§ 2. Отношения новгородского вече с Киевскими Князьями после событий 1136 года. Отношения Новгородских посадников и князей
Изгнав в 1136 г. князя Всеволода Мстиславича, новгородцы пригласили к себе Святослава Ольговича из Чернигова. Эту акцию нельзя правильно понять без учета того, что происходило накануне в Русской земле, где разыгрались княжеские усобицы. Как раз они, по заключению С.М. Соловьева, и «отозвались на севере, в Новгороде Великом»1. Столкнулись два главных противника, втянувшие в «котору» других князей. Это — киевский Ярополк и черниговский Всеволод. Последний разбил Ярополка при Супое и вынудил его заключить выгодный для себя мир2. Конечно, то была не простая потасовка князей, поскольку за ними стояли земские силы Киева и Чернигова. Новгородцы внимательно следили за тем, как разворачивались события в Русской земле и даже пытались посредничать с враждующими. Незадолго до рокового для князя Всеволода Мстиславича 1136 г. «ходи Мирослав посадник из Новагорода мирить кыян с церниговьци, и приде, не успев ницто же: сильно бо възмялася вся земля Русская; Яропълк к собе зваше новъгородьце, а церниговьскыи князь к собе; и бишася, и поможе бог Олговицю с церниговчи, и многы кыяны исеце, а другыя изма руками. И не то бяше зло, нъ более почяста копити вои и Половче и все»3. Победителем, стало быть, оказался Всеволод Ольгович, которому, по словам новгородского летописца, сам Бог помогал. И это — не пустая фраза или риторический оборот. Люди Древней Руси верили в то, что побеждал в межкняжеских войнах тот, кому сопутствовало Божье благоволение, а значит на его стороне была и правда4. Одержавший крупную победу князь пользовался высокой репутацией, распространявшейся и на его ближайших родичей. Надо было ожидать, что новгородцы отдадут предпочтение Всеволоду Ольговичу и примут от него князя. Так оно и случилось. Соловьев тонко чувствовал данную ситуацию. Он писал: «Князья не помирились при посредничестве новгородцев, но каждый стал переманивать их на свою сторону, давать им, следовательно, право выбора. Новгородцы не замедлят воспользоваться этим правом, но кого же выберут они? Кому Бог поможет, на чьей стороне будет победа? Бог помог Ольговичам при Супое, и противники Мономаховича Всеволода воспользовались этим, чтоб восстать против него»5. Тут необходимо добавить, что противником Мстиславича явилась, собственно, вся новгородская община, по крайней мере внешне, ибо «приятели» неугодного новгородцам князя, понимая свою слабость, помалкивали. Поэтому приезд в Новгород Святослава Ольговича нужно рассматривать как волеизъявление если не всего, то подавляющего числа новгородцев, а не какой-то отдельной «партии» или группировки бояр. Этим, вероятно, и объясняется тот факт, что приход Святослава в Новгород не сопровождался немедленной сменой посадника. Им оставался некоторое время (не менее полугода) Костянтин Микульчич, избранный на посадничество в 1135 г. И только после бегства в марте 1137 г. Костянтина и «инех добрых мужь неколико» к Всеволоду новгородцы «въдаша посадницити Якуну Мирославицю»6.
Характеризуя обстановку в Новгороде после «отставки» Всеволода, Соловьев говорил: «Изгнание Сына Мстиславова и принятие Ольговича не могло пройти спокойно в Новгороде, потому что оставалась сильная сторона, приверженная к Мстиславичам: Новгород разодрался, как разодралась вся Русская земля, по выражению летописца. В год прибытия Святослава Ольговича (1136) уже встречаем известие о смуте: какого-то Юрия Жирославича, вероятно, приверженца Всеволодова, сбросили с моста»7. Накал политических страстей замечает и Янин: «Весь период посадничества Якуна Мирославича, — пишет он, — протекает в обстановке ожесточенной политической борьбы между сторонниками изгнанного Всеволода и нового князя Святослава. Уже в сентябре 1136 г. новгородцы расправляются с каким-то Гюргием Жирославичем, а в самом начале 1137 г. "милостници Всеволожи" совершают покушение на Святослава Ольговича»8. Однако расправа с Юрием Жирославичем и покушение на жизнь князя Святослава имели место во время посадничества не Якуна Мирославича, а Костянтина Микульчича. Что касается убийства Юрия Жирославича, то у нас нет оснований ставить ее в связь с борьбой против княжения Святослава Ольговича. Слишком скупа для этого летописная запись, которая констатирует лишь факт казни Юрия, не давая никаких объяснений на сей счет. По нашим наблюдениям, первые месяцы правления в Новгороде Святослава Ольговича проходили при относительном спокойствии жителей волховской столицы. Но в конце 1136 — начале 1137 гг. раздоры по поводу княжения Святослава Ольговича стали проявляться все более явственно. Однако противники Святослава оказались на грани поражения, чреватого для них огромными неприятностями. Поэтому они во главе с посадником Костянтином и побежали из Новгорода. К посадничьей власти пришел Якун Мирославич, входивший в круг доброхотов черниговского князя, что укрепило положение последнего. И все же через год с небольшим Святослава, «сына Ольгова», новгородцы «выгнаша» из своего города. Причина его изгнания заключалась не столько в том, что того хотела «античерниговская партия» сколько в том, что княжение Святослава не дало новгородцам внешнего и внутреннего мира. У них, по свидетельству летописца, «не бе мира с пльсковици, ни с сужьдальци, ни с смольняны, ни с полоцяны, ни с кыяны». Размирье с соседними волостями отрицательно сказывалось на подвозе хлеба в Новгород, отчего хлебные цены повысились: «И стоя все лето осмьнъка великая по 7 резан». К тому же начались знамения, которым наши предки придавали особое значение: в марте 1138 г. «бысть гром велии, яко слышахом чисто, въ истьбе седяще». Все это и предопределило падение Святослава9. Согласно новгородской летописи «яша на пути смоляне и стрежахуть его на Смядине в манастыри»10. В Ипатьевской же летописи содержится иная версия, по которой смоляне «прияша» Ольговича11. Трудно сказать, какое из летописных известий справедливо. Но ясно одно: новгородцы и смоляне действовали с некоторой осторожностью, с оглядкой на южные дела, «жидуще оправы Яропълку с Всеволодкомь»12. Неизвестность исхода борьбы Ярополка Владимировича со Всеволодом Ольговичем побудила, видимо, новгородцев обратиться с приглашением на княжение к Юрию Долгорукому. Тот откликнулся на их зов и послал в Новгород своего сына Ростислава. Подоплеку перемен на новгородском княжеском столе верно угадал Соловьев. Он отмечал, что «Новгород, сообразуясь с переменою, последовавшею на юге в пользу Ольговичей, сменяет Мономаховича; будучи приведен этою сменою в затруднительное положение, он находит средство выйти из него без вреда себе и унижения: он может помириться с Мономаховичами, не имея нужды принимать опять Мстиславича; он может отдаться в покровительство Юрия Ростовского, взять себе в князья его сына; Юрий защитит его от Ольговичей, как ближайший сосед, и примирит с Мономаховичами, избавив от унижения принять Святополка, т.е. признать торжество псковичей; наконец призвание Юрьевича примиряло в Новгороде все стороны; для приверженцев племени Мономаха он был внук его, для врагов Всеволода он не был Мстиславичем; расчет был верен, и Ростислав Юрьевич призван на стол новгородский, а Святославу Ольговичу указан путь из Новгорода»13.
В Киеве меж тем сменились князья. После смерти Ярополка в 1139 г. киевский стол захватил Всеволод Ольгович. Юрий Долгорукий не хотел «попустить» Киев Всеволоду и, приехав в Смоленск, стал звать оттуда новгородцев в поход на Ольговича. Но те «не послуша его. И тъгда бежа Ростислав Смоленьску к отцю из Новагорода», а Юрий, разгневавшись, отправился обратно в Суздаль, «възя Новый търг»14. Бегство Ростислава из Новгорода скорее было обусловлено отказом новгородцев в помощи его отцу против занявшего киевский стол Всеволода, чем кознями так называемой «прочерниговской партии»15. Новгородский стол опустел, что развязало политические страсти в городе: «Бе мятежь в Новегороде». Решено было снова принять князем Святослава Ольговича: «И послашася новгородци Кыеву по Святослава по Олговиця, заходивъше роте»16. Видно, решение это далось не просто, ибо пришлось его скрепить присягой («ротой»), принятой, наверное, на вечевом сходе. Всеволод, конечно, знал о «политической нестабильности» в Новгороде и поэтому требовал гарантий со стороны новгородцев. Довольно любопытным в этой связи является известие Лаврентьевской летописи: «Пустиша Новгородци Гюргевича от собе, а ко Всеволоду пустиша дети свое в тали, рекуще пусти к нам Святослава»17. Новгородцы, следовательно, в качестве заложников отправили в Киев собственных детей. И Святослав «вниде» в город. Здесь в качестве посадника он встретил старого своего «приятеля» Якуна Мирославина, который оставался на этой должности и при Ростиславе Юрьевиче18. Янин следующим образом объясняет этот факт: «С политической точки зрения союз с Суздалем означает компромисс между сторонниками Чернигова и сторонниками Мстиславичей. Отражением этого компромисса, между прочим, являются сохранение посадничества за Якуном Мирославичем в период изгнания Святослава Ольговича, а также... политическая непоследовательность в этот период»19. Это, конечно, догадка. С большей уверенностью мы можем говорить о том, что между сменяемостью посадников и переменами на новгородском княжеском столе не было столь жесткой зависимости, о которой рассуждают Янин, Подвигина и другие исследователи. Отсюда заключаем, что в судьбах посадничества и княжения главную роль играла новгородская община в целом, а не отдельные группы («партии») бояр, как кажется упомянутым ученым.
Повторное княжение Святослава Ольговича в Новгороде началось с гонений на недругов князя. Новгородцы, если судить по некоторым летописным нюансам, воспринимали их как злое, противное небесным силам деяние. Недаром непосредственно перед рассказом о пострадавших от Святослава новгородских мужах помещено известие о мрачном знамении: 20 марта 1140 г. «бысть знамение в солнчи, и толико оста его, якоже бываеть месяць 4 днии, и пакы до захода напълнися»20. А далее говорится о том, что «поточиша Кыеву к Всеволоду Коснятина Микулъциця, и пакы по нем инех муж 6, оковавъше, Полюда Къснятиниця, Дьмьяна, инех колико»21. Кое-кому удалось спастись бегством и укрыться в Суздале. Положение Святослава в городе было шатким. И вот тут, по словам новгородского летописателя, «придоша ис Кыева от Всеволода по брата Святослава вести Кыеву; "а сына моего, рече, приимите собе князя". И яко послаша епископа по сына его и много лепьших людии...». Приведенное летописное известие побудило Янина к далеко идущим выводам: «Спустя каких-нибудь три года после восстания 1136 г. практически возрождается старая схема взаимоотношений с великокняжеской властью: Новгородский князь Святослав — родной брат Киевского Князя и его ближайший союзник. Эта ситуация создает условия для активного вмешательства Великого Князя в новгородские дела, но она также ведет и к обострению антикняжеской борьбы. Оба указанные следствия хорошо видны в событиях 1141 г., когда Всеволод Ольгович отзывает Святослава из Новгорода и пытается вместо него навязать своего сына»22. Янин почему-то не учитывает свидетельства других летописей, по-иному освещающих события 1141 г. Лаврентьевская летопись, например, сообщает: «Новгородци выгнаша Святослава и ко Всеволоде прислаша епископа с мужи своими, рекуще даи нам сын свои, а Святослава не хочем»23. С большей подробностью повествует о происшествиях в Новгороде Ипатьевская летопись: «Выгнаша Новгородци Гюргевича Ростислава и испросиша у Всеволода брата Святослава в Новъгород и посадиша и Новегороде. По мале же времени почаша въставити Новгородци у вечи на Святослава про его злобу. Он же узрев, еже въставають на нь Новгородьци, посла к брату Всеволоду, река ему тягота, брате, в людех сих, а не хочю в них быти, а кого тобе любо, того поели». Пока Всеволод собирался отправить в Новгород на княжение своего сына вместе с новгородскими «лепшими мужами», находящимися в Киеве, новгородцы «в вечи» стали избивать «приятеле Святославле про его насилье». Тогда перепуганный князь «бежа и с женою и с дружиною своею на Полтеск Смоленьску, и се слышав Всеволод не пусти сына своего Святослава, ни мужии Новгородьскых, иже то бы привел к собе». Новгородцы направили в Киев новую депутацию: «Прислаша Новгородци епископа с мужи своими к Всеволоду, рекуче дай нам сын свои, а Святослава, брата твоего, не хочем, и посла к ним сын свои...». Но новгородцы передумали и сказали Всеволоду: «Не хочем сына твоего, ни брата, /но хочем/ племени Володимеря»24. Они просили дать им всеволодова шурина, князя Святополка Мстиславича, брата изгнанного из Новгорода в 1136 г. Всеволода Мстиславича. Ольгович же не хотел «перепустити Новагорода Володимерь племени»25.
Сравнивая свидетельства Ипатьевской и Лаврентьевской летописей с Новгородской Первой летописью, убеждаемся, что новгородский летописец сгладил острые углы и перенес вину с новгородцев на Всеволода, изобразив его инициатором смены князей на местном столе, но тут же проговорился, рассказав о том, как Святослав, «убоявъся новгородьць», бежал «отаи в ноць»26.
Можно предположить, что новгородцы, не стерпев «злобы» и «насилья» Святослава, выпроводили его с бесчестьем от себя. И Всеволод Ольгович не имел сил, чтобы воспрепятствовать изгнанию брата и посадить вместо него на княжение своего сына. О каком тогда «вмешательстве в новгородские дела» Великого Князя киевского и «возрождении старой схемы взаимоотношений с великокняжеской властью» может идти речь? Надуманность подобных рассуждений очевидна. Столь же искусственным представляется тезис об «антикняжеской борьбе» новгородцев. Именно отсутствие князя в городе («и седеша без князя 9 месяць»27) не устраивало население Новгорода, о чем узнаем из Ипатьевской летописи, где говорится о том, что новгородцы, «не стерпяче без князя седети, и ни жито к ним не идяше ни отколе же, и послаша Гюргеви мужи своя и пояша Ростислава Гюргевича и посадиша Новгородьци с великою честью Новегороде...»28. Новгородцы, следовательно, боролись не против князей и княжеской власти вообще, а против конкретных правителей, которые по тем или иным обстоятельствам их не устраивали. Вот почему эту борьбу, вопреки В.Л. Янину, нельзя называть антикняжеской.
Ростислава Юрьевича новгородцы приняли вынужденно. Но едва они услышали, «яко Святопълк идеть к ним съ всеми людьми их, и яша Ростислава, и въсадиша в епископль двор, седевъша 4 месяци. В то же лето (1142) въниде Святопълк Новугороду, 19 апреля; и пустиша Ростислава к отцю»29. Всеволод Ольгович, согласившись, наконец, дать новгородцам в князья Святополка, выбрал из двух зол меньшее: княжение в Новгороде своего шурина для него было предпочтительнее, чем княжение Ростислава — сына враждебного ему Юрия Долгорукого. А чем управлялись новгородцы, настаивая на приезде к ним Святополка? Янин верно, на наш взгляд, уловил мотивы их поведения: «Наиболее желательным претендентом на новгородский стол, иными словами претендентом, пользовавшимся наиболее сильной поддержкой в Новгороде, был родной брат изгнанного в 1136 г. Всеволода Святополк Мстиславич, преимуществом которого было изгойство. В случае его избрания на новгородский стол он мог бы стать князем, независимым от Киева и сильного Суздаля»30. Приняв это наблюдение Янина, подчеркнем, что оно как раз и опровергает мысль о «партийных» пружинах механизма смены князей в Новгороде, указывая на общие интересы новгородской общины как главный рычаг княжеских переворотов в волховской столице. В том же направлении ведут нас перемены в посадничестве, имевшие место на протяжении княжения Святополка Мстиславича.
После бегства Святослава Ольговича в 1141 г. из Новгорода и экзекуции, учиненной над Якуном Мирославичем, посадничество перешло к Судиле. Он был избран посадником в отсутствие князя. Отсюда Янин заключил: «До приглашения князя ему принадлежали обе власти — посадничья и княжеская»31. Думаем, это невозможно, поскольку для того, чтобы располагать княжеской властью надо было принадлежать к княжескому роду. Точно также, чтобы стать посадником, необходимо было относиться к боярству. Нельзя забывать об особенностях представлений о власти на Руси той поры, пронизанных архаическими воззрениями, свойственными древним обществам. Варварскому сознанию, которое еще цепко держалось в головах древнерусских людей, чужд был взгляд на человека как абстрактное существо. «Человек — это всегда конкретный представитель определенной социальной группы, общественного статуса, присущего данной группе, и от этого статуса зависит общественная оценка человека»32. Принадлежность к группе являлось также мерилом человеческих возможностей. Вот почему осуществлять княжескую власть мог только князь, но не боярин, даже если он находился в должности посадника. В противном случае не понять, отчего новгородцы так настойчиво искали себе князей.
Посадничество Судилы не прервалось с приходом Ростислава Юрьевича; оно продолжалось и с вокняжением в Новгороде Святополка Мстиславича. Но в 1144 г. новгородцы «даша посадницьство Нежате Твьрдятицю»33. В 1146 г. посадничество у Нежаты было отнято и передано Костянтину Микульчичу, после смерти которого посадником опять стал Судила Иванкович34. Янину «причины перемен в посадничестве не ясны, так как посадничество всякий раз переходит к кандидатам одной и той же античерниговской группировки. Вполне вероятно, что перечисленные посадники в действительности и не составляли единой группировки, а лишь внешне были объединены совместной борьбой против сторонников черниговской ориентации»35. Последнее соображение делает беспочвенным утверждение о тесной связи смены посадников с переменами на княжеском столе, происходящими якобы, как правило, в результате борьбы боярских группировок, рвущихся к власти. Чтобы выйти из затруднительного положения, Янин вынужден предположить «существование временной античерниговской коалиции разнородных боярских групп»36. Однако есть возможность взглянуть на вопрос проще и в соответствии с летописными известиями. Уходу с посадничества Судилы предшествовали стихийные бедствия. Летописная статья, помеченная 1143 г., начинается таким сообщением: «Стояше вся осенина дъждева, от Госпожина дни до Корочюна, тепло, дъжг; и бы вода велика вельми в Волхове и всюде, сено и дръва разнесе; озеро морози в нощь, и растьрза ветр, и вънесе в Волхово, и поломи мост, 5 городне отинудь безнатбе занесе»37. В следующем году «погоре Хълм весь и церкы Святого Илье». На фоне этих бедствий Судила и был отстранен от посадничества. И все же несчастья продолжались. В 1145 г. «стояста 2 недели пълне, яко искря гуце, тепле велми, переже жатвы; потомъ наиде дъжгь, яко не видехом ясна дни ни до зимы; и много бы уйме житъ и сена не уделаша; а вода бы болшии третьяго лета на ту осень; а на зиму не бысть снега велика, ни ясна дни, и до марта»38. Вскоре новгородцы избрали нового посадника. Упомянутые перемены в посадничестве, по нашему мнению, были обусловлены бедами, о которых говорит новгородский летописец. Для подобного предположения есть определенные основания.
В древности люди наделяли правителей способностью управлять природой, вызывать дождь или засуху. Поэтому, когда выпадало слишком мало или много дождей, виновными считались вожди, которых либо низлагали, либо умерщвляли. Неурожаи, порождавшие голод, неудачные войны, пожары воспринимались как неоспоримое свидетельство дурных качеств правителя, не справляющегося со своими обязанностями по обеспечению безопасности и благосостояния общества. Такого рода представления существовали у множества народов мира39. Их элементы находим и в общественном сознании новгородцев. Конечно, в них нет прямого тождества с верованиями древних, но сходство, хотя и весьма отдаленное, здесь присутствует.
Таким образом, смещение с посадничества Судилы и Нежаты надо рассматривать как средство, с помощью которого новгородцы, следуя языческим традициям, пытались покончить со стихийными бедствиями и восстановить благоденствие своей общины40. Аналогичную практику обращения новгородцев с правителями мы уже видели; будем наблюдать ее и позже41.
Святополк Мстиславич княжил в Новгороде до 1148 г., когда «приела Изяслав ис Кыева сына своего Ярослава, и прияша новгородьци, а Святопълка выведе злобы его ради»42. Неизвестно, в чем заключалась «злоба» князя. Ясно только, что новгородцы расстались с ним без сожаления. Весной 1154 г. они изгнали князя Ярослава и «въведоша» Ростислава Мстиславича, брата выведенного из Новгорода в 1148 г. Святополка. Однако в ноябре 1154 г. умер в Киеве Великий Князь Изяслав, и Ростислав поспешил туда, оставив вместо себя в Новгороде сына своего Давыда. И тогда «възнегодоваша новгородци, зане не створи им ряду, нъ боле раздьра, и показаша путь на немь сынови его». А затем «послаша владыку Нифонта съ передьними мужи к Гюргеви по сын, и въведоша Мьстислава, сына Гюргева»43.
Обращение к Юрию было, по всей видимости, следствием изменения внешнеполитической обстановки, произошедшей со смертью Изяслава Мстиславича, много раз защищавшего Новгород от Юрия Долгорукого, который нападал на новгородские земли, блокировал торговлю новгородских купцов с соседними волостями, ближними и дальними, загораживал пути, ведущие к данникам, отнимал у новгородцев дани. «Се стрыи мои Гюргии из Ростова, — говорил Изяслав, — обидить мои Новгород и дани от них отоимал и на путех им пакости дееть, а хочю поити на нь»44. Ипатьевская летопись запечатлела яркие сцены пребывания Изяслава в Новгороде в 1148 г. Отстояв обедню в церкви Святой Софии, князь послал «подвоискеи и бириче по улицам кликати, зовучи ко князю на обед от мала и до велика, и тако обедавше веселишася радостью великою, честью разидошася в своя домы, на утрии же день послав Изяслав на Ярославль двор и повеле звонити, и тако Новгородци и Плесковичи снидошас на вече и рече им: "Се, братье, сын мои вы прислалися есте ко мне, оже вы обидить стрыи мои Гюрги, на есьм пришел семо оставя Рускую землю вас деля и ваших деля обид, а гадаите на нь, братье, како на нь поити, а любо с ним мир возмем, пакы ли с ним ратью кончаимы". Они же рекоша: "Ты наш князь, ты наш Мьстислав, ради с тобою идем своих деля обид". И тако разидошася»45. Состоялся поход, во время которого много зла «сотвориша» юрьевой волости46. После смерти Изяслава князь Юрий стал для Новгорода еще более опасен. К тому же перед Юрием открывалась реальная возможность занять киевский стол. Сообразив все это, новгородцы и «послаша к Гюргеви» за князем.
Примечания
1. Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. М., 1988. Кн. 1. С. 400.
2. Там же. С. 407—408.
3. НПЛ. С. 23, 208.
4. Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 311—312.
5. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 411.
6. НПЛ. С. 24, 209.
7. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 411—412.
8. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 96.
9. НПЛ. С. 24—25, 209—210.
10. Там же. С. 25, 210—211.
11. ПСРЛ. Т. II. Стб. 301.
12. НПЛ. С. 25.
13. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 413.
14. НПЛ. С. 25, 211.
15. Не исключено, однако, что Ростислава новгородцы изгнали, о чем сообщает Ипатьевская летопись. См.: ПСРЛ. Т. II. Стб. 307.
16. НПЛ. С. 25, 211.
17. ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.
18. Подвигина проявляет невнимание к сведениям летописи, заявляя: «Посадничество Якуна продолжалось до 17 апреля 1138 г., когда был изгнан Святослав Ольгович, брат черниговского князя. В конце 1139 г., вскоре после того, как его брат Всеволод стал великим Киевским Князем, Святослав вторично получил новгородское княжение. Якун, хотя и бежал с князем, посадничества лишен не был и с возвращением Святослава утвердился на своем посту» (Подвигина Н.Л. Очерки... С. 123). Тут все перепутано: посадничество Якуна продолжалось до 1141 г., и он бежал из Новгорода с князем Святославом Ольговичем не в 1138, а в 1141 г.
19. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 97.
20. НПЛ. С. 25, 211.
21. Там же. С. 26, 211.
22. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 97.
23. ПСРЛ. Т. I. Стб. 308.
24. ПСРЛ. Т. II. Стб. 307—308.
25. Там же. Стб. 308. См. также: Т. 1. Стб. 308.
26. НПЛ. С. 26, 211.
27. Там же. С. 26, 212.
28. ПСРЛ. Т. II. Стб. 308.
29. НПЛ. С. 26, 212.
30. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 97.
31. Там же. С. 98.
32. Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 136.
33. НПЛ. С. 27, 213.
34. Там же.
35. Янин В.Л. Новгородские посадники. С. 98.
36. Там же.
37. НПЛ. С. 26—27, 212—213.
38. Там же. С. 27, 213.
39. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. С. 99—108.
40. Ср.: Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. С. 29.
41. См. о событиях 1227—1230 гг.
42. НПЛ. С. 28, 214.
43. Там же. С. 29, 216.
44. ПСРЛ. Т. II. Стб. 367—368.
45. Там же. Стб. 369—370.
46. Там же. Стб. 370—371.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |