В.В. Каргалов. «На крутом переломе русской истории»

Первый великий князь «татарского периода» Ярослав Всеволодович.

Среди размножившегося «рода князей» — «Рюри¬ковичей», именами которых переполнены русские лето¬писи, лишь немногие поднялись от обыденного, провин¬циального княжеского бытия до деятелей общерусского масштаба и остались в памяти народной; среди них оказался переяславский князь Ярослав, сын прославлен¬ного владетеля Северо-Восточной Руси великого князя Всеволода Большое Гнездо. И вознесен он был на самую вершину княжеской иерархии неожиданно, при обстоя¬тельствах трагических для Руси — после страшного «Батыева погрома» зимой 1237—1238 годов.

А ожидала Ярослава Всеволодовича обычная судьба одного из младших великокняжеских сыновей. Девятилетним мальчиком получил он свой первый «удел» — Переяславль-Южный. Вместе со старшими князьями воевал с половцами, участвовал в межкняжеских усоби¬цах, возвращался во Владимир, к отцу. По завещанию отца получил во владение Переяславль-Залесский, не¬однократно княжил в Новгороде, теперь уже «под ру¬кой» старшего брата, великого князя Юрия Всеволодо¬вича. Воевал с Литвой, с немцами и датчанами, обороняя новгородские рубежи, боролся с непокорным Псковом. Даже в Киеве покняжил, но — недолго. Нашествие Батыя застало Ярослава Всеволодовича на новгородском княжеском столе, уже в четвертый раз.

В кровавых событиях зимнего похода Батыя на Се-веро-Восточную Русь князь Ярослав Новгородский никакого участия не принимал, хотя старший брат, вели¬кий князь Юрий Всеволодович, возлагал на него нема¬лые надежды. Возможно, именно надежды на помощь новгородских полков князя Ярослава побудили Юрия оставить в начале февраля 1238 года свою столицу и отправиться с дружиной на север, на реке Сити — со¬бирать новое войско для отпора захватчикам. Сюда, в воинский лагерь на Сити, должны были подойти войска из северных заволжских городов и Новгорода. В первую очередь из Новгорода!

Об этом прямо пишет летописец: «Ждучи к собе брата своего Ярослава с полки...». И добавляет печально:

«И жда брата своего Ярослава, и не бе его...».

4 марта 1238 года произошла знаменитая Ситская битва. Юрий принял меры предосторожности, выслал вперед трехтысячную сторожевую заставу воеводы До-роша, но приближение татарской конницы оказалось неожиданно быстрым, «прибежа Дорож и реч: а суже, княже, обошли нас около Татары». Русское войско не успело даже построиться для сражения. «Нача князь полки ставити около себя, и се внезапу татарове приспе-ша, князь же не успев ничто же, побеже».

Исход битвы был трагическим для Руси. «Убиен бысть великий князь Юрий Всеволодович на рице на Сити и вой его мнози погибоша» (там же). Подробности битвы летописцы не сообщали, неизвестны даже обстоя-тельства гибели великого князя Юрия Всеволодовича. «бог же весть, како скончася, много бо глаголют о нем иные» — замечает новгородский летописец.

Неизвестны не только обстоятельства гибели ве¬ликого князя Юрия Всеволодовича, но и причины, по которым его младший брат Ярослав Новгородский и сам не пришел на Сить и полки свои не прислал. Молчат об этом сохранившиеся исторические источники, не пы¬таются объяснить пассивность Ярослава Новгородского и ученые-историки, что понятно: отсутствие прямых данных источников не позволяло сделать обоснованные выводы.

Остается одно: попробовать выстроить правдопо¬добные версии, исходя из военно-политической обста¬новки в Севере-Восточной Руси и особенностей меж¬княжеских отношений. Таких версий пассивности нов¬городского князя и военных событиях зимы 1237—1238 годов можно наметить несколько, и каждая имеет право на существование.

Версия первая — военно-стратегическая.

К началу марта 1238 года зимняя военная компания была уже проиграна великим князем Юрием Всеволо-довичем. 7 февраля пала столица — город Владимир-на-Клязьме, после чего татарская конница несколькими крупными ратями двинулась на северо-восток, север и северо-запад, разрушая города, являющиеся центрами сопротивления. В течение трех недель эта стратегическая задача была решена завоевателями.

По словам летописца, завоеватели «взяша городов 14, опрочь слобод и погостов, во един месяц февраль» и широким фронтом, от Торжка до Костромы, вышли на рубеж Верхней Волги.

Сопоставление данных разных летописей дает воз¬можность восстановить список русских городов, взятых татарами во время февральских походов: Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Городец, Галич-Мерьский, Переяславль-Залесский, Юрьев, Дмитров, Волок-Ламский, Тверь, Кострома, Углич, Кашин, Кснятин, Старо-дуб, Константинов; из последних сил держался осаж¬дённый Торжок (город пал 5 марта, на следующий день после злосчастной Ситской битвы). Воскресенский спи¬сок «Русского хронографа» сообщал даже, что завое¬ватели взяли Вологду*.

Южнее Верхней Волги защищать было больше не¬чего, и воинский стан великого князя Юрия Всево¬лодовича на реке Сити прикрывал малолюдные и труд¬нопроходимые заволжские земли, где были только два сравнительно больших города — Белоозеро и Устюг (кратчайшая дорога к Новгороду вела не от Сити, а от Торжка).

Даже если бы Ярослав подошел с новгородскими полками на Сить, исход битвы был непредсказуем (спе-циально на великого князя Юрия Всеволодовича была двинута на север большая рать во главе с известным монгольским полководцем Буркундаем). В случае пора¬жения объединенного войска двух «Всеволодовичей» были бы оголены новгородские рубежи, татары могли со стороны Торжка беспрепятственно двигаться к Новго-роду. Но и победа русского войска на реке Сити не име¬ла бы решающего стратегического значения, разгрому подверглась бы лишь часть воинства Батыя (отряд Бурундая), и к перелому в войне это бы не привело.

Если эта версия верна, то Ярослав Всеволодович, воздержавшийся от похода к Сити, проявил себя как дальновидный и твердый государственный муж, не по¬боявшийся возможного осуждения современниками и потомками (с этической точки зрения отказ помочь старшему брату в момент опасности выглядит не очень достойно...).

Вторая версия — эгоистическая забота Ярослава Всеволодовича только об обороне Новгородской земли, своих собственных владений. Эту версию можно было бы понять и оправдать, если бы Ярослав Всеволодович принимал действенные меры по обороне Новгородской земли и если бы поход Батыя на Новгород был реальной опасностью. К сожалению, судя по источникам и анализу военной обстановки, ни того, ни другого не прослежи-вается. Замком, запиравшим кратчайший (и самый удоб¬ный) путь из «Низовкой земли» к Новгороду, был нов-городский город-крепость Торжок. Новгородские «влас¬ти» перед приходом татар не приняли никаких мер по укреплению Торжка, в городе не оказалось ни князя, ни княжеской дружины, и всю тяжесть обороны приняло на свои плечи местное посадское население во главе с вы¬борными посадниками (в этом отношении показателен список городских «начальных людей», погибших при штурме Торжка и перечисленных летописцем: «оубиени быша Иванко посадник Новоторжскыи, Яким Влункович, Глеб Борисович, Михаиле Моисеевич»). Ника¬кой помощи не получили защитники Торжка и во время осаы, хотя их героическое сопротивление продолжалось две недели (столица пала через четыре дня...). Татары «оступиша град Торжок» 22 февраля, «бишас по две недели», и взяли город только 5 марта. Времени, чтобы пришла помощь из Новгорода, было достаточно. Понятен поэтому упрек летописца: «А из Новагорода не быс им помощи, но уже хто ж стал себе в недоумении и в стра-хе..., изнемогоша людие в граде».

Была ли реальная опасность похода Батыя на Новгород?

На мой взгляд реальной опасности весной 1239 года не было. Торжок осаждала незначительная часть войска Батыя (отсюда — двухнедельная битва на стенах неболь¬шого городка), а остальные татарские отряды были раз-бросаны на огромном пространстве, от Твери до Галича-Мерьского; большое войско Бурундая было задейст-вовано на Сити, тоже достаточно далеко от Торжка. Достаточные силы для большого похода на Новгород Батый мог сосредоточить лишь в конце марта — начале апреля, а если учесть, что большое войско с тяжелыми осадными орудиями и обозами могло преодолеть трёхсот¬километровый путь от Торжка до Новгорода минимум за 15—20 дней, то сам поход выглядит совершенно бес¬смысленным. В середине апреля новгородские леса и бо-лота, бесчисленные реки и речки были совершенно не¬преодолимыми для больших масс конницы и осадной техники. Батый и не пытался покушаться на Новгород, в летописях нет никаких упоминаний о движении татар-ских отрядов к Торжку от Ярославля, Углича или Росто¬ва. Наоборот, есть прямое свидетельство об отступлении татар сразу после битвы на реке Сити.

В «Истории Угедей-каана» Рашид-ад-Дина содер¬жится прямое указание на то, что сразу после Ситской битвы татарские войска «ушли оттуда, порешив в совете итти туменами облавой и всякий город, крепость и об¬ласть, которые им встретятся на пути, брать и разорять... При этом походе Батый пришел к городу Козельску», в направлении, противоположном Новгороду!

Любознательный читатель может вспомнить о бы¬тующем в исторической литературе повествовании о рейде татарской конницы от Торжка к Новгороду, кото¬рая будто бы повернула обратно за сто верст от города, остановленная распутицей и паводками. Основанием для такого освещения событий послужили летописные упо¬минания о движении татар до «Игнач-креста».

Но вглядимся повнимательнее в запись Тверской летописи, наиболее близкой к месту событий. Сразу после записи о падении Торжка и избиении его жителей тверской летописец продолжает: «А за прочими людьми гнашася безбожнии Татарове Серегерьскым путем до Игнача-креста, и все секучи люди, яко траву, и толико не дошедше за 100 верст до Новагорода». Почти до¬словно повторяет это известие Львовская летопись: «А за прочими людьми гнашеся от Торжку Сересейским путем».

Нет, не похож этот конный рейд на поход к великому северному городу! Скорее это простое преследование уцелевших защитников Торжка, сумевших чудом про¬рваться через кольцо осады, их то и «секуще, аки траву» татарские «загонщики», а закончив погоню, за сто верст от Новгорода повернули обратно. Кстати, в летописях нет никаких намеков на бой у «Игнач-креста»...

Итак, реальная опасность Новгороду во время зим¬него и весеннего похода 1238 года не угрожала...

Наконец, третья версия, которая отнюдь не проти¬воречит двум первым, скорее дополняет их личным ин¬тересом Ярослава Всеволодовича. Речь шла о великом княжении. Гибель Юрия Всеволодовича автоматически открывала дорогу на великокняжеский стол его млад¬шему брату Ярославу. Сохранялась легитимность и пре-емственность великокняжеской власти. Сыграл ли этот личностный мотив решающую роль — остается только гадать...

К лету 1238 года полчища Батыя отошли в Поло¬вецкую степь. Занятые войнами с половцами и аланами, походами на порубежные со степью русские «грады», подготовкой большого похода на запад, завоеватели на время забыли о Северо-Восточной Руси. «И бысть то летом все тихо и мирно от Татар» — сообщает суз-дальский летописец.

В свои разоренные города возвращались «избывшие нашествия» русские князья. Ярослав Всеволодович без споров «седе на столе в володимери», унаследовав по праву старейшинства великое княжение. Его младшие братья Святослав и Иван получили в уделы Суздаль и Стародуб. На прежние места возвращалось население: много людей погибло во время страшного «Батыева погрома», но многие и спаслись, отсидевшись в лесах, уйдя на север и северо-восток — за Волгу. Летописцы сообщали о восстановлении городов, о новом заселении сел и деревень. В восстановлении Великого Владимир¬ского нкяжества — большая заслуга нового великого князя Ярослава Всеволодовича. Уже в следующем, 1239 году, он сумел собрать достаточные силы, чтобы обо¬ронить от литовцев русский город Смоленск, не постра¬давший от нашествия. По свидетельству летописца «иде Смоленську на Литву, и Литву победи, и князя их ял, и Смольняны урядив».

Отдельные ордынские набеги тогда коснулись только южной окраины. В 1239 году «на зиму Татарове взяша Мордовьскую землю и Муром позгоша, и по Клязьме воеваша, и град святой Богородицы Гороховец пожгоша, а сами идоша в станы своя». В том же году татары взяли «Городец Радилов на Волзе»**, а также «приходиша Батыеви Татарове в Рязань и поплениша ю всю». Ответных боевых действий великий князь Ярослав Все-володович не предпринимал, набеги были кратковре¬менными и незначительными по масштабам.

А в 1240 году полчища Батыя двинулись на Южную Русь и дальше на запад, надолго оставив в покое Севе-ро-Восточную Русь.

Положение изменилось к 1243 году, когда Батый возвратился из похода «к морю франков» (не сумев вы¬полнить этот «завет Чингиз-хана!) и на южных рубежах Руси образовалось мощное государство завоевателей — Золотая Орда. Вот тогда-то и встал вопрос об установ¬лении каких-то отношений с завоевателями.

Единодушия на Руси по этому вопросу не было. Сильные и богатые города на северо-западной и запад¬ной окраинах Великого Владимирского княжества, не подвергавшиеся ордынскому погрому (Новгород, Псков, Полоцк, Минск, Смоленск) выступали против призна¬ния зависимости от ордынских ханов. В представлении летописца XVI века Новгород даже отделился тогда от остальной Руси: «в тоя же горкая Батыева времчина отвергоша они (новгородцы — В.К.) работнаго ига, видевше держаще державных Руских нестроение и мятеж, и отступиша тогда, и отделишася от Руси, царства Воло-димерского. Оставите бо Новгородцы от Батыя не вое-ваны и не пленены».

Князья же «царства Владимирского» (ярославские, ростовские, суздальские, углицкие, белозерские и др.), опасаясь нового нашествия (грозным предостережением были троекратные ордынские набеги 1239 года!), высту¬пали за «мирные» отношения с Ордой. Это можно объяс¬нить: сил для отпора мощному новому нашествию из степей у Севере-Восточной Руси не было. Речь шла об услови¬ях, на которых можно было установить этот «мир».

А условия, как показал опыт прежних монгольских завоевания, могли быть разными. В одних завоеванных странах монголы полностью уничтожали местную по¬литическую элиту и брали страну под непосредственное управление ханской администрации (так было, например, в Средней Азии, в Волжской Булгарии), в других — оставляли местных князей, местную администрацию и военные силы, но — под контролем Орды. Механизм взаимодействия местных правителей и орды описан Плано Карпини: «Башафов, или наместников своих, они (татары — В.К.) ставят в земле тех, кому позволяют вернуться; как вождям, так и другим подобает пови¬новаться их мановению, и если люди какого-либо города или земли не делают того, что они захотят, то эти башафы возражают им, что они неверны татарам, и таким образом разрушают их город или землю, а людей, кото¬рые в ней находятся, убивают при помощи сильного отряда татар, которые приходят без ведома жителей и внезапно обрушиваются на них». «Башафы» (в русской транскрипции — «баскаки») не были правителями завоё¬ванной страны в прямом смысле слова, они не имели в своём распоряжении военной силы и чиновничьего ап¬парата, не вмешивались во внутренние дела, завоеванная страна сохраняла своих князей, администрацию, войско, веру, внутреннее законодательство, культуру и обычай, свой собственный, исторический образ жизни, другими словами — сохранялись определенные условия для само¬стоятельного исторического развития.

Именно такой страной осталась во времена «татар¬щины» Севере-Восточная Русь, она не стала «улусом» Золотой Орды, то есть не вошла непосредственно в со¬став государства завоевателей. Арабский автор первой половины XIV века Эломари признавал, что русские вы¬ступают по отношению к ордынскому хану «как поддан-ные его, хотя у них есть свои цари. Если они обращались к нему с повиновением, подарками и приношениями, то он оставлял их в покое; в противном случае делал на них грабительские набеги и стеснял их осадами».

Несомненная историческая заслуга Ярослава Всево¬лодовича в том, что он решительно поддержал курс кня¬зей «царства Владимирского» на установление мирных отношений с Ордой и добился второго, более «мягкого» варианта взаимоотношений с завоевателями. Русь избе¬жала повторного «Батыева погрома». Возможно, для самого Ярослава Всеволодовича выбор был нелегким, многолетнее новгородское кяжение срод¬нило его с этим северным городом, всегда сохранявшим определенную обособленность от великокняжеской власти. Но Ярослав сумел подняться над местными симпатиями и интересами до великокняжеского уровня, мыслс себя не удельным князем, но правителем всего «царства Вла¬димирского». А ожидали его в Орде и унижения, и опасности, а возможно — и людское непонимание, пото¬му что именно с его именем будут связывать начало ордынской власти над Русью...

Такая же участь была уготовлена его старшему сыну, Александру Ярославичу Невскому. С оной стороны — воинская слава защитника Земли Русской от крестонос¬цев, последовательная борьба с «латинством», с другой стороны — намеки, а то и прямые упреки, за «слишком» тесное «дружество» с ордынским ханом. Только опыт истории расставил все по своим местам...

Как оформлялась зависимость Руси от Орды?

Суздальский летописец под 1243 годом сообщает кратко и сухо: «Великыи княз Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Константина посла к Канови (к великому монгольскому хану — В.К.). Батый же почти Ярослава великого честью, и отпусти, и рек ему:

«Ярославе, буди ты старей всем князем в Русском языце». Ярослав же возвратися в свои землю с великою чесью».

Новгородская I летопись добавляет немаловажную деталь. Оказывается, Ярослав поехал в Орду не по собственной инициативе — просить милости у хана, а был вызван Батыем: «Князь Ярослав позван цесарем Татарскым Батыем, иде к нему в орду» (НПЛ, стр.79). Отказ от поездки был бы открытым вызовом хану, что было чревато тяжкими последствиями для Руси.

Следом за великим князем потянулись в Орду «про свою отчину» остальные князья. В 1244 году побывали в орде и вернулись «пожалованы» с ханскими ярлыками Владимир Углицкий, Борис Ростовский, Василий Яро-славский.

В 1245 году «с честью» возвратился из Монголии, из ставки великого хана, сын Ярослава Всеволодовича — Константин. Видимо, он привез официальное призна¬ние Ярослава великим князем (Батый был ханом Золо¬той Орды, западного «улуса» Монгольской империи, и его «ярлык» требовалось подтвердить великим мон¬гольским ханам). Лаврентьевская летопись так повест¬вует об этих событиях: «Княз Костянтин Ярославич приеха ис Татар от канович (от великого монгольского хана — В.К.) к отцу своему с честью. Того ж лет вели¬кий княз Ярослав и с своею братею и с сыновцы поеха в татары к Батыеви».

Есть основания полагать, что этот «съезд» русских князей в Орде был связан с оформлением даннических отношений. Во всяком случае, в Новгородской III лето¬писи содержится такая запись: «В лето 6754 (1246 год) при архиепископе Спиридоне Великого Новагорода и Пскова, велики князь Ярослав Всеволодович начал дань давати в Златую Орду».

Казалось бы, русскоордынские отношения уже пол¬ностью урегулированы, князья получили ханские ярлыки на свои княжения, согласились на выплату дани и уже начали давать ее в Орду (см. свидетельство новгород¬ского летописца). Но тут случилось неожиданное: Батый отослал великого князя Ярослава Всеволодовича в ставку великого монгольского хана.

Зачем? Почему?

Можно предположить, что это было сделано по тре¬бованию великого монгольского хана Угедея. В это время обострились отношения между великим ханом и прави¬телем Золотой орды Батыем, который чувствовал за собой большую силу и пытался править самостоятельно.

Из Монголии великий князь Ярослав Всеволодович не вернулся; осенью 1246 года он неожиданно умер, «идя от Канович». А.Н. Насонов высказывал вполне вероят¬ное предположение, что великого князя Ярослава отра¬вили в ханской ставке как сторонника Батыя.

Мне кажется, дело было не только в «дружестве» Ярослава с золотоордынским ханом, причины были глуб¬же. Есть основания полагать, что за внешним изъявле¬нием покорности скрывалась попытка организовать со-противление завоевателям. Ярослав искал союзников. Косвенным подтверждением этого являются данные Б.Я. Рамма о переговорах владимирских князей с пап¬ской курией. Б.Я. Рамм считал, что «серия из 7 папских посланий» в 1246 году относилась не к Даниилу Галицкому, а к владимиро-суздальским князьям; переговоры с папством об антимонгольском союзе зашли так далеко, что «в декабре 1245 или в самом начале 1246 года» владимирским князем было направлено посольство в Лион, где тогда была резиденция папы.

Факт переговоров и даже определенного сговора с представителями папской курии, которые «могли вселять в Ярослава надежды на возможность освобождения из-под татарского ига», допускал и известный историк В.Т. Пашуто. Видимо, об этих переговорах стало из¬вестно в Монголии...

То, о чем тайно мечтал великий князь Ярослав Все¬володович, попробовал реализовать через несколько лет его сын, великий князь Андрей Ярославич. По отно¬шению к Орде он вел себя достаточно независимо. Во время великого княжения Андрея Ярославича (1249— 1252 годы) летописи молчат о поездках русских князей в Орду, о посылке даров хану, а «дани и выходы», по свидетельству В.Н. Татищева, платились «не сполна»*.

Для борьбы с завоевателями Андрей Ярославич за¬ключил союз с сильнейшим южнорусским князем Дании¬лом Романовичем Галицким, скрепленный браком Ан¬дрея с дочерью галицкого владетеля. В Северо-Восточ¬ную Русь приехал киевский митрополит Кирилл, бывший «печатник» Даниила Галицкого; митрополит объехал княжеские столицы, побывал и в Новгороде.

Общая антиордынская направленность политики ве¬ликого князя Андрея Ярославича очевидна и подтверж¬дается летописцами. Составитель Никоновской летописи вкладывает в уста Андрея гордые слова о том, что «лутчи ми есть бежати в чюжюю земли, неже дружитися и служити Татаром». О том же повествует Лаврентьевская летопись: великий князь андрей Ярославич предпочел «с своими бояры бегати, нежели царем слу¬жити».

Впрочем, Андрей не только «бегал», он пытался противостоять завоевателям в открытом бою. В 1252 го¬ду Батый послал на непокорного князя сильную рать во главе с «царевичем» Неврюем. Под городом Переяслав-лем «срете их великыи князь Андрей с своими полкы, и сразишася обои полци, и бысть сеча велика». Но силы были неравными, на помощь к великому князю пришли только тверские полки воеводы Жирослава, м русские дружины «погаными побежедены быша». Сам Андрей с остатками своих ратников бежал в новгородскую зем-лю.

Опустошительная «Неврюева рать» 1252 года окон¬чательно похоронила надежды на скорое овобождение от ордынскоо ига. В 1257 году ордынцы сумели провести перепись русских земель и обложить население регуляр-ной данью. Летописец сообщал этим годом: «Приехаша численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Муромскую и ставиша десятники и сотники и тысячники и темники, и идоша в Орду». Это было фактическое оформление ига, вся Северо-Восточная Русь была обложена ордынской данью, кроме Новгоро¬да, куда ордынкие «численники» добрались позднее, в 1259 году.

Новый великий князь Александр Ярославич Невский (1252—1264 годы) выступал последовательным сторон-ником мирных отношений с Ордой, бросив все силы Руси на оборону западных рубежей от рыцарей-крес-тоносцев.

Исторический выбор был Русью сделан — больше чем на столетие. Снова знамя освободительной войны с Ордой поднял во второй половине XIV века великий князь Дмитрий Донской. И до Дмитрия Донского от-дельные князья и отдельные города предпринимали ан¬тиордынские выступления, но только с куликовской битвы 1380 года борьба с Ордой приобретает общерус¬ский характер и во главе её становится Москва.

Но это уже другой период русской истории.