9. Внешняя политика Руси
Внешняя политика Древнерусского государства в княжение Ярослава претерпела принципиальные изменения. Речь идет о ее характере, направлениях, методах проведения в жизнь. Князь пересмотрел традиционное внешнеполитическое направление страны — на Юг, к Царьграду. Это произошло не в первые годы его правления, но раньше, чем вспыхнула русско-византийская война 1043 г. Корректирование внешнеполитических отношений в значительной степени было вызвано внутренними причинами, постепенной заменой «полюдья» более цивилизованными и регламентированными данями продуктами и деньгами, а также развитием экономических связей со странами Запада.
Как известно, походы Руси на Византию начались по крайней мере с 60-х гг. IX в. (Аскольд в 860 г.). Одним из главных побудительных факторов этих масштабных предприятий было стремление правящей верхушки Киевской Руси обеспечить главный для II—X вв. рынок сбыта (византийский) для продукции сельского хозяйства и промыслов, взимавшихся с подвластного населения в виде дани в ее наиболее примитивной и насильственной форме «полюдья». Поэтому вовсе не случайно в договорах Руси с греками X в., уже в первом Олега 907 г., ощущается последовательное и настойчивое стремление киевского правительства обеспечить права и привилегии русских купцов в Царьграде и других городах Византийской империи.1
Современник княгини Ольги византийский император Константин Багрянородный описал сборы «полюдья» на Руси и последующий его вывоз на продажу в Византию: «Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты (князья. — Н.К.) выходят со всеми росами из Киева и направляются в полюдия, что именуется "кружением", а именно в Славинии (славянские земли. — Н.К.) вервианов (древлян. — Н.К.), другувитов (дреговичей. — Н.К.), кривичей, севериев (северян. — Н.К.) и прочих славян, которые являются пактиотами (данниками. — Н.К.) росов.* Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав». Затем русы снаряжают ладьи-однодревки и отплывают в Византию2 — сбывать добытое в ходе того «кружения».
Во времена Ярослава Владимировича, полагаю, уже произошел переход от насильственного и грубого взимания полюдья к организованному, систематическому и упорядоченному собиранию обычной дани, характерной для общества раннефеодальной эпохи. Реализация ее продукции, а также изделий древнерусского ремесла, могла происходить уже не только на византийских рынках. Завязываются политические и экономические связи с другими странами, и византийский рынок перестает быть главным и чуть ли не единственным для Руси. А ввиду опасности путей из Киева на юг через степи, в которых купцов поджидали хищные кочевники, печенеги, а затем половцы, русские «гости» постепенно начинают предпочитать более спокойные пути на Запад.
Наряду с экономическими существовали и политические причины для изменения ориентации внешней политики Древнерусского государства в эпоху Ярослава Владимировича. Византия всегда была и оставалась опасным соседом для Руси, посягая на ее политическую и идеологическую (церковную) независимость и стремясь включить ее в круг государств-сателлитов. Однако до времени Ярослав проводил дружественную политику в отношении Византийской империи. Продолжали действовать прежние союзные русско-византийские соглашения. Как и раньше, империя нуждалась в военной помощи Древнерусского государства. На византийской службе постоянно находились русские отряды.
Однако в 1043 г. вспыхнула русско-византийская война, вызванная изменением внешнеполитического курса империи новым императором Константином IX Мономахом. Он занял откровенно враждебную позицию в отношении Руси. Константин IX пришел к власти в 1042 г., и в том же году дала себя знать его антирусская политика. Произошла ссора на константинопольском рынке, вследствие чего был убит знатный русич. Большие убытки понесли русские купцы. Вероятно, именно тогда (по-видимому, не без ведома императора) были разграблены греками пристань и склады русского монастыря на Афоне.3
Ярослава вынудили реагировать на эти враждебные действия Константина IX. В мае или июне 1043 г. русский флот во главе со старшим сыном киевского князя Владимиром появился вблизи Константинополя. Поход окончился неудачно для Руси. И здесь Ярослав повел себя совсем не традиционно. Он не стал, желая реванша, готовиться к новому походу, как бы сделали Игорь и, вне сомнения, Святослав, если бы не сложил голову в Печенежской степи в 972 г. В источниках содержатся сведения, что киевский князь наладил обмен посольствами с Германией и Польшей, стремясь, наверное, сколотить коалицию против Византии. Вместе с тем он был не против мирных переговоров, которые начал вскоре после войны 1043 г. Константин IX.
Империя нуждалась в помощи Руси против печенегов. В 1046 г. было подписано русско-византийское соглашение. Византийская сторона возместила убытки русским купцам и русскому монастырю на Афоне. Между 1046 и 1052 г. (пока что историкам не удалось более точно определить время события) договор был скреплен династическим браком любимого сына Ярослава Всеволода с дочерью Константина IX (возможно, ее звали Марией). Соглашение предусматривало и продолжение службы русских воинов в Византии. Уже в 1047 г. они помогли императору подавить мятеж под водительством Льва Торника.4 Добрые отношения между двумя странами как будто восстановились, однако Ярослав продолжал настороженно и недоверчиво относиться к империи.
Демонстрацией воли киевского князя отстаивать независимость государства и в политической и в идеологической сферах (а они были тесно переплетены) было, на мой взгляд, и поставление в киевские митрополиты без согласования с константинопольским патриархом в 1051 г. близкого к Ярославу священника-русина Илариона. Трудно принять распространенную в нашей историографии псевдо-патриотическую мысль, будто бы Ярослав стремился избавиться от церковной зависимости от Византии. О самостоятельной — автокефальной! — церкви на Руси тогда не могло быть и речи. Вряд ли князь мог серьезно задумываться и о подчинении киевской митрополии папскому престолу. В источниках не найдено даже намеков на это.
«Повесть временных лет» скупо рассказала о восхождении Илариона на митрополичий престол: «Постави Ярослав Лариона митрополитом русина в святей Софьи, собрав епископы».5 Никоновская летопись на основании неизвестного нам источника подробно объясняет действия киевского государя: «Поставлен бысть митрополит на Руси своими епископы. Ярославу, сыну Володимерю, внуку Святославлю, с греки брани и нестроения быша; сице Ярослав с епископы своими рускими умыслиша по священному правилу и по уставу епископскому... поставиша Илариона, русина, митрополита Киеву и всей Русской земле, не отлучающеся от православных патриарх и благочестия греческаго закона...».6
В приведенном тексте содержится противоречие: с одной стороны, поставление Илариона было ответом Ярослава на «брани и нестроения с греки», с другой — киевский князь действовал будто бы в рамках церковных узаконений и не собирался отделять русскую церковь от вселенской православной. И все же, на мой взгляд, это свидетельство Никоновской летописи заслуживает доверия. Думаю, что самовластным поставлением митрополита Ярослав Владимирович продемонстрировал свое недовольство условиями русско-греческого соглашения 1046 г. Он желал большего: вероятнее всего, почетного для Руси династического брака своего сына с византийской порфирородной принцессой. И когда этот брак состоялся, киевский князь мог принести в жертву интересам русско-византийского союза своего сподвижника Илариона.
Действительно, поведав о поставлении Илариона общерусским митрополитом, летописцы сразу же забывают о нем, не упомянув этого главу Русской Православной Церкви больше ни одним словом. Известно лишь, что когда Ярослав 20 февраля 1054 г. умер, то службу над ним совершил не митрополит, а обычные священники, — значит, тогда в Киеве митрополичья кафедра была свободной: «Всеволод же спрята тело отца своего, възложьше на сани, везоша и Кыеву; попове поюще обычныя песни».7 Вероятно, когда Ярослав достиг цели — династического брака Всеволода и дочери Константина IX, он не стал упорствовать в отношении Илариона, и тот тихо оставил митрополичью кафедру. Возможно, Иларион постригся в монахи и принял монашеское имя Никона.8 Таким образом, возникает возможность сузить промежуток времени, когда состоялся этот брак, до 1051—1052 гг.
Свою широкомасштабную и, судя по ее развитию, хорошо продуманную западную политику Ярослав принялся осуществлять в 30-х гг. XI в. Его первые внешнеполитические акции в этом направлении были, на первый взгляд, традиционными — военными. Дело в том, что киевскому князю пришлось отвоевывать у Польши земли, которые он потерял в войне с Болеславом Храбрым в 1018 г., когда польский князь поддержал его соперника Святополка Ярополчича. Под 1030 г. «Повесть временных лет» сообщает, что Ярослав вернул себе Белзскую землю на Волыни: «Ярослав Белзы взял». В том же году он осуществил, вероятно, из Новгорода поход на чудь и основал в Чудской земле свой форпост, город Юрьев.9
В следующем, 1031 г. Ярослав вместе с братом Мстиславом черниговским осуществил большой и победоносный поход на Запад: «Ярослав и Мьстислав собраста вой мног, идоста на ляхы, и заяста грады Червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю, и многы ляхы приведоста, и разделивша я. Ярослав посади своя (ляхы. — Н.К.) по Рьси, и суть до сего дне».10 Одновременно были созданы гарнизоны городов и крепостей оборонительной линии против кочевников, которую в те годы строил Ярослав, продолжая линию своего отца, и которая упомянута в летописи под 1032 г.
Обеспечение западных рубежей Древнерусского государства от нападений врагов проводилось и путем походов на литовцев и ятвягов. И те и другие постоянно терзали порубежные земли Руси, в частности Берестейскую и Белзскую. В 1038 г. «Ярослав иде на явтягы»,11 в 1040 г. — на Литву; в 1041 и 1047 гг. киевский князь осуществил новые успешные походы на Польшу, войдя в Мазовию.12
Но постепенно мирные средства внешнеполитической деятельности на Западе у Ярослава начинают брать верх над военными. В 1043 г. он отдал свою сестру Добронегу за польского князя Казимира: «И вдасть Казимир за вено людий восемь сот, яже бе полонил Болеслав (Храбрый. — Н.К.), победив Ярослава».13 Так был исчерпан давний военный конфликт 1018 г. Никоновская летопись прибавляет к поведанному «Повестью временных лет», что Ярослав дважды ходил в Мазовию лишь потому, что «обидяше Моислав (мазовецкий князь. — Н.К.) Казимира».14 Таким образом, киевский князь начал играть ведущую роль во внутренних польских делах, обеспечив тем самым себя от угрозы со стороны опасного ранее западного соседа.
Еще в годы первого княжения в Киеве (1016—1018) Ярослав Владимирович завязал отношения с германским императором Генрихом II. В 1017 г. было подписано соглашение, которое, впрочем, не имело реальных последствий. В 1040 и 1043 гг. послы Ярослава посетили нового императора Германии Генриха III. Названное последним посольство прибыло 6 января 1043 г., накануне военного конфликта Руси с Византией.15 Логично думать, что Ярослав стремился заручиться поддержкой императора в будущей войне с греками. Возможно, вследствие этих переговоров 40-х гг. установились родственные связи между германской императорской и киевской княжеской династиями, о которых много писалось в научной литературе.
Династические браки вообще стали в руках Ярослава действенным средством проведения внешней политики на Западе. Подобная практика была широко распространена в Европе. Эти браки не раз были предметом специальных исследований. Поэтому, не останавливаясь на них подробно, отмечу, что дочери киевского князя Анна, Елизавета и Анастасия стали соответственно французской, норвежской и венгерской королевами. К сожалению, древнерусские летописи обошли вниманием эти браки, повышавшими авторитет Древнерусского государства в средневековом мире. О них ученые узнают из сообщений, часто случайных и неточных, источников иноземных. Вероятно, и другие члены большого семейства Ярослава (кроме упомянутых в источниках и научной литературе) вступали в брачные связи с королевскими и княжескими домами Центральной и Западной Европы. Но даже из скупых известий зарубежных памятников письменности можно сделать вывод, что, завязывая родственные связи с королями и князьями Европы, Ярослав не впадал в эйфорию по поводу эти событий и заботился прежде всего об интересах своего государства, не идя ни на какие принципиальные уступки.
Примечания
*. В этом контексте — князя и его дружинников.
1. Повесть временных лет. С. 25, 27, 28, 35, 36.
2. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 51. См. комментарии к этому месту: с. 329—332 (Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин).
3. Литаврин Г.Г. Пселл о причинах последнего похода русских на Константинополь в 1043 г. // Византийский временник. Т. 27. М., 1967. С. 80—85.
4. Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 80.
5. Повесть временных лет. С. 104.
6. Никоновская летопись. С. 83.
7. Повесть временных лет. С. 108.
8. Приселков М.Д. Митрополит Иларион — в схиме Никон — как борец за независимую русскую церковь // Сергею Федоровичу Платонову, друзья и почитатели. СПб., 1911.
9. Повесть временных лет. С. 101.
10. Там же. С. 101.
11. Повесть временных лет. С. 103. Никоновская летопись знает, что поход не имел успеха (Никоновская летопись. С. 81).
12. Там же. С. 103, 104.
13. Там же. С. 104.
14. Никоновская летопись. С. 82.
15. Пашуто В.Т. Указ. соч. С. 123.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |