А. Устинова. «Папа Григорий IX и крестовые походы в Прибалтику»

В XIII веке идея крестового похода или священной войны с противниками римско-католической Церкви, рожденная эпохой крестовых походов, существенно расширила свое содержание и географию распространения. Войны католиков во славу веры теперь были направлены не только против мусульман Ближнего Востока, Северной Африки и Испании, но и против религиозного инакомыслия в целом. Крестовый поход превратился в мощное орудие борьбы с многочисленными ересями, которые угрожали основам католицизма и могли нанести серьезный урон церковной организации и стал важным элементом военно-колонизационного освоения немцами прибалтийского региона, населенного балтскими и финно-угорскими народами, исповедовавшими язычество. Начало этого процесса принято связывать с походом немецких крестоносцев против вендов, совершенном ими в 1147 году¹, но основные его достижения пришлись на XIII век.

Завоевание Пруссии и Ливонии, сопровождавшееся христианизацией местного населения, в целом осуществлялось по сходному «сценарию», в котором основная роль отводилась духовно-рыцарским орденам. При наличии общих черт ливонский вариант обладал ярко выраженной спецификой, обусловленной рядом объективных обстоятельств². В частности, поборники крестоносной идеи столкнулись в Ливонии не только с язычниками из числа местного населения, но и с русскими, исповедовавшими православие, которые задолго до появления немцев закрепились на берегах Даугавы (Двины) и к западу от Чудского озера³. Если печальная участь православного Константинополя, захваченного и разоренного крестоносцами в ходе Четвертого крестового похода (1202—1207), во многом явилась результатом случайного стечения обстоятельств, то соперничество немцев с русскими в Ливонии было предрешено с самого начала. Важным аргументом в пользу немецких епископов, утверждавших власть римско-католической Церкви в зоне «русского присутствия», стало то, что правители Полоцка, Новгорода и Пскова, претендовавшие на ливонские земли, не уделяли большого внимания христианизации язычников. Полоцкий князь, во всяком случае, не имел возражений против деятельности католических миссионеров в своих владениях⁴. Когда же рижский епископ Альберт упрекнул Владимира Полоцкого в недостаточности усилий в деле христианизации ливов, то услышал в ответ: «В его [князя — А.У.] власти крестить рабов его ливов или оставить некрещенными»⁵. Подобное упущение в политике христианского правителя в представлении католического духовенства являлось признаком несостоятельности его власти и могло служить поводом для передачи ее другому государю, который заявлял о намерении взять на себя исполнение этой функции.

Вместе с тем современные исследователи утверждают, что на начальной стадии существования ливонской немецкой колонии осознание конфессиональных различий не проявлялось ни среди католиков, ни среди православных. В любом случае оно не оставило заметного следа ни в немецкой хронистике, ни в русском летописании⁶. Что же касается русско-немецких пограничных конфликтов, то начались они спустя более чем полвека после появления немцев в Ливонии и имели исключительно политическую направленность.

Та изначальная сдержанность, которую представители римско-католической церкви проявляли в отношении православных, полностью соответствовала генеральной линии церковной политики, разработанной волею папы Иннокентия III (1198—1216) на IV Латеранском соборе (1215). Эта ассамблея имела для католической церкви исключительно важное значение: ею были утверждены основы канонического права, разработана и принята комплексная программа реформ, направленных на укрепление церковной организации и на борьбу с ересями, провозглашен Пятый крестовый поход и т. д.⁷ В булле от 19 апреля 1215 года, провозглашавшей «граду и миру» о созыве церковного собора, папа четко обозначил его задачи: «Я решил созвать Вселенский собор, который искоренил бы пороки, насадил добродетели, исправил ошибки, преобразовал нравы, уничтожил ереси, укрепил веру, прекратил раздоры, водворил мир, оградил свободу, привлек к священной войне христианских князей и народы и, наконец, издал бы мудрые уставы для высшего и низшего духовенства»⁸.

Неординарность ассамблеи подчеркивал состав ее участников. Судя по списку, обнаруженному в 1905 году в Цюрихской библиотеке А. Люшером, на ней присутствовали 412 епископов и среди них православные патриархи Иерусалима, Константинополя, Антиохии и Александрии⁹. Основной акцент был сделан на необходимости освобождения Святой Земли, благодаря чему души христиан смогут обрести вечное блаженство в раю. Насущная необходимость в организации нового крестового похода на Ближний Восток предопределялась тем, что после Четвертого крестового похода и уничтожения Византийской империи исчез барьер, который отделял страны католической Европы от зоны «мусульманской экспансии», что в дальнейшем могло привести — и в конечном итоге привело, — к военному натиску с Востока. Укрепление единства христианского мира и расширение его пространственных границ должны были предотвратить подобную угрозу, а успех нового крестового похода в помощь «восточным христианам» призван был отодвинуть опасный рубеж подальше от Европы.

Эта стратегия во многом предопределила характер отношений католического епископата к православному духовенству и, в частности, сохранение за православными патриархами довольно широкой автономии при условии их обязательного подчинения Папскому Престолу. В пункте 5 соборных постановлений, озаглавленном «О достоинстве патриархов», говорится следующее: «Возобновляя древние привилегии для патриарших престолов с одобрения Святого Вселенского собора мы постановляем, чтобы после Римской Церкви, которая после Бога занимает первое место над другими институтами власти, как подобает матери и наставнице всех христиан, пусть Константинопольская патриархия стоит на первом месте, Александрийская — на втором, Антиохийская — на третьем, а Иерусалимская — на четвертом, сохраняя каждое свое достоинство таким образом, чтобы после получения их главами от римского понтифика паллиума, который служит отличием, обозначающим полноту епископской власти, гарантией его верности и клятвой повиновения. они сами могли бы вручать паллиум своим сторонникам, принимая от них канонический обет в свой адрес и залог повиновения в адрес Римской Церкви»¹⁰.

Это решение, как и все прочие постановления IV Латеранского собора, имело не декларативный, а прагматический характер. Вместе с тем оно основывалось на опыте общения Рима с православными церквями Балкан и Ближнего Востока, вынужденных в силу объективных обстоятельств признавать свою зависимость от папы, и не учитывало всего комплекса проблем, связанных с русским православием. В Риме полагали, что раз русская Церковь зависит от Константинополя, то ее покорность Святому Престолу не только желательно, но и возможно. Руководствуясь такими представлениями, католическая церковь после завершения работы IV Латеранского собора активизировала свою деятельность на Руси. В 1222 году был основан католический монастырь в Киеве; по замыслу папы Гонория III, ему надлежало стать центром русской католической «миссии», которая должна была осуществиться исключительно мирным путем¹¹.

Такая установка была дана и католическому духовенству в Ливонии. В 1225 году папский легат Вильгельм Моденский, которого папа уполномочил навести порядок в молодой ливонской церкви, лично встретился в Риге с русскими послами, которые произвели на него очень приятное впечатление¹². Вернувшись в Рим, он, без сомнения, сообщил о том папе Гонорию III, а тот, в свою очередь, 17 января 1227 года опубликовал обращение ко «всем русским королям» с выражением радости по поводу их готовности «отказаться от всех заблуждений» (omnes errores penitus abnegare)¹³. Правда, в тот же день в своем послании к жителям города Висби на острове Готланд папа заявил, что русские наряду с язычниками представляют угрозу для новообращенных христиан¹⁴. Здесь он исходил из жалобы, изложенной в письме рижского епископа Альберта 1222 года, где говорилось о том, что русские, во множестве оседавшие в Ливонии, убеждают новообращенных переходить в их веру и тем самым наносят вред католической церкви¹⁵. Как следует из папских посланий 1229 года, такого же рода деятельность русские осуществляли в Швеции и Финляндии¹⁶. Скорее всего, это была реакция русских властей на успехи католической «миссии» в землях, представлявших для них самих определенный интерес.

Таким образом, к тому моменту, когда во главе римско-католической Церкви стал папа Григорий IX (1227—1241), ее отношении к православным русским определилось двумя ключевыми установками: 1) они попадали в сферу деятельности католической «миссии» как ее объекты, и в этом случае отношение к ним было исключительно мирным, поскольку русские проявляли способность идти на контакт; 2) они выступали одновременно в роли ее соперников в деле христианизации языческих народов, и эта их деятельность не предполагала никаких компромиссов. При этом стиль поведения католиков и тактика католической церкви в отношении русских в папских буллах и церковных декретах нигде четко не оговаривались, что давало простор многочисленным домыслам. Одна из неразрешенных проблем, порождающая жаркие научные споры, касается объявления папой Григорием IX в конце 1230-х годов крестового похода в Восточную Прибалтику, а также характера шведских и ливонских нападений на Русь в 1240—1242 годах¹⁷. Отсутствие прямых указаний на этот счет заставляет нас внимательнее отнестись к личности этого папы и его балтийской политике.

Уголино Конти, граф Сеньи, в будущем папа Григорий IX, приходился племянником своему предшественнику папе Иннокентию III, который очень рано приблизил его к себе и часто привлекал к выполнению ответственных поручений. В 1198 году Уголино стал кардиналом, а в 1207 году в звании легата отправился ко двору германского короля Филиппа Швабского. Столь же ответственные посты он занимал и при Гонории III, чьим преемником в конечном итоге и стал¹⁸. Как последовательный сторонник Иннокентия III Григорий IX последовательно придерживался политики, провозглашенной на IV Латеранском соборе 1215 года, о котором речь шла выше. Он был крайне нетерпим к еретикам¹⁹, прилагал много усилий для организации крестового похода в Святую Землю, что, кстати, привело к обострению его отношений с императором Фридрихом II Штауфеном²⁰, и придавал большое значение распространению католичества. По его воле большое количество миссионеров было направлено в мусульманскую Испанию и Северную Африку, к язычникам-венграм, а также к православным грекам и русским²¹. Согласно решениям IV Латеранского собора всем, кто сражался против «неверных» за освобождение Святой земли, полагалась индульгенция с гарантией полного отпущения грехов (plenam remissionem peccatorum omnium). Григорий IX жаловал такую индульгенцию и миссионерам, распространявшим христианство среди язычников, поскольку считал, что их сугубо мирная деятельность не менее приятна для Христа, чем вооруженная борьба с Его противниками²².

Существует мнение, что исключительное внимание Григория IX к распространению католицизма за пределами католического мира в немалой степени предопределялось его симпатиями к нищенствующим монашеским орденам доминиканцев и францисканцев, в которых он, как и его предшественник Гонорий III, видел соратников в деле реформы Церкви, борьбе против ересей и конфликтах с германским императором. Кроме того именно они выступали в качестве миссионеров в языческих землях²³.

Крестовый поход в понтификат этого папы продолжал считаться неотъемлемой частью деятельности Церкви, направленной на распространение католической веры. После разгрома еретиков-альбигойцев (катаров) в Южной Франции и подписания в 1229 году мирного договора с Раймундом Тулузским Григорий IX выступил с инициативой по организации крестового похода против еретиков Германии (1232—1234) и Боснии (1234)²⁴. В том же году он пожаловал индульгенцию всем участникам испанской реконкисты²⁵, а после заключения императором Фридрихом II десятилетнего перемирия с египетским султаном аль-Камилем приступил к подготовке нового крестового похода в Святую Землю, официально провозглашенного в 1234 году. Крестовые походы в Прибалтику во времена Григория IX, таким образом, не представляли ничего экстраординарного и пребывали в одном ряду с другими такими же военными предприятиями, осуществлявшимися на окраинах католической Европы и внутри ее самой²⁶. Вопрос заключается в том, были ли они нацелены на русские земли?

Одно из папских посланий 1231 года было направлено некому «русскому королю», который, по сообщению епископа Пруссии, намерен отречься от «соблюдения греческих и русских обычаев и обрядов» и изъявить покорность римскому понтифику²⁷. Это письмо и назначение в 1232 или 1233 году особого епископа для Руси²⁸ свидетельствуют о серьезности намерений Григорий IX обратить русских в католичество, причем мирным путем. С другой стороны, в ноябре 1232 года папа в ответ на обращение епископа Финляндии Фридриха призвал ливонский Орден меченосцев прийти на помощь новообращенным и воспрепятствовать влиянию на них «неверных»²⁹, но это обращение не имело заметных последствий. В ноябре 1234 года в папскую курию поступила жалоба папского легата Балдуина из Альны, обвинявшего рижского епископа Николая, жителей Риги и меченосцев в том, что они вступили союз с русскими «еретиками» и местными язычниками, чтобы воспрепятствовать его, легата, деятельности³⁰. Современными исследователями установлено, что союзнические отношения Риги и меченосцев с Новгородом и Псковом действительно имели место³¹.

Что касается крестового похода в Ливонию, совершившегося в понтификат Григория IX, то о нем упомянуто лишь в одном документе, а именно, в папской булле «Ne terra vastae», обнародованной 15 февраля 1236 года на церковном соборе в Витербо. Один из пунктов повестки дня этой ассамблеи касался вышеназванных жалоб Балдуина из Альны в адрес ливонских ландсгерров, а потому не исключено, что инициатором провозглашения крестового похода в Восточную Прибалтику стал рижский епископ Николай, пытавшийся таким образом обелить себя от обвинений в потворстве язычникам и русским «схизматикам». Возможно также, что инициатива исходила от папского легата Вильгельма Моденского, незадолго до того побывавшего при папском дворе; в любом случае идею поддержало большинство участников собора³².

Вильгельм Моденский или Сабинский, без сомнения, являлся ключевой фигурой в осуществлении папской политики на берегах Балтики. К моменту избрания Григория IX закончился срок его первого пребывания в звании папского легата, после чего он направился в Рим и проинформировал нового папу о положении дел на северо-восточной окраине католической Европы. Вскоре после этого Вильгельм получил назначение на пост легата в Пруссии, Ливонии и Финляндии (1228), а значит, его доклад произвел очень хорошее впечатление³³.

Все вопросы конфессионального порядка, которые возникали в указанном регионе в 30-е и начале 40-х годов XIII века, не оставались без внимания этого прелата. Именно ему было адресовано и то папское послание, в котором говорится об организации крестового похода в Ливонию. Учитывая значимость этого документа для разрешения вопроса о природе русско-ливонского конфликта 1240—1242 годов, мы позволили себе воспроизвести здесь его русский перевод:

«Григорий etc. шлет привет епископу Моденскому, легату Апостольского Престола etc. Чтобы земля, которую Господь, отодвигая к почитанию христианского имени посредством служения проповедников в Ливонии, Земгалии, Куронии, а также и Эстонии, заставил из семени своего слова произвести на свет новый урожай верующих, не оказалась бы — да не случится того! — возвращенной в состояние обширной бесплодной пустыни, но, производя все больше к периоду жатвы, превысила б обычный урожай, надлежит, чтобы язычникам, которые вплоть до настоящего времени ощериваются, как шипами, окоченелыми языческими заблуждениями, никоим образом не позволялось притеснять верующих в Христа и чтобы те были надежно защищены от них настолько, чтобы, будучи окруженными другими видами соответствующей помощи, могли не только не сворачивать с истинного пути, но, еще сильнее укрепившись в вере, оказались в состоянии более действенно призывать к обращению других. Какая же скорбь и какой позор для христианского народа, а также для соседних территорий, возникнут, если земля, вверенная Господу великими трудами и расходами, будет утрачена из-за небрежения верующих! Так вот, чтобы столь трудное дело было в состоянии продвигаться вперед во благо веры и благодаря милосердию Божьему успешно завершиться, мы, возлагая на тебя миссию по отпущению грехов, увещеваем и просим тебя, брата в Боге, принять на себя ответственность за оповещение с помощью Божьей бедных крестоносцев в провинции Бремена, а также Магдебурга, Хавельберга и в части Бранденбурга, примыкающей к Эльбе, в диоцезах Верден, Минден и Падеборн, а также на Готланде, о нашем распоряжении, чтобы те, кто обратит обеты совершить паломничества, произнесенные в этих провинциях и диоцезах, на помощь вышеуказанным верующим, как и прочие верующие, будут иметь надежду на великую милость, которой Христос их почитал и почитает. А ты своими увещеваниями и просьбами в соответствие с данным тебе Богом разумением усердно и со всем тщанием постарайся сделать так, чтоб они воздали Ему хоть чем-либо за все то, что Он им воздал, и требуй, чтобы те, кто искуплен столь славной ценой, во имя таких же христиан и католиков, ради которых они должны пресечь позорные деяния порочащих Христа, имея рвение к Богу, мужественно и мощно вооружались для распространения христианской веры и для освобождения ближних из рук язычников, вознамерившись выступить согласно твоему совету, действовать так, чтобы обрести вечную награду, и возрадоваться от того, что неверные не смогут безнаказанно нападать на имя Христа. Что же касается лиц и земель, которых Господь призвал к вере, ты заранее позаботься и о том, чтобы неофиты пользовались соответствующей свободой, чтобы возводились и поддерживались церкви, а также, чтоб взымались десятины и земля [церкви — А.У.] не отчуждалась бы без нашего соблаговоления. И еще усердно увещевай епископов, уже получивших кафедры, церкви которых получают дотации, а также братьев Христова воинства [орден — А.У.], владеющих собственностью и замками, и граждан Риги, поскольку те имеют город, а также неофитов, которые благодаря замковым укреплениям, как известно, имеют некоторую защиту, и укажи, чтоб они с помощью пилигримов добросовестно и смиренно устремились на создание защиты для неофитов, изгнанных язычниками, и учреждение кафедр для епископов, доселе их лишенных (букв.: бродячих). Поскольку же существует большая необходимость в том, чтобы для этих верующих была оказана поддержка, и подобает, чтобы участвующие в этом деле обрели достойное вознаграждение за труды, чтобы они выступали в поход более охотно, не заботясь по поводу возмещения, по милосердию всемогущего Бога и святых апостолов Петра и Павла, уполномоченные на то их волей, как крестоносцам, так и ранее отметивших себя [знаком креста — А.У.] в вышеназванных провинциях и диоцезах, кто лично возьмется за этот труд и обременит себя расходами, кто будет служить Господу там не менее одного года, или тем, кто будет служить подмогой указанным верующим за счет собственных средств, мы жалуем такое же отпущение грехов, которое предоставлено за то же самое помогающим Святой земли»³⁴.

Из приведенного выше текста папского послания явствует, что легату вменялось в обязанность проповедовать крестовый поход в Ливонию, Земгалию, Курляндию и Эстонию в Северной и Северо-Восточной Германии, а также на Готланде, то есть там, где велика была заинтересованность в развитии торговых контактов с Восточной Прибалтикой. Ему разрешалось не только вербовать крестоносцев для похода в Ливонию, но и привлекать к нему тех, кто уже принес обет сражаться во имя веры в Святой Земле, однако в силу бедности не мог туда добраться. Небогатые крестоносцы получали позволение заменить дорогостоящее путешествие на Ближний Восток участием в ливонском крестовом походе. В целом это должно было содействовать массовому притоку волонтеров. Той же цели служило и папское обещание пожаловать ливонским крестоносцам такое же отпущение грехов (индульгенцию), какое получали участники освобождения Гроба Господня, но только в том случае, если они будут сражаться в Ливонии не менее года. Индульгенция жаловалась и тем, кто оказывал им материальную поддержку.

Современные исследователи обратили внимание на близкое сходство данного документа с посланием папы Гонория III от 18 января 1222 года, обращенного к населению Саксонии, в котором также содержался призыв к крестовому походу в Ливонию. Вместе с тем его dispositio и формула отпущения напоминают соответствующие части из посланий того же папы от 17 сентября 1230 и от 23 сентября 1232 года, где говорится о подготовке крестового похода в помощь Тевтонскому ордену в Пруссии³⁵. Эти заимствования из более ранних документов свидетельствуют о том, что идея ливонского крестового похода папским окружением не была основательно проработана и, вероятно, родилась внезапно под впечатлением известий о подготовки Орденом меченосцев войны с языческой Литвой, которая состоялась в том же 1236 году и завершилась разгромом при Сауле.

Благожелательный настрой высших церковных иерархов в отношении идеи крестового похода в Ливонию, проявившийся на соборе в Витербо, должен был содействовать проведению пропагандистской кампании, ответственность за которую возлагалась на Вильгельма Моденского. Он же, по-видимому, должен был заниматься и организационными вопросами — во всяком случае, в булле говорилось, что крестоносцы в своих действиях должны полагаться на его советы (secundum tuum consilium). Расширение легатских полномочий могло быть следствием сомнений папы в способности ливонских епископов Ливонии самим организовать столь ответственное предприятие, а также его желания держать все под своим контролем³⁶.

В качестве основного мотива организации крестового похода в папской булле 1236 года, как и в предшествовавших ей документах, фигурирует необходимость защиты новообращенных, подвергавшихся нападкам со стороны язычников. Вместе с тем здесь отчетливо звучит призыв к расширению сферы распространения христианства в языческих землях и спасению плененных христиан из рук язычников (ad ampliandum nomen fidei Christiane et liberandum proximos de manibus paganorum). Речь идет о Ливонии, Земгалии, Курляндии и Эстонии, которые наряду с Пруссией и Финляндией были переданы папой под контроль Вильгельма Моденского. Пруссия в булле 1236 года не упомянута, поскольку организацией и проведением крестовых походов там занимался Тевтонский орден, и у Григория IX, по-видимому, не было намерения оспаривать его прерогативы. Не исключено, что ограничение территории, в пределах которой предполагалось вести пропаганду ливонского похода, было сделано также в интересах тевтонских рыцарей, не желавших оттока людских и денежных ресурсов из Пруссии.

В булле «Ne terra vastae» нет упоминания и о Финляндии, хотя она принадлежала к территориям, подведомственным Вильгельму Моденскому как легату. Возможно, крестовый поход туда планировался курией как отдельная кампания. На протяжении всего своего понтификата Григорий IX поддерживал христианизацию, осуществляемую там шведами. В декабре 1237 года в ответ на просьбу архиепископа Упсалы, он позволил ему и прочим шведским епископам проповедовать в их епархиях крестовый поход против язычников-отступников, который также представлялся в качестве сугубо оборонительной акции. Из папского послания следует, что о нападениях язычников на новообращенных и миссионеров ему сообщал архиепископ, который особо отметил, что они наносят католической церкви тем больший вред, поскольку склоняют вернуться к язычеству соседние народы. В этом же послании есть упоминание о предоставлении крестоносцам, действовавшим в Финляндии, такой же индульгенции, какую получали «паломники» в Святую Землю, хотя на сей раз она не распространялась на тех, кто поддерживал крестоносцев деньгами³⁷. О шведском крестовом походе в Карелию, осуществленном в 1238—1239 годах, к сожалению, мало что известно³⁸, однако, судя по тому, что уже в 1240 году шведы произвели попытку вооруженной экспансии в Ижорской земле, их действия в Карелии увенчались некоторым успехом.

В качестве цели предстоящего крестового похода булла 1236 года называет и Эстонию. 14 декабря 1240 года Григорий IX издал на этот счет еще одно постановление, в котором дал распоряжение датскому архиепископу и всему датскому епископату проповедовать крестовый поход против тех, кто угрожал обращенным в христианство эстам³⁹. Agenda указанного документа очень подробно описывает страдания новых христиан, взывавших о помощи к собратьям по вере, хотя в ней не уточнено, о каких новообращенных идет речь и откуда исходит угроза. Принимая во внимание факт перехода Северной Эстонии под власть Дании (1238), можно признать, что под «окрестными варварами», «неверными», «идолопоклонниками» и «мятежными народами» подразумевались язычники-эсты⁴⁰. Поскольку в папской грамоте есть ссылка на жалобы новообращенных, адресованные к датскому духовенству и императору⁴¹, уместно предположить, что инициатива крестового похода в данном случае исходила от них.

Участникам датского крестового похода, как и ливонским немцам, была обещана такая же индульгенция в случае, если они будут участвовать в нем в течение года. Видимо, датским епископам так же, как Вильгельму Моденскому, разрешалось засчитывать крестовый поход в Эстонию в счет погашения обетов по освобождению Святой Земли⁴², причем, по-видимому, без всяких ограничений. Этой милостью мог воспользоваться всякий, а не только немощные или бедняки, как это значилось в более ранних «крестоносных» буллах, хотя индульгенция в данном случае не предоставлялась тем, кто предоставлял крестоносцам материальные средства.

Христианизация местного населения, которую осуществляли в Ливонии католические миссионеры, не могла найти одобрения в Новгороде и Пскове, небезосновательно опасавшихся сокращения своего влияния в Ижорской (Вотской) земле и Карелии и, как следствие, уменьшение объемов поступавших оттуда даней. Повод для наметившейся конфронтации создавало и проникновение немцев, датчан и шведов в земли эстов, освоением которых занимались Новгород и Псков⁴³. Христианские державы были хорошо осведомлены о существовании этих языческих народов, о чем свидетельствует договор, заключенный в весной 1241 года епископом Эзеля (Сааремаа) и Вика (Ляэнемаа) Генрихом и Тевтонским орденом в Ливонии о разделении сфер юрисдикции в землях, которые предстояло завоевать в ходе предстоящего похода, в расположенных «между Эстонией, уже обращенной, и Русью (Rutiam), а именно, в землях Ижорского края (Watlande), на Неве (Nouve), в Ингрии (Ingriae) и Карелии (Carelae), по поводу которых была надежда обратить их к вере Христовой»⁴⁴.

Именно против этих языческих народов и были направлены крестовые походы начала 1240-х годов⁴⁵. Текст договора 1241 года свидетельствует также, что договаривавшиеся стороны не считали эти земли частью новгородской территории, хотя, вероятно, знали о данях, которые Новгород оттуда получал. Таким образом, папское распоряжение о подготовке крестового похода, предоставленное в декабре 1240 года датской церкви, имело в виду лишь язычников, но при этом ущемляло интересы Новгорода, а потому не могло не привести к столкновению крестоносцев с новгородцами.

Летом 1240 года новгородцы оказали сопротивление шведам, которые под командованием Биргера Магнуссона вошли на кораблях в Неву и приступили завоеванию Ижорской земли. Мы не задаемся целью выявить масштаб и значение Невской битвы, завершившейся победой новгородского войска во главе с князем Александром Ярославичем, но заметим, что ее сакральное восприятие появилось позже — при создании «Жития» Александра Невского; для современников же она была всего лишь военно-политической акцией, вызванная желанием конфликтующих сторон утвердиться на берегах Невы⁴⁶.

В том же 1240 году ливонские немцы предприняли поход на псковские земли, расположенные к югу от Чудского озера. Был захвачен Изборск, а войско псковичей, шедшее ему на подмогу, разбито. Вскоре после этого немцы вошли в Псков, который был передан под управление двух орденских фогтов и сотрудничавшего с ними посадника Твердилы Иванковича. Зимой 1240/1241 года немцы вторглись в Ижорскую землю и построили там крепость в Копорье. Однако их успех длился недолго, поскольку уже в 1241 году победы новгородцев вынудили их покинуть Ижорский край и отказаться от Пскова. 5 апреля 1242 года ливонское войско потерпело поражение на льду Чудского озера, после чего ливонские государи подписали с Новгородом мирный договор, вернув ему все земли, захваченные в 1240—1241 годах⁴⁷.

Почти одновременное вторжение шведов и немцев в пределы Северо-Западной Руси натолкнуло историков на мысль о скоординированности их действий. Еще в 1929 году финский историк А. Доннер выдвинул предположение, что идея одновременного выступления против русских земель возникла в папском окружении и была осуществлена при посредничестве легата Вильгельма Моденского⁴⁸. Позже эта концепция активно разрабатывалась советской историографией и рядом западноевропейских исследователей⁴⁹. В настоящее время отношение историков к этой теории существенно изменилось. В частности, отмечается отсутствие неоспоримых документальных свидетельств согласованности действий шведов на Неве и ливонцев на Псковской земле, вследствие чего два этих события воспринимаются как две самостоятельные акции, различавшиеся по своему характеру, мотивам и организации. Нападение шведов 1240 года явилось продолжением новгородско-шведского соперничества из-за контроля над Финляндией и Карелией и осуществлялось в полном соответствии с программой крестового похода против язычников, заявленной в булле Григория IX 1236 года⁵⁰. Ливонские походы на Псковщину с этой программой никак не связаны. В них отсутствует конфессиональная мотивация, направляющая роль церкви не просматривается, не было проведено никакой пропагандистской кампании, которая всегда сопровождала подготовку к крестовому походу, отсутствовал массовый приток крестоносцев-«пилигримов» из Западной Европы. Как свидетельствуют современные исследования, псковская кампания осуществлялась ограниченными силами (отрядами ряда орденских округов и ополчением Дерпта) и была инспирирована дерптским епископом, пытавшимся решить в свою пользу пограничные спор с Псковом, а также его союзником, изгнанным из Пскова князем Ярославом Владимировичем. Словом, это было чисто политическое мероприятие, которое не имело ничего общего с обращением язычников и, следовательно, не попадало под определение «крестовый поход», о котором говорилось в папской булле.

Григорий IX действительно пытался организовать крестовые походы в Восточную Прибалтику, но, как следует из его посланий, руководствовался при этом исключительно задачей христианизации языческого населения и рассматривал поход как своеобразное продолжение мирной «миссии», вызванное необходимостью защиты новообращенных от нападок язычников. Эти крестовые походы не преследовали целью завоевания русских земель, но поскольку были нацелены на области, население которых платило дань Новгороду, определенным образом ущемляли его интересы. Обращение местного населения в католичество неизбежно приводило к его переходу под власть католических государей, чего ни Новгород, ни его «младший брат» Псков не хотели допустить. В папской курии отдавали себе отчет, что русские правители будут препятствовать распространению католичества в языческих землях, и тем самым препятствовать католической «миссии», но противодействовать этому предполагали путем обращения православных русских в католическую веру. В период понтификата Григория IX такая работа велась, и те сведения, которые папа получал от своих представителей в Восточной Европе, внушали надежду на ее конечный успех. Последнее обстоятельство обособляло русских от всех тех, с кем компромисс в принципе был невозможен, например, от еретиков-катаров, что делало ненужным использование против них такого мощного, но вместе с тем дорогостоящего и трудоемкого средства, как крестовый поход.

Наши наблюдения относительно мирного настроя папства в отношении русских земель на рубеже 1230—1240-х годов подтверждает и тот факт, что в самом конце своего понтификата Григорий IX выдвинул идею их привлечения наряду с католическими государствами к крестовому походу против монголов⁵¹.

Примечания

1. Грацианский Н.П. Крестовый поход 1147 против славян и его результаты // ВИ. 1946, № 2—3. С. 91—106.

2. См., например: Hellmann M. Altlivland und das Reich // Felder und Vorfelder russischer Geschichte. Freiburg, 1985. S. 61—75.

3. Назарова Е.Л. Восточная Балтика накануне и в начале крестоносной агрессии. Православие и католичество в регионе в XI—XII вв. // Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Тексты, переводы, комментарии. М., 2003. С. 27—32..

4. Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Рязань, 2009. Кн. 1, 3.

5. Генрих Латвийский. Кн. XVI, 2.

6. Dircks B. Krieg und Frieden mit Livland (12.—15. Jahrhundert) // Deutsche und Deutschland aus russischer Sicht. 11.—17. Jahrhundert. München, 1988. S. 116.

7. Бессуднова М.Б., Устинова А.А. Постановления IV Латеранского собора 1215 года: Текст, перевод, комментарии. Липецк, 2012. 173 с.

8. Patrologiae cursus completes. Series Latina. Saeculum XIII. T. 216. Parisiis, 1890. P. 823—824.

9. Luchaire A. Innocent III. Paris, 1908. Vol. 6. P. 24—30.

10. Бессуднова М.К., Устинова А.А. Постановления IV Латеранского собора. С. 28.

11. Altaner B. Die Dominikanermissionen des 13. Jahrhunderts Stuttgart, 2000. S. 215—218.

12. Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. Гл. XXIX, 4.

13. LUB 1. Bd. 1, № 95.

14. LUB 1. Bd. 1, № 94.

15. LUB 1. Bd. 1, № 55.

16. FMU. Vol. 1, № 74, 75, 76.

17. Историографический обзор см.: Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Тексты, переводы, комментарии. М., 2003. С. 9—24.

18. Карсавин Л. Я. Григорий IX // Христианство. Энциклопедический словарь. М., 1993. Т. 1. С. 440.

19. Тулузский синод 1229 года постановил, что всех еретиков необходимо судить как предателей. В феврале 1231 года папа издал закон, согласно которому еретиков было необходимо сжигать. Если до Григория обязанность выявлять еретиков возлагалась на епископов, то теперь несколькими своими буллами папа ввел для этих целей Святую Инквизицию, руководство которой осуществляли монахи-доминиканцы. Подробнее см.: Ли Г.Ч. История Инквизиции. М., 1994. Т. 1. С. 479—481.

20. См.: Вис Э.В. Фридрих II Гогенштауфен. М., 2005.

21. Altaner B. Die Dominikanermissionen. S. 44, 49, 72—74, 89—90, 102, 144, 218.

22. 4 марта 1238 года направил свое послание «всем братьям-миноритам и проповедникам в заморскую землю», в котором говорилось: «Верующих в то, что в глазах Искупителя обращение неверных к вере посредством распространения божественного слова не менее приятно, чем истребление оружием сарацинской пагубы, вас, кто трудится в заморской земле над обращением язычников и прочих (paganorum vel aliorum) словом либо же святым примером обращения, по решению генерального совета мы жалуем то же самое освобождение от грехов, как тем, кто прибыл для оказания помощи этой самой земле». (Regesta Pontificum Romanorum. Ed. A. Potthast. Berlin, 1874, № 10525. P. 892). См. также: Kedar Z. Crusade and Mission. European Approaches toward the Muslims. Princeton, 1984. P. 142—148.

23. Еще в бытность свою кардиналом он оказывал покровительство основателю ордена доминиканцев Доменику де Гусману (св. Доминику) (Maier Ch.T. Preaching the crusades: Mendicant Friars and the Cross in the Thirteenth Century. New York, 2000. P. 23—24, 29—31). О его расположении к францисканцам говорят его участие в канонизации св. Франциска и согласие стать генерал-протектором ордена в курии (Ibidem. P. 26—29). См. также: Fonnesherg-Schmidt I. The Popes and the Baltic Crusades: 1147—1254. Brill, 2007. P. 210—215.

24. Maier Ch.T. Preaching the crusades. P. 56, 60.

25. Regesta Pontificum Romanorum. № 8336a. P. 717.

26. Fonnesberg-Schmidt I. The Popes and the Baltic Crusades. P. 187—224.

27. Послание от 18 июля 1231 года: Preußisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung. Hrsg. R. Philippi. Bd. 1. H. I. Königsberg, 1882, № 86. S. 66.

28. Altaner B. Die Dominikanermissionen des 13. Jahrhunderts. P. 215—218.

29. Селарт А. Фридрих Хасельдорф, епископ Карелии // Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII—XIII вв. СПб., 2009. С. 272—278.

30. LUB 1. Bd. 1, № 144. См. также: Selart A. Balduin von Alna, Dänemark und Russland. Zur politischen Geschichte Livlands in den 1230er Jahren // The reception of Medieval Europe in the Baltic Sea Region. J. Staecker. Visby, 2009. P. 59—74.

31. Белецкий С.В., Сатырева Д.Н. Псков и орден в первой трети XIII века // Князь Александр Невский и его эпоха. СПб., 1993. С. 81—85; Назарова Е.Л. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. Первая четверть XIII в. // Историческая археология: Традиции и перспективы: К 80-летию со дня рождения Д.А. Авдусина. М., 1998. С. 350—360; Селарт А. Псков и Тартуское епископство в 1230-х гг. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2003. С. 191—199; Бредис М.А. Ливония и Псков против языческой Литвы: Битва при Сауле, 1236 год // Россия и Германия. Т. 3. 2004. С. 15—43; Selart A. Livland und die Rus' im 13. Jahrhundert. Köln, Weimar, Wien, 2007.

32. Fonnesberg-Schmidt I. The Popes and the Baltic Crusades. P. 206—207.

33. Donner G.A. Kardinal Wilhelm von Sabina: Bischof von Modena 1222—1234. Helsingfors, 1929. S. 147—148.

34. LUB 1. Bd. 1, № 144.

35. Fonnesberg-Schmidt I. The Popes and the Baltic Crusades. P. 207.

36. Idem. P. 207—208.

37. FMU. Vol. 1, № 82. В 1241 году индульгенция была предоставлена буллой от 6 (8) июля (Diplomatarium Norvegicum. Ed. C. C.A. Lange. Oslo, 1847. Vol. 1, № 24.

38. FMU. Vol. 1, № 82.

39. LEK 1. Bd. 1, № 167.

40. См. также: E.L. Nazarova. The Crusades Against Votians and Izhorians in the Thirteenth Century // Crusade and Conversion on the Baltic Frontier 1150—1500. Ed. A.V. Murray. Aldershot, 2001. P. 183—184.

41. «Cum igitur те из эстонских земель, кто милостью Божьей обращены в веру Христову, многократно а barbaris circumstantibus molestentur; ас per hoc petant sibi a Christi fidelibus subueniri».

42. LEK 1. Bd. 1, № 167.

43. Подробнее см.: Schmidt C. Das Bild der «Rutheni» bei Heinrich von Lettland // Zeitschrift für Ostmitteleuropa-Forschung. 1995. Bd. 44. S. 509—520; Назарова Е.Л. Регион. Западная Двина в эпоху смены политического влияния // Контактные зоны в истории Восточной Европы М., 1995; Selart A. Confessional Conflict and Political Co-operation; Lind J.H. Collaboration and confrontation between East and West on the Baltic Rim as result of the Baltic crusades // Der Ostseeraum und Kontinentaleuropa (1100—1600). Ed. D. Kattinger. Schwerin, 2004; Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII—XIII вв. СПб., 2009.

44. LEK 1. Bd. 3, № 169a.

45. Selart A. Confessional Conflict. P. 177—179; Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В.Т. Пашуто / ред. Т.Н. Джаксон и Е.А. Мельникова. М., 1999. С. 190—191.

46. Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. С. 190—121.

47. Н1Л. С. 294—297; LRC. V. 2065—2098.

48. Donner G.A. Kardinal Wilhelm von Sabina. P. 222—229.

49. Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII—XIII вв. Л., 1978; Christiansen E. The Northern Crusades: The Baltic and the Catolic frontier, 1100—1525. London, 1980. P. 133: Goehrke C. Groß-Novgorod und Pskov/Pleskau // Handbuch der Geschichte Rußlands. Bd. 1: Bis 1613. Stuttgart, 1981. S. 450—451; Fennell J.L. I. The Crisis of Medieval Russia, 1200—1304. London, 1983.

50. Selart A. Confessional Conflict and Political Co-operation. P. 162, 164, 174—176; Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. С. 190—121; Nazarova E. The Crusades Against Votians and Izhorians. P. 183.

51. Maier Сh.Т. Preaching the crusades. P. 56.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница