6. Семейное и брачное право в ведении церкви
Церковная юрисдикция на Руси складывалась и развивалась в несколько этапов. Первый из них охватывает время с официального принятия христианства и создания церковной организации и до середины XI в. Это время княжения Владимира и Ярослава; итоги ее развития были зафиксированы в первоначальном тексте Устава князя Ярослава, составленного совместно с митрополитом Иларионом (1051—1054 гг.).
Формирование нового для Руси социально-политического института, церковной организации, потребовало отнести к ведению суда епископов нарушающие общественные и христианские нормы поступки самих священно- и церковнослужителей, т. е. имевших священство попов и дьяконов с их семьями («поп, попадья, поповичи», «дьякон, дьяконовая» в старших текстах Устава Владимира) и причетников, помогающих в церковной службе («проскурница (просфирня), пономарь» и «вси причетницы церковные»). Появление монастырей также потребовало отнесения к церковному суду поступков монашества («игумен, игуменья, чернец, черница»). Поскольку христианское духовенство призвано было прививать русскому обществу новые нормы и быть учителем, для поддержания его авторитета судебное разбирательство поступков церковников должно было идти при закрытых дверях. Устав Владимира предписывает: «Аще их кто внидет в вину, судити тех, митрополиту и епискупом опрочи мирян»1 (или: «а мирян не припущая, аще и верни суть»).
Церковная юрисдикция складывалась в первой половине XI в. в условиях, когда древнерусское право уже существовало, охватывало все сферы жизни общества, но отправление его принадлежало разным институтам. Уголовное право — убийства, членовредительства, ограбления, кражи, оскорбления — находилось в ведении княжеской власти, постепенно вытеснившей другие, прежде всего общинные, институты из соответствующих сфер. Это право, так же как некоторые нормы процесса, было кодифицировано и записано в Древнейшей Правде Русской. Другие сферы гражданского, имущественного права и процесса оставались в виде норм обычного права и продолжали принадлежать ведению общин, патронимий и семей.
Столкнувшись с нормами обычного права, выработанными на Руси, церковь отобрала для применения в сферах семейного и брачного права те из них, которые соответствовали государственному, классовому строю, христианским принципам. Это были нормы, способствовавшие выделению малой семьи, укреплению моногамии, устойчивого брака, частной собственности, подчинению центральной власти. Таким образом, при формировании церковной юрисдикции уже в раннее время церковь была заинтересована в сохранении и использовании некоторых традиционных древнерусских норм, соответствующих феодализирующемуся обществу и государству. Но вместе с тем церковь способствовала тому, что суд по этим делам перешел к ней, а не принадлежал больше низшим общественным коллективам — семье, общине. Из поступков, которыми государственная публичная власть не интересовалась и не включала в княжеский кодекс — Русскую Правду, церковь превратила их в нарушения публично-правовых норм, сама разбирая их в суде епископа и наказывая нарушителей своими чиновниками.
При отборе норм из существовавшего уже древнерусского права и передаче суда по ним в ведомство церкви производилось переосмысление этих норм в христианском аспекте, приспособление их к церковной юрисдикции с ответственностью перед епископом и митрополитом.
К таким нормам, включенным в древнерусское церковное право, но отсутствующим в византийской светской и христианской канонической системах права, относится ряд статей Устава Ярослава по делам о браке, убийстве, оскорблении, которые существовали в жизни; следовательно, еще до принятия христианства они регулировались местными низшими общественными коллективами.
Таков прежде всего запрет умыкания невесты для нецерковного, традиционного языческого брака с ней2. Каноническая церковная норма, зафиксированная в правилах VI вселенского (Трульского) собора 692 г., устанавливала наказание для тех, кто заключал брак и венчание с помощью похищения в нарушение традиционных правил. Участниками этого нарушения считаются священники, венчающие такой брак, и светские лица, помогающие в его осуществлении, и в качестве наказания правило устанавливает извержение из сана для первых и проклятие для вторых3. Здесь мы видим важное отличие похищения невесты на Руси и в Византии: там церковь борется прежде всего с тем, чтобы церковным венчанием был закреплен брак не с ее женихом, с которым невеста была обручена и кому она обязана принадлежать4; здесь церковь также защищает честь девушки, ставя на один уровень похищение для языческого брака и изнасилование, но за этой защитой стоит стремление предотвратить языческий брак без церковного контроля за степенью родства между женихом и невестой, утвердить участие церкви в его венчании и сохранить за собой полагающиеся пошлины за него.
Нормой церковного права была сделана ответственность родителей за незамужество дочери5, По древнерусскому праву дочери не получали наследства и общество было заинтересовано в том, чтобы они были обеспечены браком еще при жизни содержавших их родителей, в противном случае они оказывались без материальной поддержки и их должна была содержать община или они должны были нищенствовать. Маловероятно, чтобы церковь сама установила штраф за то, что «девка засядет»; скорее, она, признав эту норму, переадресовала этот штраф епископу, лишив соответствующих средств на содержание старой девы общину6.
К числу церковных преступлений были отнесены и убийства в неординарных условиях, виновники которых не подлежали ответственности перед княжеской властью. Это были случайные убийства во время свадебного обряда — турниров, обрядов увоза невесты дружками жениха и защиты ее друзьями семьи7. Традиционными были в сельской местности «игрища межю селы», во время которых «умыкаху жены собе»8. Новгородский архиепископ Илья запрещал принимать участие в «беззаконных боях» и обязывал священников не отпевать убитых во время таких «боев»9. Церковь взяла в свое ведомство и случаи покушения на самоубийство девушки или юноши в результате насильственного брака или запрещения брака с избранной парой: родители, превысившие свои права, наказывались епископом10.
В ведении церкви оказались также отдельные случаи оскорблений: отказ от женитьбы после состоявшегося сговора11, что ставило девушку в условия, когда она могла остаться вообще без брака, оскорбление мужчины повреждением бороды или волос на голове12 и др.
Создавая широкую церковную юрисдикцию в XI в., древнерусские юристы, и прежде всего один из авторов Устава Ярослава, митрополит Иларион, сохранили в церковном праве русскую систему наказаний — денежные взыскания в форме штрафов, такие же, как в Русской Правде. В отличие от канонического права, по которому проступки наказывались наложением епитимьи, дополнительных постов и молитв, временным запрещением присутствия на богослужении, и от византийского права с членовредительскими наказаниями, древнерусское церковное право XI—XII вв. требовало от провинившихся денежных штрафов в пользу епископа13. Сохранившиеся тексты устава указывают на дифференциацию штрафов в зависимости от социального положения потерпевшего. Возможно, что те группы и штрафы, с которыми мы встречаемся в этих текстах, отражают более позднее время, XIII в.14. Однако отличие Устава Ярослава как кодекса церковного права и происхождения от светской Русской Правды не должно вести к стремлению считать особенности устава поздним явлением. В церковном памятнике, создаваемом заново и не имевшем архаичной основы, какой была Древнейшая Правда для Пространной, социальные традиции могли быть выражены сильнее и с другими терминами.
Ко второму этапу формирования церковной юрисдикции, концу XI—XII вв., наряду с дальнейшим приспособлением древнерусских норм к христианским принципам и влиянием этих принципов на развивающееся церковное право, можно отнести возникновение новой ее сферы. Появление в распоряжении монастырей, а затем и кафедр земель, населенных крестьянами, которые становились «монастырскими», «домовными» (т. е. епископскими, митрополичьими) людьми, нашло отражение в особой статье Устава Ярослава, говорящей о том, что все, что касается церковных людей, подлежит суду епископского волостеля и выморочное (не имеющее наследников) имущество этих людей также переходит епископу15.
К XII в. относится также расширение круга церковных людей за счет включения в юрисдикцию церкви (или, скорее, желания со стороны церкви их включить) производственного населения (прежде всего прощеников), а также лиц, занимающих особое положение в обществе (лечцы, странники и пр.).
XII век — время складывания текста Пространной редакции Русской Правды, в связи с чем можно видеть признаки взаимного воздействия и переплетения светской и церковной юрисдикции. В это время, вероятно, складывается «общий суд» представителей обеих компетенций (в состав светской входили как княжеские судьи, так и городские, представители посадника и тысяцкого) для рассмотрения дел, в которых участвовали как светские горожане, так и люди, принадлежавшие церкви16.
Для третьего этапа развития церковной юрисдикции, который может быть отнесен к концу XII — первой половине XIII в., т. е. к предмонгольскому времени, характерно дальнейшее расширение сфер права. К этому времени относится создание архетипа Синодально-Волынской группы Устава Владимира, включающей кодекс статей о церковных судах, в котором среди новых дел, привлекших внимание церкви, мы можем выделить преступления против церкви. Это кражи из церкви, осквернение церквей надписями и рисунками на их стенах (распространенные древнерусские граффити, которые в настоящее время являются ценным историческим источником) или из-за того, что в них окажется скотина, собаки и птица17. Последнее нарушение могло бы указывать на то, что в первой половине XIII в. церкви функционировали не только в городах, но и в селах и их посещали крестьяне, т. е. свидетельствовать о проникновении христианства в глубь территории древнерусских княжеств, в сельскую местность. В определенной мере это действительно так, хотя нельзя не учитывать и того, что и городское население Древней Руси занималось сельским хозяйством и животноводством как подсобным видом деятельности. Нужно учитывать также, что запрет вводить в церковь любых животных, оскверняющих ее, находится среди правил VI вселенского (Трульского) собора (88-е правило), известных на Руси еще с XI в.18
Принадлежность церковному суду дел, связанных со святотатством, получившая выражение во включении в местный, киевский кодекс конца XII — первой половины XIII в. их перечня, с одной стороны, свидетельствует о том, что выступления против церкви не были единичными, но расширились, что потребовало соответствующей фиксации этой нормы; с другой стороны, то, что судьей по антицерковным выступлениям является церковь, т. е. истец, а не какая-либо другая, например княжеская, власть, говорит о политическом характере самого суда, имевшего все возможности для подавления всякой акции такого рода.
Церковь расширяет свое влияние в городе, получая в это время в свое ведомство важную для торговли службу мер и весов, которой посвящен раздел 3 в гл. II.
К тому же, третьему периоду истории церковной юрисдикции относятся нововведения в Пространной редакции Устава Ярослава, и в том числе новые статьи, отсутствующие в Краткой редакции и архетипе Пространной и Краткой редакций, о праве развода. Это прежде всего появление статьи о самовольном уходе жены от своего мужа и заключении ею нового брака или развратной ее деятельности19. Кроме того, Устав Ярослава включил целый кодекс права развода по вине жены, заимствованной из византийского источника с местными русскими дополнениями. Это политическое преступление — несообщение о ставшем ей известным посягательстве на государственную власть, прелюбодеяние (измена мужу) и покушение на его жизнь, общение с чужими людьми и посещение игрищ, что может стать угрозой для ее, а следовательно, и его чести. Этот перечень сопровождается статьей о краже женой у мужа и ограблении церкви, имеющей другое происхождение20.
Изучение небольшого кодекса статей о разводе в Уставе Ярослава показывает несколько явлений древнерусской жизни, связанных с расширением церковной юрисдикции. Наряду со статьей об уходе жены к другому мужу мы видим здесь свидетельство о возросшей роли женщины в судебном процессе. Кодекс XII—XIII вв. фиксирует активную роль женщины-жены, действия которой могут привести к изменению ее гражданского состояния. Прежние нормы, говорившие о провинностях жены, не вели к расторжению брака, но лишь к тому, что ее наказывал муж, а священник налагал на нее епитимью. Однако юридически ответственными за действие жены лицами продолжают оставаться мужчины — ее муж или ее новый муж («новоженя»), к которому она ушла.
Важно и то, что новая кодификация церковного права сопровождается использованием канонических и светских норм, известных в византийской письменности, т. е. не удовлетворяется местным правом, но обращается к достижениям права других близких по христианской ориентации стран. Устав Владимира в архетипном тексте Синодальной и Оленинской редакций включил в себя ссылки на эти установления: законы первых христианских императоров (т. е. законодательство Юстиниана и новеллы его наследников) и соборные правила21. Действительно, те новые нормы, касающиеся развода, которые включены в Устав Ярослава, находятся в 117-й новелле Юстиниана, в извлечении из новелл под названием «От различных тител рекше граний Иустиниана царя новых заповедий главы по избранию различны», в Прохироне императора Василия I (877—879). Но эти статьи не являются ни воспроизведением известных славянских переводов, ни точным новым переводом их, а излагают соответствующие нормы со значительными изменениями. Важно также и то, что при новой кодификации и использовании канонических и византийских норм было признано нужным дать ссылки на императорские установления и соборные правила, являвшиеся, следовательно, на Руси в церковных кругах авторитетным источником права.
Примечания
1. ДКУ. С. 16.
2. «Аже кто умчить девку или насилить, аже боярская дчи, за сором ей 5 гривен золота, а епископу 5 гривен золота... а на умычницех по гривне серебра епископу, а князь казнить их» (ДКУ. С. 110. Ст. 2).
3. «Восхищающий жены на брак и действующий с ними и помогающий им — причетницы убо да извергутся, мирстии же человецы проклята да будут» (Кормчая. Напечатана с оригинала патриарха Иосифа. М., 1912. 94-е правило. Л. 204 об.).
4. См. толкование к 94-му правилу: «Восхищеную девицу... аще убо есть прежде обручена кому в своем обручении, аще же есть праздна у родителю ея...» (Кормчая. Л. 204 об.).
5. «Аже девка засядет великых бояр, митрополиту 5 гривен золота, а менших бояр — гривна золота, а нарочитых людей — 12 гривен, а простои чади — рубль» (ДКУ. С. 87, ст. 7).
6. Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь. С. 286—287.
7. «Свадебное и огородное бои и убийство, аже что учиниться, и душегубьство, платят виру князю с владыкою наполы» (ДКУ. С. 113. Краткая редакция); «Изгородное и свадебное — все владыце» (Там же. С. 101. Ст. 33); «Аще ли изгородное и свадебное, то все святителю» (Там же. С. 105. Ст. 32; см.: Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь. С. 282—283).
8. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 10; Т. 1. Стб. 14.
9. РИБ. Т. VI. Стб. 370.
10. «Аже девка не восхочеть замуж, а отец и мати силою дадут, а что створить над собою — отец и мати епископу в вине, а истор има платити. Тако же и отрок» (ст. 24); «Аже девка восхощеть замуж, а отец и мати не дадят, а что створить, епископу в вине отец и мати. Тако же и отрок» (ст. 33; ДКУ. С. 113—114).
11. «Про девку сыр краявши, за сором ей 3 гривны, а что потеряно, тое заплатити, а митрополиту 6 гривен, а князь казнит» (ст. 35; ДКУ. С. 89).
12. «Аще кто пострижеть кому голову или бороду, митрополиту 12 гривен, а князь казнит» (ст. 31; ДКУ. С. 88).
13. Щапов Я.Н. О системах права на Руси в XI—XIII вв. // История СССР. (1987. № 5. С. 175—181.
14. Флоря Б.Н. Формирование сословного статуса господствующего класса Древней Руси (На материале статей о возмещении за «бесчестье») // История СССР. 1983. № 1. С. 61—74.
15. «А что ся дееть в монастырских делех, в церковных, в самех монастырех, да не вступается князь, ни волостель, безатщина приидет к волостелю митрополичю» (Пространная редакция); «А что дееться в домовных людех, и в церковных, и в самех манастырех, а не вступаются княжи волостели в то, а ть ведают их пископли волостели и безатщина их пископу поидеть» (Краткая редакция; ДКУ. С. 90. П4).
16. «То люди церковные, богаделные... Аже будеть иному человеку с тым человеком речь, то обчии суд» (Устав Владимира; ДКУ. С. 24. Ст. 17—18).
17. «...Церковная татба, мертвеци сволочать, крест посекуть или на стенах режють, скот, или псы, или поткы без великы нужи введет, или ино что неподобно церкви подееть...» (Устав Владимира; ДКУ. С. 23. Ст. 9).
18. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. Труд В.Н. Бенешевича. СПб., 1906. Т. 1. С. 195—196.
19. «Аже поидет жена от своего мужа за иныи муж или имет блясти от мужа, ту жену поняти в дом церковныи, а новоженя в продажи митрополиту» (ДКУ. С. 87. Ст. 10).
20. ДКУ. С. 90. Ст. 53.
21. «То все дал есмь по пьрвых царев уряженью и по вселеньскых святых семи зборов великых святитель» (ДКУ. С. 23. Ст. 11).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |