Символ Третьего Рима
Блаженный Августин говорил, что время — самая таинственная вещь, поскольку прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее — мгновение, не имеющее длительности. Существует только вечность, в которой только и возможно подлинное постижение смысла земных событий. Только историческая память делает нас действительными полноценными соучастниками потока жизни. И от качества этой памяти в конечном счете зависит и качество нашей повседневной жизни.
Для нашей исторической памяти одним из ключевых понятий является воззрение на русскую государственность как на «Третий Рим». Это одно из глубочайших учений, в котором неразрывно связаны священные вехи духовной и земной истории христианской ойкумены. В древности весь комплекс идей о «всемирной империи» принадлежали не только светскому, но и религиозному мировоззрению.
А. Карташев справедливо указывал, что в эсхатологическом сознании христиан Римская империя становится оградой вечного царства Христова, царства, в которое «Христос вписался», во время переписи при Его рождении, проведенной римскими властями, и потому сама приобщается к вечности. Наша современница Наталия Нарочницкая развивает ту же мысль: «Наряду с историографическим значением Рим как императорский и царский град, где совершается всемирно-историческая борьба добра и зла, вошел в символику христианского художественного сознания. И такое понимание встречается не только в духовной, но и в светской литературе. Рим стал аллегорией мистического центра, оплота всемирно-исторической борьбы добра и зла, от выстраивания которого зависит конец мира. Римом в болгарских хрониках именуется Тырново, Римом назвал Кретьен де Труа Францию, в стихах Тирсо де Молина Толедо становится "Римом, императорским градом"».
Необходимо понимать, что сама идея Третьего Рима не возникла в России на пустом месте. Мы можем говорить об устойчивой, уже 500-летней традиции, существующей на Руси, взирать на себя как на законных наследников лидерства в христианской ойкумене до того момента, когда это воззрение приняло законченную формулировку в посланиях старца Филофея «Москва — Третий Рим».
Нельзя забывать, что начало этой идеологии, ее фундамент был заложен первым русским митрополитом Иларионом в 1049 г. в его знаменитой проповеди, известной нам как первый русский литературный памятник — «Слово о Законе и Благодати». Именно в «Слове» Иларион постулирует идею избранности русского народа: «Последние станут первыми». Приняв христианство последними в Европе, исключая литовцев, которым не суждено было стать историческим народом, Русь сразу заявила устами своего первого русского по крови митрополита о своей духовной готовности возглавить христианский мир. Именно эта идея, которой Русь и жила с тех пор, была осмыслена потомками как «бремя», как исключительно русское служение быть последним оплотом истинной веры и одухотворенной этой верой истинной имперской «римской» государственности.
Русское религиозное сознание в XVI веке видело «Рим» во всем царстве Русском, а не конкретно в столичном городе — Москве. Причем сознание образованных слоев русского народа не сводило эту концепцию до уровня простой идеи непосредственного византийского наследия. Для средневекового сознания сводить концепцию вечного Рима к византийскому наследию было опасным и двусмысленным, учитывая печальную судьбу Царьграда, павшего в 1204 г. под ударами латинян и в 1453 г. захваченного турками. Старец Филофей апеллирует к наследию не только Второго Рима, но и Первого, углубляя историческую и духовную ретроспективу и проецируя в будущее религиозную идею вечного, неуничтожимого до конца времен христианского царства. Русское христианское сознание не замывается в узком «византоцентризме», но вовлекает в свою перспективу всю христианскую ойкумену. Но и византийское наследие не сбрасывалось со счетов. Византийская цивилизация дала нам в наследие сплав библейской священной истории избранного народа, пропитанного эсхатологией, эллинское наследие универсальных гуманитарных ценностей и правовой фундамент римского государственного гения. Три истока Второго Рима, три универсальные ценности его цивилизации нашли достойное продолжение в истории российского царствия и империи. Государь Вечного Рима мыслился как обладатель делегированной теократии, обладателем суверенных властных прав не собственника, а попечителя христианской универсальной государственности. Теократическая концепция государства предусматривала, что государь — исполнитель Божиего Промысла. Византийская идея власти — это прежде всего идея универсальная. Только одна империя, империя ромеев, законных наследников отпавшего от Христа некогда избранного народа, — единственная законная, абсолютно легитимная земная власть. Такая идея власти не сопрягалась с границами государства или с его внешним могуществом, потому что власть истинного христианского государя — это власть вселенского характера.
Еще одним важным концептуальным наследием, входящим составной частью в идеологему Третьего Рима, был постулат о симфонии светской и духовной власти. Но кроме этого, задачей истинной христианской империи было и оставалось миссионерство. Миссионерство Вечного Рима усматривалось в том, что само государство олицетворяет собой идеал истинной веры, которым исполнены все его институты. И через систему «таксиса», систему особого миропорядка, такой строй может быть передан окружающим народам. Фигура христианского государя в данной системе ценностей мыслилась как священная экклезиологическая миссия, равноапостольская по своим задачам. Естественно, что при таком воззрении на характер и миссию христианской государственности средневековое сознание приходило к мысли неуничтожимости до конца времен истинной веры, защищенной твердыней истинной государственности — Третьего и последнего Рима.
В поистине программном обращении Александра Ярославича к своим современникам, иностранцам и соотечественникам, и к нам, его потомкам, нам важны слова о том, «что Русь жива». Действительно, после страшного татарского разгрома не только у иностранных наблюдателей, но и у русских людей могло сложиться впечатление, что это конец русской истории. Вряд ли кто мог думать тогда, что у Руси есть силы не только давать отпор внешним врагам, но и вообще продолжать какую-либо самобытную историческую жизнь. Однако нашелся такой человек, который собрал военную силу, ставшую непреодолимым препятствием для католической экспансии на Западе. Но все главное, что должно нас вдохновлять в этой фразе, обращении к оцепеневшим соотечественникам, — «Русь жива»! В этом жизнеутверждающем девизе — зерно-зародыш неразрушимости будущего Третьего Рима — Великой России. Это завет потомкам князя Александра и обетование того, что живой Русь останется до конца времен. Но традиция принятия на себя имперской миссии не ограничивалась только территорией Северной Руси. Некоторое время инициатива восприятия «имперского наследия» Византии принадлежала Югу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |