Очерк третий. Представления о монголо-татарах в «Поучениях» Серапиона Владимирского
Особое место среди произведений древнерусской литературы, затрагивающих тему монголо-татарского нашествия, занимают «Поучения» (или «Слова»), приписываемые владимирскому епископу Серапиону. О жизни и деятельности владыки мы имеем самые общие представления: дошедшие источники сообщают лишь о нескольких фактах биографии этого проповедника. Известно, что до 1274 года Серапион являлся архимандритом Киево-Печерского монастыря (по мнению Е. Болховитинова, Серапион возглавлял эту обитель с 1249 года1).
Поставление Серапиона на владимирскую кафедру, судя по всему, происходило во время знаменитого церковного собора 1274 года, который был созван патроном Киево-Печерского игумена — митрополитом Кириллом — для обсуждения ситуации, сложившейся в церкви и обществе2. Под следующим же — 1275 — годом летописи, подчеркивая, что епископ владимирский «бе же учителен зело в божественном писании», сообщают о кончине владыки Серапиона3.
В науке утвердилось мнение о принадлежности Серапиону пяти поучений, четыре из которых надписаны его именем в одном из древнейших четьих сборников — «Златой чепи» XIV в. (ОР РГБ, Тр.-Серг. лавры, № 11), а пятое дошло в единственном списке в составе т.н. Паисиевского сборника XV в. (ОР РНБ, Кир.-Белоз. собр., № 4/1081; под названием «Слово блаженаго Серапиона о маловерии»)4.
Появление поучений Серапиона Владимирского большинство исследователей относит к 70-м годам XIII века. Спорным в науке долгое время являлся лишь вопрос о времени создания первого из поучений.
Внимание исследователей привлекли упоминания Серапионом некоторых «реалий исторической эпохи», которые, по мнению ученых, позволяли относить появление первого «Поучения» к 30-м годам XIII века5. Так Е.В. Петухов, посвятивший деятельности епископа специальное исследование, отметил, что целый ряд упоминаний о природных катаклизмах (землетрясениях: «ныне землею трясетъ и колеблетъ...»; небесных явлениях — затмениях, появлении комет: «колко видехом солнца погибша и луну померькъшю, и звездное пременение...»), а также о произошедших неурожаях и голоде имеют совершенно реальную историческую основу. Именно это предположение и позволило исследователю соотнести произошедшее в 1230 году в Южной Руси землетрясение с «трусом», упомянутым в первом поучении Серапиона. По мнению ученого, тот факт, что Серапион о случившемся «говорит как очевидец перед очевидцами», и позволяет сделать вывод о том, что первое «Поучение» было составлено еще в бытность проповедника в Киеве — «около 1230 года».
При этом упоминание в первом поучении Серапиона «ратей многих» Е.В. Петухов отнес к позднейшим вставкам, отмстив, что тексты и других поучений епископа подвергались некоторым изменениям со стороны переписчиков. Развивая свою аргументацию, исследователь предположил, что именно рассказ о землетрясении Серапион воспринимал «главнейшей темой своей проповеди, принимая его (землетрясение) как знак Божьего гнева»6.
Более поздний исследователь — В.А. Колобанов, согласившись с утвердившейся в науке датировкой второго, третьего, четвертого и пятого поучений периодом пребывания Серапиона на владимирской епископской кафедре (1274—1275 гг.), усомнился в бесспорности предложенной Е.В. Петуховым аргументации относительно более раннего происхождения первого «Поучения»7. По мнению исследователя, «учитывая органичную связь "Слов", вероятнее всего предположить, что Серапион произнес их в короткий промежуток времени»8. Обратив внимание на ряд неточностей в работе предшественника, В.А. Колобанов пришел к выводу о том, что «первое "Слово" могло быть произнесено Серапионом не ранее 70-х годов XIII века, т. е. в период его пребывания во Владимире»9.
* * *
Исследователи давно обратили внимание на то, что в основу поучений Серапиона Владимирского, не выходившего в данном случае за рамки распространенного в Средние века жанра проповеди, положено обличение людских пороков, наставление «духовного стада» на путь истинный, на путь спасения, который, в свою очередь, лежал в плоскости покаяния, очищения от грехов, духовного исправления10.
Действительно, если опираться на оценки, данные самим Серапионом, духовная ситуация, сложившаяся в современной ему Руси, была просто катастрофической. Судя по всему, мнение Серапиона разделяли и многие другие деятели церкви того периода. Показательно, что собор, поставивший Серапиона на владимирскую епископскую кафедру, принял знаменитые Правила митрополита Кирилла, направленные как раз на обличение и исправление пороков, распространившихся внутри самой церковной организации. Кроме того, вероятно, в это же время было создано близкое по тематике «Слово на собор архистратига Михаила Кирилла-философа»11. Обличительный пафос Правил и «Слова на собор...» настолько близок по духу «Поучениям» Серапиона, настолько сильны текстуальные параллели между этими произведениями, что подчас создается впечатление об их принадлежности одному и тому же автору12.
В «Поучениях» Серапиона Владимирского одной из ключевых является идея о порочности общества и человека. Серапион очень подробно перечисляет «грехи» христианские. Обращаясь к пастве, он призывает людей «отступить» от «скверныхъ и немилостивыхъ судов», от «криваго резоимьства и всякого грабленья, татбы, разбоя и нечистаго прелюбодеиства, отлучающа от Бога, сквернословья», от «лже, клеветы, клятвы и поклепа, иныхъ делъ сотониных»13. В другом поучении пастырь призывает христиан отказаться от «разбоя, грабленья, пьянства, прелюбодейства, скупости, лихвы, обиды, татбы, лжива послушьства, гнева, ярости, злопоминанья, лжи, клеветы, резоиманья»14. Его обличения касаются также сохранившихся в обществе языческих пережитков — «еще поганьскаго обычая держитесь»: «волхвамъ веру имете и пожагаете огнемъ неповинныя человеки»15, вместо справедливого судебного процесса с участием «послухов» используют испытания водой, нарушая тем самым «правила божественные» («оставльше послушьство боготвореннаго человека, идосте къ бездушну естьству к воде»)16 и т. д.
По мнению Е.В. Петухова, «ошибочно было бы думать, что перечисление (грехов. — В.Р.) есть независимый результат личной наблюдательности нашего проповедника». Исследователь справедливо отметил, что «схема этого перечисления имелась в русской поучительной литературе с самого начала ее существования», перейдя на Русь из Византии, где сформировалась «из более общего источника — Священного Писания»17. Е.В. Петухов указал примеры византийских, древнерусских, западноевропейских проповедей, построенных в своей основе на обличении тех же грехов, о которых пишет и Серапион18. Однако вряд ли можно полностью согласиться с исследователями, полагавшими, что в сочинениях Серапиона «обличение грехов и призывы покаяться вытекали из догмата о человеческом несовершенстве»19.
Среди страдающих от «кар Господних», в том числе и от нашествия «языкъ», Серапион выделяет «реально грешных» и тех, кто несет наказание, будучи «праведными» христианами. Проповедник успокаивает «праведных» — судьба их в «будущем веке» будет отлична от судьбы «грешников»: «мнози бо межи вами Богу истиньно работають, но на сем свете равно со грешьникь от Бога казними суть, да светлеиших от Господа венець сподобяться, грешьником же болшее мучение, яко праведници казними быша за их безаконье»20.
На наш взгляд, страстные обличения Серапионом мирских пороков не являлись всего лишь «дежурными» заклинаниями пастыря перед погрязшей в прегрешениях паствой. Обратить особое внимание современников на существующие в обществе «нестроения» Серапиона заставило событие неординарного свойства — событие, видимо, выполнявшее важную знаковую функцию в системе духовных координат того времени. Таковым, несомненно, являлось нашествие монголо-татар и последовавшее затем пленение ими Русской земли. Именно в контексте случившегося несчастья — нашествия «поганых» — анализирует специфику сложившейся на Руси духовной ситуации Серапион Владимирский.
При незначительной сохранности источников, современных рассматриваемому периоду, довольно трудно объяснить, почему именно в 70-е годы XIII века, т. е. спустя четыре десятилетия после Батыева нашествия, в церкви начинается мощное духовное движение, направленное на серьезное осмысление причин монголо-татарских завоеваний. (Оспаривать существование такого движения вряд ли возможно: на это указывает и факт созванного во Владимире церковного собора, и характер принятых на нем решений, и пафос поучений Серапиона, и целый ряд сходных идей, высказанных в других дошедших до пас памятниках той эпохи.)
Возможно, ключ к разрешению данной проблемы лежит в самих текстах Серапиона. Исследователи давно обратили внимание на то, что во втором поучении владимирского епископа есть указание на срок, прошедший от нашествия татар до произнесения самой проповеди. «Се уже к 40 лет приближасть томление и мука, и дане тяжъкыя на ны не престануть, глади, морове животъ нашихъ, и в сласть хлеба своего изъести не можемь, и въздыхание наше и печаль сушать кости наша», — констатирует епископ21.
Стоит признать, что традиционно данное указание использовалось исследователями только с сугубо прагматической точки зрения. По их мнению, оно вроде бы позволяло путем нехитрых вычислений датировать второе «Поучение» (в зависимости от момента, с которого начинали отсчет изучавшие памятник ученые, — от битвы на Калке или от нашествия Батыя — получалось, что Серапион произнес проповедь в промежуток времени от 1260-х годов до 1275 года22).
Вместе с тем, как представляется, упоминание сорокалетнего отрезка времени, о скором завершении которого говорил Серапион, может быть отнесено не только к реальным хронологическим расчетам владыки, но и к его попытке своеобразного — символического — истолкования происходящих на Руси событий23. Достаточно явная параллель с сорокалетним сроком странствий Израиля в пустыне, возможно, была навеяна общностью восприятия произошедшего с «избранным народом», с одной стороны, и Русью — с другой. Рассуждение по аналогии действительно оказывалось уместным: если сорокалетний период времени понадобился Господу для наказания «сынов Израилевых» за нарушение ими Его заповедей24, вполне логичным являлось предположение о том, что и Руси отводился такой же срок в качестве наказания «за грехи» и для окончательного исправления.
Косвенным подтверждением того, что в русском обществе XIII века подобное представление действительно существовало, можно считать свидетельства иностранных источников о Руси.
В частности, речь идет о т.н. «Великой хронике» Матфея Парижского (ок. 1200—1259), а также об анонимных «Анналах» Бертонского монастыря (конец XIII в.), подробно описавших деяния знаменитого Лионского собора, созванного по инициативе папы Иннокентия IV в 1245 году. Среди главных вопросов, вынесенных на обсуждение собора, был и вопрос о будущих отношениях Римско-католической церкви с монголо-татарами, к тому времени прочно обосновавшимися на территории Восточной Европы — в зоне традиционных конфессиональных притязаний Рима. Согласно «Великой хронике» и «Анналам», для информирования собора по поводу того, кто такие монголо-татары и что они собой представляют, в Лион прибыл некто Петр, «архиепископ Руси»25. Английские источники подробно передают выступление «архиепископа Петра» на соборе26. Среди других небезынтересных данных о монголо-татарах Петр сообщает, между прочим, и о том, что последним было «божественное откровение», согласно которому «должны они разорить весь мир за 39 лет». «И утверждают они, — поведал Петр, — что как некогда божественная кара потопом очистила мир, так и теперь всеобщим избиением людей, которой они произведут, мир будет очищен»27.
Наличие в двух совершенно различных источниках схожей хронологической информации позволяет предполагать существование определенной образной взаимосвязи между ними. Действительно, если Серапион (кстати, выходец из Киевской Руси — земляк легендарного Петра) в 70-е годы XIII века упоминает срок в сорок лет так сказать, post factum («к 40 лет приближаеть томление и мука»), то Петр в 1245 году явно имеет в виду будущее — время предстоящего покорения мира татарами28. Возможно, в 70-е годы XIII века истекали какие-то символические «сроки»: или сроки «пленения» Руси, или сроки завоевания татарами мира. Кто знает: может быть, чрезвычайно чувствительные к всякого рода хронологическим расчетам (особенно в отношении будущего) средневековые книжники ожидали наступления времени «подведения итогов» именно через сорок лет после нашествия «иноплеменных».
Не случайно поэтому Серапион пытается осмыслить феномен времени, в которое он живет. Раскрывая символический смысл событий, происходящих в современные ему «времена», проповедник выходит на целый комплекс морально-нравственных проблем, которым, собственно, и посвящены его поучения. Владимирский епископ мыслит ассоциативно: пытаясь определить место современного ему человечества на ленте времени, он занят сравнениями. Выводы, к которым приходит владыка, явно тревожны. И именно эта тревога, возникшая как результат «правильного понимания времени», заставляет епископа обращаться к пастве.
Современность ассоциируется у Серапиона с «последними временами»29. Характеристика современного общества как общества «последних времен» строится у Серапиона на сочетании явных и неявных указаний, ближних и дальних исторических параллелей. Это явный результат именно ассоциативного способа «атрибуции времени». Бедствия современной ему Руси Серапион ставит в один ряд с несчастьями, произошедшими с другими — библейскими — народами. Для древнерусского проповедника речь идет об одной и той же цепочке, звеньями которой попеременно являются людские преступления и божественные наказания: вторые всегда следуют за первыми.
«О, маловернии, — восклицает епископ, — слышасте казни от Бога: в первыхъ родехъ потопа на гиганты, огнемъ пожьжени, а содомляне огнем же сожени, а при фараоне десять казней на Егупетъ, при ханании каменее огненое с небесе пусти, при судьяхъ рати наведе, при Давиде моръ на люди, при Тите пленъ на Ерусалимъ, потомъ трясенье земли и паденьемъ града. И в наша лета чего не видехомъ зла? многи беды и скорби, рати, голодъ, от поганых насилье»30. «Слышасте от Бога казнь, посылаему на землю от первыхъ род: до потопа на гыганты огнем, при потопе водою, при Содоме жюпеломъ, при фараоне десятью казнии, при хананиихъ шершенми, каменьемь огненымь съ небеси: при судьях ратьми, при Давиде моромъ, при Тите плененьемь, потом же трясеньемь земли и паденьемь град. При нашем же языце чего не видехом? Рати, глади, морове и труси; конечное, еже предани быхом иноплеменникомь не токмо на смерть и на плененье, но и на горкую работу»31. Как видно, «цепочка» пролегает через всю историю человечества, и современные Серапиону «времена» в данном случае исключениями не являются.
В другом месте владыка напрямую обращается к авторитету Священного Писания: «Слышасте, братье, самого Господа, глаголяща въ Евангелии: "И въ последняя лета будет знаменья въ солнци, и в луне, и в звездах, и труси по местомъ, и глади". Тогда реченное Господомъ нашимъ ныне збысться — при нас, при последнихъ людех»32.
Таким образом, драматизм поучений Серапиона определяется именно обращением к «последним людям», живущим в «последние времена». Вероятно, именно поэтому владимирский владыка столь пристально «вглядывается» в происходящие вокруг события, небезуспешно пытаясь обнаружить в них аналогии приметам «последних времен»: «колико видехомъ солнца погибиша и луну померькъшю, и звездное пременение! Ныне33 же земли трясенье своима очима видехомъ; от начала оутверждена и неподвижима, повелением Божиим ныне движеться, грехы нашими колеблется, безаконья нашего носити не можеть»; «всем казнив ны, Богъ не отьведеть злаго обычая. Ныне землею трясеть и колеблеть, безаконья грехи многия от земли отрясти хощеть, яко лествие от древа...»34
В условиях надвинувшихся «последних времен» отсутствие искреннего покаяния и исправления среди паствы являлось «главным источником вдохновения» пастыря: указанное обстоятельство заставляло его вновь и вновь призывать паству к активной духовной работе. «Всем казнив ны, Богъ не отьведеть злаго обычая», — сокрушается проповедник. Несмотря на многочисленные знамения, наказания, «кары Господни», люди, к неподдельному сожалению Серапиона, не встали на путь исправлений. «Многу печаль в сердци своемь вижю вас ради, чада, понеже никако же вижю вы пременишася от дель неподобныхъ... Многажды глаголахъ вы, хотя отставити от васъ злыи обычаи — никако же пременившася вижю вы. Аще кто васъ разбоиникъ, разбоя не отстанеть, аще кто крадеть — татбы не лишиться, аще кто ненависть на друга имать — враждуя не почиваеть, аще кто обидить и въехватаеть грабя — не насытиться, аще кто резоимець — резъ емля не престанеть, обачс, по пророку: "Всуе мятется: збираеть, не весть кому збираеть. ...Аще ли кто любодей — любодейства не отлучиться, сквернословець и пьяница своего обычая не остансться..."»35
Болес того, по мнению епископа, люди не совсем понимают символический характер происходящих с ними бедствий. Поэтому Серапиону приходится доказывать неслучайность напастей, ниспосланных на род человеческий «свыше», а кроме того, четко обозначать предельные рамки Божьего снисхождения к не замечающим своих грехов и Божьих казней людям. «Аще ли кто речеть: "Преже сего потрясения беша и рати, и пожары быша же", — рку: "Тако есть, но — что потом бысть нам? Не глад ли? не морови ли? не рати ли многыя? Мы же единако не покаяхомъся, дондеже приде на ны языкъ немилостивъ попустившю Богу; и землю нашю пусту створша, и грады наши плениша, и церкви Святыя разориша, отца и братью нашю избиша, матери наши и сестры в поруганье быша»36.
По логике Серапиона, нашествие «поганых» должно стать еще одним (может быть, последним) напоминанием о необходимости исправления: «Видевъ наша безаконья умножившися, видев ны заповеди его отвергъша, много знамении показавъ, много страха пущаше, много рабы своми учаше — и ничим же унше показахомься! Тогда наведе на ны языкъ немилостивъ, языкъ лютъ, языкъ, не щадящь красы уны, немощи старець, младости детищ двигнухомь бо на ся ярость Бога нашего, по Давиду: "въскорс възгорися ярость его на ны"»37. Таким образом, приход «языка немилостива» является, по Серапиону, той предельной чертой («конечное, еже предани быхом иноплеменникомь»), за которой должно последовать либо искреннее покаяние и исправление людей, либо гибель (в первую очередь не физическая, а духовная) нсраскаявшихся грешников в почти уже наступившие «последние времена».
Вместе с тем подобное понимание функций «поганых язык» предопределило и характер восприятия монголо-татар. Сверхзадача, стоявшая перед епископом и сводившаяся к исправлению общественных нравов, покаянию и эсхатологическому спасению паствы, требовала и соответствующего осмысления нашествия, и адекватного описания этноса-завоевателя.
Прежде всего следует обратить внимание на именование монголо-татар в «Поучениях» Серапиона. Ни разу владимирский владыка не называл их прямо — татарами, хотя такое обращение к «поганым» в современных Серапионовым «Поучениям» текстах является достаточно распространенным38. Более того, татары нигде не были названы (по традиции, свойственной, скажем, летописным памятникам) именами тех или иных библейских народов (ни агарянами, ни измаильтянами, ни моавитянами). Создастся впечатление, что владимирский владыка сознательно избегал конкретности в названии и описании поступков ордынцев. Под его пером монголо-татары названы довольно-таки неопределенно — «языком» («немилостивым», «лютым», «не щадящим красы уны, немощи старець, младости детии»), «врагами нашими», «погаными», «иноплеменниками», «иноверцами» и др.
Вряд ли можно предположить, что отмеченная выше особенность текстов Серапиона является свидетельством его неосведомленности. Скорее всего, наоборот: отказ от конкретных, точных наименований ордынцев мог быть связан с более глубокой рефлексией по поводу феномена их появления, с более общим взглядом на происходившие на Руси бедствия, не требующим излишней конкретизации, нарочитой этнической привязки.
Вероятно, с указанной особенностью восприятия Серапионом монголо-татар связано практически полное отсутствие в его произведениях какой бы то ни было конкретной информации, касающейся действий «поганых». Описание их поступков подчинено определенным художественным шаблонам, влияние которых на характер повествования настолько велико, что почти полностью устраняет из текста описание оригинальных черт в поведении ордынцев. В общем-то традиционность, своеобразный «консерватизм» средневековой проповеди как жанра требовал от пастыря-книжника столь же традиционных средств повествования. «Сам жанр поучений, с которыми выступал Серапион, был весьма консервативен... традиционная схема средневековой проповеди оставляла мало места для рассуждений на злободневные темы»39 и для подробного освещения событийной стороны интересующей проповедника проблемы. Исходя из стоящих перед ним целей, «законов жанра» и, вероятно, собственных эстетических вкусов, Серапион обращался к вполне знакомым ему и его потенциальной аудитории текстам и, избегая конкретизации, давал достаточно четкую оценку происходящим на Руси событиям40. Таким образом, метод использования аналогий распространялся и на поиск сюжетов, и на выбор средств описания.
Действия татар практически не выходят за рамки традиционных поступков народов, насылаемых Господом на согрешившие страны.41 Татары разоряют и опустошают42 («землю пусту створша»), пленяют43 («грады плениша»; «множайша же братья и чада наша въ пленъ ведени быша»; «пленена бысть земля наша» и «ведены быша жены и чада наша въ пленъ»); святотатствуют44 («церкви Святыя разориша», «повергают» «плоти пре-подобныхъ мнихъ птицамъ на снедь»; разрушают «божественьныя церкви», оскверняют «ссуди священии и честные кресты и Святыя книги», топчут «Святыя места»), убивают45 («отца и братью избиша»; «вскоре падоша отци и братья наша трупиемь на земли», подвергают казням церковных иерархов — «святители мечю во ядь быша»), подвергают людей поруганию46 («матери наши и сестры в поруганье быша»), порабощают47 («порабощени быхомъ оставшеи горкою си работою от иноплеменник»; «предани быхом иноплеменникомь не токмо на смерть и на плененье, но и на горкую работу»), накладывают дани48 («дане тяжькыя на ны не престануть»). Они — «языкъ немилостивъ», «языклют», поэтому «не щадят красы уны, немощи старець, младости дети», в результате их действий «кровь и отець, и братья нашея, аки вода многа, землю напои»49 и т. д. «Поганые» внушают страх даже некогда самым храбрым — «князи нашихъ воеводъ крепость ищезе», «храбрим наша, страха наполънившеся, бежаша»50; само пришествие татар Серапион называет «прещением страшным»51. Итогами нашествия «безбожных» являются разорение, опустошение («гради мнози опустели», «села лядиною поросоша», «богатьство наше ("поганым") в користь бысть», «трудъ нашь погании наследоваша»), а также унижение перед «иноплеменниками» («величьство наше смерися», «красота наша погыбе», «земля наша иноплеменникомъ в достояние бысть», «в поношение быхомъ живущимъ всъкраи земля нашея», «в посмехъ быхомъ врагомъ нашимъ»)52.
Исследователи обратили внимание на то, что Серапион, обличая пороки русских людей, сравнивает их поступки с поведением «поганых»: «Погании бо, закона Божия не ведуще, не убивают единоверних своихъ, не ограбляють, не обадят, не поклеплют, ни украдут, не запряться чужаго; всякъ поганый брата своего не продасть; но кого в нихъ постигнет беда, то искупять его и на промыслъ дадуть ему; а найденая в торгу проявляют; а мы творимъся, вернии, во имя Божие крсщсни есмы, а заповеди его слышаще, всегда неправды есмы исполнени и зависти, немилосердья; братью свою ограбляемъ, убиваемъ, въ погань продаемъ. Оканне, — вопрошает Серапион, — кого снедаеши? не таковъ же ли человек, яко же и ты? не зверь есть, ни иноверець...»53
В итоге книжник приходит к «"признанию положительных достоинств" татар, способных даже послужить образцом для христиан»54. Трудно судить, что послужило причиной обращения владыки к подобному сравнению: возможно, с помощью столь яркого, даже обидного для христиан примера проповедник стремился привлечь внимание аудитории к своим словам. Важно другое: судя по всему, в основе приведенного пассажа лежат личные наблюдения Серапиона, а «не риторический прием, потому что проповедник, как антитезой, мог бы воспользоваться любым книжным заимствованием». Значит, татары, до этого описываемые им достаточно трафаретно, в восприятии книжника, помимо традиционных черт «нечистых народов», все-таки имели хоть какие-то реальные — даже положительные — черты. Таким образом, в пятом поучении Серапиона, пусть лишь в одной детали описания, «видно отношение к татарам как к определенному народу»55.
В целом в «Словах» Серапиона Владимирского татары воспринимались в качестве «кары Господней», ниспосланной на Русь в «последние времена» для исправления «грехов людских». Поскольку, по мнению книжника, именно «погрязшие в пороках и безверии» современники были повинны в том, что Господь вынужден был покарать Русь56, указанный вектор восприятия монголо-татар обуславливал и отношение пастыря к проблеме возможного спасения паствы, и позицию Серапиона по поводу возможной борьбы с «безбожными».
Во-первых, возможность спасения, по мысли владыки, даруется самим Господом, который не просто «казнит» христиан, но насылает казни «во исправление», с целью очищения православных накануне «последних времен» и Страшного суда: «сс же все от Бога бываеть, и симъ намъ спасенье здеваеть»57. Во-вторых, залог спасения владимирский епископ видел в осознании людьми собственной греховности и в искреннем покаянии58. Действительно, как отмечали исследователи, все пять поучений Серапиона «сходны между собой в том, что основное их содержание составляет призыв к покаянию, обращенный непосредственно к слушателям». Именно покаяние «могло отвратить гнев Божий»59: избавление от грехов привело бы, по мысли Серапиона, к прекращению Божьего гнева, следовательно, к избавлению от ненавистного порабощения иноплеменникам.
Религиозное покаяние было у Серапиона основным средством «избысть» «томление и муку» монголо-татарской власти60. На эту тему Серапион рассуждает практически в каждом поучении: «молю вы, братье, кождо васъ: внидите в помыслы ваша, оузрите сердечныма очима дела ваша, — възненавидете их и отверзете я, к покаянью притецете. Гневъ Божии престанеть, и милость Господня излеется на ны, мы же в радости поживемъ в земли нашеи, по ошествии же света сего придем радующеся, акы чада къ отцю, къ Богу своему и наследим царство небесное, его же ради от Господа создани быхом»61; «молю вы, отступите делъ поганьскыхъ»62; «моляся, вам глаголю: приимемъ покаянье от сердца, да Богъ оставит гневъ свои и обратимъся от всехъ дел злыхъ, да Господь Богъ обратиться к намъ... Придете же со мною на покаянье, да умолоим Бога; веде убо, аще ся покаеве, будемъ помиловани; аще ли не останетеся безумья и неправды, то узрите горша напоследь»63 и т. д.
Таким образом, спасение, по Серапиону, представляло собой сочетание двух факторов: Божьей милости, проявляющейся в виде указующих на людские грехи казней, и готовности паствы, избавившись от собственных «беззаконий», встать на путь «покаяния». Естественно, что в рамках подобного восприятия совершенно не оставалось места идеям о возможной борьбе с «погаными». Нашествие «языка немилостивого» совершается по Божьей воле, противостоять ему в принципе невозможно64. Данное обстоятельство особо подчеркивается владыкой: «князи нашихъ воеводъ крепость ищезе», «храбрии наша, страха наполъньшеся, бежаша». Страх от осознания собственных грехов и даруемая Господом возможность покаяния — вот что остается человеку в условиях пленения Руси «иноплеменниками».
* * *
«Поучения» Серапиона Владимирского были созданы в ближайшие десятилетия после нашествия монголо-татар и, видимо, преследовали цель каким-то образом осмыслить произошедшее, дать пастве объяснение смысла постигших Русь испытаний. В произведениях Серапиона Владимирского иногда в завуалированной, а иногда и в явной форме нашли отражение эсхатологические ожидания того времени. Ощущая современную ему эпоху как «последние времена», обращаясь к своей пастве как к «последним людям», Серапион характеризовал татар как «язык немилостивый». Владимирский епископ «рассматривает господство монголо-татар как великое зло, которое рано или поздно должно кончиться», поскольку если русские люди избавятся от грехов, то «гнев Божии престанеть... мы же в радости поживем в земли нашей»65. Монголо-татары одновременно выступали как бы в двух ипостасях. С одной стороны, с их помощью, через них осуществлялась кара Господня за грехи людские (наряду с «гладом», «трусом» и пр.). С другой стороны, им «поручалось свыше» попытаться вернуть паству «на путь истинный» до того, как наступит Страшный суд.
Примечания
1. Болховитинов Е. Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением разных грамот и выписок. Киев, 1831. С. 138.
2. См., напр.: Щапов Я.Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI—XIII вв. М., 1978. С. 181—184.
3. См.: ПСРЛ. Т. 7. СПб., 1856. С. 172; Т. 25. М.; Л., 1949. С. 151; Т. 28. М.; Л., 1963. С. 61.
4. Творогов О.В. Серапион // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. С. 387—389. Некоторые исследователи полагают, что перу Серапиона принадлежит также ряд других, сходных по тематике поучений, однако этот вопрос является дискуссионным в науке. См., напр., отзыв Е.В. Петухова на возможность атрибуции Серапиону некоторых других поучений (Петухов Е.В. Серапион Владимирский, русский проповедник XIII века. СПб., 1888. С. 7—14), а также мнение В.А. Колобанова о принадлежности Серапиону т.н. «Поучения к попам» (см.: Колобанов В.А. О Серапионе Владимирском как возможном авторе «Поучения к попам» // ТОДРЛ. Т. 14. М.; Л., 1958. С. 159—162; Он же. Общественно-литературная деятельность Серапиона Влади мирского: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л.; Владимир, 1962. С. 7).
5. См., напр.: Петухов Е.В. Серапион Владимирский... С. 16—24. Ср.: Аристов Н.Я. Заметка о поучениях епископа Серапиона // Труды III Археологической) съезда. Т. 2. Киев, 1878. С. 47—48; Порфирьев И. История русской словесности. Ч. 1. Казань, 1909. С. 445; Сперанский М.Н. История древнерусской литературы. М., 1914. С. 365—366; Вотяк М. История украинской литературы. Ч. 1. Львов, 1920. С. 260—261; Грушевский М.С. История украинской литературы. Ч. 1. Т. 3. Кн. 3. Киев; Львов, 1923. С. 253; Гудзий Н.К. Где и когда протекала литературная деятельность Серапиона Влади мирского? // ИОЛЯ. 1952. Т. 2. Вып. 5. С. 450—456; Он же. История древней русской литературы. Изд. 6-е, испр. М., 1956. С. 196—198 и др. Подробный разбор мнений исследователей по поводу времени создания первого «Поучения» см.: Колобанов В.А. К вопросу о датировке первого «Слова» Серапиона Владимирского // Ученые записки Владимирского педагогического института. Вып. 4. Владимир, 1958. С. 250—252.
6. Петухов Е.В. Серапион Владимирский... С. 22.
7. Колобанов В.А. К вопросу о датировке первого «Слова»... С. 252—257.
8. Там же. С. 255.
9. Там же. С. 258. О «небесспорности» предложенной Е.В. Петуховым датировки первого «Поучения» пишет и польский исследователь Г. Подскальски. См.: Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988—1237 гг.). СПб., 1996. С. 181—182. Прим. 476, 484. С датировкой В.А. Колобанова в принципе согласен и В.Н. Топоров. См.: Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 2. М., 1998. С. 239—240, 243.
10. См.: Макарий (Булгаков М.П.). История русской церкви. Кн. 3. Отд. 1. М., 1995. С 243; История русской литературы. Т. 2. Ч. 1. С. 46; Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII — первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн. X — нач. XX в.: Сб. науч. тр. Вып. 1. М., 1990. С. 40 и др.
11. См.: Гудзий Н.К. История древней русской литературы... С. 197.
12. Аристов Н.Я. Заметка... С. 47—48.
13. Слова Серапиона Владимирского // ПЛДР. XIII век. С. 442.
14. Там же. С. 454.
15. Там же. С. 450, 452.
16. Там же. С. 450.
17. Е.В. Петухов приводит полный перечень грехов, упомянутых Серапионом. См.: Петухов Е.В. Серапион Владимирский... С. 42—43. См. также: История русской литературы. Т. 2. Ч. 1. С. 46 (автор раздела — В.Ф. Покровская).
18. Петухов Е.В. Серапион Владимирский... С. 49—53.
19. История русской литературы. Т. 2. Ч. 1. С. 46.
20. ПЛДР. XIII век. С. 446.
21. Там же. С. 444.
22. Ср.: Шевырев А.С. Обозрение русской словесности в XIII в. // ИОРЯС. СПб., 1854. T. 3. Стб. 89—90; Петухов Е.В. Серапион Владимирский... С. 23; История русской литературы Т. 2. Ч. 1. С. 47 и др.
23. Возможная символическая «нагрузка» упомянутых «40 лет» не позволило Г. Подскальски однозначно датировать второе «Поучение»: «в зависимости от того, является ли указанный здесь срок в 40 лет реальным или символическим (ср. срок странствий Израиля в пустыне), определяется и дата написания поучения...» (см.: Подскальски Г. Христианство... С. 182. Прим. 484). В.И. Топоров вообще не рассматривает упомянутое сорокалетие как реальный временной отрезок, а анализирует лишь возможные символические значения указанной цифры. См.: Топоров В.И. Святость... С. 291—292. Прим. 39.
24. См., напр.: «а сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне. ...Вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет... дабы познали, что значит быть оставленными мною» (Чис. 14: 33—34); «и воспылал гнев Господа на Израиля, и водил Он их по пустыне сорок лет, доколе не кончился весь род, сделавший зло в очах Господних» (Чис. 32: 13); «и помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет» (Вт. 8: 2). Ср.: «сыны Израилевы продолжали делать злое пред очами Господа, и предал их Господь в руки Филистимлян на сорок лет» (Суд. 13: 1).
25. Ряд исследователей полагают, что этим человеком являлся некто Петр Акерович, игумен Спасского монастыря на Берестове, поставленный в «митрополиты всея Руси» черниговским князем Михаилом Всеволодовичем в период недолговременного княжения последнего в Киеве во второй половине 30-х годов XIII века и высланный из столицы преемниками Михаила (См. подр.: Пашуто В.Т. Очерки... С. 58—62).
26. Не знавший пи одного «библейского языка (ни греческого, пи латинского, ни еврейского)... Петр был допущен произнести речь на соборе по-русски, с гем чтобы толмачи его перевели». См.: Пашуто В.Т. Очерки... С. 59.
27. Матузова В.И. Английские средневековые источники IX—XIII вв. М., 1979. С. 152, 182. И «Великая хроника», и бертонские «Анналы» одинаково передают этот отрывок из выступления Петра. В.И. Матузова полагает, что Петр мог дважды произносить свою речь о татарах: в Риме, куда он прибыл для знакомства с папой, и в Лионе, где выступал перед собором. См.: Там же. С. 183.
28. О другом отголоске подобных временных расчетов в западных хрониках см.: Назаренко А.В. Русь и монголо-татары в Хронике сплитского архидьякона Фомы (XIII в.) // История СССР. 1978. № 5. С. 152. В более поздний период внимание книжников также было обращено на символическое истолкование числа 40: так, в одном из сборников выписок исторического содержания мы находим указание на то, что взятие Царьграда турками происходило «до исхода лет за 40» (т.е. за сорок лет до исхода седьмой тысячи лет). См.: Горский А.В., Невоструев К.И. Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки. Отд. II. Ч. 3. М., 1862. С. 667 (ср.: Тихонравов Н.С. Сочинения. Т. 1. М., 1898. С. 237).
29. См., напр.: Кусков В.В. История... С. 132.
30. ПЛДР. XIII век. С. 452.
31. Там же. С. 450, 452.
32. ПЛДР. XIII век. С. 440.
33. По справедливому замечанию В.А. Колобанова, выражение «ныне» следует понимать в контексте всех поучений Серапиона, где оно употребляется в смысле «в наше время», «в нашу эпоху» (см.: Колобанов В.А. К вопросу о датировке... С. 253).
34. ПЛДР. XIII век. С. 440.
35. Там же. С. 443—444.
36. ПЛДР. XIII век. С. 440.
37. Там же. С. 446.
38. См., напр.: НПЛ. С. 61 и далее; ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 445 и далее; Т. 2. Стб. 740 и далее.
39. Кучкин В.А. Монголо-татарское иго... С. 40. Ср. с мнением митрополита Макария (Булгакова): «Поучения» Серапиона «небогаты содержанием и очень сходны между собой, однообразны» (см.: Макарий (Булгаков М.П.). История... С. 243).
40. Цитаты Серапиона («речь идет о цитатах из Ветхого Завета (Давид) и из Нового Завета (слова Христа, апостолов), цитаты или, скорее, их варианты из Отцов Церкви и раннехристианских авторов (Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина») «обычно коротки, нигде не являются самоцелью, но как бы вводят некоторое событие русской жизни XIII века в пространство "прецедента" и тем самым классифицируют его ("это — то самое")» (курсив наш. — В.Р.). См.: Топоров В.Н. Святость... С. 267—268.
41. Перечень таких действий можно обнаружить в «пророческих книгах», например в «Откровении» Мефодия Патарского.
42. ПЛДР. XIII век. С. 440. Ср.: «поидоуть пред ними... погыбель и пагоуба, тля и опоустение»; «гради опоустеють и боудоуть земле... опоустение»; «сберется земля опоущеная». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила в византийской и славяно-русской литературе. Исследования и тексты. М., 1897. С. 93, 95, 98 (здесь и далее указаны номера страниц второй пагинации).
43. ПЛДР. XIII век. С. 440, 443—444, 446, 448. Ср.: живущие (на земле) «пленениемь и мечомь погыбьноуть», «грьци в пленение и бегание боудоуть», «в пленение и сечение боудоуть». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 94.
44. ПЛДР XIII век. С. 440, 446, 448. Ср. с описанием святотатств: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 95. Ср. также: «Боже! язычники пришли в наследие Твое, осквернили святой храм Твой, Иерусалим превратили в развалины... тела святых Твоих (отдали на сведение) зверям земным» (Пс. 78: 1—2). Серапион при описании татарских разорений активно использовал сентенции из Псалтыри (см.: Подскальски Г. Христианство... С. 179). Н.К. Гудзий обратил внимание на то, что Серапион «даже буквально» воспроизводил отдельные фразы 78-т псалма (см.: Гудзий Н.К. История древней русской литературы... С. 198).
45. ПЛДР. XIII век. С. 440, 443—444, 446, 448. Ср.: живущие (па земле) «исечени боудоуть», будет на земле «гладь и смерть» и др. См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 93, 94, 97.
46. ПЛДР. XIII век. С. 440. Ср.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 94—95.
47. ПЛДР. XIII век. С. 443—444, 450, 452. Ср.: люди «подъ ярмомъ работы... боудоуть», «начноуть работаатин работавшими имь». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 94, 98.
48. ПЛДР. XIII век. С. 443—444. Ср.: «дани вьзимати начноуть». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 92, 94.
49. ПЛДР. XIII век. С. 446, 448. Ср.: «оудовиць и сироть и чрьньць и всакаго стараго вь безотчество вьврьгнуть и стоужеть оубогимь». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 94—95. Ср. также: «пошлет на тебя Господь народ издалека, от края земли; как орел налетит народ, которого языка ты не разумеешь. Народ наглый, который не уважит старца и не пощадит юноши» (Втор. 28:49—50); «не пощадил ни юноши, ни девицы, ни старца, ни седовласого: все предал Бог в руку его» (2 Цар. 36: 17); «изби их меч: ...и юношу, и девицу, и грудного младенца, и покрытого сединою старца» (Втор. 32: 25; Исз. 9: 6); «(язычники) пролили кровь... как воду вокруг Иерусалима, и некому было похоронить их» (Ис. 78: 3).
50. ПЛДР. XIII век. С. 446, 448. Ср.: «грьци в пленение и бегание боудоуть», «одрьжими боудоуть... страхомь, и боудоуть вь оужасе вси живоучи на земли»; «и нападеть на не страхь отвсоудоу». См.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 94, 95, 97.
51. ПЛДР. XIII век. с. 440—441.
52. Там же. С. 446, 448. Ср.: Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила... С. 93, 95, 97, 98.
53. ПЛДР. XIII век. С. 454.
54. Подскальски Г. Христианство... С. 183. Ср.: «Как не проклинали татар за их свирепые опустошения, даже в первое время ига русские писатели признавали в татарах известные добродетели в их собственном быту» (см.: Пыпин А.И. История русской литературы. Т. 1. С. 216).
55. Шамбинаго С.К. Русское общество... С. 579.
56. История русской литературы Т. 2. Ч. 1. С. 47.
57. ПЛДР. XIII век. С. 452.
58. История русской литературы. Т. 1. Л., 1980. С. 115.
59. См.: Шамбинаго С.К. Русское общество... С. 578; Рынин А.Н. История русской литературы. Т. 1. С. 208; История русской литературы Т. 2. Ч. 1. С. 46.
60. Кучкин В.А. Монголо-татарское иго... С. 43.
61. ПЛДР. XIII век. С. 444.
62. Там же. С. 450.
63. Там же. С. 454.
64. «Древнерусские книжники... приходили к убеждению, что Русская земля навлекла на себя гнев Божий, сопротивляться которому бесполезно» (курсив наш. — В.Р.) (см.: История русской литературы. Т. 2. Ч. I. С. 45).
65. Кучкин В.А. Монголо-татарское иго... С. 41.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |