О «феодализме»: «русском» и не только^*

В настоящее время в медиевистике ставится под сомнение правомерность применения понятия «феодализм» по отношению к реалиям общественного строя в средневековой Западной Европе¹. Эта тенденция не может не вызывать интереса у историков-русистов, поскольку при изучении социально-экономических отношений в русском средневековом обществе за точку отсчета всегда брались представления, дефиниции и схемы, выработанные на западноевропейском материале, и в первую очередь — понятие «феодализм».

Уже во второй половине XVIII столетия, т. е. вскоре после появления этого понятия в западной исторической науке², оно стало прилагаться к русской истории. Главным признаком феодального порядка в историографии второй половины XVIII — начала XIX вв. выступала вассально-ленная система, и, соответственно, именно это явление было усмотрено на Руси. При этом с феодом (леном) одни авторы отождествляли русское «поместье», другие же — княжеские «уделы»³.

В отечественной историографии XIX столетия более обращалось внимания на специфику развития Руси, и термин «феодализм» к отечественной истории прилагался редко⁴. Между тем, в середине — второй половине XIX столетия в историографии западного Средневековья утвердилось представление о второй сущностной черте феодального строя (помимо вассально-ленной системы). Такой чертой, экономической основой феодализма была признана крупная земельная собственность, в медиевистической терминологии — «сеньория»⁵. В ту же эпоху в сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса было сформулировано широкое понятие «феодализма» — он стал рассматриваться как одна из социально-экономических формаций, т. е. как вся совокупность общественных отношений на определенном этапе развития человечества.

Но такое явление, как крупная земельная собственность, в русском средневековом обществе, несомненно, существовало. И вполне закономерно в начале XX столетия появилась концепция о наличии феодального строя на Руси. Ее автор, Н.П. Павлов-Сильванский, отстаивал мнение о наличии на Руси в XIII—XVI вв. основных черт феодализма, признаваемых тогдашней наукой, — сеньории («боярщины», как он ее называл, т. е. земельной собственности бояр) и вассально-ленной системы⁶.

В историографии советской эпохи было воспринято и распространено на отечественную историю марксистское представление о феодализме как общественно-экономической формации. Как главная его черта рассматривалось, в соответствии с представлениями, выработанными на западноевропейском материале, наличие крупной земельной собственности. Основные дебаты развернулись вокруг вопроса о времени становления феодализма на Руси. При этом конкретно-исторические представления о генезисе феодализма были заимствованы у течения в науке о западном Средневековье — одного из направлений т. н. «вотчинной теории» (того, для которого было свойственно принятие некоторых положений «Марковой теории»): переход к феодализму в сфере социально-экономических отношений отождествлялся со сменой крестьянской общины как собственника земли сеньорией (в русском переводе — «вотчиной»)⁷.

В 1930-е гг. имели место две дискуссии об общественном строе Киевской Руси. Б.Д. Греков в 1932 г. выступил с гипотезой об утверждении феодализма на Руси уже в IX—X вв. Другие исследователи (в том числе С.В. Юшков и С.В. Бахрушин), соглашаясь с Б.Д. Грековым в том, что на Руси шел генезис феодализма, полагали, что о его складывании можно говорить не ранее XI—XII вв.⁸ В конце 1930-х гг., под влиянием идей «Краткого курса истории ВКП(б)» было выдвинуто (неспециалистами по средневековой истории) предположение о рабовладельческом характере Киевской Руси. Исследователи раннего Средневековья (как Б.Д. Греков, так и его недавние оппоненты) эту версию отвергли⁹.

В результате к середине XX столетия в отечественной историографии возобладала точка зрения о феодализме на Руси начиная с домонгольского периода. По схеме Б.Д. Грекова, уже в IX—X вв. существовало крупное частное землевладение — феодальные вотчины, соответствующие западноевропейским сеньориям¹⁰. Грековская концепция надолго вошла в учебники, но недолго продержалась в науке. Причина — ее очевидное несоответствие сведениям источников.

Для IX в. нет никаких сведений о наличии на Руси крупного частного землевладения. Для середины и второй половины X в. есть только единичные известия о «селах», принадлежавших киевским князьям. Для XI столетия есть данные, позволяющие говорить о развитии княжеского землевладения, и лишь единичные сведения о появлении земельных владений у бояр и церкви. Для XII в. таких сведений больше, но ненамного.

Между тем, не вызывало сомнений, что если не в IX в., то уже в X столетии налицо существование Руси как государства. А государство, согласно господствовавшему (марксистскому) взгляду, возникает там и тогда, где и когда возникают общественные классы. Итак, государство есть, а феодализма в его привычном понимании (т.е. сеньориального строя) нет. Это противоречие требовало объяснения. В рамках «классической» (западноевропейской) модели феодализма такого объяснения не было.

В начале 1950-х гг. Л.В. Черепнин выдвинул тезис о господстве на Руси в X—XI вв. не частновотчинной собственности, а «верховной собственности государства» (термин был взят у К. Маркса, который прилагал его к восточным средневековым обществам), реализуемой через систему государственных податей, в первую очередь дани¹¹. В своей итоговой работе по общественному строю средневековой Руси 1972 г. Л.В. Черепнин исходил из того, что частная и государственная формы собственности возникают одновременно, но на «раннефеодальном» этапе преобладает верховная государственная собственность¹².

Тезис о господстве в Киевской Руси «государственно-феодальных» отношений был с теми или иными модификациями принят многими исследователями¹³. На противоречие между «классической» моделью феодализма и древнерусскими реалиями авторы этого направления отвечали, следовательно, таким образом: у нас был тоже феодализм, но «другой», «неклассический».

Однако некоторые исследователи на указанное противоречие откликнулись иначе, а именно: раз Русь не соответствует «классической» модели феодализма, значит, у нас феодализма не было. Была реанимирована гипотеза о рабовладельческой природе Киевской Руси (В.И. Горемыкина)¹⁴; она, впрочем, осталась маргинальной. Большее распространение получила точка зрения И.Я. Фроянова, согласно которой на Руси вплоть до монгольского нашествия был бесклассовый строй при существовании самоуправляющихся городов-государств общинного типа¹⁵.

И сторонники концепции «государственного феодализма», и адепты «общинной» концепции исходили из того, что обнаруживаемые на Руси социально-экономические реалии не соответствуют критериям «настоящего» феодализма; только первые трактовали их как «другой» феодализм, а вторые — как «нефеодализм». При этом все исходили из посылки, что «правильным» феодализмом, его «классической моделью» является строй, при котором безраздельно господствует сеньориальное, вотчинное землевладение, существует развитая вассально-ленная система. Такой строй, по казавшемуся незыблемым представлению, имел место в средневековой Западной Европе. Между тем, во второй половине XX столетия эта модель начала постепенно рушиться.

Вначале стало выясняться, что в таких регионах Европы, как западнославянские страны, Венгрия, Скандинавия, Англия (до нормандского завоевания), в раннее Средневековье обнаруживаются черты общественного строя, сходные с теми, что наблюдаются на русском материале: слабое развитие частного землевладения, зависимость основной массы населения только от глав публичной власти, выражаемая в системе государственных податей¹⁶. Таким образом, оказывалось, что едва ли не бо́льшая часть Европейского континента под «классическую модель» феодализма в раннее Средневековье не подпадает.

Далее выяснилось, что не все так ладно и с Западной Европой в узком смысле этого понятия (без Северной и Центральной). Здесь развитая вотчинная система также складывалась спустя значительное время после образования раннесредневековых государств. В 1963 г. Н.Ф. Колесницкий выступил с гипотезой, что первоначальной формой феодальной эксплуатации в Западной Европе были государственные подати, а подчинение крестьян частным земельным собственникам явилось уже дальнейшей стадией процесса формирования феодальных отношений; автор предложил отделить понятие «феодализм» от понятия «частновотчинная зависимость»¹⁷. Этот призыв не встретил тогда понимания: на прошедшей публичной дискуссии автора критиковали именно с позиций тождества понятий «феодализм» и «вотчинная система»¹⁸.

К примечательному выводу пришел в конце 1980-х гг. Ю.Л. Бессмертный¹⁹. Он сопоставил Русь XIV—XVI вв. с Францией (т.е. признанным регионом «классического» феодализма!) IX—XV вв., Англией и Германией X—XV вв. и пришел к заключениям о «переплетении» и «глубоком взаимопроникновении» сеньориальных и государственных элементов в отношениях знати и рядового населения как на Востоке, так и на Западе Европы²⁰.

Таким образом, в историографии шло постепенное разрушение представлений о «маргинальности» общественного строя русского Средневековья; картина западноевропейского социального устройства все более сближалась с древнерусскими реалиями.

Ударом по «классической модели» феодализма в западной историографии стала вышедшая в 1994 г. книга английской исследовательницы С. Рейнольдс «Фьефы и вассалы». В ней доказывалось, что сеньория-феод как привилегированная собственность, обусловленная службой, стала реальностью только к XII в.; при этом закрепила новое положение дел в сфере отношений собственности государственная власть. До XII же столетия преобладали отношения не вассалитета, а подданства²¹. В отечественной историографии А.Я. Гуревич выступил недавно с тезисом, что общественные отношения в средневековой Западной Европе не исчерпывались «феодальной ипостасью» (под которой им понимался сеньориальный строй), — наряду с ней существовал широкий слой «рядовых свободных» (полноправных государственных подданных)²². Таким образом, исследователи западного Средневековья, по сути дела, обнаруживают черты, которые уже давно зафиксированы на Руси и историками-русистами всегда рассматривались как отечественные отклонения от «правильного» феодализма...

Похоже, пора констатировать, что «классическая модель» феодализма — сеньориальный строй с развитой вассально-ленной системой — являет собой фикцию. Безраздельного господства сеньориального (вотчинного) землевладения не было нигде и никогда. Соответственно, при изучении общественного строя средневековой Руси нельзя отталкиваться от каких-либо заданных схем: необходимо рассмотреть зафиксированные в источниках реалии, исходя из понятий изучаемой эпохи, и только после этого пытаться подобрать научные дефиниции для описания социального устройства в целом.

* * *

Для IX—X вв., эпохи складывания Древнерусского государства, сведений об общественном строе крайне мало. Отечественные повествовательные источники появляются только в XI в.; синхронные данные о социальном устройстве IX—X столетий приходится извлекать из известий иностранных авторов, а также материалов археологии.

К реалиям IX в. (второй его половины) относится только известие арабского географа Ибн Русте о сборе правителем «славян» (точная локализация которых к тому же неясна) дани «платьями» (очевидно, мехами)²³. К середине X столетия относится картина, рисуемая в сочинении византийского императора Константина VII Багрянородного «Об управлении империей». Автор рассказывает о сборе киевскими князьями и их дружинниками дани с зависимых «Славиний» (древлян, северян, кривичей, дреговичей), причем в греческой транскрипции приводится древнерусский термин, обозначающий объезд подчиненных территорий с этой целью — «полюдье»²⁴. Данные археологии фиксируют в центральных пунктах Руси (вдоль пути «из варяг в греки») богатые погребения. Из их инвентаря ясно, что захороненные при жизни были привилегированными воинами²⁵. Таким образом, синхронные источники говорят о сборе дани правителями формирующегося государства с подчиненных территорий, а в качестве элитного слоя выступает княжеская дружина.

Сведения древнерусского Начального летописания (конец XI — начало XII вв.) подтверждают эту картину. Они говорят о наложении киевскими князьями в конце IX—X вв. дани на славянские общности, при этом указывая ее фиксированные размеры и определенные единицы обложения²⁶, В тех случаях, когда указан «потребитель» дани, таковым называется княжеская дружина²⁷. Дань собиралась как с подчиненных, но еще непосредственно не включенных в состав государства «Славиний», так и с территорий, находящихся непосредственно под властью киевской княжеской династии²⁸. Помимо дани, летописные известия фиксируют еще один вид государственных податей — виры (судебные штрафы), которые также идут на содержание дружинного слоя²⁹. Начиная с рассказа о временах Ольги (середина X в.), летописание упоминает села и охотничьи угодья — личные владения киевских князей³⁰.

Знать Руси в летописных известиях представлена князьями и окружающей их дружиной. Представители верхнего слоя дружины именуются боярами, нижнего — отроками или гридями³¹.

Таким образом, имеющиеся сведения об общественном строе Руси IX—X вв. позволяют говорить, что общественная элита состояла из князей и военно-дружинной знати. Она существовала за счет получения от населения прибавочного продукта в виде дани — поземельной подати и судебных штрафов. Что касается частного крупного землевладения, то можно говорить лишь о первых шагах его формирования — при этом только с середины X в. и только в отношении киевских князей.

* * *

В XI — начале XII вв., в период существования единого Древнерусского государства, система поземельных и судебных податей продолжала развиваться. Для суждений о ней имеются два источника, один из которых относится к началу указанного периода, а другой — к концу. В первом — церковном уставе Владимира Святославича (начало XI столетия) — говорится о десятине от государственных доходов, пожалованной Церкви; в качестве центров территориального деления указаны города и погосты³². Второй — уставная грамота Смоленской епископии князя Ростислава Мстиславича (1136 г.) — содержит роспись податей с территории Смоленской «волости». Здесь называются такие виды государственных повинностей, как дань, полюдье (в данном случае особая подать, существующая в отдельных местах), виры и продажи (судебные штрафы), а также погородье (налог на городских жителей). Пунктами, по которым расписаны повинности внутри волости, являются города и погосты³³.

Сведения указанных источников, а также летописей³⁴ и «Русской Правды»³⁵ позволяют заключить, что сбор государственных податей осуществлялся в пределах «волости». «Волость» в XI и начале XII вв. — это княжеское владение со стольным городом, территориальная единица в пределах государства — «Русской земли», управляемая князем из рода Рюриковичей под верховной властью киевского князя³⁶. Организовывали сбор податей князья или их наместники — «посадники». Сборщики податей именовались «данниками» или «вирниками»³⁷ в зависимости от того, какие подати собирались — поземельные или судебные (на практике данниками и вирниками были, скорее всего, одни и те же люди³⁸). Обычно сбор осуществлялся путем объезда территории, тянувшей к одному погосту, — центру территориально-административной единицы, являвшейся составной частью волости³⁹.

К середине XI в. уже в развитом виде выступает собственное княжеское землевладение, что нашло отражение в т. н. «Правде Ярославичей» (второй части Русской Правды Краткой редакции) — правовом кодексе, созданном в третьей четверти столетия⁴⁰. Имеются единичные сведения (с середины XI в.) и о боярском и церковном землевладении⁴¹. Пространная редакция Русской Правды (начало XII в.) фиксирует существование зависимых людей и управителей хозяйства у бояр⁴², из чего ясно, что боярское землевладение стало к этому времени заметным явлением. Частные земельные владения обобщенно именовались «жизнью»⁴³, конкретные же земельные комплексы — селами.

1130 г. датируется первая дошедшая до нас жалованная грамота — пожалование киевского князя Мстислава Владимировича и его сына новгородского князя Всеволода Мстиславича новгородскому Юрьеву монастырю на Буице. Этот погост передавался монастырю с данями, вирами и продажами⁴⁴, т. е. суть пожалования заключалась в том, что подати, ранее бывшие государственными, начинает взимать в свою пользу монастырь.

В качестве общественной элиты, как и ранее, выступала «дружина». Ее высший слой мог именоваться «первой», «большей» или «лучшей» дружиной, низший — «молодшей дружиной». Представители дружинной верхушки назывались по-прежнему боярами, члены «молодшей дружины» — отроками; с конца XI в. в младшей дружине появляется новая категория — «детские», по положению стоявшие выше отроков⁴⁵. Из дружинников формировался аппарат государственного управления⁴⁶. Неслужилой знати источники не знают. Мнение о существовании на Руси неких «общинных лидеров», делящих власть с князьями, не подтверждается: лица, «предлагаемые» в этом качестве, на поверку оказываются княжескими людьми⁴⁷. Знать Новгорода (позже приобретшая определенную независимость от князей) в XI в. еще носит служилый характер; новгородские бояре, чье происхождение можно проследить, ведут род от княжеских дружинников⁴⁸. Пространная редакция Русской Правды вводит охрану повышенным штрафом за убийство лиц двух категорий: «княжих мужей» (представителей верхушки дружины) и «княжих тиунов» (управителей княжеским хозяйством)⁴⁹.

Таким образом, в качестве элитного слоя, в среде которого распределялись государственные доходы, от поземельных податей и судебных штрафов, выступала в XI — начале XII в. дружинная корпорация.

Основная масса рядового населения представлена «людьми» — так назывались лично свободные жители сельских и городских поселений, платившие государственные подати⁵⁰. Остается дискуссионным вопрос о том, кем были «смерды». Многие ученые считали, что так именовалась основная масса древнерусских земледельцев. По мнению других, смерды были особой, категорией населения; относительно того, что они из себя представляли, также высказывались различные суждения: от холопов, посаженных на землю, до зависимых от князя земледельцев, платящих дань и одновременно несущих военную службу⁵¹. Существовали также группы людей, объединенные по профессиональному признаку и обслуживающие нужды князя и знати (бортники, бобровники, сокольники и т. д.) — т. н. «служебная организация»⁵². Таким образом, государственная власть не просто «наслаивалась» на общество, взимая подати с рядового населения, но сама формировала зависимые от себя сферы социально-экономических отношений. Со второй половины XI в. формируется категория закупов — людей, поступавших в зависимость за долги. Продолжали существовать и категории лиц, находившихся в полной собственности господ: они именовались «челядью» и «холопами»⁵³.

Таким образом, господствующее положение в общественных отношениях в период существования единого государства Русь занимала система государственных доходов, которая служила для обеспечения господствующего слоя — дружинной корпорации, являвшей собой одновременно государственный аппарат. Эта система усложнялась и дифференцировалась в сравнении с X столетием. В то же время сложилась и система частного землевладения — княжеского, боярского, церковного, но пока еще в качестве небольшого сектора.

* * *

К середине XII столетия Русь вступает в период политической раздробленности: крупные волости превращались в фактически самостоятельные государства — «земли», управляемые определенными ветвями княжеского рода Рюриковичей. Внутри земель складывались системы волостей — владений тех или иных князей, «младших» в данной ветви⁵⁴. Соответственно, система государственных податей усложнялась; тем не менее, податной единицей продолжал оставаться погост — округ в составе волости.⁵⁵

Сведения о частном землевладении становятся более частыми, чем в предшествующий период; упоминаются как села бояр⁵⁶, так и «дружины» в целом⁵⁷, т. е., возможно, и представителей ее низших слоев. Сохранился ряд жалованных грамот монастырям и летописных известий о пожалованиях сел духовным корпорациям⁵⁸.

Знать сохраняла в XII в. служилый характер. Определенное исключение составила Новгородская земля: здесь в XII столетии сложилась боярская корпорация, в значительной мере независимая от княжеской власти. Еще во второй половине XII столетия корпорации знати в русских землях продолжали традиционно определяться понятием «дружина». Верхушку ее составляли бояре: средний слой — детские, низший — отроки⁵⁹.

Со второй половины XII в. появляется термин «княжий двор». Он постепенно, в течение XIII столетия, вытесняет понятие «дружина», которое перестает употребляться в качестве обобщающего названия служилых людей. Понятие «двор» употреблялось в двух значениях:

1) вся совокупность служилых людей князя, включая бояр; 2) только та их часть, которая постоянно находилась при князе. Члены двора в узком смысле этого понятия назывались «дворянами» или «слугами»⁶⁰. Смена дружины двором была обусловлена, в первую очередь, тем, что из-за развития боярского землевладения ослабла связь бояр с конкретными князьями: бояре теперь преимущественно служили тому князю, который правил в «их» городе (близ которого располагались их села), а не переходили вместе с князем из волости в волость, как прежде. Это ослабление послужебной связи бояр с князьями привело к отмиранию представления о «дружине» как целостной организации княжеских служилых людей.

Таким образом, в период с середины XII по первую половину XIII вв. в общественных отношениях на русских землях продолжали существовать две системы, сложившиеся в период существования единого государства: система государственных податей и система частного землевладения. Они были неразрывно связаны между собой, поскольку и в той, и другой были задействованы одни и те же люди. Общественная элита сохраняла преимущественно служилый характер. Частное землевладение росло, но по-прежнему играло в обществе второстепенную роль.

* * *

Развитие общественных отношений в период после Батыева нашествия лучше всего прослеживается на материалах Северо-Восточной Руси, а внутри нее — на источниках по истории Московского княжества, поскольку именно здесь сохранился достаточно объемный актовый материал: духовные, договорные и жалованные грамоты московских князей.

Центральную часть княжества составлял городской «уезд», территория которого делилась на «пути» и «станы». В станах жило население, относившееся к «служебной организации». Оно объединялось по профессиональному признаку и обслуживало нужды князя и его «двора». Пути же отдавались князем боярам в «кормление» — управление со сбором податей, при котором кормленщик часть собранных доходов оставлял себе⁶¹.

Остальную часть княжества составляли «волости». Этим термином теперь обозначалось не княжеское владение со стольным городом в центре, а сельский округ, объединявший несколько сельских поселений и города (даже не стольного) на своей территории не имевший. Волость в этом значении сменила погост⁶². Волости отдавались в кормление боярам⁶³. Сектор частной собственности был представлен селами — княжескими и боярскими. Князья могли отдавать свои села в кормление, но не боярам, а низшей категории двора — «слугам вольным»⁶⁴.

Такая структура господствовала до середины XIV в. Она представляла собой, по сути, модификацию домонгольской. Частное землевладение было по-прежнему распространено мало. Консервация государственных форм эксплуатации была вызвана, в первую очередь, необходимостью выплаты дани в Орду, для чего использовались проверенные механизмы получения государственных доходов.

Со второй половины XIV в., в связи с ростом владений московских князей и развертыванием процесса формирования единого государства со столицей в Москве, происходят изменения. Практикуются массовые раздачи земель в «вотчину» (наследственное владение) боярам, слугам вольным, монастырям⁶⁵. С конца XV в., после присоединения Новгородской земли, начинаются раздачи территорий в поместье — владение с условием службы, не передаваемое по наследству⁶⁶. В результате раздач в вотчины и поместья, в центральной части Московского (Российского) государства к середине XVI столетия почти все земли оказались в частном владении.

Знать была в ордынскую эпоху представлена княжьим двором. Высший слой в нем составляли бояре, низший — слуги вольные, или дворяне (в XV в. появляется еще один термин: «дети боярские»), С формированием единого Московского государства центральное положение занимает великокняжеский (Государев) двор, подчиненное — дворы удельных князей. Смена множества княжьих дворов иерархией во главе с Государевым двором была проявлением государственной централизации в сфере организации господствующего слоя⁶⁷.

Рядовое сельское население было известно под множеством названий: традиционное «люди», «сироты»; наименования, связанные с длительностью проживания на той или иной земле («старожильцы», «новоприходцы»), с характером повинностей («серебряники», «половники») и т. д. С конца XIV в. появляется, а в течение следующего столетия закрепляется общее наименование для земледельцев — «крестьяне» («христиане»). Крестьяне, жившие на государственных землях, именовались «черными» (т.е. платящими подати). В конце XV в. закрепляется в масштабах всего Московского государства право крестьян любых категорий переходить из одного владения в другое только раз в году — за неделю до и неделю после Юрьева дня осеннего⁶⁸.

* * *

Суммируя изложенное выше, можно сказать следующее. В IX—X вв. на Руси формируется общество, в котором в роли элиты выступал военно-служилый слой во главе с князьями. Его представители получали доход тремя способами: 1) через распределение в их среде государственных доходов; 2) благодаря отправлению должностей в государственном аппарате; 3) от собственных земельных владений, жалуемых князьями за службу. Соотношение этих трех видов получения дохода менялось в разные исторические периоды. На раннем этапе преобладал первый; второй появляется и развивается с формированием и усложнением государственного аппарата; третий, появившийся позже двух первых, получает значительное распространение в XIV—XV вв.

Отношения господства-подчинения между военной верхушкой и рядовым земледельческим населением были доминантными в русском средневековом обществе. Можно ли считать их «феодальными»? Исходя из представления о феодализме, сложившегося в течение XVIII—XIX вв., как о сеньориальном строе с развитой вассально-ленной системой, — нет: частная крупная земельная собственность вплоть до XIV столетия была на Руси распространена относительно мало, вассальные отношения носили преимущественно одноступенчатый характер (князь — служилый человек). Но, как говорилось выше, эта «классическая модель» в действительности не существовала. В других регионах средневековой Европы наблюдается, вплоть до Нового времени, принципиально сходная с Русью картина: господствующее положение военно-служилого слоя, получавшего доходы от рядового населения тремя указанными способами (с теми или иными региональными различиями в их соотношении).

Как определить такое общественное устройство? Недавно А.Я. Гуревич предложил признать, что с феодализмом (под которым он понимал сеньориальный строй) сосуществовало «крестьянское общество»⁶⁹. Однако у меня возможность оторвать «феодальную ипостась»⁷⁰ от иной, т. е. говорить, так сказать, о «двух обществах в одном», вызывает сомнение. К этим двум несложно добавить третье — городское (имевшее в Средневековье свою специфику). Но коль скоро общество функционирует не распадаясь, значит, в нем присутствует нечто объединяющее, и нужно искать определение общественному устройству в целом. На русском материале тезис о сосуществовании «феодального» (= сеньориального) и «крестьянского» обществ точно не может найти подтверждения из-за тесного переплетения государственных и сеньориальных элементов в отношениях между знатью и рядовым населением: кормленщики и вотчинники были одними и теми же людьми, а крестьяне могли переходить как из числа зависимых от государства в вотчинную зависимость, так и в обратном направлении, т. е. зависимость от вотчинников могла сочетаться с элементами зависимости от государственной власти⁷¹.

Споры о «феодализме» до сих пор характеризовались тем, что отправной точкой в них служили не реалии общественного устройства, а дефиниции. Было некогда выработано представление о феодализме, и все XX столетие ушло на выяснение — отклонения от него надо считать феодализмом или нет? Куда плодотворнее кажется противоположный путь: попытаться обобщить реалии, выявленные путем конкретных исследований, а затем договориться о дефинициях. На мой взгляд, общим (и доминантным) для общественного строя стран Европы (включая как Запад ее, так и Восток) было господствующее положение военно-служилого слоя (организованного в те или иные виды корпораций: дружина, рыцарское сословие, княжеский (Государев) двор и т. д.), представители которого получали доход с рядового населения — либо путем распределения государственных доходов в их среде правителем, либо через отправление государственных должностей, либо благодаря наличию собственного земельного владения, пожалованного вышестоящим представителем корпорации за службу. Рядовое население находилось в той или иной степени зависимости от знати (от уплаты государственных податей до разных форм зависимости личного характера).

Основой деления на социальные слои в Средневековье плодотворнее представляется, таким образом, считать не чисто экономический фактор (собственники земли и лишенные собственности), а функционально-сословный: знать (военно-служилое сословие) противостоит рядовому населению. Часть последнего могла зависеть от отдельных представителей знати, часть — только от главы государства (за которым стояла корпорация знати, в среде которой он распределял тем или иным способом доходы, получаемые от рядового населения). Государственные и сеньориальные элементы общественных отношений существовали в неразрывной связи и могли выступать в разных пропорциях. Говоря предельно обобщенно, чем ближе к Юго-Западу Европы, тем сеньориальные формы возникали раньше, развивались быстрее, распространялись шире; чем ближе к Северо-Востоку, тем они возникали позже (по отношению к государственно-корпоративным), развивались медленнее, распространялись в меньшей мере.

Как называть это общество — вопрос чисто терминологический. Если перестать настаивать на понимании «феодализма» как исключительно сеньориальной системы с разветвленными вассально-ленными отношениями (мне, откровенно говоря, непонятно, почему многие исследователи не считают возможным отойти от такого представления об этом явлении — представления, сложившегося столетия назад), если относиться к нему как к условному термину, то вполне можно определять такое общество как «феодальное». Если же термин «феодализм» признать все же, скажем так, «надоевшим», — то нужно договориться о другом⁷². Но главное — это не замыкаться на терминологических спорах, а рассуждать о реалиях социального строя. Современное состояние их изучения позволяет, на мой взгляд, говорить о принципиальном типологическом единстве общественного развития стран Европы в эпоху Средневековья⁷³.

Примечания

*. Впервые опубликовано в сборнике: Средние века. Вып. 69 (4). М., 2008. С. 9—26.

1. См.: Феодализм: реалии и представления. М., 2008.

2. О его формировании см.: Свердлов М.Б. Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII—XX вв. СПб., 1996. С. 24—35; Пименова Л.А. Представления о «феодальном» в дореволюционной Франции XVIII в. // Одиссей. Человек в истории. 2006. М., 2006.

3. См.: Свердлов М.Б. Общественный строй.. С. 37—57.

4. См.: Там же. С. 57—133.

5. См.: Там же. С. 134, 140; Хачатурян Н.М. Общественная система и принцип относительности. К вопросу о содержании концепт-явления «феодализм» // Средние века. Вып. 68 (1). М., 2007. С. 10—11.

6. Сильванский Н.П. Феодализм в Древней Руси. СПб., 1907; Он же. Феодализм в удельной Руси. СПб., 1910.

7. Критика вотчинной теории в западной историографии (см., напр., работу Г. Зелигера 1903 г., в которой доказывается, что в раннее Средневековье права вотчинников основывались на «государственных привилегиях и полномочиях», и «определяющим для социального положения... было отношение к государству, к носителям и представителям государственной власти»: Зелигер Г. Социальное и политическое значение вотчины в ранее Средневековье. М., 1994. С. 264) специалистами по отечественной истории в то время не была учтена.

8. См.: Известия ГАИМК. Вып. 86. М.; Л., 1934; Смирнов И.И. О генезисе феодализма // Проблемы истории материальной культуры. 1933, № 3—4; Греков Б.Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.; Л., 1935; Бахрушин С.В. Некоторые вопросы истории Древней Руси // Историк-марксист. 1937. Кн. 3; Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939.

9. См.: Историк-марксист. 1939. Кн. 4.

10. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953.

11. Черепнин Л.В. Основные этапы развития феодальной земельной собственности на Руси (до XVII в.) // Вопросы истории. 1953, № 4.

12. Он же. Русь: спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IX—XV вв. // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М., 1972.

13. См., напр.: Щапов Я.Н. О социально-экономических укладах в Древней Руси XI — первой половине XII в. // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970; Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина: историко-генеалогическое исследование. М., 1981; Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983; Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989.

14. Горемыкина В.И. К проблеме истории докапиталистических обществ (на материале Древней Руси). Минск, 1970; Она же. Возникновение и развитие первой антагонистической формации в средневековой Европе. Минск, 1982.

15. Фроянов И.Я. Киевская Русь: очерки социально-экономической истории. Л., 1974; Он же. Киевская Русь: очерки социально-политической истории. Л., 1980; Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.

16. См.: Гуревич А.Я. Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства // Средние века. Вып. 4. М., 1953; Он же. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967; Флоря Б.Н. Государственная собственность и централизованная эксплуатация в западнославянских странах в эпоху раннего феодализма // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм). М., 1988; Жемличка И., Марсина Р. Возникновение и развитие раннефеодальных централизованных монархий в Центральной Европе (Чехия, Польша, Венгрия) // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI—XI вв.). М., 1991.

17. См.: Беляков Г.Ф., Колесницкий Н.Ф. Симпозиум по проблеме генезиса феодализма // Вопросы истории. 1964, № 6; Колесницкий Н.Ф. Некоторые итоги дискуссии по проблемам раннеклассовых обществ: типология феодализма // Вопросы истории феодализма. М., 1974; Он же. О некоторых чертах раннефеодального государства // Социально-экономические проблемы истории Древнего мира и Средних веков. М., 1974.

18. Ср. выступления М.А. Барга и А.Р. Корсунского (Беляков Г.Ф., Колесницкий Н.Ф. Симпозиум по проблеме генезиса феодализма. С. 165—166).

19. Эта его работа осталась малоизвестной специалистам по западному Средневековью, так как она вышла в издании, посвященном русской истории.

20. Бессмертный Ю.Л. Сеньориальная и государственная собственность в Западной Европе и на Руси в период развитого феодализма // Социально-экономические проблемы российской деревни в феодальную и капиталистическую эпохи. Ростов-на-Дону, 1980.

21. Reynolds S. Fiefs and vassals. The Medieval Evidence Reinterpreted. Oxford, 1994.

22. Гуревич А.Я. Феодализм пред судом историков, или О средневековой крестьянской цивилизации // Он же. История — нескончаемый спор. М., 2005.

23. Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI—X вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 388.

24. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 50—51.

25. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 27—28.

26. ПСРЛ. Т. 1. М., 1962. Стб. 24, 42, 65, 81—84; НПЛ. С. 109—110.

27. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54, 130; НПЛ. С. 168.

28. В пользу этого говорит летописное известие о сборе дани новгородским князем, наместником князя киевского, в начале XI в. как традиции (НПЛ. С. 168; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 130); между тем, посажение в Новгороде представителя киевской династии («Рюриковичей») фиксируется с 940-х гг. (Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 44—45).

29. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 126—127; НПЛ. С. 104.

30. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 60, 74, 80.

31. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 41—43, 49, 51—52; Он же. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 105—107.

32. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. М., 1976. С. 15, 18, 23.

33. Там же. С. 141—146.

34. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 130, 175; НПЛ. С. 168.

35. Правда Русская. Т. 1. Тексты. М.; Л., 1941. Ст. 42 Краткой редакции и ст. 9, 10, 107 Пространной редакции.

36. См.: Горский А.А. Русь... С. 78—87.

37. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 238; Ст. 42 Краткой редакции Русской Правды и ст. 9, 10 Пространной редакции.

38. Так, в летописном рассказе о сборе боярином Янем Вышатичем податей с северной части Ростовской волости в начале 1070-х гг. он выступает и сборщиком дани, и вершителем суда (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 175—178).

39. Это видно из устанавливаемого «Поконом вирным» (ст. 42 Краткой редакции Русской Правды) недельного срока на сбор податей: он слишком велик для одного поселения и слишком мал для целой волости.

40. Ст. 19—28, 32 Краткой редакции.

41. Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911. С. 15—20; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 238; Т. 2. М., 1962. Стб. 492.

42. Ст. 1, 14, 66 Пространной редакции.

43. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 409, 492.

44. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949, № 81. С. 140—141.

45. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 39—41, 43, 48—54.

46. Там же. С. 59—71.

47. См.: Он же. Русь. С. 99—104.

48. Там же. С. 111—112, прим. 80.

49. Ст. 1 Пространной редакции.

50. См.: Черепнин Л.В. Русь. Спорные вопросы... С. 168—169.

51. См.: Рыбаков Б.А. Смерды // История СССР. 1979, № 1—2; Свердлов М.Б. Генезис и структура... С. 135—149.

52. См.: Флоря Б.Н. «Служебная организация» и ее роль в развитии феодального общества у восточных и западных славян // Отечественная история. 1992, № 2.

53. См.: Свердлов М.Б. Генезис и структура... С. 149—174.

54. См.: Горский А.А. Русь... С. 130—146.

55. Древнерусские княжеские уставы. С. 148; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 464.

56. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 382—383; НПЛ. С. 70; Грамоты Великого Новгорода и Пскова. № 104. С. 161—162.

57. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 328, 409.

58. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. № 80, 82. С. 139—141; Древнерусские княжеские уставы. С. 143; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 348; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 492—493.

59. См.: Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 39—40, 44—48, 50—55; Он же. Русь... С. 112—114.

60. Назаров В.Д. «Двор» и «дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (XII—XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978; Свердлов М.Б. Генезис и структура... С. 207—213; Горский А.А. Древнерусская дружина. С. 79—81.

61. См.: Назаров В.Д., Черепнин Л.В. Крестьянство на Руси в середине XII — конце XV в. // История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 2. М., 1986. С. 260—266; Кучкин В.А. Московское княжество в XIV в.: система управления и проблема феодальной государственной собственности // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм). М., 1988; Чернов С.З. Домен московских князей в городских станах. 1271—1505 гг. // Культура средневековой Москвы: Исторические ландшафты. Т. 2. М., 2005.

62. См.: Чернов С.З. Археологические данные о внутренней колонизации Московского княжества и происхождение волостной общины // Советская археология. 1991, № 1.

63. ДДГ. № 3. С. 14; № 5. С. 21.

64. См:. Кучкин В.А. Указ. соч. С. 172—173, 179, 181.

65. См.: Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. М.; Л., 1947.

66. См.: Кобрин В.Б. Власть и собственность в России (XV—XVI вв.). М., 1985. С. 90—135.

67. См.: Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII вв. (Очерки истории). СПб., 2006. С. 104—110, 119—121, 125—127, 145—148, 171—176, 191—198.

68. См.: История крестьянства СССР. Т. 2. М., 1990. С. 134—138, 226—228.

69. Гуревич А.Я. Феодализм пред судом историков...

70. Там же. С. 884.

71. В этом смысле историки-русисты, пытавшиеся объяснить несоответствие древнерусских реалий социально-экономического устройства существовавшим представлениям о «классическом» феодализме и объяснявшие его либо тем, что на Руси феодализма не было, либо тем, что феодализм надо понимать в более широких рамках, были по-своему последовательнее А.Я. Гуревича, поскольку их гипотезы позволяли говорить об обществе как едином целом. В данном вопросе А.Я. Гуревич, исследователь, обоснованно отказавшийся от многих догматических положений, остался верным одной из догм: феодализм — это сеньориальный строй, и все, что выходит за рамки отношений сеньора с зависимыми от него людьми, «не феодально».

72. Можно, например, исходя из того, что господствующее положение занимало военно-служилое сословие, а деятельность другого важнейшего элемента средневекового общества, духовенства, также принято именовать «службой», назвать этот феномен «служилым обществом». Или же (просьба не воспринимать сказанное далее слишком серьезно), учитывая, что в системе отношений внутри социальной верхушки центральное положение занимал принцип «верности» (в традиционной терминологии, «вассала» — «сеньору», а более корректно — нижестоящего представителя служилой корпорации вышестоящему), ввести какой-нибудь термин вроде «фиделизм» (от лат. fidelitas — «верность», fideles — «верные», обычное в западных средневековых источниках обозначение служилой знати; и, кстати, в русском произношении «фиделизм» звучит почти также, как «феодализм»...).

73. Типологическую специфику общественный строй России приобрел после формирования к концу XVI столетия системы крепостного права.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница