Территория, язык, население

История отдельных районов бывшего Древнерусского государства в XIII—XV вв. сложилась по-разному. Северо-Восточная Русь с 1258 г. оказалась в подчинении Джучиева улуса, северо-западные земли (Новгородская, Псковская, отчасти Тверская) остались независимыми. Юго-западные земли, подвергшиеся разорению монголо-татарами, которые в 1240 г. взяли Киев, Каменец и другие города, сумели сохранить свою государственность в течение столетия после этого. Галицко-Волынское княжество, ослабленное, но не сломленное нашествием, пыталось отобрать у монголо-татар Киевщину.

Западные и юго-западные земли вошли в состав Литовского княжества, что было предопределено крайне неблагоприятными внешнеполитическими условиями. Агрессия Тевтонского и Ливонского орденов с севера и северо-запада, ордынских ханов — с юга и юго-востока вынуждали некоторых русских князей и верхушку боярства искать защиты. Северо-Восточная Русь, как и остальные районы бывшего Древнерусского государства, переживавшая период феодальной раздробленности, с одной стороны, и разорения в результате установления монголо-татарского ига, с другой, — не могла оказать действенной помощи населению западных и юго-западных земель Древнерусского государства.

Стремлению русского населения обезопасить себя от агрессии с севера и юго-востока отвечала политика Литовского княжества, на протяжении XIII—XIV вв. предпринимавшего активные военные усилия для инкорпорации русских земель¹.

Серединой XIII в. датируется заключение первых соглашений русских земель с Литвой, хотя окончательное вхождение их в Литовское княжество произошло значительно позднее: Волынской земли — в 1340—1569 гг., Киевской — в 1363—1569 гг., Подольской — в 1363—1430 гг. (а в XV в. — ее восточной части), Чернигово-Северской — в 1360—1490 гг., Полоцкой — в XIV в., Витебской — в конце XIV в. и др. Все эти земли принадлежали к высокоразвитым районам Руси, не попавшим под иноземное иго², но страдавшим (наиболее северные районы, будущая Северная Белоруссия) от агрессии Тевтонского и Ливонского орденов и (наиболее южные районы, будущая Украина) от нападений Орды и Крыма.

Вхождение русских земель в состав Литовского княжества³ предопределило главную особенность этого политического образования, отныне получившего название Великого, а именно: «синтез раннефеодальных институтов незавершенного феодализма коренной Литвы с развитыми институтами феодально-раздробленного строя»⁴ подчиненных ей земель Западной и Юго-Западной Руси.

В зависимости от условий перехода русских земель в Литовское княжество (прямого захвата отдельных районов, признания русскими князьями власти литовских князей или призвания местным боярством литовских князей на тех же условиях, на которых княжили русские) варьировался статус этих земель.

Важно лишь подчеркнуть, что вышеназванные территории Древнерусского государства, в особенности наиболее развитые, сохранили единство даже в пределах Великого княжества Литовского. Они по-прежнему назывались «землями» (термин подчеркивал их внутреннее политико-географическое единство), некоторые из них по традиции сохранили даже собственных князей (в частности, Киевская земля)⁵. Наиболее высокоразвитые княжества сумели добиться сохранения «старины», т. е. тех же условий, на которых призывались русские князья.

Это, в частности, относится к Полоцкой и Витебской землям. Обстоятельства перехода первой из них в состав Литовского княжества неизвестны. В середине XIII в. здесь княжил литовский князь Товтивил, затем Гердень, после чего временно утвердился князь Изяслав. Принято считать, что в начале XIV в. какой-то литовский князь подчинил Полоцк верховной власти рижского архиепископа, но ливонские рыцари перепродали верховное право на Полоцк литовцам. Тем не менее в Полоцке XIV в. сохранились князья: Воинь, брат Витеня и Гедимина, и позднее Андрей Ольгердович, принявший титул великого князя. Лишь в конце XIV в. Полоцком стали управлять наместники литовского князя Витовта. Именно этим временем и следует датировать потерю Полоцком самостоятельности⁶. В это же время лишился независимости и Витебск, также ставший наместничеством. Важную роль в переходе Витебска в состав Литовского княжества сыграл брак Ольгерда с дочерью князя Ярослава Васильевича⁷.

Предпосылкой вхождения в Великое княжество Литовское Киевской земли было ослабление Киева в результате монголо-татарского нашествия. В 1300 г. митрополит покинул Киев и переселился во Владимир. Вслед за Максимом жители города потянулись в Брянск, Суздаль и другие города Северо-Восточной Руси⁸.

Во второй половине XIV в. Киевская земля потеряла независимость. Она стала уделом сына Ольгерда Владимира. С 1395 по 1440 г. здесь сменились литовский князь Скиргайло (правил один год), наместники Иван Олгимунтович Гольшанский, Михаил Иванович. В 1440—1455 гг. «государем отчичем киевским» был князь Олелько (Александр) Владимирович, а с 1455 по 1470 г. — его сын Семен. В 1470 г. Киев был превращен в воеводство — «и так князство Киевское в воеводство есть обернено»⁹. Тем не менее в глазах константинопольского патриарха Киев сохранил роль центра Руси. Патриарх Максим 14 июня 1481 г. называл его «богоспасаемым градом, он же наречется мати градовом Руское земли, а не инако»¹⁰.

При вхождении Волынской и Витебской земель в состав Литовского княжества большое значение имел династический союз Любарта и дочери владимирского князя Андрея Юрьевича. В 40-е годы XIV в. Волынь переходила из рук поляков в руки литовцев, власть последних утвердилась на Волыни в начале 80-х годов XIV в., но не полностью. Часть Подолья захватил Ягайло, Свидригайло уступил Польше Подолье в ходе феодальной войны 30-х годов XIV в.¹¹ Соседнее с ним Галицкое княжество находилось в составе Польши с 1349 по 1370 г., Венгрии — с 1379 по 1387 г. и снова Польши — с 1387 по 1772 г.

Более отсталые в экономическом и политическом отношении Подвинские и Поднепровские земли вошли в Литовское княжество в качестве великокняжеских владений. Это были Черная Русь, область в бассейне левых притоков рек Немана и Свислочи (Новгородок, Волковыйск, Слоним, Здитов и Гродно). В этих районах было довольно значительное литовское население, так что в актовых источниках XV в. районы Новгородка (Новогрудка) и Гродно иногда назывались литовскими. Земли Черной Руси со времен сыновей Гедимина, каждый из которых получил удел, делились на Виленскую и Тройскую половины.

Великокняжескими владениями стали и Поднепровские земли: Свислочь, Любошаны, Бобруйск, Кричев, Пропойск, Чичерск, Горволь, Речица, Мозырь, Бчичь. С 1358 г. они зависели от «ключей» виленского и тройского, а также великокняжеской казны — «скарба»¹². Поднепровские волости включали и бассейны рек Сож, Березина и нижняя Припять.

Минская земля вошла в Литовское княжество либо при Гедимине, либо вскоре после его смерти. За исключением краткого времени, когда он был дан Скиргайле в придачу к Трокам, Минск в качестве великокняжеского двора «тянул» к Вильнюсу.

Подляшье, включавшее Бельск, Мельник, Дорогичин, Берестье, Кобрин и Каменец, вошло в Литовское княжество при Гедимине и испытало в конце XIV — начале XV в. процесс феодального дробления. Берестейская земля оказалась в составе Тройского воеводства, выделились Дорогичинская земля с Мельником, Вельская и Каменец, получивший назвавшие Литовского. Около 1513 г. из Вельского, Дорогичинского и Мельникского поветов было сформировано Подляшское воеводство.

Особое положение в Великом княжестве Литовском сохраняло Кобринское княжество, выделившееся в 1286 г., когда этот район составлял часть Волынской земли. Князья удержались и в некоторых районах Полесья, где в XII—XIII вв. в результате феодального дробления образовалось несколько самостоятельных княжеств: Туровское — на Припяти, Пинское — на р. Пине, Слуцкое — на р. Случи, левом притоке Припяти, Клецкое — на верхней Лани. Из местных правителей наиболее известен Давыд Дмитриевич Городецкий, основатель Давыд-городка, женатый на дочери Ольгерда Марии. До 1392 г. существовало независимое Слуцкое княжество, позднее Слуцк был присоединен к Киевской земле. Слуцкое княжество сохранило ту особность, которая ранее была характерна для Киевской земли. Здесь и после установления наместничества в Киеве оставались местные князья¹³. Слуцк вместе с Копылем выделился после смерти Владимира Ольгердовича (1440 г.) в качестве удела его сына Олельки и его наследников (Семена, Михаила, Семена, Юрия и Семена).

В Полесье получали земли и переезжавшие из Северо-Восточной Руси князья. Так, Иван Васильевич Ярославича, правнук Владимира Андреевича Серпуховского, в 1456 г. получил Городок, Клецк, Рогачев, которыми в конце XV — начале XVI в. владел его сын Федор Иванович Ярославича.

В бывших древнерусских землях сохранилось прежнее внутреннее административное деление на волости и поветы¹⁴.

В связи с особым положением ряда древнерусских земель в политическом строе Великого княжества Литовского отчетливо прослеживаются давние традиции. Их сохранение стало необходимым принципом политической деятельности литовских князей. Не в силах воздействовать на устоявшиеся порядки судопроизводства в западных и юго-западных русских землях¹⁵, они провозгласили лозунг неприкосновенности традиций. В жалованной грамоте (привилее) Ивану Андреевичу Можайскому от 12 апреля 1456 г. содержится наставление князю: «...суды судить по старому, как у вас издавна пошло, а своих новых судов, а никоторых пошлин новых не уводити». Позднее говорилось: «Мы никому новины не велим уводити, а старины рухати». Великие князья постоянно провозглашали лозунг «Старины не рухати»¹⁶.

Консервации древнерусских традиций содействовал не только способ формирования этого политического образования (где отдельные княжества вошли в федерацию), но и его дальнейшая судьба. Кревская уния 1385 г. усилила позиции литовских феодалов, в начале XV в. на всех видных постах в Западной и Юго-Западной Руси оказались литовцы. Позднее в Полоцке наместником был Товтко (Тойто), в Витебске — Румбольд, подольским наместником стал Юрий Гедигольд. Укрепление позиций литовских феодалов в русских землях Литовского княжества в результате Городельской унии 1413 г. способствовало формированию предпосылок феодальной войны 30-х годов XV в.

Если в Северо-Восточной Руси феодальная война завершилась упрочением единодержавия, выразившегося в том, что великий князь московский принял титул «государя» (по определению И.А. Голубцова, «непосредственного хозяина, владельца¹⁷»), то феодальная война 30-х годов XV в. в Великом княжестве Литовском привела к иным результатам. Все претенденты на великокняжеский престол в ходе этой войны предоставляли или подтверждали уставные грамоты русским землям, упрочивая тем самым положение местного боярства и князей. Она способствовала сохранению децентрализаторских тенденций. Были подтверждены уставные грамоты отдельным землям и городам. Укрепило свои позиции городское население княжества — мещане, которые в бытность Свидригайлы великим князем получили подтверждение прежних прав. Чтобы сохранить в своем составе вновь присоединенные исконно русские земли, прослойке господствующего (в основном инонационального) класса Литовского княжества пришлось пойти на большие уступки политическим и социальным силам протобелорусского и протоукраинского общества. С этим процессом не мог не считаться и Казимир, как и его непосредственные предшественники, подтвердивший все права местных феодалов. Общеземский привилей 1447 г., способствуя консолидации класса феодалов, закрепил тем не менее существование остатков внутренней самостоятельности русских областей, предоставив феодалам-государям право суда над своими подданными, он ослабил позиции государственной власти, подняв роль некоторых феодалов. Закрепление права суда за отдельными землевладельцами показывает, что Великое княжество Литовское в силу особенностей своего политического строя шло по пути, противоположному Великому княжеству Московскому, но близкому к развитию Польши¹⁸. Между тем глава Литовского княжества носил титул, восходящий к древнерусскому, — титул «осподаря»¹⁹.

Таким образом, национальная борьба, когда правящим классом была ничтожная по численности часть одних только литовских феодалов, способствовала сохранению остатков политического самоуправления. Традиции стали энергично ломаться лишь тогда, когда во главе государства наряду с литовскими феодалами стали белорусские и украинские магнаты. Это произошло на протяжении первой половины XVI в., причем под влиянием не только внутренней политической борьбы, но и напряженной борьбы Русского государства за воссоединение древнерусских земель.

Стремясь сохранить русские земли в составе Великого княжества Литовского и учитывая печальный опыт «восстания Глинского», литовская великокняжеская власть стала шире привлекать белорусских и украинских магнатов к управлению государством. В ответ на это магнаты всемерно укрепляли государство, стремясь удержать только что полученные привилегии. Ради этого они не только отказывались от православия, но и охотно вводили различные политические новшества.

Неудача внешнеполитической программы Великого княжества Литовского при Витовте (стремление быть центром объединения русских земель) к середине XV в. привела к постановке иной цели — сохранения прежних границ Литовского княжества под властью литовских князей и удержания его в составе русских земель, для которых заметным притягательным центром становилось Московское княжество.

Предоставляя правящему классу право суда над тяглым населением, литовские князья пытались создать преграду на пути воссоединения русских земель с Московским княжеством, а после 1478 г. — с Русским государством. Эта мера оправдывала себя лишь на протяжении полувека, после чего она стала недостаточной.

Древнерусские традиции пронизывали не только политическую жизнь западных и юго-западных русских земель. Население этих территорий бережно хранило устоявшиеся принципы материальной и духовной культуры. Старыми путями продолжалось развитие социально-экономических отношений. Для того чтобы выяснить их существование, попытаемся сравнить институты, сохранившиеся в Великом княжестве Литовском, с теми же или аналогичными институтами Древней Руси, с одной стороны, и будущей Великороссии, т. е. северо-западных и северо-восточных русских земель: Новгородской, Псковской, Тверской, Московской и др., — с другой.

Предпосылкой сохранения древнерусских традиций было и поддержание экономических, политических и культурных связей отдельных земель, входивших в состав Дневнерусского государства в XIV—XV вв. В настоящем разделе речь пойдет о тех землях, которые позднее, в XVI—XVII вв., получат название белорусских и украинских. Процесс формирования последних, некоторые признаки которого можно обнаружить в XIV — начале XVI столетий, к концу XV в. приобретает более законченный вид. Такие признаки народности, как общность языка, территории, некоторые элементы общности хозяйственной жизни, существуют на протяжении всего изучаемого времени, однако в XIV—XV вв. сохраняется общность языка и культуры, близких к древнерусскому, общерусское самосознание. Становление белорусской и украинской народностей происходило параллельно становлению другой народности — будущей великорусской. В центре внимания автора — те черты социального развития, которые роднят эволюцию этих земель с другими древнерусскими землями, в частности Северо-Запада и Северо-Востока Руси, те древнерусские традиции, которые лежат в основе социальных отношений всего славянского Восточноевропейского региона.

Население западных и юго-западных земель Древнерусского государства в XIII—XV вв. унаследовало от единой древнерусской народности язык летописей, выразительный, живой и образный, язык юридических памятников, точный и краткий, сохранивший не только «канцелярские» обороты речи Древней Руси, но и ее разговорную речь. Древнерусский язык послужил основой для формирования трех восточнославянских языков — великорусского (русского), украинского и белорусского. Исследователи XIX в. датировали сложение этих языков XIV веком²⁰; в настоящее время принято считать, что сложение их происходило на протяжении XIV — первой половины XV в., но об украинском и белорусском языках как сформировавшихся можно говорить лишь со второй половины XV и даже конца XV в.²¹ Большим препятствием для уточнения хронологии формирования этих языков является отсутствие точных датировок памятников, на основании которых делаются столь ответственные выводы²². Датированные памятники восходят преимущественно к концу XV — началу XVI в., и в это время действительно можно говорить о формировании независимых украинского и белорусского языков.

На каком же языке говорило население будущих украинских и будущих белорусских земель в XIV — первой половине XV в.? Для XIII в. этот вопрос не встает. Ясно, что в это время население по-прежнему пользовалось древнерусским языком. Общность языка у западной и юго-западной ветви восточных славян сохранялась и в XIV — первой половине XV в., однако языка уже недревнерусского.

Характеризуя язык юридических памятников (а это основной источник знаний о языке XIV — первой половины и даже второй половины XV в.), некоторые исследователи называют его белорусским деловым языком или славянским канцелярским²³. Подчеркивается, что этот язык играл такую же роль в пределах Великого княжества Литовского, что-и латинский в таких странах, как Франция, Польша, Англия и т. д.

С такой характеристикой и определением функции этого языка трудно согласиться. Неосновательно сравнение языка юридических памятников земель Украины и Белоруссии XIV—XV вв. с латынью. Канцелярским языком может быть назван только тот, который употреблялся исключительно для написания тех или иных юридических памятников, но не использовался в быту в качестве разговорного. Таким языком по праву может быть названа латынь для ряда стран Европы, в том числе и для земель Украины и Белоруссии, когда она стала применяться там в этом качестве. Однако в западных и юго-западных районах Древнерусского государства один и тот же язык служил в качестве разговорного и в качестве языка юридических памятников (наиболее ясно показывают это многочисленные судные дела, сохранившие высказывания истцов, записанные с их голоса, а потому и наиболее выразительные и близкие к разговорной речи). Для земель будущей Украины и Белоруссии можно говорить о «канцелярском языке» в той же степени, в какой этот последний термин употребим по отношению к Русской Правде, Псковской и Новгородской судным грамотам, Судебникам Русского государства и т. д.

Вернемся к национальному определению языка населения древнерусских земель Великого княжества Литовского в XIV—XV вв. В нем появились особенности, отличавшие его от языка других районов Руси и самого древнерусского языка²⁴, но эти особенности еще не локализовались между будущей Украиной и Белоруссией, они были во многом общими для населения всех изучаемых районов²⁵. Пожалуй, по национальной и временной принадлежности его можно было бы назвать средневековым западнорусским языком или старобелорусско-украинским, имея в виду, что в недалеком будущем, т. е. в конце XV и окончательно на протяжении XVI и XVII вв., на его основе сложатся украинский и белорусский языки. М.Н. Тихомиров в соответствии с источниками называл его «русской мовой» и для XV—XVII вв. Может быть, это и есть наиболее удачный термин.

Для данной темы важна, пожалуй, не дефиниция языка, на котором говорило население будущих белорусских и украинских земель, а его тесная связь, не менее тесная, чем в Москве, Новгороде, Рязани, Твери, с древнерусским языком.

Источниками, по которым можно судить о сохранении древнерусских традиций в различных сферах, служат уставные грамоты отдельным землям, жалованные грамоты великих князей, русских князей и их наместников, судные дела, в небольшой степени летописи, памятники искусства и материальной культуры²⁶.

Распределение их во времени и в пространстве крайне неравномерно. Лучше изучены раннесредневековые памятники материальной культуры Южной Руси²⁷. Новгородские, псковские и общерусские летописи содержат отрывочный материал относительно внутреннего развития южнорусских и западнорусских районов. Они, как и памятники дипломатических сношений (последние с 80-х годов XV в.), характеризуют в основном связи этих земель с северо-западными и северо-восточными. Жалованные грамоты светским владельцам сохранились по преимуществу в составе метрики Великого княжества Литовского и содержат материал середины и второй половины XV в.²⁸ Более древнюю основу имеют жалованные грамоты церковным феодалам, большинство же датировок, содержащихся в этих грамотах, оспаривается исследователями, которые по праву считают их произведениями конца XV — начала XVI в.

Выдача сохранившихся уставных грамот тесно связана с общим политическим и особенно внешнеполитическим положением Великого княжества Литовского, той или иной земли в частности. Киевская земля получила уставную грамоту в начале XVI в. — в то время, когда на Киев как столицу Древнерусского государства стал претендовать великий князь всея Руси, борясь за воссоединение в Русском государстве всех древнерусских земель²⁹. Борьба за Киев осложнялась и тем, что попытку его захвата в 90-е годы XV в. предпринял крымский хан Менгли-Гирей, который в начале XVI в. провозгласил: «Киев пак в опришнину мой»³⁰. В целях удержания Киева в составе Великого княжества Литовского литовским властям представлялось целесообразным закрепить старые привилегии Киевской земли в лице ее бояр, земян и мещан.

Выдача уставных грамот Витебской и Полоцкой землям (1503 и 1511 гг.) рассматривалась как важное идеологическое мероприятие в годы войн Русского государства за возвращение древнерусского наследия. Эти войны самым непосредственным образом затрагивали жителей Полоцкой и Витебской земель, почему великокняжеской литовской власти необходимо было заручиться сочувствием местных феодалов и мещан.

Сохранившиеся до нашего времени уставные грамоты, как показал И. Якубовский³¹, являются памятниками не только начала XVI, но и XIV и XV вв. Он выделил в них несколько слоев, наиболее древний восходит к «ряду» горожан Полоцка и Витебска, вернее боярства этих городов с князьями, второй — ко времени присоединения земель к Великому княжеству Литовскому, третий — ко временам феодальной войны, четвертый — к началу княжения Казимира, пятый — к началу княжения Александра. Таким образом, «слоеный пирог», который представляют из себя уставные земские грамоты, позволяет судить о социально-экономическом и политическом строе бывших древнерусских земель начиная с XIV в. Обращает на себя внимание тот факт, что уставные грамоты имели самые северные и восточные территории Великого княжества Литовского — земли Полоцкая, Витебская, Смоленская и Киевская, а также наиболее западная окраина восточнославянской территории — Волынь. Дело не только в том, что эти земли были наиболее развитыми территориями Древнерусского государства, но и в особенностях их географического положения. Окраинное расположение и близость большей части их к Русскому государству создавали возможность более легкого выхода из состава Великого княжества Литовского и заставляли поэтому литовскую власть тщательнее соблюдать старые порядки и обычаи, чтобы тем самым не возбуждать недовольство местного населения.

В силу этих особенностей прежнее политическое положение и старые порядки управления в этих наиболее восточных районах Великого княжества Литовского сохранились дольше.

Бывшие окраины Древнерусского государства раньше вошли в состав Литовского княжества и на несколько иных условиях. О сохранении древнерусских традиций в этих районах можно узнать из многочисленных жалованных грамот, позволяющих заглянуть в глубь социального устройства этих земель. Если о социальном строе Полоцкой, Витебской, Киевской земель данных довольно мало — непосредственные задачи управления ложились на местные власти, а местные архивы частично сохранились лишь с 30-х годов XVI в., — то эти земли управлялись великокняжескими урядниками, распоряжения которым и их отчеты отложились в великокняжеском архиве — так называемой Литовской метрике.

Поэтому жалованные, указные и уставные грамоты Подвинским и Поднепровским волостям позволяют судить главным образом о сохранении древнерусских традиций в области социальных отношений, тогда как уставные грамоты Киевской, Полоцкой и Витебской земель — о древнерусских традициях политической жизни.

Эту диспропорцию, обусловленную степенью сохранности источников, в свою очередь зависящую от особенностей политического положения той или иной территории в пределах Великого княжества Литовского, нужно иметь в виду при конкретном рассмотрении того или иного вопроса.

Примечания

1. Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. М., 1959, с. 375, 68, 49—53. Еще до монголо-татарского нашествия целью литовских походов стало завоевание различных земель — Чернигова (1220 г.), Пскова (1213 г.), Новгорода (1225 г.), Твери (1248 г.), Старой Руссы (1224 г., 1234 г.), Торопца и Торжка (1225 г.) (там же, с. 17, 34, 44, 48).

2. Следы зависимости Киева от Орды исследователи усматривают в денежном деле — в наличии татарской плетенки на монетах киевского князя Владимира Ольгердовича, хотя относят монеты такого типа к разному времени: М. Гумовский — до 1386 г., Н.А. Соболева — после 1399 г. (Gumowski M. Numismatyka litewska wieków srednich. Krakow, 1930, s. 70—71; Соболева Н.А. К вопросу о монетах Владимира Ольгердовича. — НЭ. М., 1970, т. 8, с. 86; ср.: Лихачев Н.П. Материалы для истории русской и византийской сфрагистики. — Тр. Музея палеографии. М., 1930, вып. 2, с. 101—105).

3. В нем оказались будущие украинские и белорусские земли. Это отчасти способствовало сохранению особой близости народов Украины и Белоруссии (Исторические корни дружбы и единения украинского и белорусского народов). Киев, 1978. Рец. А.Д. Скабы (УПК, 1979, № 4, с. 113—114).

4. Пашуто В.Т. Образование..., с. 7; Батура Р.К., Пашуто В.Т. Культура Великого княжества Литовского. — ВИ, 1977, № 4, с. 100.

5. См. уставные грамоты землям Киевской, Полоцкой, Витебской, Волынской начала XVI в. (АЗР, т. 2, № 30, 1507 г.; № 70, 1511 г.; ПГ, вып. 3, № 323, 1511; АЗР, т. 1, № 204, 1503 г.; т. 2, № 54, 1509 г.). О князьях см.: УГ XV ст., № 2, с. 29, 18 марта 1450 г. Даже потеряв Киев, в 1486 г. Михаил Олелькович назывался киевским князем, но избранным: «князь олект киевский» (РИБ, т. 27, стб. 229, 1486 г.) Термин «олект» употреблялся также по отношению к виленскому князю: «князь Войтех, олект виленский» (АЗР, т. 1, № 100, с. 115, 1492 г. Указала И.П. Старостина).

6. Данилевич В.Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV ст. Киев, 4896.

7. ПСРЛ. СПб., 1908, т. 2, с. 358. См. подробнее: Антонович В. Киев, его судьба и значение с XIV по XVI столетия (1362—1569). Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885, т. 1.

8. ПСРЛ. М., 1965, т. 10, с. 172.

9. ПСРЛ. М., 1975, т. 32, с. 90, 1488 г., должно быть 1471 г. Один из наместников (Роман Олизар Волчкевич) носил титул «господаря», т. е. независимого князя (УГ XV ст., № 2, с. 27, 18 марта 1450 (?) г.); Антонович В. Киев, его судьба и значение... Монографии по истории Западной и Юго-Западной России, т. 1.

10. АрхЮЗР. Киев, 1859, ч. 1, т. 1, № 1, с. 2.

11. Андрияшев А.М. Очерк истории Волынской земли до конца XIV столетия. Киев, 1887; Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого Литовского статута. М., 1892, с. 39.

12. АЗР, т. 2, № 75, с. 99—100, 2 октября 1511 г.; Любавский М.К. Областное деление..., с. 13. Впрочем, в Свислочи сохранялись местные князья (ПСРЛ. СПб., 1853, т. 6, с. 215, 1478 г.).

13. РИБ, т. 27, стб. 691, 15 января 1498 г.

14. См. в привилее Полоцку: ПГ, выи. 3, № 323, с. 88, 1511 г.; Любавский М.К. Областное деление..., с. 172. Во главе волостей стояли либо старцы (в Могилевской, Бчицкой, Кричевской), либо старцы и наместники (Грушевский А.С. Господарские уставы о доходах наместников-державцев. Пг., 1916, с. 19—20).

15. Термины «Русь» и «русские земли» здесь и далее употребляются в их древнерусском значении, т. е. объединяющих все восточнославянские земли. Историко-географический термин «Украина» в современном территориально-этническом и политическом смысле появляется только в XVI в. (Сб. РИО. СПб., 1884, т. 41, с. 119, 1491 г.; 314, 1500 г.; Гуслистый К.Г. Вопросы истории Украины и этническое развитие украинской народности (период феодализма). Киев, 1963). Как обозначение окраинных земель этот термин известен и ранее (ПСРЛ, т. 2, стб. 653, 1187 г.; стб. 663, 1189 г., стб. 732, 1213 г. Благодарю Я.Н. Щапова за это указание). Как синоним Украины в XIX в. употреблялись термины «Малая Русь» и «Малороссия», сложившиеся в конце XVIII в. для противопоставления этого региона Великороссии. В Новгороде вплоть до конца XIV в. не делали разницы между Северо-Восточной, Северо-Западной и Западной Русью. Так, в Новгородской первой летописи под 1335 г. Витебск назван городом «на Руси» (НПЛ, с. 346), однако эту разницу стали отмечать в XV в. В 1445 г. Брянск отнесен к «литовским» городам (там же, с. 424).

16. РИБ, т. 27, стб. 123, 549, 26 мая 1494 г.; ср.: стб. 595—596; 11 апреля 1495 г.; АЗР, т. 1, № 90, с. 110, 1486—1490 гг., № 129, с. 151, 27 июля 1495 г.

17. АСЭИ. М., 1964, т. 3, с. 632. Впервые термин «государь» употребляется в новгородской берестяной грамоте XI в. в значении «хозяин» (Арциховский А.В., Борковский В.И. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956—1957 годов). М., 1963, с. 69, 71; ср.: Черепнин Л.В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969, с. 138). В Киеве сохранялся и древнерусский собирательный термин «господа». Его встречаем в духовной Андрея Владимировича, внука Ольгерда от 16 июня 1446 г.: «...и иных господы нашее старцев много» (АЗР, т. 1, № 49, с. 59—60). Распространение термина «государь» после феодальной войны постепенно сокращается. К концу XV в. он как титул применяется исключительно к великим князьям. Одновременно этим же словом обозначается холоповладелец, землевладелец, владелец пожни, хозяин тиуна, как об этом можно судить по Судебникам 1497 и 1550 гг. (Хорошкевич А.Л. Из истории великокняжеской титулатуры в конце XIV — конце XV вв. (на примере Московского княжества и Русского государства). — В кн.: Русское централизованное государство: Образование и эволюция. М., 1980, с. 26—29; Судебники XV—XVI веков. М.; Л., 1552, с. 27, 161—163, 172, 173). О ходе и результатах феодальной войны в Северо-Восточной Руси см.: Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV—XV веках. М., 1960, с. 743—813.

18. Любавский М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М., 1915, с. 80; Он же. Литовско-русский сейм. М., 1900, с. 99.

19. По-видимому, районами, где этот термин приобрел значение княжеского титула в связи с аннексией этих земель Польским королевством, были Волынь и Галичина (Андрияшев А.М. Очерк истории Волынской земли..., с. 211—215. Король Казимир получил титул «господара Руское земле» (впервые в 1349 г.: ЮГ, № 2. с. 3) который сохранил и его преемник Владислав (ЮГ, № 12, с. 23, 26—31 декабря 1377 г.). Впрочем, на этот же титул претендовали и представители местной знати, в частности Александр Кориатович, называвший себя «господарем Подольской земли» (ЮГ, № 10, с. 20, 17 марта 1375 г.). Этот же титул носил и Свидригайло в 1445 г. (УГ XV ст., № 10, с. 37).

20. Карский Е.Ф. Белоруссы. Вильно, 1903, т. 1, с. 113. Автор обращал внимание на то, что сложение белорусского языка происходило в тесном контакте с формированием украинского и великорусского языков (там же, с. 118—123; см. также: Вулыка А.М. Даунія запазьічанні беларускай мовы. Мінск, 1972). О сложении великорусской народности см.: Черепнин Л.В. Исторические условия формирования русской народности до конца XV в. — В кн.: Вопросы формирования русской народности и нации. М.; Л., 1958, с. 7—105.

21. Жураускі А. І. Гісторыя беларускай літаратурнай мовы. Минск, 1967, т. 1, с. 31; Шакун Л.М. Помнікі дзелавой пісьменнасці як крынiцы гісторыі беларускай літаратурнай мовы. — В кн.: Лексікалогія і грамматыка. Мінск, 1969.

22. Об источниках по истории старобелорусского языка см.: Грамоти XIV ст. / Упорядк., вступна стаття, комментарі і словники-покажчики М.М. Пещак. Киів, 1974. О датировке опубликованных в этом издании грамот см. рец.: Studia zródloznawcze. W-wa; Wroclaw; Kraków, 1978, t. 23, s. 213—216.

23. Гістарычная лексікалогія беларускай мовы. Мінск, 1970, с. 163: Жураускі А. І. Гісторыя беларускай літаратурнай мовы, с. 240—262; УГ. Київ, 1928; Аніченка У.В. Беларуска-українскія пісьмова-моуныя сувязі. Мінск, 1969, с. 48—49, 122—133, 176—180; Zinkevicius Z. Slaviskoje kanceliarine kalba. — Mokslas ir gyvenimas, 1976, N 2, p. 30—31; Шакун Л.М. Помнiкi дзелавой пiсьменнасцi як крынiцы гiсторыi беларускай лiтаратурнай мовы, с. 204—211; Waring A.G. The Influence of Non-Linguistic Factors on the Rise and Fall of the Old Byelorussian Literary Language. — The Journal of Byelorussian Studies, 1980, vol. 4, N 3/4, p. 136.

24. Тихомиров М.Н. Значение Древней Руси в развитии русского, украинского и белорусского народов. — ВИ, 1954, № 6, с. 23.

25. Само же население по-прежнему продолжало называть себя русским (Грамоти XIV ст., см. указатель), подчеркивая общность всех восточных славян. В послании папе Сиксту смоленского епископа Мисаила, архимандрита Киево-Печерской лавры Иоанна Федора Вельского, Дмитрия Константиновича Вяземского, Евстафия Васильевича Полоцкого и других от 1476 г. встречается даже форма «российский»: «...и мы российские сыны и весь наш великородный и многии словеньский язык и вси единым пивом духовным напояхомся» (АрхЮЗР. Киев, 1887, ч. 1, т. 7, с. 215). Возможно, впрочем, что это послание более позднего происхождения и является фальсификатом, изготовленным в XVI в. Формы «российский» и «Россия» характерны для памятников Северо-Восточной Руси середины XVI в.

26. Подробную характеристику источников XIII—XIV вв. см.: Пашуто В.Т. Образование..., с. 9—76, 148, 161; Ісаевич Я.Д. Джерела з історії української культури доби феодалізму XVI—XVIII ст. Київ, 1972; ср.: Улащик Н.Н. Очерки но археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода. М., 1973; Ковальский Н.П. Источники по истории Украины XVI—XVII вв. в Литовской метрике и фондах приказов ЦГАДА. Днепропетровск, 1979. Часть документов хранится в ПНР (Русанівський В.М. Пам'ятки давньой українсько-білоруськой діловой мовы в архівах ПНР. — Мовознавство, Киів, 1974, № 6, с. 30—40). На некоторые источники внимание автора обратили И.П. Старостина, В.Г. Кобрин, Б.Н. Флоря, Я.Н. Щапов, А.И. Комеч, Э.С. Смирнова.

27. В особенности важна работа С.А. Беляевой (Беляева С.А. Южнорусские земли во второй половине XIII—XIV в.: (по материалам археологических исследований): Автореф. дис... канд. ист. наук. Киев, 1978).

28. ПСРЛ, т. 6, Пг., 1917, т. 4, ч. 1, вып. 2; Л., 1925, т. 4, ч. 1, вып. 3; т. 32; М., 1980, т. 35; ПЛ, М.; Л., 1940, вып. 1; М.; Л., 1956, вып. 2. Западнорусские летописи относятся, как правило, к более позднему времени. Им свойственна идеализация политического и общественного строя западных и юго-западных земель. Русские посольские книги опубликованы: Сб. РИО. СПб., 1882, т. 35. Отдельные документы см.: РИБ, т. 27. Актовый материал по истории Великого княжества Литовского см.: РИБ, т. 27; ЦГАДА, ф. 389 (Литовская метрика), кн. 5—9.

29. Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952.

30. Сб. РИО, т. 41, № 100, с. 539, ноябрь 1504 г.

31. Якубовский И. Земские привилеи Великого княжества Литовского. — ЗКМНП, 1903, № 5, с. 239—278; № 6, с. 245—303; ср.: Ясинский М. Уставные земские грамоты Литовско-Русского государства. Киев, 1889.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница