7. Порядки престолонаследия на Руси

Основанная «рядом» Ярослава 1054 г. система замещения княжеских столов по принципу родового старейшинства расшатывалась, как мы убедились, решительными действиями активных изгоев, которых дядья-триумвиры самовольно и близоруко исключили из этой системы. Встает законный вопрос: была ли действенной вообще эта система, вылившаяся на практике в «лествичное восхождение» при замещении столов?!

В историографии издавна ведутся споры относительно эффективности системы «лествичного восхождения», т. е. передачи столов по горизонтали: от старшего брата к следующему по возрасту. Некоторые ученые считают ее недейственной, — существующей лишь в теории. Правда, даже скептики неоднократно признавали, что правил родового старейшинства достаточно строго придерживались в Чернигово-Северской земле, крупнейшей по площади, населению и количеству городов на Руси. Следовательно, эта система постоянно действовала на значительной территории Древнерусского государства.

Поддержу мысль В.О. Ключевского, который считал систему родового старейшинства общепринятой на Руси и находившей поддержку в общественном правосознании страны. Ученый полагал, что юридическими основами «Лествицы» был совместный сюзеренитет княжеского рода над государством, который на практике реализовался в праве каждого члена семейства Рюриковичей на временное владение определенной частью земли по очереди старшинства владельцев-родственников. «Порядок владения, построенный на таких основаниях, Ярославичи до конца XII в. считали единственно правильным и возможным: они хотели править землей как родовым своим достоянием».¹

Уязвимым местом системы «лествичного восхождения» князей-Рюриковичей по очереди старшинства на те или иные столы было то, что по мере их размножения отношения родства запутывались. Главную трудность и главный повод для споров внутри Ярославова семейства составляли принцип определения генеалогического старшинства князей. Если при Ярославе это делалось достаточно просто — отец стоял над сыновьями, старший брат над следующим по времени рождения, то чем дальше, тем сложнее было устанавливать старейшинство и представлять всю иерархически-генеалогическую систему.

К концу XII в. трудно даже сосчитать по летописям всех существовавших тогда князей-Рюриковичей, а старшинство физическое все чаще расходилось со старшинством генеалогическим. Не раз случалось, что племянник был старше дяди. Например, старший сын Владимира Мономаха Мстислав имел сына Изяслава, который был старше своего дяди, младшего брата своего отца Юрия Долгорукого. «Большая часть княжеских усобиц, — писал знаток проблемы, — XI и XII вв. выходила именно из столкновения старших племянников с младшими дядьями, т. е. из столкновения первоначально совпадавших старшинства физического с генеалогическим».² К этому можно добавить, что племянники обычно отстаивали право на отчину, а дядья придерживались понятия «лествичного восхождения».

Остроумно и, как мне кажется, глубоко верно в плане понимания междукняжеских отношений на Руси ответил В.О. Ключевский на естественный вопрос об эффективности порядка «лествичного восхождения»: «Считать ли его только политической теорией князей, их идеалом, или он был действительным политическим порядком, и если был таковым, то в какой силе и долго ли действовал?» Ученый резюмировал свои наблюдения над летописью следующим образом: «Он был и тем и другим: в продолжение более чем полутора веков со смерти Ярослава он действовал всегда и никогда — всегда отчасти и никогда вполне».³ Историк объяснил свою мысль тем, что «лествичное восхождение» не приобрело широкого практического распространения, поскольку не нашло путей к ликвидации столкновений между князьями.

Следует учитывать и то обстоятельство, что во времена феодальной раздробленности, наставшей на Руси вскоре после смерти Мстислава Владимировича в 1132 г., политическая жизнь страны проходила в почти беспрерывных княжеских усобицах, наиболее активные участники которых из кланов Мономашичей и Ольговичей неоднократно переступали через право старейшинства, подменяя его правом отчинным, а то и просто вооруженной силой.

И все же когда в 1146 г. энергичный и способный внук Владимира Мономаха Изяслав Мстиславич овладел киевским престолом, «седе на столе деда своего и отца своего», то оказалось, что в общественном правосознании продолжает жить норма замещения княжеских столов по принципу родового старейшинства. В историографии не раз отмечалось, что Изяслав Мстиславич первым выступил против установленного порядка замещения киевского стола. Ему принадлежит известный афоризм: «не место идет к голове, а голова к месту».^* Благодаря этому он поставил личностное значение князя выше прав старшинства.⁴ Эту мысль развил А.Е. Пресняков: завладев Киевом, Изяслав «определенно стремится не только к владению этой волостью, но к старейшинству среди русских князей и к утверждению его на семейном владении главными княжениями».⁵

Подобный вывод представляется из этой упорной и последовательной борьбы, которую в годы княжения в Киеве проводил Изяслав Мстиславич против своего дяди Юрия Долгорукого. Однако к мысли переступить через традиционный порядок родового старейшинства и нарушить принцип «лествичного восхождения» Изяслав, как я думаю, пришел вовсе не легко и далеко не сразу.^**

В клане Мономашичей в годину смерти киевского князя Всеволода Олъговича (1 августа 1146 г.) старшим был сын Владимира Всеволодича Вячеслав, вторым — младший от него лет на двадцать Юрий Владимирович Долгорукий.^*** Когда киевляне в дни короткого княжения в стольном граде Игоря Ольговича (1—13 августа 1146 г.) позвали на престол Изяслава, тот, по его собственным словам, не осмелился сесть на киевский престол в обход своих дядьев и, по правовому порядку и традиции, предложил его старейшему в своем роду Вячеславу Владимировичу. Четырьмя годами позднее Изяслав упрекал Вячеслава, который на миг вокняжился тогда в Киеве: «Яз есмь позывал тебе Киеву седеть, а ты еси не восхотел. А ныне ци сего еси дозрел, оже брат твой (Юрий Долгорукий. — Н.К.) выехал, а ты ся садиши в Киеве?!».⁶ Да и сам Вячеслав вспоминал впоследствии, что в августе 1146 г. Изяслав звал его на киевское княжение.^****

Нет оснований не доверять всей этой истории. Ведь не успел Изяслав вокняжиться в Киеве в августе 1146 г., как Вячеслав достаточно бесцеремонно провозгласил свое главенство среди рода Мономашичей. Тогда Изяслав в качестве верховного сюзерена Руси дал волость Святославу Всеволодичу с городами Бужском и Межибожьем и еще не названными в летописи пятью городами, забрав у него Владимир Волынский. «Вячеслав же се слышав, — продолжает свой рассказ киевский летописец, — надеяся на старейшенство (свое. — Н.К.) и послушав бояр своих, не приложи чести ко Изяславу, отъя городы опять, иже бяшеть от него Всеволод отъял (отец Святослава Всеволод Ольгович в бытность киевским князем в 1139—1146 гг. — Н.К.). не токмо же то, но и Володимирь (Волынский. — Н.К.) зая и посади в нем Андреевича»⁷ — своего племянника Владимира Андреевича дорогобужского.

Вероятно, то был решающий миг в жизни немолодого уже, но находившегося раньше на вторых ролях Изяслава. Ему довелось сделать выбор между соблюдением традиционного «лествичного» порядка замещения киевского стола и собственной политической карьерой. Он сделал выбор, выгнав дядюшку Вячеслава из Турова и дав ему взамен Пересопницу, владение явно не равноценное прежнему.⁸

В ходе пятилетней ожесточенной борьбы за первенство на Руси с Юрием Долгоруким Изяслав то терял Киев, то возвращался туда, пока в марте 1151 г. не утвердился в городе. Для этого ему пришлось пойти на компромисс с Вячеславом, позвав обиженного им дядю на киевский стол.^5* Едва успев отвоевать Киев у Долгорукого, «Изяслав посла у Вышегород к отцю своему Вячеславу» с извинениями за то, что раньше «чести не положил» на нем, и заявил: «Ныне же, отце, се даю ти Киев, поеди, сяди же на столе деда своего и отца своего». После этого летописец торжественно описал вокняжение Вячеслава: «Уведе Изяслав стръя своего и отца своего Вячьслава у Киев. Вячьслав же уеха в Киев, и еха к святее Софии, и седе на столе деда своего и отца своего; и позва сына своего Изяслава к собе на обед».⁹

Признав родовое старейшинство Вячеслава (назвав его «отцем»), Изяслав Мстиславич не собирался уступать с трудами добытый им Киев престарелому дяде. И все же ему пришлось заключить с Вячеславом соглашения о соправлении в Киеве. Возник семейный дуумвират дяди и племянника. Согласно Киевской летописи, инициатива его создания будто бы исходила от Вячеслава. Но в действительности все было иначе. На следующий день после въезда в Киев Вячеслав молвил Изяславу: «Яз есмь уже стар, а всих рядов не могу уже рядити, но будеве оба Киеве; а что нам будеть который ряд или хрестьяных или поганых, а идеве оба по месту; ...а ты езди с моим полком и со своим».¹⁰

Провозгласив, пусть даже формально, Вячеслава киевским князем, Изяслав как раз и отдал предпочтение традиционному родовому порядку замещения киевского стола (а значит, и прочих столов). М.С. Грушевский справедливо заметил, что договоренность с Вячеславом «легализовала положение Изяслава перед семейными счетами князей». Далее историк указал: «Интересно, собственно, то, что киевляне так держались его (соглашения между Изяславом и Вячеславом. — Н.К.), хотя и не любили Вячеслава».¹¹

Полагаю, впрочем, что киевляне «держались» вовсе не за соглашение, а за порядок родового старейшинства. Киевская верхушка положительно отнеслась к формальному вокняжению Вячеслава как раз потому, что почитала древний порядок унаследования княжеских столов на условиях «лествичного восхождения». Следовательно, оно продолжало жить в общественном правосознании. Но его сильно подрывал другой, отчинный порядок замещения престолов, родившийся, как я думаю, в борьбе изгоев за волости еще во времена господства триумвирата Ярославичей. В соперничестве между «лествичным» и отчинным порядками и проходила в значительной степени политическая жизнь Древнерусского государства с конца XI в.

Поэтому вряд ли можно согласиться с Л.В. Черепниным, когда он утверждает: «Феодальное право исходило из "отчинного" принципа в распределении волостей, провозглашенного Любечским съездом. На практике этот принцип неоднократно нарушался бесконечными княжескими усобицами. Но из летописи видно, что он расценивался как правовая норма и идеальная формула междукняжеских отношений».¹² В доказательство этих слов историк привел примеры из источников эпохи феодальной раздробленности. В свою очередь, я мог бы привести множество примеров из тех же летописей, подтверждающих приоритет «лествичного» порядка перед отчинным. История вокняжения и окончательного утверждения Изяслава Мстиславича в Киеве, его борьба с дядьями за первенство и, в конце концов, компромисс с одним из них доказывают, что в древнерусском обществе не существовало единообразия взглядов на способы замещения княжеских столов. Но по традиции, которая так много значила в средневековье, предпочтение отдавали преимущественно порядку родового старейшинства. По крайней мере — в теории.

Примечания

*. В 1151 г., узнав о поражении войска его венгерского союзника, Изяслав «рече слово то, ако же и переже слышахом: "Не идеть место к голове, но голова к месту"» (Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871. С. 305—306). Из контекста следует, что Изяслав любил этот афоризм и неоднократно провозглашал его.

**. У меня нет даже уверенности в том, что Изяслав с самого начала стремился сломать установившийся на Руси порядок престолонаследования, — кажется, лишь движение политической жизни в стране подтолкнуло его к этому.

***. После того как Вячеслав сел в Киеве в качестве соправителя Изяслава, он заявил с обидой Долгорукому: «Яз тебя старей есмь не малом, но многом, аз уже бородат, а ты ся еси родил; пакы ли хощеши на мое старишиньство поехати» (Летопись по Ипатскому списку. С. 298).

****. В разгаре борьбы за Киев между Изяславом и Долгоруким в 1150 г. Вячеслав «же рече (Изяславу. — Н. К.): "Ты мя еси, сыну, сам позывал Киеву"» (Летопись по Ипатскому списку. С. 277).

5*. Он пытался сделать это и раньше. В 1150 г., ведя изнурительную борьбу с Юрием Долгоруким за Киев, он решил признать формально Вячеслава великим киевским князем. Он «рече Вячеславу:... "Ты ми еси отець, а Кыев твой, поеди в онь"» (Летопись по Ипатскому списку. С. 278). Однако тогда миролюбивый и мягкий Вячеслав не пожелал встревать в поединок между Изяславом и Юрием, последствия которого виделись ему совсем неясными.

1. Ключевский В.О. Указ. соч. С. 189.

2. Там же. С. 190.

3. Ключевский В.О. Указ. соч. С. 197.

4. Ключевский В. О. Указ. соч. С. 196.

5. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 85.

6. Летопись по Ипатскому списку. С. 276.

7. Летопись по Ипатскому списку. С. 234.

8. Там же. С. 234—235.

9. Летопись по Ипатскому списку. С. 290.

10. Летопись по Ипатскому списку. С. 290—291.

11. Грушевський М. Указ. соч. С. 169.

12. Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме... С. 367.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница