Глава четвёртая. Важнейшие черты политического строя
С расчленением Древнерусского государства положение великокняжеской государственной власти в отдельных землях оказалось неодинаковым. В это время можно наблюдать три основные разновидности политического строя на Руси. В Новгородской земле образовалась боярская феодальная республика и власть князей временно почти сошла на нет. Во Владимиро-Суздальской Руси в силу своеобразия классовых отношений эта власть оставалась в большой силе. В Галицко-Волынской земле шла жестокая борьба между сильным боярством и княжеской властью, на разных этапах приносившая победу то одной, то другой стороне. В остальных княжествах, насколько позволяют судить скудные источники, политический строй был близок к одному из трёх указанных вариантов.
Власть киевских великих князей по мере высвобождения отдельных земель из-под их господства всё более слабела и пришла в упадок; мало того, сам великокняжеский киевский стол превратился в яблоко раздора между сильнейшими правителями других княжеств. Их стремление контролировать бывшую столицу вполне понятно, так как и в новой структуре государственной организации общерусское значение великого князя киевского хотя и свелось к минимуму, но не исчезло вовсе: о нём вспоминали местные князья при решении некоторых дел, интересовавших правителей большинства земель Руси (охрана южных торговых путей, оборона от степняков-кочевников, вопросы церковного управления, некоторые общерусские дипломатические вопросы и т. п.).
Но государственный строй приобрёл иерархическую форму, типичную для европейских государств этого периода, более соответствовавшую классовым интересам феодалов. Реальная государственная власть перешла к феодалам отдельных, фактически самостоятельных «полугосударств» (княжеств, республик). Правители крупнейших из них с течением времени, окрепнув, всё настойчивее выступают за объединение Руси, объявляя себя великими князьями всей Руси, стремясь использовать в своих целях и захват Киевского княжества. Подобные тенденции в политике соответствовали отмеченной выше экономической эволюции страны:
При значительном разнообразии форм политического строя отдельных русских земель в них наблюдается дальнейшее усиление феодального государственного аппарата, служащего интересам господствующего класса. Летописи и юридические памятники упоминают множество различных военных, административных, финансовых и прочих агентов власти, как государственных, так и вотчинных. Тут и дворские (дворецкие), печатники (канцлеры), стольники, седельничьи и другие лица, ведавшие княжеским делопроизводством и хозяйством; и власти административно-военные — посадники, воеводы, тысяцкие; и судебно-административные агенты в городах и сёлах — тиуны, отроки, мечники, вирники, биричи и др.
Все они служили одному делу — эксплуатации крестьян и городской бедноты, получая с них ренту и налоги, штрафы и поборы, и пресекали попытки сопротивления феодалам. При этом руководством для них являлась по-прежнему «Правда» — судебный закон, действовавший повсеместно на Руси, на всех землях — и княжеских, и боярских, и церковных. Из этого закона видно, какие меры принимались для того, чтобы подавлять сопротивление крестьян и охранять имущество и права господствующего класса. В центре внимания закона находилась охрана феодальной собственности. Строжайше охранялось имущество феодала — земли, скот, ульи, ладьи, сети для ловли птиц; скот оберегался не только от кражи, но и от умышленного истребления крестьянами. Статьи закона применялись при возможных конфликтах и в крестьянской среде, но, конечно, основная их цель — защита собственности феодалов. Немало внимания уделялось и охране жизни представителей власти. Жизнь одних (княжих мужей) охранялась штрафом в 80 гривен (в 16 раз выше штрафа за лишение жизни крестьянина!); других (мечников и т. п.) — штрафом в 40 гривен; третьих (тиунов сельских и ратайных) — в 12 гривен.
Правовое положение крестьянина Достаточно ясно очерчено в законе. Лично свободный смерд не подлежал вотчинному суду феодала и имел «право» самостоятельно платить князю судебные штрафы. Крестьянин-«закуп» был более бесправен: господин мог безнаказанно бить его «про дело»; если «закуп» бежал от господина, то становился полным холопом1. По демагогическому закону Мономаха после восстания 1113 г. «закуп» получил право обращаться к князю или к судьям в случае, если господин обидел его, но мало пользы было крестьянину от этого «права» на одного феодала жаловаться другому.
Ещё хуже было положение холопов. Холопов можно было и убивать, ибо «в холопе и в робе (рабе) виры нетуть»2. Холопа феодалы не считали человеком, в описаниях «подвигов» феодалов пленные крестьяне, попавшие в холопью кабалу, упоминались наряду со скотом. И церковь в своём законе («Правосудии митрополичьем») освящала этот порядок: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубьства, но вина есть ему от бога»3. Холопа, в отчаянии ударившего своего господина, закон повелевал бить, привязавши в растяжку к саням.
Феодальное государство обладало и другими орудиями власти — тюрьмами. «Поруб», «погреб», «темница» — глубокая, тёмная яма, наглухо заделанная деревом; в ней не раз задыхались заключённые. Заключённых в темницах, особенно «разбойников», или «татий», тот или иной феодал, «градьский властелин» мог «повелети мучити», мог «оковати по руце и по нозе и за три дни не дати хлеба и воды».
Народ ненавидел своих угнетателей и, как указывалось, в моменты восстаний старался уничтожить их. В 1146 г. восставшие киевские горожане прямо заявили, что тиуны «погубили» управляемые ими города.
Князья знали, что творили их ставленники, но старались снять с себя ответственность за эти действия. В одной летописи сохранилось любопытное известие. Полоцкий князь Константин однажды спросил епископа Симеона: «Где быти тиуном нашим на оном свете?». Епископ ответил: «[Там же], где и князь». Князь «не полюби» ответ епископа и сказал: «Тиун неправо судит, мъзду емлет, зло деет, [а] яз что дею?»4. Даниил Заточник писал о тиунах: «Не имей собе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею (осиной?) накладен, и рядовичи его аки искры. Аще от огня устрежешися, но от искор не можеши устеречися и сожжения порт»5. Грабили народ и вирники — сборщики штрафов и других поборов; они особенно усердствовали ещё и потому, что пятая часть собранных с населения сумм по «закону» шла в их мошну6. Понимая опасность слишком больших самоуправств властей, а также стремясь поддержать веру народа в «хороших» князей, Владимир Мономах в «Поучении к сыновьям» писал: «Не дайте пакости деяти отрокам, ни своим, ни чюжим, ни в селах, ни в житех, да не клясти вас начнут». Из этих слов видно, какую ненависть к своим угнетателям питал простой народ.
Переход к феодальной раздробленности отразился и на организации вооружённых сил. Возросла роль феодальных дружин и городовых полков. Во время войны дружина состояла из военных «слуг», в неё входили и служилые бояре со своими отрядами. В среднем княжеская дружина насчитывала 300—400 человек. Военные дружины прежде всего использовались для подавления крестьянских движений. Основную часть войск в военное время по-прежнему составляли пешие народные ополчения, достигавшие в отдельных княжествах численности 50—60 тыс. человек. Сложилась военно-территориальная организация, в которой весьма крупную роль играли городовые полки. Развивались и способы ведения военных действий. Появился полчный ряд (чело и два крыла в одну линию), затем к трём составным частям боевого построения войска добавился сторожевой полк. Русские войска умело применяли охват противника флангами в виде клещей.
Русское оружие было весьма разнообразно: меч, сабля, копьё, лук со стрелами, боевой топорик, нож, булава, кинжал, шлем, кольчуга, щит. Основным оружием дружинника был меч, массовым оружием — копьё и топор.
Русское вооружение
Получили более широкое распространение осадные и метательные орудия (пороки, пращи, тараны, самострелы); русские войска с успехом применяли их при обороне и осаде городов. Совершенствовались оборонительные сооружения, возводились мощные городские укрепления, каменные башни и т. п. Однако разобщённость княжеств, распри князей распыляли и ослабляли вооружённые силы страны.
Дальнейшее развитие получил и аппарат, ведавший сношениями отдельных княжеств с иностранными государствами. По летописям можно составить представление о княжеских канцеляриях, с штатом переводчиков, опытными дипломатами, которые, используя устойчивые посольские обычаи, умело отстаивали интересы своих земель во время поездок за рубеж или встреч с иноземными послами на Руси.
Развивались и правовые нормы, которыми регулировались отношения русских княжеств с иностранными государствами. Таковы, например, договоры Новгородской республики с немецким Ливонским орденом, Швецией, Норвегией; Смоленска — с Орденом; Галицко-Волынской Руси — с Венгрией, Польшей, Литвой, Прусским орденом.
* * *
Следовательно, переход к феодальной раздробленности не сопровождался упадком Руси. Напротив, отмечается развитие производительных сил, техники сельского хозяйства и ремесла. Рост крупного феодального землевладения привёл к возобладанию вотчины — сеньёрии; увеличивалось и служилое землевладение; наряду с барщиной развивался оброк.
Рост количества городов и укрепление городской корпоративной собственности сопровождались усилением борьбы городов за «вольности». Обострение классовой борьбы в деревне и в городе вызывало неоднократные восстания крестьян и городских «чёрных» людей. Укреплялся государственный аппарат.
Для Руси, как и других государств Европы7, характерен процесс постепенного созревания условий формирования единого государства, политически выражавшийся в упрочении великокняжеской власти, которая располагала крупными земельными владениями; она опиралась на союз со «служащим» боярством и дворянством и на поддержку «мужей градских» — торгово-ремесленной верхушки городов. Этот процесс определялся постепенным ростом в недрах натурального хозяйства экономических связей, товарно-денежных отношений, что, хотя и очень медленно, вело к преодолению хозяйственной раздробленности, подтачивало основы политической децентрализации (пока лишь в рамках отдельных «полугосударств»). Татаро-монгольское нашествие временно прервало этот процесс.
Укрепление местной великокняжеской власти впервые обнаружилось ещё в середине XII в. и затем, вплоть до монгольского нашествия, наиболее заметно проявилось во Владимиро-Суздальской земле (позднее — территория Великороссии), с которой была тесно связана Новгородско-Псковская земля; менее успешно этот процесс проходил в Галицко-Волынской земле (позднее — территория Украины), значительно слабее выражена великокняжеская власть в истории Полоцко-Минской Руси (впоследствии — территория Белоруссии). Это были крупнейшие княжества среди всех сложившихся на территории Руси.
К сожалению, в сохранившихся летописях даже политическая история отдельных княжеств освещена далеко не равномерно и весьма неполно. По имеющимся летописям (новгородским, владимирским и волынским) можно с очень относительной полнотой представить политическую историю Владимиро-Суздальской, Новгородско-Псковской и Галицко-Волынской земель, но по истории других частей Руси, даже и таких крупных, как Полоцко-Минская земля, княжество Черниговское (обособилось в XI в.), Смоленское (сложилось в 30-х годах XII в.), не говоря уже о Рязанском, Турово-Пинском и т. п., наука располагает лишь случайными упоминаниями в летописях, литературных, юридических и других памятниках.
Примечания
1. Правда Русская, I, ст. 56, 62.
2. Там же, ст. 89.
3. «Летопись занятий Археографической комиссии за 1927 — 1928 годы», вып. 35, Л. 1929, стр. 117.
4. См. Н.М. Карамзин. История государства Российского, т. IV, СПБ 1842, прим. 178, стр. 77.
5. «Слово Даниила Заточника», стр. 20—21.
6. См. Правда Русская, I, ст. 10.
7. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 445.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |