«Свои поганые». Литва под властью Полоцкого княжества в XI—XII вв.
Литва въ ту пору дань даяше княземъ Полотцкымъ, а владома своими гетманы.
1069 год. Уже четвертый год пылал пожар феодальной войны между Киевской Русью и Полоцком. Неугомонный Всеслав-Чародей, коснувшийся «стружием златого престола киевского», а затем изгнанный не только из Киева, но и из самого Полоцка, не хотел уступать. В глухих окраинах своей земли, куда не дошли войска южнорусских князей, скопил он новую рать и неожиданно появился в новгородских владениях. В помощь пришедшей с ним дружине он навербовал противников Новгорода вожан, и с жаждой отомстить свои обиды устремился на Новгород. Но вновь удача обошла стороной полоцкого князя: Глеб Святославич с новгородцами наголову разбил его рать в битве на р. Гзени, близ Новгорода, а самого князя едва не взял в плен, но отпустил, по словам летописца, «мира деля». Это — летописный рассказ. Но есть еще один интересный документ — донесение лазутчика, найденное на одной из боярских усадеб древнего Новгорода — берестяная грамота № 590. Как положено в разведке, ни имени отправителя, ни адресата, лишь короткий текст: «литва въстала на корелоу». Историков сначала он поставил в недоумение: где и как столь далеко живущие друг от друга народы могли встретиться? Но после уточнения датировки по стратиграфии культурного слоя (60—70 годы XI в.) академик В.Л. Янин справедливо отнес грамоту к событиям похода Всеслава на Новгород 1069 года1. Финно-угорский народ водь жил на Ижорском плато. Там же проживала и южная часть карел, отселившаяся сюда в X веке, а в XIV получившая имя ижоры. Вероятно, карелы выступили на стороне Новгорода, что и вызвало интересующий нас конфликт.
Но откуда взялись литовцы? Они могли прийти только в составе дружины Всеслава. Краткое донесение новгородского лазутчика помогает выяснить, куда бежал Всеслав после изгнания из Полоцка. Если он собрал дружину из литовских воинов, то логично предполагать, что и скрывался он в Литве. Но вряд ли полоцкий князь стал бы искать поддержки в совершенно чужой ему, или даже враждебной земле, какой обычно представляется Литва. А вот если изгнанный из столицы князь был принят своими верными вассалами, оказавшими ему военную помощь и согласившиеся идти за ним в неведомые края, то все становится на свои места. И наше коротенькое донесение — свидетельство того, что Литва уже в 60-х годах XI века была под рукой Полоцка. Куда бежит Всеслав, потерявший дружину на Гзени и едва избежавший плена? Очевидно, что назад в Литву. И, очевидно, что литовцы вновь не оставляют его своей поддержкой: через два года после казалось бы окончательного поражения он возвращает себе полоцкий стол. У нас слишком мало источников, чтобы однозначно утверждать, что все действительно было так. Но и позже мы видим литовские отряды в составе дружин полоцких князей, защищающих их интересы, участвовавших в усобных войнах и международных конфликтах на их стороне.
Любопытен и другой момент. Легендарная история первых князей Литвы и происхождения литовской государственности, записанная в поздних московских сводах, донесла до нас историческую память об этом времени. Она сообщает, что «Литва въ ту пору дань даяше княземъ Полотцкымъ, а владома своими гетманы», то есть при наличии вассальной зависимости от метрополии, литовцы управлялись собственными князьями, имели особый статус в составе Полоцкого княжества. Все другие территории, включая латгальские Ерсику и Кокнесе, управлялись полоцкими наместниками, а впоследствии удельными князьями из династии Рогволожичей. Вполне возможно, что этот особый статус Литва получила за заслуги в годы той феодальной войны 1066—1071 годов, когда изгнанный Всеслав нашел здесь пристанище и военную помощь для возвращения себе «отнего стола».
Земгалы — один из балтских народов, живших на юге Латвии в Земгалии. Были известны своим продолжительным сопротивлением немецким крестоносцам. До XVI века — балтская народность. Позже земгалы вместе с соседними латгалами, куршами, селамы и ливами образовали народ латышей, часть вошла в состав литовского народа
То же легендарное «Сказание о первых князьях литовских» связывает появление самостоятельного Литовского княжества со временем войны Полоцка с Мстиславом Владимировичем и последовавшей за ней византийской ссылки полоцких князей. При этом оно даже пытается вывести литовских князей из династии Рогволожичей, вернувшихся из этой ссылки. Это, конечно же, не соответствует действительности. Литовская династия была местной, о чем говорят имена князей, много раз упоминаемые в источниках XIII века. К тому же литовские князья вплоть до 1387 года официально были язычниками, а сложно себе представить православных уже два века Рогволожичей, вдруг вернувшихся к язычеству, причем даже не к вере своих славянских предков, а к язычеству литовскому. Но примечательно сама связь происхождения первых литовских государей с этой войной, едва не сокрушившей полоцкое государство. Описывая победоносное шествие русских дружин по Полоцкой земле, захват и сожжение ее крепостей, киевские летописи ничего не говорят о литовцах, хотя их военные отряды вполне могли быть в составе защищавшихся в неравной борьбе полочан. О них вспоминают только после поражения полочан, и захвата Полоцка киевским князем. Под 1131 годом, ровно через два года после ссылки Рогволожичей, летопись сообщает: «Ходи Мьстиславъ на Литву с сынъми своими и съ Лговичи и съ Всеволодомъ Городненьскимъ и пожгоша я, а сами ся расхорониша, а Кианъ тогда много побиша Литва, не втягли бо бяху с княземъ, но последи идяху по немъ особе»2. Упомянутый здесь поход на первый взгляд был обычным грабительским набегом. Но наличие в коалиции князей не только сыновей Мстислава, но и принадлежавших к другому княжескому роду черниговских Ольговичей, приоткрывает истинные цели киевского князя. Приведя на Литву огромную рать, огнем и мечом разорив дотла литовские земли, Мстислав явно добивался покорности от бывших вассалов Полоцка. Но как видно из сообщения, могущественный киевский князь не смог распространить свою власть на вассальные Полоцку прибалтийские земли, которые немедленно «отложились» от новых правителей метрополии. Его военное предприятие фактически потерпело крах. Литовцы не просто не были сломлены морально, а даже осмелились напасть на «королевскую рать» киевского князя и разбить отставшее от нее боярское ополчение. После возвращения Рогволожичей литовцы начинают играть все большую роль во внутренней политике полоцкого государства. Первое свидетельство этому — их участие в усобной войне Рогволода Борисовича с Ростиславом Глебовичем, где они, можно сказать, сыграли решающую роль в судьбе полоцкого стола. Из летописного рассказа мы видим, что литовцы заняли в конфликте сторону Ростислава, а точнее его брата Володаря, имевшего стол в Гродно. Говоря о перемирии после первой осады Минска Рогволодом, летописец отметил, что князь Володарь Глебович «не целова креста там, оже ходя под литвой в лесехъ»3. О значении этой странной фразы летописца можно догадаться из следующего сообщения на ту же тему. В 1162 году, после окончательного замирения с Ростиславом, Рогволод с полочанами двинулся к Городцу (Гродно) на Володаря, но тот «не да ему полку в ден, но в ночи выступи на нь из города с литвою и много зла створиша в ту ночь, одних убиша, а другие руками изымаша, множество паче избиенных»4. Именно с этого поля битвы Рогволод так и не вернулся в Полоцк. Что означала загадочная фраза летописца «ходя под литвой в лесехъ»? Что за особые отношения были между гродненским князем и литовцами? Почему они служат именно в его дружине? Ответ прост. Граница расселения литовцев в середине XII века проходила гораздо юго-восточнее современной литовско-белорусской границы. И археологические, и лингвистические данные свидетельствуют о том, что земли Гродненского княжества в указанное время были населены литовцами и родственными им ятвягами, подвергшимися славянской ассимиляции уже в позднесредневековое время. То есть Гродно XII века было опорным пунктом полоцкой власти в Литве, аналогично Ерсике в Латгалии. Княжеский стол в Гродно возник, вероятно, после возвращения Рогволожичей из византийской ссылки и как раз Володарь был первым гродненским князем. Минский стол он получил лишь временно от старшего брата, когда тот закрепился в Полоцке. После возвращения в Полоцк Рогволода, Володарь вновь уступил Минск Ростиславу, а сам вернулся в Гродно. И вполне понятной становится и литовская дружина гродненского князя, и странная фраза летописца о причине его неучастия в переговорах.
Из летописного сообщения о взаимоотношениях Володаря с литовцами видно, что именно литовцы были против перемирия своего князя с Рогволодом, которое означало признание его лествичного старшинства. А Володарь был вынужден подчиниться решению своей дружины. Такие случаи, когда дружина фактически заставляет князя, готового пойти на уступки, дать противнику сражение, в истории русских усобных войн нередки. Но во всех случаях это либо личная дружина князя, либо ополчение города, в котором он занимает стол. То есть в истории с Володарем речь не может идти о наемниках, приведенных из-за пределов полоцкого государства. Литовцы составляли костяк личной дружины гродненского князя, что неудивительно, если они составляли большую часть населения княжества. Поражение Рогволода фактически означало, что Гродно и Литва остаются вне сферы влияния Полоцка. Это помогает истолковать дальнейшие скудные свидетельства о взаимоотношении Литовского княжества с метрополией.
«Един же Изяслав, сын Васильков,
позвони своими острыми мечи
о шеломы литовскыя,
притрепа славу деду своему Всеславу,
а самъ подъ чрълеными щиты
на кроваве траве
притрепан литовскыми мечами»5.
Имени этого князя не знают летописи, но ясно, что речь идет о брате полоцкого князя Всеслава Васильковича. Автор «Слова» ставит стычку с литовцами, в которой погиб Изяслав в один ряд со злополучным походом Игоря, что говорит о схожести ситуаций и позволяет гипотетически реконструировать события. Изяслав, как и Игорь, отправляется в грабительский рейд в Литву в одиночку, не предупредив братьев Брячислава и Всеволода (о которых «Слово» упоминает дальше). Он терпит поражение и погибает в бою. Неудачный поход Изяслава вполне вписывается в военно-политическую ситуацию в Полоцке после вокняжения его третьего брата Всеслава, основной задачей которого было укрепление полоцкой государственности. Литовское Гродненское княжество после разгрома Володарем полочан представлялись основным и наиболее сильным противником, и приведение его вновь под руку метрополии могла стоить Всеславу многих сил и лишений, в том числе и потери брата. Нельзя установить точно дату этого сражения, но к 1180 году Всеслав уже овладел Литвой. В этом году литовцы вновь выступают как вспомогательная сила в войске полоцкого князя в походе соединенной полоцкой рати против Давыда Смоленского. А 80—90-е годы становятся временем резкого усиления военной активности литовцев, вдруг начавших совершать далекие рейды вглубь русских княжеств.
Литовские историки напрямую связывают начало этой активности с процессом сложения литовского государства. И в том, что удельное княжество в составе Полоцкой земли обретает все большую силу и значение в регионе, спорить с ними нельзя. Но для объяснения столь резкой военной активности этого недостаточно. Взаимоотношения Литвы с метрополией в последней четверти XII века вряд ли резко изменились. Направления дальних военных рейдов литовцев традиционны для внешней политики Полоцка. Это, прежде всего, это владения Новгорода, с которым Полоцкое княжество конфликтовало со времени своего возникновения. Показательна и география литовских рейдов.
Совершать такие походы литовцы могли, только проходя через земли Полоцкого княжества, причем непосредственно через Полоцк и его ближайшую округу. Сложно представить, что они делали это без ведома полочан, а значит, вряд ли инициатива этих набегов принадлежала им самим. Собственно Литовское княжество не имело интересов в этом регионе. Торговые связи Литвы, как показывают археологические находки, были в основном ориентированы на Галичину, Подунавье и через них, на Византию, то есть в южном и юго-западном направлении. Истинные причины литовских походов 80—90-х годов XII века на новгородское пограничье помогает выяснить Новгородская I летопись, сообщающая под 1198 годом: «Тои же весне преставистася у Ярослава сына 2: Изяслав бяше посаженъ на Лукахъ княжити и от Литвы оплечье Новугороду и тамо преставися... На ту же осень придоша полочяне съ Литвою на Лукы и пожгоша хоромы, а лучане устерегошася и избыша въ городе»6.
Из этого сообщения становится ясно, кто реально стоял за военной активностью Литвы. Литовские дружины, как и в прежние годы, состояли на службе у полоцких князей и совершали набеги на новгородские земли по их приказам. Усиление их военной активности говорит лишь о том, что в годы правления Владимира они начинают играть более значительную роль в полоцком войске, чем играли прежде. Не зря еще Н.М. Карамзин высказал предположение, что Владимир Полоцкий был сыном Володаря Гродненского. Такая гипотеза очень хорошо объясняет, что резкий выход литовцев на историческую арену довольно точно совпал с приходом к власти в Полоцке этого князя. Положение литовских дружин на службе полоцким князьям вплоть до вхождения Полоцка в состав Литвы было схожим с положением дружин черных клобуков (т. н. «своих поганых») в Киеве. Кочевники, присягавшие киевским князьям, несли службу по охране рубежей Киевской земли и участвовали в походах. Этот особый статус позволил им с середины XII века играть большую роль в политической жизни Киева, в частности, в призвании на стол того или иного князя их голос часто становился решающим. Литовские дружины, видимо, приносили «роту» Полоцку по той же схеме и на тех же условиях несли военную службу. Эта «рота» шла еще со стародавних времен, когда Всеслав-Чародей водил литовскую рать на Новгород. Из поколения в поколение литовские князья приносили ее Полоцку, даже смуты и усобицы не смогли изменить этого положения вещей. И участие Литвы в военно-политических событий в Прибалтике в начале XIII века определилось не столько ее собственными интересами, сколько верностью древней клятве предков.
Примечания
1. В.Л. Янин. Берестяная грамота № 590 // Средневековый Новгород. М., 2004. С. 144.
2. ПСРЛ. Т. II. М., 1998. Стб. 292.
3. Там же. Стб. 496.
4. Там же. Стб. 519.
5. Слово о полку Игореве // Повести Древней Руси. Л., 1983. С. 389.
6. ПСРЛ. Т. III. С. 44.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |