Глава VI. Русь накануне нашествия

1

«О светло-светлая и прекрасно украшенная земля Русская и многими красотами преисполненная: озерами многими, реками и источниками, месточестными горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами обильными, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всем ты наполнена, земля Русская!.. Отсюда до венгров и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов и от ятвягов до литвы, от немцев до корел, от корел до Устюга, где были тоймичи язычники, и за дышущее море (Ледовитый океан), от моря до болгар (камских), от болгар до буртас, от буртас до черемис, от черемис до мордвы, — то все покорено было христианскому языку, великому князю Всеволоду, отцу его Юрью, князю Киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болот на свет не вылезала, и венгры укрепляли каменные города железными воротами, чтобы на них великий Владимир не наехал, а немцы радовались, будучи далече за синим морем...» — с гордостью писал неизвестный автор «Слова о погибели Русской земли» о Руси накануне монголо-татарского нашествия.

Но не все в порядке было на Руси. Приключилась «в эти дни болезнь христианам». Этой болезнью, беспокоившей автора «Слова о погибели Русской земли», была феодальная раздробленность.

Могучее древнерусское государство — Киевская Русь, в течение нескольких столетий отражавшее наступление кочевых орд, окончательно распалось в 30-х гг. XII столетия на отдельные феодальные княжества. По образным словам академика Б.А. Рыбакова, «для молодого русского феодализма IX—XI вв. единая Киевская Русь была как бы нянькой, воспитавшей и охранившей от всяких бед и напастей целую семью русских княжеств. Они пережили и двухвековой натиск печенегов, и вторжение варяжских отрядов, и неурядицу княжеских распрей, и несколько войн с половецкими ханами и к XII веку выросли настолько, что могли начать самостоятельную жизнь».

Феодальная раздробленность не была периодом упадка страны и каким-то шагом назад в историческом развитии Руси. Она обеспечила дальнейшее политическое, экономическое и культурное развитие русских земель.

Утверждение в местных феодальных центрах своих княжеских династий, которое прекратило бесконечные перемещения князей с их дружинами из города в город, из княжества в княжество, было положительным явлением. Ведь даже простые «отъезды» князей, не говоря уже о феодальных войнах, создавали в стране обстановку общей неустойчивости, нарушали нормальную жизнь, вызывали обострение классовых противоречий. В период же феодальной раздробленности князья, прочно осевшие в своих «отчинах», старались в какой-то мере регулировать приборы, чтобы оставить наследникам свои владения в приличном состоянии. Успешнее развивалось и боярское хозяйство, избавленное от разорительных наездов представителей великокняжеской администрации — данщиков и вирников.

Внутри больших земель-княжений во второй половине XII — начале XIII в. уже наблюдалась тенденция к усилению великокняжеской власти, подготавливавшая объединение страны на новой, более прочной основе. Эту тенденцию нелегко проследить в неразберихе княжеских междоусобных воин, боярских заговоров и кровавых столкновений князей с собственным боярством, периодических «отпочкований» мелких и мельчайших уделов, где сидела строптивая «меньшая братия» владимирских, черниговских, смоленских, полоцких, галицко-волынских князей, но условия, способствовавшие политическому объединению страны, уже складывались. Постепенно создавались крупные экономические районы (примерно соответствовавшие по своей территории отдельным землям-княжениям), нарушалась замкнутость натурального хозяйства и устанавливались экономические связи города с деревней, усиливались социальные элементы, поддерживавшие великокняжескую власть (служилые феодалы и торгово-ремесленная верхушка городов).

Успешно развивалось сельское хозяйство, составлявшее основу экономики феодальной Руси. Повсеместное распространение получило пашенное земледелие, вытеснявшее подсечное даже в отдаленных северо-восточных районах. Осваивались новые земли в Поволжье и на Русском Севере. С введением трехполья и удобрения почвы навозом повысилась урожайность. В сельском хозяйстве стало массовым применение железных орудий, которые в большом количестве изготавливали городские ремесленники. По археологическим данным, известно более 40 видов железного сельскохозяйственного инвентаря того времени. С применением более совершенных орудий росла производительность труда в земледелии. Этому способствовало и распространение натуральной ренты, которая давала крестьянскому хозяйству большую самостоятельность и повышала заинтересованность крестьян в результатах своего труда.

Период экономического подъема переживали и города. В XIII в. их насчитывалось около 300. Археологические раскопки древнерусских городов свидетельствуют о высоком искусстве русских ремесленников, о наличии многочисленных ремесленных специальностей (их было около 60), о значительных масштабах ремесленного производства. Изделия русских ремесленников — кузнецов, оружейников, ювелиров — славились далеко за пределами Руси и вывозились в страны Центральной и Западной Европы. В городах появлялись корпоративные организации купцов и ремесленников, характерные для средневековья. Они выступали за свои сословные права, отстаивали городские «вольности» от притязаний феодалов. Могучие в экономическом и политическом отношении города Древней Руси (Новгород, Полоцк, Смоленск и некоторые другие) уже стояли на пути превращения в свободные города-коммуны, сыгравшие такую большую роль в истории западноевропейского средневековья.

Развивалась и русская культура. Кроме Киева возникали новые культурные центры в различных областях страны. Во Владимире, Галиче, Чернигове, Новгороде и многих других городах Руси развивалась культура, отличавшаяся местными особенностями и своеобразием. В условиях феодальной раздробленности русская культура в своей основе оставалась единой: культуры различных княжеств выросли из богатейшего культурного наследия Киевской Руси, были объединены общностью исторических судеб и социально-экономической структуры русских княжеств, единством материальной основы феодального общества. Широко развернулось каменное строительство: местные князья, обособившись от Киева, старались украсить свои столицы роскошными постройками. Многие шедевры древнерусской архитектуры, до наших дней вызывающие восхищение, созданы в это время: строгие церкви Великого Новгорода, белокаменные соборы Владимиро-Суздальского княжества, украшенные искусной резьбой, роскошные дворцы Галицко-Волынской земли... Распространялась грамотность. Для городского населения Древней Руси грамотный человек не был редкостью. О том свидетельствуют найденные археологами многочисленные берестяные грамоты, а также надписи на ремесленных изделиях и граффити (резные надписи) на стенах храмов.

Автор «Слова о погибели Русской земли» имел все основания воскликнуть с гордостью: «Всем ты наполнена, земля Русская!»

Тем не менее феодальная раздробленность имела и отрицательные черты. Что касается ее связи с будущим поражением Руси от монголо-татарских завоевателей, то трагедия Руси заключалась в том, что прогрессивные процессы, проходившие во второй половине XII — первой половине XIII в., еще не завершились ко времени нашествия Батыя. Перед лицом внешнего врага решающую роль сыграла военная слабость страны, обусловленная феодальной раздробленностью: монголо-татарские полчища встретило не объединенное русское войско, а дружины и ополчения отдельных городов и княжеств. Монгольское же раннефеодальное государство еще не дошло до этапа феодальной раздробленности, сохраняло единую военную организацию, обеспечивавшую ему перевес над феодальными военными силами соседних стран.

Русские княжества имели первоклассное по тем временам войско. Городские ремесленники производили много разнообразного оружия. Как и в годы войны с половцами и печенегами, основным оружием русского дружинника XIII столетия оставался прямой обоюдоострый меч, однако форма его несколько изменилась: меч стал короче, легче, удобнее в бою, а заостренный конец давал возможность не только рубить, но и колоть врага. Известна была на Руси и изогнутая сабля, но широкого распространения в русском войске она не получила. Саблями были в основном вооружены отряды вспомогательной легкой конницы из «служебных» кочевников — торков, берендеев, печенегов. Как и в предыдущие столетия, основным оружием русского дружинника оставалось копье с железным наконечником на длинном прочном древке. Удар конницы, вооруженной такими копьями и на полном скаку врезавшейся во вражеский строй, был сокрушительным. Русские воины использовали в бою и метательные копья — короткие и легкие сулицы, которые бросали во врагов непосредственно перед рукопашной схваткой. У многих воинов были также луки: бой обычно начинался с перестрелки. По словам летописца, воины «пускали множество стрел, так что и неба не было видно», стрелы «шли, как дождь».

Защитное вооружение русского дружинника состояло из высокого, плавно вытянутого кверху шлема и кольчужных доспехов — брони. Применение тяжелых боевых доспехов — брони — было массовым. Защитное вооружение дополнялось овальными или миндалевидными щитами с металлическими бляхами. Щиты были обычно красного цвета, «червлеными».

Русские дружинники являлись профессиональными воинами, опытными и умелыми, привычными к нелегкой, полной опасностей военной жизни, всегда готовыми к походам и битвам, прекрасно вооруженными. Однако княжеские дружины были немногочисленными. Они состояли из нескольких сот или, в редких случаях, тысяч воинов. Уже прошло то время, когда великие киевские князья могли выводить в походы на Византию или собирать для обороны степной границы войско в десятки тысяч воинов. Для периода феодальной раздробленности было характерно уменьшение численности войска. Походы, для участия в которых удавалось собрать объединенные рати многих княжеств численностью 40—50 тысяч воинов, были редкостью, происходили при особо благоприятных условиях. Собрать такое объединенное войско накануне нашествия Батыя князья не сумели.

При оценке военных сил Руси следует помнить, что даже княжеские дружины, отличавшиеся превосходными боевыми качествами, в силу феодального характера войска были мало пригодны к действию большими массами, под единым командованием и по единому плану. Князь считался главой войска своего княжества, но отдельные полки, состоявшие обычно из дружин подручных князей и бояр, знали в первую очередь своего предводителя и не всегда считались с распоряжениями князя. Действовал обычный для средневековья принцип: «Вассал моего вассала — не мой вассал!» Еще большие трудности встречало руководство объединенными силами нескольких княжеств, не говоря уже о том, что такое войско было чрезвычайно трудно собрать из-за междоусобных распрей. Даже во время совместных походов между князьями нередко возникали разногласия, полная несогласованность действий, нежелание прийти на помощь соседу, попавшему в трудное положение, и все это несмотря на обычные перед походами клятвы быть «сердцем единым»! В результате феодальный характер войска даже в случае концентрации значительных по численности военных сил мешал одержать возможную победу. Так было, например, в битве на реке Калке, когда русские дружины не могли добиться успеха, хотя и не уступали в численности противнику.

При недостаточной численности княжеских и боярских дружин только привлечение еще и народного ополчения могло остановить продвижение крупных сил внешнего врага. Но если княжеские дружины по боевой выучке и вооружению превосходили монгольскую конницу, то об основной, наиболее многочисленной части русского войска — городских и сельских ополчениях — этого сказать нельзя. Прежде всего ополченцы уступали кочевникам в качестве вооружения. Самым распространенным оружием смердов-ополченцев были простые хозяйственные топоры, охотничьи рогатины, реже копья. Случалось, смерды выходили на битву с кольями и палками — «киями». Мечи и доспехи у ополченцев встречались чрезвычайно редко. Спешно набранное из крестьян и горожан ополчение, безусловно, уступало воинам-кочевникам, для которых война была привычным бытом, и в уменье владеть оружием, особенно луками.

Феодальная раздробленность наложила определенный отпечаток и на характер оборонительных мероприятий Руси. В условиях единого Древнерусского государства основные усилия были направлены на организацию обороны степной границы в масштабах всей страны. По единому плану тогда строились вдоль пограничных рек укрепленные линии, возводились цепи пограничных крепостей с сильными гарнизонами. В случае опасности к степной границе в стратегически выгодном пункте собирались рати многих городов, чтобы нанести удар кочевникам. Вся эта веками складывавшаяся система обороны страны ко времени нашествия монголо-татар оказалась нарушенной: общегосударственные мероприятия по обороне южной границы были уже не под силу отдельным князьям.

В условиях «войны всех против всех», свойственной феодальной раздробленности, на смену единой системе обороны страны пришла оборона каждого княжества в отдельности, причем задачи отпора внешнему врагу были далеко не главными. Соответственно строились и укрепления в княжествах. Так, со стороны степей Рязанское княжество прикрывали только укрепления Пронска и выдвинутого далеко на юг Воронежа. А вот с севера, со стороны Владимиро-Суздальского княжества, рязанские земли имели целую цепь сильных крепостей. Выход из Москвы-реки в Оку прикрывала Коломна, несколько выше по Оке стояла рязанская крепость Ростиславль, ниже по течению Оки — Борисов-Глебов, Переяславль-Рязанский, Ожск. Западнее, на реке Осетре, был воздвигнут Зарайск, восточное и северо-восточнее Рязани — Ижеславец и Исады.

Укрепления русских городов были в основном предназначены для противодействия соседу во время феодальных войн, которые обычно велись небольшими княжескими дружинами. Городские укрепления состояли из небольшого по площади детинца — места жительства князя, его бояр и дружинников, и обширного посада, опоясанного линией земляных валов с деревянными стенами и башнями. При сооружении крепостей широко использовались высокие обрывистые берега рек, склоны холмов, овраги, болота.

Феодальному характеру войн соответствовала тактика осады и обороны городов. Если неожиданным налетом город взять не удавалось и внутри него не оказывалось сторонников, которые могли бы открыть городские ворота, то начиналась осада, рассчитанная чаще всего на измор осажденных. Нападавшие старались отрезать город от внешнего мира, отнять воду, предупредить возможность вылазок защитников города. Для этого город иногда окружался забором (тыном, острогом), за которым прятались осаждающие. В княжеских войсках обычно не было осадных машин, с помощью которых можно было бы разрушить валы и стены, преодолеть укрепления. Поэтому, если в городе было достаточно воды и продовольствия, осада часто оказывалась безуспешной. Иногда удавалось поджечь деревянные стены или вызвать пожар внутри города. Это делалось руками лазутчиков или тайных сторонников среди осажденных.

Ко времени монголо-татарского нашествия русские города не имели опыта борьбы с активной осадой. Использование большого количества осадных машин — пороков, неизвестных русским воинам, дало еще одно преимущество монголо-татарским завоевателям. К тому же большинство древнерусских городов имело немногочисленное население. Если вспомнить, как монголы ранее успешно штурмовали крупные азиатские города, обнесенные каменными стенами, имевшие множество метательных машин и гарнизоны, состоявшие из десятков тысяч воинов, то можно представить, насколько тяжелой оказалась героическая борьба русских городов против полчищ Батыя.

Опасность была грозной. Монголо-татарские полчища неотвратимо приближались к русским рубежам. Но на Руси даже накануне нашествия не делалось каких-либо попыток объединить военные силы для отпора врагу. Русских феодалов Калка мало чему научила, они мало сделали для организации обороны, хотя знали о готовящемся вторжении.

В результате каждое русское княжество встретилось с полчищами хана Батыя один на один.

2

Вопрос о численности монгольского войска во время похода на Восточную Европу является одним из наименее ясных вопросов истории нашествия. Отсутствие прямых указаний источников, заслуживающих доверия, приводило к произвольному определению численности армии Батыя различными историками. Единственно, в чем сходились исследователи, — в признании огромной численности полчищ Батыя.

Большинством русских дореволюционных историков численность орды, которую вел Батый для завоевания Руси, определялась в 300 тысяч человек, а вместе с отрядами народов, покоренных при движении монголов к Волге, — даже в полмиллиона¹. Советские историки специально не занимались вопросом о численности армии Батыя. Они или ориентировались на традиционную в русской историографии цифру в 300 тысяч человек, или ограничивались простой констатацией факта, что монгольское войско было весьма многочисленным².

Источники скупо и неопределенно говорят о численности войска монголо-татар. Русские летописцы ограничиваются указанием, что монголы наступали «в силе тяжце», «бесчислена множество, яко прузи траву поедающе». Примерно так же говорят о войске Батыя и армянские источники. Записки европейцев — современников нашествия дают совершенно фантастические цифры. Плано Карпини, например, определяет численность войска Батыя, осаждавшего Киев, в 600 тысяч человек; венгерский летописец Симон утверждает, что в Венгрию с Батыем вторглось «500 тысяч вооруженных»³.

Сильно преувеличивают численность армии монголов и восточные авторы. Однако примерно установить численность армии Батыя перед вторжением в Восточную Европу все-таки можно, привлекая свидетельства персидского историка Рашид-ад-Дина, близкого к монгольской ставке и имевшего, видимо, доступ к документам монгольской императорской канцелярии, а также различные косвенные данные.

В первом томе «Сборника летописей» Рашид-ад-Дина приводится подробный перечень собственно монгольских войск, оставшихся после смерти Чингисхана и разделенных им между его наследниками. Всего Чингисханом было распределено между «сыновьями, братьями и племянниками» монгольское войско в «сто двадцать девять тысяч человек»⁴. Подробный перечень монгольских войск, разделение их по тысячам и даже сотням, с указанием имен и родословных военачальников, список наследников и степень их родства с великим ханом, — все это свидетельствует о документальном характере сведений Рашид-ад-Дина. Свидетельство Рашид-ад-Дина в известной степени подтверждается и другим заслуживающим доверия источником — монгольской феодальной хроникой XIII в. Таким образом, при определении численности армии Батыя следует исходить из этих данных.

походе Батыя на Русь, по свидетельствам Рашид-ад-Дина и Джувейни, участвовали следующие царевичи-чингисиды: Вату, Бури, Орда, Шибан, Тангут, Кадан, Кулькан, Монкэ, Бюджик, Байдар, Менгу, Бучек и Гуюк.

По завещанию Чингисхана «царевичам», участвовавшим в походе, было выделено примерно 40—45 тысяч собственно монгольского войска. Но численность армии Батыя не ограничивалась, конечно, этой цифрой. Во время походов монголы постоянно включали в свое войско отряды покоренных народов, пополняя ими монгольские «сотни» и даже создавая из них особые корпуса^*. Удельный вес собственно монгольских отрядов в этой разноплеменной орде определить трудно. Плано Карпини писал, что в 40-х гг. XIII в. в армии Батыя монголов насчитывалось примерно ¼ (160 тысяч монголов и до 450 тысяч воинов из покоренных народов). Можно предположить, что накануне нашествия на Восточную Европу монголов было несколько больше, до ⅓, так как впоследствии в состав полчищ Батыя влилось большое количество аланов, кыпчаков и булгар. Исходя из этого соотношения общую численность войска Батыя накануне нашествия можно весьма приблизительно определить в 120—140 тысяч воинов.

Эти цифры подтверждаются рядом косвенных данных. Обычно ханы-«чингисиды» командовали в походе «туменом», т.е. отрядом из 10 тысяч всадников. Так было, например, во время похода монгольского хана Хулагу на Багдад: армянский источник перечисляет «7 ханских сыновей, каждый с туменом войска»⁵. В походе Батыя на Восточную Европу участвовали 12—14 ханов-«чингисидов», которые могли вести за собой 12—14 туменов войска, т.е. опять же 120—140 тысяч воинов. Наконец, силы улуса Джучи, даже с приданными для похода центральномонгольскими войсками, вряд ли могли превышать объединенное войско Чингисхана перед вторжением в Среднюю Азию, численность которого различные историки определяют в пределах от 120 до 200 тысяч человек.

Итак, считать, что в монгольской армии перед вторжением ее в Восточную Европу было 300 тысяч человек (не говоря уже о полумиллионе), как нам представляется, нельзя. 120—140 тысяч человек, о которых говорят источники, — это огромная по тому времени армия. В условиях XIII в., когда войско в несколько тысяч человек представляло значительную силу, больше которой не могли выставить отдельные феодальные княжества и города^**, более чем стотысячная армия монголов, объединенная единым командованием, обладавшая хорошими боевыми качествами и опытом военных действий большими конными массами, обеспечивала Батыю подавляющее превосходство над феодальными ополчениями и немногочисленными дружинами русских князей.

3

О тактике и вооружении монголов говорится в ряде специальных работ военных историков и соответствующих разделах общих исторических трудов. Не повторяя их, ограничимся только основными моментами, необходимыми для объяснения военных действий монголов во время нашествия Батыя на Русь.

Ф. Энгельс относит монгольские войска к «подвижной, легкой коннице Востока» и пишет о ее превосходстве над тяжелой рыцарской конницей⁶. Из сущности армии монголов как «легкой, подвижной конницы» вытекали особенности ее тактики и приемов ведения боя.

Тактика монголов носила ярко выраженный наступательный характер. Монголы стремились наносить внезапные удары по захваченному врасплох противнику, дезорганизовать и внести разобщенность в его ряды, прибегая для этого как к чисто военным, так и к дипломатическим средствам. Монголы по возможности избегали больших фронтальных сражений, разбивая противника по частям, изматывая его непрерывными стычками и внезапными нападениями.

Вторжению обычно предшествовала тщательная разведка и дипломатическая подготовка, направленная к изоляции противника и раздуванию внутренних усобиц. Затем происходило скрытое сосредоточение монгольских войск у границы. Вторжение в неприятельскую страну начиналось обычно с разных сторон, отдельными отрядами, направлявшимися, как правило, к одному заранее замеченному пункту. Стремясь прежде всего уничтожить живую силу противника и лишить его возможности пополнять войско, монголы проникали в глубь страны, опустошая все на своем пути, истребляли жителей и утоняли стада. Против крепостей и укрепленных городов выставлялись наблюдательные отряды, опустошавшие окрестности и занимавшиеся подготовкой к осаде.

Монголы. С китайской картины IX—X вв.

С приближением неприятельской армии отдельные отряды монголов быстро собирались и старались нанести удар всеми силами, неожиданно и по возможности до полного сосредоточения сил противника. Для боя монголы строились в несколько линий, имея в резерве тяжелую монгольскую конницу, а в передних рядах — формирования из покоренных народов и легкие войска. Бой начинался метанием стрел, которыми монголы стремились внести замешательство в ряды противника. В рукопашном бою легкая конница оказывалась в невыгодном положении, и к нему монголы прибегали в редких случаях. Они прежде всего стремились внезапными ударами прорвать фронт противника, разделить его на части, широко применяя охваты флангов, фланговые и тыловые удары.

Сильной стороной монгольской армии было непрерывное руководство боем. Ханы, темники и тысячники не бились вместе с рядовыми воинами, а находились позади строя, на возвышенных местах, направляя движение войск флагами, световыми и дымовыми сигналами, соответствующими сигналами труб и барабанов.

Тактике монголов соответствовало их вооружение. Монгольский воин — это всадник, подвижный и быстрый, способный к большим переходам и внезапным нападениям. По свидетельствам современников, даже масса монгольских войск в случае необходимости могла совершить суточные переходы до 80 верст⁷. Основным оружием монголов были лук и стрелы, которые имел каждый воин. Кроме того, в состав вооружения воина входили топор и веревка для перетаскивания осадных машин. Весьма распространенным оружием были копье, часто с крючком для стаскивания противника с коня, и щиты. Сабли и тяжелое защитное вооружение имела только часть войска, прежде всего начальствующий состав и тяжелая конница, состоявшая из собственно монголов. Удар тяжелой монгольской конницы обычно решал исход боя.

Монголы могли совершать длительные переходы, не пополняя запасов воды и пищи. Сушеное мясо, «крут» (высушенный на солнце сыр), которые имели в определенном количестве все воины, а также стада, постепенно перегонявшиеся вслед за войском, обеспечивали монголов продовольствием даже при продолжительном движении по пустынной или разоренной войной местности.

В исторической литературе тактику монголов иногда определяли как «тактику кочевников» и противопоставляли ей более передовое военное искусство «оседлых народов» (М. Иванин, Н. Голицин). Это не совсем правильно, если говорить о тактике монголо-татар последних лет жизни Чингисхана или времени нашествия Батыя на Восточную Европу. Конечно, тактические приемы монгольской конницы носили черты, типичные для кочевых народов, но этим не ограничивалось военное искусство монголо-татар. Монголы переняли от китайцев многие приемы ведения войны, в первую очередь приемы осады городов, что выходило за пределы «тактики кочевников». Для монголов было характерно использование всех современных им средств осадной техники (тараны, метательные машины, «греческий огонь» и т.д.), причем в самых широких масштабах. Многочисленные китайские и персидские инженеры, постоянно находившиеся в монгольской армии, обеспечивали завоевателей достаточным количеством осадных машин⁸. О массовом применении монголами осадных машин неоднократно сообщают китайские (Юань-ши), персидские (Рашид-ад-Дин, Джувейни) и армянские («История Киракоса») источники, а также свидетельства современников-европейцев (Плано Карпини, Марко Поло).

Необходимо отметить еще одну сторону военного искусства монголов — тщательную разведку будущего театра военных действий. Прежде чем начинать войну, монголы проводили глубокую стратегическую разведку, выясняли внутреннее положение и военные силы страны, устанавливали тайные связи, старались привлечь на свою сторону недовольных и разъединить силы противника. В составе монгольского войска имелись специальные должностные лица, «юртджи», которые занимались военной разведкой и изучением театра военных действий. В их обязанности входило: располагать зимние и летние кочевья, в походах назначать места стоянок, знать пути движения войска, состояние дорог, запасы продовольствия и воды.

Разведка будущего театра военных действий велась самыми различными методами и часто задолго до начала войны. Очень действенным методом разведки были рекогносцировочные походы. За 14 лет до нашествия Батыя далеко на запад проникло войско Субедея и Джебэ, которое, по существу, прошло будущей дорогой завоевания и собрало сведения о странах Восточной Европы. Весьма важным источником информации о соседних странах были посольства. Нам известно о татарском посольстве, проходившем через Русь как раз накануне нашествия: венгерский миссионер XIII в. Юлиан сообщает, что татарские послы пытались пройти через Русь к венгерскому королю Беле IV, но были задержаны великим князем Юрием Всеволодовичем в Суздале. Из послания, отобранного у татарских послов и переведенного Юлианом, известно, что это было далеко не первое посольство татар на запад: «В тридцатый раз отправляю к тебе послов»⁹, — писал Батый королю Беле.

Еще одним источником военной информации были купцы, посещавшие интересующие монголов страны с торговыми караванами. Известно, что в Средней Азии и странах Закавказья монголы стремились привлечь на свою сторону купечество, связанное с транзитной торговлей. Караваны из Средней Азии постоянно ходили в Волжскую Булгарию и далее, в русские княжества, доставляя монголам ценные сведения. Среди монголов были люди, отлично знавшие языки, неоднократно ездившие с поручениями в соседние страны. Юлиан сообщает, например, что во время поездки по Восточной Европе он лично встретил «посла татарского вождя, который знал венгерский, русский, тевтонский, куманский, сарацинский и татарский языки»¹⁰.

После многолетней разведки монголо-татары хорошо знали положение в русских княжествах и особенности театра военных действий в Северо-Восточной Руси. Именно этим можно объяснить выбор зимы как наиболее подходящего времени для нападения на Северо-Восточную Русь. Венгерский монах Юлиан, проходивший поблизости от южных рубежей русских княжеств осенью 1237 г., специально отмечал, что татары «ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разгромить всю Русь, страну русских»¹¹.

Хорошо знал Батый и о государствах Центральной Европы, например о Венгрии. Угрожая венгерскому королю Беле IV, он писал: «Ты же, живя в домах, имеешь замки и города, как тебе избежать руки моей?»

Направление походов монголо-татар при нашествии на Русь по удобным путям сообщения, хорошо спланированные обходы и фланговые удары, грандиозные «облавы», захватывающие тысячекилометровые пространства и сходящиеся в одной точке, — все это можно объяснить только хорошим знакомством завоевателей с театром военных действий.

Какие силы могла противопоставить феодальная Русь полуторастотысячной монгольской армии?

Русские летописи не содержат цифр общей численности русских войск накануне нашествия Батыя. С.М. Соловьев считает, что Северная Русь с областями Новгородской, Ростовской с Белоозером, Муромской и Рязанской могла выставить в случае военной опасности 50 тысяч воинов; «примерно столько же могла выставить и Южная Русь»¹², т.е. всего примерно 100 тысяч воинов. Советский военный историк А.А. Строков отмечает, что «при исключительной опасности Русь могла выставить и более 100 тыс. человек»¹³.

Но не только недостаточная численность русских войск предопределила поражение в войне с монголо-татарскими завоевателями. Основным фактором, обусловившим военную слабость Руси, была феодальная раздробленность и связанный с ней феодальный характер русских вооруженных сил. Дружины князей и городов были разбросаны по огромной территории, фактически не связаны друг с другом, и концентрация сколько-нибудь значительных сил встречала большие трудности. Феодальная раздробленность Руси позволила многочисленной и объединенной единым командованием монгольской армии по частям разбивать разрозненные русские рати.

В исторической литературе сложилось представление о вооруженных силах русских княжеств как о войске, превосходящем монгольскую конницу по вооружению, тактическим приемам и боевому строю. С этим нельзя не согласиться, если речь идет о княжеских дружинах. Действительно, русские княжеские дружины были по тому времени превосходным войском. Вооружение русских дружинников, как наступательное, так и оборонительное, славилось далеко за пределами Руси. Массовым было применение тяжелых доспехов — кольчуг и «броней». Даже такой далеко не перворазрядный князь, как Юрий Владимирович Белозерский, мог выставить, по свидетельству летописца, «тысящу бронникъ дружины Белозерьские»¹⁴. Летописи полны рассказами о сложных тактических планах, искусных походах и засадах русских княжеских дружин.

Но ограничиться при оценке вооруженных сил Руси в середине XIII в. только констатацией факта высокого военного искусства и вооружения русских княжеских дружин — значит рассматривать явление односторонне. При всех своих превосходных боевых качествах княжеские дружины обычно не превышали несколько сот человек. Если такой численности и было достаточно для междоусобных войн, то для организованной обороны всей страны от сильного врага этого было мало. Кроме того, даже такой превосходный боевой материал, как княжеские дружины, в силу феодального характера русских войск, был мало пригоден к действиям большими массами, под единым командованием, по единому плану. Феодальный характер княжеских дружин даже в случае концентрации значительных сил снижал боевую ценность армии. Так было, например, в сражении при реке Калке, когда русские княжеские дружины не смогли добиться успеха, несмотря на численное превосходство.

Если княжеские дружины можно считать войском, превосходящим по вооружению монгольскую конницу, то об основной, наиболее многочисленной части русских вооруженных сил — городских и сельских ополчениях, которые набирались в момент наибольшей опасности, — этого сказать нельзя. Прежде всего, ополчение уступало кочевникам в вооружении. А.В. Арциховский показал на материалах раскопок курганов в Ленинградской области, что в погребениях сельского населения — основного контингента, из которого набиралось ополчение, — «меч, оружие профессионального воина, встречается очень редко»; то же самое касалось тяжелого защитного вооружения. Обычным оружием смердов и горожан были топоры («плебейское оружие»), рогатины, реже — копья¹⁵. Уступая татарам в качестве вооружения, спешно набранное из крестьян и горожан феодальное ополчение, безусловно, уступало монгольской коннице и в умении владеть оружием.

Не могли быть непреодолимым препятствием для монголо-татарских завоевателей и укрепления русских городов. Прежде всего, русские города XIII в. имели сравнительно немногочисленное население. По подсчетам М.Н. Тихомирова, наиболее крупные из них (Новгород, Чернигов, оба Владимира, Галич, Киев) насчитывали по 20—30 тысяч жителей и могли выставить в случае большой опасности 3—5 тысяч воинов; Ростов, Суздаль, Рязань, Переяславль-Русский были еще меньше, а «численность населения других городов редко превышала 1000 человек»¹⁶. Если вспомнить, что монголы успешно штурмовали крупные города Средней Азии и Китая, насчитывавшие десятки и сотни тысяч жителей, приходится признать, что исход борьбы даже для больших русских городов был в значительной степени предрешен. Укрепления русских городов, в основном деревянные, усиленные валами, рвами и естественными препятствиями (крутые берега рек, болота и т.д.), неплохо служили для обороны во время феодальных усобиц. По мнению П.А. Раппопорта и В.В. Косточкина, до середины XIII в. они были в основном приспособлены к осаде, носившей пассивный характер «облежания», и только накануне нашествия Батыя стали переходить к противодействию активной осаде с применением осадных машин. К моменту монгольского нашествия русские города еще не накопили опыта борьбы с активной осадой, не были созданы специальные системы укреплений, способные противостоять штурму с массовым применением осадной техники¹⁷. На это же обращает внимание и М.Р. Рабинович, который пишет, что до нашествия Батыя на Руси почти не применялись осадные машины и массовое применение осадной техники против не приспособленных к этому русских городов дало решающее преимущество завоевателям¹⁸.

При большом численном превосходстве полчищ монголо-татар и феодальном характере русских вооруженных сил длительное и упорной сопротивление русских княжеств нашествию Батыя можно объяснить только огромным героизмом русского народа, любовью к Родине горожан и крестьян русской земли.

Примечания

*. Китайская история Юань-ши сообщает, например, что Субедей после похода в Дешт-и-Кыпчак предложил «образовать особый корпус из тысячников из маркитов, наименей, хангинцев и кыпчаков», на что было получено согласие Чингисхана.

**. Вспомним, что войска крестоносцев, объединявшие, по существу, значительную часть военных сил Европы, не превышали 100 тысяч человек.

1. Карамзин Н.М., Оленин А.Н., Березин И., Соловьев С.М., Иванин М., Голицин Н., Устрялов Н.Г., Иловайский Д.И., Троицкий Д.И. и др.

2. Базилевич К.В., Пашуто В.Т., Разин Е.А., Строков А.А. и др.

3. «История Татарии в документах и материалах». М., 1937, с. 47.

4. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей, т. 1, ч. 2, с. 266.

5. Патканов К.П. История инока Магакия. XIII век. СПб., 1871, с. 24.

6. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 27.

7. См.: «История Татарии в документах и материалах». М., 1937, с. 48 (из франц. источников).

8. См.: Д’Оссон. История монголов, 1937, с. 169.

9. См.: Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII века о татарах и Восточной Европе. «Исторический архив», т. 3, 1940, с. 89. (В дальнейшем — Юлиан.)

10. Юлиан, с. 81.

11. Там же, с. 86.

12. Соловьев С.М.. История России, т. I—V, с. 689—690.

13. Строков А.А.. Военное искусство Руси периода феодальной раздробленности. М., 1949, с. 75.

14. ПСРЛ, т. 7, с. 38.

15. См.: Арциховский А.В. Русское оружие X—XII вв. ДСИФ МГУ, № 4, 1946, с. 3, 4, 14.

16. Тихомиров Н.М. Древнерусские города. М., 1956, с. 139—140.

17. См.: Раппопорт П.А., Косточкин В.В. К вопросу о периодизации древнерусского военного зодчества. КСИИМК, № 59, 1955, с. 25.

18. «Известия АН СССР», Серия историческая, № 1, 1951, с. 65, 67.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница