Александр Невский
 

на правах рекламы

Приблизительная стоимость строительства недорогого дома под ключ по проекту «С-021.. . Сложно представить более привлекательный одноэтажный дом из кирпича, чем наш проект «С-021 Лайнер». Опытные специалисты нашей компании сделали все возможное, чтобы выполнять комплексное строительство дома по этому проекту от фундамента до крыши, тем самым освобождая заказчика от необходимости контроля и участия в процессе. Выбирая «С-021 Лайнер» от нашей компании «СтройТехПроект», вы получаете готовый дом, в который можно заселиться уже на следующий день.

Глава I. Drang nach Osten

У Истоков

Это далеко не простой вопрос — что представляла собой Европа к началу XIII века. Чем жила, во что верила и, наконец, к чему стремилась та самая «цивилизация», к которой попытался присоединиться, надеясь на ее защиту и помощь, князь Даниил Романович Галицкий, но с которой не пожелал вступить в политический союз князь Александр Ярославич Невский?

Как известно, в II—V столетиях могучая некогда Римская империя распалась. Увы, пораженная, прежде всего, духовно-идеологическим кризисом, она не смогла выдержать натиска варваров. Ее не спас своими мудрыми реформами император Диоклетиан. Не спас ее и Константин Великий, перенесший столицу Империи из дряхлеющего старого Рима в «Рим новый» — Константинополь, основанный им в 325 г. у берегов Босфора, на месте древнего греческого поселения Византии. Именно этому «новому Риму», столице Восточной части империи (Византии), суждено будет еще восемь веков хранить высокие державные и культурные традиции Древнего Рима, пока не придет час принять эти традиции Риму Третьему — Москве. Тогда как Западная (собственно европейская) часть империи уже к VI в. полностью раздробится на множество полудиких варварских королевств, постоянно воюющих между собой.

Так что действительно довольно справедливо отмечал один из знаменитых философов: в наследство от погибшего античного мира Европа получила лишь несколько полуразрушенных городов и Христианство. К исходу первого тысячелетия нашей эры эта новая религия уже охватила своим влиянием почти все ее земли. Рим и Греция — два крупнейших региональных центра этой новоформирующейся и пока еще канонически единой религиозно-церковной структуры — вели проповедь Евангелия, каждый на своей территории, почти не соприкасаясь и не вступая в конфликт. Граница между ними проходила в основном по Балтийскому морю, р. Висле, Карпатам. Западная (римская) церковь включила в круг своего подчинения все романские и германские народности, а из славян — их западную группу: хорватов, чехов, поляков. Восточная (греческая) церковь несла Слово Божье славянам южным — болгарам, сербам и славянам восточным — русским. Между этими огромными (особенно для того времени) пространствами оставалась сравнительно небольшая область земель, еще не тронутая христианизацией. А именно земель, лежащих к востоку от берегов Балтики, между низовьями Вислы и Финским заливом. Они были заняты литовско-латышскими племенами, а также финским племенем эстов. И так случится, что племена эти еще в течение двух столетий, вплоть до 1200 г., будут оставаться языческими. Приостановка христианской проповеди на этой небольшой полосе земли во многом объяснялась ее отдаленностью и почти полным отсутствием там дорог, торговых путей. С суши Восточная Прибалтика была совсем недоступна из-за непроходимых лесов. Что же касается самого Балтийского моря, то оно служило пока только для случайных пиратских нападений скандинавских викингов.

Но, очерчивая сию краткую схему распространения и постепенного утверждения христианства в Европе в качестве господствующей религии, нам необходимо не упустить главного обстоятельства этого очень сложного исторического процесса. А конкретно то, что если на Востоке христианская церковь изначально формировалась именно на принципе соборности, т.е. свободного, равноправного единения многих христианских митрополий, и соответственно решения всех наиболее важных вопросов вероисповедания и церковной жизни только путем совместного обсуждения на Вселенских соборах, то Западная (римская) церковь этот принцип с самого начала отвергла. Отвергла, претендуя исключительно на свое собственное главенство во всем христианском мире.

Эти претензии базировались в первую очередь на предвзятом использовании евангельских строк об апостоле Петре, которому Христос сказал: «ты, Петр, и на камне сем (по-гречески Petros — petra — скала, камень) я создам церковь мою, и ворота адовы ее не одолеют». Однако вскоре к этому добавилась и откровенная фальшивка «Константинова дара» — так называемой официальной грамоты, согласно которой император Константин Великий в знак благодарности «за наставление в истинной вере» и «исцеление от проказы» якобы передал римскому епископу — папе Сильвестру I — верховную власть над Западной частью Римской империи1. Так что, отмечает исследователь Б.Я. Рамм, уже в выступлениях Льва I (440—461) папа прямо объявляется «наместником» апостола Петра на земле и создаются догматические обоснования примата римского первосвященника над главами остальных христианских церквей. Причем, указывает тот же историк, с самого начала эти догматы стали подкрепляться такими весьма значительными реальными факторами, как приобретаемая римским духовенством земельная собственность2. Западно-римская церковь быстро превращалась в богатейшего землевладельца, и именно на этом крепло ее не только духовное, но и светское могущество.

Могущество, которое в очень скором времени дало возможность римским первосвященникам посягнуть на саму концепцию власти. Ибо если на Востоке, в Византии (т.е. в Восточной части Римской империи), сам император являлся наместником Христа, а тем самым и главой всей христианской церкви (в том числе и римской епархии), то на Западе... На Западе уже с конца V века началась усиленная разработка идеи всемирной власти римского епископа. Например, папа Геласий I (492—496) заявлял, что «величие пап выше, чем величие государей, так как папы освящают государей, но сами не могут быть освящены ими»3.

Таким образом, теократические притязания римских понтификов, их стремление избавиться от любого подчинения светской власти, и в первую очередь власти константинопольского императора, становились все более ощутимыми. Так же, как все более явственной становилась политическая и духовная разобщенность между Восточной и Западной частями когда-то единой Империи. В реальной повседневной жизни это находило выражение, например, в том, что зимой элементарное почтовое сообщение между Римом и Константинополем почти прекращалось. Так что хотя римский епископ формально еще по-прежнему продолжал оставаться подданным константинопольского императора, но даже утверждение вновь избранного папы подолгу задерживалось. (Скажем, после выборов Целестина (422—432) прошло целых полтора года, пока Константинополь утвердил его избрание.) Наконец, стремительно забывался раннесредневековым Западом сам греческий язык — его место занимала грубая латынь. И ни религиозные, ни философские учения Малой Азии уже не доходили до Рима, захлестываемого волнами нашествий варварских племен.

Особенно жаждал освободиться от подчинения Константинополю папа Григорий I (590—604). «С этой целью, — отмечает историк, — он подстрекал антиохийского и александрийского епископов к сопротивлению распоряжениям константинопольского патриарха». Доказывая, что титул «вселенский» присвоен столичным патриархом незаконно, папа требовал от императора удалить из церкви этот «безбожный и гордый титул». В то же время он заявлял, что может существовать лишь титул «верховного епископа», на который законно претендует лишь один римский епископ, являющийся главой всей церкви в качестве прямого преемника апостола Петра4.

Иными словами, при Григории I папство уже открыто вступило в борьбу за собственное верховенство. Точно так же, как открыто был отвергнут папством существовавший в Византии высокий принцип именно равноправного взаимодействия церковной и светской властей. То единое в Духе взаимодействие императора и патриарха, которое получило глубокое философское определение «симфонии»... Но Запад, повторим, отверг пример Византии. И, пишет историк, «подобно отдельным светским феодалам, дравшимся между собою за власть, за богатство, за первенство, папство подрывает могущество светской власти и с ожесточением ополчается именно против равноправия двух сил, духовной и светской, которому не должно быть места там, где провозглашена «христианская республика», поглощающая, разумеется, государство. Ссылаясь на сочинения бл. Августина, Григорий I в обращении к императору говорил, что «земная власть служит небесной», что христианское государство должно быть прототипом идеального царства божьего (civitas dei). Изгнание из «божественного мирового порядка» «двуглавого чудовища» подчинение всего христианского мира принципу единства только под эгидой Рима становятся со времен Григория I главной задачей папства»5.

Это все обостряющееся противоборство с Константинополем не остановила даже угроза захвата Рима лангобардами. Ненависть к Византии была столь велика, что папы считали за лучшее идти на переговоры с варварами, нежели просить военную помощь у императора. Так, Григорий II и Григорий III предпочли прямо откупиться, отправить очень крупные денежные суммы лангобардскому королю Лиутпранду (712—744) и даже уступить ему часть своей территории. Более того, за спиной Константинополя начались тайные дипломатические переговоры между Римом и Павией, лангобардской столицей. Но когда стало ясно, что плодами побед Рима над византийскими силами в Италии может воспользоваться лангобардский король, то папа снова вступил в переговоры с Византией. Причем эти переговоры умышленно затягивались, ибо, пишет историк, Рим «мечтал о том, чтобы создать какую-либо третью силу, которую можно было бы поочередно направлять то на Византию, то на лангобардов, тем самым сохраняя свою собственную независимость». И «такой силой, — подчеркивает С.Г. Лозинский, — казалась папству франкская монархия»6. Окончательный политический разрыв Рима с Константинополем произошел в момент, когда папа Стефан III (752—757) сам отправился за Альпы, к франкскому королю Пиппину Короткому (741—768). Отправился просить у него помощи одновременно и от лангобардов, и от византийских императорских войск...

Стефан III не ошибся в своих расчетах на этого правителя-узурпатора7. Общим советом франкской аристократии в Керси на Уазе действительно было принято решение защитить «дело святого Петра и святой римской республики». Король Пиппин обещал своим войскам щедрые награды за участие в войне с лангобардами, и в 754 г. франки одержали победу. Одновременно папа, стремясь закрепить сей удачный союз, венчал Пиппина королевской короной изапретил франкам на будущие времена под страхом отлучения от церкви выбирать королей из какой-либо другой семьи помимо той, «которая была возведена (на трон) божественным благочестием и посвящена по предстательству святых апостолов руками их наместника, суверенного первосвященника».

Отныне Пиппин был провозглашен «божьим избранником». И в ответ на это франкский король в 756 г. торжественно передал Стефану III отвоеванные у лангобардов земли. Территорию весьма значительную. В ее состав входили равенский экзархат (включавший в те времена также Венецию и Истрию), Пентаполис с пятью приморскими городами (ныне Анкона, Римини, Пезаро, Фано и Сенегалья), а также Парма, Реджио и Мантуя, герцогства Сполето и Беневент и, наконец, остров Корсика. Что касается Рима и его области, то он не был в руках лангобардов, не был, следовательно, отвоеван у них Пиппином, не мог быть «подарен» папе, а принадлежал империи. Тем не менее «Пиппинов дар» включал и Рим, который и стал теперь столицей нового Папского государства...

Понятно, что сей щедрый «дар» имел своеобразный характер. Фактически, указывает историк, «Пиппин давал то, что принадлежало не ему, а Византии: ведь Римская провинция со столицей не была завоевана ни лангобардами, ни франкским королем и продолжала формально оставаться по-прежнему во власти Константинополя. И если Пиппин давал то, что принадлежало другому, то папа получал то, чего брать вообще не имел права. Будучи подданным византийского императора и утвержденным им в качестве римского епископа, папа, отправившись к франкскому королю под предлогом защиты императорских интересов, на деле совершил прямую измену по отношению к своему государю и вступил на тот же грабительский путь, по которому шел Пиппин»8.

Так путем открытого предательства было создано Папское государство (или, как говорят иначе, Папская область). Так римский понтифик стал теперь уже не только церковным владыкой, но и светским государем. А вскоре этот политический разрыв между Римом и Константинополем довершится и великим Расколом Церкви — опять-таки по вине Запада. Дело произойдет следующим образом. Папа Лев IX потребует у императора, чтобы под его власть были отданы все южноитальянские земли, принадлежавшие дотоле Византии. И, как свидетельствует историк, византийский император Константин IV Мономах был готов на уступки. Но властным притязаниям папы воспрепятствовал патриарх Михаил Керулларий, в знак протеста закрывший в Константинополе все латинские храмы. Кроме того, в 1054 г. он не пожелал вступить в переговоры с присланными папой послами, которые вели себя вызывающе резко. И тогда латинский посол Гумберт 16 июня 1054 г. прямо во время богослужения в соборе Св. Софии Константинополя (главном храме Византии) положил на алтарный престол грамоту с папским проклятием патриарха9. Михаил немедленно созвал собор, ответствуя папе также анафемой. Так ранее канонически единое, живое древо Церкви разделилось на две ветви10, и одна из этих ветвей — Западная — стала злейшим врагом своей Восточной (как елейно принято выражаться в католической богословской литературе) «церкви-сестры»...

Однако вернемся в Европу начала второго тысячелетия по Р.Х. Теперь, цепко пользуясь ее крайней феодальной раздробленностью, римский первосвященник, сам присвоив себе титул «духовного главы всего мира», стремительно начнет распространять свою юрисдикцию уже на всю Италию, Испанию, Францию, Германию, Северную Африку, выступая, как подчеркивает исследователь, «не только в качестве главы церкви по вопросам ее организации и управления, но и в качестве верховной светской власти, «именем бога» диктующей свои решения»11.

Фактически это была попытка создания новой, всемирной «Христианской империи», единственным главой которой стал бы именно папа римский, как высший духовный сюзерен над всеми прочими светскими государями. Так, например, уже папа Николай I (858—867) открыто заявлял о своих правах участвовать в учреждении любой епархии, в любой стране, вторгаясь в установившиеся порядки феодального землевладения. Папа же Иоанн VIII в грамоте к императору Карлу Лысому прямо написал, что получением императорской короны тот обязан исключительно ему одному. И церковный собор в Павии подтвердил это заявление...12

Особенную роль Западно-римская церковь стала играть именно около 1000 года. Тяжелые военные бедствия, мор и голод, обрушившиеся тогда на Европу, вызывали в народе веру в близкую кончину мира. И, пользуясь этими апокалипсическими настроениями, римское духовенство выступало с требованиями, чтобы люди приготовились к грядущему Страшному суду. Чтобы примирились, оставив взаимную злобу и вражду. Под влиянием этих проповедей начали собирать даже съезды духовных и светских лиц, на которых принимались торжественные обязательства соблюдать «Божий мир» (pax Dei). Принимались также решения «не посягать на церковь и монахов», «не грабить крестьян и купцов», заключались договоры о «вечном мире». Участники этих договоров давали клятву избегать войн и вооруженной силой останавливать тех, кто станет провоцировать междоусобицы. В 989 г. синод, собравшийся в Пуату, на западе Франции, постановил, что нарушители мира будут подлежать отлучению от церкви и вечному проклятию. Впервые подобное «Божье перемирие» (treuga Dei) было заключено в 1040 г. на синоде в Аквитании. Там решили приостанавливать военные действия каждую неделю, с вечера четверга и до понедельника, т.е., в те дни, которые посвящены памяти о страданиях и воскресении Спасителя, «так, чтобы всякий в эту пору без страха перед врагами своими, под охраной божьего мира, мог спокойно совершать свои дела», В Бургундии, на синоде в Монтре, к аквитанскому постановлению было добавлено, что войны также должны прекращаться на несколько дней для празднования Рождества и Пасхи.

Но, разумеется, это «миротворчество» было лишь внешним или, как сказали бы теперь, чисто пропагандистским, направленным на повышение авторитета Римской церкви. Реально она действовала совсем иначе. Например, папа Николай II (1059—1061), с подачи своего главного советника Гильдебранда, чтобы укрепить могущество «святейшего римского престола», заключил союз с... французскими норманнами. То есть с теми самыми воинственными скандинавскими викингами, которые своими разбойными набегами наводили ужас на всю тогдашнюю Европу. Которые, в IX веке осев на берегах Южной Франции, переняли местные обычаи и веру, но полностью сохранили свою прежнюю неуемную страсть к далеким грабительским походам. Время от времени большими воинскими дружинами отправлялись они также на поклонение Гробу Господню в Палестину. Их промежуточной остановкой в этом направлении были прибрежные города Южной Италии. Еще в 1015 г. отряд норманнских рыцарей, возвращаясь из Иерусалима, отстоял от нападения сарацин южноитальянский город Палермо. Эта благословенно теплая и богатая земля привлекла их возможностью обильной, разнообразной добычи, и они стали возвращаться туда вновь и вновь. Пользуясь там постоянными усобицами между лангобардскими баронами, а также ненавистью местного населения к господству византийцев, норманны укрепляли собственное влияние в этой стране. Обосновавшись в замках, которые были выстроены на торговых путях и близ приморских пристаней, они принялись вытеснять греков и подчинять лангобардов. Особенно отличилась на этом поприще семья (12 сыновей) небогатого норманнского рыцаря Танкреда Отвиля. Старший из них, Гильом Железная Рука, захватил город Мельфи и провозгласил себя графом Апулии. Но всех братьев превзошел своей жестокостью Роберт, прозванный Гвискаром (лукавым). О его циничной хитрости ходили легенды. Однажды он даже, чтобы проникнуть в укрепленный город, притворился умершим, в его лагере поднялся громкий плач и стенания, его товарищи униженно стали просить горожан пропустить их с телом в городскую церковь, дабы совершить отпевание. Но едва гроб внесли, из него выскочил Гискар, раздал мечи, спрятанные под покровом, и принудил жителей сдаться.

Вот с таким «благородным воином» не устыдился заключить союз римский понтифик. Более того, ссылаясь на пресловутый «Константинов дар», на «древнее право» папы распоряжаться всей Италией, Николай II уступил норманнам завоеванную ими землю и признал вышеупомянутого Роберта Гвискара герцогом Апулии и Калабрии. В ответ норманны принесли папе вассальную присягу и обязались помогать Римской церкви «против всякого ее врага». Это было тем более важно для Рима как раз тогда, когда только что (1054 г.) произошел его окончательный разрыв с Константинополем и Раскол Церкви.

Но подлинный характер «святейшего римского престола» и подлинные цели его договора с норманнами проявятся уже совсем скоро — в завоевании Англии. Ибо, как указывает историк, если раньше Римская церковь проповедовала мир, представляя себя как главную его хранительницу, то «теперь она, для поддержания собственного авторитета, заключила союз с пришлой вооруженной силой и освятила, таким образом, завоевания, совершенные этой силой». Иными словами, «провозвестники мира сами завели себе воинство и объявили законной войну во имя интересов церкви. Норманны стали ее любимыми сынами...»13

Итак, это тоже очень важно заметить нашему читателю: именно под покровительством Римской церкви совершили французские норманны еще одно, наиболее масштабное свое завоевание. Надо сказать, момент для этого был выбран весьма удачно. Еще в X ст. власть над туманным Альбионом отчасти захватили датчане. Там постоянно шла борьба между ними и представителями прежней англосаксонской королевской династии, что делало Англию практически беззащитной перед норманнским вторжением. Кроме того, английская церковь постепенно отдалилась, вышла из подчинения Риму, и теперь римские политики надеялись при помощи норманнов восстановить над ней свой контроль. В 1066 г. папа Александр II (1061—1073) в качестве благословения прислал герцогу Вильгельму Нормандскому специально освященное знамя для похода на Англию. Переправившееся через Ла-Манш войско Вильгельма было встречено близ Гастингса войсками короля Гарольда, выступившего на сей раз в союзе с датчанами. Но это английскому королю уже не помогло. Главную силу норманнов составляла конница; рыцари были в шлемах и кольчугах, напирали длинными тяжелыми копьями. Противник же Вильгельма Гарольд выставил одних лишь пеших воинов; между ними только датская гвардия была в броне, англосаксы же — просто в шерстяных кафтанах, с секирами в руках. Некоторое время Гарольд держался в окопах, но, когда его выманили в чистое поле, норманнская конница раздавила его войска, а он сам был убит.

После этой битвы при Сенлаке королем Англии был провозглашен Вильгельм Нормандский, принявший гордое прозвание Завоеватель, и действительно, до конца дней своих оставался именно жестоким Завоевателем. Все попытки восстания он беспощадно подавлял. А чтобы господствовать над Лондоном, выстроил в середине города на берегу Темзы и поныне знаменитую своей ощетинившейся мрачностью крепость — Тауэр. Вся земля королевства была объявлена собственностью короля; значительную часть ее он оставил себе в качестве домена (коронного владения), часть отдал своим вассалам, и, наконец, огромные земельные пожалования получила церковь в лице епископов, капитулов, монастырей. Да, Вильгельм навсегда запомнил «пастырское благословение», присланное в 1066 г. ему из Рима...

И все же наиболее знаменитым идеологом и исполнителем властных притязаний римских понтификов стал сменивший Александра II папа Григорий VII (Гильдебранд). Еще до момента своего избрания (1073 г.), в течение 20 лет руководя внешней политикой Римской церкви, как советник трех подряд предыдущих пап, он развил необычайно активную деятельность. Он учил, что «светская власть — от дьявола, духовная же — от Бога», а потому, чтобы изгнать дьявола и внести божественные начала в управление людьми, необходимо всю светскую власть подчинить духовной, всех государей — папе. И в соответствии с этим учением, отмечает историк, тогда не было короля в Европе, к которому Григорий VII не обратился бы с предложением стать под покровительство «святейшего престола» и принести вассальную присягу папе, подобно тому как сделали норманнские завоеватели. Точно так же, как ни в одной стране не упустил он случая потребовать взноса в пользу Римской церкви — так называемого «денария св. Петра»14. Вот какую характеристику дает ему известный исследователь Средневековья Р.Ю. Виппер: «малый ростом, некрасивый, со слабым голосом, Григорий VII поражал своей необузданной воинственной энергией. Речь его была резкая и бурная; вместо «гнева Божьего» он говорил «ярость Господня»; он любил сравнивать орудия церкви с мечами и копьями. Был момент, когда он собирался лично встать во главе рыцарского ополчения и идти против неверных на освобождение Иерусалима. В терпении он видел не добродетель, а зло. Он низко ценил людей, сильные мира сего, государи и сеньоры, по его мнению, лишь соперничают в том, чтобы погубить церковь. Но на земле должна торжествовать справедливость, и во имя нее нет пощады и сострадания. «Святой Петр, государь и властитель, первый после Бога, сломит своей железной силой все, что станет ему на дороге», — говорил Григорий. Главное основание мировой справедливости, считал неистовый понтифик, — безграничное господство Рима и папы; смиренными поездками в Рим должны все светские государи выказывать полную преданность ему. Церковные соборы — лишь свидетели деяний папы. Престол св. Петра может уничтожить силу любой присяги. Церковь — неизмеримо выше светской власти. Нижайший представитель церкви выше могущественного государя. Папа — верховный правитель на свете, императоры и короли обязаны беспрекословно повиноваться ему как верные вассалы. Ибо только папа решает, кто истинный, законный государь; отлучаемый же им от церкви король — не король более; как пепел и солому развеет папа его силу по ветру...»15. «Придите, святейшие и блаженные Петр и Павел, — восклицал Григорий VII, — дабы весь мир мог узнать и понять, что если вы можете вязать и решать на небе, то вы также можете делать это и на земле, сообразно с заслугами каждого человека, давать и отнимать империи, королевства, княжества, маркизаты, герцогства, графства и все, чем могут владеть люди»16.

Таким образом, подчеркивает историк, именно со времен понтификата Григория VII (1073—1085) «начинается эпоха властной папской монархии, опирающейся на подчиненных чиновников-монахов и на собственные денежные средства. Во главе этого своеобразного государства в течение двух с лишним последующих веков (1073—1305) становятся даровитые, честолюбивые, беспощадные люди, крупные умы и характеры — Урбан II, Александр III, Иннокентий III, Григорий IX, Иннокентий IV, возобновляющие память о могущественных римских императорах (древности). Папы торжествуют не раз, опираясь на феодальное раздробление европейских государств...»17. Как метко выразился немецкий историк В. Норден, римские понтифики стали «цезарями в первосвященнических рясах»18. Мировое господство, власть — вот что окончательно сделалось их главной и единственной целью.

Эта необычайно возвысившаяся власть Римской церкви над всем средневековым обществом с наибольшей наглядностью даст о себе знать в организации общеевропейских Крестовых походов сначала против «неверных», за отвоевание Гроба Господня в Палестину, на Ближний Восток, а затем и на Восток Европы — против славян. Причем, подчеркивает историк, «существенной, составной частью этой программы было стремление папства ликвидировать самостоятельность восточной, Греко-православной церкви»19.

Несколько выше упоминалось, что уже Григорий VII собирался лично встать во главе рыцарского ополчения и идти против неверных. Он же был и первым непосредственным автором плана общекатолического завоевательного похода на Восток. Как пишет исследователь, «ближайшая цель его состояла в том, чтобы, поставив греческую церковь под начало апостольского престола, проложить дорогу к подчинению папскому престолу и самой Византийской империи. Это значительно расширило бы материальные ресурсы Римско-католической церкви и облегчило бы папству осуществление его универсалистской программы на Западе, особенно в отношении «Священной Римской империи»20.

Для проведения в жизнь этих широких экспансионистских замыслов папство воспользовалось переменами в международной обстановке, которые произошли к началу 70-х годов XI столетия и крайне тяжело отразились на положении Византии. Дело было в том, что к этому времени наследница Римской империи на Востоке уже давно утратила многие из своих прежних владений. Отныне территориальную основу Византийской империи составляли Балканы и Малая Азия. Но и эти владения Византии становились все более уязвимыми и непрочными. В то же время крупные византийские города еще играли важную роль в средиземноморской торговле. (В особенности это касалось ее столицы — богатейшего Константинополя.) В середине XI века владения Византии начали тревожить тюркские кочевники — печенеги, захватившие тогда огромное степное пространство на юге Восточной Европы — от северных берегов Нижнего Дуная до Днепра и далее, к востоку от него. С 1048 года печенежские ханы стали совершать частые набеги на византийскую территорию: так же как это происходило на Руси, печенеги опустошали земли Болгарии, Македонии, Фракии, доходили до Адрианополя и угрожали самому Константинополю21. Когда же в начале 50-х годов эта опасность миновала, — Византии удалось отвоевать пределы Фракии и Македонии от печенегов, — их сменили нашествия уже других степных кочевников — половцев.

Однако еще более грозным и разрушительным оказался для Византии натиск тюркских кочевых племен, явившихся с востока, из Средней Азии. Это были турки-сельджуки. В 40-х годах они овладели южнокаспийскими областями, Западным и Центральным Ираном, а в 1055 году, покорив Месопотамию, заняли Багдад — столицу некогда могущественного халифата Аббасидов. Завоевания сельджуков на этом не кончились. В правление султана Алп-Арслана (1063—1072) сельджуки вторглись в Армению, большая часть которой находилась тогда под властью Византии. Они воевали с Грузией и во все большем количестве проникали непосредственно в византийские провинции Малой Азии — Каппадокию и во Фригию22. В Византии началась паника. Военная опасность со стороны сельджуков дала перевес в междоусобном противостоянии феодальных группировок малоазиатским динатам — «военной партии». Корону императора захватил выдающийся военачальник Роман IV Диоген (1068—1071). Он попытался остановить наступление сельджуков23. Но, к сожалению, в этот критический для Византийской империи момент ее феодальная элита не посчиталась с общегосударственными интересами и нуждами. При императорском дворе возник заговор. Разведка специально сообщала ложные сведения о неприятеле. Командиры войска были деморализованы, дисциплина среди солдат подорвана. В 1071 году в битве с сельджуками при Маназкерте — севернее озера Ван в Армении — византийские войска потерпели страшное поражение. Император Роман IV попал в плен. А тем временем на престоле в Константинополе немедленно утвердился ставленник столичной знати — Михаил VII Дука. Византийцы отказались даже внести выкуп за плененного императора. Он был отпущен Алп-Арсланом на слово, но по возвращении Романа IV в Византию приближенные нового венценосца схватили его и, ослепив, по византийскому обычаю, заточили в крепость24.

Это катастрофическое поражение «имело важное значение не для одной Византии, но и для всего христианского мира. Для сельджуков теперь открывался свободный путь к Мраморному морю и Босфору, они могли без особых затруднений осадить Константинополь»25. Империя потеряла свои богатейшие малоазиатские провинции; ей удалось удержать за собой лишь немногие прибрежные города на западе полуострова. Как писал позднее историк, из окон императорского дворца в Константинополе теперь можно было видеть на востоке горы, которые уже не принадлежали империи. Таким образом, одна часть Византии оказалась захваченной сельджуками, другая же находилась в состоянии полнейшей анархии, кризиса власти. Феодальная знать то и дело поднимала мятежи против Константинополя, выдвигая своих ставленников на императорский престол, а государство в целом безудержно дробилось на мелкие, полусамостоятельные феодальные владения.

Всеми этими трагическими для Византии обстоятельствами и поспешил воспользоваться римский понтифик Григорий VII для того, чтобы заставить целиком подчиниться греческую империю и Церковь власти Рима. «Обессиленная в борьбе с сельджуками, ослабленная изнутри, Византия, — пишет исследователь, — казалась ему легкой добычей»26.

Прежде всего святейший отец использовал средства скрытого дипломатического давления. В 1073 году он вступил в переговоры с Михаилом VII Дукой о том, чтобы «возобновить древнее, богом установленное согласие между Римской и Константинопольской церквями». Тем самым, подчеркивает исследователь, папа хотел навязать Византии церковную унию на условиях полного подчинения греческой Церкви Риму. Однако непомерные требования Григория, выдвинутые им во время переговоров, натолкнулись на оппозицию в Константинополе. Вот тогда-то у папы и возникла мысль добиться своих целей вооруженной силой. Он задумал организовать военный поход в сторону Византии, скрыв свои истинные цели под лозунгами защиты христианской веры и помощи грекам против мусульман-сельджуков»27. (Подчеркнуто нами. — Авт.) Именно это как нельзя ярко свидетельствует, что «благочестивые цели» замышляемого «похода на Восток» изначально служили только идеологическим прикрытием для жестко-экспансионистской политики католического Рима. Что не «спасти восточное христианство», а прежде всего, именно «вернуть Греческую церковь «в лоно» Римской, иначе говоря — овладеть богатствами Греко-православной церкви, расширить сферу влияния католицизма за счет Византии, насильственным путем включив ее в орбиту папского воздействия — таковы были планы Григория VII»28.

Понтифик спешил. Уже буквально лишь несколько месяцев спустя после начала переговоров с византийским императором он обратится с посланием к графу Гийому I Бургундскому, затем к немецкому императору Генриху IV (своему будущему заклятому врагу), к маркграфине Матильде Тосканской, наконец, «ко всем верным святого Петра» — с призывом принять участие в задуманной им войне на Востоке. С потрясающим лицемерием папа будет звать «выручить» восточную церковь из беды и не поскупится на обещания небесного воздаяния тем, кто даст согласие воевать с «неверными». «Бейтесь смело, — увещевал свою паству «духовный лидер» (как сказали бы теперь) Западной «цивилизации», — чтобы снискать в небесах славу, которая превзойдет все ваши ожидания. Вам представляется случай малым трудом приобрести вечное блаженство». И очень возможно, полагают исследователи, что призыв этот был услышан, так как сам папа в конце 1074 года уверял императора Генриха IV, что ему удалось уже собрать армию свыше 50 тысяч человек итальянцев и французов29.

Понятно, что Григорий VII придавал задуманному им походу чрезвычайное значение. В своих письмах он не уставал повторять, что лично желает встать во главе войска западных христиан и «отправиться за море», чтобы «спасти братьев по вере», «христиан-греков». Мечтал, впрочем, папа не только об «освобождении» Константинополя. Если, указывает историк, опять же судить по письмам понтифика к императору Генриху IV, мечтал он также и о том, чтобы выступить «вооруженной рукой против врага Господа и под собственным его (Бога) водительством дойти до Гроба Господня», т.е. до Иерусалима. «Такой проект, — пишет тот же исследователь, — должен был встретить благосклонное отношение у рыцарства и в крестьянской массе Запада среди тех слоев, которые, с санкции папства, уже до этого выступали под религиозным флагом против арабов в Испании. «Я верю, — писал папа Матильде Тосканской, — что в этом нам окажут содействие многие рыцари»30.

Только, подчеркивает историк, неотложные дела на Западе (конкретно — противостояние с Генрихом IV) все же надолго отвлекли его от Византии, так и не позволив осуществить ее захват, хотя Григорий еще не раз порывался к этому. Например, Рим немедленно попытался воспользоваться обстановкой междуцарствия, когда после свержения императора Михаила Дуки Византию вновь охватила ожесточенная политическая борьба. Папа благословил на войну против итальянских владений империи уже известного читателю Роберта Гвискара и, кроме того, призвал католическое духовенство Южной Италии поддержать его наступление, обещая за это прощение всех грехов. Уже в 1081 году норманны вторглись на Балканский полуостров, захватили морскую крепость Диррахий (в Эпире, Албания) и проникли в глубь страны31. Причем жителей каждого из захваченных населенных пунктов норманны заставляли принимать католицизм.

«Но надо отметить, что новый византийский император Алексей I Комнин (1081—1118) как мог сопротивлялся этой агрессии. Он пустил в ход все средства — и оружие, и хитроумную византийскую дипломатию, — пишет историк. — В частности, император заручился поддержкой врага папы Генриха IV, и немецкие войска вступили в Италию. В это же время Византия использовала помощь Венецианской Республики, испытывавшей опасения за свою торговлю в Адриатике, поскольку ее пути то и дело перерезали норманны. Наконец, не обошлось и без подкупов среди самого норманнского войска, особенно в Италии. Из-за угрозы нападения немцев с тыла, Роберт Гвискар прекратил свой поход. После его смерти в 1085 году земли, захваченные норманнами на Балканах, острова и гавани на Адриатике были отвоеваны Византией с помощью венецианского флота. Правда, венецианцы потребовали большого вознаграждения: им были предоставлены огромные привилегии — беспошлинная торговля во всех городах Византии, свобода от контроля таможенных чиновников в греческих портах, и вдобавок к этому — жалованье венецианскому дожу от византийской казны»32.

«Благочестивое» дело Григория VII суждено было с успехом продолжить его не менее известному преемнику — папе Урбану II (1042—1099), в миру — Одону де Лажери, французу по происхождению. «Умный, красноречивый, осторожный, он примирился с западными монархами, создал огромный авторитет папству и продолжал борьбу только с императором Генрихом IV. Именно папа Урбан II стал отцом-вдохновителем Первого крестового похода, после того как произнес на Клермонском церковном соборе 1095 года свою знаменитую речь, в которой призвал поддержать византийского императора Алексея I Комнина и освободить Константинополь»33.

И снова, разумеется, как всегда было свойственно Римской церкви, в этом «предприятии» она учитывала не только духовный, но и материальный интерес. Ее беспокоил не столько вопрос о «защите христиан» от нападений «неверных», сколько покорение новой паствы, приобретение новых земель. Это было тем более существенно, что тогда Европа, пишет историк, буквально «кишела мелкими князьками, вассальными рыцарями, которые теряли почву под ногами ввиду усиления крупных феодалов, захватывавших их земельные владения. Бывшие ранее почти самостоятельными хозяевами, мелкие феодалы мечтали о возвращении утраченных владений, своей независимости и рады были добыть их, хотя бы и на далеком Востоке. Эти разорившиеся и терявшие свободу люди охотно откликнулись на зов папы римского идти воевать ради «спасения христианства» от ислама. За рыцарями готовы были потянуться и крестьяне, терпевшие от неимоверной эксплуатации, усугублявшейся к тому же бесконечными феодальными междоусобицами. Наконец, самое важное, крестоносцы, владевшие землей, отдавали свои «осиротевшие» имения «под опеку» церкви вплоть до «благополучного возвращения из похода», и эта «временная» отдача приобрела тем более широкий размах, что уходившие в поход феодалы в противном случае рисковали увидеть свои участки захваченными более крупными землевладельцами, остававшимися в Европе. Отдать церкви — означало при таких обстоятельствах защитить «осиротелую» землю от рук соперника с надеждой получить ее обратно при возвращении с войны. Таким образом, церковь за годы Крестовых походов накопила колоссальные земельные богатства, которые фактически остались в ее руках, так как крестоносцы редко возвращались благополучно обратно. Мало того, даже возвращавшиеся далеко не всегда могли вступить во владение своими участками, так как за время их отсутствия эти участки в качестве выморочных полностью переходили во владение церкви»34.

Таковы, подчеркивает исследователь, были основные причины, вызвавшие Крестовые походы, главным организатором коих выступила Римская церковь. Возглавляя это «богоугодное движение», папство рассчитывало еще раз воочию доказать, что политическое главенство и реальная власть над всей Западной Европой принадлежит именно римскому понтифику, а не германскому императору, с коим папы пребывали тогда в жесткой многолетней ссоре, и даже отлучили от церкви императора Генриха IV35.

Непосредственным же толчком к организации Первого похода явилось следующее. В конце XI столетия одновременно с Малой Азией турки-сельджуки стали быстро завоевывать Сирию и Палестину. В 1071 году ими был захвачен Иерусалим, до этого находившийся под властью арабского халифата Фатимидов (окончательно сельджуки утвердились там к концу 70-х годов). В связи с этим историк С.Г. Лозинский пишет, что, пока Палестина оставалась во власти арабов, склонных к веротерпимости, с христианских пилигримов, отправлявшихся на поклонение Иерусалимским святыням, взималась только небольшая подать. Но как только в 1084 г. власть над Землей обетованной захватили турки-мусульмане, пробиваться к Гробу Господню европейцам стало значительно сложней, начались нападения и побоища. Дошло до того, что в порядке самозащиты богомольцы стали собираться в группы сотнями, а то и тысячами человек и появлялись у стен Иерусалима теперь уже только хорошо вооруженными отрядами. Вот этим и воспользовался в 1095 г. папа Урбан И, официально объявляя о созыве Первого крестового похода во имя освобождения Святой земли36.

Вместе с тем здесь необходимо сказать, что другой исследователь, М.А. Заборов, высказывал по этому поводу несколько иное мнение. Так, он писал, что уже много веков после непосредственного начала крестоносного движения, западные хронисты «измыслили различные легенды о гонениях сельджуков на христиан в восточных странах, о поругании «язычниками» христианских святынь, преследованиях паломников, направлявшихся в Иерусалим. Историки последующих столетий подхватили эти легенды, разукрасили их всевозможными подробностями. В результате получилось так, что на протяжении девяти с лишним столетий многочисленные авторы «историй» Крестовых походов один за другим твердили, что именно сельджукское завоевание Ближнего Востока послужило причиной или, по крайней мере, непосредственной причиной «вооруженного паломничества» к Иерусалиму, предпринятого Западом с конца XI века: сельджуки-де создали угрозу для христианства, и это потребовало военного вмешательства благочестивых католиков, предводительствуемых папством. Подобные представления о причинах Крестовых походов распространены и поныне...»37.

И с этим жестким замечанием трудно не согласиться. Ибо на протяжении предшествующего изложения внимательный читатель, думается, уже хорошо мог убедиться, что было главным в политике Римской церкви, какие широчайшие захватнически-экспансионистские замыслы ставила она перед собой, неизменно подчиняя этим замыслам каждый свой политический шаг. Так же случилось и с организацией Первого общекатолического крестового похода. Благочестивая идея «защиты христианства» от притеснений «неверных» во многом изначально была лишь фикцией, чисто внешним прикрытием потаенно-агрессивных целей Ватикана в отношении Византии и всего Ближнего Востока. Это подтверждают, указывает тот же автор, и новейшие исторические исследования. Завоевавшим Сирию и Палестину сельджукам (как и их предшественникам — арабам) вовсе не была свойственна фанатическая религиозная нетерпимость. Положение христианского населения, подпавшего под власть тюркских завоевателей, в религиозном отношении не изменилось к худшему. По отношению к иноверцам сельджуки проводили лояльную политику, установившуюся еще во времена арабского господства. Захваченная в 1084 году Антиохия оставалась резиденцией православного патриарха. Другому православному патриарху было разрешено жить в Иерусалиме. Никаких серьезных стеснений непосредственно в делах веры сельджуки не чинили. Касательно же западных паломников, то они по-прежнему могли беспрепятственно посещать Иерусалим, не подвергаясь оскорблениям со стороны сельджуков. С них только взимали определенную мзду за посещение Святого города. Но, однако, точно так же, указывает исследователь, и в Константинополе пилигримы должны были платить налог византийским властям. Следовательно, в этом тоже невозможно усматривать признак религиозной нетерпимости сельджуков. Таким образом, рассказы хронистов о «страданиях христиан» на Ближнем Востоке — «все в значительной мере досужие выдумки более поздних западных писателей. Они умышленно сеяли слухи о всякого рода злодеяниях сельджуков против христиан, делая это в чисто политических целях — для того, чтобы рассказами об угрозе христианским святыням со стороны «неверных» содействовать притоку новых кон-тингентов с Запада»38.

Итак, пользуясь быстро развивающимся военным наступлением сельджуков, папа Урбан II не только воскресил план похода на Восток под предлогом защиты христианства, но и значительно дополнил, расширил захватнический замысел своего предшественника Григория VII, разработал его детально. Отныне нуждающейся в «защите» Запада объявлялась уже не только Византия, но и все Восточное Средиземноморье. Иными словами, все эти земли должны были стать объектом эксплуатации Римско-католической церкви39. Момент для реализации этого плана Урбан выбрал весьма выгодный.

Против власти Византии восстали подчиненные ей земли Болгарии. Почти одновременно с этим во Фракию снова вторглась печенежская орда. В 1088 году печенеги нанесли императору Алексею Комнину тяжелейшее поражение при Силистре, разорили крупные византийские города Адрианополь и Филиппополь, подступили к стенам столицы. Наконец, в этот же момент непосредственная угроза Константинополю надвинулась и с другой стороны — со стороны сельджуков. Эмир Чаха, захватив много островов в Эгейском море, послал к Константинополю свой флот и, кроме того, начал переговоры с печенегами. Был выработан план совместного наступления. Таким образом, древняя столица Восточно-Римской империи действительно оказалась в огненном кольце40. Вот именно в этот наиболее критический для Византии момент, писала позднее дочь императора Алексея Комнина, Анна Комнина, крупнейший византийский историк, когда дела империи «как на море, так и на суше были в слишком худом положении, тем более что жестокая зима 1090/1091 г. заперла все выходы так, что от сугробов снега нельзя было даже отворить дверей из домов»41, папство, как и полтора десятка лет назад, при Григории VII, снова предприняло попытку оказать нажим на православных греков, прикрываясь елейными фразами о «братской помощи». Послы Урбана II, прибывшие в Константинополь в 1088 году, сделали Алексею I заявление о том, что в Византии якобы принуждали католиков осуществлять богослужение по греко-православному обряду.

Как поступил в этой сложной ситуации византийский император? Есть свидетельства, что он ответил папе благосклонно и даже согласился на уступку Риму — в частности, был определен срок созыва в Константинополе церковного собора, на котором предполагалось урегулировать спорные догматические и обрядовые разногласия между православной и католической церквями. Начались прямые переговоры об унии. Наконец, император обратился с посланиями к государям Европы, в которых содержалась просьба о военной помощи Византии (но подлинники посланий не сохранились, и это не исключает вероятность их подделки, фальсификации на Западе)42. Однако дальнейшие события зримо показали, что все перечисленные выше уступки византийской стороны были лишь видимостью. Лишь вынужденным и временным отступлением... Исследователь отмечает: «притязания (римской) курии на абсолютное верховенство в объединенной церкви давно были известны в Константинополе. (А потому), ведя переговоры с Римом об унии и соблазняя западных феодалов надеждами на грабеж восточных стран, византийское правительство принимало и другие, более верные меры для прорыва сельджукско-печенежского окружения. Против печенегов были брошены новые союзники Византии — половцы»43.

Уже весной 1091 года с печенежской ордой было покончено. Флот эмира Чахи не успел подойти ей на помощь. А чуть позднее и сам Чаха потерпел жестокий разгром от византийских войск. Так, «действуя то военной силой, то интригами и подкупом, — пишет историк, — Алексей I, в конце концов, избавился от страшной опасности, грозившей Константинополю. Византия сумела вернуть под свою власть ряд прибрежных пунктов в Мраморном море, острова Хиос, Самос, Лесбос. Сельджуки были потеснены. Теперь не для чего было заигрывать и с Римом. Переговоры об унии оказались безрезультатными. К досаде Урбана II Византия практически не пошла на уступки курии. Намечавшийся собор так и не состоялся...»44.

Однако послания с просьбой о помощи, вынужденно написанные императором Алексеем, уже были «запущены в оборот», точно так же, как был запущен в действие и план организации общеевропейского Крестового похода на Восток, отказываться от которого папа вовсе не собирался. «Он учел воинственные настроения феодальных владетелей на Западе и постарался извлечь из них максимальную выгоду для католической церкви. Стечение обстоятельств предоставляло, казалось, удобный случай осуществить с помощью рыцарства давние замыслы папства, сделать важный шаг на пути к созданию «мировой» теократической монархии»45.

Примечания

1. Отдавая власть над Западом папе, Константин будто бы указывал, — цитирует текст «грамоты» исследователь С.Г. Лозинский, — что «несправедливо, чтобы земной император имел власть там, где небесный император учредил господство главы христианской религии». См. Лозинский С.Г. История папства. М., 1986. Стр. 56—57.

2. Рамм Б.Я. Папство и Русь. М., 1959. Стр. 10.

3. Там же.

4. Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 47.

5. Там же. Стр. 49.

6. Там же. Стр. 53—54.

7. Еще в 751 году майордом Пиппин, будучи командующим королевскими войсками, сверг (лишив власти и отправив в монастырь) Хильдериха, последнего короля из династии Меровингов. Сам Пиппин Короткий благодаря этой узурпации стал основателем новой династии — Каролингов.

8. Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 55—56.

9. См. Гетте В. Папство как причина разделения церквей, или Рим в своих сношениях с Восточной церковью. Перевод с франц. К. Истомина. Харьков, 1895. См. также: Сюзюмов М.Я. «Разделение церквей» в 1054 г. // Вопросы истории, 1956, № 8. Стр. 44.

10. С 1054 г. каждая из этих ветвей считала себя единственно правильной католической (т.е. вселенской) и ортодоксальной (правоверной, православной), а другую — еретической и отщепенческой. В просторечии за ними утвердились два названия: для первой — католическая, для второй — православная. Но подлинная апостольская преемственность, чистота христианского вероучения сохранена и сохраняется только в православии.

11. Рамм Б.Я. Указ. соч. Стр. 14.

12. Там же.

13. Виппер Р.Ю. История Средних веков. М., 1947. Стр. 188. Кстати, даже известнейший английский историк Арнольд Тойнби не может не признать в связи с этим: произошедшее в последующие века падение авторитета Римского престола объясняется именно «принесением в жертву духа во имя меча земного». Гильдебранд (впоследствии папа Григорий VII), «выбрав силу для борьбы с силой... он направил церковь против Мира, Плоти и дьявола во имя Града Божия, который он хотел создать на Земле... (Но) когда папство поддалось (таким образом) соблазну физического насилия, тогда и остальные папские добродетели быстро превратились в пороки, ибо замена духовного меча на материальный есть главная и роковая перемена, все другие — лишь следствие...» См. Тойнби А. Указ соч. Стр. 341—342.

14. Показательны в этом отношении следующие факты деятельности папы Григория VII: упорно добиваясь полной покорности апостольскому престолу английского короля Вильгельма Завоевателя, папа писал ему: «Ты должен повиноваться мне без всяких колебаний, дабы ты мог унаследовать царство небесное». Он требовал от французского короля Филиппа I невмешательства в церковные дела. Папа, считал Григорий, своей властью волен ставить епископов во Франции. Если же король не подчинится, предостерегал он, «то французы, пораженные мечом анафемы, откажутся впредь повиноваться ему самому». Венгерскому королю Гейзе I папа заявлял, что «королевство венгерское принадлежит святому престолу». В Польше он отлучил от церкви Болеслава II. Испанию Григорий VII рассматривал как «вотчину св. Петра» (см. Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 104—105.), что еще и еще раз доказывает: Григорий (Гильдебранд) «самым серьезным образом намеревался принудить всех «христианских королей» к ленной присяге, а следовательно, и к обязательным ежегодным взносам в папскую казну». (См. Заборов М.А. Крестовые походы. М., 1956. Стр. 32—33.) И Европа в целом подчинилась этому давлению. Длительным и напряженным, — подчеркивает тот же исследователь, — оказалось столкновение папства лишь с императорами «Священной Римской империи», вылившееся в многолетний конфликт различных феодальных группировок Германии и Италии (он известен в истории под не совсем точным названием борьбы за инвеституру). Борьба эта продолжалась и при преемниках Григория VII. (См. там же.)

15. Виппер Р.Ю. Указ. соч. Стр. 191—192.

16. Цитата по кн: Лозинский С.Г. История папства. Стр. 105.

17. Виппер Р.Ю. Указ. соч. Стр. 192. Правда, именно Григорий VII (Гильдебранд) первым же и поплатился за свое мирское могущество, поддерживаемое военной силой норманнов. Когда-то, будучи еще только советником папы Николая II, Гильдебранд подал ему идею привлечь на службу Римской церкви эти разбойничьи отряды. Но сорок лет спустя, уже сам давно став папой, Гильдебранд умер в Салерно, в позорной ссылке, куда он вынужден был отправиться по одной простой причине: требуя повышения вознаграждения за свои «ратные подвиги», норманны захватили и зверски сожгли непосредственно сам Рим...

18. Norden W. Papsttum und Byzanz. Berlin, 1903. S. 56.

19. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 34.

20. Там же.

21. Васильевский В.Г. Труды. Том I. СПб., 1908. Стр. 1—174.

22. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Том III. М., 1946. Стр. 88.

23. Там же. Стр. 90, 94, 97.

24. Там же. Стр. 96.

25. Успенский Ф.И. История Крестовых походов. СПб., 2000. Стр. 18.

26. Заборов М.А. Указ. соч. Стр. 36.

27. Там же. Стр. 36—37.

28. Там же.

29. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 38.

30. Там же.

31. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Том. III. Стр. 101—103.

32. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 44—45. См. также: Соколов И. Восточная политика Венецианской плутократии в XII веке. // Ученые записки Горьковского госуниверситета. Серия История. Выпуск XVIII. Горький, 1950. Стр. 128.

33. Успенский Ф.И. История Крестовых походов. Стр. 87.

34. Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 108.

35. Там же.

36. Лозинский С.Г. Указ. соч. Стр. 107—108.

37. Заборов М.А. Указ. соч. Стр. 41.

38. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 42—43.

39. Там же. Стр. 44.

40. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Том III. М., 1946. Стр. 111, 113.

41. Комнина Анна Алексиада. СПб., 1996. Стр. 232.

42. Успенский Ф.И. История Крестовых походов. Стр. 20—22. Сохранился, например, текст послания византийского императора к Роберту Фландрскому, полного весьма привлекательных для рыцарства посулов. «Послание это, — пишет историк, — звучит как прямое приглашение рыцарям прийти пограбить Константинополь. «Мы отдаемся в ваши руки... лучше, чтобы Константинополь достался вам, чем туркам и печенегам; в нем находятся драгоценные святыни Господни; сокровища одних церквей в Константинополе достаточны для украшения всех церквей мира. Нечего говорить о той неисчислимой казне, которая скрывается в кладовых прежних императоров и знатных вельмож греческих...». Едва ли Алексей Комнин мог писать таким образом, — подчеркивает исследователь, — по-видимому, уцелевшая редакция этого письма (на латинском языке), является подделкой, позднее составленной крестоносцами для оправдания своих грабежей в византийской столице. Однако многие историки считают, что в основе латинской редакции лежит какой-то утраченный оригинал подлинного письма Алексея Комнина...» См. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 49.

43. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Том III. Стр. 140.

44. Заборов М.А. Крестовые походы. Стр. 47.

45. Там же. Стр. 49.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика