Литературная история памятников «куликовского цикла»
Литературная история памятников «куликовского цикла» долгое время привлекает пристальное внимание исследователей. Однако сложный, подчас запутанный характер взаимоотношений текстов в большинстве случаев не позволяет прийти к однозначным заключениям как относительно тех или иных этапов истории текстов, так и относительно времени появления отдельных памятников цикла.
Наибольшие споры в науке вызывает литературная история поэтической «Задонщины». Она дошла в шести списках, однако только в двух из них текст произведения читается в полном виде1.
По мнению исследователей, «текст "Задонщины" по всем спискам неустойчив, в каждом списке имеются индивидуальные, довольно существенные отличия, которые во многих случаях не позволяют решить вопрос, какой же текст был в их общем оригинале»2. В науке нет единого мнения относительно того, какой из дошедших вариантов «Задонщины» лучше всего передает первоначальный вид произведения. Согласно одной точке зрения, первоначальный текст отразился в самом раннем — Кирилло-Белозерском — списке, тогда как остальные списки относятся к поздней, пространной редакции памятника3. Как полагают другие исследователи, первоначальный вид произведения, наоборот, лучше передают пространные списки, краткий же Кирилло-Белозерский вариант явился всего лишь сокращением одного из пространных списков «Задонщины»4.
В самой «Задонщине» или в каких-либо иных источниках информация о времени появления памятника отсутствует. Датировка произведения чаще всего опирается либо на содержащуюся в тексте информацию о тех или иных топонимах5, либо на анализ т.н. «художественного своеобразия» произведения6, либо на гипотетически выявляемые летописные источники «Задонщины»7.
Разброс мнений относительно того, когда и в каких условиях мог появиться этот «поэтический отклик на события Куликовской битвы», достаточно велик. Часть исследователей полагает, что время составления «Задонщины» следует относить к концу 80-х годов XIV века, т. е. к ближайшему по отношению к описываемым в памятнике событиям времени8. Согласно другой точке зрения, возможность создания произведения «по горячим следам» сомнительна, что побуждает отодвинуть датировку памятника вплоть до середины — второй половины XV века, т. е. до времени, когда появился дошедший до нас Кирилло-Белозерский список «Задонщины»9.
Впрочем, датировки, базирующиеся на тезисе о синхронности появления «Задонщины» времени существования упомянутых в тексте топонимов — городов Тырнов и Ургенч, которые были разрушены в конце XIV века (о них автор памятника говорит как о существующих), вряд ли могут быть признаны решающими. Дело в том что автор памятника действительно мог знать о разрушении указанных городов. Но при этом мог упомянуть о них как о существовавших в то время, когда разворачивается его повествование, т. е. в 1380 году10.
Вместе с тем датировки, опирающиеся на изучение истории текста «Задонщины», также не дают пока однозначных данных о времени ее создания. Так, наиболее спорным в науке является вопрос о возможности обращения автора «Задонщины» к тексту пространной летописной Повести о Куликовской битве: в случае зависимости памятника от упомянутого летописного рассказа границы датировки сужаются до второй половины XV века11.
При указанном разбросе мнений и шаткости доводов относительно времени создания произведения наиболее правильным считаем остановиться на точке зрения о возможности появления «Задонщины» в широкий временной промежуток от конца XIV до 70—80-х годов XV века, не настаивая при этом на более узких датировках памятника.
Летописные повести о Куликовской битве дошли до нас в кратком и пространном видах. Краткий рассказ «о великом побоище, иже на Дону»12 сохранился в составе Сим., Рог. и Московско-Академического списка Суздальской летописи (в полном виде текст рассказа представлен в первых двух летописных памятниках).
Относительно времени составления краткого летописного рассказа о Куликовской битве единого мнения в науке не существует. Одни исследователи полагают, что текст повести мог возникнуть в рамках так называемого летописного «Свода 1408 года», откуда попал в Тр. и схожие летописи13. Другие же, обращая внимание на содержащиеся в рассказе текстуальные повторы, относят создание первоначального вида памятника к более раннему периоду — концу XIV века14. Вероятно, наиболее корректной является оценка краткой летописной Повести «о великом побоище, иже на Дону» в качестве памятника, появившегося в конце XIV — начале XV века и приобретшего окончательный, дошедший до нас вид в результате той летописной работы, которую вели составители «Свода 1408 года».
Древнейшие тексты пространной летописной повести дошли до нас в составе Новгородской IV (далее — НIV) и СI летописей15. Вопрос о датировке пространного варианта памятника до сих пор является дискуссионным, поскольку напрямую связан с датировкой летописных сводов, содержащих указанный вариант повести16. Большинство исследователей склоняются к тому, чтобы датировать появление повести промежутком между 10-ми и 40-ми годами XV века17. В качестве своего основного источника пространная Повесть воспользовалась кратким рассказом о Куликовской битве, дополнив его вставками из ряда других источников.
«Сказание о Мамаевом побоище» — наиболее поздний памятник «куликовского цикла» — дошел до нас в полуторастах списках. При этом ни один из списков не отражает первоначального текста «Сказания»18. Л.А. Дмитриев предложил разделить все известные списки на восемь редакций: Основную (далее — Осн.), Летописную (далее — Летоп.; текст редакции находится в списках Вологодско-Пермской летописи (далее — ВП)), Распространенную (далее — Распр.), Киприановскую (далее — Кипр.), редакцию летописца Хворостинина; западнорусскую переработку; редакцию, переходную к Синопсису; редакцию Синопсиса Иннокентия Гизеля19.
Первое серьезное исследование литературной истории «Сказания» принадлежит С.К. Шамбинаго. Первоначально он полагал, что наиболее древний и близкий к первоначальному текст «Сказания» находится в Никоновской летописи (Кипр.)20. А.А. Шахматов, подвергнув это положение обоснованной критике, пришел к выводу, что первоначальный вид памятника восстанавливается на основе Осн. и Летоп.21 С мнением о первоначальности Летоп. выступил А. Марков22. Впоследствии к этому мнению присоединился и сам С.К. Шамбинаго23, а также более поздний исследователь памятника В.С. Мингалев24. Л.А. Дмитриев на основе исследования большинства дошедших списков, вслед за А.А. Шахматовым, высказался за то, что «текст "Сказания", наиболее близкий к первоначальному, сохранился в текстах Летоп. или Осн. редакций»; из двух указанных редакций, полагал исследователь, текст Осн. содержит чтения, более близкие к первоначальному виду памятника25. Точку зрения Л.А. Дмитриева относительно первичности внелетописной Осн., подкрепленную новыми аргументами М.А. Салминой26, поддерживает большинство исследователей памятника27. Однако, исходя из того, что текст Осн., всего лишь близок к первоначальному, а не передает таковой полностью, считаю оправданным, вслед за В.А. Кучкиным, привлекать для решения задач настоящего исследования общие чтения трех наиболее ранних редакций — Осн., Летоп. и Распр.28
В науке предлагались различные датировки «Сказания». Ряд исследователей относит создание памятника ко времени, близкому к описываемым в произведении событиям, т. е. к концу XIV — первой половине XV века29. Среди наиболее распространенных следует отметить гипотезу Л.А. Дмитриева, который датировал появление «Сказания» первой четвертью XV века30. Однако в последнее время большинство исследователей склоняется к более поздней датировке «Сказания»31. В.С. Мингалев датирует составление памятника 30—40-ми годами XVI века32. М.А. Салмина промежуток времени, когда могло появиться «Сказание», ограничивает концом 40-х годов XV (составление т.н. «Свода 1448 года» — основного источника «Сказания») и началом XVI века (время появления текста «Сказания» Летоп. в составе первой редакции ВП, отразившейся в Лондонском списке)33. Наиболее же удачной следует считать датировку, предложенную В.А. Кучкиным. Опровергнув основания, по которым Л.А. Дмитриев отнес появление памятника к первой четверти XV века, исследователь датировал «Сказание» временем «не ранее 1485 года, а скорее — началом XVI века»34. В последнее время датировку В.А. Кучкина уточнил Б.М. Клосс. По его мнению, первоначальный вариант «Сказания» был составлен коломенским епископом Митрофаном в 10—20-е годы XVI столетия35.
Достоверность сообщаемой в «Сказании» информации по-разному оценивается в литературе. Ряд исследователей с доверием относится к сообщениям позднего рассказа о Куликовской битве, оценивая памятник как «выдающийся исторический документ»36. Другие же говорят о «недостоверности» большинства фактов, приводимых в «Сказании»37. Последняя точка зрения представляется более обоснованной: «Сказание», возникнув через столетие после описываемых событий, не могло достоверно изображать Мамаево побоище. Отраженные же в произведении сведения более ранних источников в преобразованном виде в основном восходят к дошедшим до нас рассказам о Куликовской битве. Кроме того, судя по всему, автор памятника и не ставил перед собой цели создать «достоверный отчет о Куликовской битве». Вероятнее всего, его задачи были иными.
Примечания
1. Списки Ундольского (далее — У) и Синодальный (далее — С) — оба XVII века — «пестрят ошибками и искажениями». В списках Ждановском (далее — Ж), Историческом первом (далее — И-1), Историческом втором (далее — И-2) текст дефектный. Список Кирилло-Белозерский (далее — К-Б) — самый ранний из всех (70—90-е годы XV века) — передает только половину текста. См. Подр.: Дмитриев Л.А. Литературная история памятников Куликовского цикла // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 307—309.
2. См. подр.: Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков «Задонщины» и текст «Слова о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания «Слова». М.; Л., 1966. С. 199—263; Она же. Об авторе «Задонщины» // Сказания и повести... С. 360. См. также: Там же. С. 371. Ср.: Адрианова-Перетц В. /7. Задонщина (Опыт реконструкции авторского текста) // ТОДРЛ. Т. 6. М.; Л., 1948. С. 222.
3. См., напр.: Зимин А.А. Две редакции «Задонщины» // Труды Московского государственного историко-архивного института. Т. 24. Вып. 2. М., 1966. С. 17—54; Он же. Спорные вопросы текстологии «Задонщины» // РЛ. 1967. № 1. С. 84—104; Он же. Когда было написано «Слово»? // ВЛ. 1967. № 3. С. 141; Он же. «Слово о полку Игореве». СПб., 2006. С. 14—104. С мнением А.А. Зимина согласен А.И. Плигузов (см.: Плигузов А.И. (Комментарии) // Живая вода Непрядвы. М., 1988. С. 622).
4. См., напр.: Творогов О.В. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла... С. 292—312; Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков... С. 263; Она же. Некоторые итоги изучения текстологии «Задонщины» // РЛ. 1976. № 2. С. 87—91; Дмитриев Л.А. Литературная история... С. 307; Горский А.А. Историко-поэтическая концепция «Задонщины» // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн X — нач. XX вв.: Сб. научных трудов. Вып. 1. М., 1990. С. 83, 88.
5. См., напр.: Тихомиров М.Н. Древняя Москва XII—XV вв. М., 1947. С. 202—203; Моисеева Г.Н. К вопросу о датировке «Задонщины» (Наблюдения над пражским списком «Сказания о Мамаевом побоище») // ТОДРЛ. Т. 34. Л., 1979. С. 224—227; Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле // ВИ. 1980. № 8. С. 7; Он же. К датировке «Задонщины» // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. С. 113—121. Ср.: Плигузов А.И. (Комментарии). С. 621—622; Лурье Я.С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994. С. 27.
6. См., напр.: Назаревский А.А. «Задом щи на» в исследованиях последнего десятилетия // ТОДРЛ. Т. 12. М.; Л., 1956. С. 575; Соловьев А.В. Автор «Задонщины» и его политические идеи // Там же Т. 14. М.; Л., 1958. С. 188; Ржига В.Ф. Слово Софония рязанца о Куликовской битве (Задонщина) как литературный памятник 80-х годов XIV века // Повести о Куликовской битве. М., 1959. С. 397 и др. Указанный способ датировки произведений древнерусской литературы нельзя считать самостоятельным; он применим лишь в сочетании с данными текстологического и фактологического анализа памятников. См.: Салмина М.А. Еще раз о датировке «Летописной Повести» о Куликовской битве // ТОДРЛ. Т. 32. Л., 1977. С. 31.
7. См., напр.: Шамбинаго С.К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 84—134; Шахматов А.А. Отзыв о сочинении С.К. Шамбинаго: «Повести о Мамаевом побоище». СПб., 1906 // Отчет о двенадцатом присуждении премий митрополита Макария. СПб., 1910. С. 180—181; Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла... С. 376—383.
8. См. напр.: Тихомиров М.Н. Древняя Москва... С. 202—203; Соловьев А.В. Автор «Задонщины»... С. 186; Гудзий Н.К. История древней русской литературы... С. 221; Лихачев Д.С. Черты подражательности «Задонщины» (К вопросу об отношении «Задонщины» к «Слову о полку Игореве») // Д.С. Лихачев. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 288—317; Он же. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси // Д.С. Лихачев Избранные работы. Т. 2. Л., 1987. С. 263—273; Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле... С. 7; Он же. К датировке «Задонщины»... С. 113—121; Кусков В.В. История древнерусской литературы... С. 144; Дмитриев Л.А. Литературная история... С. 309—311 и др.
9. Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задонщина»... С. 381—383. По мнению Я.С. Лурье, «датировка (памятника) далеко не установлена: он возник во всяком случае не позднее 70-х годов XV в. (время написания древнейшего списка памятника), но попытки датировать его конном XIV в. не представляются достаточно убедительными». См.: Лурье Я.С. Две истории Руси XV века... С. 27.
10. Плигузов А.И. (Комментарии). С. 621—622; Лурье Я.С. Две истории Руси XV века... С. 64. Прим. 19.
11. М.А. Салмина полагала доказанным такого рода зависимость «Задонщины» от пространной летописной повести. См. подробнее: Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задонщина»... С. 376—383. Л.А. Дмитриев подвергал критике текстологическую аргументацию исследовательницы, однако сам полагал возможным, не приводя собственных текстологических доказательств, принимать «эмоциональность восприятия событий» автором памятника в качестве «основного довода» в пользу составления «Задонщины» «современником, а возможно, участником» Куликовской битвы. Ср.: Дмитриев Л.А. Литературная история... С. 311, 327—330.
12. См.: Шахматов А.А. Общерусские летописные своды XIV и XV веков // ЖМНП. 1901. Ноябрь. С. 65, 78—83; Он же. Отзыв... С. 104; Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задонщина»... С. 359—364; Она же. Еще раз о датировке «Летописной Повести»... С. 3—5. С мнением М.А. Салминой согласно большинство исследователей (см.: Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 96—97; Он же. Две истории Руси XV века... С. 25; Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле... С. 7; Хорошкевич А.Л. О месте Куликовской битвы // История СССР. 1980. № 4. С. 94—97 и др.).
13. См., напр.: Салмина М А. Еще раз о датировке «Летописной Повести»... С. 5.
14. Так Л.А. Дмитриев, в целом согласившись с мнением М.А. Салминой относительно того, что краткая повесть Тр. и близких к ней летописей является «старейшей из сохранившихся до нас записей о сражении Дмитрия Донского с Мамаем», предполагал, что указанная запись не являлась первым по времени появления рассказом о Куликовской битве. «Текстологические данные говорят о том, — писал исследователь, — что автор рассказа "О великом побоище, иже на Дону" — составитель свода 1408 г. воспользовался уже существовавшими в его время несколькими письменными источниками (курсив наш. — В.Р.) посвященными Куликовской битве». См.: Дмитриев Л.А. Литературная история... С. 323.
15. Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задонщине»... С. 344; Гурский А.А. Русь. От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 249.
16. См., например: Шахматов А.А. Обозрение... С. 153, 184, 212; Салмина М.А. «Летописная Повесть» о Куликовской битве и «Задом щи на»... С. 345—355.
17. Там же. С. 372—376. См. также: Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла... С. 484—485; Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 67—68, 107—110, 118—119; Зимин А.А. Витязь на распутье. М., 1991. С. 137—138 и др. Ср. с датировкой общего протографа НIV-СI: Шахматов А.А. Обозрение... С. 154. А.С. Орлов, на основе анализа ряда эпизодов «памятника, приходит к выводу, что "Летописная Повесть" была составлена между 1431 и 1453 годами». См. подробнее: Орлов А.С. Литературные источники Повести о Мамаевом Побоище // ТОДРЛ. Т. 2. М.; Л., 1935. С. 157—162. В более поздней работе М.А. Салмина попыталась уточнить предложенную ранее датировку, ограничив временные рамки создания Повести концом 40-х годов XV века (см.: Салмина М.А. Еще раз о датировке «Летописной Повести»... С. 39). Впоследствии исследовательница не исключила возможности более поздней датировки произведения, подчеркнув, что не считает свои выводы окончательными. См.: Салмина М.А. Повесть о Куликовской битве летописная // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.). Ч. 2. Л., 1989. С. 245. В.А. Кучкин датирует памятник 30-ми годами XV века (см.: Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998), А.Г. Бобров — 1418—1419 годами (см.: Бобров А.Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 149—160), с ним согласен и А.А. Горский (Горский А.А. Русь... С. 249).
18. Еще в середине XIX века И. Назаров отметил, что «Сказание» «дошло до нас не в том виде, в каком вышло из рук сочинителя» (см.: Назаров И. Сказания о Мамаевом побоище // ЖМНП. Ч. 99. 1858. Июль-август. С. 41—13, 45, 53, 78—79).
19. Дмитриев Л.А. Обзор редакций «Сказания о Мамаевом побоище» // Повести о Куликовской битве... С. 449—480. Данная классификация может считаться общепринятой. См.: Он же. Сказание о Мамаевом побоище // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.). 4. 2. С. 371—384.
20. По терминологии С.К. Шамбинаго, которой воспользовался и А.А. Шахматов, Кипр. названа «первой», Летоп. — «второй», Осн. — «третьей», Распр. — «четвертой». Здесь и далее использую название редакций «по Л.А. Дмитриеву».
21. Шахматов А.А. Отзыв... С. 195, 201, 203.
22. См.: Марков А. (Рецензия на книгу С. Шамбинаго «Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906») // ЖМНП. Ч. 14. 1908. Апрель. С. 437, 444—445, 441.
23. История русской литературы Т. 2. Ч. 1. С. 215—219.
24. В.С. Мингалев пришел к выводу, что из двух ранних редакций памятника (Осп. и Летоп.) первоначальной является вторая — та, которая находится в списках ВП. Исследователь исходил из утверждения, высказанного еще С.К. Шамбинаго, о том, что в основе «Сказания» лежит летописная повесть пространного вида (НIV-СI). Анализируя тексты «Сказания», В.С. Мингалев пришел к выводу, что наиболее точно текст рассказа, общего для НIV-СI, передается в Летоп. редакции «Сказания», которая и была признана им наиболее близкой к первоначальному тексту памятника. См.: Мингалев В.С. «Летописная Повесть» — источник «Сказания о Мамаевом побоище» // Труды Московского государственного историко-архивного института. Т. 24. Вып. 2. М., 1966. С. 58. Прим. 21; Он же. «Сказание о Мамаевом побоище» и его источники: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М.; Вильнюс, 1971. С. 10—11.
25. По мнению Л.А. Дмитриева, «для определения текста, наиболее близкого к первоначальному, необходимо установить, каким именем в авторском тексте "Сказания" назывался литовский князь». Дело в том, что в Летоп., тексты которой находятся в списках ВП, литовский князь назван исторически верно — Ягайло, в Осн. литовский князь назван Ольгердом. Однако еще А.А. Шахматов отметил, что правильность, «историчность имени литовского князя не может служить показателем первоначальности той или иной редакции». По мнению А.А. Шахматова, составитель Летоп. мог заменить исторически неверное имя Ольгерд, возможно, читавшееся и в первоначальном виде памятника, на исторически правильное — Ягайло, «поскольку только что, под 6885 (1377) годом летопись сообщила ему о смерти вышеупомянутого Ольгерда, умершего за 3 года до Куликовской битвы» (см.: Шахматов А.А. Отзыв... С. 163). Исправлением, вызванным такого же рода обстоятельствами, объясняет появление имени Ягайло в Кипр. и Л.А. Дмитриев (см.: Дмитриев Л.А. О датировке... С. 187). Текстологический анализ списков Осн. и Летоп. редакций позволил Л.А. Дмитриеву сделать вывод о том, что «в авторском тексте памятника было имя "Ольгерд", а замена его на "Ягайло" — индивидуальная особенность Летоп. и Кипр. Исходя из всего этого, — писал Л.А. Дмитриев, — мы можем утверждать, что текст "Сказания" по Осн. наиболее близок к первоначальному тексту памятника» (см. подр.: Там же. С. 189).
26. М.А. Салмина, подвергнув критике тезис В.С. Мингалева о первоначальности Летоп. (по мнению исследовательницы, «случаи заимствования Летоп. целых отрывков летописной повести — факт вторичного обращения "Сказания" к летописной повести»), нашла дополнительные аргументы для подтверждения мнения Л.А. Дмитриева о первичности текста Осн. Во-первых, сравнив тексты Оси. и Летоп. редакций «Сказания», она пришла к выводу о том, что не только чтение имени литовского князя в редакции ВП является вторичным. М.А. Салмина сделала заключение, что «изучение чтений Осн. и Летоп. редакций на протяжении всего (курсив наш. — В.Р.) текста "Сказания" не позволяет признать первоначальной редакцией "Сказания" редакцию Летоп. Текст ее производит впечатление уже значительно испорченного и удаленного от оригинала» (см.: Салмина М.А. К вопросу о датировке «Сказания о Мамаевом побоище» // ТОДРЛ. Т. 29. Л., 1974. С. 100—108). Во-вторых, М.А. Салмина привлекла к исследованию и текст Лондонского списка «Сказания» и попыталась определить его место в истории текста памятника. Текст Лондонского списка «Сказания о Мамаевом побоище» относится к Осн. редакции памятника. Одновременно он считается наиболее близким к Летоп. редакции «Сказания» (см., напр.: Дмитриев Л.А. Вставки из «Задонщины»... С. 389; Мингалев В.С. «Сказание о Мамаевом побоище»... С. 10. См. подр.: Салмина М.А. К вопросу о датировке... С. 108—113). Как показал В.И. Буганов, Лондонский список второй половины XVI века отражал первоначальную редакцию ВП. См.: Буганов В.И. О списках Вологодско-Пермского свода кон. XV — нач. XVI в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран: Сб. ст. М., 1963. С. 164. Ср.: Салмина М.А. К вопросу о датировке... С. 116—117; Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 126. Однако предположить происхождение Осн. и Летоп. редакций от одного общего источника, похожего на Лондонский список, не представляется возможным. Как заметила М.А. Салмина, Лондонский список «Сказания» «заключал в себе... чтения, которые говорили о его значительной отдаленности от оригинала памятника» (см.: Салмина М.А. К вопросу о датировке... С. 117). Таким образом, Лондонский список — лишь один из вариантов Оси., от которого началось развитие текстов Летоп. Итак, текст Лондонского списка, который представляет первую редакцию ВП, являлся лишь одним из вариантов Оси., от которого впоследствии началось развитие текстов Летоп., относящейся, в свою очередь, к третьей редакции той же ВП (Там же. С. 124. См. также: Тихомиров М.Н. О Вологодско-Пермской летописи // Проблемы источниковедения. Сб. 3. М.; Л., 1940. С. 243—244; Буганов В.И. О списках Вологодско-Пермского свода... С. 165).
27. См., напр.: Плигузов А.И. (Комментарии). С. 626; Лурье Я.С. Две истории Руси XV века... С. 27; Клосс Б.М. Об авторе и времени создания «Сказания о Мамаевом побоище» // In memoriam: Сборник памяти Я.С. Лурье. СПб., 1997. С. 253 и др. Появление Летоп., как показал М. II. Тихомиров, относится к 1499—1502 годам (см.: Тихомиров М.Н. О Вологодско-Пермской летописи... С. 241). Распр. относится примерно к концу XVI — началу XVII века, Кипр., по мнению Б.М. Клосса, появляется в составе Никоновского свода — в 1526—1530 годах. В тексте Распр., как показал еще С.К. Шамбинаго, распространение шло за счет расширения «подробностей», общих для всех редакций. Это и позволяет привлекать текст Распр. для сравнения с текстами Осн. и Летоп. (см.: Дмитриев Л.А. Литературная история... С. 335; Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI—XVII вв. М., 1980. С. 51, 127—128).
28. См.: Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле... С. 7; Он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь, общество и государство в феодальной России: Сб. ст. М., 1990. С. 105, 111.
29. См., напр.: Греков И.Б. О первоначальном варианте «Сказания о Мамаевом побоище» // Советское славяноведение. 1970. № 6. С. 27—36; Он же. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975. С. 316—317,330—332,431—442; Азбелев С.Н. Повесть о Куликовской битве в Новгородской Летописи Дубровского // Летописи и хроники. 1973 г. М., 1974. С. 164—172; Он же. Об устных источниках летописных текстов (на материале Куликовского цикла) // Летописи и хроники. 1976 г. М., 1976. С. 78—101; Летописи и хроники. 1980 г. М., 1981. С. 129—146. Критику точек зрения указанных исследователей см.: Салмина М.А. Еще раз о «Летописной Повести»... С. 6—39.
30. В своих ранних работах Л.А. Дмитриев полагал, что «Сказание» было составлено в 10-х годах XV века. См. подробнее: Дмитриев Л.А. О датировке... С. 190—199. Впоследствии исследователь несколько расширил собственную же датировку (см.: Он же. Куликовская битва в литературных памятниках Древней Руси // РЛ. 1980. № 3. С. 21—23; Он же. Литературная история... С. 341—342).
31. Кстати, А.А. Шахматов также полагал, что составление «Сказания» следует относить к первой четверти XVI века. См.: Шахматов А.А. Отзыв... С. 117.
32. В.С. Мингалев, исходя из гипотезы о том, что в основу Летоп., которую он считал первоначальной, положена летописная повесть (НIV-СI), полагал, что «Сказание» не могло быть составлено до 40-х годов XV века. Верхней же границей датировки памятника исследователь считал 1547—1548 годы, к которым относится появление «Большой челобитной» Ивана Пересветова. Дело в том, что в этом произведении И.С. Пересветов упоминает своих «пращуров и прадедов», героев Куликовской битвы — Пересвета и Ослябю; это даст повод исследователю, вслед за А.А. Зиминым, предполагать знакомство автора челобитной со «Сказанием о Мамаевом побоище» (см.: Сочинения И. Пересветова. М.; Л., 1956. С. 236—237. Ср.: Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. Очерки по истории русской общественно-политической мысли сер. XVI в. М., 1958. С. 270—271, 285, 301—311). Окончательная датировка дается В.С. Мингалевым «на основе анализа исторических реалий, встречающихся в "Сказании"». См. подр.: Мингалев В.С. «Сказание о Мамаевом побоище»... С. 12—13.
33. М.А. Салмина, не разделяя мнение В.С. Мингалева о первоначальности Летоп., высказала мнение о близости «Сказания» Оси. редакции и летописной повести «и в сюжетной линии, и в композиционном повествовании», и текстуально. Поскольку появление летописной повести о Куликовской битве связано с составлением общего протографа НIV и СI, к которым и восходят все ее чтения, то и «Сказание» не могло бы возникнуть раньше этого времени — середины XV века. (см. подробнее: Салмина М.А. К вопросу о датировке... С. 124). 10. К. Бегунов также полагал, что «Сказание» составлено в этот промежуток времени, однако по другим основаниям. Исследователь, изучив характер использования в «Сказании» одного из его источников — Жития Александра Невского, пришел к выводу, что автор «Сказания» пользовался Житием второй редакции, «сложившейся одновременно» с летописным «сводом 1448 года»; верхнюю границу датировки Ю.К. Бегунов также связывал с историей ВП (см.: Бегунов Ю.К. Об исторической основе... С. 484—485).
34. В.А. Кучкин исходил из факта упоминания в «Сказании» Константино-Еленинскнх ворот Московского Кремля. До 1476 года ворота назывались Тимофеевскими, а новое их название впервые появляется в источниках лишь с 1490 года. Исследователь связал переименование ворот со строительством новых кремлевских стен, происходившим в 1485 году. По его мнению, именно после этого времени и могло появиться «Сказание». Помимо всего прочего, предложенная В.А. Кучкиным датировка в принципе не противоречит датировке М.А. Салминой, строящейся на совершенно иных основаниях. Последнее делает выводы В.А. Кучкина еще более убедительными. См.: Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле... С. 7; Он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы... С. 109—114.
35. В одной из работ Б.М. Клосс датировал составление памятника 1513—1518 годами (см. подробнее: Клосс Б.М. Об авторе и времени создания «Сказания о Мамаевом побоище»... С. 259—262), позже он пересмотрел свою точку зрения, предложив датировать «Сказание» 1521 годом (см.: Он же. Избранные труды. Т. 2. М., 1998. С. 333—345).
36. См., напр.: Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 290; Тихомиров М.Н. Древняя Москва... С. 203.
37. Мингалев В.С. «Сказания о Мамаевом побоище»... С. 15. В.А. Кучкин предложил при реконструкции событий 1380 года опираться в первую очередь на рассказ Рогожского летописца, содержащий краткую летописную повесть, а также на ряд ранних летописных текстов и «Задонщину». См.: Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле... С. 6—8; Он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский... С. 114.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |