§ 4. Исторические параллели законотворческой деятельности Великого Князя Владимира Мономаха: Грузия, Ромейская империя
Деятельность Владимира Мономаха находит любопытные историко-сравнительные параллели. Царица Тамара (1184—1212 гг.), например, после восшествия на Грузинский престол «освободила должников от долга, подкрепила сирот и дала вдовицам право выходить замуж, сделала сильными неимущих и обогатила сильных»1. Заметное сходство законодательство Мономаха обнаруживает и с правотворчеством античных правителей. Недаром Покровский сравнивал Устав Мономаха с сисахтией Солона, «стряхнувшей» долговую кабалу с плеч афинских граждан2. В архаической Греции мы встречаемся с целой плеядой законодателей, номофетов. Это — Ликург в Спарте, Зелевк в Локрах Эпизефирских (Южная Италия), Харонд в Катане (Сицилия), Драконт и Солон в Афинах, Питтак в Метелене на Лесбосе и др.3 Уже сама многочисленность такого рода деятелей наводит на мысль, что их выход на историческую сцену далеко не случаен. И действительно, он был связан со временем превращения «аморфного, но социально нездорового позднеродового общества в гражданское», т.е. с эпохой, отличавшейся обострением социальных противоречий, неурядицами, коллизионными ситуациями, перераставшими иногда в вооруженные конфликты4. Однако социальную борьбу, охватившую архаических греков, не следует отождествлять с классовой борьбой5. Общественная нестабильность и востребовала социальное посредничество, служившее «важнейшим орудием преодоления политических и социальных противоречий в Греции VII—VI вв.».
По словам Э.Д. Фролова, «первоочередными требованиями демоса в век архаики были сложение долгов и запрещение долговой кабалы, передел земли, установление равноправия и фиксация его гарантий в писаных законах»6. Разрешением проблем, связанных с этими требованиями, занимались номофеты, выполнявшие «функции социальных посредников, примирителей в смуте»7. Фролов особо подчеркивает «сознательное избрание народом социальных посредников для форсированного упорядочения гражданских дел»8. Наиболее яркой и значительной фигурой среди них был Солон, пользовавшийся славой одного из самых замечательных номофетов древности9. Избранный по общему согласию в 594 г. до н.э. первым архонтом Афин, Солон выступил «в момент острого социального кризиса, когда распри между народом и знатью достигли того предела, за которым должна была начаться открытая гражданская война»10. В чем состояли реформы Солона? В интересах широких слоев афинского народа, прежде всего демоса, он осуществил разовое сложение долгов. О важности этой меры говорят многочисленные аналогии в жизни других полисов: «четверть века спустя после 570 г. кассацию долгов провели мегаряне, а в конце века — кротонцы и италийские кимейцы»11. Ростовщичество, опутавшее долгами рядовое гражданство, было, следовательно, общей социальной болезнью архаической Греции. Отменив долги, Солон позаботился и о должниках, проданных в рабство: они были выкуплены на общественные деньги. Вместе с тем Солон запретил долговую кабалу, что по сути означало запрещение внутреннего, «эндогенного рабства»12. Афинский законодатель и здесь решал одну из самых острых проблем античного общества в период архаики, что видно на примере других полисов, где также принимались законы, налагавшие запрет на самозаклад и исключавшие обращение в рабство за долг гражданина местной общины13. Солон осуществил политические преобразования, способствующие возрастанию роли народного собрания и суда, усилению военно-политической активности демоса14. «Реформы Солона, — пишет Фролов, — были фундаментальны, но они не были радикальны в такой степени, в какой этого хотелось демократии: ни всеобщего передела земли, ни полного искоренения устоев аристократического порядка (в частности, системы родовых подразделений), ни тем более изничтожения самой знати Солон не произвел. В результате этот, может быть, самый замечательный из законодателей древности стал объектом нападок со всех сторон: радикально настроенная демократия порицала его за видимую непоследовательность, между тем как родовая знать не могла ему простить сделанных за ее счет уступок народу»15. Антиковеды подчеркивают компромиссный характер политики Солона, строящейся на принципе золотой середины16. И все ж таки реформы афинского мудреца, как и реформы остальных раннегреческих номофетов, были направлены на укрепление гражданского коллектива, смягчение в нем социальных противоречий, в конечном счете — на оздоровление общественной жизни.
Сопоставление Солона с Владимиром Мономахом выявляет созвучие в законотворчестве этих выдающихся правителей древности. Правда, Мономах не столь радикален, как Солон17. Если афинский архонт решительно кассировал все долги своих сограждан, то Киевский Князь отменил лишь давние долги и ограничил процентные ставки по новым18. Если первый запретил долговое рабство и самозаклад, то второй только стеснил внутреннее порабощение, поставив его под контроль закона и введя ряд регламентирующих условий, при, соблюдении которых могла быть реализована эта форма невольничества19. Тем не менее и Солон и Мономах шли в одинаковом направлении20, взяв на себя роль социальных посредников и примирителей в смуте, избранных афинянами и киянами для «форсированного упорядочения гражданских дел». Законодательная политика как Солона, так и Мономаха являлась компромиссной. Не беремся судить о приобретениях афинского демоса, но что касается широких кругов киевлян и жителей Русской земли, то компромисс, заложенный Мономахом в законы о резах, закупах и холопах, дал им больше выгод, чем богатой верхушке, которая «работала» людей и держала их в долговой зависимости. Вряд ли то была добровольная уступка или маневр киевских верхов, встревоженных народными волнениями 1113 г., хотя такое мнение существует в исторической литературе. Еще в начале нынешнего века Пресняков, оценивая деятельность Владимира Мономаха в качестве законодателя, писал: «Его законодательство: Устав о процентах, выработанный при участии дружины, тысяцких и бояр; ему же принадлежащий, по всей вероятности, Устав о закупах, как, может быть, и Устав о холопах, сохранившиеся в компиляции, известной под названием III редакции Русской Правды, имело целью ввести в определенные рамки обострявшуюся социальную борьбу, и, поскольку ограничивает эксплуатацию меньшей братии, должно быть названо актом самозащиты социальных верхов перед напором раздражения черного люда»21. В своих «Лекциях по русской истории» Пресняков вновь возвращается к характеристике законодательства Мономаха, которое «при ближайшем рассмотрении» выступает как «не текущее, не общегосударственное в полном смысле слова, а вызванное особыми обстоятельствами — моментом поднявшегося народного движения, и коснувшееся интересов тех слоев, которые близко связаны были, а в значительной степени и слиты с княжеско-дружинной средой социальных верхов киевского общества. И если мы видим, что тенденция этих Уставов (о резах и о закупах. — И.Ф.) направлена к ограничению их эксплуататорских инстинктов, то это дела не меняет. Уставы Мономаха были актом самозащиты социальных верхов от народного раздражения»22. Историк утверждает, что дальше этого развитие княжеского законодательства не пошло23.
Нет никакой необходимости сомневаться в «текущем» и «общегосударственном» характере законодательства Мономаха на том лишь основании, что оно вызвано «особыми обстоятельствами» — «моментом поднявшегося народного движения». Тезис о появлении княжеских Уставов вследствие обстоятельств, связанных с народным движением, нуждается в уточнении. Народное движение определило только конкретное время законодательствования Мономаха, тогда как само законодательство было вызвано общественным развитием Русской земли в конце XI — начале XII вв., оказавшейся в состоянии социального кризиса, пребывание в котором было гибельным для общества, не говоря уже о том, что нарушало внутренний мир — одно из важнейших условий нормальной жизнедеятельности любого социума. Законодательство Мономаха преследовало цель выхода из этого кризиса. Потому оно являлось и «текущим» и «общегосударственным», поскольку соответствовало потребностям времени и решало проблемы, стоящие перед обществом в целом. Упрощенно-классовым подходом страдает оценка «социального законодательства» Мономаха как сознательной попытки верхов «путем самоограничения» обеспечить «дальнейшую феодальную эксплуатацию народных масс». Совершенно очевидно, что князь не покушался на институты ростовщичества, закупничества и холопства, сохраняя тем самым возможность «дальнейшей эксплуатации» обездоленного люда в системе данных институтов. Ожидать от него запрещения названных учреждений было бы нелепо. О законодательной деятельности Мономаха следует судить не по тому, что он не сделал, а по тому, что он сделал сравнительно со своим предшественником на киевском княжении Святополком. И тут надо сказать, что Владимир Всеволодович существенным образом ограничил внутреннее рабство, а также покончил с произволом ростовщиков24, отменив при этом давние долги и самочинные проценты. Социальной верхушке то было явно не по вкусу. Утверждать обратное, видя в этом осознанную уступку верхов низам, — значит наделять господствующее сословие непомерно высокой для того времени степенью классовой консолидации и самосознания. Полагаем, что меры, принятые Мономахом, шли наперекор вожделениям ростовщиков, закупо- и холоповладельцев. Косвенный намек на это содержит послание митрополита Никифора Владимиру Мономаху. В митрополичьих увещеваниях проглядывает сложная и напряженная обстановка княжения Владимира: «О сем испытай, княже мой, о том помысли: о изгнанных от тебе, о осуженых от тебе наказаниа ради, о презренных; вспомяни о всех, кто на кого изрекл, и кто на кого оклеветал»25. Изгнанные, оклеветанные и осужденные — это скорее всего представители не «простой чади», а верхнего слоя киевского общества. Отсюда можно предположить, что Мономаху пришлось проводить свои реформы, преодолевая сопротивление тех, кого они ущемляли, т.е. резоимцев и разного рода «душевладельцев». Стало быть, мысль о намеренном самоограничении киевской верхушки в законодательстве Мономаха необходимо отклонить за ее несостоятельностью.
Натянутой представляется и другая распространенная среди современных историков идея о том, будто законы, облегчающие положение должников, закупов и холопов, были вырваны у власть имущих охваченным волнениями закабаленным людом. Для пущей убедительности сторонники этой идеи говорят о непосредственном участии в событиях 1113 г. закупов и холопов26. Догадка о выступлении закупов и холопов зиждется собственно на появлении законодательства о закупах и холопах после «восстания» 1113 г. Но это — зыбкий аргумент. Нам известны случаи, когда в ходе народных волнений или в итоге их обсуждались и решались вопросы, касающиеся зависимых людей, не принимавших прямое участие в самих волнениях27. Но даже согласившись с возможностью подобного участия28, мы не стали бы рассматривать составление уставов о резах, закупах и холопах как победу «восставших» должников и несвободных. То был успех прежде всего простых свободных киевлян — потенциальных просителей займа, кандидатов в холопство и закупничество. Благодаря движению рядовой массы населения Киева и состоялись реформы Владимира Мономаха, оздоровившие общественную жизнь Русской земли. Ясно, что эти реформы отвечали интересам киевской вечевой общины в целом, поскольку упорядочивали социальные отношения, без чего дальнейшее поступательное развитие ее оказывалось невозможным. Они являлись важным этапом формирования городской общины Киева как средоточия города-государства в Киевской земле-волости. Свое становление киевская община завершает в середине XII века на фоне напряженной социальной и политической борьбы.
Примечания
1. История и восхваление венценосцев. Тбилиси, 1954. С. 35.
2. Покровский М.Н. Избр. произв. Кн. 1. С. 165.
3. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 120; Шитова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в Античной Греции. Л., 1991. С. 51—88.
4. Античная Греция. Т. I. Становление и развитие полиса. М., 1963. С. 173.
5. Там же. С. 193.
6. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 121.
7. Там же. С. 122.
8. Там же. С. 127.
9. Шитова И.А. Раннее законодательство... С. 60.
10. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 133.
11. Античная Греция. Т. I. С. 192.
12. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 133.
13. Шитова И.А. Раннее законодательство... С. 60, 87, 93.
14. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. С. 134.
15. Там же.
16. См.: Колобова К.М., Глускина Л.М. Очерки истории древней Греции. Л., 1958. С. 121; Каллистов Д.П. Греция в VIII—VI вв. до н.э. Формирование рабовладельческих государств // Всемирная история. М., 1956. Т. 1. С. 672, 673; Фролов Э.Д. 1) Рождение греческого полиса. С. 135; 2) Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. Л., 1991. С. 60, 146.
17. См.: Покровский М.Н. Избр. произв. Кн. 1. С. 165.
18. Ликвидация долгосрочных долгов, произведенная Мономахом, больше схожа с установлениями древнеримских трибунов Лициния и Секстия, издавших закон (376 г. до н.э.), согласно которому уплаченные по долгам проценты засчитывались в погашение основного долга, что фактически означало отмену «долгосрочных обязательств, так как уплаченные по ним проценты в большинстве случаев, конечно, равнялись основному капиталу или даже превосходили его». См.: Ковалев С.И. История Рима. Курс лекций. Л., 1986. С. 92—93.
19. См.: Зимин А.А. Холопы... С. 184.
20. Покровский М.Н. Избр. произв. Кн. I. С. 165.
21. Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси: Очерки по истории X—XII столетий. СПб., 1909. С. 248.
22. Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. Т. I. Киевская Русь. М., 1938. С. 227.
23. Там же.
24. По мнению Тихомирова, Устав о резах лишь «несколько ограничивает произвол заимодавцев» (Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 145). Автор откровенно занижает социальное значение законодательства Мономаха, относящегося к ростовщичеству.
25. Русские достопамятности. М., 1815. Ч. 1. С. 71—72.
26. См.: Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 270; Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 145—147; Зимин А.А. Холопы... С. 160; Черепнин Л.В. Общественно-политические отношения... С. 243, 245.
27. См.: Фроянов И.Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. С. 200—202, 276.
28. Однако в этом случае следует исключить холопов из числа участников событий 1113 г., поскольку они по своему рабскому состоянию не имели права ходить на вечевые собрания, управлявшие этими событиями.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |