3. Становление города-государства в Смоленской земле

Начальные страницы истории Смоленска в значительной мере напоминают нам то, что известно о Новгороде и Полоцке. Со времен Олега и Игоря город платил дань Киеву. К сбору дани, по мнению исследователей, сводилась роль сидевшего в Смоленске князя из Киева — Станислава¹.

С разложением родоплеменных отношений и образованием территориальной социальной структуры в конце X — начале XI вв. здесь зрели силы, способные противостоять господству поднепровской столицы. Думаем, что именно с действием этих сил надо связывать появление в середине XI в. самостоятельного княжения в Смоленске. Правда, в 1060 г. Ярославичи разделили Смоленск, т. е. доходы с города, на три части². Смоленск, полагают историки, оказывал сопротивление³. Как бы там ни было, остановить развитие смоленской волостной общины было уже невозможно.

Рост ее самостоятельности ощутил на себе князь Олег. В 1096 г. он «приде Смолиньску, и не прияша его смолняне»⁴.Это отнюдь не первое свидетельство активности, скорей всего вечевой, жителей Смоленска. Летописец замечает: «Новгородци бо изначала и Смольняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти яко на думу на веча сходятся...»⁵ Летописное «изначала» относится примерно к середине XI в.⁶

В вечевой организации и в преломлявшихся через вече отношениях городской общины с князьями наиболее полно отразилась социально-политическая активность смольнян в XI—XII вв. Так, в 1175 г. «смоляне выгнаша от себя Романовича Ярополка, а Ростиславича Мстислава вьведоша Смоленьску княжить»⁷. Следует согласиться с Л.В. Алексеевым в том, что события, подобные этому, имела в виду вдова покойного Романа Ростиславича, когда причитала: «Многия досады прия от Смолнян и не виде тя, господине, николи же противу ихъ злу никоторого зла въздающа»⁸. Надо, однако, иметь в виду, что, несмотря на такие отношения, после кончины Романа «плакашеся по нем вси Смолняне, поминающе добросердье его до себе»⁹.

Интересны события 1185—1186 г. В 1185 г. смольняне «створили вече» во время похода, который возглавлял князь Давыд. Произошло это под Треполем, где «смолняне же почаша вече деяти, рекуще: мы пошли до Киева, даже бы была рать, билися быхом, нам ли иное рати искати? То не, можем — уже ся есмы изнемогли»¹⁰. По мнению В.Т. Пашуто, это не собрание «всех горожан и, пожалуй, не всего войска. Это военный совет»¹¹. Н.Н. Воронин полагал, что здесь проявили себя бояре-дружинники, которые «вздумали "вече деяти", когда нужно было, забыв усталость и свои боярские интересы, броситься на помощь переяславцам, избиваемым половцами»¹². Мы не можем согласиться ни с одним ни с другим исследователем. Речь здесь идет именно о вече. Ведь вече «деяли» смольняне, «вой», т. е. городское и сельское ополчение¹³. Повинуясь решению веча, князь Давыд должен был повернуть обратно.

В следующем 1186 г. «въстань бысть Смоленьске промежи князем Давыдом и смолняны и много голов паде луцыних муж»¹⁴. По Н.Н. Воронину, «смолняне» — все те же «бояре-дружинники», нанесшие в 1185 г, ущерб «княжескому престижу Давыда»¹⁵. По его мнению, «в 1186 г., видимо, был новый конфликт с боярами. Его содержание нам неизвестно. Может быть, в 1186 г. Давыд воспользовался условиями того "ряда", который в 1177 г. в пику ему напомнил Святослав: "оже ся князь извинить, то в волость, а мужь у голову". За свою вину муж платился головой. Давыдовы "лучшие мужи", возможно, расплачивались и за недавний трепольский конфликт»¹⁶. М.Н. Тихомиров, тоже обративший внимание на эти события, затруднился определить причины распри князя с жителями Смоленска. «Неясно также, — писал исследователь, — жертвой чего пали "лучшие мужи": было ли это результатом их борьбы с князем, или, наоборот, "лучшие люди" поддерживали князя против восставших смолян»¹⁷. Противоречивую оценку событиям в Смоленске 1186 г. дает Л.В. Алексеев. Ученый видит в них борьбу с князем богатых горожан («лучших мужей»), которые возглавляли вече. В ходе борьбы гибли «головы этих мужей и мужей князя»¹⁸. Но в другом разделе своей книги Л.В. Алексеев предлагает иную интерпретацию смоленским событиям 1186 г.: «Дело происходило в конце (мартовского) года, т. е. в феврале, когда запасы истощились. Голодная беднота Смоленска... громила запасы бояр»¹⁹.

О бедноте, громящей запасы бояр, летопись ничего не сообщает. Однако последние наблюдения Л.В. Алексеева могут способствовать расшифровке смоленской «встани». Автор правомерно связал ее не с происшествиями под Треполем, а с тем, что происходило в это время в Новгороде, где также имели место народные волнения. В Новгороде, как и в Смоленске, люди были недовольны князем. Эти совпадения, по верному замечанию Л.В. Алексеева, не случайны²⁰. И вот обнаруживается одна существенная деталь: «Дендрохронология Новгорода, Смоленска, смоленских городов Торопца и Мстиславля показывает, что 1186 г. был неурожайным»²¹. Тут, на наш взгляд, и кроется причина волнений в Смоленске, сопровождавшихся гибелью «лучших мужей» — местных общественных лидеров.

В древних обществах вожди часто наделялись способностью влиять на природу, вызывать урожай или неурожай²². В Скандинавии, например, короля, в правление которого был хороший урожай, называли «благополучным для урожая». «Но если случался неурожай, короля могли самого, принести в жертву богам»²³. Вполне возможно, что Давыду были предъявлены обвинения в беде, постигшей Смоленскую общину в результате недорода. Попутно смольняне расправились со своими лидерами («лучшими мужами»), возложив на них вину за несчастья, переживаемые населением города и его области. Аналогичные случаи наблюдаются и в других древнерусских землях²⁴.

В событиях 1186 г. отчетливо видна социально-политическая активность Смоленской городской общины, действующей независимо от князя, располагающей жизнью и смертью своих руководителей.

«Встань» в Смоленске едва ли могла развернуться вне рамок вечевых собраний, где массы горожан определяли свою позицию по отношению к «лучшим мужам» и князю Давыду.

Анализируя летописные известия под 1190 г., Л.В. Алексеев пришел к выводу о крупной роли смоленского веча²⁵.

Однажды Олег Святославич, сообщая родичам о своей победе над смоленским князем Давыдом, заметил: «Сказывають ми и Смолняне изыимани, ажь братья их не добре с Давыдом»²⁶. Здесь, вероятно, речь идет о политической активности населения Смоленска, прорывавшейся на вечевых сходах²⁷.

В 1138 г. смольняне «яша» князя Святослава Ольговича и заключили его под стражу²⁸. Эта операция вряд ли была проведена без ведома веча. Думаем, что по решению веча в 1175 г., как мы уже отмечали, Смольняне изгнали Ярополка, а Мстислава возвели на княжение²⁹. Стало быть, «смоляне», или жители Смоленска, в том числе и рядовые, распоряжаются княжеским столом по своему усмотрению, и князья вынуждены подчиниться их воле.

Характерны события 1159 г., когда Ростислава Смоленского союзные князья пригласили на киевский стол. Известно, что Ростислав с ответом послал «Ивана Ручечника и Якуна от Смольнян мужа и от Новгородечь»³⁰. И.Д. Беляев по этому поводу в свое время писал: «Ростислав принимает киевский стол с согласия смольнян и новгородцев»³¹. От себя добавим:. княжеский стол принимается Ростиславом с участием общин Смоленска и Новгорода, что свидетельствует о существенной их: роли в межкняжеских отношениях.

На вечевую практику смольнян намекает летопись под 1214 г.³² Вечевые формы политического быта населения Смоленска запечатлены и в договорных грамотах Смоленска с его западными торговыми партнерами³³.

П.В. Голубовский имел полное основание сказать: «До последних дней самостоятельности существования Смоленска вече является главой земли наравне с князем, если вечу приходится уступить, то только после энергичного с его стороны сопротивления под давлением внешней силы»³⁴. Мы принимаем эту мысль ученого с одной лишь поправкой: смоленское вече стояло не наравне с князем, а над князем.

Ярко социально-политическое значение смоленского веча, смоленской городской общины отразилась в грамоте Ростислава Мстиславича, который «приведох епископа Смоленску, здумав с людми своими...»³⁵. С санкции веча не только основывается епископия, но и передаются ей земли, зависимые люди и т. д. Указание на вече видел здесь уже П.В. Голубовский³⁶. О вече по отношению к данному случаю писал А.А. Зимин³⁷. В том же смысле интерпретирует ростиславову грамоту и М.Н. Тихомиров³⁸. Иного мнения придерживается Л.В. Алексеев: «"Люди свои" — явно не вече, а ближайшие советники князя»³⁹. Считаем, что исследователь неправ, ибо речь в грамоте идет о вече. Л.В. Алексеев не учел данные так называемой «Похвалы князю Ростиславу», в которой говорится, что Ростислав «прииде первое в град Смоленск на княжение, и виде смолинскую церковь сущую под Переяславлем, и негодова, и здума с бояры своими и с людьми, и постави епископа к церкви святыя Богородицы...»⁴⁰. Тут термин «люди» обозначает именно смоленскую городскую общину.

Красноречива и концовка грамоты Ростислава: «Да сего не посуживаи никто же по моих днех ни князь, ни людие»⁴¹. Здесь «людие» как потенциальные нарушители Устава поставлены вровень с князем⁴².

Таким образом, социально-политическая мобильность смольнян на протяжении XI—XII вв. постепенно нарастала, шло становление общественно-политической структуры волостной общины, базировавшейся на территориальном принципе. Параллельно с этим шел процесс формирования смоленской волости.

Для реконструкции этого формирования у нас есть уникальный источник — комплекс грамот, связанных с учреждением епископии в Смоленске⁴³. Постараемся определить значение этих грамот, прежде всего грамоты, Ростислава для изучения интересующего нас процесса.

Грамота подразделяется на шесть пунктов: 1) благословение; 2) объявление об учреждении епископии с указанием на «повеление» отца князя и совещание «с людьми своими»; 3) перечень пожалований епископии, оканчивающийся заявлением, «что же мога, то же даю»; 4) перечень судебных дел, которые относятся к юрисдикции епископа, и распоряжение об отказе в судебных пошлинах и денежных штрафах светским претендентам на них: князю, посаднику, тиуну, иным «от мала до велика»; 5) оговорка о соразмерности количества десятины от даней, определенного в урожайный и мирный год; 6) санкция, включающая запрет нарушения грамоты и заклятье — угрозу страшным судом на том свете за ее нарушение⁴⁴.

Ученых давно уже привлекает список даней, из которых смоленскому епископу пожаловалась десятина. Велик соблазн найти какую-либо закономерность в построении этого списка, а еще больше — связать его с формированием смоленской земли. Л.В. Алексеев пытается подразделить пункты, упомянутые в грамоте на группы, которые, по его мнению, осваивались княжеской данью в разное время. Таким способом он выделяет четыре этапа «феодализации» смоленской земли. Сначала в середине XI в. были внесены в список, по мысли Л.В. Алексеева, первые 12 (Вержавляне Великие — Былев) пунктов, которые расположены в географической последовательности, «начиная с самого крупного дохода и кончая самым меньшим». Следующие наименования (Бортницы — Мирятичи) были, согласно Л.В. Алексееву, приписаны «явно позднее», по мере упорядочения дани или в результате специальных военных экспедиций. После присоединения Мирятичей княжеской данью была охвачена вся основная территория смоленских кривичей, и дальше дань могла распространяться только на некривичские земли. К семнадцатому пункту податного перечня теперь приписываются еще три, расположенные в области Пахры и Нары, где жили вятичи: Добрятино, Доброчков, Бобровницы. Впрочем, в это время дань росла и внутри Смоленского княжества, где возникали новые центры обложения: Дедогостичи, Ження Великая и Солодовничи. Княжеские отряды проникают в земли радимичей, и там на верхней Десне создают податные волости⁴⁵. В области голяди возникли Путтино с подчиненным ему пунктом Беницы. «Последний этап феодализации Смоленской земли» начался, по мысли Л.В. Алексеева, «упорядочением дани на торговых коммуникациях как на Днепре (Копысь), так и в области радимичей (Прупой, Кречут — Пропойск и Кричев), на пути в Новгород (Лучин), в верховьях р. Болва (Блеве), вятической р. Москва. (Искона на притоке этой реки — Исконе)».

Л.В. Алексеев старается проставить «на этой шкале какие-либо твердые временные вехи». Первые 12 пунктов вошли в список даней в 1054 г. Далее произошло присоединение земель голяди. Но случилось это не в 1058 г., как полагал, опираясь на летопись А.Н. Насонов, а в первые десятилетия XII столетия. Поскольку голядь археологически еще не обнаружена, то вывод этот сделан на том основании, что соседнее с голядью вятичское население выросло именно в начале XII в. и в это время привлекло внимание смоленских князей. А раз так, продолжает дальше мысль Л.В. Алексеев, то пункты, перечисленные до пунктов, находящихся в землях вятичей и голяди и после первых 12 пунктов, т. е. Бортницы, Витрин, Жидчичи, Басея, Мирятичи, присоединены после 1054 г., но до начала XII в., или во второй половине XI в.

Следующая временная веха, которую считает возможным выделить Л.В. Алексеев, — 1116 г. Именно в этом году Вячеслав Смоленский занял Копысь, а после этого она впервые упоминается лишь в Уставной грамоте Ростислава.

Есть еще две временные вехи. Во-первых, 1127 г., выделенный чисто логическим путем: если захват Кричева и Пропойска был действительно осуществлен Ростиславом или даже Мстиславом, то произойти это могло скорее всего в 1127 г., когда черниговские Ольговичи были утеснены. Во-вторых, 1134 г., когда была внесена суздале-залесская дань в Смоленский устав⁴⁶.

Мы так подробно остановились на изложении концепции Л.В. Алексеева потому, что она положена в основу принципиально важных выводов о «феодализации» Смоленской земли. Но присмотримся к построениям автора внимательнее.

Прежде всего замечаем, что его схема не выдерживает критики в одном из своих основных звеньев. Имеем в виду этап освоения восточной территории. Локализацию пунктов, расположенных здесь (Добрятино, Доброчков, Бобровницы), Л.В. Алексеев произвел вслед за П.В. Голубовским⁴⁷. Кроме указанных трех, тут локализованы еще Путтин, Беницы и Искона. Однако современные исследователи В.В. Седов и В.А. Кучкин показали искусственность приемов П.В. Голубовского при определении восточной части Смоленской земли⁴⁸. Действительно, Добрятин П.В. Голубовский, а вслед за ним Л.В. Алексеев видят в селе Добрятине, которое стояло на правом берегу р. Пахры. Но село это возникло только во второй половине XIV в. А в первой половине того столетия упоминается вместо с. Добрятино — Добрятинская борть. В.А. Кучкин приходит к справедливому выводу о том, что «поросшие густыми лесами берега р. Пахры начали осваиваться не в XII, а в XIV в.»⁴⁹. В.А. Кучкин отмечает и сомнительность локализации Доброчкова, который идентифицировался с позднейшим селом Добриной на р. Истье, а также Бобровниц, за которые П.В. Голубовский принимал Бобровники XIX в. Боровского уезда⁵⁰.Единственным основанием для локализации Доброчкова и Бобровниц было их совместное упоминание с Добрятиным в Уставной грамоте. Из предложенных локализаций, по мнению В.А. Кучкина, бесспорной может быть признана только одна — Искона, которая лежала, очевидно, по р. Исконе, левому притоку р. Москвы в ее верхнем течении⁵¹. Но ведь Искона упомянута в грамоте лишь на 32-м месте⁵². Значит, все рассуждения о третьем этапе «феодализации», а также определение времени этого этапа не имеют под собой прочной основы. А следовательно, неправомерно выделение и второго этапа, которое базируется на логическом построении: «после» первого, но «до» третьего.

Неубедительно и выделение дат 1116 и 1127 гг. Так, Л.В. Алексеев уверенно пишет о том, что в 1136 г. еще не было Мстиславля и Ростиславля⁵³. Вывод этот делается, видимо, лишь на том основании, что ни тот ни другой не упомянуты в грамоте Ростислава, так как ни собственные раскопки Л.В. Алексеева, ни письменные источники, им же цитируемые, не дают оснований для такого вывода⁵⁴. Л.В. Алексеев в данном случае забывает, что список даней грамоты Ростислава не направлен на то, чтобы отразить все пункты, находившиеся в сфере влияния Смоленска. Здесь перечислены лишь те пункты, доходы от которых получал теперь епископ.

Итак, внимательное рассмотрение пунктов, перечисленных в грамоте Ростислава⁵⁵, не позволяет согласиться с построениями Л.В. Алексеева.

Конечно, Смоленская земля осваивалась не один день. Однако стремиться выделить этапы освоения земли по грамоте Ростислава — это значит предъявлять к источнику завышенные требования.

И все-таки определенная закономерность в размещении пунктов, упоминаемых в документе, есть. Обращает на себя внимание то, что подавляющее количество пунктов, платящих дань, является периферией по отношению к Смоленску и располагается на значительном расстоянии от него. Полагаем, что Уставная грамота отразила процесс освоения городской общиной Смоленска территории земли. Перед нами уникальный источник, довольно подробно рисующий картину складывания города-государства⁵⁶.

Мы коренным образом расходимся с Л.В. Алексеевым в понимании движущих сил формирования территориальных образований, называвшихся в древнерусский период волостями, или землями.

В работе, посвященной Полоцкой земле, Л.В. Алексеев, вслед за А.Н. Насоновым, связывал расширение территории земли с появлением «местного феодального класса, в интересах которого было создать аппарат принуждения, распространяя его действие на значительные территориальные объединения, и бороться за расширение своей областной территории»⁵⁷.

В Смоленской земле главная роль отводится княжеской колонизации. Но уже на полоцком материале мы видели, что у самых истоков формирования волостной системы стоит городская община. С позиции, на которой стоят названные ученые, весьма трудно объяснить заинтересованность всей полоцкой городской общины в судьбах волости. В полной мере это относится и к Смоленской земле: ведь данями, как и другими пожалованиямия, распоряжается городская община Смоленска⁵⁸. В этой связи не вызывает удивления тот факт, что жители Смоленска освобождали себя от некоторых платежей⁵⁹. Действительно, ни в Уставной грамоте, ни в грамоте о погородьи и почестьи Смоленск не упомянут. А.Н. Насонов резонно замечал, что из грамоты Ростислава явствует следующее: «Смоленское "погородие" собиралось не с самих смолян, а с "области"»⁶⁰.

Итак, учитывая все сказанное, а также нефеодальный характер дани⁶¹, еще раз подчеркиваем, что в грамоте Ростислава запечатлен процесс складывания волости, города-государства. Грамота рисует нам сложную и интересную картину образования волости. В зависимости от Смоленска находятся поселения разных стадий социального развития. Среди них — города с прилежащими к ним волостями, погосты, которые можно считать предшественниками будущих городов. Обращают на себя внимание пункты с патронимическими названиями. Это, видимо, племенные поселения.

Грамота Ростислава содержит сведения о ближайшей округе Смоленска, о тех землях, которые и легли в основу формирования Смоленской волости.

С согласия смоленского веча Ростислав наделил епископию селами Дросенским и Ясенским, где сидели изгои, сеножатями и озерами. Все эти земли и воды представляли собственность смоленской городской общины и лежали в той смоленской «области», в узком смысле этого слова, которая раньше всего стала тянуть к городу. Весьма красноречивы отдельные фразеологические обороты смоленской уставной грамоты: «...и озеpa Нимикорская и сеножатьми, и уезд княж, и на Сверковых луках сеножати, и уезд княж...»⁶² Что следует понимать под выражением «уезд княж»? Нам кажется, что его можно толковать как «въезд княж»⁶³.

Если наше толкование верно, то это проливает дополнительный свет как на характер земельных отношений в тот период, так и на структуру земельной собственности в формирующейся Смоленской волости. Здесь мы имеем, по сути дела, древнерусский вариант ager publicus. Князь «въезжает» в сеножати и озера, т. е. только пользуется ими⁶⁴. Свое право въезда он и передает вновь учрежденной епископии. Собственником же угодий является смоленская городская община.

В середине и во второй половине XII в. понятия «Смоленская волость», «Смоленская земля» начинают постоянно фигурировать в летописи⁶⁵. Данный факт, по нашему мнению, указывает на завершение в Смоленске становления города-государства.

Термин «Смоленская земля», помимо территориального смысла, приобретает социальное содержание, обозначая Смоленскую волостную общину, наделенную действенной политической силой, в чем убеждаемся на примере Святослава Всеволодовича, который «имел тяжу» с князьями Рюриком, Давыдом и «Смоленьскою землею»⁶⁶. Л.В. Алексеев по поводу «тяжи» Святослава со Смоленской землей справедливо говорил, что Земля эта «была самостоятельной силой, с которой необходимо было считаться, как и с князем»⁶⁷.

Любопытные изменения происходят и в содержании термина «смолняне», обозначавшего сперва жителей главного города и нередко — волости. Теперь слово «смолняне» отождествляется также с понятием «страны», что подчеркивает суверенный характер смоленской общины, конституировавшейся в город-государство. Так, в 1224 г. накануне битвы с татарами «к острову Варяжскому» прибыла «вся земля Половецкая и Черниговцем приехавшим и Кияном и Смолняном (и) инем странам»⁶⁸.

Источники позволяют проследить дальнейшую историю Смоленской волости. Это отразил интересный документ из смоленского комплекса — так называемая грамота «О погородьи и почестьи»⁶⁹. Здесь видим развивающуюся систему пригородов, на которые из Смоленска как религиозного центра распространяется власть епископа и смоленской городской общины.

Замечаем в источниках и некоторые симптомы процесса, идущего почти параллельно названным, — процесса дробления, разложения города-государства на новые, более мелкие образования.

В грамоте Ростислава в начале списка даней стоят Вержавляне Великие, а их центр Вержавск расположен в конце списка. Видимо, он приписан позднее. Тут мы наблюдаем формирование «микроволости». Вержавляне Великие — девять погостов, которые платят большую дань (1000 гривен). Очевидно, дань сначала выплачивалась прямо в Смоленск. Постепенно Вержавск объединяет погосты (погосты — скорее всего центры общин) вокруг себя, в него начинает «сходиться» дань, образуется союз общин во главе с торгово-ремесленной и земледельческо-землевладельческой общиной главного города. Подобная картина вырисовывается и в «Путтинском куске» грамоты Ростислава⁷⁰.

По такому пути, собственно, шли все погосты, существование которых отразилось в грамоте. Все они начинали стягивать небольшие волости и проявлять тенденции к превращению в города. Другое дело, что далеко не во всех случаях эта тенденция была реализована. Грамота «О погородьи и почестьи» рисует нам возникновение таких центров. К их числу относится Ельня, возникающая на территории одного из малых племен кривичей⁷¹. Аналогичными же центрами, возникшими среди малых племен радимичей, были Мстиславль и Ростиславль⁷². Однако в отличие от Полоцкой земли, в Смоленской земле не видно активных попыток полного отделения пригородов от главного города. Откололся от «материнской» волости в долитовский период только Торопец. Уже в грамоте Ростислава он обозначен центром значительной округи. Впоследствии Торопец стал самостоятельной волостью, в городе появилась своя княжеская династия. Торопецкая волость часто появляется на страницах летописи⁷³.

Естественно, что всем сказанным далеко не исчерпаны возможности смоленского комплекса грамот для реконструкции формирования волостной системы в Смоленской земле. Наша задача скромнее: наметить лишь путь для работы в данном направлении.

В заключение необходимо ответить на весьма сложный вопрос: чем объяснить различие темпов в развитии одного и того же процесса в двух соседних землях — Полоцкой и Смоленской. Вопрос этот тем более интересен, что сейчас есть основания говорить о единстве смоленско-полоцких кривичей. Данные археологии, языкознания, письменные источники не позволяют обнаружить какой-либо этнографический рубеж между Смоленской и Полоцкой землями XI—XIV вв.⁷⁴ Естественно, что такое различие в развитии города-государства в Полоцке и Смоленске объясняется рядом причин. Попытаемся выделить ведущую, главную, и здесь важное значение имеют наблюдения Л.В. Алексеева.

Изучение заселенности Полоцкой земли показало, что население тут размещалось гнездами. Насчитывается десять таких скоплений, восемь из которых были кривичскими, а два — дреговичскими, причем семь кривичских скоплений более или менее равновелики, в то время как восьмое (Полоцко-Ушачское) по площади, по количеству памятников превышает их вдвое или даже втрое⁷⁵.

Иным был характер заселенности Смоленской земли, где было всего три крупнейших скопления древнего населения. Л.В. Алексеев отмечает, что характер заселенности Полоцкой и Смоленской земель несомненно зависел от причин как географических, так и от заселенности страны аборигенами. Это, без сомнения, так. Но нужно учитывать еще один фактор. Такой характер заселенности, по нашему мнению, отразил также племенную структуру обитавших на этих территориях кривичей.

Племенной союз полоцких кривичей имел почти полную десятичную структуру и, естественно, что еще в родоплеменной период власть наиболее сильного племени, средоточием которого позднее стал Полоцк, распространилась на другие племена союза.

Не во всем можно согласиться с А.Е. Пресняковым, который утверждал, что «городские волости-земли явились на развалинах племенного быта, не из него выросли, а его разрушали»⁷⁶. Столь резкой дискретности в развитии не было, традиции более раннего периода частично переносились и на городские волости-земли XI столетия. Только этим можно объяснить появление полоцкой волости уже в первой половине XI в.

Не выглядит загадочным и то, что в племенах полоцкого племенного союза раньше, чем где бы то ни было, сформировались свои центры, вокруг которых впоследствии сложились волости, небольшие города-государства. Немало этому способствовали географические условия. Исследование Л.В. Алексеева показало, что заселенные участки были островами в море леса⁷⁷. Еще М.К. Любавский верно подметил, что в литературе часто рассуждают о тех различиях, которые возникали в греческих городах-государствах под влиянием природных условий, имея в виду, что греческие города-государства были разделены горными перевалами, находились в горных долинах. Но ведь лесные массивы и болотные трясины также могли составлять порой непреодолимое препятствие для поддержания отношений⁷⁸.

Иной была структура племенного союза смоленских кривичей. Кривичских скоплений здесь всего два: в одном из них. и возник сам Смоленск, а центром другого стал Торопец, как мы видели, единственный пригород Смоленска, получивший полную самостоятельность. Смоленская волость складывалась гораздо дольше и труднее, чем Полоцкая. В нее вошло много некривичских земель, большую роль в ее росте играл естественный прирост населения.

На протяжении всего долитовского периода Смоленск — мощный урбанический центр, один из крупнейших городов Руси, оставался центром притяжения для всех различных и по-разному вошедших в состав волости поселений, что столь ярко отразилось в грамоте Ростислава Мстиславича.

Смоленск, как и остальные волостные центры Руси, конституировался в город-государство, представлявший собой республику, в основе которой лежало демократическое начало.

В своем историческом развитии Смоленск шел в том же направлении, что Новгород и Полоцк, ничем принципиально от них не отличаясь.

Итак, на примере северо-западного региона Древней Руси мы попытались проследить за формированием здесь городов-государств. Обратимся теперь к Северо-Восточной Руси.

Примечания

1. Алексеев Л.В. Смоленская С. 194—195.

2. ПСРЛ. Т. XV. М., 1965. Стб. 153.

3. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. М., 1980. земля в IX—XIII вв. С. 195.

4. ПВЛ. Ч. I. М.; Л., 1950. С. 151.

5. Там же. Стб. 377—378.

6. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 159.

7. ПСРЛ. Т. II. М., 1962. Стб. 598.

8. Там же Стб. 617. См. также: Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 114.

9. Там же. Стб. 616.

10. Там же. Стб. 647.

11. Пашуто В.Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 30.

12. Воронин Н.Н., Жуковская Л.П. К истории смоленской литературы XII в. // Культурное наследие Древней Руси. Отв. ред. В.Г. Балашов. М., 1976. С. 76.

13. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 207. — Вечем считал события под Треполем В. Дьячан (Дьячан В. Участие народа в верховной власти в славянских государствах. Варшава, 1882. С. 87).

14. НПЛ. М.; Л., 1950. С. 38, 228.

15. Воронин Н.Н., Жуковская Л.П. К истории литературы XII в. С. 76.

16. Там же. С. 76—77.

17. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв. М., 1955. С. 220.

18. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 115.

19. Там же С. 225.

20. Там же. С. 224—225.

21. Там же. С. 225.

22. Фрэзер Д. Золотая ветвь. / Пер. М.К. Рыклина. М., 1980. С. 76, 78 и др.

23. Ковалевский С.Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977. С. 103.

24. См.: Фроянов И.Я. 1) Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. статей к IX Международному съезду славистов. Л., 1983; 2) О событиях 1227—1230 гг. в Новгороде // Новгородский исторический сборник. 2 (12). Л., 1984; 3) Народные волнения в Новгороде 70-х годов XI в. // Генезис и развитие феодализма в России / Под ред. И.Я. Фроянова. Л., 1985.

25. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 115.

26. ПСРЛ. Т. II. Стб. 692.

27. См.: Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 115.

28. НПЛ. С. 25, 210.

29. ПСРЛ. Т. II. Стб. 598.

30. Там же. Стб. 502—503.

31. Беляев И.Д. Рассказы из русской истории. Кн. I. М., 1865. С. 344. См. также: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 220.

32. НПЛ С. 53, 251

33. ПРП. Вып. II. М., 1953. С. 57—58. См. также: Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 220.

34. Голубовский П.В. История Смоленской земли до начала XVст. Киев, 1895. С. 222. См. также: Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 115.

35. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. / Отв. ред. Л.В. Черепнин. М., 1976. С. 141.

36. Голубовский П.В. История Смоленской земли до начала XV ст.. С. 214.

37. ПРП. Вып. II. С. 45.

38. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 219—220.

39. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 114.

40. Цит. по кн.: Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI—XIV вв. М., 1972. С. 142. — «Похвала» дошла до нас в составе «Нифонтова сборника» XVI в., который был создан в Иосифо-Волокаламском монастыре при игумене Нифонте. Однако, по мнению исследователей, оригинал этого памятника был составлен вскоре после смерти Ростислава (1167 г.) (см.: Сумникова Т.А. Повесть о великом князе Ростиславе Мстиславиче Смоленском и о церкви в кругу смоленских источников XII в. // Восточнославянские языки: Источники для изучения / Ред. Л.П. Жуковская, Н.И. Тарабасова. М., 1973; Щапов Я.Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII В. // ТОДРЛ. 1974. XXVIII).

41. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. С. 144.

42. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 136. Необходимо подчеркнуть, что в Смоленске складывается такая же система управления, как и в Новгороде. Наряду с князем и вечем, здесь встречаем посадника (см.: Древнерусские княжеские уставы, с. 144).

43. В последние годы комплекс смоленских грамот стал объектом внимательного изучения (см.: Щапов Я.Н. 1) Смоленский устав князя Ростислава Мстиславича // Археографический ежегодник за 1962 год / Отв. ред. С.О. Шмидт. М., 1963; 2) Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972; Поппэ А.В. 1) Учредительная грамота Смоленской епископии // Археографический ежегодник за 1965 год / Отв. ред. С.О. Шмидт. М., 1966; 2) Fundacja biskupstwa smolenskiego // Przeglad historyczny. 1966. Z. 4; Алексеев Л.В. Устав Ростислава Смоленского и процесс феодализации Смоленской земли // Slawianie w dziejach Europy Poznan. 1974). Однако в источниковедческом изучении комплекса еще много спорного и неясного. Трудно, например, согласиться с гипотезой Л.В. Алексеева, попытавшегося реконструировать процесс переписки грамот (Алексеев Л.В. Устав Ростислава Смоленского... С. 88—89). Контрдоводы см.: Дворниченко А.Ю. К вопросу о «прощенниках» // Вест. Ленингр. ун-та. 1979. № 14. С. 109. — Исследование этого интересного источника должно быть продолжено.

44. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. С. 141—145.

45. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 46—47.

46. Там же. С. 47—52

47. Голубовский П.В. История Смоленской земли... С. 68—69.. Прим. 2; с. 72. Прим. 1.

48. Седов В.В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X—XIII вв. / Отв. ред. Л.Г. Бескровный. М., 1975. С. 257; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984. С. 83.

49. Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 83.

50. Голубовский П.В. История Смоленской земли... С. 72. Прим. 1.

51. Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 83; Смолицкая Г.П. Гидронимия бассейна Оки. М., 1976. С. 103. — Исследовательница земли вятичей Т.Н. Никольская согласилась с П.В. Голубовским и Л.В. Алексеевым, отметив в то же время, что ни на одном из упомянутых пунктов, кроме Бениц, не были произведены археологические раскопки (Никольская Т.Н. Земля вятичей. М., 1981. С. 71).

52. В.А. Кучкин ставит под сомнение и локализацию с. Бениц, а что касается Путтина, то он отмечает, что его локализация тоже еще не вполне ясна (Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 83).

53. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 51.

54. О Мстиславле сообщает под 1135 г. сборник киевского Михайловского монастыря (Щапов Я.Н. Освящение смоленской церкви Богородицы в 1150 г. // Новое в археологии / Под ред. В.Л. Янина. М., 1972. С. 282). Значит, существуя с 1135 г, город не мог исчезнуть ни с того ни с сего в 1136 г. В Ростиславле же самим Л.В. Алексеевым найдены древнерусские слои до середины XII в. (Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 180).

55. См.: Дворниченко А.Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах / Под ред. В.В. Мавродина. Л., 1982. С. 142—143.

56. Там же. С. 143.

57. См.: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 146; Алексеев Л.В. Полоцкая земля. С. 73.

58. Грамота, как мы знаем, принималась на вече: «здумав с людьми своими» Городская община («люди») мыслится как возможный нарушитель Устава.

59. Маковский Д.П. Смоленское княжество. Смоленск, 1947. С. 235.

60. Насонов А.Н. «Русская земля»... С. 50.

61. По мнению исследователя грамоты Ростислава Я.Н. Щапова, в ней отразились два вида даней, «значительно различающихся социально-политически. Одни из этих даней платит все население княжества: как труженики, создающие материальные ценности, так и люди, живущие за счет их эксплуатации или за счет доходов от обращения ценностей... Другую часть даней платят непосредственные производители, и эти платежи могут рассматриваться как ранняя форма земельной ренты, которая в ряде отношений близка к феодальной земельной ренте» (Щапов Я.Н. Княжеские Уставы... С. 148—149). К сожалению, для такого членения дани источник не дает достаточных оснований. По Л.В. Алексееву, дань, будучи первоначальным доходом смоленского князя (наверное, личным), после возникновения обширного княжеского домена становится «государственным княжеским доходом» и поступает князю только как к «сюзерену страны», пока он являлся таковым (Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 107—108). По нашему убеждению, Л.В. Алексеев преувеличил степень развития княжеского домена в Смоленской земле (см.: Дворниченко А.Ю. Городская община и князь... С. 145—146). К тому же дань в древнерусский период никакого отношения к феодальной ренте не имела (Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 113—118). Дань грамоты Ростислава Мстиславича — результат первоначального, скорее всего, военного освоения соседних племен той группировкой, средоточием которой был Смоленск. И не случайно грамота различает полюдье и дань: те пункты, которые платили дань, — не платили полюдья, и наоборот. И дело не в том, что дань платило «феодализированное» население, а полюдье — свободное. Там, где было «примучивание», где власть устанавливалась силой оружия, там платили дань, а полюдье — «дар» сограждан в пользу князя, осуществляющего функции публичной власти. Конечно, дани грамоты мы застаем на уже более высоком уровне их развития. Это своего рода налог формирующегося города-государства, не являющийся на этом этапе феодальной рентой.

62. Древнерусские княжеские Уставы XI—XV вв. С. 143.

63. Такое толкование не покажется беспочвенным, если учесть, что слово «уезд», будучи известным в восточнославянском и западнославянском языках, образовано с помощью префикса у- от езд — «путь, дорога», параллельного слову «езда» (см.: Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971. С. 462; Мурзаев Э.М. Словарь народных географических терминов. М., 1984. С. 573). По словам В.О. Ключевского, «этимология этого термина ("уезд") объясняется одним административно-судебным отправлением: полюдьем или ездом; древний администратор сам собирал корм с управляемого округа, объезжая его... округ, в пределах которого ездил администратор для получения корма, и получил название уезда» (Ключевский В.О. Соч. Т. VI. М., 1959. С. 135). Если в населенные места князь или какой-нибудь иной администратор въезжал для сбора доходов, то в пределы сеножатей и озер он мог въезжать только с целью пользования этими угодьями, т. е. для сенокошения, выпаса скота и рыбной ловли. Напомним также, что смена «в» на «у» была распространенным явлением в средней диалектной группе древнерусского языка. Свидетельства тому исследователи находят именно в смоленских источниках (см.: Черных П.Я. Язык и письмо // История культуры Древней Руси. Т. II. / Под ред. Н.Н. Воронина, М.К. Каргера. М.; Л., 1951. С. 119). Эта смена особенно характерна для смоленского говора. На данное обстоятельство указал Н.А. Мещерский.

64. Ср.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. III. СПб., 1903. Стб. 1346.

65. См., напр.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 360, 495; т. II. Стб. 369, 370.

66. Там же. Т. II. Стб. 670.

67. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 115.

68. ПСРЛ. Т. II. Стб. 741.

69. Я.Н. Щапов датирует ее концом XII — началом XIII в., а Л.В. Алексеев сужает датировку между 1211 и 1218 гг. (Щапов Я.Н. Княжеские уставы... С. 146; Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 24—25.).

70. Poppe D.A. Dziedzice na Rusi // Kwartalnik historyczny. 1967. № 1.

71. Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 177.

72. Нет достаточных оснований связывать их возникновение с княжеским доменом, как это делает Л.В. Алексеев (Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 191). См.: Дворниченко А.Ю. Городская община... С. 146).

73. ПСРЛ. Т. I. Стб. 435, 448, 510, 513. См. также: Алексеев Л.В. Смоленская земля в IX—XIII вв. С. 25, 161.

74. Седов В.В. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 164—165.

75. Алексеев Л.В. Некоторые вопросы залесенности и развитие западнорусских земель IX—XII вв. // Древняя Русь и славяне / Отв. ред. Т.В. Николаева. М., 1978. С. 24.

76. Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 62.

77. Алексеев Л.В. Некоторые вопросы заселенности... С. 24.

78. Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 85—86.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница