Князья «Гориславичи» и киевское восстание 1113 г.
Автор «Слова о полку Игореве», блестящий поэт и умный историк, умел проникать мысленным взором в далекие от него времена и находить там материал для сопоставления с современностью. Одним из таких взглядов в прошлое был экскурс в XI в., где поэт выделил две контрастные фигуры — Всеслава Брячиславича Полоцкого и Олега Святославича Черниговского. На противопоставлении этих двух князей построены все его исторические ссылки на Киевскую Русь. Всеслав, герой народного восстания 1068 г., воспет, как мы видели, в приподнятых, эпических тонах, в духе народных былин о молодом отважном и мудром князе-чародее. А Олег, родоначальник целой династии хищных Ольговичей, приятель половецких ханов и зачинщик усобиц, очерчен в «Слове» мрачными тонами:
Той бо Олег мечем крамолу ковагие,
И стрелы по земли сеяше.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Тогда, при Олзе Гориславличи
Сеяшется и растяшеть усобицами,
Погыбагиеть жизнь Даждьбожа внука...
. . . . . . . . . . . . . . . .
Тогда по Руской земли Ретко ратаеве кикахуть,
Но часто врани граяхуть,
Трупиа себе деляче...
Смелая правдивость поэта-публициста станет для нас особенно явственной, если мы вспомним, что эти обличительные строки писались при родном внуке Олега, великом князе Святославе Всеволодиче. Движимый настоящим патриотическим чувством, призывая все русские княжества к единению, автор «Слова» сумел подняться над феодальными перегородками, узкими династическими интересами и с большой высоты взглянуть на светлые и темные стороны родной истории.
Олег Святославич, получивший печальное прозвище «Гориславича», олицетворял большую группу князей XI — начала XII в., заботившихся прежде всего о личной наживе, начинавших войны ради захвата богатых трофеев пренебрегавших интересами народа. К ней следует отнести и великого князя Всеволода Ярославича и сменившего его Святополка Изяславича, доведшего киевлян до нового восстания в 1113 г.
Рассмотрим повнимательнее дела и замыслы того князя, которого уже 800 лет назад автор «Слова о полку Игореве» избрал для показа потомству как отрицательного героя. Олег был внуком Ярослава Мудрого и сыном Святослава Ярославича. Его отец, владевший богатым Черниговским уделом и собиравший дань вплоть до самого Белоозера, был обладателем больших сокровищ, но держал их в своей казне, не оделяя ими приближенных. Он был беззастенчив в достижении своих целей и, по выражению летописца, «положил начало свержению братьев» с княжеских престолов.
В свое время Святослав участвовал в коварном обмане Всеслава Полоцкого, а в 1073 г. он посягнул и на родного брата, простоватого Изяслава. Только год тому назад в Вышгороде все трое Ярославичей мирно пировали заводним столом, празднуя память своих родных дядей — святых Бориса и Глеба, канонизованных как раз ради того, чтобы утишить усобицы, а Святослав вскоре составил заговор с Всеволодом и выгнал старшего брата Изяслава из Киева, сам сев на его место. Таков был отец; о молодости его сыновей мы знаем мало, не знаем даже, когда они родились, как жили при отце. До нас не дошла не только черниговская летопись Святослава, но даже и летопись тех трех лет (1073—1076 гг.), когда он был великим князем Киева.
Впервые со всем семейством Святослава нас знакомит великолепная энциклопедия, известная под названием Изборника Святослава 1073 г. В книгу был вложен лист с миниатюрой, изображающей все княжеское семейство: впереди сам Святослав Ярославич в княжеской шапке и парчовом плаще, с книгой в руках, рядом его жена с маленьким сыном Ярославом, и далее толпятся четверо взрослых сыновей — Глеб, Олег, Давыд и Роман. Сыновья уже бородатые; они родились, вероятно, еще при жизни деда, в 1050-х годах, и ко времени составления Изборника выходили на самостоятельную дорогу. Старший, Глеб, уже прославился тем, что в Новгороде собственноручно зарубил волхва топором.
В подписи к семейному портрету Святослав обращается к богу с изречением из псалтыри: «Не оставь, господи, без внимания стремлений моего сердца! Но прими нас всех и помилуй!» Старый князь хорошо знал сложность человеческих отношений и мог предугадать тяжелую судьбу своих сыновей, продолжавших интриги и коварные дела отца. Глеб Святославич был убит далеко в Заволочье, за Северной Двиной, вероятно, при сборе дани, как его прапрапрадед Игорь. Роман, воспетый Бояном, приводил половцев на Русь и пытался взять Воинь, пограничную русскую гавань для днепровских судов; он был убит своими вероломными союзниками половцами где-то в степях:
Суть кости его и доселе лежаче тамо,
Сына Святославля, внука Ярославля...
Как мог воспитываться молодой княжич. Олег при отце в Чернигове и Киеве? Вероятно, по древнему обычаю, его в три года посадили на коня, в семь лет, как было принято, начали учить грамоте, а отроком двенадцати лет, тоже согласно установившемуся обычаю, отец должен был взять его в поход.
О войнах и битвах, о заговорах и клятвопреступлениях Олег мог знать и по былинам своего времени и по «замышлению Бояна». Прославленный поэт XI в. был придворным певцом Святослава, он воспел брата Олега — «красного Романа Святославича», он давал свои пристрастные, тенденциозные характеристики современникам Олега вроде Всеслава, которому он, как мы видели, предрекал божий суд. Олег мог читать и летопись и византийскую хронику Георгия Амартола, уже переведенную к тому времени на русский язык. Один из крупнейших летописцев того времени — Никон, основатель монастыря в Тмутаракани, был близок к князю Святославу. В распоряжении Олега была отцовская библиотека, в составе которой находились два энциклопедических изборника — уже знакомый нам Изборник 1073 г. и другой, составленный «из мног книг княжих» в 1076 г. Последний Изборник весь проникнут духом тех социальных конфликтов, которыми была полна русская действительность 60—70-х годов XI в. Поучения Изборника обращены то к богатым и сильным, то к угобим. Бедным и слабым рекомендовались покорность и смирение («ярем мой благ есть и бремя мое легко»), им нужно «послушливу быти до смерти, тружатися до смерти». А богатым и знатным рекомендовалось, во-первых, бояться князя («князя бойся всею силою своею»), а во-вторых, не раздражать сверх меры бедных («не разгневай мужа в нищете его») и, но возможности, смягчать социальные контрасты («сидящу ти в зиму в тепле храмине и без боязни изнажившуся, вздохни, помыслии о убогих, како клячать над малом огоньцем скорчившеся, большу же беду очима от дыма имуще»). Все это было навеяно классовыми битвами 1060-х годов. Составитель Изборника советует своим читателям скрывать мысли и надежно хранить тайны. В ту эпоху, когда некоторые вопросы решались ударом ножа подосланного убийцы, читателя предостерегают: «Не всякого человека введи в дом свой — блюдися злодея».
Изборники были нужны для того, чтобы князь мог иметь под рукой афоризмы на все случаи жизни и, не роясь в книгах, блеснуть остроумием и начитанностью, чтобы князь мог мудрость «изместь как сладкий мед из уст своих перед боярами».
Олег и его братья, читая подобную литературу, приучались к лицемерию, к показной благовоспитанности, к постоянной маске благотворителя, будто бы заботящегося о нищих и убогих. Всей своей дальнейшей жизнью Олег показал, что он не собирался следовать некоторым советам. В Изборнике 1073 г. составитель, дьяк Иоанн, приписал от себя: «Оже ти собе не любо, то того и другу не твори». Олег «Гориславич» начал свою карьеру с отрицания этого благородного тезиса.
Впервые Олег упомянут в 1073 г., когда он получил от отца в удел далекую Ростовскую землю. В 1076 г. Олег вместе с Владимиром Мономахом (своим двоюродным братом) был послан в Польшу воевать против чешского короля Братислава. Четыре месяца длился доход. Когда же поляки примирились с чехами, то Олег и Владимир решили, что это невыгодно для них, и осадили Глогов, взяв с короля контрибуцию в 1000 гривен серебра.
Для понимания неустойчивости судеб Русских земель в ту эпоху достаточно взглянуть на историю соседнего с Киевом Чернигова: в 1073—1076 гг. там княжил Всеволод, отец Мономаха; с 27 декабря 1076 г. по 4 мая 1077 г. в Чернигове сидел Владимир Мономах. Его выгнал оттуда двоюродный брат Борис Вячеславич, продержавшийся в Чернигове всего лишь 8 дней. В июле 1077 г. здесь снова княжит Всеволод, а при его дворе живет его племянник Олег. Честолюбие Олега не позволяло ему оставаться на положении вассала, и он неожиданно бежал в 1078 г. из Чернигова в Тмутаракань, где его ждали и неудачливый Борис Вячеславич и брат Роман. Войдя в союз с половецкими ханами, «приведе Олег и Борис поганыя на Русьскую землю». С помощью половцев Олег на 39 дней стал князем Чернигова, выгнав родного дядю. Но новая битва на Нежатиной Ниве 3 октября 1078 г., во время которой были убиты и Борис и вступившийся за Всеволода великий князь Изяслав заставила Олега снова скакать в Тмутаракань. На этот раз он бежал без войск и без надежд. Богатый портовый город оказался ненадежным убежищем: половцы убили Олегова брата, а хазары схватили самого Олега и увезли его в Константинополь. В Чернигове же еще раз сменился князь — там вторично стал княжить Владимир Всеволодич Мономах.
Четыре года провел Олег «Гориславич» в Византии. Из них два года он прожил на большом и богатом острове Родосе, близ Малоазийского побережья. Молодой князь женился в изгнании на знатной гречанке Феофании Музалон и, очевидно, перестал быть пленником. В 1083 г. Олег вернулся в Тмутаракань, жестоко расправился с хазарами и выгнал двух второстепенных князей, незадолго перед тем захвативших город; один из них, Давыд Игоревич, начал разбойничать на Черном море и отбирал товары у купцов в устье Днепра.
Десять лет прокняжил Олег в Тмутаракани, вдали от основной Руси. Его имя не встречалось за эти годы в летописях, но едва ли жизнь в многонациональном приморском городе была тихой. Мы знаем, как быстра менялись здесь князья, как использовались здесь для устранения соперников коварные византийские приемы вроде вина, отравленного ядом, скрытым под ногтем подносящего чашу.
На Руси в это время снова обострялся социальный кризис; великокняжеская власть широко применяла право суда и сбора вир для непомерного обогащения. Многочисленная армия младших дружинников — «уных» — разъезжала по стране, собирая правые и неправые штрафы, обогащаясь сама и разоряя народ. Великий князь Всеволод, пренебрегая советами «смысленных» знатных бояр, совещался с этими «уными», которые пополняли его казну: «Начата... грабити, людии продавати». Положение усложнялось постоянными усобицами князей. Племянники Всеволода требовали у него то одной волости, то другой и по любому поводу брались за оружие то для того, чтобы воевать в открытом поле, то для того, чтобы исподтишка вонзить саблю в опасного соперника, как это было с Ярополком Изяславичем, заколотым подосланным убийцей. Сильные князья слишком бесцеремонно пользовались своей силой; мир с половцами позволял им обращать эту силу против народа. Слабые князья непрерывно интриговали друг против друга и разоряли Русь своими усобицами. К внутренним противоречиям добавились внешние факторы: в 1092 г. была страшная засуха, «так что земля выгорела, и многие леса загорались сами собой и болота». Вспыхивали эпидемии то в Полоцкой земле, то в Киевской, где количество умерших исчислялось тысячами.
Социальный кризис, обостренный этими внешними обстоятельствами, мог вылиться в восстания не в 1143 г., а на 20 лет раньше, но этому помешал еще один внешний фактор — новое грозное наступление половцев на Русь, может быть, тоже связанное как-то с ухудшением жизненных условий в степях и попыткой половецких ханов выйти из своего кризиса за счет ограбления Руси. В том же засушливом 1092 году «рать велика бяше от Половець и отвсюду». Половцы штурмовали пограничную линию по Суле и захватывали русские села как на левом, так и на правом берегу Днепра. В этой обстановке умер в 1093 г. одряхлевший и больной князь Всеволод, последний из Ярославичей. Открылась широкая возможность борьбы за великокняжеский стол — каждый из «Ярославлих внуков» считал себя претендентом на киевский престол. Ближе всех к киевскому престолу был Владимир Мономах, прибывший к больному отцу в Киев, однако он будто бы добровольно, не желая усобиц, отказался от великого княжения и ушел в свой Чернигов. Но дело обстояло, очевидно, далеко не так, как это обрисовал нам впоследствии придворный летописец Мономаха.
В Киеве сильна была боярская оппозиция, которую возглавлял уже знакомый нам по восстанию 1074 г. богатый боярин Ян Вышатич. Этой боярской группе принадлежит та часть летописи, где возводятся обвинения на Всеволода, пренебрегшего советами «смысленных». Недовольное политикой Всеволода, киевское боярство, очевидно, не захотело посадить в Киеве его сына Владимира Мономаха. Приглашен был Святополк, незначительный князь из Турова, но и он не оправдал надежд. Плохой полководец, неумелый политик, заносчивый, жадный до денег, подозрительный и жестокий, он быстро настроил всех против себя и своей политикой еще больше способствовал углублению кризиса.
С этим самым Святополком, своим двоюродным братом, Владимир ссорился и воевал с первых же дней его вокняжения, и на них обоих прикрикнули знатные бояре: «Почто вы распря имата межи собою? А погании губять землю Русьскую».
В 1093 г. половцы жестоко разбили русские войска под Треполем и дошли до предместий Киева; Святополк убежал с поля боя лишь с двумя спутниками.
Половцы хозяйничали во всей Южной Руси, «пожигая села и гумна». Современник с ужасом пишет: «Все города и села опустели. Пройдем по полям, где раньше паслись стада коней, овец и волов, — мы увидим все бесплодным; нивы поросли бурьяном, и только дикие звери живут там». Половцы берут в рабство население сел и городов «и ведут в свои юрты к родичам множество народа христианского, людей страдающих, печальных, подвергаемых мученьям, оцепеневших от холода, мучимых голодом и жаждой, с распухшими лицами, почерневшими телами, воспаленным языком, бредущих по чужой стране без одежд, босиком, обдирая ноги о колючие травы»...
В тяжелых условиях киевское боярство стремилось укрепить великокняжескую власть, предотвратить новые усобицы и устранить опасность небывалого половецкого натиска, угрожавшего всем слоям и классам Руси от бедного смерда до князя. Вотчины многих киевских бояр были расположены в черноземной лесостепной полосе, которая стала ареной хищнических наездов половцев, и это делало «смысленных» особенно воинственными.
Их патриотизм не был бескорыстным, но объективно позиция боярства в тех конкретных условиях наиболее отвечала общенародным интересам, так как половецкий грабеж, сопровождавшийся сожжением сел, убийством и угоном в рабство, был, разумеется, страшнее конфликтов смерда или закупа с господином.
А князья-«Гориславичи» между тем продолжали сводить свои династические и личные счеты, не считаясь с интересами родной земли и своего народа. В 1094 г. великий князь Святополк, заигрывая с могущественным половецким ханом Тугорканом, выдал за него свою дочь, но это не спасло Киев от половцев. Олег Святославич, оттесненный при Всеволоде в далекую Тмутаракань, теперь решил использовать тяжелый для Руси момент. Снова, как и 16 лет назад, он шел на Русь во главе половецких полчищ. Осадив Мономаха в Чернигове, он сжег все предместья и монастыри, взял город, а половцев распустил воевать всю Черниговскую землю. Это было своеобразной платой им за военную помощь.
Современники возмущались корыстными действиями Олега: «Вот уже в третий раз натравливает он этих язычников-половцев на Русскую землю... Много христиан (русских. — Б.Р.) изгублено, многие уведены в рабство в далекие земли».
В последние три года Олег Святославич укрывал у себя половецких ханов, уклонялся от общерусских походов на половцев и явно показывал свое расположение к этим врагам Руси. Святополк и Мономах пригласили его в Киев для решения вопросов обороны Руси, но «Гориславич» ответил им крайне высокомерно, и в Киеве поняли, что князь Олег не променяет дружбу с ханами на союз с русскими князьями. Началась война против Олега. Олег бежал из Чернигова в Стародуб, оттуда в Смоленск, а оттуда, изгнанный смолянами, — в Рязань, Муром. Пока сам Мономах отражал на юге натиск Тугоркана и Боняка, его сыновья яростно сражались с Олегом, начавшим бесчинствовать в Северо-Восточной Руси. Трехлетняя усобица завершилась тем, что Олег явился на княжеский съезд в Любече в ноябре 1097 г. Город Любеч, из которого вел свой род Владимир I, был, во-первых, родовым гнездом всех русских князей, а во-вторых, он уже принадлежал Олегу, и сюда ему не зазорно было явиться на княжеский съезд.
На Любечском съезде был провозглашен принцип династического разделения Русской земли между различными княжескими ветвями при соблюдении ее единства перед лицом внешней опасности: «Отселе имеемся в едино сердце и блюдем Рускые земли; кождо да держить отчину свою». Но все это было основано не на реальных интересах отдельных земель, не на действительном соотношении сил. Князья, глядя на Русь как бы с птичьего полета, делили ее на куски, сообразуясь со случайными границами владений сыновей Ярослава. Княжеские съезды не были средством выхода из кризиса. Благородные принципы, провозглашенные в живописном днепровском городке, не имели гарантий и оказались нарушенными через несколько дней после торжественного целования креста в деревянной церкви любечского замка.
Мы во всех подробностях знаем события, развернувшиеся в 1097—1098 гг. после Любечского съезда, так как Мономах, враждуя со Святополком, озаботился составлением почти протокольных описаний заговоров, тайных союзов, кровавых расправ своего соперника. Князь-пират Давыд Игоревич убедил великого князя в том, что будто бы князь Василько Ростиславич Теребовльский вошел в заговор с Мономахом против него. Люди Святополка схватили Василька и выкололи ему глаза. Началась длительная, полная драматических эпизодов усобица. Мономах, примирившись с Олегом, выступил против Святополка. В усобицу были втянуты и Польша, и Венгрия, и Половецкая земля, и десятки русских князей и городов. Завершилась она в 1100 г. княжеским съездом в Уветичах (Витечеве), где судили князя Давыда, «ввергшего нож» в среду князей; обвинителем, во всеоружии летописных записей, выступал Владимир Мономах.
Князь Олег «Гориславич» к этому времени поутих. Он был уже отцом взрослых сыновей, «Ольговичей», которые в XII в. снискали себе плохую славу таких же авантюристов, как и их отец. Его старший сын Всеволод, пьяница и распутник, прославился в молодости разбойничьими набегами на мирное население и даже попал в былины как отрицательный герой (Чурила). Младший сын Святослав, женатый на половчанке, продолжал, как и его отец, приводить на Русь половецкие отряды своих степных родичей. А средний сын Игорь, любитель книг и церковного пения, неудачный продолжатель той же отцовской политики, был в конце концов убит разъяренным киевским народом как олицетворение той печальной поры, когда «в княжьих крамолах веци человеком сократишася».
Сам Олег Святославич умер в 1115 г. в Чернигове. За три месяца до смерти беспокойный князь начал распрю с Мономахом относительно места саркофагов Бориса и Глеба в новой вышгородской церкви. После его смерти родовое имя его сыновей и внуков — «Ольговичи» — надолго стало символом беспринципных усобиц, кровавых дел и вероломных клятвопреступлений.
Мы проследили от начала до конца судьбу одного из князей — разорителей Руси. Прозвище «Гориславич», данное автором «Слова о полку Игореве», полностью подтверждено всеми делами Олега Святославича. Но он был не одинок, он был типичен для той эпохи.
Другой печальной фигурой русской истории рубежа XI—XII вв. был великий князь Святополк Изяславич, с которым отчасти мы уже знакомы. Историк В.Н. Татищев, сподвижник Петра Великого, сохранил любопытную характеристику этого князя, почерпнутую им из недошедших до нас источников: «Сей князь великий был ростом высок, сух, волосы черноватые и прямы, борода долгая, зрение острое. Читатель был книг и вельми памятен... К войне не был охотник и хоть на кого скоро осердился, но скоро запамятовал. При том был вельми сребролюбив и скуп».
Последние слова характеристики подтверждаются многими источниками. Князь Святополк изыскивал любые способы обогащения казны. Сын его пытками вынуждал монахов указывать места зарытых сокровищ. Сам Святополк изобретал новые налоги; введенный им соляной налог был очень тяжел для народных масс и вызвал возмущение. Вопреки ожиданиям киевского боярства, Святополк не сумел оградить Русь от половцев и только разорял ее лишними войнами.
Как только умер князь Святополк, в Киеве тотчас же вспыхнуло народное восстание.
17 апреля 1113 г. Киев разделился надвое. Киевская знать — те, кого летописец обычно называл «смысленными», собралась в Софийском соборе для решения вопроса о новом князе. Выбор был широк, князей было много, но боярство остановилось на кандидатуре переяславского князя Владимира Мономаха.
В то время, пока боярство внутри собора выбирало великого князя, вне стен собора уже бушевало народное восстание. Народ, истомленный финансовой политикой Святополка, взял с бою дворец крупнейшего киевского боярина, тысяцкого Путяты Вышатича (брата Яна), и разгромил дома евреев-ростовщиков, которые пользовались какими-то льготами великого князя. В разгар восстания боярство вторично послало гонцов к Мономаху с просьбой ускорить приезд в Киев: «Князь! Приезжай в Киев! Если ты не приедешь, то знай, что произойдут большие несчастья: тогда не только Путятин двор или дворы сотских и дворы ростовщиков будут разгромлены народом, но пойдут и на вдову покойного князя, твою невестку, и на всех бояр и на монастыри. Ты, князь, будешь в ответе, если народ разграбит монастыри!»
Восстание бушевало четыре дня, пока в Киев не прибыл Мономах. Советские историки Б.Д. Греков и М.Н. Тихомиров справедливо полагают, что восстание не ограничилось только городом, но охватило и деревни Киевской земли, те многочисленные боярские и княжеские вотчины, которые широким полукругом располагались в лесостепи на юг от Киева.
Восстание, несомненно, имело успех, так как Владимир немедленно издал новый закон — «Устав Володимерь Всеволодича», облегчающий положение городских низов, задолжавших богатым ростовщикам, и закрепощенных крестьян-закупов, попавших в долговую кабалу к боярам.
По Уставу Владимира было сильно ограничено взимание процентов за взятые в долг деньги. Поясним эту статью примером. Предположим, что какой-то крестьянин занял у боярина в тяжелую годину 6 гривен серебра. По существовавшим тогда высоким нормам годового процента (50%) он ежегодно должен был вносить боярину 3 гривны процентов (а это равнялось стоимости трех волов). И если должник не в силах был, кроме процентов, выплатить и самый долг, то он должен был нескончаемое количество лет выплачивать эти ростовщические проценты, попадая в кабалу к своему заимодавцу.
По новому уставу срок взимания процентов ограничивался тремя годами — за три года должник выплачивал 9 гривен процентов, что в полтора раза превышало сумму первоначального долга. Мономах разрешил на этом и прекращать выплаты, так как в эти 9 гривен входил и долг («исто») — 6 гривен — и 3 гривны «роста». Долг погашался. Фактически это приводило к снижению годового процента до 17% и избавляло бедноту от угрозы длительной или вечной кабалы. Это была большая победа восставшего народа. В вотчинном хозяйстве новый закон защищал некоторые человеческие права должников-закупов. Закуп уже имел право уйти с господского двора, если он открыто отправлялся на поиски денег или если шел жаловаться судьям или князю. Закуп уже не отвечал за господское имущество, если его расхищали другие люди. За «обиду», за несправедливые наказания, нанесенные закупу, господин должен был платить штраф в казну князя. Еще больший штраф (в 12 гривен) грозил господину в случае самовольной продажи закупа как холопа. При этом «обиженный» закуп освобождался от долгов: «наймиту свобода во всех кунах». Крестьянин-закуп получал уже право свидетельствования в небольших судебных делах. Все это тоже явилось завоеванием восставшего народа. Феодалы вынуждены были пойти на некоторые уступки, улучшившие экономическое и юридическое положение городских ремесленников и крестьян.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |