Глава 13
Посольство папы Иннокентия IV. • Вручение папского послания св. Александру. • Ответ папе.
Решительные победы Александра Ярославича принудили наших западных врагов навсегда отказаться от мысли о порабощении Руси наподобие Ливонии. Ни шведы, ни немцы не могли сокрушить доблестного князя. Даже литовцы, проснувшееся мужество которых грозило сделаться опасным даже для соединенных сил двух орденов, приведены в трепет непобедимым героем. Папы увидали, с каким противником они имеют дело, и вот вместо грозных булл, призывавших к крестовым походам против русских наравне с язычниками, папская политика избирает другой путь. Оставалось испытать последнее средство — уловить Александра в свои сети коварством, хитро рассчитанными речами, пышными обещаниями. В 1248 году папа Иннокентий IV отправил к Александру посольство и во главе его двух хитрейших кардиналов, Галда и Ремонта, которые должны были вручить ему папское послание и употребить все усилия к тому, чтобы склонить его к подчинению Риму. Послание было составлено весьма искусно, но, как это часто бывает, слишком большая хитрость и тонкость приемов при встрече со светлым, возвышенным умом, с правдивостью благородной души потерпели полное крушение.
«Святейший отец много слышал о тебе, славном и дивном князе. Поэтому он прислал нас из числа своих кардиналов, чтобы ты выслушал нас», — говорили папские послы, представляясь князю.
Александр, без сомнения, в присутствии православных пастырей, знатнейших бояр и всего своего двора принял от послов папское послание. Оно было следующего содержания:
«Иннокентий епископ, раб рабов Господа, знаменитому мужу Александру, князю суздальскому.
Отец будущего века, насадитель непорочного совета, Искупитель наш Господь Иисус Христос низвел росу Своей благодати на ум славного блаженной памяти князя Ярослава, родителя твоего, которому, подавая вследствие удивительной щедроты неизреченную милость Своего ведения, приготовил путь в место, чрез которое он приведен был к Господней пастве, подобно овце, долгое время блуждавшей по пустыне, как мы узнали об этом от возлюбленного сына нашего Иоанна де Плано Карпини (guia sicut dilecto filio fratre lohanne de Piano Carpino de Ordine Fratrum Minorum Protonotario nostro ad gentem Tartaricam destinalo referente didicimus). Отец твой, желая облечься в нового человека, смиренно обещал послушание своей матери Римской церкви и был освящен руками того же брата, что он открыто и исповедал бы пред всеми людьми, если бы столь внезапно и столь несчастно не похитила его смерть. И так как он завершил течение настоящей жизни столь счастливым концом, то надлежит благочестиво верить и без всякого сомнения принимать, что он, сопричислившись к лику праведных, покоится в вечном блаженстве, где блистает беспредельный свет, где разливается благоухание, не рассеиваемое ветром, и где сильна полнота любви, которой не уменьшает насыщение. Итак, желая, чтобы и ты, ставший законным наследником в отцовском наследии, сделался причастником столь великого блаженства, мы, наподобие жены евангельской, возжегшей светильник, чтобы найти потерянную драхму, изыскиваем пути, употребляем усилие и прилагаем старание, чтобы иметь возможность благоразумно навесть тебя на мысль спасительно последовать по стопам твоего отца, с которыми во всякое время надлежит сообразоваться. И как он от чистого сердца и с неложным намерением обещался принять постановления и учение римской церкви «corde sincero et mente non ficta se ad suscipienda mandata et documenta Romana Ecclesie dedicarat), так и ты, оставив путь погибели, приводящий к осуждению вечной смерти, смиренно вступил бы в единение с той же церковию, которая без всякого сомнения по прямому пути направляет к спасению своих почитателей».
Плано Карпини в описании своего путешествия в Татарию ни одним словом не дает предполагать, чтобы Ярослав Всеволодович при конце жизни изменил вере предков. О, как красноречиво он описал бы это событие, если бы действительно произошло что-либо подобное! Но отчего не прибегнуть к обману ad majorem Dei gloriam (для вящей славы Божией)? Блистательная цель, имевшаяся в виду, не очистит ли недостойного средства? Ярослав Всеволодович скончался ведь так далеко от родины, от близких. Плано Карпини был почти свидетелем его кончины. Кто может возразить против того, что ввиду приближающейся смерти великий князь не склонился на увещания папского посла? А пример отца, память которого была священною для сына, не должен ли подействовать сильнее самых красноречивых убеждений? Очевидно, папа много рассчитывал на эту часть своего послания. Но вышло нечто совершенно противоположное. Дух Александра возмутился при столь наглой клевете на его покойного отца. Негодованием блеснул его взор, и, без сомнения, гневное восклицание прервало на несколько минут чтение грамоты.
«Конечно, и ты не должен отвергнуть нашей просьбы, — говорилось далее в послании, — которая, служа с нашей стороны исполнением долга, послужит в то же время и твоим выгодам, потому что, когда мы таким образом требуем, чтобы ты боялся Бога и, любя Его всею душою, исполнял Его заповеди, конечно, ты не оказался бы в здравом разуме, если бы отказал в повиновении нам и даже Самому Богу, наместником Которого, хотя и не по заслугам, мы являемся на земле (cujus vices licet immeriti obtinemus in terris). Впрочем, вследствие этого послушания честь какого-либо государя отнюдь не уменьшается, но благодаря ему всякая власть и временная свобода умножается, потому что достойно правят своими народами те, которые, сами стремясь властвовать над другими, в то же время стараются о повиновении божественному превосходству. Поэтому мы просим твое величество, увещеваем и прилежно убеждаем, чтобы ты снова признал своею матерью Римскую церковь и оказал послушание ее первосвященнику. Постарайся также действительно (efficaciter) привлечь к повиновению апостольскому престолу и твоих подданных, чтобы в вечном блаженстве наследовать тебе за это плод, который не гибнет вовек. Да будет тебе известно, что, если ты воспользуешься нашим — или лучше — Божиим благоволением, мы будем считать тебя наилучшим между католическими государями и всегда с особенным усердием будем стараться об увеличении твоей славы».
В приведенных строках, как в зеркале, отражается характер папства. Посмотрим, однако, в чем могла бы состоять та великая честь и слава, об умножении которой папа обещает русскому князю приложить особенное старание. Обращаясь к западноевропейскому политическому устройству в средние века, мы видим пирамидально-иерархический строй общества со множеством державцев разных наименований. В основании пирамиды — подавленное духовно и экономически крестьянство. Над ним — целая иерархическая лестница синьоров, вассалов, подвассалов с разными титулами, герцогов, графов, ландграфов, бургграфов, маркграфов, вице-графов, баронов и т. д. Ступенью выше стояли короли, еще выше — император. На самой вершине пирамиды, как бы покрывая ее своей мантией, возвышается верховный владыка Запада — папа, уже «не просто человек, но Бог», как учил один из защитников папства. Сам император властвует только по желанию и приказанию папы. Папа поставляет и судит его, но над ним, над папой, есть только суд Самого Бога. Нам представляется чудовищною эта гордыня папства, исказившего духовный характер Церкви Божией, придавшего ей образ и подобие земного царства, но такой взгляд на свою власть папа решительно высказывает и в послании к Александру. «Правители народов, стремясь к господству над другими, повинуются сами Божественному превосходству. Русский князь не должен отказывать в повиновении папе или лучше — Самому Богу, наместником Которого на земле является папа». На какой же ступени указанной выше иерархической лестницы станет русский князь, признав власть папы? Предоставит ли ему папа титул графа, герцога или, может быть, возвеличит титулом короля? Во всяком случае, ему придется стать в ряд подчиненных властителей, получающих повеления с высоты папского престола, под опасением, в случае малейшего ослушания, отлучения от Церкви, низложения, разрешения подданных от присяги и т. д. И ввиду этого папа приглашает русского князя привлечь к послушанию «апостольскому престолу» и своих подданных!.. «Это будет служить и твоим выгодам, это укрепит и твою власть», — пишет папа; другими словами, ты можешь тогда безнаказанно угнетать твоих подданных, опираясь на высший авторитет, подобно сонму средневековых державцев. Подобное представление о власти должно было показаться диким и чуждым на Руси, где власть понималась скорее как служение родной земле, где идеалом князя был страдалец за землю Русскую.
«Так как опасностей всегда легче избегнуть, если вооружиться против них щитом предусмотрительности, мы особенно просим тебя, чтобы, лишь только узнаешь, что татары направляются против христиан, ты тотчас постарался бы уведомить об этом братьев Тевтонского ордена в Ливонии, чтобы, получив сведения об этом от тех же братьев, мы могли заблаговременно позаботиться о противодействии татарам с Божией помощью.
Сверх сего за то, что ты не захотел преклонить пред свирепостью татар, мы прославляем твое благоразумие достойными в Боге похвалами. Дано в Лионе 8 февраля 1248 года».
Какая трогательная заботливость о Русской земле! Но давно ли возбуждались крестовые походы против русских? Александру Ярославичу великодушно предлагается содействие братьев Тевтонского ордена и всего Запада к отражению татар. Но давно ли эти братии грозно ополчались на Русскую землю? Давно ли на льду Чудского озера Александр с Божией помощью разгромил наголову этих борцов папства? Можно ли было хотя на один миг поверить искренности столь внезапно проявившегося благоволения к Русской земле? Но, без сомнения, более всего оскорбило благочестивого князя то, что папа дерзнул обругать «святая святых» его души — святую православную веру, назвав се «путем погибели, приводящим к осуждению вечной смерти». Глубокая личная обида послышалась ему и в этом приглашении постараться о привлечении к латинству своего народа. Долго сдерживаемое при чтении послания чувство гнева вырвалось наружу и сказалось в следующем сухом и грозном ответе:
«Слышите, посланницы папежстии и прелестницы преокаянные! От Адама и до потопа, и от потопа до разделения язык, и от разделения язык до начала Авраамля, и от Авраамля до приития Израилева сквозь Чермное море, а от начала царства Соломона до Августа царя, а от начала Августа до Рождества Христова, и до страсти и до воскресения Его, а от воскресения Его и на небеса вшествия и до царствия Великого Константина и до первого собора и до седьмого собора: сия вся сведаем добре, а от вас учения не принимаем».
Ответ глубоко знаменательный! Несмотря на его краткость, несмотря на особые обстоятельства, среди которых произнесены были эти слова, в минуту гневного возбуждения, в них выражается целое миросозерцание, указывающее на то, что победоносный князь носил в душе ясно и отчетливо сознанный им светлый образ православия. Точно внезапно блеснувший луч молнии, ответ Александра ярко озарил внутренний строй его мысли и показал нам, что его светлый ум глубоко задумывался не над одними только практическими вопросами, важными для правителя и полководца. Всмотримся повнимательнее в сущность этого ответа.
После прискорбнейшего события в мире — отпадения западной церкви от вселенского единства — учители Православной церкви, как и следовало, не раз указывали на заблуждения латинян. При этом, однако, обличители латинства останавливались, главным образом, на отдельных пунктах отступлений от чистоты православия. В XI и XII веках таких отступлений насчитывали до 38 и более. Святый и благоверный князь избирает иной, поистине царственный путь: не входя в обличение частностей, он взглянул на дело с высот исторического разумения. Обращаясь к скрижалям истории, он в общих чертах намечает пред послами величественный план Божественного домостроительства нашего спасения, из которого видно, что Православная церковь зиждется на незыблемых вековечных началах и должна пребывать постоянно и неизменно верною этим началам. В раю создана была первая церковь безгрешных прародителей и там же, по грехопадении, положено было новое основание церкви спасаемых в обетовании о Спасителе. По исполнении времен Господь Иисус Христос, свершив дело нашего спасения, положил начало Своей собственно христианской церкви. Прошли века гонений. Со времени Константина Великого основные начала христианского вероучения и правила жизни раскрываются и утверждаются вселенскими соборами настолько твердо, что православные христиане имеют несомненное мерило истины. Итак, верность церкви тем началам, которые положены Самим Иисусом Христом и Его апостолами и затем утверждены вселенскими соборами, постоянное одушевление церкви этими началами и жизнь в духе этих начал, непрерывно текущая в церкви от самого ее основания, преемственно и непрерывно переходящая из века в век до последнего времени, — вот в чем состоит истина православия! Со времени отпадения Римской церкви от вселенского единства, между тем как Запад устремился на путь многих и многих перемен, прибавлений и убавлений в существенном и несущественном, для Православной церкви открылось именно особое, исключительное служение блюсти в неприкосновенной целости тот священный залог, который был некогда общим достоянием Церкви восточной и западной, блюсти истинно, как святыню, все то, что изначала было достоянием единой, апостольской и соборной Церкви. Если же православие есть пребывание Церкви неизменно верною ее божественным началам и жизнь в духе этих начал, то ясно, что начала православия не суть начала внешнего авторитета, вроде папской власти, но внутреннего, не временного человеческого, но вечного — божественного. Таков внутренний смысл замечательного ответа, данного русским князем послам папы, — и какой сокрушительный для латинства смысл! Не проронив ни одного слова обличения, своим богомудрым ответом Александр Ярославич поражает латинство, так сказать, во главу, в главном его заблуждении — во вновь придуманном католиками догмате о папе, как видимой верховной и непогрешимой главе Церкви, — как новой, человеческой основе для здания Божия.
Письменный ответ Александра, врученный послам папы, насколько можно судить по дошедшему до нас пространному изложению веры, приписываемой св. Александру, является необходимым дополнением устного. Указав на то, что существо православия заключается в неизменной верности божественным и вечным основам Церкви Божией, — в письменном изложении, «сдумав с мудрецы своими», Александр в существенных чертах раскрыл основные пункты христианского вероучения.
В папском послании говорится о чести властителей, покоряющихся святому престолу, о материальных выгодах, которые последовали бы для Русской земли за подчинением Риму, — словом, все послание отличается чисто практическим духом, смещением небесного и земного, временного и вечного. Политика, земные расчеты решительно преобладают над интересами религиозными. Ничего этого мы не видим в ответах Александра. О, как много он мог бы сказать по адресу пап, которые уже достаточно заявили себя в качестве национального врага русского народа! С каким правом он мог бы указать на буллы и послания, на подстрекательства против русских! Между тем в его словах нет ни одного намека на временные, земные отношения. Вопрос о вере стоит для него бесконечно выше всех политических интересов. Для него, как для православного христианина, вера есть святыня, данная свыше, охраняемая Церковью и усвояемая благочестием. Нравственное достоинство принадлежит только такой вере, предмет которой не зависит от человеческого произвола, никакого отношения к личным вкусам и мнениям, а равно и к временным политическим отношениям не имеет.
Всматриваясь в личность Александра, насколько она высказалась в данном случае, мы невольно преклоняемся перед его величием. Многосторонний дух его одинаково обнимает великое и малое. Мужественно и искусно отстаивая интересы своего народа, в то же время он как бы перед лицом всего света развертывает то священное знамя, под сенью которого русскому народу суждено было сохранить и отстоять свою духовную и политическую самостоятельность. Его ответ папству должен был послужить на все будущие времена образцом при дальнейших попытках Рима к подчинению Русской церкви.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |