимирович и его брат Константин пригласили своего брата Изяслава и пятерых двоюродных братьев на совет в село Исады, которое находилось недалеко от Рязани. Как повествует «Рассказ о преступлении Рязанских князей», только гости вошли в приготовленные шатры и начался пир, так Глеб и Константин Владимировичи рванули из ножен мечи и с помощью наемных половцев всех перебили. Были убиты не только их родственники, но и множество бояр, слуг и дружинников — однако злодеяние не пошло впрок лиходеям, жаждущие мести родственники убитых нанесли им ряд поражений, и в итоге князь Глеб бежал к половцам, где и сошел с ума «Рассказ о преступлении Рязанских князей» точно называет имена погибших князей, а также тех, кого тоже хотели убить, но не смогли: «Изяслав, Кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его». Однако Ипатьевская летопись одного из убитых князей объявляет вдруг живым и здоровым, делая активным участником происходящих во время нашествия Батыя событий. Этот кто-то — Кир Михаил, которого летописец называет Кир Михайлович, путая крестильное шля с отчеством. Только все дело в том, что как раз в тех вопросах, которые касаются Северо-Восточной Руси, к сведениям, которые сообщают юго-западные летописи, надо относиться очень осторожно. Их сведения путаны, противоречивы и идут вразрез с общеизвестными фактами, которые подтверждаются другими летописями. Имя Кир на Руси довольно редкое, и если бы под ним появился еще кто-то, то это явление было бы отмечено — но отмечено не было, поскольку Рязанская земля это не держава Ахеменидов, где подобное имя не редкость, а потому Кир II в Рязани так и не объявился. И сообщение о том, что «Кир Михайлович убежал со своими людьми в Суздаль и рассказал великому князю Юрию о приходе и нашествии безбожных агарян», явно не соответствует действительности. Кто рассказал князю Георгию о нашествии монголов, мы увидим в дальнейшем, отметим лишь, что человек, которого убили в Исадах в 1217 г., этого явно сделать не мог. С нелепостями, которые сообщают южные летописи, мы еще столкнемся, а пока продолжим рассказ о Рязанском княжестве и ею отношениях с северным соседом.

Как уже отмечалось, после этой резни случайно уцелевший Ингварь Ингваревич становится рязанским князем, но что самое удивительное, массовое убийство родственников пошло ему на пользу, поскольку власть у нового князя теперь никто не оспаривал. Сократилось количество мелких уделов, поскольку все остальные рязанские князья были либо убиты, либо бежали и умерли в изгнании. После смерти князя Ингваря в 1235 г. власть без всяких усобиц перешла к его младшему брату Юрию, при котором ситуация в княжестве оставалась стабильной, — воистину не было бы счастья, да несчастье помогло. То, что мы знаем об этом князе, позволяет характеризовать его с самой положительной стороны — Юрий Ингваревич был человек умный и проницательный, пользовавшийся большим влиянием и уважением среди родственников, обладающий талантом военачальника и огромным личным мужеством. Он очень любил свою семью, был глубоко верующим человеком и уделял много внимания религии — строил храмы, привлекал в свои земли святые реликвии И т. д.

Хотя до того времени, как он встал во главе Рязанской земли, его жизнь нельзя было назвать легкой — с 1207 по 1213 год он сидел в заключении с остальными рязанскими князьями, куда их посадил грозный князь Владимиро-Суздальский земли Всеволод Большое Гнездо. Дело в том, Всеволод Юрьевич в 1207 г. разгромил Рязанское княжество, сжег его стольный град, а шестерых князей бросил в тюрьму и выпускать их оттуда явно не собирался. Но когда в 1212 г. после смерти отца великим князем стал Георгий Всеволодович, одним из первых его деяний стало то, что он отпустил на волю всех рязанских князей, которые томились в суздальских темницах. Поэтому вряд ли рязанцы могли испытывать к князю Георгию какое-либо другое чувство, кроме благодарности, не он их в тюрьму сажал и не он их там морил, зато освободил именно он. И как это ни парадоксально прозвучит, учитывая его тюремное заключение в Суздальской земле, у Юрия Ингваревича были хорошие отношения с великим князем Георгием, который его из этого самого заключения и выпустил. Князь Юрий был ему за это признателен и никаких интриг против своего соседа плести не собирался, а, молчаливо признавая его главенство, предпочитал опираться на военную мощь Владимиро-Суздальской земли.

Ко времени монгольского нашествия в Пронске сидел князем Всеволод Михайлович, очевидно, сын Кира Михаил, а в Коломне правил Роман Ингваревич, брат Юрия Ингваревича — человек редкой храбрости, прекрасно разбирающийся в ратном деле. А вот муромский князь Юрий Давыдович был давним союзником Владимиро-Суздальских князей, продолжая тем самым политику своего отца — Давыда Юрьевича, который не раз воевал под знаменами своего северного соседа, а в знаменитой битве на Липице его дружина рубилась под стягом Георгия Всеволодовича. В 1228 и 1232 гг. Юрий Давыдович ходил с владимирскими полками на мордву, продолжая политические традиции своего отца, и вряд ли у него могли быть какие-либо разногласия с властелином Суздальской земли. И в итоге картина вырисовывается такая: никаких причин у рязанских князей быть недовольными Великим князем Владимирским не было — скорее, наоборот, отношения были довольно неплохие, и мало того — рязанцы всегда могли рассчитывать на его поддержку.

* * *

Великий князь Владимиро-Суздальской земли Георгий Всеволодович не был тем напыщенным индюком и недалеким человеком, который, осознавая свое могущество, пренебрежительно смотрит на весь белый свет. Подобная оценка деятельности князя утвердилась еще со времен Н.М. Карамзина — складывается впечатление, что отечественные историки решили повесить на него всех собак и назначить ответственным за все беды Руси во время монгольского нашествия. Например, если Мстислав Удатный, главный виновник страшного разгрома на Калке, по мнению Н. Костомарова, «лучший человек своего времени», то князь Георгий, «надменный своим могуществом», естественно, таким не является, поскольку «Провидение, готовое наказать людей, ослепляет их разум» (Н. Карамзин). Вот и получается, что во главе самого могущественного княжества Руси стоял человек с помутившимся разумом, ну и все его действия соответственно по оказанию сопротивления нашествию были обречены на неудачу. Все попытки Георгия Всеволодовича организовать отпор врагу Костомаров охарактеризовал одной уничижительной фразой — «но защита эта была бестолковая и потому совсем безуспешная». В советское время тенденция продолжилась — князь Георгий был объявлен главным поджигателем междоусобиц на Руси и единственным виновником кровопролития на Липице, а вот фигура основного смутьяна и крамольника эпохи Мстислава Удатного как-то выпала из поля зрения историков. И в итоге оказалось, что суздальский властелин несет персональную ответственность за монгольское нашествие, поскольку, исходя из реалий советской эпохи, должен был служить для всех наглядным примером того, как алчность и эгоистичность князей, не думающих о благе простого народа, а заботящихся о собственных своекорыстных интересах, привели Русь к катастрофе. Ну а потом явились «новооткрыватели», и князю досталось еще больше — под их лихими перьями Георгий Всеволодович превратился в простодушного дурачка, которого мудрые монголы легко обводят вокруг пальца и вертят им как хотят. И в итоге на протяжении столетий создался очень негативный образ алчного, себялюбивого, недалекого и трусливого человека, для которого собственные амбиции выше интересов Русской земли. Но все это иначе как грязной клеветой не назовешь, потому что и жизнь, и дела князя Георгия свидетельствуют как раз об обратном.

* * *

Прежде всего отметим, что в усобице, которая началась в суздальской земле после смерти Всеволода Большое Гнездо, виноваты совершенно другие люди, а не князь Георгий. Всего виновны три человека — князь Всеволод III, его старший сын ростовский князь Константин и, конечно, неугомонный Мстислав Удатный, возмутитель спокойствия и поджигатель княжеских усобиц в Русской земле. Георгий Всеволодович получил великое княжение в обход старшего брата Константина по воле отца своего, и Константин знал, на что шел, когда противился воле Всеволода и раздувал с ним конфликт. После смерти отца Константин решил стать великим князем, но и Георгий, который получил власть абсолютно законным путем, не видел оснований с ней расставаться. Конфликт вспыхнул с новой силой, когда в него вмешался Мстислав Удатный, и завершился побоищем на Липице, где воины Мстислава и Константина перебили около 10 000 человек, хотя князья могли и остановить эту резню. Но не остановили, только вот непонятно, почему ответственность за это должен нести князь Георгий — не его воины секли безжалостно бегущих русских мужиков, не его дружинники свирепо расправлялись с попавшими в плен. После поражения Георгий Всеволодович оказался в ссылке — два года он прожил в захолустном Городце, но Константин, чувствуя, что его земной путь подходит к концу, вскоре вызвал брата, дал ему Суздаль и назначил своим наследником. Князь Константин прекрасно понимал, что как только он отойдет в мир иной, то его малолетние сыновья верховной власти не удержат, и поступил очень мудро: назначив своим преемником Георгия, он сумел сохранить за своим потомством Ростовский удел. После смерти старшего брата Георгий Всеволодович стал великим князем и, судя по всему, заботился о племянниках — недаром в страшную годину нашествия Батыя князья Константиновичи все как один встали под его стяги. Единственный конфликт между ним и племянниками произошел в 1229 г., и то главным подстрекателем в этом деле оказался никто иной, как брат князя Георгия — Ярослав, известный на всю Русь своим неуживчивым характером. Георгию Всеволодовичу удалось задушить смуту в самом зародыше — Константиновичи покаялись, да и Ярослав прижал хвост, опасаясь открытого противостояния. В годы своего правления князь Георгий держал родню крепко, и даже его неугомонный брат Ярослав предпочитал давать выход своей неуемной энергии в других княжествах. В отношении соседей Георгий Всеволодович с одинаковым успехом использовал как мирные средства, так и грубую силу, и при нем Владимиро-Суздальская земля достигла наивысшего расцвета. После страшной битвы на Липице в апреле 1216 г. и до самого монгольского нашествия Владимиро-Суздальская земля оставалась самым спокойным регионом Руси, где выросло целое поколение, которое понятия не имело о том, что такое княжеские усобицы. В то время когда в Южной и Юго-Западной Руси полыхали княжеские распри, горели города и села, потоками лилась кровь, на северо-востоке стояла тишина. Торговля процветала, были основаны новые города на Волге — Юрьевец и Нижний Новгород, причем основание последнего явилось воистину судьбоносным, и уже за одно это деяние потомки должны быть благодарны князю Георгию. Люди забыли о войнах, и лишь иногда княжеские дружины ходили войной на Волжскую Булгарию, мордву и Прибалтику, причем всегда им сопутствовали успех и победа. И все это не могло идти само по себе, а напрямую было связано с именем того, кто стоял во главе государства, — великого князя Георгия Всеволодовича Вот что сказано о нем в Лаврентьевской летописи: «Был Юрий милостив безмерно, помня слово Господа: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Поэтому он не дорожил своим имуществом, раздавая его нуждающимся; он строил церкви, украшая их иконами бесценными и книгами, и много городов основал, прежде всего Новгород второй на Волге в устье Оки, и многие церкви воздвиг и монастырь Святой Богородицы, в Новгороде. Особенно же почитал он иноков и священников, наделяя их всем необходимым. Поэтому и бог выполнял его просьбы, и было мудро правление его». Самое главное, что возразить против этого абсолютно нечего — двадцатипятилетние правление князя Георгия действительно было временем расцвета и подъема Владимиро-Суздальского княжества.

* * *

В походы суздальские дружины водили два человека, которые пользовались исключительным доверием великого князя, — его младший брат Святослав и племянник Василько Константинович. Помимо того что оба они были хорошими воинами, было у них и еще кое-что общее оба они, как могли, украшали главные города своих земель — Святослав Юрьев-Польский, а Василько Ростов. В 1230—1234 гг. князь Святослав построил в столице своего княжества белокаменный Георгиевский собор, ставший последним каменным строением на Руси перед монгольским нашествием. Что же касается Ростовского княжества, то при князе Василько Константиновиче там было закончено строительство белокаменного Успенского собора, которое продолжалось целых 17 лет. Автор Лаврентьевской летописи очень ярко нарисовал образ этого легендарного князя: «Был же Василек лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василек слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе». Не менее лестный отзыв дает и В. Татищев: «Сей князь Василько был телом велик, лицом красив, очи светлые, храбр в воинстве и силен, весьма знающим был многие писания, рукоделия и хитрости, милостив ко всем и незлопамятен, виновных, наказуя словами, прощал». Что и говорить, характеристики очень достойные, и далеко не каждый князь подобных удостоился, к тому же в Ростове Василька действительно очень любили, и это особенно проявилось после его трагической гибели, когда скорбел весь город. Ростовская дружина была одной из лучших в Северо-Восточной Руси, недаром в ней служили такие прославленные воины, как Александр Попович.

* * *

О том, что монголы готовят вторжение на Русь, Георгий Всеволодович знал прекрасно — первоначально вопрос стоял лишь в том, куда они повернут своих коней. По логике вещей, главный их удар должен был быть направлен по Южной Руси — для этого не требовалось залезать в лесные дебри Руси Северо-Восточной, так бы и дошли по степям, а во-вторых, именно с южными князьями рубились на Калке тумены Джебе и Субудая. Но завоевание Волжской Булгарии меняло картину в корне, и теперь орда выходила прямо к границам Суздальских и Рязанских земель, на что местные князья обратили самое пристальное внимание. Еще в 1232 г. по сообщению В. Татищева, волжские булгары пытались заключить военный союз с Владимиро-Суздальской землей. «Болгары же прислали к великому князю Юрию объявить, что пришел народ неведомый и язык, коего прежде не слыхали, весьма сильный, и просили, чтоб послал к ним помощь, обещая все его убытки заплатить. Князь великий, собрав братьев и племянников, советовался. И слыша, что татар сила велика, а болгар обессилеть полезным полагая, отказали им в помощи». Таким образом, князь Георгий это решение принимал не один, и было оно взвешенным и обдуманным: одно дело — посылать войска на помощь своим соплеменникам, а другое дело — народу, с которым до недавнего времени ты находился в состоянии войны. Пример такого неудачного сотрудничества был у всех перед глазами — Калка, где половцы, призвавшие русских к себе на помощь, внесли свою лепту в их разгром. С другой стороны, посылать полки в чужие земли и оставлять в такое тревожное время без защиты свои тоже было опасно, и потому в итоге решили это сомнительное предложение не принимать.

Однако в 1236 г., когда Волжская Булгария была разгромлена монголами, и толпы беженцев хлынули в земли Владимиро-Суздальского княжества, князь Георгий беглецов принял, развел по городам, и при этом ему было абсолютно наплевать, будет Батый недоволен или нет. Властелин Северо-Восточной Руси чувствовал свою силу, и мнение очередного находника из Степи его абсолютно не интересовало. А дальше, под 1236 г.: у Татищева следует довольно интересное сообщение: «Тогда многие советовали ему, чтоб города крепить и со всеми князьями в согласие войти к сопротивлению на тот случай, ежели оные нечестивые татары придут на земли его, но он, надеясь на силу свою, как и прежде, оное презрел. О, зависть безумная, по Златоусту, ибо искал, когда татары других победят, великую власть полупить, но за то от Бога сам наказан, ибо возгордившийся, по пророку, смирится». Трудно сказать, что имел в виду Василий Никитич, когда говорил, что князь отказался города крепить — каждый русский город того времени и так являлся крепостью, а усиливать незначительные города дополнительными укреплениями не имело смысла, и вряд ли бы это помогло. Гораздо примечательнее замечание историка о том, что надо было Георгию Всеволодовичу «со всеми князями в согласие войти к сопротивлению», но тут возникает вопрос — а с какими князьями? Если речь идет о князьях Владимиро-Суздальской земли, то он и так их держал на коротком поводке, и разногласий по поводу борьбы с общим врагом не предвиделось. В борьбе с Батыем он получил поголовную поддержку от всех своих родственников, которые в данный момент находились на территории княжества, — случай сам по себе довольно редкий для Руси. А вот если речь идет о создании коалиции с князьями Руси Южной и Юго-Западной, то в то время это было просто нереально — и расстояния были слишком велики, да и политические интересы этих регионов лежали в абсолютно разных плоскостях. Хотя, по большому счету, коалиция из рязанских и суздальских князей при определенном раскладе имела бы шансы остановить нашествие и без помощи каких-либо союзников.

* * *

В конце осени 1237 г. в Суздале князь Георгий встретился с венгерским монахом-доминиканцем Юлианом, который ходил на Восток в поисках прародины венгров. И именно у него мы находим известия о той тревоге, в которой жили русские земли накануне вторжения. «Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы прийти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он (Батый) отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными». Из текста видно, что Венгрия обозначена четко в качестве одного из приоритетов похода — но в этом случае путь монголов опять-таки лежит через Южную Русь, но никак не через Северо-Восточную. Это вносило еще большую нервозность и смуту в состояние умов, поскольку хотелось надеяться на лучшее, но факты свидетельствовали об обратном. «Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением зимы замерзли, после чего всему множеству монголов легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских». Но вот тут-то и начинаются у русских князей и воевод сомнения, главным источником которых стал многовековой опыт борьбы Руси со степной угрозой. Знание того, что степняки не воюют зимой, накрепко засело в их головах и мешало здраво оценить обстановку. Конечно, можно было бросить клич и собрать все дружины и полки Суздальской земли в один кулак, но вот только если вторжения не последует, то что делать со всей этой огромной массой вооруженных людей, оторванных от своих домов? Содержание такой рати удовольствие очень дорогое, тут на одних поставках продовольствия разоришься, не говоря уже о том, где всех размещать и в какую сторону отправлять — направление главного удара монголов пока определено не было. Тот же Юлиан об этом свидетельствует: «Ныне же находясь на границах Руссии, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступил а к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дон, близ замка Воронеж, также княжества русских». Вроде все понятно и логично, только вот о том, где находится четвертая часть монгольского войска, ученый-монах почему-то не упоминает. Но через несколько абзацев Юлиан вновь возвращается к этой теме, и это еще больше запутывает ситуацию: «Другое же многочисленное войско послал он к морю на всех куманов, которые и бежали в венгерские края. Третье войско, как я сказал, осаждает всю Русь». Однако дело в том, что здесь автор описывает не действия и расположение орды Батыя, а действия Великого хана Угедея, который посылал войска не только на Запад. На мой взгляд, из всего изложенного выше можно сделать такой вывод — под третьим войском, которое «осаждает всю Русь», следует подразумевать только те воинские контингенты Батыя, которые Юлиан описал до этого. А вот «другое же многочисленное войско» это и есть та самая четвертая часть, о которой доминиканец не упомянул, и которая хоть и подчинялась Батыю, но во вторжении в Северо-Восточную Русь не участвовала. Цели у этих туменов были другие — вести войну с половцами, а заодно и приглядывать за Южной Русью, где находился князь Ярослав Всеволодович, брат князя Георгия. Если исходить из того, что в походе на север участвовало семь туменов — 70 000 воинов, то соответственно 50 000 должны были оставаться в половецких степях. Но можно высказать еще одно предположение — когда Юлиан писал, что «одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю», то он, очевидно, имел в виду отряд, который нападет на владения князя Георгия с востока. Только все дело в том, что с той стороны на Русь никто не нападал, наоборот, великий князь смело снимал войска с того направления и посылал их на южное, что вряд ли бы он делал, если бы видел там угрозу. Скорее всего отряд, который должен был ударить по Суздалю с востока, Батый просто убрал оттуда и перебросил на рязанское направление. Концентрация всех сил на направлении главного удара — вот основной принцип стратегии с древних времен, а говорить о том, что монголы его не знали, не представляется возможным. Распылять свои силы перед вторжением монгольские военачальники не стали, и именно их численный перевес в итоге стал тем решающим фактором, который обеспечил им победу.

* * *

Река Калка находится далеко от Рязани — по прямой будет километров 800, в битве с монголами, которая там произошла, рязанские полки не участвовали, а потому вряд ли рязанцы имели представление о том «народе незнаемом», который изрубил дружины южнорусских князей. Но что интересно, те же черниговские князья это запомнили, и хотя данных о том, что рязанцев звали принять участие в походе против монголов в 1223 г., нет, Михаил Черниговский ставил это своим восточным соседям в вину — «резанские с ними на Калк не пошли». Ведь если посмотреть на ситуацию непредвзятым взглядом, то участие рязанской рати в битве на Калке было просто невозможным — во-первых, расстояние, как уже отмечалось, было немалое, а ведь нужно еще время, чтобы собрать полки, снарядить их и снабдить всем необходимым для похода. И во-вторых, Рязанское княжество — земля пограничная, угроза набегов и вторжений со стороны Степи там присутствует постоянно, и если рать уйдет на юг воевать неведомо с кем, то кто же будет эти самые границы защищать? Ну и в-третьих, русских войск собралось для этого злосчастного похода столько, что если ими правильно распорядиться, то они бы могли этих самых монголов разбить несколько раз подряд. И потому упрекать рязанцев в том, что они «на Калк не пошли», не только безосновательно, но и глупо, с таким же успехом этот упрек можно адресовать и новгородцам. Другое дело, что когда тумены Субудая и Джебе шли в земли волжских булгар, они проходили вдоль рязанского рубежа, и вот тут полки местных князей должны были быть готовы к возможному столкновению. И кто знает, если бы ушли рязанские полки на Калку и полегли бы там вместе с остальными, то, вполне возможно, монголы бы и завернули в земли княжества. А так завоеватели прошли мимо и атаковали Волжскую Булгарию, где и потерпели сокрушительное поражение — лучники булгарского царя расстреливали монголов из засад, а закованная в броню булгарская знать изрубила мечами и растоптала конями доселе непобедимых монгольских нукеров — жаль, что старому лису Субудаю удалось ускользнуть живым!

И вот теперь, спустя 14 лет, монголы вернулись и встали станами на границе рязанских земель, на реке Воронеже. Как уже отмечалось, то, что монголы готовятся напасть на Русь, тайной ни для кого не было, другое дело, что их не ждали именно в это время года. Весь многовековой опыт борьбы Руси против кочевников говорил об одном — зимой степняки не воюют! Это знали абсолютно все — и князья, и воеводы, и дружинники, и простые люди, а особенно хорошо об этом было известно в Рязанском княжестве, которое граничило со Степью. Откуда русским людям было знать, что для монголов боевые действия зимой не являются чем-то из ряда вон, что мороз в Монголии доходит до −30, и русская зима, пугало всех завоевателей, им нипочем! Но что самое главное, сосредоточение туменов для атаки на Северо-Восточную Русь происходило скрытно, и монгольские военачальники старались держать это в глубокой тайне — в летописях об этом написано четко и ясно. «Окаянные татары зимовали около Черного леса и отсюда пришли тайком лесами на Рязанскую землю во главе с царем их Батыем» (Тверская летопись), «пришли из восточных стран на Рязанскую землю лесом безбожные татары» (Лаврентьевская), «приидоша от восточныя страны на Резанскую землю лесом» (I Софийская летопись). Этот момент подчеркивал и Василий Татищев — «пришли с восточной стороны чрез леса на область Рязанскую» — перед нами классическое скрытное выдвижение и сосредоточение войск перед атакой на ничего не подозревающего противника. Монголы далеко не первые и не последние, кто перед вторжением старается скрыть свои истинные намерения, не только древняя история, но и новейшая знают тому массу примеров. И действительно, с чего бы им тайно тащиться всей ордой через леса, раз они идут с сугубо мирными намерениями? А когда тайное стало явным, то, желая еще выгадать время и подготовиться окончательно, а заодно и задурить головы противникам, к рязанским князьям было отправлено посольство — «послы безделны», как метко охарактеризовал их автор «Повести о разорении Рязани Батыем». Безымянный автор недаром подчеркнул особенность этих послов — «безделны», тем самым сразу указав на то, что толку от этого посольства не предвиделось изначально, поскольку нападение на Рязанскую землю было уже давно спланировано. А вот попытаться внести смуту и разлад в ряды русских князей, лишить их возможности выступить против орды единым фронтом — такая цель очень даже подходила данному посольству. И что бы потом ни утверждали поборники монгольских доблестей и евразийских ценностей, говоря о мирных намерениях добродушных пришельцев с Востока, все данные говорят о другом — вторжение было тщательно подготовлено и спланировано, и остановить его не могло ничто. Даже сам тот факт, что первоначальный удар планировался по Северо-Восточной Руси, а не по Руси Южной, куда, по логике вещей, и должны были бы двинуться тумены, говорит о многом. В отличие от Южных и Юго-Западных земель, которые раздирали княжеские междоусобицы, Северо-Восточная Русь выглядела довольно стабильным и мощным государственным организмом, обладавшим огромным военным и экономическим потенциалом. Именно страх заставил Батыя первый удар нанести на север — зная, что в Киеве сидит брат великого князя Ярослава, он не сомневался, что, как только его орда двинется на Южную Русь, Георгий Всеволодович придет на помощь родственнику. И потому было принято решение сначала атаковать Северо-Восточную Русь.

Требования, которыми монгольское посольство осчастливило рязанских князей, не иначе как наглыми не назовешь, это только «новооткрыватели» считают их мягкими и умеренными. Вот что сообщает о них Тверская летопись: «И оттуда (из Нузы) послали своих послов, женщину-чародейку и двух татар с ней, к князьям рязанским в Рязань, требуя у них десятой части: каждого десятого из князей, десятого из людей и из коней: десятого из белых коней, десятого из вороных, десятого из бурых, десятого из пегих, и десятой части от всего». Обращает на себя внимание и странный состав посольства — «женщина-чародейка», а с ней неизвестно кто, их даже знатными людьми не называют, а летописи такие факты всегда отмечали — воистину «бездетны» послы! Это просто лишний раз подчеркивает то, что всерьез никто с монгольской стороны мирные инициативы не рассматривал, а все было подчинено только одной цели — самим как следует подготовиться, а заодно попробовать внести разброд в ряды союзников. Князь Юрий «женщину-чародейку и двух татар с ней» принял и, сообщив им, что сам он не волен решить подобный вопрос, поскольку все в руках великого князя Георгия Всеволодовича, спровадил их с глаз долой во Владимир-Суздальский.

* * *

И опять-таки летописи дают четкую привязку к месту, где расположилась монгольская орда накануне вторжения: «пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской». Тверская летопись уточняет: «И сначала пришли и остановились у Нузы, и взяли ее, и стали здесь станом». Таким образом, мы видим три ориентира, которые могли бы определить точное расположение монгольских войск перед вторжением — но все не так просто. Известно, что река Воронеж — это приток Дона в южной, прилегающей к Половецкой степи окраине Рязанской земли, а в том, что касается Нузы или Нузлы, то это, скорее всего, был небольшой городок или замок. Вот что отметил по этому поводу А.Н. Насонов: «И действительно: два сохранившихся известия о «Воронеже» домонгольской эпохи говорят оба о том, что какие-то места по Воронежу входили в состав Рязанской земли. Из летописной повести о нашествии Батыя видно, что под «Воронежем» могли разуметься только места, лежавшие в верховьях Воронежа, так как татары пришли «лесом»... Татары перед нападением на Рязанскую землю могли пройти к западу от «Воронежа», в сторону р. Сосны, для того, чтобы отрезать путь «полем» из Рязанской «области» в киевское Поднепровье, согласно правилам своей стратегии. К сожалению, местоположение Нузлы неизвестно, и вопрос о том, где татары первоначально остановились, приходится оставить открытым». Другой вопрос — это о численности орды Батыя, и вот тут, мнения исследователей расходятся радикально — от 30 000 воинов до 500 000. Цифры приводятся либо легендарные, либо откровенно высосанные из пальца «новооткрывателями», которые в своих мудреных потугах переписывания истории городят откровенную чушь. То, что Аттила вел огромные орды на Запад ни у кого сомнений не вызывает, а вопрос, чем же он своих воинов и лошадок поил — кормил, тоже не будоражит общественное сознание. Однако, если дело касается Чингиса и его внука, то тут «исследователей старины глубокой» начинают терзать смутные сомнения, и они проводят кропотливые изыскания на тему сокращения численности монгольских туменов. Но вот тут и возникает вопрос — а если бы Аттила прошелся по Средней Русской полосе, где жили наши предки, и, не дай бог, подчинил их своей власти? Что, «новооткрыватели» тоже стали бы резко сокращать численность орды гуннов и всячески принижать ратное мастерство наших пращуров, убеждая всех, что они просто не поняли просветительской миссии грязного варвара? Последнее время в серьезной литературе, которая освещает вторжение Батыя на Северо-Восточную Русь, ведущей является цифра в 120 000 воинов (В. Каргалов, Р. Храпчевский, Д. Хрусталев, В. Филиппов), причем отмечается, что в самом набеге участвовало от 90 000 до 60 000 бойцов, остальные же располагались в степной зоне. На мой взгляд, оптимальная численность войска, которое вторглось в Рязанское княжество, насчитывало семь туменов — 70 000 человек. И судя по всему, Юрий Ингваревич понимал, что численно враг превосходит все силы его земли и в одиночку Рязани не выстоять, — этим и были продиктованы дальнейшие его действия.

* * *

Рязанский князь срочно собирает совет — скорее всего это произошло сразу, как только к нему явились «послы безделны» и предъявили свои наглые требования. «Повесть о разорении Рязани Батыем» приводит список присутствующих на этом совещании лиц, явно не соответствующий действительности: например, Давыд Ингваревич Муромский скончался в 1228 г., а существование Глеба Коломенского вообще больше не подтверждается никакими источниками. Но, с другой стороны, не упомянут человек, который в последующих событиях сыграл одну из ключевых ролей, — князь Роман Ингваревич Коломенский, которого называет Тверская летопись, а потому можно предположить, что автор «Повести» просто напутал и вместо князя Романа вписал Глеба. А в реальности состав участников этого судьбоносного совета выглядел так — Юрий Ингваревич Рязанский, Юрий Давыдович Муромский, Роман Ингваревич Коломенский, Олег Ингваревич Красный, Всеволод Михайлович Пронский, а также брат рязанского князя Ингварь Ингваревич и его наследник князь Федор Юрьевич. Вопрос на повестке дня был один — что делать? Как противостоять той угрозе, которая внезапно появилась на границе, и как предотвратить вторжение. И здесь мнения резко разделились, поскольку большинство князей выступило за вооруженную борьбу с монголами, а вот Юрий Муромский рассудил иначе: «И ныне не стыдно нам помириться и дань, сколько упросит, можем им дать, не отречемся, а потом, как они куда отойдут, узрим, что нам далее делать. И так не разоримся вконец, как болгары, обезы, Хвалисы, половцы и прочие, не рассудив о силе, воспротивились и погибли» (В. Татищев). Правда, Василий Никитич относит эти слова князя к тому моменту, когда рязанские полки приготовились атаковать монгольские тумены, но это явно не так. Потому что, во-первых говорить это надо было не на поле боя, а в княжеской думе, а во-вторых, отвечает князю Юрию Давыдовичу Ингварь Ингваревич, который явно на поле боя присутствовать не мог, поскольку в это время находился в Чернигове. Но для нас важнее другое — единой позиции по монголам не было.

И все же возобладало мнение большинства — было решено сражаться с Батыем, но, понимая все неравенство сил, послать за помощью в Чернигов и Владимир-Суздальский. В Чернигов должен был ехать Ингварь Ингваревич, а к князю Георгию — Роман Коломенский, поскольку именно он являлся его соседом. Одновременно, пока идут переговоры с Михаилом Черниговским и великим князем, собирать войска со всей Рязанской земли — и княжеские дружины, и ополчение. Рать стягивать к Рязани, а там дожидаться суздальских и черниговских полков, чтобы совместными усилиями остановить ворогов. Вариантов дальнейших действий рязанских князей было несколько — либо отправлять гражданское население на север княжества, Коломну и Ростиславль, либо оставлять в столице княжества мощный гарнизон, а самим отступить с остальными полками в ту же Коломну, где соединиться с дружиной князя Романа и суздальской ратью. Коломна — идеальное место для сбора объединенных войск Северо-Восточной Руси и черниговских дружин, поскольку она находится на стыке всех трех княжеств, но помимо этого она имела и важнейшее стратегическое значение, являясь ключом в земли Владимиро-Суздальского княжества. «Прямых путей от старой Рязани, от Оки к Клязьме, во Владимир-Залесский через леса Мещерской стороны не существовало. От старой Рязани попадали во Владимир или через Коломну, или через Муром» (А.Н. Насонов). Но на Муром во время нашествия 1237—1238 гг. монголы не пошли, все их усилия были сосредоточены на центральном направлении Рязань — Коломна, которой предстояло стать местом решающих столкновений. Объединенных сил князя Георгия и его родственников, а также рязанских и муромских князей вполне могло хватить для того, чтобы остановить нашествие, но для этого требовалось только одно — время. И чтобы его выиграть, было принято другое решение, которое имело далекоидущие и в целом роковые последствия.

* * *

Было решено, что в ставку Батыя поедет князь Федор Юрьевич, любимый сын и наследник Юрия Ингваревича, и постарается путем переговоров потянуть время, а заодно все подробно разузнать о неведомом противнике. Риск был страшный, но князь Юрий, очевидно, исходил из того, что, увидев столь представительный состав посольства, монгольский хан уверится в искреннем намерении рязанских властителей решить дело миром, вступит с переговорщиками в прения, и в итоге время удастся выиграть. Только вот не ведал рязанский князь, что Батый все давно уже решил и что, посылая своего сына на реку Воронеж, он совершает самую страшную ошибку в своей жизни.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница