6. Любечский съезд князей и его значение
Ныне считается несомненным, что съезд 1097 г. состоялся в отдаленном от Киева черниговском городе Любече на Днепре. Но не будем забывать того, что дуумвиры настойчиво звали Олега именно в Киев, настаивая на том, что «поряд о Русьстей земли» необходимо заключить в ее «старейшем граде». М.С. Грушевский, исходя из того, что все прочие княжеские съезды времен Святополка происходили вблизи Киева, поставил под сомнение черниговский Любеч и предложил местность на левом берегу Днепра, неподалеку от стольного града Руси, где есть озеро Подлюбское.1 В последнее время эту позицию поддержал А.П. Толочко (неизданный еще текст доклада на конференции в г. Славутиче в октябре 1994 г.).
Участники «снема» в Любече сокрушались, что из-за княжеских свар половцы безнаказанно грабят Русскую землю, и постановили: «Ноне отселе имемся в едино сердце». Далее было принято еще одно решение: «Каждо да держить отчину свою: Святополк Кыев Изяславлю, Володимер Всеволожю, Давыд и Олег и Ярослав Святославлю; а им же (далее названным. — Н.К.) раздаял Всеволод городы: Давыду (Игоревичу. — Н.К.) Володимерь (Волынский. — Н.К.), Ростиславичем — Перемышьль Володареви, Теребовль Василкови»2.
Из этого текста остается неясным, что получил из наследства Святослава его старший сын Олег. Из позднейших повествований летописи узнаем, что после Любеча Давид сел в Чернигове, а Ярослав княжил в Муроме. В научной литературе издавна господствует мысль, будто бы на съезде 1097 г. Олегу «Гориславичу» дали Новгород-Северский с волостью. На самом деле случилось иначе. Мною посвящено этому вопросу небольшое исследование, помещенное в конце этой главы.
Историки неоднократно обращали внимание на то, что в решениях Любечского съезда отчины четко отделены летописцем от пожалований Всеволода изгоям. «...Летописный пересказ постановлений Любецкого съезда... знает только три отчины: Изяславлю, Святославлю и Всеволожу, а волости, доставшиеся младшим князьям, считает данным им по воле Всеволода».3
Но существовала ли в реальности подобная владельческая разница между отчинами и пожалованиями Всеволода?! Думаю, что нет. Во-первых, вчерашние изгои чувствовали себя в полученных от киевского князя владениях полными хозяевами, что дало себя знать сразу же после Любечского съезда. Во-вторых, на что указывалось мною выше, за изгоями закрепили по существу их отчины.
Политические последствия княжеского съезда в Любече оценены в научной литературе по-разному. Приведу два противоположных мнения крупных знатоков проблемы. М.С. Грушевский, отметив большое и принципиальное значение принципов отчинности, вместе с тем скептически заметил: «Это был финал (конец. — Н.К.) концентрационной (объединительной. — Н.К.) политики в ее теории, удар тенденциям собирания земель, выявившимся после смерти Ярослава».4 Напротив, Б.Д. Греков высоко положительно оценил последствия Любеча: «На этом съезде уже совершенно четко было констатировано наличие нового политического строя. Было официально произнесено и признано съездом: "Кождо да держить отчину свою". Съезд признал этот факт основой дальнейших междукняжеских отношений».5
Но более чем за четверть века до написания Б.Д. Грековым этих слов А.Е. Пресняков отрицал подобную мысль: «...Не создал и Любецкий съезд новых отношений, не установил братского договорного союза князей». Дальнейшая борьба между ними за «вотчины-волости», писал он, ведется «без всякого влияния Любецкого крестоцелования».6 Как мне кажется, стоит разделить подобный вывод ученого.
Зато не могу согласиться с утверждением А.П. Толочко, будто бы важной особенностью съезда князей в 1097 г. была констатация факта ликвидации порядка родового сюзеренитета и возникновение нового типа земельного держания — бенефиция.7 Ведь и родовой сюзеренитет продолжал жить, и бенефициев как не было до Любеча, так и не возникло после собрания князей в 1097 г. Они появятся много позже, во времена удельной раздробленности.
Как ни удивительно, никто из тех историков, кто настаивал на новаторстве решений Любечского съезда, а то и определении ими дальнейших политических судеб Русской земли, как будто не заметил (а не заметить этого было трудно), что они так и не были проведены в жизнь и сразу же были перечеркнуты феодальной смутой, развязанной в стране вчерашним изгоем, а тогда волынским уже князем Давидом Игоревичем при содействии одного из двух гарантов этих решений — Святополка Изяславича. Демонстративность поступка Давида поражает — он бросил вызов постановлениям Любеча и феодальному обществу.
Кроме того, как справедливо отметил В.О. Ключевский, съезд (Любечский. — Н.К.) не давал постоянного правила, не заменял раз и навсегда очередное владение раздельным (т. е. родовое старейшинство отчинным. — Н.К.), был рассчитан лишь на наличных князей и их отношения.8 Почему-то все сторонники мнения о замене в Любече родового порядка наследования столов отчинным не заметили того, что в летописном изложении решений Любечского съезда об отчинном наследовании как раз не было сказано ни слова!
Среди известных современных историков Киевской Руси, кажется, один лишь Б.А. Рыбаков заявил, что «благородные принципы, провозглашенные в живописном днепровском городке, не имели гарантий и оказались нарушенными через несколько дней после торжественного целования креста в деревянной церкви любечского замка».9 Но если решения княжеского съезда 1097 г. так никогда и не были проведены в жизнь, то основанный перед Любечем дуумвират Святополк—Мономах продолжал действовать после него еще полтора десятка лет.
Лучше всего опровергает распространенное мнение относительно основополагающей роли Любечского съезда в изменении принципов престолонаследия, системы княжеского владения волостями и политических отношений на Руси развитие событий, которые развернулись сразу же после его окончания. Не удовлетворившись обширным Волынским княжеством, Давид Игоревич начал подговаривать Святополка против Мономаха и Василько теребовльского, желая присвоить земли последнего. При этом Давид игнорировал оба главных решения съезда: обязательство князей «иматися в едино сердце» и нерушимость владений каждого Ярославича.
Не стоит останавливаться на пленении и ослеплении Василько Ростиславича Давидом Игоревичем и наступивших после того усобицах, ярко, эмоционально и подробно отраженных в «Повести временных лет». Обращу лишь внимание читателя на то, что нарушитель спокойствия Русской земли Давид, дабы воспользоваться помощью или по меньшей мере заручиться нейтралитетом киевского князя, стремился поссорить Святополка с Мономахом: «И нача Давыд глаголати (Святополку. — Н.К.): "Аще не имеве Василка, то ни тобе княженья Кыеве, ни мне в Володимери"», — то был прямой намек на угрозу великому княжению Святополка со стороны Владимира Всеволодича. Перед этими словами Нестор отметил, что «некоторые мужи» начали говорить Давиду, «яко Володимер сложился есть с Василком на Святополка и на тя».10
Святополк позволил Давиду втянуть себя в кровавую историю с Василько — он также имел намерение поживиться землями Ростиславичей. Но под давлением общественного мнения и ввиду возмущения поступком владимирского князя со стороны всех южнорусских князей киевский государь был вынужден отмежеваться от Давида и даже вместе с Мономахом совершить в том же 1097 г. демонстративный поход против преступника: «Идеть Володимер и Святополк на Давыда».11
Примечания
1. Грушевський М. Указ. соч. С. 90.
2. Повесть временных лет. С. 170—171.
3. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 50.
4. Грушевський М. Указ. соч. С. 90.
5. Греков Б.Д. Указ. соч. С. 500.
6. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 392.
7. Толочко А.П. Указ. соч. С. 38.
8. Ключевский В. О. Указ. соч.
9. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982. С. 449.
10. Повесть временных лет. С. 171.
11. Там же. С. 175.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |