§ 2. Летописные рассказы о формировании и объединении племен восточных славян
Союзы племен у восточных славян были двоякого рода: первичные и вторичные. Первичные союзы — это объединения родственных племен. К ним относились упоминаемые летописью поляне, древляне, радимичи, северяне, вятичи, словене и т.п. Вторичные союзы состояли из племен, достигших уже союзного уровня. Их можно назвать союзами союзов или суперсоюзами1. Формирование союзов, как первичных, так и вторичных, проходило отнюдь не гладко, а в упорной межплеменной борьбе. То была борьба за господствующее и правящее положение в союзе племен. Вождь победившего племени или племенного союза становился главным властителем, в подчинении у которого находились более мелкие правители. Эта иерархия князей упомянута Повестью временных лет в известии о греческих укладах «на русскыа грады», где «седяху велиции князи, под Олгом суще»2.
Установление власти вождя единичного племени над родственными племенами, образовавшими союз, запечатлела легенда о Кие: «И быша В братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, где же ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, от него же произвася Хоревица. И отвориша град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев»3. То, что легенда повествует именно о союзе племен, ясно из дальнейшего летописного текста: «И по сих братьи держати почаша род их княженье в полях, а в деревлях свое, а дреговичи свое, а словене свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане»4. Поляне, древляне, дреговичи, словене — это, конечно же, родственные племенные союзы5. По мнению Б.А. Рыбакова, основание города Киева символизировало «какой-то важный перелом внутри Полянского племенного союза»6. Мы полагаем, что оно знаменовало сложение Полянского союза, т.е. начало его существования. Легенда молчит о соперничестве племен за лидерство, изображая образование союза полян как мирное. Но в действительности это было скорее всего не так, в чем убеждаемся на примере словен.
Складывание племенного союза словен являлось делом вовсе не простым, поскольку сопровождалось взаимной борьбой за ведущую роль в союзной организации. Следы межплеменных столкновений видны в источниках устных и письменных, они заметны и в археологических материалах. «И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не беша в них правды», — читаем в Новгородской Первой летописи7. Хотя приведенное сообщение касается распрей между словенами, кривичами и угро-финнами, оно дает яркую зарисовку межплеменных раздоров словен из-за первенства в собственном союзе.
Где-то в середине IX века выгорела Ладога, охваченная жестоким пожаром. Исследователи не без основания связывают ладожскую катастрофу с междоусобными племенными войнами8. Смутное воспоминание о них донесло до нас и Сказание о холопьей войне, сохранившееся в нескольких редакциях и пересказах Герберштейна, Стрыйковского, Флетчера и других информаторов, в том числе отечественных. В Сказании повествуется о восстании новгородских холопов, завладевших женами своих господ во время длительного отсутствия последних в Новгороде.
Ученые по-разному толкуют Сказание о холопьей войне: одни усматривают в нем отражение действительного восстания рабов в Новгороде на исходе X в., другие — сопротивление новгородцев вводимому из Киева христианству. Но есть и общее, что объединяет историков. Это — согласие в том, что Сказание сложилось на реальной исторической основе, чрезвычайно искаженной и затемненной позднейшими переложениями, обработками, исключающими однозначное ее определение9. Вот почему многовариантность тут неизбежна. Попытаемся и мы разобраться в этой основе, взяв для анализа Сказание о холопьей войне в записи дьякона Моложского Афанасьевского монастыря Каменевича-Рвовского. Данная запись конца XVII в. содержит рассказ о «холопьей войне» в наиболее подробном и целом виде, а не в обрывках, как иные редакции10. Она независима от всех литературных версий Сказания, в ней нет и явных признаков литературного заимствования11. Запись Каменевича-Рвовского передает устные предания, переходившие от поколения к поколению среди жителей Помоложья, заселенного некогда выходцами из Новгорода. В них потомки колонистов хранили память о своей «прародине» — земле ильменских словен. О чем же говорит моложское Сказание? Не станем излагать его содержание полностью, обратим внимание лишь на самые важные, с нашей точки зрения, места рассказа, приближающие нас к пониманию исторической сути описываемых в нем событий.
Рассказ этот начинается со времени мифических Славена и Руса, современников Александра Македонского, имевших войско, которое носило наименование «старых новгородских холопов». Переходя затем ко временам значительно более поздним, Сказание сообщает о том, что новгородские старые холопы, лишившись содержания, выдаваемого им прежде господами, «начата оскудевати, и нужды премногие от недостатков хлебных и денежных себе восприимати». От того в Новгороде пошли «свары и мятежи», «междоусобные и частые брани», «смертные убийства». Старые холопы стали «в Новегороде и инде где их всюду тайно и явно многих людей своих грабити и смертно убивати». Вскоре холопы, взяв собственных жен и детей, ушли из города «во пределы новоградские и во иная места пустая, и в дебри непроходимые всея земли своея словенские». Вот так холопы «начата особо поселитися и грады ставити, и валы высокие, и осыпи земляные по лесам и по рекам, к житию своему, сыпати и устрояти крепкие. И тогда начата собою в премногих лесах по всей земли разно жительствовати, якоже и доныне знаки есть градков их и селитв премногих таковых по реке Волхову и по реке Мологе и по славной и превелицей реце Танаису, то есть Волге... и по иным премногим великим и малым рекам, и по высоко раменистым местам, и по езерам, и по многим же лесным и приугодным дубровам и всепрекрасным рощам онии холопи разыдоша и поселишася на тех местах премногих своих, также и по Каме реке...»12.
В этой части Сказания явственно слышатся отзвуки более поздних эпох, чем рубеж X—XI вв. «Старии холопи» — почти наверняка сколок «старинных холопов», т.е. разряда холопов XV—XVI вв.13 Наименование войска Славена и Руса «старыми холопами» есть несомненный отпечаток военной организации Московского государства, предусматривавшей участие в боевых действиях не только феодалов, но и принадлежавших им холопов14. Хлебное и денежное жалованье тоже из области служилой практики московских времен. Расселение же холопов по Каме, упоминаемое в Сказании, отражает колонизационное движение новгородцев в бассейн Камы, походы ушкуйников, объединенных порой в отряды «холопов-сбоев»15.
Наряду с поздними элементами Сказание содержит некоторые детали, показавшиеся, очевидно, исследователям второстепенными и потому оставленные без внимания. Но в них-то и заключены сведения, открывающие слой исторической памяти, ведущей нас, по крайней мере, к IX столетию. Прежде всего, возникает сомнение насчет холопства враждующих с Новгородом «повстанцев», для которых, оказывается, новгородцы — «свои люди», а не хозяева и владельцы. Такой же своей по отношению к мнимым холопам является и земля словенская — обстоятельство, никак не вяжущееся с холопьим статусом населения. Противоречит тому и массовость «холопов», осевших по берегам Волхова, Мологи и других рек, построивших не только грады, но и села16. Расселение «старых холопов» по «премногим великим и малым рекам», «возвышенным местам», по озерам, дубравам и рощам живо напоминает картину расселения славян в Восточной Европе, нарисованную летописцем в Повести временных лет.
В Сказании есть выразительный штрих, характеризующий «холопов» как племенную общность. Имеем в виду религиозный аспект их жизни, засвидетельствованный сооружением «идолопоклонных» курганов и холмов, где совершались жертвоприношения. Вместе с тем по части веры они составляют с новгородцами некое племенное единство: «И вси убо сии жители новгородстии и старохолопстии из всея словенския земли над мертвыми своими трызну творяху, то есть памяти своя по них содеваху, и могилы превысокия над мертвыми и над именитыми своими, высокия жъ холмы и бугры в память их созидаху, и сыны своя на них от великия жалости и плача своего по ним жряху, и лице своя до кровей своих драху, и смертно на гробех их сами между собою убивахуся...»17.
Нападение «холопов» на Новгород сходно с межплеменными войнами: «Таже потом паки вси древний холопи, собравшеся во едино, и въздумавше совет свой таков положша, во еже бы им всем ити на Великий Новгород. И тако утвердившеся и охрабрившеся, идоша и поплениша весь Великий Новград, и новоградцкая имения вся побраша себе, и жены их обругаша, и премного зла по всей земле словенстей содеваху, грабяще и убивающе»18. Цель похода, задуманного, по всей видимости, на вече («собравшеся во едино, и въздумавше совет свой таков»), очерчена четко: грабеж, захват имущества и женщин противника, разорение его земли, в конечном счете — подчинение.
Межплеменной характер столкновения еще ярче высвечивается в ответных реакциях новгородцев, которые «с холопми своими старыми крепкую брань составиша, и грады их и села начаша разоряти, и самех их из всей области новгородцкия и из иных разных всех мест их, из городское и из сел, начаша вон изгоняти от всея земли своея, не дающе им у себя места нигде же, а иных холопей по разным местам начаша всех побивати, и осыпи и валы и вся крепости их начаша повсюду разрушати всею землею своею»19. С точки зрения рабовладения тактика новгородцев совершенно алогична, ибо бежавшие рабы при поимке возвращались к своим господам. Здесь же новгородцы поступают по-другому: частью «холопей» изгоняют, а частью — просто истребляют. Важно подчеркнуть, что новгородцы сгоняют «холопов» «от всея земли своея», т.е. с собственных земель, занятых врагами, причем делают это «всею землею своею», или — силами всего племени, а не одних только жителей Новгорода, откуда, по Сказанию, «изидоша» холопы. Все выделенные нами нюансы вписываются в предположение о межплеменной сути раздоров, переиначенных поздними сказителями в войну новгородцев с бунтующими холопами.
Новгородцы выступили против враждебного племени, чтобы восстановить право собственности на принадлежащую им территорию, обозначенную в Сказании терминами «область новгородская», «пределы новгородские»20. Необходимо заметить, что «пределы новгородские» вычленяются из «земли словенские», куда входили «места пустая» и «дебри непроходимые»21. Нельзя в этом не видеть указание на племенную, освоенную новгородцами территорию, находящуюся в их непосредственной собственности, и на пустующие земли, составлявшие собственность всего союза словенских племен.
Таким образом, первоначальная основа Сказания о холопьей войне заключала, по всей видимости, повествование о межплеменной борьбе среди северо-западных словен за главенствующую роль в образующемся племенном словенском союзе. Это был процесс консолидации ильменских словен в рамках объединения родственных племен, предшествующий образованию новой союзной организации, включившей, помимо словен, и другие племена, в том числе иноязычные. Возникновение последней относится к середине IX в. Значит, межплеменные стычки, отраженные Сказанием, и формирование союза ильменских словен надо приурочить к несколько более раннему времени. Впоследствии предание о внутренних войнах у словен подверглось переработке с введением в него холопьего мотива, а затем и этот был окрашен в тона, идущие из эпохи колонизации новгородскими словенами Поволжья и Прикамья, из времен удалого ушкуйничества, активными деятелями которого выступали не только свободные новгородцы, но и холопы. Отсюда, быть может, пошло «охолопливание» начального сюжета Сказания. Впрочем, есть возможность объяснить появление холопов в рассматриваемом памятнике с помощью стародавних обычаев и нравов. Ведь положение покоренного племени или общины было ущербным с точки зрения представления древних о свободе. Поэтому киевляне, привыкшие повелевать Новгородом, презрительно называли новгородцев плотниками, удел которых «хоромы рубить» своим господам22. Но особенно выразительны слова ростовцев, третировавших владимирцев как жителей подчиненного им пригорода: «Пожжем и попалим град Владимерь весь, и посадим в нем посадника своего; те бо суть холопи наши, каменосечци, и древодели и орачи, град бо Владимерь пригород нашь есть Ростовскиа области»23. Не исключено, что холопы попали в Сказание под воздействием подобного рода исторических переживаний. Главный же наш вывод в том, что Сказание о холопьей войне может служить источником, освещающим отдельные моменты межплеменной борьбы в союзе ильменских словен с целью завоевания в нем господства.
Борьба эта разворачивалась с переменным успехом. Сперва племя ладожан вышло в лидеры, чему были свои причины, и главным образом то, что словене, поселившиеся в Нижнем Поволховье, будучи оторванными от основной словенской массы и уязвимыми со стороны внешних врагов, нуждались в сплочении, чтобы выжить. Соединение родов в племя и создание здесь племенного центра, по-видимому, произошло раньше, чем у южных сородичей, облюбовавших для поселения Поозерье и верховья Волхова, что и дало ладожским словенам перевес, выдвинув Ладогу на первый план24. Но по мере того, как интеграционные процессы набирали у приильменских словен силу, поражение Ладоги и утрата ею передовых позиций как центра властвующего племени в формирующемся словенском племенном союзе было лишь делом времени, поскольку в верховьях Волхова и в Приильменье образовалась наиболее густая сеть поселений, т.е. концентрация населения. Как показывают археологические данные, «северо-западное Приильменье и исток Волхова стали центром пришедшей сюда северной труппы славян. Этот район, характеризующийся легкими почвами, благоприятными для первоначального земледельческого освоения, и обширными заливными лугами, превратился в одну из наиболее населенных и освоенных в сельскохозяйственном отношении областей Новгородской земли»25. По своим материальным и людским ресурсам племена Верхнего Поволховья и Приильменья имели преимущество перед другими племенами, в том числе словенского племени с центром в Ладоге. Этим и объясняется господствующее положение новгородцев, которое они, в конечном счете, заняли в словенском союзе. Правда, соперничество Ладоги не было окончательно сломлено. Оно заметно еще и на исходе IX в. Однако Новгород, утвердившись в господстве у словен, не упускал его уже из своих рук. Так сложился союз словенских племен во главе с Новгородом. Вполне понятно, что складывание союза было достаточно длительным. Ясно также и то, что ему предшествовала известная разрозненность словенских племен, преодолевавшаяся в ходе развития союзнических отношений, установление которых сопрягалось с межплеменной борьбой за влияние и власть.
Сходным образом создавались вторичные союзы, или союзы союзов, суперсоюзы. Разница заключалась, пожалуй, только в том, что во главе племенного союза выступало отдельное племя, а во главе суперсоюза — несколько племен, образовавших союз. Главенство достигалось посредством борьбы и учреждения власти над вовлеченными в союзную организацию племенами.
Арабский географ Масуди сообщает, что некогда одно из славянских племен «имело прежде в древности власть (над ними), его царя называли Маджак, а само племя называлось Валинана. Этому племени в древности подчинялись все прочие славянские племена, ибо (верховная) власть была у него и прочие цари ему повиновались»26. Масуди продолжает: «Мы уже выше рассказывали про царя, коему повиновались в прежнее время остальные цари их, то есть Маджак, царь Валинаны, которое племя есть одно из коренных племен славянских, оно почитается между их племенами и имело превосходство между ними. Впоследствии же пошли раздоры между их племенами, порядок их был нарушен, они разделялись на отдельные колена, и каждое племя избрало себе царя...»27. Сопоставляя рассказ Масуди с известиями Повести временных лет о дулебах, «примученных» обрами28, В.О. Ключевский заключил, что и арабский писатель, и древнерусский летописец упоминают военный союз под предводительством дулебского князя, сложившийся в VI в. на карпатских склонах29. Причину, побудившую восточное славянство сомкнуться в нечто целое, знаменитый историк усматривал в продолжительной борьбе славян с Ромеей30. Этот союз он воспринимал не как племенное объединение, а как «ополчения боевых людей, выделявшихся из разных родов и племен на время похода, по окончании которого уцелевшие товарищи расходились, возвращаясь в среду своих сородичей, под действие привычных отношений»31. Союз, руководимый дулебами, и по целям, и по составу «представлял ассоциацию, столь непохожую на родовые и племенные союзы, что мог действовать рядом с ними, не трогая прямо их основ»32. С этими утверждениями Ключевского трудно согласиться, поскольку Масуди говорит именно о племенном составе союза. Но то был необычный союз, вобравший в себя несколько племен, построенных уже по союзному типу. Межплеменные раздоры, послужившие, согласно Масуди, причиной распада Валинана, есть не что иное, как борьба племен за власть в названном союзе. Но она оказалась безрезультатной, так как ни одно из соперничающих племен не могло одержать верх.
Что побудило прикарпатских славян образовать союз Валинана? Внешняя опасность. Война с аварами сплотила славянские племена33. Когда же угроза со стороны кочевников миновала, единство нарушилось и союз пал, подорванный межплеменными распрями.
С аналогичными явлениями встречаемся на северо-западе восточно-славянского мира. Под 859 г. в Повести временных лет читаем: «Имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенах, и на мери и на всех кривичех»34. Владычество варягов вызвало совместное противодействие племен: «Изгнаша варяги за море, и не даша им дани и почаша сами в собе володети...»35. Варяжская агрессия, стало быть, соединила северо-западные племена для сопротивления завоевателям. Образовался племенной союз (суперсоюз), примечательный тем, что в него, кроме славянских племен (словене, кривичи), входили и финно-угорские племена мери и веси. Возглавляли этот союз словене, которые, в свою очередь, управлялись словенским племенем с центром в Новгороде или его предшественнике, не открытом пока учеными. Факт приезда варягов именно в Новгород убедительно, на наш взгляд, свидетельствует о ведущей роли племени, которому тот принадлежал, т.е. племени новгородских словен в узком смысле слова, иначе — новгородцев36.
Северо-западный союз, как и Валинана, подвергся разлагающему действию междоусобиц, но в отличие от прикарпатского объединения он устоял, чему в значительной мере способствовали словене, обладавшие сравнительно мощными людскими и материальными ресурсами. Археологические «исследования последних лет свидетельствуют о крайне низкой плотности населения в местах концентрации памятников культуры длинных курганов», относимых к кривичам. Иную картину являют памятники культуры сопок новгородских словен, приуроченные к землям, наиболее удобным для пашенного земледелия. Вот почему «в эпоху сопок наметилась основная структура размещения сельского населения центра Новгородской земли, которая сохранялась в древнерусское время и в позднем средневековье»37. Ильменские словене располагали потенциалом, тягаться с которым ни псковские кривичи, ни финно-угорские племена не могли. Это позволило словенам возглавить союз и удержать его от падения.
Если на севере славянам угрожали варяги, то на юге — хазары. Распространение хазар в Приазовье и Подонье в VIII столетии послужило толчком к объединению восточнославянских племен Среднего Поднепровья в рамках «Русской земли», другими словами — к созданию крупного межплеменного объединения типа суперсоюза или союза союзов. Консолидирующей силой его стали поляне, которые не только сбросили хазарское иго, но и объединили вокруг себя несколько племенных союзов, заняв среди них господствующее положение, достигнутое в борьбе и соперничестве с другими племенами, претендовавшими на главенствующую роль в союзе38. В «Русскую землю», помимо полян, вошли «северяне или часть их, часть радимичей и, может быть, часть уличей и вятичей, хотя вхождение последних в состав "Русской земли" остается под сомнением»39. Как бы там ни было, созданный полянами союз, значительно усилив Полянскую общину, позволил ей приступить к завоеванию ближних и дальних восточнославянских племен. Завоевательные войны полян отразили устные и письменные источники. Былина о Чуриле Плёнковиче рассказывает об одной из таких войн.
Примечания
1. См.: Фроянов И.Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 11—13; 2) К истории зарождения русского государства. С. 64—65.
2. ПВЛ. Ч. 1. С. 24.
3. Там же. С. 12—13.
4. Там же. См. также: Толочко П.П. Древний Киев. Киев, 1983. С. 29—30; Котляр Н.Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. Киев, 1986. С. 27.
5. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 11—12; Толочко П.П. Древний Киев. С. 30.
6. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982. С. 94.
7. НПЛ. М.; Л., 1950. С. 106.
8. См.: Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога // Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985. С. 23; Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе: Историко-археологические очерки. Л., 1985. С. 212.
9. Подробнее см.: Фроянов И.Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 47—55.
10. Смирнов П.П. Сказание о холопьей войне // Учен. зап. МГПИ им. В.П. Потемкина. М., 1947. Т. II. Кафедра истории СССР. Вып. 2. С. 21.
11. Там же. С. 24—25.
12. Бережков М.Н. Старый Холопий городок на Мологе и его ярмарки // Труды VII археологического съезда в Ярославле. 1887. М., 1890. Т. 1. С. 48—50.
13. См.: Колычева Е.И. Холопство и крепостничество (конец XV—XVI вв.). М., 1971. С. 11—23; Панеях В.М. Холопство в XVI — начале XVII в. Л., 1976. С. 7—11.
14. См.: Зимин А.А. Холопы на Руси. М., 1973. С. 296—300; Яковлев А. Холопство и холопы в Московском государстве XVII в. М.; Л., 1943. С. 313.
15. Костомаров Н.И. Северорусские народоправства. СПб., 1863. Т. 1. С. 241—255; Бережков М.Н. Старый Холопий городок... С. 42; Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.; Л., 1961. С. 36—51.
16. Бережков М.Н. Старый Холопий городок... С. 49—50.
17. Там же. С. 50, 51.
18. Там же. С. 50.
19. Там же.
20. Там же. Следовательно, со стороны «холопов» был не набег, а завоевание.
21. Там же. С. 49.
22. ПВЛ. Ч. 1. С. 96.
23. ПСРЛ. М., 1962. Т. I. Стб. 374; СПб., 1862. Т. IX. Стб. 253. См. также: Бережков М.Н. Старый Холопий городок... С. 42.
24. См.: Фроянов ИЯ. Мятежный Новгород... С. 42.
25. Носов Е.Н. 1) Поселения IX—X вв. в окрестностях Новгорода // Новгородский край. Л., 1964. С. 124—125; 2) Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 171—172; Носов Е.Н., Плохов А.В. Поселение Холопий городок под Новгородом // КСИА. 1985. М., 1989. С. 39.
26. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870. С. 135—136.
27. Там же. С. 137—138.
28. ПВЛ. Ч. 1. С. 14.
29. Ключевский В.О. Соч. в 9 т. М., 1987. Т. 1. С. 122—124.
30. Там же. С. 124.
31. Там же. С. 129.
32. Там же.
33. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. С. 177.
34. Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. С. 177; ПВЛ. Ч. 1. С. 18.
35. Там же.
36. Прибытие Рюрика в Ладогу является, по нашему мнению, версией позднего происхождения. См.: Фроянов И.Я. 1) Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 7; 2) Мятежный Новгород... С. 87—89.
37. Носов Е.Н. Некоторые общие проблемы славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Л., 1988. С. 30—31.
38. Рыбаков Б.А. Новая концепция предыстории Киевской Руси // История СССР. 1981. № 2. С. 47.
39. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 41. См. также: Рыбаков Б.А. Новая концепция... С. 43, 47; Толочко П.П. Древний Киев. С. 33.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |