XXII. Все на круги своя
Ярослав Всеволодич вместе с сыновьями стоял у окна, тронутого инеем, и наблюдал, как шествуют новгородские послы к крыльцу.
— Ишь ты, повырядились. На брюхах-то шелк, а в брюхах-то щелк! — язвил князь. — Притекли опять к нашему порогу, голубчики.
— Неужто звать нас приехали? — спросил Александр.
— Михаил-то от них еще летось утек. Поди, совсем передрались, перецарапались без князя-то. Перышки друг другу повыщипали.
Князь не мог скрыть торжества по этому поводу. Он прошел к столу, пригласив и детей за собой.
— Сядем-ка, головушки золотые, и явим вид, что мы о них ни сном ни духом не ведали и что нам они нужны как зайцу сулица.
Послы явились в сени, сбросив за дверями свои дорогие шубы.
— Здравствуй, светлый князь! — приветствовали они, низко кланяясь. — Здравствуй вместе с наследниками своими, на радость нам и спокойствие.
— Ишь ты, — прищурился Ярослав, не сочтя нужным отвечать на приветствие. — Давно ль я в радость вам стал?
— Не поминай старого, князь, — молвил старший посол. — Что было, быльем поросло.
— Ну а чего ж тогда опять по морозцу да по снежку прибежали? Чай, сызнова опростоволосились?
— Чего уж там, — замялся посол и, чтобы угодить князю, молвил: — Твой верх, Ярослав Всеволодич, твой.
Но Ярослав, вдоволь наслушавшийся за свою жизнь лести, менее всего на это внимание обратил.
— Мой, сказываешь, стал? — переспросил он посла. — А то вашим боярам невдомек, что он, верх-то, всегда мой был. Как бы вы ни крутили, все приходит на круги своя.
— Эдак, эдак, — вздохнул посол.
— И пока землю Русскую терзать будут, без князя ей не обойтись. Вот и думаю я, дел ратных не токмо мне и детям моим, а и до скончания света всем хватит.
Посол слушал князя, кивая головой, заранее соглашаясь с его изречениями.
— Ну чего раскивался, аки конь в жару? — нахмурился князь, заметив это движение. — Где у тебя слезница боярская?
Посол с облегчением полез в калиту. Читать с готового оно легче, чем слушать князя да еще впопад отвечать ему. Вынув грамоту, он развернул ее и начал торжественно:
— «Великомудрый наш князь Ярослав Всеволодич…»
— Почему «наш»? — перебил Ярослав. — Ваш князь Михаил вкупе с Ростиславом.
— Но, князь, Михаил уже с лета аки отбыл, обещал войско привести, да так ни его, ни войска нет доси. А что до Ростислава, так его на Николу отпустили новгородцы.
— Ах, ах, — всплеснул насмешливо руками князь, — какой град сей: тот ему князь не такой, этот не эдакий. А слыхал ли ты, что Святослав вашим послам в свой час молвил на приглашение?
— Не ведаю, князь.
— Он сплюнул и сказал: «Да кто к вам таким пойдет». И не пошел. И мудро сотворил.
— Так у него чужие столы были.
— Да лучше на чужом сидеть, чем на вашем-то…
Здесь князь слукавил. Сам бы он никогда не пошел на чужой стол садиться. Если он хотел какие земли присоединить или племена покорить, то, повоевав их, тут же обращал в христианскую веру — крестил насильно.
— Читай, что там дале-то, — позволил князь послу.
— «… Притекаем к стопам твоим, — продолжал читать посол, — аки дети блудные к отнему порогу. Забудь, князь, обиды наши обоюдные. Приди на стол свой, кой ты от поганых не однажды боронил, и правь нами и суди по грамотам Ярослава, по «Правде Русской». А мы на том будем целовать тебе крест и возгласим пред всевышним велеречиво и клятвенно: «Ты наш князь!» Приди, Ярослав Всеволодич, не остави в напасти нас своей мудростью и волей».
Закончив чтение, посол стал сворачивать грамоту, чтобы передать ее князю.
— И это все? — спросил вкрадчиво Ярослав Всеволодич.
— Все.
— А почто в слезнице ни слова о грамоте Михаила? Она же есть в Новгороде?
— Есть. В Софии сохраняется.
— Ага-а, — повысил голос князь. — Ее к Ярославовым присовокупили. И мнят, что я на ней крест целовать стану? Так?
— То мне неведомо, князь, — признался посол.
— А коли неведомо, на кой ляд явился ко мне? — вспылил князь. — Мне-то ведомо, что по той грамоте я нищ буду. Ишь раздобрились: «правь и суди», мол. А кого судить? Все ведь прощены по грамоте-то Михайловой. Беглые, разбойники. Все!
— Но, князь…
— Цыц! — стукнул ладонью о стол Ярослав. — Я не все еще молвил. Вот мой сказ: ежели хотят меня князем иметь, то пусть отринут грамоту, Михаилом данную. Тогда и от немцев боронить стану и о жите заботу иметь. Если же грамоту не отринут — не пойду. Все. Аминь!
— Так дозволь мне тогда течца послать в Новгород, князь. Я ведь сам сие решить не могу.
— А это уж твоя печаль. Хошь шли, а хошь сам скачи.
Послы ушли несолоно хлебавши и грамоту унесли. Князь, осерчав, не взял ее.
— Что же будет? — сказал Федор, не то спрашивая, не то огорчаясь.
— А что будет? — переспросил князь и хотел уже ответить, но вспомнил — и детям же надо думать давать. Обернулся к младшему сыну. — Ну как думаешь, Ярославич: что будет?
— Отринут они грамоту.
— Ну а пошто ж так считаешь? — не отставал Ярослав.
— А пото, что им край пришел. Некуда деваться. Михаил ушел, Ростислава сами выгнали. Прямой путь к нам.
— К нам, сыне, к нам, — подтвердил Ярослав, отходя к окну. — Ну а ты помнишь грамоту-те великого князя. Что он там о столе сказывал?
— Что «стол Новгородский ныне вельми тяжек». И еще: «коли вымрет сей град, грех на нашем гнезде будет».
— Вот, вот. Великому князю легко писать так-то, а как нам быть?
— Ехать надо. Садиться на стол, — посоветовал Александр. — Немцы или литва проведают, могут присовокупить земли те.
— Да уж они, чай, не дураки, давно проведали. Да не набегают, ибо корысти не видят, в крае-то разорение да голод. Эх, тяжко и нам придется, да делать нечего, чай, свои там, христиане. Грех в беде бросать.
Князь перекрестился, глядя на него, перекрестился и Федор, лишь Александр воздержался, сочтя обращение это к богу неискренним. Слишком хорошо он знал отца, чтобы поверить его вздохам о единоверцах.
— Вот так-то, головушки мои золотые, — вздохнул князь. — Будем течца ждать посольского, что он привезет. А то гадаем тут — отринут или не отринут? А бог-то услышит, да и вмешается, да так сотворит, что и не удумаешь.
— Там вече решать будет, не бог, — заметил Александр.
— А чем вече надежнее? Вече тож, аки налим, высклизнуть может.
— Нет, батюшка, слизь-то на налиме этом ныне повысохла, — возразил Александр. — Бери, аки полено, и клади в короб.
— Ха-ха-ха, — раскатисто захохотал Ярослав, довольный ответом младшего. — Ну ублажил… «Аки полено». Ха-ха-ха. И ведь точно, в самое око. Ну, Ярославич, ну, головушка золотая.
Князь не удержался и, подойдя, ласково потрепал княжича по голове. Это был высший знак нежности у старого воина.
Течец посольский скоро обернулся, за неделю управился. И посол явился с ним.
— Отринули они грамоту Михайлову, князь, — сказал течец.
— То я без тебя ведал. Ты еще туда бежал, а вон младший княжич молвил: отринут. Сим ты нас не удивил. Сказывай, как было все.
— На вече драка была, князь, до крови пролития. Посадник Степан Твердиславич одолел-таки твоих супротивников, двух даже в Волхове утопили. А когда стал он одолевать, за ним весь народ ринулся.
— Мизинным пограбить бы, — заметил князь.
— Твоя правда, Ярослав Всеволодич. Все твои супротивники были отданы на поток и разграбление. Их дворы да клети были очищены до былиночки.
— Так, — побарабанил пальцами о стол князь. — Так. Стало, сказываешь, отринули?
— Истинно так, князь.
— Давай сюда грамоту, — решительно протянул князь руку.
Он схватил грамоту и с ожесточением разорвал, даже не развернув. Клочья швырнул под стол. Протянул руку к послу.
— Давай боярскую.
— Она не такая, — воскликнул посол, боясь, как бы князь не порвал грамоту. — В этой приговор веча — тебя звать.
— Дурак, — сказал беззлобно князь, забирая грамоту. Он сам развернул, пробежал глазами, бросил на стол к княжичам. — Ну то ж самое: «Приходи. Садись. Целуй». — И послу тут же: — Скачи в Новгород, передай — еду. Твердиславичу мое веление супротивников оковать в железы — и в поруб. Приеду, сам буду судить. И на Городище чтоб духу черниговского не осталось.
— Слушаюсь, князь, — вытянулся посол.
Когда посол и течец вышли, Ярослав молвил сынам:
— Ну, головушки золотые, едем на стол Новгородский садиться.
— Тяжело тебе будет, батюшка, — отвечал Федор.
— Почему мне? — удивился князь. — Вам. Вам, дорогие мои, сидеть придется там. Осужу супротивников — и в поход. А вы — наместниками.
Заметив, как обескураженно переглянулись сыновья, князь успокоил:
— Ничего, дети. Из легкой младости легкие князья выходят. А у вас отрочество — дай бог выдюжить. А выдюжите да вокняжитесь — вам цены не будет.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |