Александр Невский
 

Глава пятая. Падение Юрьева и наступление крестоносцев на Русь и Литву

Поражение русских войск на Калке не замедлило отозваться на политическом положении в восточной Прибалтике.

В крестоносной Риге рассчитывали, что уничтожение отборных войск многих русских князей позволит расширить немецкие завоевания на востоке. Немецкий хронист, сообщив о битве на Калке, с удовлетворением отметил, что «тогда король смоленский, король полоцкий и некоторые другие русские короли отправили послов в Ригу просить о мире». Однако мир был возобновлён «во всём такой же, какой заключён был уже ранее».

Наступил решающий этап борьбы с немецкими захватчиками в стране эстов. Понимая это, объединяли силы немецкие и датские феодалы. Еще в 1222 г. германский император Оттон IV признал «права» ордена на земли вне Ливонии, а в 1223 г. датский король Вальдемар так же вернул епископу и ордену «права на... Саккалу и Унгавнию», с тем, однако, чтобы они «всегда были верны ему и не отказывали его людям в помощи против русских и против язычников».

В 20-х годах в земле эстов вновь поднялось восстание против крестоносцев. Инициатива исходила от мужественных эзельцев. На их острове датский король соорудил свой замок, но они разрушили его и тогда же направили послов во все земли эстов, уговаривая «сбросить с себя иго датчан и уничтожить в стране христианство», они «учили людей строить осадные машины, патереллы1 и прочие военные орудия. И пришла беда в страну», — горестно заключает немецкий хронист.

Поднялись приморские области Вик, Гаррия, а также Саккала, Вирония, Гервия и Унгавния; в последней эсты истребили крестоносцев в Юрьеве (Дерпте) и Оденпэ. «По всей Эстонии и Эзелю прошёл тогда призыв на бой с датчанами и тевтонами, и самое имя христианства было изгнано из всех тех областей», — признаёт немецкий хронист. Далее он продолжает: «Русских же из Новгорода и Пскова эсты призвали себе на помощь, закрепили мир с ними и разместили — некоторых в Дорпате (Юрьеве), некоторых в Вилиэнде (Феллине), а других — в других замках, чтобы сражаться против тевтонов», при этом эсты «разделили с ними (русскими) коней, деньги, всё имущество братьев-рыцарей и купцов и всё, что захватили, а замки свои весьма сильно укрепили. Выстроили по всем замкам патереллы и, поделив между собой много баллист, захваченных у братьев-рыцарей, учили друг друга пользоваться ими». «И начались вновь войны на всём пространстве Эстонии».

Под руководством русских из Феллина было проведено наступление на земли Метсеполэ, Торейда и другие к северо-востоку от Риги. Во время развернувшихся здесь боев пал глава русских в Феллине Варемар. Немецкие феодалы, подтянув свежие силы («многих пилигримов из Тевтонии»), а также насильно двинув в поход отряды из ливов и лэттов, направились в землю эстов; они, пользуясь превосходством вооружения закованного в железо рыцарского клина, разбили эстонское войско на р. Имере, и, хотя «эсты сопротивлялись весьма храбро», им пришлось отступить и укрыться в Феллине.

Крестоносцы окружили крепость и осаждали её 15 дней, неся большие потери от крепостных баллист. Недостаток воды заставил осаждённых прекратить сопротивление. Гарнизон крепости был беспощадно истреблён, «что же касается русских, бывших в замке... то их после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским».

Тогда вновь «старейшины из Саккалы посланы были в Руссию с деньгами и многими дарами попытаться, не удастся ли призвать королей русских на помощь против тевтонов и всех латинян». В то время наиболее значительными силами располагал владимиро-суздальский князь Юрий Всеволодович, он же укрепил своё влияние и в Новгороде. Защита русских политических и торговых интересов в Прибалтике входила в круг его внешнеполитических задач. «И послал король суздальский своего брата (Ярослава Всеволодовича) и с ним много войска в помощь новгородцам, и шли с ним новгородцы и король псковский (Владимир Мстиславич) со своими горожанами, и было всего в войске около двадцати тысяч человек».

Об этом походе сохранила известие и Новгородская летопись: «Приде князь Ярослав от брата, и иде со всею областию к Колываню (Ревель), и повоева всю землю Чюдьскую, а полона приведе бещисла, но города не взяша, злата много взяша и придоша вси здрави». Немецкий хронист уточняет, что князь Ярослав из Руси пришёл к Юрьеву, где жители дали ему «большие дары, передали в руки короля братьев-рыцарей и тевтонов, которых держали в плену, коней, баллисты и многое другое, прося помощи против латинян. И поставил король в замке своих людей, чтобы иметь господство в Унгавнии и во всей Эстонии»; то же сделал он в Оденпэ; затем Ярослав вместе с отрядами эстов-унгавнийцев направился в землю ливов.

На пути его встретили жители с о. Саремаа и посоветовали, изменив направление, сперва нанести удар по датчанам. Войско свернуло на север, прошло мимо разорённого Феллина в Гервию; здесь присоединились к нему отряды гервенцев, виронцев, варбольцев. В течение месяца русско-эстонские войска осаждали Ревель, уничтожая повсеместно крестоносцев, а затем русское войско вернулось в свою землю. Итак, наиболее крупный поход, организованный уже после битвы на Калке, вновь показал, что для успешной борьбы с немецко-датской агрессией нужно объединение значительно больших сил.

Тогда же новгородское правительство и владимиро-суздальский князь послали в Юрьев князя Вячеслава, или Вячка, который когда-то правил в Куконосе, дав «ему денег и двести человек [лучников] с собой, поручив господство в Дорпате и других областях». Юрьевцы, по словам немецкой хроники, приняли его «с радостью, чтобы стать сильнее в борьбе против тевтонов, и отдали ему подати с окружающих областей». Князь Вячко управлял областями Унгавния, Вайга, Вирония, Гервия, Саккала, т. е. большей частью земли эстов. Очевидно, восстановились отношения, бывшие в земле эстов до вторжения немецких феодалов.

В 1224 г. немецкие крестоносцы предприняли генеральное наступление с целью уничтожить власть Новгорода над землёй эстов. Походу предшествовала очередная поездка Альберта в Германию, откуда он, как обычно, прибыл «со многими пилигримами»: Тогда же епископ вновь урегулировал споры с рыцарями о том, как делить завоёванные земли эстов. По новому соглашению одна треть земель поступала Альберту, одна треть — епископу Эстонии Генриху и одна треть — рыцарям. Предшествующий опыт взаимных ссор, драк и измен принудил захватчиков в целях поддержания единства заключать подобного рода сделки до походов.

Большое немецкое войско, подкреплённое отрядами ливов и лэттов, разоряя Эстонию, выступило на Юрьев. Князю Вячко немцы «предлагали свободный путь для выхода с его людьми, конями и имуществом, лишь бы он ушёл..., но король, в ожидании помощи от новгородцев, упорно отказывался покинуть замок». Началась осада Юрьева. Немецкий хронист оставил подробное её описание. Поля покрылись шатрами. Немцы строили малые осадные машины и патереллы, подняли осадную башню из брёвен, которую восемь дней сооружали из крупных и высоких деревьев, так что она возвышалась до уровня стен замка. Башню надвинули поверх рва, а внизу начали вести подкоп. Для рытья земли днём и ночью отрядили половину войска. Когда вал над подкопом обрушивался, то башню продвигали вперёд, к стенам крепости. Русские и эсты из луков баллист и метательных машин осыпали немцев стрелами, камнями и наносили им большой урон. Немцы в свою очередь забрасывали в город камни, огненные горшки. Так бились много дней. По мере продвижения подкопа осадная башня приближалась к замку.

Немцы не давали осаждённым ни минуты отдыха. «Днём бились, ночью устраивали игры с криками: ливы и лэтты кричали, ударяя мечами о щиты, тевтоны били в литавры, играли на дудках и других музыкальных инструментах; русские играли на своих инструментах и кричали; все ночи проходили без сна». Когда немецкая башня приблизилась к крепостной стене, то осаждённые в замке «зажгли большие огни, открыли широкое отверстие в вале и стали через него скатывать вниз колёса, полные огня, направляя их на башню и подбрасывая сверху кучи дров»; немцы сбивали пламя и в свою очередь подожгли мост у крепостных ворот.

Отстаивая вход в крепость, русские все сбежались к воротам для отпора; воспользовавшись этим, крестоносцы бросились на крепостную стену, защищавшуюся эстами, тесня их мечами и копьями с вала; враг ворвался в Юрьев. Русские воины, «оборонявшиеся дольше всего, наконец, были побеждены»; они укрылись в центральном внутрикрепостном укреплении (детинце) и героически пали в бою во главе с князем Вячко. Немецкие захватчики «тотчас стали избивать народ и мужчин, а даже некоторых женщин, не щадя никого», как свидетельствует сам немецкий хронист. Из бывших в Замке мужчин «остался в живых только один — вассал великого короля суздальского, посланный своим господином вместе с другими русскими в этот замок»; его отправили в Новгород и Суздаль сообщить о происшедшем. Город Юрьев был сожжён. Русское войско, которого так ждал князь Вячко, не поспело из Пскова вовремя.

Тогда же новгородский летописец внёс в свою летопись известие о том, что «убиша князя Вячко немьци в Гюргеве, а город взяша».

В том же году Новгород и Псков заключили мир с Ригой, по которому отношения в Эстонии оставались неурегулированными, но немцы должны были признать права русских на землю лэттов, «и подать, которую те (т. е. русские) собирали в Толове, возвратили им». Падение Юрьева дало известный перевес немцам, получившим возможность жестоко подавить сопротивление эстов.

На следующий год под руководством папского легата (посла) Вильгельма Моденского был организован большой поход 20-тысячного войска из Риги и Готланда по льду на остров Саремаа (Эзель). Эзельские замки Монэ и Вальдэ были взяты, сопротивлявшиеся жестоко истреблены, а всё население острова принуждено к крещению и обложено тяжёлыми повинностями. Папская курия со своей стороны обратилась с воззванием ко всем русским, нагло требуя от них оказания помощи... епископу Ливонии; курия поспешила организовать в 1224 г. дерптское епископство, что не помешало, впрочем, новому епископу в том же году признать себя вассалом соперничавшего с папой германского императора, который взял под свою «защиту» всех «вновь обращённых» в Ливонии, Эстонии, Самбии, Пруссии, Семигаллии. По возвращении легата из Ливонии папа Гонорий III в 1227 г. обратился «ко всем королям Руссии», склоняя их подчиниться своей власти и прекратить борьбу с немецкими захватчиками, а в противном случае, угрожая вторжением; «твёрдо соблюдая мир с христианами Ливонии и Эстонии, — писал папа, — не препятствуйте успехам веры христианской, чтобы не подвергнуться гневу божьему и апостольского престола, который легко может, когда пожелает, покарать вас...»

Итак, всем русским княжествам, их независимости, русской культуре угрожала смертельная опасность. С одной стороны, на востоке татаро-монголы подготавливали новый удар, с другой стороны, с запада Русь теснили крестоносцы, которых поддерживали Германия, папская курия, Дания, Швеция.

В то же время в юго-западной Галицко-Волынской Руси продолжалась напряжённая борьба с постоянными вторжениями венгерских королей и польских князей, которые стремились подчинить и поделить между собой галицко-волынские земли; за спиной Венгрии и Польши, освящая их войну с русскими «схизматиками», стояла та же папская курия, жаждавшая взвалить новое ярмо на плечи русского народа, отнять у него земли, разорить его «десятиной» в пользу церкви, уничтожить самобытную культуру Руси и русский язык насильственно заменить латинским. Грозные годы переживала русская земля, и опасность усиливалась тем, что далеко не все князья и правители на Руси сознавали нависшую над родиной угрозу.

При таких условиях князь Ярослав Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, в 1226 г. по приглашению бояр в третий раз занял новгородский стол. Он прибыл в город вместе со своими малолетними сыновьями Фёдором и Александром. И на этот раз князь, пользуясь тем, что ему удалось осуществить успешные походы против литовцев (1226) и против еми (1227, 1228), принял меры к усилению своей власти в Новгороде. Он добился отставки новгородского архиепископа Антония, заменив его своим ставленником Арсением; нарушая договор, он рассылал своих судей по Новгородской земле, т. е. укреплял свой аппарат власти.

В 1228 г. Ярослав Всеволодович решил предпринять крупное наступление на немецких крестоносцев. Он привёл свои полки из Переяславля и властно заявил боярскому совету: «хочю ити на Ригу». Шатры княжеских полков раскинулись под Новгородом, а часть войск стала на постой в самом городе. Новгородские бояре со своей стороны решили использовать поход как средство избавиться от энергичного князя.

Псковское же боярство пошло ещё дальше. Уже в 1227 г. оно фактически порвало отношения с Ярославом. Когда же князь вздумал посетить Псков, то местные бояре, не без содействия новгородских, распустили слух, что он «везеть оковы, хотя ковати вяцьшее (т. е. знатные) мужи», и, затворив город, не впустили Ярослава.

Узнав о подготовке похода на Ригу, эти бояре официально порвали с Новгородом и вновь заключили договор с Ригой, по которому даже предусматривалась рижско-псковская взаимопомощь в случае осложнений между Псковом и Новгородом. Псковские бояре прямо заявили немцам: «то вы, а то новгородьци, а нам не надобе, но оже пойдуть на нас (новгородцы), то вы нам помозите». Рижские правители с готовностью ответили согласием, а гарантии «союза» получили у псковских бояр 40 мужей в залог.

Тогда же псковские изменники, предав русские интересы, самовольно «уступили» немецким захватчикам «права» на земли эстов, лэттов и ливов, а княжескому послу, который требовал участия Пскова в походе на немцев и выдачи политических главарей, ответили отказом.

Пытаясь оправдать эту измену, псковские бояре и купцы ссылались на то, что предыдущие походы на немецких крестоносцев не были удачны, не привели к миру и что псковская земля и торговля вследствие этого терпели ущерб. Таким образом, отсутствие твёрдой власти в Новгороде, отсутствие чёткой военно-политической программы в прибалтийском вопросе ослабило позиции Руси не только в прибалтийских землях, но и усилило противокняжескую оппозицию в среде городского боярства и купечества.

Воспользовавшись отказом псковских бояр, новгородские правители в свою очередь заявили князю: «мы бес своей братья, бес Пльсковиц не имаем ся на Ригу». Князь Ярослав долго спорил с боярами, «нудив» их, но не решался выступать один, имея позади враждебное боярство; наконец, он отправил полки свои домой, и поход был отменён.

Между тем псковские правители, предав русские национальные интересы, поспешили расправиться с теми, кто стоял за союз с Ярославом Всеволодовичем; бояре-правители «выгнаша [их] ис Пльскова [со словами]: «пойдите, по князь своемь, нам есте не братья». Так распря псковских и новгородских феодально-боярских правителей с великокняжеской властью подрывала военно-политическую мощь Руси.

В сложившихся условиях сидеть без войска в Новгороде не имело смысла, и князь Ярослав уехал в Переяславль, оставив в Новгороде своих сыновей — Фёдора и Александра — под охраной боярина Фёдора Даниловича и тиуна Якима. Можно полагать, что пребывание одиннадцатилетнего Александра Ярославича в эти годы в Новгороде должно было оставить определённые впечатления в его сознании, тем более что дальнейшие события были достаточно яркими.

После отъезда князя новгородское боярство сумело использовать крупное выступление новгородских масс; оно «воздвиже» новгородскую «простую чадь» и разгромило княжеских сторонников: архиепископ Арсений был выгнан в «шию», как сказано в летописи. Во главе боярского совета вновь встал владыка Антоний, а при нём два мужа-соправителя — Якун Моисеевич и Микифор щитник. Вооружённые бояре прямо с веча устроили разгром двора тысяцкого (т. е. начальника новгородских войск) Вячеслава и его брата. Был разграблен двор Андрея, стольника при прежнем архиепископе, а также дворы старост Давида Софийского и Душильца Липеньского, последний едва успел бежать в Переяславль. И «бысть мятеж в городе велик». — заключает летописец.

Поставив нового тысяцкого Бориса Негочевича и подтвердив свою независимость от князя, бояре послали к нему послов с предложением вернуться в Новгород «на всей воле» боярской. Но эти условия не устраивали князя, и по его указанию однажды ночью боярин Фёдор Данилович вместе с княжескими детьми бежал из Новгорода в Переяславль.

Порвав с владимирским князем, бояре решили пригласить князя черниговского Михаила Всеволодовича; несмотря на противодействия Ярослава и смоленского князя, Михаил в следующем 1229 г. всё же прибыл в Новгород и принял власть «на всей воли новгородьстей».

Напряжённые общественные отношения в Новгороде принуждали князя принять какие-то срочные меры для успокоения масс. Видя массовое бегство крестьянства и городской бедноты из-под власти новгородских бояр, он распорядился, чтобы крестьяне, бежавшие из пределов республики, в случае возвращения освобождались на пять лет от «даней» в пользу бояр, но с другой стороны, он вновь запретил тем крестьянам, которые остались на месте, отказываться от уплаты дани: «а сим повеле, кто где живеть», так платить дань, «како уставили передний князи». Это сочетание вынужденных льгот с угрозами по адресу волновавшегося крестьянства, конечно, имело целью упрочить власть боярства.

Затем бояре и князь постарались ещё более обезвредить сторонников Ярослава. С них были взысканы крупные суммы денег на строительство новгородского моста. Был «избран» новый посадник Внезд Водовик и новый владыка — Спиридон, так как прежний архиепископ Антоний не мог выполнять своих обязанностей; от всего пережитого он, «онеме и ничтоже глаголя», удалился в монастырь. Итак, за короткий срок, вторично, на этот раз с помощью черниговского князя, новгородское боярство сделало попытку уйти из-под влияния владимиро-суздальских князей.

Но это ему не удавалось уже потому, что князь Ярослав занял и продолжал удерживать Волок и некоторые другие новгородские земли. Сам черниговский князь в 1230 г. ушёл из Новгорода на юг, куда его призывали местные дела, а в Новгороде оставил своего сына Ростислава. Уход Михаила и продолжающаяся торговая блокада, которая совпала с неурожаем, не замедлили сказаться на политической жизни города и республики. Оживились сторонники Ярослава, в частности, сын бывшего ставленника суздальцев Твердислава Степан Твердиславич организовал выступление против посадника Водовика. В ответ посадник погромил дворы сторонников Степана Твердиславича, из которых некоторые были убиты, а другие бежали. Тем не менее летопись отметила растерянность среди бояр-правителей.

В 1230 г. в Новгороде произошёл новый переворот. Под руководством Степана Твердиславича городская и сельская беднота была поднята на разгром имений черниговской партии бояр; разорению подверглись «двор и сёла» посадника Внезда Водовика, его брата, тысяцкого Бориса Негочевича и др. Все они бежали в Чернигов. Посадником стал Степан Твердиславич, тысяцким — Микита Петрилович, разграбленное имущество своих противников они в демагогических целях поделили среди жителей Новгорода по сотням, городским и областным.

В город был приглашён в четвёртый раз князь Ярослав, тогда же и псковские бояре приняли княжеского наместника Вячеслава Гориславича. Правда, вскоре же Ярославу пришлось уехать в Переяславль, где собирался княжеский съезд по вопросу о владимиро-черниговском конфликте из-за Новгорода, но он вновь оставил в Новгороде своих сыновей Фёдора и Александра.

Кроме того, князь поспешил освободить своих сторонников от оплаты строительства новгородского моста. Он издал специальный «Устав о мостах», по которому денежные взносы на строительство были разверстаны по улицам и сотням города и по сотням Новгородской земли среди горожан и смердов. Под угрозой Владимиро-Суздальского войска черниговский князь отступился от претензий на Новгород.

Между тем в Новгороде свирепствовал голод, потому что в тот год по всей Руси был неурожай. Бояре и купцы спекулировали зерном.

Страшные дни стояли в городе, когда «сусед суседу не уломляше хлеба», когда дети городской бедноты умирали с голоду и «бяше туга и печаль, на уличи скорбь друг с другом, дома тоска, зряще [на] детий плачюще [прося] хлеба, а другая уми-раюша»; бедняки продавали богатым своих детей в рабство. Дело доходило до того, что «простая чадь (т. е. простой народ) резаху люди живыя и ядаху», а другие, доведённые до отчаяния, «почаша добрых (т. е. богатых) людий домы зажигати, где чаюче рожь, и тако разграбливахуть имение их». Только в 1231 г., когда в Новгород прибыли корабли с зерном, положение изменилось. В 1232 г. в Новгород возвратился князь Ярослав.

За время его отсутствия большая группа бояр из антисуздальской партии — бывший тысяцкий Борис Негочевич, сын бывшего посадника Пётр Водовикович и другие проникли в город Псков, где встали у власти, арестовав княжеского «мужа» Вячеслава Гориславича. В Новгороде тоже имели место отдельные антикняжеские выступления. Прибывший князь блокировал торговлю Пскова, арестовал псковичей, бывших в Новгороде, и принудил псковские власти, во-первых, изгнать Бориса Негочевича и бывших с ним; во-вторых, принять княжеского наместника князя Георгия Мстиславича, сына Мстислава Удалого. Характерно, что враждебные князю бояре-изгнанники ушли за рубеж, к немцам в Оденпэ. Пользуясь удобным моментом, немецкие крестоносцы начали нападения на собственно русскую землю.

В следующем 1233 г. бояре-изменники, или, как их именует летопись, «Борисову чадь», соединившись с немцами и привлекши на свою сторону князя-изменника Ярослава (сын псковского князя Владимира Мстиславича), напали на новгородский город Изборск. Однако псковичи захватили их здесь в плен и передали князю Ярославу. Так феодально-боярская оппозиция в Новгороде смыкалась с силами немецких захватчиков. Требовались срочные меры. Они и были приняты князем Ярославом.

В 1234 г. он привёл «полкы своя» и двинул их вместе с новгородскими силами в поход на Юрьев. Русское войско подошло к городу и начало разорять окрестности. Немцы выступили из Юрьева и Оденпэ и, столкнувшись с русскими дозорами, сражались с ними до подхода основных русских сил. Русские опрокинули немецкое войско, убили «лучьших немець (т. е. рыцарей) неколико» и загнали их на реку Эмбах; как рассказывает летописец «ту обломишася [лёд] и истопе их много, а инии язвени вобегоша» в Юрьев, а другие — в Оденпэ. В тот поход русские войска «много попустошиша земле их и обилие потратиша». После этого похода немцы «поклонишася» Ярославу Всеволодовичу, и он «взя с ними мир на вьсей правде своей». Успешный русский поход 1234 г. на несколько лет упрочил русско-немецкую границу.

Походы русских войск должны были способствовать сохранению прав Новгорода или Пскова на сбор дани в Толове, Лэттигаллии и в отдельных землях эстов, но немецкая оккупация части этих территорий, по-видимому, сохранялась. Ярослав Всеволодович княжил в Новгороде до 1236 г., когда он, оставив Новгород, вмешался в борьбу черниговских, смоленских и Волынских князей за Киев и сам стал князем киевским. Уходя в 1236 г. в Киев, он «в Новегороде посадил сына своего Олександра»; так семнадцатилетний Александр Ярославич стал князем новгородским.

В это время немецкие рыцари получили тяжёлый удар со стороны литовцев.

В течение первой трети XIII в. Новгороду, Пскову и охранявшим их князьям приходилось не раз иметь дело с нападениями литовцев. До 40-х годов XIII в. это были грабительские набеги мелких князьков, искавших добычи; последние, как говорили тогда на Руси, «татем (воровски) воевахуть». Но позднее, с укреплением великокняжеской власти в Литве, особенно же после татаро-монгольского нашествия на Русь, — овладение Полоцком, Смоленском и Витебском стало одной из задач государственной политики великого княжества Литовского. Древнелитовское относительно единое раннефеодальное государство сложилось при Миндовге, который, имея опору в русских землях и большой дружине, силой подчинял местных князей (нальшанских, жмудских и др.), обеспечивая феодализирующейся знати власть над народом и одновременно возглавляя борьбу литовских племён против крестоносцев.

В рассматриваемое же время, однако, гораздо чаще можно было наблюдать совместные русско-литовские действия, направленные против вторжения немецких захватчиков. Немецкие крестоносцы, продвигаясь по восточной Прибалтике, в то же время стремились обосноваться и на литовских землях, встречая, правда, почти всегда суровый отпор. Крестоносцы понимали, что они не могут считать свои позиции в Прибалтике прочными, пока Литва свободна и независима.

Поэтому, достигнув в основном своих целей в землях ливов и эстов немецкие феодалы начали подготовку к походу на Литву. Пробный набег магистра Волквина на литовскую землю был успешным: немцы угнали две с половиной тысячи лошадей. В 1236 г. в Ригу прибыло много крестоносцев, и был организован большой поход на Литву, окончившийся, однако, полным поражением. Немецкие захватчики в битве под Шавлями (Шауляй) были разбиты наголову. В этой битве были уничтожены магистр Волквин, предводитель крестоносцев из северной Германии Газельдорф и свыше сорока других крупных рыцарей. О разгроме свидетельствует и тот факт, что из 200 псковичей, отправленных псковскими боярами в помощь «союзной» Риге, лишь «кождо десятый придоша в домы своя». Успеху боя способствовал переход семигалльских войск на сторону литовцев.

Шауляйская битва — важная веха в борьбе литовского народа и всех народов восточной Прибалтики против немецкого вторжения. В результате этого поражения немцы к западу от Двины оказались отброшенными едва ли не к границам 1208 г., а литовский великий князь Миндовг восстановил своё влияние в Куронии и Семигаллии.

Это крупное поражение побудило немцев объединить все свои силы. Ещё в начале XIII в. участились набеги литовских князей на соседние польские земли — Хельминскую область, Мазовию и Куявию, и польский (мазовецкий) князь Конрад, стремясь обезопасить свои владения от их набегов, допустил роковой политический просчёт: он отказался от союза с русскими волынскими князьями, поддерживавшими дружбу с Литвой, и пригласил на помощь против Литвы и Руси немецких рыцарей Тевтонского ордена.

Этот духовно-рыцарский орден был основан немцами-крестоносцами в 1198 г. в Палестине, где они сражались в составе армии крестоносцев против мусульман. Предвидя, однако, печальный исход этой ближневосточной авантюры правителей феодальной Европы, «доблестные» рыцари, предводимые магистром Германом фон Зальца, постепенно перенесли центр своей деятельности на европейский континент.

Тевтоны обзавелись землями в Германии и Силезии, а затем при содействии папы Гонория III, по приглашению венгерского короля, обосновались в Семиградье, посулив королю нести охрану его восточных границ от половцев. Однако венгерский король, убедившись вскоре, что крестоносцев больше интересует венгерская земля, чем войны с кочевниками, выслал их в 20-х годах из страны, отказавшись от услуг сомнительных наёмников.

Вскоре после этого Конрад Мазовецкий и обратился к магистру Герману, предлагая его ордену поселиться на Висле и воевать против Литвы с тем условием, что ордену отойдут земли, отнятые у литовцев. Герман Зальца ловко воспользовался удобным случаем: он немедленно добился утверждения папой и императором «пожалования» князя Конрада и стал действовать в Хельминской земле и в земле пруссов самостоятельно, на правах имперского князя. Так обосновались на польской земле ее злейшие враги — немецкие крестоносцы. Их орден, в отличие от действовавшего на Двине Ливонского ордена, назывался Прусским, или Тевтонским. В 1230 г. Зальца послал в Хельминскую область отряд орденских рыцарей во главе с ландмейстером Германом Балка, и началось кровавое завоевание земли пруссов, завоевание, длившееся более полустолетия.

«Для обремененного долгами голодного немецкого рыцарства, — писал Маркс, — это занятие было гораздо более удобным, чем опротивевшее ему дело в святой земле; немецкие горожане присоединялись к рыцарству, так как им было разрешено «основывать» свободные города; так же и «свободное крестьянство», которому была предложена собственность на сносных условиях.

«Рыцари» неистовствуют, как испанцы в Мексике и Перу; пруссы храбро сопротивляются, но все более и более изнемогают».2 Следовательно, крестоносцы сумели обеспечить себя достаточным притоком людских пополнений из Германии; кроме того, они широко использовали разногласия в среде славянских и литовских правителей.

В 1231—1232 гг. на Висле были сооружены опорные пункты крестоносцев — замки Торн (Торунь) и Кульм (Хельмно); в 1233 г. был построен замок Мариенвердер, закрепивший захват земли пруссов ниже по Висле. В том же 1233 г. папская курия объявила крестовый поход в помощь тевтонам. Пользуясь своей властью, — курия сумела привлечь к походу князей польских и тесно связанных с ними князей поморских. Пруссы были разбиты на реке Сигруне. Эта победа обеспечила крестоносцам продвижение к Фришгафу и по его побережью — до реки Прегель. Здесь были построены крепости Эльбинг, Бальга, Крейцбург и др. К началу 40-х годов крестоносцы обосновались довольно прочно на побережье южной и западной Пруссии.

В конце 30-х годов Конрад Мазовецкий попытался использовать тевтонов и для борьбы с галицко-волынскими князьями, которые по-прежнему сохраняли союз с Литвой и имели устойчивые позиции также в земле ятвягов. Мазовецкий князь направил на Волынь отряд рыцарей во главе с магистром Бруно; он «пожаловал» рыцарям русский город Дорогичин, которым сам не владел.

Однако волынский князь Даниил Романович решительно пресек попытку тевтонов продвинуться на юго-восток, в русские земли. По словам волынского летописца, он заявил: «не лепо есть держати нашее отчины крижевникомь (т. е. крестоносцам) тепличем (т. е. храмовникам) ...и поидоша на не в силе тяжьце» и «приаста град (Дорогичин)... а старейшину их Броуна яша и вои изоимаша».

Это произошло в марте 1237 г.

Итак, немецкое вторжение в Восточную Европу охватывало всю Прибалтику, Литву, угрожало северо-западной и даже юго-западной Руси. Конечно, такие операций немецких Ливонского и Прусского орденов были возможны только потому, что они получали непрерывную и всё возрастающую поддержку крупнейших политических сил тогдашней Западной Европы — империи и папства.

Поражения, нанесённые немецким крестоносцам на Эмбахе (1234), при Шавлях (1236), в Дорогичине (1237), не остановили немецких феодалов для продолжения захватнических войн; для подготовки к вторжению в собственно Русь и великое княжество Литовское требовалось объединение сил агрессоров, в частности, Ливонского и Прусского орденов.

В результате длительных переговоров, при деятельном участии папской курии, объединение было достигнуто, о чём папа возвестил буллой от 12 мая 1237 г. После объединения магистр Ливонского ордена стал подчинённым ландмейстером ордена Тевтонского.

Наступление на Русь потребовало также объединения сил немецких и датских крестоносных феодалов. С помощью папской курии в 1238 г. было заключено немецко-датское соглашение в Стенби, по которому, в частности, определялись немецкие и датские владения в Эстонии.

Из Германии и Дании прибывали свежие пополнения в Ригу и Ревель. Готовилось новое наступление на Русь, само существование которой порождало постоянную тревогу у крестоносных грабителей, обосновавшихся на её границах.

Исторические судьбы Руси сложились так, что именно в эти годы русской земле был нанесён второй страшный удар с востока, со стороны татаро-монголов.

Примечания

1. Патереллы — самострелы.

2. Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. V, стр. 342.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика