Лаврентьевская летопись о событиях 1252 г.
«В 1252 г. пошёл Александр князь Новгородский Ярославич в татары, и отпустили его с великой честью, дав ему старшинство над всей братией его.
В то же лето надумал Андрей князь Ярославич со своими боярами: (Лучше) бежать, нежели царям (татарским) служить. — И побежал на неведомую землю с княгиней своей и боярами своими. И погнались татары по следу его, и настигли у города Переяславля. (Князя) же Бог сохранил и молитва его отца. Татары же разлетелись («рассунушася») по всей земле, и княгиню Ярослава взяли, и детей захватили, и воеводу Жидослава тут убили, и княгиню убили, а детей Ярослава в плен послали и людей без числа повели, коней и скота, и много зла сотворив, ушли.
Того же года отпустили татары Олега князя Рязанского в его землю.
Того же года пришёл Александр князь великий ис татар в град Владимир, и встретили его у ворот митрополит (Кирилл. — Авт.) и все игумены и граждане, и посадили его на стол отца его Ярослава, тысячу придержащу Роману Михайловичу и весь ряд1. И была радость великая в граде Владимире и во всей земле Суздальской.
В то же лето преставился христолюбивый князь Святослав Всеволодович»2.
* * *
Очевидно, что летописец и жители Владимиро-Суздальской земли не видели оснований винить Александра Ярославича в нашествии на Русь татар. Скорее летописцу не нравится позиция князя Андрея, который разозлил татар (иначе они за ним бы не гнались) и «побежал на неведомую землю», подставив своего брата Ярослава, потерявшего в результате жену и детей, и мирных жителей Руси, ограбленных и угнанных в рабство. Историк В.А. Кучкин полагает, что описание отъезда Александра Невского в Орду перед рассказом о выходке его братьев не случайна: «после его отъезда Андрей и Ярослав Ярославичи подняли восстание против монголов, надеясь, что смена хана в Каракоруме позволит им избавиться от вмешательства Орды в русские дела». Другими словами, младшие братья воспользовались отсутствием более мудрого старшего, который мог бы удержать их от бессмысленного и губительного для Руси бунта.
Историк В.Т. Пашуто свидетельствует, что Андрей через Новгород и Псков бежал в датский Ревель, а оттуда в Швецию к ярлу Биргеру: «Итак, Андрей оказался при дворе врага Александра и вместе с Биргером участвовал в войне против Норвегии»3, — заметим, союзной Новгороду державы. Однако братолюбивый Александр сумел вернуть Андрея на Русь, дав ему весьма почётное и доходное Суздальское княжение. Примирившись с татарами, Андрей в 1257 г. ездил с Александром к хану Улагчи4.
Не менее Андрея замешанный в нашествии татар, Ярослав Ярославич в 1254 г. тоже бежал, бросив семью, — в Ладогу, а оттуда во Псков, где с согласия своего брата Александра был принят в князья5. Впоследствии он, вновь с согласия старшего брата, вернулся на свой «стол» в Тверь (захваченный воинственным братцем Переяславль Александр вернул себе сразу), а вскоре после его кончины, заметно к тому времени помудрев, стал великим князем Владимирским.
Не винил Александра Невского за Неврюеву рать и митрополит Кирилл, содействовавший написанию его Жития. Там поведение великого князя в 1252 г. оценивается в высшей мере похвально:
«Решил князь Александр пойти к царю в Орду, и благословил его епископ Кирилл. И увидел его царь Батый, и поразился, и сказал вельможам своим: «Истину мне сказали, что нет князя, подобного ему». Почтив же его достойно, он отпустил Александра.
После этого разгневался царь Батый на меньшего брата его Андрея и послал воеводу своего Неврюя разорить землю Суздальскую. После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в дома их. О таких сказал Исаия-пророк: «Князь хороший в странах — тих, приветлив, кроток, смиренен — и тем подобен Богу». Не прельщаясь богатством, не забывая о крови праведников, сирот и вдов по правде судит, милостив, добр для домочадцев своих и радушен к приходящим из чужих стран. Таким и Бог помогает, ибо Бог не ангелов любит, но людей, в щедрости своей щедро одаривает и являет в мире милосердие свое».
Итак, можно ли считать, что Батый не послал бы на Русь Неврюеву рать, если бы Александр Невский не приехал к нему в Сарай-Бату за великокняжеским ярлыком? Историки давно обратили внимание, что удар по Андрею был нанесён Батыем сразу после свержения власти ханши Огуль-Гаймыш, выдавшей тому великокняжеский ярлык в 1249 г. К этой смене власти Батый готовился давно, направив в Каракорум своего брата Берке и сына Сартака с войском в 30 тыс. человек6. В начале 1251 г. сложная операция, в которой принимали активное участие Соркуктани-беги и ветераны Западного похода, завершилась успехом.
На великом курултае сын Соркуктани-беги Менгу (Мункэ) стал великим ханом, а Батый был признан старшим рода — акой. Бату-хан не только обогатился после расправы над противниками, но и получил свободные руки для расправы над своими противниками на Руси. На которых, вполне разобравшись с делами империи, и двинул войско.
Последний вопрос: мог ли Александр Невский, пребывая во время набега Неврюя в Орде, остановить удар по своим братьям и разорению Руси? Современники понимали: не только не мог, но сделал всё, что было в его силах, чтобы избежать катастрофы. Став великим князем, Александр Ярославич смог ограничить войну одним набегом, задобрил Батыя и принялся за восстановление хозяйства Владимиро-Суздальской Руси. В Новгороде он оставил княжить своего старшего сына Василия Александровича.
К этому времени в семье Александра Невского произошли большие перемены. Его супруга Александра скончалась в 1251 г., видимо, когда и сам он тяжело болел, спасшись только «молитвами» своего покойного отца, митрополита всея Руси и епископа Ростовского Кирилла. На следующий год, когда князю пришлось ехать в Орду, отмаливать Русь от татарского набега, вернувшись с титулом великого князя, Александр женился вторично.
Его избранницей стала княжна Дарья Изяславна, родившая великому князю будущих великих князей Андрея (1255) и Даниила (1261)7. Кроме них, у Александра были ещё старшие сыновья: упомянутый выше Василий и Дмитрий (боровшийся потом за великокняжеский стол), а также дочь Евдокия. Она была выдана отцом замуж за князя Константина Ростиславича Смоленского (знаменитого впоследствии победителя крестоносцев, тогда княжившего в Витебске) и положила начало таким знаменитым в России фамилиям, как Мусоргские, Дмитриевы и Дмитриевы-Мамоновы8.
Но, как выражались древнерусские летописцы, «паки на предлежащее возвратимся». Положение Северо-Восточной Руси при вступлении Александра Ярославича на великокняжеский престол действительно было угрожающим. Настолько, что ни один опытный политик — а Александр уже был именно таковым — не стал бы с этим шутить.
Историк В.Т. Пашуто считает, что по Даниилу Галицкому Батый нанёс удар «одновременно с Неврюевой ратью». На самом деле это не так: Даниил Романович был хитрее простодушных братьев Александра, которых подбил на бунт против татар. Он столкнулся с новым нашествием татар лишь после того, как папа римский Иннокентий IV в январе 1253 г. объявил против них крестовый поход, призвав к нему католиков Богемии, Моравии, Сербии, Померании и Прибалтики, в которой, помимо Тевтонского ордена, считал крестоносными силами и войска великого князя Литовского Миндовга, принявшего католическое крещение и коронованного папским легатом в 1253 г. Получив от католиков «королевский» венец на год позже, Даниил именно в 1254 г. нанёс сильные удары татарам9, но не получил крестоносной поддержки и был ими разгромлен, а его земля, как и земля Миндовга, разорена.
Для Александра Невского было не удивительно, что «католические страны», к которым папа римский относил теперь и Литву, «поддержали» Русь ровно через год после Неврюевой рати (надеясь опять на её разорение татарами), и сделали это, как он и подозревал, внезапным нападением. Но князь хорошо знал своего врага и к его нападению готовился. Вторгшаяся в 1254 г. в Новгородские земли литовская рать была настигнута сыном Александра Невского Василием у Торопца и разгромлена. «Так отомстила им кровь христианская», — пишет новгородский летописец. Русские же воины, освободив всех взятых врагом пленных, «пришли в Новгород здоровы», без потерь.
«Того же лета, — продолжает летописец, — пришли немцы под Псков и сожгли посад, но самих их много псковичи убили. И пришли новгородцы полком к ним из Новгорода, и они (крестоносцы. — Авт.) побежали прочь. И пришли новгородцы в Новгород, и повернув, пошли за (реку) Нарову, и опустошили их (немцев. — Авт.) волость. И карелы тоже много зла сотворили волости их.
Того же лета пошли (новгородцы) с псковичами воевать их (немцев. — Авт.), и (немцы) против них поставили полк. И победили их псковичи силою Креста честнаго: сами на себя начали (войну) окаянные преступники правды (т.е. нарушители мирного договора. — Авт.). И прислали (немцы) в Псков и Новгород, прося мира на всей воле новгородской и псковской. И так умирились»10.
Проще говоря, координирование атаковавшие Северную Русь слуги папы римского (к которым теперь присоединилась Литва) получили в 1254 г. такой отпор, какого не ждали. На следующее лето, удовлетворённо отметил новгородский летописец, «добро было христианам». Однако на Руси и в те времена не бывало хорошо так, чтобы сами россияне эту лепоту не испортили. Уже в 1256 г. почувствовавшие себя в безопасности новгородцы «вывели» Ярослава Ярославича из Пскова княжить в Великом Новгороде, а Василия Александровича «выгнали вон».
Новгородский летописец пишет об этом спроста, а в Лаврентьевской летописи рассказ заковыристей. В 1255 г. Александр Невский оплакивал смерть своего брата Константина, тело которого было привезено для похорон во Владимир и отпето митрополитом Кириллом, когда «задумали новгородцы послать Далмата, (архи) епископа Новгородского, к великому князю Александру с грамотами, как бы о мире. Он же (Александр. — Авт.) промедлил. И воздвиг вражду дьявол, искони ненавидящий род человеческий, и была крамола в Новгороде — выгнали Василия князя»11.
То есть «золотые пояса», воспользовавшись тем, что великий князь долго не подтверждает очередной договор об отношениях с Новгородом, огульно обвинили его в покушении на новгородские вольности и подняли мятеж. Василий Александрович с дружиной ушёл в Торжок и стал ждать там отца. По Лаврентьевской летописи, Александр пошёл к Новгороду мирно, новгородский же летописец повествует, что великий князь двинулся в путь с целой армией.
Сочувствующий восставшим новгородский летописец с гневом записал, что предатель «Ратишка» прискакал к князю с «переветом» (изменой), сообщив, что князь Ярослав Ярославич бежал из Новгорода. Напрасно новгородцы поставили кавалерию за церковью Рождества Христова, а пеший полк у храма святого Ильи напротив Городца. Напрасно «меньшие люди» Новгорода, устроив вече у Святого Николы, клялись стоять до конца и принять смерть «за правду новгородскую». Знатные люди, по словам летописца, «сотворили совет злой, как побить меньших, а князя ввести на своей воле». Они чуть было не выдали великому князю посадника Онанью, зачинщика мятежа. Но новгородские полки стояли за посадника горой целых три дня. На четвёртый Александр Ярославич согласился простить всех, если Онанью снимут с посадничества. Мир был заключён по старине, Александр Ярославич торжественно вступил в город и «сел на своём столе»12.
Великий князь успел навести порядок в Новгороде вовремя. На следующий год рубежи республики атаковало объединённое воинство шведов с покорённой ими емью и сумью, немцев и датчан с земель близ Ревеля во главе с Дидманом (полагают, что это был Дитрих фон Кивель, вассал датского короля), и «множество» других, видимо, наёмных воинов и крестоносцев. Они начали строить крепость на р. Нарове — единственном водном пути Пскова к морю. Через эту землю в Водской пятине Новгорода проходили также сухопутные торговые пути из Новгорода в Ревель и на запад.
Смелость завоевателей и присутствие в их рядах еми объяснялись нерасторопностью новгородцев. Ещё в 1249 г. честолюбивый швед Биргер устроил большой военный поход на емь, намереваясь отнять всю их землю в Центральной Финляндии у «русского князя»13. Хотя при известии о смерти короля Эрика Картавого Биргер поспешил вернуться домой, в земле еми осталась шведская крепость Тавастборг: опора оккупантов и миссионеров во главе с епископом Томасом. Биргер с тех пор посадил на престол своего маленького сына Вальдемара, стал ярлом и был занят серьёзным делом: кровавыми разборками с родичами. Но Русь проявила слабость, не дав на его вылазку ответа, и теперь новгородцы увидели врага уже на пороге.
Крестовый поход 1256 г. организовывался по обычной схеме. Крупнейший землевладелец датской части Прибалтики Дитрих фон Кивель со своим родичем Отто фон Люнебургом где-то в конце 1254 г. отправили папе римскому письмо, что «язычники», живущие вблизи их «цивилизованных» папскими миссионерами земель, изъявили желание принять католичество. Обрадованный папа Александр IV в булле от 19 марта 1255 г. предписал архиепископу Рижскому Альберту фон Зуербееру принять меры для крещения упомянутых «язычников». Ещё более счастливый таким поворотом событий Альберт тут же отписал папе, что «креститься» хотят все язычники Вотландии, Ингрии и Карелии, т.е. новгородских земель Води, Ижоры и Карелы. Папа в ответном послании повелел Альберту назначить на эти земли епископа. Архиепископ не медля назначил «епископом Карельским» гамбургского каноника Фридриха Газельдорфа.
Однако, как вы понимаете, ехать крестить «всех желающих» в землях Руси не было. Если только «помощниками» в этом «святом деле» не станут могучие полки крестоносцев. После долгих размышлений всех участников событий папа Александр буллой от 11 марта 1256 г. призвал к общему крестовому походу на «язычников» Восточной Европы христолюбивых воинов Швеции, Норвегии, Дании, Готланда, Пруссии, Восточной Германии и Польши.
Увы, на этот призыв не откликнулся даже Тевтонский орден: его рыцарям вполне хватило взбучки 1254 г. под Псковом. Однако безрассудный Дитрих фон Кивель, подняв в поход всю «свою волость» (немецких колонизаторов и покорённых эстов области Вирумаа), сумел заручиться поддержкой Биргера. Шведы прислали своих бойцов и отряды покорённых народов еми и суми. Судя по всему, к ним присоединились и отдельные сумасбродные крестоносцы из охваченных папским призывом стран.
Новгородцы, получив неприятные вести с границы, спохватились, что «князя нет в Новгороде». Объявив мобилизацию, они послали за княжескими полками во Владимиро-Суздальскую землю. К сожалению для уже потиравших руки в предвкушении славного боя русских воинов, «окаянные» крестоносцы, только услышав про сбор наших войск, «побежали за море». Между тем извиняться завоевателям было уже поздно. Сам великий князь Александр шёл на север с войском в сопровождении митрополита Кирилла!
Никто, даже новгородцы, не ведали планов Александра Невского. Присоединив войска Великого Новгорода, он дошёл до Копорья, где митрополита и большую часть ополченцев отпустил назад. Зачем он это сделал, стало ясно тем новгородским боярам и их дружинникам, кого князь всё же взял в поход. Стояла зима. Русская рать шла, видимо, на лыжах, «злым путём», не различая дня и ночи, и обрушилась на шведов в землях еми, как снег на голову. Местные крестоносцы и служившие им финны были истреблены на пространствах до Полярного круга, многие попали в плен. С минимальным ущербом среди лыжников, не потеряв ни одного новгородского воина, Александр Ярославич с победой вернулся назад. И, оставив княжить сына Василия, ушел «на низ»14, где его ждали ещё более трудные дела.
Булла папы Александра в 1257 г. ярко живописует последствия русского похода на захваченные шведами земли финнов: «Среди всех прочих опасностей, которые причинили названному государству коварство и жестокость этого племени, особенно в этом году, когда оно, неистово вторгнувшись в некоторые части данного государства, свирепо убило многих из его верноподданных, пролило множество крови, много усадеб и земель истребило пожаром, подвергло также поруганию святыни и различные места, предназначенные для богослужения, многих возрожденных благодатью священного источника прискорбным образом привлекло на свою сторону, восстановило их, к несчастью, в языческих обычаях и тягчайшим и предосудительным образом подчинило себе»15.
Слова папской буллы, что (не упоминаемое впрямую) Русское государство в 1256 г. «привлекло на свою сторону, восстановило... в языческих обычаях и... подчинило себе» финнов, перекликаются со стихотворным отчётом о недавнем походе туда же Биргера (1249):
Эту страну, что Эрик крестил,
Думаю я, русский князь упустил16.
Ошибочка вышла у папы и шведских крестоносцев...
Александр IV сгоряча призывал шведов к новому крестовому походу на емь. Но северные воины подумали... и не пошли. И не ходили воевать против русских владений ещё 25 лет.
А на Русь надвигалась новая, гораздо более грозная беда.
Примечания
1. Роман Михайлович, князь Брянский, сын Михаила Всеволодовича Черниговского. Неясно, по какому договору Александр Невский выделил ему «тысячу», или он на празднике играл роль тысяцкого, а «ряд» — это чин венчания на великокняжеский стол, который Роман «держал», т.е. соблюдал?
2. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 473.
3. Пашуто В.Т. Александр Невский. С. 114.
4. Об этом: Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси.
5. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 473—474; НПЛ. С. 80.
6. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. С. 80—81.
7. Летопись жизни и деятельности Александра Невского / Сост. Ю.К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. Исследования и материалы / Под ред. Ю.К. Бегунова и А.Н. Кирпичникова. СПб., 1995. С. 209.
8. Пчёлов Е.В. Монархи России. М., 2003. С. 216—217.
9. ПСРЛ. Т. II. Стлб. 826—831 и сл.
10. НПЛ. С. 80.
11. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 474.
12. НПЛ. С. 80—81.
13. Хроника Эрика. С. 13—15.
14. НПЛ. С. 81.
15. Подробно о крестовом походе и кампании 1255 г.: Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии. С. 206—226, цит. с. 220.
16. Хроника Эрика. С. 15.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |