4. Новгородские берестяные грамоты
Этот сравнительно новый вид источника открыт в 1951 г. На XIII в. приходится около 160 грамот из числа тех, что опубликованы к 1988 г. Приходится писать «около», т. к. датировка грамот на бересте — дело сложное. Помимо палеографических данных, важны и топографические — сведения о том, в каких археологических слоях, архитектурных комплексах они найдены. В пределах топографо-хронологических комплексов конца XII в. — 1238 г. обнаружено 89 грамот, 1238—1281 гг. — 44, 1281—1313 гг. — 27. Несмотря на перепись населения, произведенную монголами, и обложение новгородцев новыми повинностями, что, казалось бы, должно было сопровождаться увеличением документации, этого не произошло: к середине и второй половине XIII в. относится лишь 44% общего числа грамот.
Грамоты убедительно показали, что каждый шаг новгородца документировался: от брачного предложения, при свидетеле направленного будущей невесте (337)1, до завещания (108) и получения наследства (198). В письменной форме фиксировалось распределение и разделение земельных владений, повинности и обязанности государственных и частных крестьян, заем денег, торговые отношения.
Большая часть грамот — 58 штук — это послания, по определению В.Л. Янина, «берестяная почта». Круг тем в них необычайно широк: здесь и подготовка выхода в поход (возможно, вместе с князем), и просьба прислать вооружение для лиц, подведомственных автору письма (332), и обращение к княжескому детскому (слуге с административно-исполнительскими функциями) некоего Матвея, обвиненного в «татьбе» (222), и просьба к посаднику в связи с тяжбой из-за права бить бобров на реке Хотынке, притоке Мшаги, тяжбой, в разрешении которой активное участие уже принимали и князь, и посадник (600), и обещание подвойского некоему Филиппу хорошего «почестья» (147), и требование явиться на суд к князю человека, который «поял» (женился) на исполовнице, вероятно, какого-то феодала, не возместив ему убытки от потери работницы (112), и сообщение о приглашении четырех дворян, само собой разумеется, княжеских, в село для разрешения семейно-имущественного конфликта (531).
Делопроизводственные документы представлены многочисленными списками долгов: крестьян феодалам — натуральными продуктами и деньгами (52, 228?, 348, 409), долгов государственных крестьян и других лиц феодалу-ростовщику, возникших в том числе и в результате уплаты причитавшейся с «черных людей» Новгорода «туски» — корма монгольским послам (214—218, 410), торговых долгов (8) князя и княгини, по мнению В.Л. Янина, посаднику и некоему Станиславу, участвовавшим в погребении детей князя Ярослава Всеволодовича в 1198 г. (601). Среди берестяных грамот много и различных расписок — в получении долга (197) и «поклажи», данной на сохранение (141), поборов с погоста св. Петра на озере Черменце в Шелонской пятине, полагавшихся, вероятно, владычному десятиннику (220). Ряд грамот касаются судопроизводства. Это исковые заявления (510, 598) и судебные памяти исполнителю решения суда — княжескому дворянину или детскому (213)2.
Берестяные грамоты, как никакой другой источник, помогают понять основные направления практической деятельности князя в Новгороде, участие его двора и детских в решении многочисленных конфликтов, освещают роль князя как главного регулятора государственно- и частноправовых, в том числе и семейно-имущественных, отношений. Одновременно они заставляют задуматься над положением владыки, деятельность которого в XIII в. почти не отражена берестяными грамотами. Как бы то ни было, грамоты являются одним из важнейших на сегодняшний день источников по истории Новгорода, в том числе и политической, и можно лишь сожалеть, что они не заинтересовали автора издаваемого исследования.
Примечания
1. Здесь и далее в скобках указаны номера грамот, опубликованных в следующих изданиях: Арциховский А.В., Тихомиров М.Н. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1951 г.). М., 1953; Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М., 1954; Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1953—1954 гг.; из раскопок 1955 г.). М., 1958; (из раскопок 1956—1957 гг.). М., 1963; Арциховский А.В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1958—1961 гг.). М., 1963; Арциховский А.В., Янин В.Л. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1962—1976 гг.). М., 1978; Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977—1983 гг.). Комментарий и словоуказатель к берестяным грамотам (из раскопок 1951—1983 гг.). М., 1986; Алексеев Л.В. Берестяная грамота из древнего Мстиславля. — СА, 1983, № 1, с. 204—208; Авдусин Д.А. Смоленские берестяные грамоты из раскопок 1966—1967 гг. — СА, 1969, № 3, с. 186—193; Жилина Н.В. Тверская берестяная грамота № 1. — СА, 1987, № 1, с. 203—216.
2. Подробнее см.: Черепнин Л.В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. Датировка грамот и их понимание несколько отличаются от предложенных Л.В. Черепниным в связи с уточнением стратиграфии новгородских мостовых и поправками в чтении текста, сделанными В.Л. Яниным и А.А. Зализняком.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |